Зуб скинул мешки с зерном на землю, жестом приказал Капельке сесть рядом, и спросил напрямик:
– Ты жалела Дудику, грела ночами?
– И жалела, и грела… но поверь, я его никогда не любила… нас просто обвенчали родители, и мы были обречены. Он был слабый, он не мог забить даже вепря, не то чтобы добыть мамонта. И я с ним просто прозябала бы, питалась крохами, подачками племени… Капелька помолчала с полсекунды и решительно вскинулась – а ты знаешь, Зуб, что такое счастье? Что такое настоящее счастье. Я тебе попробую объяснить, но у нас немножко разные языки… поймёшь ли ты меня?
– Попробуй – кивнул Зуб.
Он хотел как можно больше узнать об этой странной женщине, к которой привязывался всё больше, и которая – Зуб в этом был уже уверен – привыкнет к жизни его племени, выходит его малышек, а ещё… – вот уж тут у Зуба, от одной только мысли об этом, как от дикого мёда, ломило зубы – он представлял, как будет спать с ней, обнимать её, белотелую, целовать её сахарные зубы, непривычно упругую, стоймя стоящую грудь с ало-багряными сосками, и, наконец, проникнет в неё самоё… если позволят боги и он не разорвёт её узкое лоно. Этого Зуб опасался более всего.
У всех женщин его племени, как и у любимой Пикальки, были широкие плечи, дублёная смуглая кожа, не боявшаяся ни царапин хвощей, ни ударов плетей в День Наказания. А самое главное – широкие, словно бы развёрнутые к солнцу бёдра.
А Капелька… ему даже страшно было представить как он завтра поведёт её на совет Старейшин к белой, плоско распростёртой Скале, и как будет бить её, такую хрупкую. Но Обычая не отменишь. Главное, спокойно подготовить к этому, неизбежному, а еще важнее убедить старейшин и всё племя принять её к себе. Зуб, безусловно, авторитет в племени. Но и с его могучим авторитетом это проблема. Проблема… да ещё какая!..
***
Но главное сейчас выяснить, что у них за отношения с Дудикой, кто он ей, не захочет ли Капелька дружка притащить в племя также, как проникла сама? А что? Лодка-долблёнка наготове, только оттолкнись от берега. А ведь дружка его подстерегала не самая достойная участь, останься он у Других. Свирельщик? Да это же самый презренный человек, надобный лишь на Празднике. Но почему его избрала Капелька? Вот что самое важное.
– Ладно – кивнул Зуб – расскажи про счастье. Мы о таком не слыхивали. Как и о твоей… как ты сказала? Любви…
– Понимаешь, Зуб, счастье, это когда ты с частью. И я никогда не бывала счастлива. Отца задрал вепрь. Мать осталась беспомощна… и никому потом не была нужна из молодых охотников. А меня сосватали за такого же, как я, сироту, который только и умел, что свистеть в свою тростинку. Свистел, правда, хорошо. Но в нашем племени самые сочные, самые лучшие куски мяса не доставались таким, как я и Дудика. Мы ели остывшие объедки, только и всего. Я не знала счастья, Зуб. Ведь счастье, это то… это у того, кто с–частью. С самой лучшей, самой сочной, пылающей частью! Оно у того, кто сидит в центре пира!..
А может быть, с тобой у меня будет счастье? Ты же сильный! – робко спросила Капелька и с надеждой глянула в чёрные, ничего не говорящие глаза.
Зуб не спешил раскрывать все сложности нахождения её в чужом племени, объяснять ей саму чужесть и разительную непохожесть на других. Он лишь задал последний, мучавший его вопрос:
– А как же Дудика? Его убьют?
– Нет, что ты, что ты!.. Он сам меня отпустил… он плакал, не хотел отпускать, но выносить мои муки на раскалённой скале было выше его сил… он сам бы раньше умер… или зарезал себя. Я так думаю.
– А что с ним станет потом?
Капелька ответила беззаботно и почти равнодушно, и это, как ни странно, темно и сладостно обрадовало Зуба:
– Да куда они без него денутся? Он лучший певец. Праздники не отменишь, а их вон сколько…. погорюет-погорюет, да подыщет такую же, как я, сироту… глядишь, и женится ещё. А сыновья, как знать… может быть, хоть они вырастут сильными и станут Охотниками!..
Зуб молчал. С Дудикой, вроде как, решено. А вот с самой Капелькой… она, прислонясь к сильному плечу Зуба, наверно, уже решила про себя – всё хорошо, всё наладится, всё как нельзя лучше складывается... да и вот он рядом, дикий, сильный зверь, настоящий… и вон, какие взгляды на неё мечет!
Уж в этом-то она разбиралась! Так ей казалось, по крайней мере. А вот скажи ей кто-нибудь сейчас, что предстоит вынести в ближайшие дни, да и в дальнейшие, когда надо будет кривой сошкой обрабатывать делянки, отбитые Зубом у злобного соседа Урыла, гоняться за козлихами по всему стойбищу, а потом умудриться сцедить у них молоко в бычий пузырь, а потом напоить капризных девчонок-малышек… и ещё много-много чего тяжкого и неприятного придётся вынести ей. И это лишь при условии, что она примет законы племени. А самое главное, если само племя примет её.
Вот это как раз темно и горько стояло под большим и неуклюжим вопросом на сердце у Зуба. Знай всё это Капелька, она бы так нежно и ласково не прислонялась сейчас к нему. Повременила бы.
Но Капелька была счастлива. Она впервые приручала такого громадного, могучего мужчину, и дух захватывало от предчувствия приближающейся ночи…
***
Зуб ощутил всё это, все эти розовые мечтания Капельки каким-то неясным чувством, и нежно, но с силой отстранил её от себя. Он решил тут же, у реки, рассказать ей кое-что из предстоящего:
– Завтра День Наказания. Для всех женщин. И ты тоже будешь наказана.
– За что, Зуб? Я же ни в чём ещё не провинилась… кроме побега от смерти…
– Закон племени. Раз в месяц женщин публично наказывают. Плетями. Вот и всё. Не нравится – вон лодка, можешь отправляться обратно… распнут на Скале. Выбирай. Я не все ещё тебе сказал. Главное – Великаны. Они решают всё. Ты только вытерпи мои побои молча. Обещаю, бить буду не сильно, не очень бойся… но главное не это… тут Зуб смущёно отвернулся от Капельки и надолго замолчал.
– Тут, знаешь, такая штука… и я боюсь, честно… дело в том, что у меня очень большой… ну ты понимаешь… а ты такая, такая…ну, ты худенькая очень и маленькая. Хотя и понравилась мне почему-то. Сам не понимаю, почему…
В общем, если выдержишь меня в эту ночь, то и порку завтра легко выдержишь. Бить сильно не буду, я обещал. Главное, ничего не бойся. Если я взял тебя к себе, мы выдержим всё. Ты мне веришь?
Капелька опять нежно, но уже со страстью обняла Зуба:
– Я не боюсь… я ничего с тобой не боюсь, Зуб! И ты не бойся. Мне старые женщины из нашего племени рассказывали про ваших… не такие уж они Там, внизу, большие… ну, может и побольше наших, но ненамного. А для тебя, Зуб, я готова на всё!..
Зуб довольно засмеялся и стал взваливать корзины и мешки с чудесным зерном на плечи. Капелька взвалила две корзины – решила показать Зубу, что она не такая уж слабенькая, как показалась ему.
– Э, да так мы и за сегодняшний день дотащим всё. Если, конечно, не дриснешь по пути… ну, да ладно, в случае чего подмогну – широко и страшно,
страшно по-доброму ощерился Зуб.
И они пошли…