Немецкая Слобода
Выговорить отчество моего героя можно, только напрягая весь ум и лингвистические способности. Климентия зовут чаще просто Геберт. (Не зная его раньше по работе, вообще считала, что это его имя). Вообще он – Геронимусович — лично я в этом раза три запутаюсь, пока выговорю. Убедительная манера говорить – спокойно, рассудительно, с выдающим его заметным акцентом. Пытливые глаза, обезоруживающая улыбка. Такой вот он.
В далеком 1969 году его, молодого парня из алтайского колхоза, призвали в ар-мию. Местом службы был Забайкальский военный округ. В родном селе был колхоз из этнических немцев, и, положа руку на сердце, родной язык для молодого солдата был немецкий. Армия быстро научила в первую очередь русскому языку. Упорный ответственный парнишка вскоре стал сержантом и в составе небольшого воинского подразделения появился в районе села Аблатукан, на строительстве автомобильной дороги.
Сегодня Аблатуйский Бор стал всем в жизни Климентия Геберта. Срочная служба переросла в сверхсрочную. Сержант перековался в старшину, потом – в прапорщика, а затем – в старшего прапорщика, который проходил службу в должности командира роты. 20 лет прослужил он здесь, был последним командиром расформированной роты. 22 человека — узбеки, киргизы и якуты остались в роте к 1 ноября 1997 года, когда пришел приказ о её расформировании. Оставшиеся солдаты должны были дослужить в воинской части поселка Домны еще полгода. Он увез вверенных ему бойцов на станцию Домна, попрощался с ними и вернулся в осиротелую, пустую роту. Закрыл двери на замки, ушел домой. Утром по привычке пришел на работу. У штаба сидели все 22 воина, объявившие ему, что хотят дослуживать здесь, поэтому просто убежали из Домны. (И вот тут меня поразила одна деталь, которая во многом высвечивает характер бывшего ротного). Он созвонился с частью в Домне, с командующим тылом ЗАБВО и решил этот вопрос положительно — его «интернационал» остался в Военном совхозе №6, который тогда еще существовал, а не загремел в «дисбат», что тоже вполне могло случиться. С весенним приказом он лично увез всех солдат на вокзал и отправил их по домам. Потом были два года пенсии. Теперь я уже понимаю, что высидеть эти два года на месте, наверное, было самым страшным испытанием. А потом были годы работы в школе преподавателем ОБЖ.
Дух демократии коснулся и маленького поселка в сосновом бору. Сельчане, выступив с инициативной группой, «пробили» себе свое сельское управление. Раньше Аблатуйский Бор и Аблатукан были под юрисдикцией Доронинского сельского совета, у которых своих хлопот хоть отбавляй. А тут родилось своя власть. Всё бы хорошо. Но власть оказалась без здания. И целый год новоиспеченный глава руководил селом из помещения школы, работая по-прежнему преподавателем ОБЖ и практически на общественных началах — главой сельского поселения. А потом в 2005 году, когда были новые выборы, и он вновь победил, он настоял в администрации района на выделении ему здания штаба под помещение сельской администрации. С 1 января 2006 года стал получать заработную плату, как глава поселения.
Сегодня бывший штаб со ставшими родными стенами приютил под своей крышей и ФАП, и СИБИРЬТЕЛЕКОМ, и отделение связи, и хлебный магазин, игровую комнату для детей, помещение музея и парикмахерской, и собственно саму администрацию села. Старинное село Аблатукан теперь тоже ждет отсюда руководящих указаний и призывов к действию.
Непоседа — глава, не привыкший долго рассиживаться, старается, чтобы и село не загнивало, а жило. Из здания столовой переоборудовали клуб, убрав стену, когда то раз-делявшую кухню и обеденную зону. Клуб получился небольшой, но уютный: с костюмер-ной, гримерными комнатами, приличной сценой. Собрал женщин, которые любят попеть, организовать веселый праздник и говорит им: «Собирайтесь, давайте организуем свою самодеятельность. Будете ходить, куплю вам красивые концертные платья!» Женщины загорелись, стали ходить в клуб. Поехал в город, на свои деньги (!) закупил нарядной тка-ни, бус и блестящей фурнитуры на отделку. Пришлось ездить несколько раз. Районный Дом быта сшил платья для каждой, а сами певуньи вечерами расшивали платья, украшали кокошники. Подготовку костюмов проводили в тайне, рассказывает глава и улыбается, вспоминая эти дни. А потом в день Победы вышли на сцену в этих платьях. «Вы знаете, у зрителей от неожиданности, от красоты этих костюмов были слёзы», — и у самого не-прошено навернулись слезы.
И я понимаю, что творится сейчас у него в душе, и что значил этот выход группы «Россиюшка» на сцену бывшей солдатской столовой для бывшего командира роты бывшей советской армии. Разрушилось всё – и бывший клуб, и здания техчасти, один из благоустроенных в прошлом домов, и пекарня (знаменитейшие двухкилограммовые хле-ба из которой возили в подарок в другие села и в город). И ему, командиру роты,— не полковнику и не майору, а простому прапорщику — приходится держать оборону своего гарнизона, начиная где вовсе с нуля, где с расчистки завалов в уже разрушающемся шта-бе, который практически начался превращаться в отхожее место, а где и с концертного платья.
Сейчас восстанавливается готовый было к развалу двухэтажный дом — бывшая первая жилая «ласточка» военного посёлка. Ни разу не видевший ремонта дом был и без света, и без тепла, и без канализации. Снятый с баланса в ДЭУ, находящийся сейчас в правовом подчинении поселения старый дом из 16-ти квартир. Денег брать практически неоткуда. Геберт приводит грустную арифметику:— «Если все добросовестно заплатят, будет 24 тысячи. Заплатили за этот месяц 19 тысяч! А мне счет выставили 64 тысячи! Где их брать? В три раза поднять квартплату — жильцы взбунтуются, да и потянут ли. Не оплатит уголь, зарплату кочегарам, ассенизацию – значит, этих услуг потом просто не предоставят». Одновременно с домом передают ему на баланс электросети. Специалиста, который будет их обслуживать, у него нет. Значит — новая проблема. Бросить этот дом вообще? Денежная проблема уйдет, а жильцы осудят — разморозил дом, разрушил. Считают, что ему выделяют на него деньги и он ОБЯЗАН сделать в нем тепло, светло и комфортно.
Некоторые жильцы по пять лет не платили квартплату, полагая, что незачем пла-тить, раз они не получают коммунальных услуг в полном объеме. Вот такая головная боль сидит сегодня в голове у руководителя поселения и, излагая её и волнуясь, он более заметно выдаёт свой фирменный акцент, и порой даже теряет нужные русские слова, там, где обычный русский мужик крепко бы поматерился….
На сегодняшний день во вверенном командиру гарнизоне проживают три таджик-ских семьи, две азербайджанских, немцы, белорусы, украинцы, буряты и русские. Межна-циональных конфликтов в помине нет, как-то не до этого. «По-людски к людям относиться надо, с уважением и почвы для конфликта не будет», — рассуждает глава. «Остались с армии, на наших девчатах поженились», — объясняет он. А кто позже приехал и зацепил-ся за наше село — заканчивает рассказ. Вот так. Ему, алтайскому немцу, аблатуйские девчата стали уже «нашими». Хотя три брата и три сестры Геберта живут в Германии. Периодически он навещает родных, сначала удивлялся всему, поражался порядку дисциплине и трудолюбию немцев, чемоданами возил подарки, сладости. Сейчас, признаётся, везти ничего не надо — всё есть в России. Вот только порядка бы побольше, да дисциплины.
Чтоб не отрывать Геберта от дел, съездила с ним в Аблатукан, беседуя по пути. Там подводили новый электросчетчик к водокачке, старый забарахлил. Трое мужиков встали из-под стены водокачки, глава, выскочив из машины, поприветствовал их и накоротке переговорил. Потом доехали до маленького сельского домика — дома культуры. Озадачив двух работниц клуба планами на будущее и вручив им новый электросчетчик, заспешил в Аблатуйский Бор.
По пути рассказывает: «Участковый у нас в селе живет, квартира ему тут выделена. Но мы его не видим, у него несколько сел на обслуживании и он физически не успевает. Позарез, конечно нужен участковый. На дискотеку понаедут с соседних сёл, повально пьяные, до беды недалеко. Пойду помогать закрывать клуб, по времени, как полагается. Не поверите, меня приезжие пьяные «гости» просто выбрасывали из зала, за то, что я мешаю веселью. На лбу у меня не написано, что я глава, прав у меня, как у милиционера нет, пистолета или дубинки — тоже. Меня наши женщины отбирали! (Геберт сухой, жилистый, но невысок, и, несмотря на высокую должность, вышибалой на дискотеки ему бы не ходить). Но по-другому нельзя. «Дружины, говорят, организовывайте. Самое моё больное место — отсутствие участкового, какая бы это была помощь. Со спиртом стало потише. У нас торговали около 15 точек, сейчас осталось три, со своим кругом «клиентуры». Положенную по закону контрольную закупку не сделаешь, просто не продадут. Привлечь к уголовной ответственности сложно. Одна – осуждена, да не особо на нее эта мера повлияла, поторговывает втихушу
Спрашиваю о планах на дальнейшее. «К празднику готовлю село. 70 лет будет Во-енному совхозу №6— с момента первого заселения. Собрал сход, говорю: «Давайте, чтоб не с бухты-барахты, а основательно подготовимся, историю хорошенько соберем, чтобы не забыть о ком-нибудь, и не выслушивать потом упреки. Средства подсоберем. Отвечают: тебе на это деньги выделяют — ты и проводи! Опять же первыми помогут мои «ин тернациональные бригады», на них вся надежда снова. Работать буду до выборов. Если выберут еще — еще буду работать – мне жалко будет отдавать Аблатуйский Бор какому-нибудь выпивохе или проходимцу, который хочет дотянуть до пенсии в кресле главы. Если найдется крепкий мужик, конечно, передам гарнизон в добрые руки — улыбается он.
Кстати, когда я собралась ехать в Аблатуйский бор, у меня спросили: это в связи с выборами? От Единой России? Мне стало просто смешно. Честное слово, мне совершенно НИКАК, к какой партии относит себя Геберт — единоросс, справедливоросс, или ЛДПР. На мой взгляд, он из партии неравнодушных. А мне очень нравится о таких писать*****
МАСТЕР
Я люблю бывать в Арте. Село это, невзирая на постперестроечные развалы по всей России, живет обособленной жизнью леспромхозовского лесоучастка советских еще вре-мен. Наверное, потому что на его территории, как и 20, 30 и даже 55 лет назад ходит всё тот же мастер лесоучастка. Каким он и был много-много лет.
Юрий Николаевич похож на кряжистый листвяный сутунок – ростом невысок, в кости широкий, весь какой-то основательный и неторопливый. Шагает по своему участку по— хозяйски, а когда ласково трогает руками сруб будущей бани для вахтовиков, то сра-зу становится понятно – он влюблен в лес. И даже такое, ошкуренное и срубленное де-рево для него — родное и привычное, своё, как для хлебороба пшеница в руках. Улыбается Юрий Николаевич тоже размерено и скуповато, но улыбка вдруг делает его лицо беззащитным и детским.
Родом Юрий Николаевич с Александровского завода. Семья вместе с отцом пере-бралась в Улетовский район в 1945 году — отца, Николая Каргина, работника лесхоза, отправили сюда работать. Жили сначала в Черемхово, Хадакте , где были леспромхозовские участки, а потом, в 1953 году перебрались в так называемый Шебартуй вблизи п.Дровяная. Окончив 7 классов, 15-летний Юрий пошел работать коногоном на верхний склад Черемховского леспромхоза — вёл коня, который волочил бревно к месту погрузки. Позднее стал обрубщиком сучьев, потом с год проработал чекеровщиком, а в 18 лет пошел на валку леса. В 1959 году был призван в армию. К тому времени уже образовалась семья — молоденькая учительница из Сретенска стала женой леспромхозника. В армии пришлось прослужить всего год — как раз шло сокращение армии, и его, прослужившего всего год, отправили домой. Потом правда, не дослуживших положенный срок возвращали служить, но, поскольку в семье уже был ребенок, его оставили на месте.
Вернувшись в Шебартуй, Юрий снова оказался в лесу. В вечерней школе выучился на тракториста, работал на трелевочном тракторе и был мастером лесозаготовок. В 1961 году Шебартуй — 2 стал превращаться в военный городок, известный всем по названию «десятка», и местных жителей из села расселили по окрестным сёлам. Часть леспромхоз-ников уехали в Ленинское, часть в Арту. Так семья Каргиных оказалась в с. Арта, где то-же был небольшой лесоучасток. Юрий стал делать то, что уже освоил — готовить лес. До 1966 года работал трактористом – трелевочником, а в 1967 году «сосватали», как он выражается на мастера лесоучастка.
«Да мне как то всё равно, ООО это, ЛТД, «Универсал» или как по-другому. Для меня это как был лесоучасток, так и остался. Мои производственные обязанности мастера лесоучастка нисколько не изменились. Тащили тогда, когда всё разваливалось все и всё. Разволокли и леспромхозы и колхозы, и технику. Люди без работы. Говорю, давайте хоть пилораму оставим, доски пилить будем, может, как-то выживем, коллектив сохраним. Не верилось, что это происходит навсегда. Стали пилить доски. Налоговая нас к ногтю: «Не-законно! Без образования юридического лица». Обратился тогда к сыну, Анатолию – «Думай, чтоб выжить людям как-то». Так было создано это предприятие, претерпевшее к сегодняшнему дню несколько преобразований, ломок и перетурбаций, но оставшееся по сути, на сегодня единственным «градообразующим» предприятием на селе. Работают в « Универсале» свыше 60 человек. «Головой» предприятия является сын — Юрий Каргин, на нем— бумажная круговерть, заказы, расчеты, налоги и прочая нужная , но нудная ра-бота. Живет с семьей в Чите. Там и офис ООО. Рабочей «шеей» предприятия является Юрий Николаевич Каргин.
«Мои функции — заготовка леса. Отвести деляну, подвести туда дороги, организа-ция вахтового выезда, жильё там, питание, горючка. Перед лесхозом отчитаться по деля-не, по закрытию лесосеки после её отработки, учет древесины, вывозка, погрузка, раскря-жевка— всё это мои заботы. С год примерно, как у нас появился мастер по лесопилению, Алексей Просянников. С ним стало полегче. На вахту уеду, хоть об оставшейся без моего догляда базе голова не болит. На вахту езжу каждые 10 дней. Людей везет автобус — вах-товка, а я везу солярку. «Ну конечно, за рулем, на ЗИЛе — улыбается Юрий Николаевич на мой недоуменный взгляд. — Вахтовое поселение в 150 км от Арты, за Ингодой. Там у нас бывший четырехквартирный дом. Прихожка-сушилка для одежды, 7 комнат на три человека в каждой, кухня-столовая, банька рядом с домом. У людей там домашняя одежда, тапочки — после работы полноценный отдых. Электричество от солнечных батарей, уже шестой год стоят, телевизор. Сейчас вот поставили тут новый сруб, хочу им туда баньку побольше, та тесноватая. А в Арте на базе у нас комплекс лесоперерабатывающих станков, начиная от российских пилорам, (уже три года распускаем лес в две смены). Еще у нас японская пилорама. Пущена год назад, управляется одним человеком, оператором. На приемке готовой продукции один еще стоит парень. Оборудование «Термит»— 30 для производства оцилиндрованного бруса работает, так сказать, по заявкам – при необходимости обрабатывается древесина для определенного покупателя, и сразу передается ему, чтобы дерево не темнело без крыши. Есть еще станки для переработки «тонкомера» — делаем облицовочную дощечку и бруски различных размеров, два станка окромочных, потому что даже горбыль теперь надо без кромки. Этот станок летом работал даже в две смены. Есть еще один станок делать половую рейку. Зимой некоторые аппараты останав-ливаем — на мерзлом дереве современная техника начинает барахлить. Это люди тут вы-держивают, а техника иная капризная. Та же японская пилорама, например. Наша мне больше нравится. Безотказная и в ремонте простая.
Юрий Николаевич показывал мне «универсаловские» владения. Станки исправно работали, управляли ими в основном парни лет 23-30, одетые в одинаковую спецодежду.
«Спецовки выдаем всем. Все рабочие оформлены, как полагается — платим все на-логи, людям – зарплаты, больничный, отпуска— всё, что требуется по закону. Льготникам-лесозаготовителям идет льготный стаж для пенсии — рассказывает мне он. — По району столько людей работает на заготовках леса, а кто проверял — законно ли работа-ют? Если бы все законно работали, да налоги платили, то и бюджет бы пополнялся в рай-оне».
Заработные платы в «Универсале, к слову в сказать, от 15-20 тысяч на базе, и от 35-до 43 тысяч — на заготовках леса и на вывозке леса — в зависимости от заготовленных кубов. На высокую заработную плату желающие есть – даже с соседних сёл — из Шехолана 10 человек, из Ленинска один, из Аблатуйского бор трое работают, свои артинцы –тоже работают, но много и уволено. Причина увольнения — выпивка.
Деньги получат – и пить. Расстаемся сразу Просятся потом, но по иному дисциплину не удержишь. Оставить работу? Не могу сейчас. Люди мне поверили, и надо, чтоб кто-то их и дальше вёл на участке. Я пока не могу кандидатуру найти. Пробовал подготовить, но не получилось пока. Возраст? 75 скоро уж будет.