Из Министерства просвещения в Вятский детский дом сообщили, чтобы кто-либо в Фокине встретил прибывшего из Всесоюзного пионерского лагеря «Артек» воспитанника Диастинова в
восемь часов утра на автостанции. Это дело поручили Маргарите Яковлевне, воспитательнице старших мальчиков.
- Маргарита Яковлевна, нас с собой возьмите, мы Гасиму сюрприз устроим, - просит Коля Коваленко.
- Нас пятеро, все те же, плюс Гена Краев, хороший парень.
- Новенький что ли?
- Он уже не новенький, он - наш. Мы вчера письмо от Сабана получили, на днях в детдом приедет. Он тоже Ваш воспитанник.
- Ладно. Все вы мои воспитанники, мои дети. До Фокино пешком придётся идти.
- Мы на другой транспорт и не рассчитываем. Маргарита Яковлевна, мы Гасима можем встретить и без Вас.
- Мария Александровна узнает - мне задаст.
- Ха-ха! - рассмеялся подошедший к собеседникам Миша Леж- нин. - Молчок, зубы на крючок. Полундра! Кстати, директор к нам направляется.
- Маргарита Яковлевна, до Фокина пешком пойдёте. Идите, можете опоздать. Из Министерства опять звонили. Идите.
Воспитательница по площади зашагала одна. Как только директор детдома скрылась за столовой (жила рядом с деревенскими домами), ушла домой, мальчики побежали следом за своей Маргаритой Яковлевной.
- Мы сами встретим Гасима. Четыре километра по пыльной дороге? Не надо! Мы Вас когда-нибудь подводили? Мы сами! Всё будет хорошо! - клянётся Коваленко.
Небольшой автобус ровно по расписанию прибывает на Фокинскую автостанцию. Ребята спрятались в кустах у дороги. То и дело из травы высовывается кучерявая голова Гены Краева.
- Ребята, встречай Гасима Диастинова, качай его, артековца! - кричит Генка.
Гасим спокойно вышел из «пазика», огляделся - никого. Зашагал по дороге в сторону Вятского - из кустов вылезают чумазые «индейцы», в папоротниковых юбках, на голове гусиные перья. Его тут же окружили, поздравили с приездом. Рассказам о жизни в детдоме не было конца. Гасиму Коваленко вручил письмо от брата Сабана.
Вечером, после отбоя, пятёрка друзей села на брёвнышко за столовой и строила планы на август, последний летний месяц, на предстоящую спартакиаду среди детских домов республики.
- Тихо, тихо! Слышите? Моя мама идёт, и с нею наши воспитатели, её помощница тётя Фаина, ещё бухгалтер Ольга Ивановна. Куда они идут? - с интересом наблюдает Коля за происходящим по ту сторону детдомовского забора. - Слушайте мой репортаж.
- Нет, ты устал. Репортаж веду я. Слушайте меня, Мишку Лежнина. Итак, поставили стол, его накрывают. В вазу яички кладут, нас давненько яйцами не кормили. Ребята, солёненькие огурцы. Слюни текут, не остановить. Это закуска, вот и бутылка водки или вина - не разберу.
- Вино красного цвета, водка бывает белой, - глядя в щёлку, шепчет Гена, - твоя мама с ухажёром Марии Степновны угощают работников детдома. Тихо! Тост произносит Галина Фёдоровна.
- Ты уже и ухажёров наших воспитателей знаешь? - спросил Гасим.
- Полтора месяца здесь живу. Всё вижу. Вчера вечером мы с Толиком видели, как целовалась Галина Емельяновна с братом Лиды Бастраковой.
- За столом нет Галины Емельяновны, она дежурит. Заметит, что наши кровати пустуют, отбой был давно. Пошли домой! - предложил Миша. - Гена, у тебя, единственного человека, в детдоме часы есть. Скажи, сколько времени.
- Много. Пол-одиннадцатого.
Сабан Диастинов приехал! Толик, где Гасим? - обратилась Таня Сенова к Егошину, шедшему вдоль террасы к калитке, а сама растерялась. Дрогнуло трепетное сердце пятнадцатилетней девочки. - Где, спрашивают, Гасим Диастинов? К нему брат приехал. Что? Тебе трудно ответить? - Они с Колей и его пле-пле-мян-ни-ком Славой, Миш-Мишкой Лежниным пошли в Афанас-Солу к Ми-Мишке Пан-Панаеву. - Застеснялся голубоглазый парень, отчего стал заикаться, а сам не может отвести глаз от девчушки.
- Где Сабан-то?
- Тётя Даша его в столовую повела. Он изменился, подрос. Гасим обрадуется. Скоро что ли эта тройка придёт?
- Четвёрка. Слава с ними. Тётя Галя с семьёй уезжает на Украину. Племянник Коли Коваленко в детдом приехал попрощаться. Ушли с утра. К обеду должны прийти.
В детдоме Сабана встретили, как дома. Тётя Даша, как только узнала о приезде брата Гасима, друга своего сына, выбежала во двор, обняла его, как самого близкого человека.
- Сабан, родненький ты наш! Возмужал-то как! Пойдём, пойдём! Блинчиков напекла, угощу тебя со сметанкой. Ты их очень любил. Не женат?
- Нет, тётя Даша. Вы всё такая же, ничуть не постарели. Вот брата навестить приехал. Говорят: с Колей и Мишкой Лежниным куда-то ушли. Наверно, на рыбалку.
- Ой, Сабан, дома их не удержишь. Они не на рыбалке. Вроде бы ушли в Афанас-Солу, ведь с собой увели Славку, внука моего.
Сабан год назад выучился на тракториста. Теперь по направлению работает на лесоучастке с таким красивым названием Карасьяры. Яр - это, по Ожегову, крутой берег, обрыв. Глубокий, заросший овраг. Но в этих краях нет ни крутых берегов, ни больших оврагов. Правда, есть вокруг невысокие холмы, заросшие лесом. За деревней есть особенный холм, кудрявый от елей и высоких сосен, где гнездятся пернатые. Здесь нескончаемый роскошный лес, бесконечные живописные озёра с богатой дичью, рыбой. Карасьяры - это необыкновенно красивое озеро, где обитает огромное количество карасей, окуней, линей. Здесь же по водной глади мирно плавают дикие утки вместе с домашними. Вокруг озера расположились дома, построенные для лесорубов и их семей. Сабан живёт в одном их них. Ему нравятся Карасьяры, его работа. Он валит деревья, вывозит древесину.
Разговорам братьев не было конца. Никто им не мешал, не смел мешать. Сидели на той самой скамейке под акацией, где тот и другой не раз скучали, грустили или мечтали о лучшем будущем. Просидели всю короткую летнюю ночь. На этот раз глаз не сомкнула сторож тётя Анна. Села на лестницу террасы возле братьев и для Сабана на зиму стала вязать крючком шерстяные носки.
- Гасим, Сайдан служит в рядах Советской Армии под Выборгом. Как он жил один? Ему никто не помогал. Почему его, тринадцатилетнего сироту, вместе с нами не устроили в детдом? Работал он в Куяре на железной дороге, долго костыли точил, добывал себе кусок хлеба, картошку сажал. Ему иногда помогали соседи. Помнишь Хабибуллиных?
- Конечно, помню. А ты там давно не был? Дом наш на месте стоит?
- В нашем доме, говорят, кто-то живёт. Сайдан в Армии, К кому поедешь? На могилу родителей бы съездить. Гасим, через год ты уйдёшь из детдома. Учись хорошо, да тебе об этом и говорить не надо. С учёбой у тебя лады. Приезжай к нам в гости.
- Как к нам?
- Может, женюсь, - сказал и, стеснительно взглянув на брата, опустил голову, задумался.
- Кто она такая?
- Приглянулась одна. Верой зовут. Сучкорубом работает. Хорошая. Приехала из деревни Муза, с Ветлуги. Знаком с её отцом Фёдором, мать умерла. Ой, чуть не забыл: я ведь храню твою немецкую пилотку.
- Почему не выбросили? Она же фашистская.
- Тебе подарил пленный немец
- Нет, он мне бросил. Помню: откуда-то на поезде привезли немцев, вывели их на платформу, считать стали, некоторые босиком. Холодно было. Наши женщины давали им хлеба, картошки, а мужчины возмущались. Мы, ребятишки, из любопытства глазели. Видит немец: я, как и он, босиком, без головного убора, вот и бросил мне свою пилотку.
- Хороший немец! Он тебя, Гасим, просто пожалел. А потом мама эту пилотку выстирала, расшила какие-то звёздочки, эмблемы, перекрасила в чёрный цвет, погладила, и ты носил. Мы тоже с Сайданом частенько надевали. Носить-то было нечего.
- Бедно жили.
- Да, жили бедно.
И в детдоме послевоенного времени, в пятидесятые годы, воспитанники испытывали постоянное чувство голода. Часто не доедали. Иногда на ужине довольствовались тарелкой киселя и кусочком хлеба, иной раз стаканом обрата, обезжиренным молоком, которое конюх Яков привозил с Вятского молокозавода. Порой оставались без хлеба, без ужина. Летом было проще: детдомовский огород с овощами, рядом - колхозный. Рос турнепс, овощ для скотины, горох, что опустошали, как саранча. Воровали казеин. На молокозаводе соорудили небольшие длинные стеллажи, покрытые несколькими слоями марли, на них отжимали творог-казеин. Работники фермы иногда теряли покой от набегов детдомовцев. За колхозной фермой протекал чистый ручеёк. Сидят мальчишки, наслаждаются в жаркие летние дни прохладой ручейка. Лёня Иванов, Витя- Гога, два Вани ушли с тихого часа, решили прогуляться. Обед не только четвёрке, но и многим не понравился. Суп без картошки, тем более без кусочка мяса, с одной капустой, на второе - овсянка, вместо подливы - ложка подслащённой воды да компот на третье. Весь обед. После таких обедов в детдоме мало кто оставался.
К сидевшей у ручья четвёрке присоединилась другая четвёрка, четвёрка Коли Коваленко и Гасима Диастинова. Догадались, в чём дело. Не воду же пришли пить. Вода в детдомовском колодце по вкусу не уступает родниковой.
- Понятно! - спокойно, чётко произнёс Гога. - Коля, вы старше нас, погоните нас за казеином?
- Зачем? Вместе поползём.
- Кто поползёт?
- Мы с тобой, Гога. Возьмём с собой Ваню Царегородцева и Гасима Диастинова.
Подкрадывались, подползали по-пластунски к стеллажам, набивали полные карманы творогом и убегали. Вкусным казеином угощали многих. Друг с другом делились всем. Никогда малышей не обижали, подкармливали чищенным турнепсом, морковкой из соседнего огорода, конечно же, редким для детдомовца творогом. Под матрасом, под подушкой в комнатах хранились все запасы, даже печёная молодая картошка с колхозного поля. Жили единой семьёй.