Пасха с крёстным батюшкой

Сергей  М А Р К О В
Абхазия. Пасха с крёстным батюшкой
Узнав о том, что после бегства-изгнания грузинских священников во время войны Грузии с Абхазией в начале 1990-х годов, благочинным, по существу главой абхазской церкви стал вор в законе Виссарион Сухумский, постриженный в монахи на зоне, я, конечно, в полученной информации усомнился. «Может, и не в законе, но авторитет уж точно!» - заверил священник Владимир Вигилянский, возглавляющий пресс-службу РПЦ, побывавший недавно в Абхазии. После такой рекомендации соблазн познакомиться с Виссарионом стал велик. Раздобыв через знакомых московских абхазцев номер его мобильного телефона, я позвонил. Ответил надтреснуто-сиплый голос, вызвавший в памяти Марлона Брандо в бессмертной роли дона Корлеоне в «Крёстном отце». Я объяснил, что по благословению святейшего Патриарха работаю над книгой о Церкви. Отец Виссарион сказал, что будет рад видеть меня в Сухуме на Пасху.
   В самолёте Москва-Адлер я думал, естественно, об Абхазии. Вспоминал Гагры, Гудауту, Сухуми, который ещё был не совсем мужского рода, назывался мягче, на грузинский манер, с окончанием на «и». И особенно, конечно, Пицунду. Ах, Пицунда начала 80-х! Что могло с ней сравниться, когда ещё были закрыты границы, и мы, советские граждане, не видели средиземноморских и прочих курортов! Понт Евксинский – Чёрное море, никогда не повторяющееся, ночью фосфоресцирующее, в жаркий полдень волнующе-томно  колышущееся, вечером – сиренево-изумрудно-золотистое, ажурная, искрящаяся в солнечных лучах или таинственно святящаяся в лунном свете пена, самшитовая, реликтовая пихтовая, бамбуковая рощи, всё кругом утопает в розах, органные концерты в древнем, X века храме – таккатата, фуга ре минор, сонаты и хоральные прелюдии, ужение кефали и ставридок, охота на перепёлок в серебристом рассветном тумане, лучшие в мире мандарины, инжир с дерева, тающий во рту, плантации фейхоа, умопомрачительные обнажённые красавицы со всего СССР на голом, нудистском пляже за Домом творчества кинематографистов, упоительные вечера в ресторане «Золотое руно», где за столиками можно одновременно слышать не менее дюжины языков, или на берегу, с домашним розовым или рубиновым – «изабеллой» - вином, ударяющим в ноги, но вдохновляющим, жареными на листе железа сочными мидиями, несравненным ткемали, заплывы по лунной дорожке в фосфоресцирующих тёплых мягких волнах, споры о поэзии, искусстве, дискотеки, бары, и отовсюду песни Челентано и других «итальянцев», гонки по серпантину на родных, чисто по-абхазски тюнингованных «Жигулях», шёпот, робкое дыхание… Само слово это волшебное, завораживающее, сладостно-благоухающее: Пи-цун-да… Рай земной! И почему-то песня Высоцкого «Райские яблоки» беспрерывно звучала в машине моего абхазского друга Лёвы Айбы, скрывавшегося на Пицунде под видом спасателя на причале писательского Дома творчества (где по ночам его посещали в поисках вдохновения бледные поэтессы) от преследований ОБХСС за какие-то мелкие московские торговые махинации:               
                Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем.
                Как бы так угадать, чтоб не сам, чтобы в спину ножом-м, -
                Убиенных щадят, отпевают и балуют р-раем.
                Не скажу про живых, а покойников мы бережём…
079
   В адлерском аэропорту самолёт совершил посадку по расписанию. Озадачил первый же вопрос владельца раздолбанной, того ещё, по которому я ностальгировал в полёте, времени, со следами былого тюнинга, чем-то напоминающей бедного пожилого родственника, некогда покорявшего сердца непритязательных курортниц, «семёрки»:
 - До самой границы?
- До самой, - ответил я, в недоумении пожимая плечами. – В каком смысле?
- За 400 рублей – к началу коридора, за 500 – к пролому в заборе таможни, - пояснил носатый угрюмый частник.
- Конечно, к пролому!
   По дороге водитель, представившийся адыгским евреем Аликом, рассказывал о том, как разворовываются стройматериалы с олимпийских строек Сочи, как дельцы скупают за бесценок, а по существу отнимают дома с землями у местных жителей и втридорога перепродают государству, о новой волне бандитизма...
- Знал бы прикуп – жил бы в Сочи, - вспомнил я популярную присказку советских времён.
   В конце первого десятилетия XXI века Сочи предстал уподобленным декорациям колоссального театра абсурда, действие которого началось в годы НЭПа и сталинского величаво-помпезного империализма с романо-германским акцентом, продолжилось в беспутные 1990-е и уходило в некую постолимпийскую (2014) сумрачную туманность с гигантскими, принадлежащими исключительно чиновникам и чекистам высшего уровня стадионами, отелями, парками, дачами… В Сочи началась как бы вторая серия ностальгии, и я не смог отказать себе в удовольствии пройтись по саду-музею «Дерево дружбы», где на одном стволе уживаются почти полсотни видов цитрусовых, которые прививали все космонавты, начиная с Гагарина, наши многочисленные жёлтокожие и чернокожие друзья - Хо Ши Мин, Поль Робсон, а также знатные рекордсменки по надоям, шахтёры, дававшие стране угля шахтёры, шахматисты, прыгуны, метальщики молота и прочая, всего – более тысячи бирок со знаменитыми некогда именами. Морской и железнодорожный вокзалы, будто строившиеся для встречи товарища Сталина, санатории, пансионаты, дома отдыха для его «соколов» и «орлиц» - балюстрады, колонны, лепнина, мозаика, мраморные лестницы, бронзовые фонтаны, плечистые женщины с вёслами, кое-где варварски отломанными…   
- А как абхазы поживают? – поинтересовался я, когда выехали за пределы растянувшегося вдоль моря Большого Сочи – обшарпанного, как и оригинал, ВДНХ.
- А чего абхазам? Празднуют победу.
- До сих пор? Уже почти двадцать лет минуло!
- Счастливые часов не наблюдают, - цитировал Алик Грибоедова. – На календари не смотрят. Есть что есть, жить есть где, море – красота! Зачем что-либо делать? Я, кстати, был там во время войны, родственников вывозил из Гудауты. Как уцелел, Бог знает. Молитвами, не иначе. 
   Таможенный и паспортный контроли на границе за «проломом» скорее отсутствуют, чем присутствуют. На абхазской стороне меня поджидал брат батюшки Виссариона, молчаливый, мрачный, больше похожий на «бригадира» одной из московских этнических преступных группировок, чем на брата благочинного Сухумского и Абхазского. Впрочем, внешность обманчива.
   Слева сияющие заснеженные вершины, справа море в золотых блёстках. Вдоль дороги пирамидальные тополя, кипарисы, платаны, веерные пальмы, благородные лавры, облезлые, с покосившимися ржавыми балкончиками домики, стиранное-перестиранное бельё во дворах на верёвках, проржавевшие дырявые машины. Но в отдалении от трассы, на холмах – дворцы с колоннами в стиле постсоветского ампира. Мы быстро домчали до Сухума – не обращая внимания на гаишников, то и дело измеряющих радарами скорость, свистящих в допотопные свистки и размахивающих жезлами, пытаясь остановить за превышение.
- Должны знать, - с мрачным нажимом пояснил брат благочинного, прибавляя на крутом повороте газу – как в старые добрые времена. – Во время войны меньше ста пятидесяти вообще не ездили – из-за снайперов.
   Сухум на въезде походил на прифронтовой город, до которого достаёт вражеская дальнобойная артиллерия, случаются и авианалёты. Вспомнился разбомблённый в 1945 году англо-американскими тяжёлыми бомбардировщиками центр Дрездена, который гэдээровцы десятилетиями не восстанавливали – в назидание.
- Храните как память? – спросил я, когда проезжали по площади мимо обгоревшего, со следами снарядов и пуль на стенах, с зияющими без стёкол окнами Дома правительства.
- Батюшка расскажет, - пожал плечами немногословный брат.
- Он действительно первый священник – абхаз?
- Конечно.
   В храме Благовещения Пресвятой Богородицы шла служба. В облачении отец Виссарион производил сильное впечатление. Высокий, худой, с той неподдельной сухостью конституции, которая отличает воров в законе, седобородый, с перебитым носом, со сверкающими в отблесках свечей глазами, он будто не молитвы читал сиплым, с трещиной голосом, а заклинания, и в проповеди его проскальзывали интонации «стрелок» и «разборок» 90-х. Когда по окончании службы, отчасти разоблачившись, батюшка   вышел из алтаря, ещё не пронзая, но покалывая взглядом, как зондом, впечатление усилилось, я поймал себя на желании не просто объяснить, чё надо, а оправдываться, мол, в курсе того, что было, понимаю, всячески за... Но улыбка и рукопожатие отца Виссариона будто переключило программу – и вновь замелькали в памяти кадры той, довоенной, доперестроечной, советской, настоящей Абхазии, в которую теперь вернулся.
- Сначала в гостиницу?
   На его машине приехали в легендарную «Рицу», расположенную на набережной. Поселил меня батюшка (сам, по-хозяйски взяв ключи на рисепшн) в номере, где в начале XX века, когда гостиница называлась «Сан-Ремо», жила поэтесса Мариетта Шагинян, которую Есенин якобы сделал героиней своего стихотворения «Шаганэ ты моя, Шаганэ! Потому, что я с севера, что ли…» (На самом деле это стихотворение, если не ошибаюсь, посвящено Шагане Шеесовне Тальян, учительнице литературы, с которой у Есенина зимой 1924 года был роман в грузинском городе Батуми: во многом благодаря этой Шагане он и создал «Персидские мотивы», хотя не бывал в Персии – но затевать сей  литературоведческий спор в Сухуме было по крайней мере глупо.) 
   Я показал благословение Патриарха и письмо из пресс-службы Патриархии следующего содержания: «Пресс-служба Московской Патриархии всецело поддерживает идею создания книги о сегодняшнем дне и энергии возрождения Русской Православной Церкви. Свидетельства Архиереев и авторитетных деятелей Церкви о современном состоянии Православия, собранные вместе, весьма ценны и важны для современной России. Мы знакомы, уважаемый Сергей Алексеевич, с Вашими работами, считаем их своевременными и полезными, и готовы оказывать всяческое содействие и поддержку при создании новых книг и публикаций. Руководитель пресс-службы Московской Патриархии Священник Владимир Вигилянский».
- А про нас, про Абхазию? – сняв очки, осведомился Виссарион (первую половину жизни - Беслан Иоаннович Пилия).
   Я объяснил, что это общее представительское письмо, с которым езжу по приходам, монастырям, встречаюсь с иерархами, священниками, бывал там-то и там, всех в письме не перечислишь.
- Значит, ничего про Абхазию? - Батюшка был разочарован. – А ведь через нас христианство пришло, когда ещё о нём не слышали… Ну, какие будут пожелания?
- Неловко вас отвлекать, тем более в канун ночной пасхальной службы. Сам поброжу просто по городу, с людьми поговорю…
- А говоришь, бывал в Абхазии! Ты видел, чтобы у нас гостю просто бродить давали? – спросил он едва ли не оскорблёно. – Поехали!
012048
- …Абхазы – грузинские племена, - говорил в первые дни той войны выдающийся советский писатель Чабуа Амирэджиби (у которого в Тбилиси я брал интервью), - отсидевший много лет в сталинских лагерях, автор культового романа-боевика «Дата Туташхиа» про Дон-Кихота начала XX столетия, несравненно стрелявшего из всех видов огнестрельного оружия, пытавшегося делать добрые дела, искавшего путь к Богу, всю жизнь преследуемого братом и в конце концов убитого своим сыном. – А те, кто пришёл к ним с Северного Кавказа, - всякая шваль, адегея, убийцы, полудикие племена… От России я ничего, кроме измены, не ожидаю. Русские нам изменили, как они это делали всегда, как у них это в крови… Наша нация всегда умела рождать сыновей и на свою, и на чужую службу. В XX веке мы дали миру Сталина: хоть и сукин сын, подлец и убийца, но это была фигура. Орджоникидзе построил всю тяжёлую промышленность Советского Союза, Берия просто был убийцей, но убийцей, которому не было равных в мире. И вот, пожалуйста, четвёртый человек – Шеварднадзе. Мы умеем рождать и воспитывать людей. Плевать на всех хочется!
- …Не скажу, что события в Абхазии стали для меня полной неожиданностью, - говорил выдающийся советский писатель Фазиль Искандер. – Меня давно преследовали дурные предчувствия. Страшная для Абхазии трагедия всё-таки разразилась… О роли Шеварднадзе в этом конфликте? Мне трудно судить, насколько она первостепенна. Но так или иначе – он ведь возглавляет Грузию и ответственность за происходящее в первую очередь ложится на него. А если говорить о позиции горских народов Кавказа… Что ж, я вполне понимаю эмоциональную и психологическую сторону дела. Когда на маленькую республику, где живут всего сто тысяч абхазов, двинулись танки, вертолёты, огромная армия, у всякого честного человека, тем более живущего по соседству, сердце не могло остаться спокойным… Голова полностью занята тем, что происходит в родной Абхазии. Горе это всепоглощающее».   
030017039
   За руль сел сын батюшки, Астион, тоже священник, и мы поехали по городу. Магнитолу Астион не включал, но в памяти моей почему-то вновь зазвучал голос Высоцкого (у которого и согласные были гласными), «Райские яблоки»:
                …В грязь удар-рю лицо-ом, завалюсь покрасивее набок-к,
                И уда-ррит душа-а на вор-рованных клячах в гало-оп.
                В дивных райских садах наберу бледно-розовых я-блок,
                Жаль, сады сторожат и стр-реляют без промаха в лоб-б.
                Прискакали, гляжу: пред очами не райское что-то,               
                Не родящий пустырь, и сплошное ничто – беспредел-л,
                И среди ничего-о возвышались литые вор-рота,
                И огромный этап у ворот на ворота глядел-л…
   Я попросил остановиться в центре, на площади Свободы, бывшей Ленина, чтобы сфотографировать батюшку на фоне расстрелянного обгоревшего Дома правительства (который при освобождении называли «последним оплотом оккупантов»)», и он без возражений встал на ступени, прохожие с интересом наблюдали за этой своеобычной фотосессией.
   Остаток дня ушёл на хозяйственные дела: батюшка обеспечивал (не ведаю, платил ли деньгами или принимал дары, благословляя) для разговения яйца, рыбу (черноморский осётр, барабулька, белорыбица, кефаль, морской окунь, камбала, ставридка), молодую баранину, сыры, зелень, фрукты, овощи, знакомил меня с людьми, встречавшими его с неизменным искренним почтением. Понимая, что ограничен во времени, я включил диктофон и начал интервью в машине:
- Осенью 1992 года было опубликовано сообщение о том, что президент Грузии Эдуард Шеварднадзе, бывший некогда главным чекистом и министром МВД, затем первым секретарём компартии Грузии, затем членом Политбюро ЦК КПСС, министром иностранных дел СССР, на 66 году жизни принял крещение и взял себе имя Георгий. Что это значило?
   На этот вопрос (как и на некоторые другие) о. Виссарион не ответил. Но интервью с ним, растянувшееся во времени, тоже вышло своеобычным и весьма любопытным.
- Что сейчас собою представляет православие в Абхазии, батюшка? – спросил я.
- Абхазия – древняя христианская православная страна, глубокие корни христианства имеют радостные, богоугодные всходы, - отвечал Виссарин сиплым, с какой-то исконной надтреснутостью, голосом, не всегда внятно, порой скороговоркой, так что приходилось переспрашивать, уточнять. – И ныне – продолжение деяний апостолов, из которых двое побывали на нашей земле, Андрей Первозванный и Симон Кананит, на свадьбе коего в Кане Галилейской Иисус впервые показал своё божественное происхождение, превратив воду в вино, когда Матерь Божия сказала: «Вина не имут». Оттуда и пошло, стало законом для Абхазии: вино не должно кончаться никогда. В том числе и поэтому ислам у нас не прижился в своё время. И обрезание невозможно по традициям абхазов. И многожёнство. Но со времён Симона до появления ислама весь Кавказ был православным, сами арабы почти семь веков от Рождества Христова были православными.
- Но как же вышло, что на помощь абхазам против православных грузин прежде всего устремились мусульмане – чеченцы во главе с Шамилем Басаевым, отряды Ибрагима, Аслана, другие? Басаев и в Нагорном Карабахе против армян, христиан воевал, отличаясь особой жестокостью…
- Русские тоже за нас были, казаков много, просто людей, любивших Абхазию – Апсну, Страну Души...
- Одной фразой не ответишь, - надтреснуто сипел (там ветер моря слышался и горных недр) о. Виссарион. - Апостол Симон принял здесь мученическую смерть: был заживо распилен пилой. Погребён в городе Никопсии близ Апсарской горы, нынешнем Новом Афоне, я покажу пещеру, где он подвизался. Все вопросы надо решать полюбовно, абхазов называли «христолюбивые абазги». А Христа не любить – значит, не жить. А что главное в учении Христа? Смерти нет, есть Воскресение. Но чтобы участвовать в этом Воскресении, необходимо блюсти заповеди – жить в благочестии и чистоте, не прелюбодействовать, любить ближнего, как самого себя… Соблюдение заповедей нам даёт возможность быть в образе Господнем. Когда человек вне образа, то может творить любые безобразия, всё тогда позволено: прелюбодействовать, воровать, предавать, убивать, войны ведь все оттого, что Бога люди забывают.
- А как сами пришли к Богу, батюшка? – продолжал я интервью в машине. - Говорят, бурная у вас молодость, разбойничали…
- Это кто говорит? – повернувшись, из-под брови со шрамом навёл взгляд, будто прицелился, о. Виссарион. 
- Люди, - струхнув, ушёл я от ответа, не зная, чего ждать в следующее мгновенье. - Расскажите о себе.
- О себе говорить – гордыня. Говорить и думать надо о Боге. А я что? Княжеского рода, потомственный священник, из монахов – брат деда Пётр принял постриг, был настоятелем сухумского монастыря VI века в сане архимандрита. Род наш, все враги народа, вражеский род, был фактически истреблён. Девяностовосьмилетнего деда Бориса в 37-м расстреляли. Братья отца Алексей, Тарас, Владимир – всего было девять братьев и две сестры – репрессированы, дядя Володя просидел 25 лет в районе Норильска, но прожил 95, жена его тоже княгиня, Ольга, похоронен здесь, в Лыхнах, а где могилы остальных даже не знаем. Отец воевал на Украинском фронте, дошёл до Польши, в 45-вернулся, в 46-м женился, в 47-м, на Сретенье, я родился. Вот и всё. Что ещё рассказывать?
- О детстве, отрочестве, юности. Не сразу же вы батюшкой стали.
- Предопределено было – на всё воля Божия. Хотя я этого не знал. В селе Лыхны, где родился, есть храм  Храм Успения Богородицы IX века...
- Какого, простите?
- Не такая уж древняя для Абхазии, у нас в Лыхнах в крепости есть храм VI века. Пошёл в школу, там была грузинская, а я по-грузински не понимал, учительница лупила меня палкой, указкой. Однажды не выдержал, выхватил, в ответ ударить не посмел, с этой палкой убежал. Когда узнали, что внук репрессированных князей, отца арестовали. Но умер Сталин – отца отпустили. В 1954 году пошёл в русскую школу в Гудаутах, интересовался историей, географией…
…Вячеслав Абухба, главный врач Сухумской городской клинической больницы, замечательный хирург, учившийся с будущим о. Виссарионом, на другой день, на Пасху, вспомнил вот какой эпизод:
- Только открыли после многолетнего перерыва абхазские школы, мы сидели с батюшкой за одной партой, дружили. В первых числах мая – тогда почему-то и солнце было жарче, и море теплее, купальный сезон чуть ли не с апреля начинался, - мы, драпанув со школы, пошли на городскую пристань и с самой дальней точки причала стали прыгать, чтобы оттуда доплыть до берега. Все ребята нырнули, плывут. Остались почему-то только мы с батюшкой. И вот я говорю, мол, прыгай. И он сиганул – чтобы не ударить грязью в лицо.
- Или лицом в грязь?
- Ну да. Но никто не знал, что он не умеет плавать.
- На море выросший?
- Не совсем на море. Он из знаменитого села Лыхны, это чуть в отдалении, и, кстати, всегда чувствовалось, что из провинции, воспитан чистыми порядочными людьми, крестьянами. И начал батюшка тонуть. Я прыгнул, закричал, подоспел наш друг Слава Аргун, мы батюшку вытащили на берег едва живого, откачали, я, может быть, тогда впервые почувствовал склонность к медицине, а батюшка – к спорту.
- …Спортом занимался, говорят, неплохо: за сборную Абхазии играл в баскетбол, за сборную Грузии – в гандбол, - продолжал рассказ о. Виссарион в машине. - Хотел продолжать спортивную карьеру, но вышел скандал, когда на Спартакиаду народов СССР в Киеве нас, Абхазию, пригласили выступать отдельно, что грузинам не понравилось, опротестовали, мы не стали чемпионами, я бросил спорт. Поступил на исторический Сухумского пединститута. Но ушёл. Поступил в индустриальный техникум, с детства хотел дома строить. Закончил техникум, работать нигде не стал.
- Почему же, батюшка, коли хотели строить?
- Да были друзья-цеховики, деловые люди. Они решили, что и мне надо заниматься делами, я ещё торговый техникум заочно окончил в Батуми. Но тоже не употребил. Вот так и жил. Но в храме мне всегда нравилось бывать.
- Но кроме отнятой у учительницы указки – никаких хулиганств?
- Не нравилось мне.
- Что?
- Всё. Кто жаловался, продавался – был в почёте. Я всё в глаза говорил и не подчинялся всяким там вожатым.
- Пионервожатым?
- Я в пионерах никогда не состоял. Помню, надо было разжечь пионерский костёр. Одна учительница говорит, надо ему дать разжечь, а другая, нет, мол, нельзя, на нём галстука нет!.. Бог уберёг. Ни пионером не был, ни комсомольцем. А так бы и зажигал костры – стал огнепоклонником.
- Кстати, я слышал, в Абхазии есть огнепоклонники.
- Кого только сейчас нет в Абхазии.
- А когда впервые отправились в командировку, как вы, батюшка, это называете и за что?
- Рано, в 14. В Сухуми с друзьями нахулиганили.
- Нахулиганили?
- Повздорили с людьми грузинского происхождения. Они побили нашего друга, пришлось заступиться. Был 1961 год, Гагарин в космос как раз полетел. А тем ребятам было лет по 20, один оказался сыном милиционера. Мы побили их. Нас вылавливали. Меня ночью взяли, несколько дней отсидел – отпустили. Мне нравилось защищать людей, я не мирился с несправедливостью, сразу впрягался. Потом уже уехал в длительную командировку – тоже с друзьями остановили друзей, которые неадекватно себя вели, а потом бежали, жаловались, а мы молчали.
- Тоже грузины?
- Нет, национальных моментов не было – и абхазы, и русские, и грузины, и греки… Слава Богу, никого не убил, не ограбил.
- Нахулиганили?
- Хулиган – это английское слова, в переводе – «беспричинно дерущийся».
- Вот как?
- Мы никогда беспричинно. Всегда защищались и защищали. Бывали и жестяные моменты. В общей сложности около семи лет я провёл в командировках. Не жалею.
   Свидетельствуют очевидцы грузино-абхазской войны 1992-1993 годов. Речь идёт не только о грузинах, абхазах, но и о греках, русских, армянах, евреях, татарах, немцах, поляках… обо всех, кто жил и живёт на этой благословенной земле. Как рассказал писатель Дж. Ахуба, грузина по фамилии Рзабзания бросили к ним в камеру с несколькими русскими. Его пытали, били, ставили на краю обрыва и стреляли над его головой, а затем увели ночью из камеры и неизвестно, что с ним сделали. «Вина его заключалась лишь в том, что по отцу он грузин, а мать у него армянка, и жена – русская… Другая судьба. Мой бывший одноклассник Миро Цецхладзе шёл по просёлочной дороге с мешочком муки на плече. Схватили его, завели в дом, начали допрашивать. Национальность? Фамилия? Ах, Цецхладзе! Это грузинская фамилия, ты не абхаз, а грузин, предатель! Нет, абхаз, мой отец был абхаз, мой прапрадед был абхаз… Сперва у него вырвали несколько ногтей из пальцев, выбили зубы. Затем, накалив докрасна железный штырь, прожигали им его тело. Ты грузин, у тебя грузинская фамилия!.. Окровавленного, вывели его во двор. Дали лопату. “Сам себе копай могилу!” Начал копать. Не выдержав, собрав последние силы, с размаха лопатой уложил одного. И был прошит автоматными очередями. Долго лежал, хоронить не давали. После отбития села односельчане похоронили его у памятника героям Отечественной войны 1941-1945 годов».
071108
   Мы выехали из города и по хорошо знакомой мне трассе направились вдоль моря в сторону Эшеры. Я вспоминал, как по дороге из Пицунды в Сухуми непременно делали привал в знаменитом ресторане в Эшере, где столики стояли у бассейна с огромными жирными зеркальными карпами, и, пожалуй, мало сыщется таких мест, где столь приятно было промочить горло молодым абхазским вином.
- Некоторые уверяют, что вы вор в законе, батюшка, - сказал я, собравшись духом.
- Выдумки. Просто со мной считались и воры, и сотрудники милиции. А некоторым казалось, что коронованный. Много было знакомых воров. Вор должен нарушать одну заповедь – не укради, а остальные должен соблюдать. Они открыто говорят: «Я вор». Но нельзя их так просто вычёркивать из категории людей, они верят в определённые постулаты, законы. Они не очень опасны для общества.
- Вы в этом уверены, батюшка?
- Разве все эти блудницы и блудники, которые занимаются развращением души, менее опасны? Безнравственность более опасна – я так считаю! Конечно, любые проступки наказуемы. Но есть закон Божий. Помнишь, как говорил разбойник, который был справа от Христа? Господи, помяни меня в Царствии Своём! Благоразумный разбойник. Даже если был убийцей – покаялся. Главное – успеть войти во врата покаяния.
- Вы и на проповедях так говорите?
- А как же? Быть разбойником и перестать быть разбойником – задача очень непростая. Но спасительная. А блудницы: Мария Египетская, прочие!
- Мария Магдалина…
- О Магдалине не надо, - прервал батюшка с угрожающей ноткой в голосе, будто я вздумал нелестно отозваться о его матери. – Ибо она святая равноапостольная.
- С незапамятных времён считается, что большинство воров в законе из Сухума. Отчего так, батюшка?
- Вы плохо знаете историю. Русские босяки и в лагерях, тюрьмах, и на воле ещё задолго до революции жили, подчиняясь лишь воровским законам. А Сухум – город интернациональный, все были сухумчане. Я вырос на улице и был свидетелем действия законов и понятий, когда говорили: это поступок не воровской, то есть неправильный. Как в церкви православной: строгость и снисхождение. Кому снисхождение? Тому, кто кается – это в церкви. Там, за решёткой, за колючей проволокой несправедливо относятся друг к другу – кто-то сильней физически, кто-то обманывает. А воры должны быть защитниками…
- Униженных и оскорблённых?
- Конечно. Судить строго, но справедливо. Вот в этом ресторане нередко деловые люди встречались, решали вопросы.
   Из Эшеры мы двинулись в сторону Нового Афона.
- Воры должны защищать и судить, батюшка? – уточнил я. – И в воровском мире можно покаяться?
- Совершил проступок – сходка воровская решает. Смотря, что сделал. Могут предупредить. А могут сказать: всё, ты больше не вор. И вот это опасно. Идеалы у каждого человека должны быть. Верующий человек верит, что Христос – истинный Бог наш. Верующий не способен на подлость, на гнусность, ибо Господь накажет. Ничего не скроешь – отсюда самоконтроль, самосуд. В себе надо победить дьявола.
- Много жертвуют на церковь воры?
- Они сами не понесут, есть понимание, что церковь примет, а чего – нет.
- Полноте, батюшка! Я лично был знаком с некоторыми главами крупных преступных группировок в Москве, пожертвовавшими на храм Христа Спасителя, например, десятки, если не сотни миллионов долларов, нажитых рэкетом 90-х, грабежами…
- Почему рэкетом? Они заработали эти деньги. Сколько после развала Советского Союза осталось заводов, фабрик, комбинатов… Заработали – и пожертвовали. Но о том, чего наверное не знаю, судить не могу.
- Вы не знаете, батюшка?
- Мы обо мне или о ком-то там говорим? – вновь послышалось в сипло-треснутом голосе лёгкое, скрытое раздражение.
- Скажите, батюшка, а каково отношение к Богу за колючей проволокой?
- К Богу отношение должно быть везде одинаковое, - ответил он так, будто сказал: «Дурья твоя башка, я тебе в сотый раз повторяю, а ты в толк всё никак взять не можешь!». – Как в старину говорили? Честь имею. Если чести нет у человека, он и на улице, и в лагере будет опасным. Честь превыше всего.
- А последняя ваша так называемая командировка за что была?
- Да так. Оскорбил меня один, а прощения не попросил, пришлось его…
- Пришлось что?
- Ну, там река была. Упал в воду, о камень порезался, - весело рассмеялся батюшка.
- Сам порезался? – спросил я, поймав себя на том, что и сам чему-то угодливенько разулыбался.
- А сказали, я его порезал. А у меня не было ножа никакого.
- О камень?
- Ну, о камень, о стекло там…
- И сколько длилась командировка – за камень?
- Четыре года. Вы со мной как журналист или как следователь говорите?
- Как священником стали?
- Как, как… Когда я в первом классе пришёл в храм, то упал там в обморок. От красоты. От благостности. И потом, где бы ни был, посещал храмы.
- А во многих местах довелось побывать?
- Севера, Восток – все самые интересные места СССР посетил: Норильск, Иркутск… Да где я только не бывал! И сам, и к друзьям ездил – в темницу, в больницу, подогревал, друзей не оставлял.
- А когда и где всё-таки созрело решение стать священником? На зоне?
- Я ходил в храм, помогал отцу Петру у нас в Лыхны. Отец Пётр не благословил меня с запахом махорки читать молитву – я бросил курить.
- А много курили?
- Я всё много делал. Не колол наркотики, а в остальном во всём грешен, да ещё как, всё употребил чрезмерно! Курить бросить тяжело было, чуть не умер оттого, что резко бросил. Но победил. В 1989 году кто-то решил, что я стал достоин, и я был рукоположен. А Священное писание всю жизнь читал, сколько себя помню. Но мало кому удавалось всё прочитать и понять суть. Разве святым.
- А что в Библии произвело на вас, батюшка, наисильнейшее впечатление? Какой эпизод?
- В начале было Слово и Слово было Бог… Мужское слово – это главное в жизни. Это должно быть Божиим Словом.
- Это как?
- А так. Люди разбрасываются словами. Много пустословий, злословий. Часто говорят что попало и как попало, забывая о божественности Слова. А должно быть да – или нет.
- Вы чего-нибудь боитесь, батюшка?
- Это я боюсь? – спросил он таким тоном, что я сам убоялся быть вышвырнутым на скорости из машины. – Опасаюсь, смогу ли вытерпеть глупость…
- Простите, батюшка.
- Бог простит. Унижения, обиду от врага, оскорбление. Часто думаю: а если кто-нибудь ударит, смогу ли вытерпеть, подставить другую щёку? Главное – не соблазниться, не пойти на поводу у лукавого. Сказано: Боже, избавь меня от лукавого.
- Но случалось, что не избавлял?
- Я же говорю, сколько угодно! Мог многого избежать, но не хватало духа терпения, смирения, смиренномудрия, воздержания…
- Ваш самый дурной поступок?
- Много их было. Когда забывал о Боге. По сути - и не знал Бога.
- А самый хороший?
- То, что пришёл к Богу. Что расстался с шальной своей жизнью.
   14 сентября 1992 года в 00 часов 30 минут ночи З.З. Рабая, ранее судимый за изнасилование, совместно с родственником Д.М. Агрба пьяными пришли с охотничьим ружьём в дом Абесалома Барамия в с. Мугудзырхва Гудаутского района. Забрав ценности, вывезли Барамия и его несовершеннолетнюю дочь Анну. На его глазах Барамия поочерёдно изнасиловали Анну, затем застрелили отца и, чтобы скрыть следы преступления, несколько раз выстрелили между ног девушке… «Я своими руками похоронил 39 человек, - рассказывал сухумец Мераб Ашуба, - 13 опознал, отдал родственникам. Потом выкопал четверых мужчин для передачи родственникам. Был один учёный Габуния, его убили и сбросили с самосвала, как гравий сбрасывают. Четыре женщины там похоронены, одна девочка, русская, фамилию не помню, ей было 16 лет, её насиловали, потом выкинули из окна дома в Новом районе. И ещё девочка, Топуридзе Лиана, ей было 19 лет, пианистка, сказали нам. Я её закопал, потом выкопал, чтобы отвезти в Гудауту. Над ней издевались. Чтобы не сопротивлялась, прострелили руки и насиловали, потом убили».
…Хирург Вячеслав Абухба, друг детства о. Виссариона, на Пасху рассказал мне вот что:
- Батюшка с раннего детства был очень смелым, порядочным и честным. Но часто встречался с различными невзгодами. В Гудаутском районе была преступность, его вовлекли. Но это никогда не было основой его личности, глубинных качеств. Мне кажется, что там, за решёткой, за колючей проволокой он многое понял. И этот опыт ему помогает сегодня видеть и понимать, безошибочно распознавать людей, глубоко осознавать справедливость и праведность. Это символично – человек прошёл через такие испытания, тернии – и пришёл к Богу. И, быть может, благодаря этому опыту батюшка сыграл столь значительную роль во время войны – в консолидации общества, в укреплении веры в победу. Ведь известно, что в войне побеждают сильные духом. Так вот в укреплении духа народа батюшка сыграл выдающуюся роль!
- Вы его встречали на войне?
- Да, но я ведь день и ночь оперировал, почти не спал, подремать сидя удавалось разве что несколько часов в сутки, – и мирных, и военнопленных, и абхазов, и грузин...
- И тех, и других оперировали?
- Обязательно! Никаких различий!
- А как батюшка относился к… противнику?
- Уместно такое сравнение: как Христос к римлянам.
- Серьёзное сравнение.
- Не ведают, что творят, прости им, Господи! 14 августа, в пятницу начали бомбить и расстреливать пляжи, санатории, дома отдыха, города, посёлки, то есть до 19-го, до Преображения, было начало Успенского поста, не то что воевать, а выяснять личные взаимоотношения, ссориться неправильно, а тут – война, и это особенно возмутило батюшку. 16-го воскресная служба шла, батюшка читал Евангелие, у ворот Благовещенского храма началась перестрелка, убили людей, в храм залетела пуля, засела в стене… Но батюшка и тогда, и потом вёл себя мужественно. Двое суток отдыхающих из-под бомбёжек и обстрела вывозил на автобусах в российский гудаутский авиационный полк, оттуда их самолётами в Россию отправляли. Раненых на носилках таскал, как санитар, крестил людей прямо в окопах… В Ишерах, на линии фронта, батюшку Бог уберёг от верной смерти: наклонился, крестя раненого, бжик – пролетев от виска батюшки в сантиметре, пуля снайпера пробила скуфью.
055103
…Справа на горе в изумрудной дымке сверкнули купола Пантелеймоновского собора Новоафонского Симоно-Кананитского монастыря.
- Создав этот храм, - сказал о. Виссарион, - Россия совершила по отношению к Абхазии равноапостольный подвиг.
   Новый Афон, как и все черноморские побережья Кавказа, Крыма, Одесской области, доступные нам во времена существования СССР, стали подтверждением тому, что воображение богаче реальности. На руинах древних храмов и крепостей, казалось, начинали сбываться детские мечты, порождённые книгами о Древней Греции и Риме, Византии, крестоносцах, генуэзцах, великих исторических открытиях. И воображение рисовало картины ещё более захватывающие, невероятные, несусветные, как потом, уже после гибели нашей империи и открытия границ показал опыт. Мы порой испытывали даже нечто вроде разочарования (например, десятки моих знакомых говорили, что «от Парижа ожидали большего»). «Мы давно называемся взрослыми и не платим мальчишеству дань, - пел наш опальный жертвенный бард Александр Галич, - и давно не на сказочном острове, не стремимся мы в дальнюю даль…» (Кстати, воображение, мечты – что домокловы мечи, нависающие над империями.)      
   Но с Новым Афоном по благолепию мало что может сравниться. Это мнение и греков, и итальянцев, и турок, и русских, и евреев, и армян, и болгар, и французов... Это мнение императора Александра III, прибывшего сюда 24 сентября 1888 года на крейсере «Москва» с супругой Марией Фёдоровной и сыном Николаем (которому суждено было стать последним императором). И Антона Павловича Чехова, в том же году утверждавшего в одном из писем, написанных в только что отстроенной новоафонской гостинице, бывшей генуэзской фактории: «Если бы я пожил в Абхазии хотя бы месяц, то думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок».
   Чехов не имел обыкновения преувеличивать: немало тут укрывающихся в тенистых чащах на склонах, у прозрачных озёр, сказочных сюжетов. С XII-XI веков до нашей эры, то есть со времён беспрецедентно-рокового суда Париса и Троянской войны земля современной Абхазии заселялась греками. В I веке н.э. здесь, а именно на горе Псырцхе (Анакопийской, Иверской) впервые появились римские легионеры и провозгласили сии благословенные места Римской империей. Они обезглавили проповедовавшего в Анакопии апостола Симона Кананита, благодаря которому был в том числе упразднён и местный обычай есть людей и приносить в жертву богам младенцев. Его наставника и старшего товарища апостола Андрея Первозванного, которого также искали, дабы казнить за опасные проповеди, дождливой ночью местные жители тайно вывезли на лодке, и отправился апостол на север, неся веру Христову. Симон Кананит был похоронен на берегах Псырцхи, впоследствии на его могиле был возведен белокаменный храм.
   Здесь располагалось нечто вроде римского штрафного батальона: ссылали офицеров и солдат, исповедовавших христианство. Один из кораблей разбился, тела «шестерых пицундских мучеников», как позже их окрестили, выбросило на берег. Здесь произошло обретение Главы Иоанна Предтечи и скончался великомученик Василиск Команский. Здесь Иоанн Златоуст - блистательный проповедник, за правду изгнанный из Константинополя, автор и поныне поразительно актуальных творений «О провидении», «Книги о девстве», «О Страшном Суде и воздаянии», «О том, что невозможно служить Богу и мамоне», «О любви к врагам», - уже из гроба возгласил: «Мир вам!».
   Но если бы послушали люди Златоуста!
   В конце VII века при участии византийцев, на многих фронтах отбивавшихся от неуёмных арабов, была возведена полукилометровая в длину крепость Анакопия с квадратными башнями в менее доступных местах и с круглыми там, где легко было подвести стенобитные машины. Расположение и форма западной башни, защищавшей подступы к главным воротам, позволяли вести из неё обстрел противника под углом в 290°. Дорога огибала башню слева, подходила к скрытому за нею входу в соответствии с заповедью ещё античных, троянских зодчих, требовавших размещать ворота так, чтобы при подходе к ним противник оказывался повёрнутым к осажденным своим незащищенным щитом правым боком.
   В 730-х годах у этих стен было остановлено 60-тысячное войско арабов, ведомых знаменитым полководцем Мурваном-ибн-Мухаммедом, прозванным за свою жестокость Глухим (то есть глухим к мольбам и жалобам). Летописец сообщает, что с укрывшимся в крепости грузинским царём Арчилом и братом его Миром было «до одной тысячи человек да из абхазского войска две тысячи бойцов», которые должны были противостоять арабам, «по численности равным тёмной туче саранчи и комаров». Но Господь был милостив к абхазам и грузинам, плечом к плечу защищавшим Анакопию. Среди арабского войска началась эпидемическая болезнь желудка, унесшая за несколько дней 35 тысяч человек. Три тысячи арабов погибли во время штурма крепостных стен. Не пропустила Анакопия на запад, в тыл Византии и арабского полководца Сулеймана-ибн-Исама. В течение почти столетия Анакопия была столицей сначала Абазгского княжества, а затем Абхазского царства, тогда были построены храмы, величавые руины которых на вершине и на склоне Иверской горы можно увидеть и сегодня. 
   В 1027 году после смерти грузинского царя Георгия I в Анакопии поселилась его вторая жена - осетинская красавица-царевна Алда со своим сыном Дмитрием, сводным братом царя Баграта IV. «В смутное время правил царь Баграт, - свидетельствует летописец (как похоже всё это на наше время!). - Неприятель тревожил его земли. И жил народ очень бедно, и оттого было среди народа большое волнение. А у Баграта был брат, который страшно завидовал своему венценосному родственнику. Зависть и повела его по пути предательства. Через мать свою, вероломную царицу, договорился он с византийцами. И однажды пристали византийские корабли к земле Апсны, под покровом ночи, не встретив сопротивления, вошли в крепость неприятельские воины. Но один лишь день владели они крепостью. Убоялся Дмитрий гнева брата своего, бежал в Константинополь, взяв с собой многие богатства и племянницу начальника крепости Анакопей-ипха. Минуло пять или десять лет, прошёл по земле Апсны слух, что хочет возвратиться на родину Анакопей-ипха и что везёт она дяде своему подарки, ибо вышла замуж за богатого купца и владеет несметными сокровищами. Радостью наполнились сердца жителей Анакопии, когда увидели десять кораблей, что привезли Анакопей-ипха и подарки. И был большой праздник с пирами и военными играми в тот день. А под вечер, когда солнце окунулось в море, повелела Анакопей-ипха снять с кораблей подарки и перевезти их в крепость. Пообещала она народу, что завтра будут розданы подарки. Наступила ночь, все заснули. Не спят лишь Анакопей-ипха и её верные слуги. И вот уже пробираются они под покровом ночи к башне, где стоят сундуки, и вскрывают их. А в каждом - по два вооружённых воина; встают воины, берут в руки мечи и факелы, их уже легион. Огласилась крепость боевыми кличами, началась великая резня...» (Впрочем, не исключено, что и образ гомеровского троянского коня довлел над летописцем.)
   Его втащили в машину, увезли в Цагеру, к вечеру убили, тело велели выбросить в море, но исполнители подбросили труп к деревне. У него голова была рассечена топором на две части, на лице остались следы автоматной очереди. Георгия Шакро (38 лет) тоже взяли на улице, сначала отрезали пальцы, поломали руки, а затем отрезали голову… Шурдулаву (37 лет) убили в сентябре, уведя из дома, труп был найден через месяц, родители опознали его по обуви, остались только волосы и обувь, один рукав блузы, остальное было съедено свиньями.
   Во второй половине XIX века духовные власти Святой горы Афон при поддержке турецкой администрации пытались изгнать русских иноков из древней Пантелеимоновой обители, отношения между русскими и греческими монахами на Афоне осложнились (что случалось и по сей день случается нередко). Посему игумен Русского Свято-Пантелеимонова монастыря архимандрит Макарий и духовник обители иеросхимонах Иероним обратились к российскому послу в Константинополе графу Игнатьеву с просьбой ходатайствовать перед правительством Российской империи о поселении русских иноков на Кавказе. Одновременно в письме к наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу Романову они просили «благоволить им даровать, и указать удобное место из необозримых кавказских пределов для постройки обители, и прирезать к ней часть земли и леса для обеспечения обители на будущие времена». И в августе 1875 года уполномоченные с Афона во главе с иеромонахом Арсением прибыли в Абхазию. Они выбрали место в 20 верстах от Сухуми у реки Псырцхи, где сохранился древний полуразрушенный храм в честь Святого Апостола Симона Кананита. Впоследствии за этим местом утвердилось название Нового Афона как свидетельство единства двух монастырей и духовной связи Абхазии со Святой горой Афон. В помощь о. Арсению для строительства Новоафонской обители был послан иеромонах Иерон (Васильев), ставший впоследствии в ней игуменом. Позже он вспоминал: «По прибытии на избранное для возведения монастыря место мы нашли его всё густо заросшее лесом, переплетённое колючкой, а близ реки Псырцха - большое заросшее гнилое болото. По благословению отцовскому за святое послушание с помощью Божией за четыре года место было расчищено, возведен храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы, возобновлен храм Святого Апостола Симона Кананита, выстроены корпуса для братии, гостиницы и странноприимные дома для богомольцев, здание для школы, мельницы и другие хозяйственные и приморские постройки нижнего монастыря».
«Христианство мало принимается абхазами оттого, что священники у них преимущественно грузины и имеретинцы, не знающие ни слова по-абхазски, да многие из них жизнью своей не оправдывают священного сана своего, - писал в 1876 году иеромонах Арсений начальнику Сухумского военного отдела. - Чтобы улучшить это, полагаю, единственное средство - устроить у нас в Абхазии духовное училище, в которое поступали бы из сельских школ и вообще из всех сословий… Необходимо внушать им нравственные понятия о жизни, прививать им культуру…»
   В день торжественного освящения первого монастырского храма Покрова Пресвятой Богородицы 17 октября 1876 г. была открыта духовная школа для 40 мальчиков, из которых 20 были сиротами. В этот торжественный день на монастырском дворе собрались около тысячи абхазов.
   Война на Балканах тогда в первый раз дала о себе знать на Кавказе. Россия ожидала высадки турецкого десанта в Абхазии, поэтому последовало предписание удалить братство из Новоафонской обители в Гелатский монастырь Кутаисской губернии и вывезти туда всю церковную утварь. Школу закрыли, а учеников отпустили к родителям и опекунам. Два турецких броненосца подошли к берегам Абхазии в районе Гудауты, высадился отряд. Собравшимся абхазам зачитали султанский фирман, в котором говорилось: «Печальные события, возникшие в Боснии и Герцеговине среди наших христианских подданных, достигли в настоящее время значительных размеров и вызвали необходимость водворения порядка силой меча. Виной всему этому - русский царь, который в настоящее время объявил нам войну. Призывая на помощь Аллаха и Его великого Пророка, мы с упованием обнажаем меч Османа для наказания русского вероломства и приглашаем к справедливой мести и нашу верную Абхазию. Надеемся, что она разделит с нами ту постоянную ненависть к России, которую в настоящую минуту чувствуют все сыны великого ислама». Некоторые из собравшихся в присутствии муллы стали присягать на Коране в верности султану, снимать с себя кресты и вешать их на деревья или бросать. В этот же день все постройки Новоафонского монастыря были разрушены и сожжены. Тех же абхазов, кто не подчинялся туркам, жестоко карали. Так в Лыхнах были вырезаны более сотни абхазов-христиан. Находясь в Гелатском монастыре, братия Новоафонской обители решили послужить Отечеству в качестве санитаров, они ухаживали за ранеными в Кутаисском военном госпитале, за что снискали особую благодарность царской фамилии. Им были выданы памятные медали в честь победы над Турцией и наградные знаки Красного Креста. По окончании войны монахи вновь вернулись на Новый Афон. Вместо развалин постепенно появились новые здания, была отстроена школа. Именно благодаря этой школе многие абхазы приняли крещение, их имена сохранились в монастырских документах.
   8 декабря 1879 года император Александр II утвердил права Новоафонского монастыря, признанного представительством Афонского Пантелеимонова монастыря с соблюдением устава обителей Святой горы. Было оговорено, что «в случае смутных обстоятельств на Востоке и невозможности дальнейшего пребывания на Афоне братство Пантелеимонова монастыря получает убежище в новой обители». Этим актом разрешались многие проблемы. Например, радикально изменилось отношение правительства России к русским монахам на Афоне. До этого светские и духовные власти империи смотрели на них, как на дезертиров, поскольку в то время территория афонского полуострова находилась в подчинении Турции. Поэтому при возвращении в Россию их монашество или рукоположение в священный сан во внимание не принимались, а только то звание, в каком они уезжали из России. После принятия этого акта они могли въезжать через Новоафонский монастырь на территорию Российской империи, сохраняя своё монашеское звание и священный сан. 
   Воссоздавался древний храм Святого Апостола Симона Кананита, выстраивались монастырские здания. Игумен Иерон, озабоченный тем, что застаивавшаяся вода из реки образовывала болота, что способствовало развитию малярии, принялся за строительство плотины. Приглашенные инженеры оценили затею в сотни тысяч рублей и сомневались в прочности сооружения. Но плотина при выходе реки Псырцхи из горного ущелья в долину была построена по проекту самого игумена, не имевшего инженерного образования, по промыслу Божиему, и в результате образовалось глубокое озеро с чистой водой, а внизу были устроены шлюзы для её спуска. Вся работа обошлась отцу Иерону в 8 тысяч рублей. На плотине были построены каменная мельница, пекарня и другие хозяйственные постройки, проведены каналы с водой к кирпичному заводу, огородам и монастырю. По руслу реки была устроена система из семи больших прудов, в которых монахи разводили карпов, форель и даже кефаль.
   Святейший Синод передал Новоафонскому монастырю на попечение древний собор Успения Богородицы в Пицунде, построенный при византийском императоре Юстиниане в VI веке и бывший кафедральным собором абхазских католикосов до XVII века, когда турецкое присутствие сделало их пребывание там невозможным. Запущенный собор был восстановлен, в 1885 года состоялось торжественное освящение собора, вокруг которого образовался Пицундский мужской скит. (Когда в XX веке Пицунда стала курортом, имевший прекрасную акустику храм переоборудовали под концертный зал, в котором установили орган.)
   Прибывший в 1888 году в Новый Афон Александр III присутствовал при закладке нового собора в честь святого Пантелеимона в верхнем монастыре. Затем, спустившись к древнему храму Святого Апостола Симона Кананита, император осмотрел плотину и все здания вокруг. Он также ознакомился с деятельностью школы для абхазских детей.
Монахи просили царя оставить запись в памятной книге и предложили ему для этого заранее приготовленное железное перо, но он попросил принести ему простое гусиное. Пока нашли и починили старое перо, российский император стоял с книгой в руках и терпеливо ждал. Прощаясь, он сказал: «Посещение вашей обители навсегда останется у меня в памяти». Весь этот день в монастыре в честь императора звонили колокола, а вечером во всех окнах поставили свечи, провожая удалявшийся в море корабль. В память об этом визите монахи построили на берегу моря у пристани часовню и установили у водопада мемориальную доску об этом событии.
- …И всё великое дело это было для абхазского народа, - продолжал о. Виссарион своим неповторимым голосом с лагерным тембром рассказ-проповедь о. Виссарион, когда мы поднимались по кипарисовой аллее, высаженной монахами в память о посещении обители Александром III и названной Царской аллеей. – Император лично выделил большую сумму на перевод Священного Писания со старославянского на абхазский язык. Вся абхазская интеллигенция вышла из Нового Афона!
   В 1890 году из царского дворца в Санкт-Петербурге была пожертвована на Новый Афон динамо-машина. С тех пор плотина у реки Псырцхи, у стен древнего, IX-X веков храма использовалась как электростанция (одна из первых, кстати, в России, а весть о чудотворном источнике на Иверской горе широко распространилась).
   Тогда же в горах для доставки дров и стройматериалов в обитель была проложена железная дорога - старый паровоз на одной из гор недалеко от монастыря можно увидеть и ныне. Иноки разбили дивные фруктовые сады, создали оливковые плантации. «Как вам удалось добиться плодов от финиковых и банановых пальм?» - изумлялись паломники. «Хорошо у нас, - отвечал отец-садовод. - Помолимся, посадим, ухаживаем с молитвой. Бог благословляет, все растёт, цветёт и плод даёт». Иноки раздавали местным жителям саженцы, выращенные в монастырских питомниках, способствуя тем самым развитию культурного садоводства и распространению качественных сортов плодовых деревьев в Абхазии.
   Строительство монастырского собора в честь святого Пантелеимона было закончено в 1900 году. К 1915-му в Новоафонской обители насчитывалось более 750 человек братии.
После революции 1917 года монахи пытались сохранить обитель от разорения. В 1924 году приехал председатель Совета народных комиссаров Абхазии Нестор Лакоба. Монахи собрались в трапезной. Он обратился к ним с такими словами: «Дорогие отцы, мне категорически приказали в Москве закрыть ваш монастырь. Я долго протестовал, отстаивая его. Вы знаете, что он дорог мне так же, как и вам, потому что я воспитанник монастырской школы, учреждённой когда-то в былые годы дорогим покойным отцом-настоятелем Иероном для абхазских мальчиков, где когда-то воспитывался и я на всём полном монастырском содержании. Абхазы с благоговением вспоминают о вашей миссионерской деятельности среди нашего народа, некоторые из ваших учёных монахов, в совершенстве изучив наш язык, изобрели нам абхазскую письменность, благодаря которой проглянул луч просвещения в среду наших людей. Но простите меня, отцы, потому что я не властен отменить или хотя бы отсрочить, ибо это решение самого Сталина…» Постояв некоторое время, он повернулся и вышел из трапезной.
(Напомним, что в 1936 году Нестор Аполлонович Лакоба внезапно умер, по мнению исследователей - отравлен Берией. Ему устроили торжественные похороны, на которые собрались десятки тысяч человек. Но вскоре обвинили в том, что он помог Троцкому бежать из Сухума в Турцию, и объявили врагом народа. Были арестованы его младший брат, Михаил, заместитель наркома внутренних дел Абхазии, его супруга, грузинка-мусульманка, аджарка Сария, их четырнадцатилетний сын Рауф, близкие родственники – все расстреляны.)
   Монастырь закрыли «как очаг контрреволюционной пропаганды». Все земли были переданы совхозу, множество храмов разорено, ризницу, в которой хранились дары царской семьи, разграбили. Изгоняемые монахи со слезами обнимали и целовали кипарисы, когда-то ими посаженные. Они уходили навсегда и расставались со своей обителью, оставляя всё, что было создано их руками за многие годы труда и молитвы.
   Те монахи, которых не арестовали сразу, поселились в долине Псху. Но в 1930 году их  всех под конвоем отправили в Сухуми. По дороге расстреляли полтораста монахов, в основном престарелых и больных. Остальным уже на месте зачитали приказ о расстреле: «Находясь в отстранении от общества людей, правонарушители уклонились от воинского учёта и надзора со стороны органов исполнительной власти. Монахи-отшельники попрали существующее законодательство относительно ограничений прав церкви, уклонились от долга социально полезного труда и уплаты налогов при бесконтрольном землепользовании…» Монахов приговорили к расстрелу. Но погрузили на баржу и утопили на пути к Новороссийску.
- …В советские времена, - продолжал рассказ о. Виссарион, - монастырь использовали в качестве санатория, соборный храм стал клубом, потом музеем. На месте погребения первого настоятеля архимандрита Иерона устроили танцплощадку и плясали, как бесы, на мощах! Музей исторический сделали, на месте алтаря поставили Голгофу и туда кидали монетки, мелочь… Мне сказал об этом священник Пётр Лыхнинский. Там, говорит, заходят в шортах, в купальниках, чуть ли не голые – в алтарь, куда женщины вообще не вхожи! Попытайся, говорит, хоть Голгофу оттуда вытащить, а то ведь святотатство творится! А я тогда, в середине 80-х, ещё в разбойниках числился, вернулся из многолетней командировки, так сказать, ха-ха. Приезжаю к министру культуры…
- Принял? Только что освободившегося?
- Конечно! Голгофу вытащили, ленту натянули, чтобы в алтарь не заходили голые…
- Интересно у вас вопросы решались.
- Был ещё случай. Директор этого музея не хотел возвращать его Церкви. Ни в какую. А я ещё не был батюшкой, что мог? Но у этого директора внезапно тяжело заболел сын, потом и сам преставился, царство ему небесное…
- Вы так говорите, батюшка, что можно подумать…
- Нет, сам, видит Бог! – о. Виссарион перекрестился. – Все вопросы надо решать полюбовно, а не дохристианскими методами!
- Что здесь было во время войны?
- Госпиталь военный. Противники Абхазии это знали, бомбили, но ни один снаряд прямо в монастырь не попал, не разрывались даже – чудом, промыслом Божием!
- Или устаревшие и отсыревшие на складах снаряды Закавказского военного округа Советской армии?
- Бога! Апостольская отводила беду сила!
- Но воевали-то православные с православными.
- Отвечу словами апостола Иакова: «Вера без дел есть мертва».
296 1154
   По словам командующего авиацией Сухопутных войск В. Очирова, вертолёт «Ми-8МТ» был сбит ракетой. В огне заживо сгорели 13 женщин и 28 детей. Общее число жертв превысило 60 человек. Прибывшие к месту катастрофы солдаты и офицеры застали мародёров, обшаривающих обгоревшие тела погибших в поисках золотых зубов, коронок и колец.
       Мы вошли в монастырь. Непередаваемы словами (поистине: слово изреченное есть ложь) эти первые мгновенья в монастыре – будь то Новодевичий или Валаамский, Киево-Печерский или Соловецкий, Кирилло-Белозерский или Острожский... На всю жизнь запомнил я, как мальчишкой пролез сквозь ограду закрытого, заколоченного Донского монастыря, функционировавшего тогда лишь в качестве прилегающего к нему крематория и кладбища, и бродил, вдыхая прогорклый запах веков, думая о своём расстрелянном деде, которого, как считалось, закопали на монастырской территории в общей могиле. Первые секунды в монастырях (переживших XX век, намоленных и осквернённых), будто физически ощущаешь грань между сущим и потусторонним, адом и раем. То же – в Новоафонском. Здесь однажды даже более явственно, зримо была обозначена сия грань, теперь понимаю – как предзнаменование.
   Было это меньше, чем за год до начала грузино-абхазской войны, за три месяца до крушения СССР, в сентябре 1991-го. С друзьями, грузинами и абхазами, мы частенько сновали, дефилировали, барражировали, носились (будто чувствуя, что в таком составе – в последний раз) туда-сюда по трассе Гагры-Сухуми. С какими-то очередными  курортницами, беспрестанно задиравшими ноги к потолку машины и визжащими, заехали в Новый Афон, знамо дело, выпивши – решили «осмотреть выставку», то есть музей. Там встретили митрополита Сухумо-Абхазского Давида Чкадуа (кто-то из нашей компании оказался его родственником), он, подчёркнуто не глядя на курортниц в мини-юбках и прозрачных майках, рассказал о возобновлении духовной жизни, о намерении восстановить монастырь, перенести сюда резиденцию. Напоследок по просьбе курортниц он милостиво выслушал их исповеди по очереди, но отпускать грехи, как ни упрашивали, не стал. «Мы не католики, чтобы так запросто взять и отпустить, мол, греши дальше, дщерь», - улыбался Давид. - На всё воля Божия. И потом, посерьёзнев, в застольном разговоре по-грузински дал понять, как мне потом объяснили друзья, что было какое-то знамение и у него недоброе предчувствие
   Территория монастыря была залита ласковым предвечерним солнцем. Внизу и до дугообразного горизонта сверкало и медленно с утробным вековым гулом куда-то двигалось море. Пели сладкоголосые птицы. Пахло разогретой смолой сосен, эвкалиптов, розами, травами, мёдом, вином… И казалось, что просто не может не быть здесь мира и любви.
   После монастыря мы спустились в знаменитую пещеру, сокрытую в недрах Иверской горы – подземное царство сталактитов и сталагмитов. И там, проехав на «пещерном метро» - электропоезде «Турист», пройдя по колоссальной карстовой полости меж дворцов и дикого хаоса, пещерных озёр, гротов, огромных, будто звучащих «органов», по залам «Абхазия», «Каньон», «Иверия», «Сухуми», «Тбилиси», «Москва» с летучими мышами, где вдруг вырубился свет, - почувствовали себя в аду. И вспомнили слова митрополита.
   Всех, кого нашли в домах, забрали: детей, женщин, стариков. Взрослых выстроили перед танком, детей же посадили на танк и повели всех в сторону Дранды. Мирных жителей использовали в качестве заслона от обстрелов партизан. Допуа Джульетту, привязав верёвками к танку, поволокли по улице… Иваненко Леонида, жителя с. Тамыш Очамчирского района, обвинили в том, что он прячет машину своего зятя. Повели его к складу Сельхозхимии, показали труп ранее убитого и сказали: «Будешь убит так же, как он». Труп опознать было трудно, лицо изуродовано. Бжания Джоджи был узнан по вещам. Восемнадцатилетнюю дочь Леонида Аллу затащили в дом на окраине села. Их было человек двадцать. Они били и насиловали девушку. Три дня Алла находилась в их руках. И сошла с ума. С матерью Аллы, Тамарой Иваненко, поступили так же.      
   Обстрелы Нового Афона во время войны повредили-таки храм Покрова Богоматери.
В сентябре 1993 года в Абхазию прибыл игумен Пётр (Пиголь), бывший настоятель подворья Афонского монастыря в Москве. Через полгода снова приехал, но уже с послушниками и гуманитарной помощью для нуждающихся. Прибывшая братия поселилась в одном из корпусов Новоафонской обители. Послушники стали приводить в порядок здания монастыря, и скоро возобновилась монашеская жизнь. 7 апреля 1994-го, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, была совершена первая литургия в храме Симона Кананита. На богослужения в обитель стали приходить местные жители. Осенью того же года в Новоафонском монастыре открылось духовное училище. Работы по восстановлению обители игумен Пётр согласовывал с Пантелеимоновым монастырём на Афоне в Греции, обходя Грузинскую Патриархию, канонические границы которой включают и территорию Абхазии. Последовавшие из Грузии протесты в адрес Московской и Константинопольской Патриархий привели к тому, что игумена Петра отозвали на Афон. Оставшаяся без настоятеля новоафонская братия разошлась по монастырям России. Позже на их место пришли абхазы, получившие к тому времени духовное образование и ставшие монахами.
   Помолившись, мы вышли с территории монастыря, потому что у батюшки была надобность переговорить с отцом-агрономом (тоже с непростой, изломанной судьбой), и поднялись к нагорному монастырю. Пока батюшка вёл беседу (так и хочется сказать: перетирал), я прошёл реликтовую сосновую рощу и прогулялся по монастырскому саду, где в сладкоголосом водопаде пения птиц цвело всё, что должно было и, кажется, не должно цвести: и магнолии, и мушмалы, и лавровишни, и канарские финики, и драцены, и благородные лавры, и кедры, и банановые и веерные пальмы, и камфорные деревья… Обогнув лебединое озеро (лебеди горды и невозмутимы, а зеркальные карпы волнующе томны и сыты, отказались есть крошки лаваша) мы вернулись в стены обители святого апостола Симона Кананита. Зашли в самую большую из четырёх, расположенных по углам четырёхугольника монастырских корпусов, на юго-восточном углу церковь – Андрея Первозванного, затем – в храм Всех афонских святых, в Больничный храм во имя мученика Иерона. Поднялись на пятидесятиметровую колокольню с часами и звонницей, откуда открывался захватывающий дух, самый, по-моему, неимоверный, поистине божественный вид из тех, что даровал мне Господь в моей жизни узреть с монастырских колоколен. Любые потуги выразить то, что видишь во все четыре стороны света с колокольни Новоафонского монастыря, словами будут, думается, неадекватно-жалкими.   Неописуемый вид. Тем паче, что собиралась субтропическая гроза, но сияло меж туч солнце.
- Красиво? – осведомился о. Виссарион, и в его вопросе – на фоне панорамы – послышался какой-то прикол.
- Не то слово, - сказал я, не найдясь, что ответить. И сказал неуместную глупость, за которую сразу и устыдился: - Кажется, полпобережья отсюда простреливается.
- Да, были снайперши… - сипло согласился батюшка.
      «Белые колготки» - женское спецформирование, мастера спорта по стрельбе, снайперы из Прибалтики и России. Зарплаты – выше среднего, плюс гонорары за каждый доказанный (лучше качественно, с резкостью сфотографированный) труп. Работали почти круглосуточно. Стреляли в голову и в пах. В конце августа две такие спортсменки попали в плен, их спросили, почему убивают людей, они отвечали, что не жалко этот грязный небритый скот, а те, на другой стороне, интеллигентные, культурные, платёжеспособные… Их расстреляли.

   Мы стояли с батюшкой посреди монастырского двора между вековых камфорных деревьев, он рассказывал, как всё было, а вокруг творилось нечто невообразимое. Из-за Иверской горы, вдруг потемневшей, будто опалённой, наползала неправдоподобно громадная туча аспидного, апокалиптичного бордово-оранжево-сине-зелёно-кровавого цвета, но в пробивающихся солнечных лучах надрывно-ослепительно и торжествующе сияли все пять куполов Пантелеимоновского собора.
- Бог не выдаст, - взглянув на тучу, перекрестился батюшка.   
   К нам подошёл иеромонах Андрей (Ампар). Чернобородый, чернобровый, сосредоточенный, строгий, даже суровый, на вид совсем молодой, он с 1999 года настоятель Новоафонского монастыря, первый в истории монастыря настоятель-абхазец. Я заметил, как при приближении Андрея батюшка внутренне напрягся, словно в себя опрокинулся - разряд электричества, невидимая молния сверкнула между ними. И подумал, что вряд ли мне (как там у Лермонтова: «странствующему офицеру, да ещё с подорожной по казённой надобности») в обычной журналисткой командировке даже приблизиться к пониманию того, что на самом деле произошло, происходит и будет происходить на этой земле. Андрей молча постоял, произнёс одну-две ничего не значащие и даже несколько загадочные, как мне показалось, фразы в том смысле, что на всё воля Божия, и на благо, и на зло, и удалился. И что-то в батюшке изменилось, я заметил это, в то время как он показывал мне соборный храм, иконы Божией Матери «Избавительницы», святого великомученика и целителя Пантелеимона, иконостас, посвящённый святому Александру Невскому, памятную плиту в честь закладки Пантелеимоновского храма государем императором Александром III, росписи стен, сотворённых мастерами из Палеха Владимирской губернии в 1911-1914-м годах, накануне величайших в истории человечества катаклизмов…
- Что-то не так, батюшка? – осведомился я.
- Всё так, - отвечал о. Виссарион. – Но пора возвращаться в Сухум.
- У вас, кажется, не очень простые отношения с Андреем… - предположил я, когда ехали в машине.
- А как могут быть простые, когда бесы кругом крутятся?
- Не могут, - согласился я. – А что за бесы?
   Батюшка не сразу ответил, понадобилось переспросить.
- Обыкновенные бесы… Вот ты узрел в глазах этого Андрея смирение? Его брат убил отца топором – какое может быть смирение! Те бесы, которым спать не даёт сознание того, что православие в Абхазии не сумели прикончить, выжило и поднимается с Божией и российской помощью!
- Католики? – уточнил я. – Магометане? Но ведь грузины тоже православные, - в который раз констатировал я.
- А причём здесь  грузины? Тот сброд, который к нам ворвался, и грузинами-то назвать нельзя – уголовники! – горячился батюшка. – Да и уголовниками-то, которые по понятиям живут, их тоже не назовёшь – шваль, отбросы, уроды, ублюдки! Но я не о них – крутятся настоящие бесы вокруг Новоафонского, охмуряют, а Андрей слаб, прислушивается, на поводу идёт… Вот лучше ты, журналист, мне ответь: зачем, кому выгодно было исконную сербскую землю – Косово – у сербов отнять и отдать магометанам, притом не каким-нибудь, а албанцам косовским, из которых половина, больше – наркоторговцы, настоящие преступники? И это в самом центре Европы… чтобы зараза расползалась, выедала изнутри, как крыса, как раковая опухоль!..
- Американцам?
- Сам говоришь, что журналист-международник, а не понимаешь!
- Да я ничего не говорю…
- Потому что голодный! – воскликнул батюшка с типично абхазской интонацией.
   Я стал отпираться, но мы остановились у придорожного ресторана, и батюшка назаказывал всяческих блюд, из которых больше всего мне понравилась как-то по особому, по батюшкиному рецепту (он объяснял что-то хозяину по-абхазски, показывая для доходчивости и жестами) приготовленная мамалыга. Сам о. Виссарион к еде не притронулся, не выпил даже чаю: суббота.
- Вам бы отдохнуть перед пасхальной службой, батюшка, - сказал я.
- На том свете отдохнём. Мне ещё многих надо сегодня проведать, поддержать, укрепить.
Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!
   Посоветовав вздремнуть, он высадил меня у гостиницы. Я пошёл прогуляться и в приморском парке, где под вековыми платанами, олеандрами, туями, лаврами бегали дети, старики, попивая кофе по-турецки, играли в нарды, играла музыка, смеялись, мне показалось, что никакой войны и не было, я снова в СССР, во всесоюзной здравнице. Усиливал, делал пугающе аутентичным это впечатление звучавший где-то рядом голос Высоцкого (когда-то в Сухуми, Гаграх, как и по всей необъятной стране из каждого окна, на пляжах, в скверах, всюду звучал этот неповторимый надсаженный голос эпохи):
                …Как р-рж-жанёт корен-нной, - я смирил его ласковым словом,
                Да репей из мочал еле выдрал и гриву заплё-ёл.
                Пётр-апостол – старик, что-то долго возился с засовом,
                И кряхтел, и ворчал, и не смог отворить – и ушёл.
                И огромный этап не издал ни единого слова,
                Лишь на кор-рточки вдруг с онемевших колен пер-ресел.
                Вон следы пёсьих лап. Да не р-рай это вовсе, а зо-она-а!
                Всё вер-рнулось на круг-г, и Распятый над кр-ругом висел-л-л…               
   Первое, на что обратил внимание, войдя в храм Благовещения Пресвятой Богородицы, где служит благочинный Сухумский и Абхазский о. Виссарион – плакаты «Христос Воскресе!» на русском, старославянском и абхазском языках. И на то, что присутствует множество девушек и юношей - если б не образа, не лампады, можно было подумать, что попал в клуб на модный концерт или на некий слёт школьно-студенческой молодёжи.
- …Царствует ад, но не вечнует над родом человеческим, - нараспев, неповторимо-надсаженным сиплым блатным замечательным голосом читал батюшка, - Ты бо положся во гробе Державне, живоначальною дланию, смерти ключи развергл еси, и проповедал еси от века тамо спящим избавление неложное, быв Спасе мертвым первенец. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу…
   И ещё обратил я внимание на то, что много беременных женщин, от совсем молоденьких, почти девочек, до весьма зрелых женщин. Притом никто не скрывал беременности, не старался держаться в тени, напротив, свечи тут и там высвечивали животы беременных, они словно гордились осуществлением наивысшего призвания женщины на земле – продолжать род людской.
- …Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семени зачала еси Сына: восстану бо и прославлюся, и вознесу со славою непрестанно, яко Бог, верою и любовию Тя величающия. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе…
   Служба шла на старославянском, а частично на абхазском языке. Глядя на лица молящихся, молодые в большинстве своём, я подумал о том, что верна пословица: каков поп, таков приход. Я видел, какими глазами смотрели девушки и юноши на своего батюшку, высокого, худого, бородатого, благообразного, с перебитым в схватках носом, с большими сильными руками, явно способными не только крестить и окроплять, но и карать, на батюшку, многажды отсидевшего, авторитетнейшего и справедливейшего… Здесь, в Абхазии, лихие люди всегда вызывали уважение. Тем паче – пришедшие к Богу. Прямо по Священному Писанию. И вряд ли бы здесь смог вселять и укреплять Веру, миротворить, сеять разумное, доброе, вечное священник иного облика, скажем, с толстым животом, пухлыми белыми ручками и бегающими глазками (коих в РПЦ, у нас в России в последнее время стало великое множество, этаких «новых русских священников» - заодно и бизнесменов, в основном риэлторов и оптовых торговцев).
   Я обратил внимания на стоящего посреди храма мужчину, полного чувства собственного достоинства. Мы встретились поверх свечей взглядами раз, второй, третий – и узнали друг друга - сквозь почти три десятка лет (и каких!) - что само по себе поразило. Это был тот самый Алябрик.
- …Еще молимся о Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. Господи, помилуй. Еще молимся за всю братию и за вся христианы…
   Мы вышли из церкви, чтобы вдохнуть предрассветного морского воздуха. В той далёкой, довоенной, ещё советской молодости на Пицунде, где он был легендарным барменом и теннисистом, мы на итальянский, как казалось грузинам и абхазцам, манер называли его Алябриком или Алебрино. Он был легендарной личностью, его, например, многажды  упоминает в своих книгах автор «Семнадцати мгновений весны» Юлиан Семёнов, вспоминают и другие писатели, представители творческой интеллигенции, обожавшие Пицунду. Алябрик… при одном этом странном имени вновь и вновь накатывают волны ностальгии.
- Валера, расскажи о себе, а то мы тогда всё Алябрик да Алябрик…
- Валерий Иванович Кирдбая, из дворян ветвей Кирдбая - Маргани, абхазское дворянство существует испокон веков, как ты знаешь.
- Как не знать!
- Напрасно улыбаешься, дворянство Абхазии – одно из древнейших, и если владетельным князем был Шервашидзе, то Чачба был его правой рукой и на самом деле был здесь гораздо более владетельным и влиятельным. В Гудаутах есть кладбище, на могилах так  написано: дворянин такой-то, такой-то…
- Чтобы не оставалось сомнений? Но ведь пред Всевышним все равны. Не очень себе представляю, чтобы в Москве на Новодевичьем или на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа близ Парижа писали на могилах: дворянин такой-то. Хотя там дворян немало…
- У нас все были дворянами.
- Может, оно и правильно – когда все. По сути, смысл всех революций именно в этом: чтобы все.
- Я закончил школу, Сухумский институт субтропических культур по специальности инженера-технолога по выращиванию и переработке субтропических культур. Но по профессии не работал. Сразу пошёл в туризм, в сферу обслуживания. Шестнадцать лет проработал барменом в корпусах, пицундском комплексе отдыха, где меня, как ты помнишь, называли Алябриком. Потом работал замдиректора курорта Пицунда по снабжению, в перестройку создал свою фирму: туризм, сервис, реализация путёвок, торговый точки… А потом началась война. Я сидел дома, звонит мой друг Руслан Бумба, говорит: война. Я рассмеялся, послал его к чёрту. Но включил телевизор – выступает наш президент Владислав Ардзинба – война… Я никогда не думал, что грузины, мы ж с детства вместе, могут напасть, убивать… В августе в разгар курортного сезона стали обстреливать пляжи… Высадился десант, взяли в кольцо – от Сухума до Гагр, нас отсекли от России. Гагры самолёты бомбили, начали с водоканала, чтобы лишить население воды, мосты, например, через реку Бзыбь по дороге на озеро Рица, но бомба там, слава богу, не взорвалась, боеприпасы были уже старые, остатки советских, отсырели… Ворвались к нам под водительством Китовани, Иосилиани наркоманы, уголовники, они издевались над людьми. Когда Гагру освободили, нашли там в доме кассету, парнишка из Тюмени приехал просто помочь, когда-то отдыхал здесь, первая любовь была и вообще полюбил Абхазию, а боевики страшными пытками выбивали из него признание, что он наёмник из России… Помогать нам пришли казаки с юга России, никакие не наёмники, кто бы им платил, а ещё адыги, кабардинцы, черкесы, осетины, чеченцы… Я был знаком с Шамилем Басаевым. Много разговаривали. Непростой, очень интересный был человек – поэт, футболист…
- Прям как Че Гевара.
- Что-то было такое.
- А беса ты в нём не разглядел?
- И это было, - признал Алябрик.
- А как отец Виссарион к ним относился – к мусульманам, которые пришли, чтобы вам, православным, помогать воевать с православными же?
- Как он мог относиться, когда всё на него свалилось, Церковь нашу бросили. Крестил, мирил, грехи замаливал, молился за них, притом за тех и других – и православных, и мусульман, и католиков, и язычников, и староверов, к которым ездил высоко в горы… Если бы не батюшка, то я уверен, Бог бы оставил, а может, и проклял нашу землю за то, что здесь творилось. Но у нас был батюшка. И он сыграл главную, может быть, роль в спасении народа.
- Мало о ком из живущих можно так сказать, - с восхищением заметил я. – Практически, ни о ком – не только в Абхазии.
- Так оно и есть.
   Мы вернулись в напоённый плавящимся воском и кедровым запахом нестарых икон полумрак храма. Я принялся фотографировать, на меня заворчали, но я сказал, что с благословения батюшки, и вопросов больше не возникало, напротив, я заметил, что девчонки исподволь даже стараются предстать перед объективом в выгодном ракурсе, как  бы чуть-чуть позируют.
- …Христос Истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилует и спасёт нас, яко Благ и Человеколюбец. Аминь…
И пошли все вслед за батюшкой крестным ходом вокруг храма, распевая:
- Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!
- Слава Святей и Единосущней и Животворящей и Нераздельней Троице всегда, ныне и присно и во веки веков! – возглашал о. Виссарион.
   И подхватывал многоголосный хор, в котором солировал Астион:
- Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав…
   В крестном ходу было немало людей неопределённого возраста, точнее, вовсе без оного, с застывшим выражением глаз, будто оставшихся в пережитом и уже неизбывном. Глаз юных стариков. Подобные глаза я видел на картинах Франсиско Гойи в мадридском музее «Прадо», но здесь, вживую, в отблеске свечей сухумского пасхально украшенного храма они произвели гораздо более глубокое впечатление.
182 1185 1
      11-летняя ученица 3-го класса хоровой школы Рада Багателия ночью пыталась найти защиту в постели у своих деда с бабкой, вместе с которыми была расстреляна автоматными очередями. Розу Кетия, изнасиловав группой в присутствии 6-летнего сына и избитого почти по смерти мужа, выбросили из окна пятого этажа. Среди многих избитых, ограбленных и уничтоженных евреев примечательна судьба одного из тех, кто составлял лицо Сухума, 72-летнего часовщика Абрамова по кличке Борода. Валерий Кирдбая (тот самый Алябрик) рассказывал мне, что в ночь с 23 на 24 января 1993 года Абрамов попытался бежать…. Но гвардейцы-головорезы настигли его уже на корабле, на котором уплывали в основном дети,  обыскали, нашли зашитые в пояс доллары, долго избивали ногами и прикладами, называя жидовской сволочью и падалью, ломая рёбра, уродуя, раздели донага, швырнули на бетон пристани в талый снег и грязь и запретили оказывать ему помощь – он умер на глазах людей, сжавшихся в страхе. «Боже, чего  только мы не натерпелись, чего только не вынесли! – рассказывала Ольга, гречанка из Гульрипшского района. – Соседку изнасиловали прямо на глазах её мальчиков. А другого соседа, армянина, заставляли насиловать его собственную дочь. Он сопротивлялся и его застрелили».
   Я обратил внимание на красивую молодую женщину не здешнего вида, стоявшую перед иконой Пресвятой Девы Марии на коленях и не молящуюся. Погружённая в свои мысли, она простояла так минут двадцать. Затем, поднявшись с колен, вышла на улицу. Я вышел следом за ней. Удалившись от церкви, стоя рядом с белым джипом с обозначениями «UN» (United Nations) на бортах и капоте такого размера, чтобы сразу замечали даже из бомбардировщиков, не говоря о вертолётах, она курила и разговаривала по мобильному телефону. Дождавшись окончания разговора, извинившись, я сказал по-английски, что журналист из Москвы, собираю материал для книги, и было бы интересно узнать мнение иностранки о нынешней Абхазии. Она оказалась голландкой, социологом, в Сухуме живёт с женой-бельгийкой, официальным наблюдателем. Но бывала в Абхазии и прежде, ещё до войны и развала СССР, с прошлой своей подругой, немкой из ГДР.
- Мы жили в Пицунде, недалеко от дачи, где Никита Хрущёв узнал о том, что его сместил Леонид Брежнев, но ездили по всей Абхазии, были и на даче Сталина на озере Рица – фантастическая красота! Русские, греки, абхазцы, турки, грузины, евреи, армяне, черкесы, узбеки, поляки, немцы, китайцы, болгары, чилийцы, корейцы, азербайджанцы, африканцы!.. Здесь был настоящий интернационал! Я помню, какая потрясающая была атмосфера на концерте органной музыки в старинном пицундском храме! Вы, русские, упустили великий исторический шанс, который никогда никакой другой нации не предоставлялся Господом Богом, по крайней мере - в таком масштабе. Бог, Провидение вас пытались подвигнуть на создание новой великой интернациональной общности, где не делалось бы различий по национальным, религиозным, гендерным признакам… Могла осуществиться многовековая мечта человечества, выраженная Джоном Ленном в песне «Imagine». Но вы упустили исторический шанс. Жаль. Мир до сих пор не может прийти в себя от разочарования. Дети вам не простят.
   Она села в джип, улыбнулась, сказала «So long!» махнула рукой и уехала. Озадаченный монологом голландки, в особенности последней фразой, я вернулся в храм и, отстояв очередь из мужчин и мальчиков, причастился.               
      Разбудил меня телефонный звонок – батюшка приглашал на разговение, сказал, что сын Астион на машине будет у гостиницы через две минуты.
   Разговение в трапезной у о. Виссариона на Пасху было красочным, достойным кисти Рубенса, кого-либо из «малых голландцев» или пера Николая Васильевича Гоголя, так что ограничусь  констатацией. Присутствовал весь цвет Сухуми (естественно, за столом сидели только мужчины): вице-президент, главный прокурор, главный таможенник, главный врач, командующий, начальник приватизации, генеральный директор и т.д. и т.п. Стол ломился от яств. Тосты в основном поднимались за батюшку, хотя он скромно переводил всё на Пасху, Пресвятую Богородицу и Господа Бога нашего Иисуса Христа, а также Абхазию, которая воссоединилась наконец с великой Россией (была первая Пасха после официального признания Россией Абхазии). Чтобы сделать паузу в обильных возлияниях, мы с начальником Военного санатория «Сухум-МВО» (Московского военного округа) Александром Фурсенко вышли на свежий воздух, где я закурил сигарилью, скрученную из абхазского табака (прямо скажем, не кубинский).
- Какими судьбами здесь, Саша?
- Родился в Сухуми, в старой казачьей семье, предки ещё при Екатерине Великой обосновались здесь. А корни в Краснодарском крае, станица Мортанская.
- Фактурная у тебя внешность. В кино про казаков не предлагали сниматься?
- Было дело. Но я не лицедей, я офицер советской армии, полковник.
- Неужели до сих пор советской?
- Российской, конечно. Хотя бывших офицеров той или иной армии не бывает – только предатели. – Отвечал на вопросы Александр по-военному коротко, жёстковато, явно продуманно, взвешено. Выстрадано.
- Батюшку давно знаешь?
- Много лет. Личность непростая, прямо скажу. Сложная. Да и обстановка уже много лет здесь сложная, очень много проблем, сопряжённых с национальными вопросами. Вот и при назначении меня на должность возникло острейшее противостояние.
- Почему?
- Во-первых, я русский. Во-вторых, со своим взглядом на жизнь, который не всегда совпадает с менталитетом абхазского народа. Для меня главное – порядок. А эти понятия – национальная специфика, особенность, менталитет - в законе неприемлемы. Закон един для всех. Однозначно. Для становления государства и государственности. Закон и порядок – это гарантия государства, его будущее. Нельзя построить государство по понятиям. И апелляция к истории, к каким-то событиям, прошлым подвигам по отношению к закону невозможна. Человек, защищавший свою родину, не имеет права размахивать знамёнами и нарушать закон. Здесь же это сплошь да рядом, обыденность. А нам, русским и другим, приходится каждый день отстаивать своё право на проживание и занятие определённой ниши. Вот недавно был принят закон, по которому с 2012 года делопроизводство будет осуществляться на абхазском языке. А ведь тут места ссылки были, малярия свирепствовала. Русские делали мелиорацию, сажали эвкалипты, чтобы воздух был на таким влажным, цитрцсовые, строили каскады прудов, разводили карпов… Да сама независимость была завоёвана благодаря тому, что здесь значительное количество граждан России!
- Ещё одной Чечнёй не станет?
- Абхазия – это многонациональная республика, теперь страна. Согласно последней переписи, проводимой ещё в СССР, население Абхазии составляло семьсот тысяч человек, из них абхазов – девяносто тысяч. Но велико желание построить моноэтническое государство. Быть не только титульной нацией, но элитой.
- Грузин выгнали. А кто остался - кроме абхазов?
- Армяне, например, их много, теперь они по количеству превосходят русских…
- А как отец Виссарион относится к национальному вопросу?
- Меня всё время хотели снять и снимали – и президент Абхазии Ардзинба, и вице-президент, тот, который в трапезной у батюшки сейчас рядом со мной сидит и чокается, Валерий Шалвович Аршба, много лет исполнял обязанности президента, мой большой друг – куда он только ни писал, подписывал обращение к министру обороны России о снятии меня с должности…
- Чем не угодил?
- Я стоял за порядок. Это не нравилось. Жёсткое было противостояние, мягко говоря. Начальником санатория был двоюродный брат Виссариона, Пилия Анатолий Владимирович. И батюшка на расширенном семейном совете, на сходе сказал: «Вы все мои дети, и если этот человек нашей стране, нашему народу более полезен, то я буду за него». Проявил мудрость.
- Несмотря на родство?
- Батюшка – духовный лидер страны, ибо на парашюте не спустился, как говорят, а вышел из народа. Он близок, доступен. Но его несомненная духовная, нравственная чистота дисциплинирует горячие головы. Он берёт на себя ответственность и разбирается в сложнейших ситуациях. Батюшка делает то, что не в состоянии сделать чиновники любого уровня, уж не говоря о силовых структурах, батюшка делает. Проще говоря, все, и национальные, и самые беспредельные, чисто криминальные вопросы в Абхазии может разрулить, решить батюшка и только батюшка.
- Настоящий крёстный отец нации?
- Крёстный батюшка, - по существу поправил меня Александр. - Он способен остановить кровную месть, притом сразу, в первом же поколении: кто-то убил брата или отца, но брат или сын по благословению батюшки отказываются от мести. Он – плоть от плоти абхазского народа, всегда был душой компании, другие выскальзывали, уходили в отрицаловку, а он брал на себя, четырежды отсидел…
- Но всё же батюшка – не Господь Бог, одному ему не наладить жизнь в Абхазии.
- Безусловно. Здесь витает идея, завезённая из Саудовской Аравии, из Эмиратов. Там, скажем, арабов – около трёхсот тысяч, а работников – миллион и больше. То есть местные управляют, начальствуют, богатеют просто по праву рождения. Все на них работают по контракту: женился – нарушение контракта, можно не платить, забеременела – нарушение контракта… И здесь это становится национальной идеей: абхазы рождены управлять.
- А как же итальянцы, испанцы, греки и прочие? Места у них не менее благословенные, тоже солнце, море, горы, фрукты, вино – а они трудятся.
- Там испокон века привыкли трудиться. А Абхазия, Грузия избалованы ещё Сталиным, здесь никогда не было войны, всегда из России шли колоссальные дотации, освобождение от налогов, которые платили Воронежская, Белгородская, Архангельская, Иркутская и прочие области России. Вот ты видишь разрушенный Сухуми. А это ведь не столько грузины, сколько сами абхазы сотворили. Мародёрствовали. Вот там была грузинская школа – разрушили, растащили на дрова и просто, без надобности. И дома разрушали, сжигали… И участки свои ещё как расширяли под сурдинку… Иностранец, даже русский, не имеет права купить недвижимость – это бонус для абхаза, он может одну и ту же квартиру или дом по три-четыре раза продавать и ничего в их так называемом суде не докажешь… Короче, если Россия сюда не войдёт в полный рост и не только деньги давать, но не будет диктовать, устанавливать цивилизованные, европейские принципы и законы взамен существующих понятий – кранты.
- И как ты, Саша, живёшь здесь с такими убеждениями? – подивился я.
- Ни перед кем спину гнуть не буду, от убеждений своих не откажусь и под прицелом. Потому что я русский офицер, казак. Но пойдём за стол, выпьем, а то неудобно перед батюшкой.   
234 1289 1
   Мирных жителей расстреливали и сжигали трупы. Во время боёв на Гумисте была устроена настоящая бойня. Живым ещё людям вспарывали животы и вынимали кишки, вырезали сердце, снимали скальпы, а потом четвертовали. Тех, кто был в состоянии двигаться, они заставляли вырыть яму и побросать туда куски человеческих тел. Потом добили оставшихся в живых и всех закопали…
…«Вошли в квартиру и приказали не двигаться, - вспоминал житель Сухума З.Х. Начкебия. – Выпили чачу. Один из них поставил сына Руслана к стенке и приставил дуло автомата к подбородку. Сказал, что пришёл убивать. Двухлетняя внучка Ляда лежала в кроватке. Другой гвардеец подошёл к девочке и приставил нож к горлу. Девочка сказала себе: “Ляда, не плачь, дядя хороший, он тебя не убьёт”. Жена начала умолять не убивать сына. “Сама повесься, сука, тогда сына не убьём”, - рассмеялся пьяный гвардеец. Пришли соседи, а жена выбежала из комнаты. Вскоре пошли искать её и обнаружили в подвале, Света висела на верёвке и была уже мертва. Они сказали: “Закопайте её, так уж и быть, сегодня мы добрые. А завтра мы придём вас убивать”».
   После разговения мы с о. Виссарионом отправились в своеобычное пасхальное турне по Сухуму и побережью. Встречали его едва ли не осанной – Спаси! Помоги! Благослови! И батюшка внимательно, с неподдельным участием выслушивал, давал советы, благословлял – и стриков, и малых детишек, и женщин, готовящихся рожать, и бизнесменов.
   Неподалёку от города владелец частного яхт-клуба, похожий на криминального авторитета (кажется, сидел с батюшкой), попросил освятить только доставленную с гамбургской верфи и уже успевшую подвергнуться абхазскому тюнингу яхту. Батюшка не сразу, но согласился – в честь Светлого Христова Воскресения.    
- Господи Боже отцов наших, - молвил он, окропляя борта, рубку и палубу святой водой, - повелевший для спасения мира построить ковчег Своему рабу Ною и благоволивший ему из соединения многих деревьев составить одно дерево – ковчег! Ты, Владыка всех, спасая Своею могущественною рукой человеческий род, Сам благоволил управлять бездушными деревьями. Ты и ныне, послав доброго ангела мира, Сам сохрани и этот корабль, а также сохрани и желающих плыть на нём и каждого из них удостой здоровым достигнуть своего места, по молитвам Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Вечнодевы Марии, силою многочтимого и Животворящего Креста, по ходатайству святых бесплотных разумных сил…
- …Мы с умилением молим Тебя, Всеблагой, Всемогущий Боже, - благословлял о. Виссарион пчелиные рои, посаженные в новые ульи, окропляя освящённой водой пасеку чуть выше Сухума, - как благоволил Ты в древности даровать израильтянам землю, источающую мёд и молоко, и как питал Ты в пустыне диким мёдом Иоанна Крестителя, так и ныне, по Своей любви, заботясь о наших жизненных потребностях, благослови и этот пчельник и его ульи, и размножая, умножь в нём пчёл, и, Своею благодатию сохраняя их, даруй нам обилие мёда. Да не будет этот пчельник лишённым созданий, но да будет он всегда преисполнен сотами мёда и, по Твоей величайшей милости и по Твоей непобедимой силе, да явится он неповреждённым от всяких козней и непоколебимым от злых заговоров и волшебного коварства… Аминь!
- …Создатель и Устроитель человеческого рода, дарующий духовную благодать и подающий вечное спасение! – освящал (почти ни слова нельзя было разобрать, будто не было уверенности в том, что всё богоугодно) о. Виссарион джип-трёхлетку «Mitsubishi Pajero», удачно купленный сыном друга ночью на границе с Аджарией (чистейшей воды контрабанда). – Ты Сам, Господи, пошли Твоего Святого Духа с небесным благословением на эту вещь, чтобы для желающих её употреблять она, вооружённая силой небесной защиты послужила для телесного и духовного спасения, защиты и помощи во Христе Иисусе, Господе нашем, аминь!
   На въезде в Лыхны нас обогнала пара на красном спортивном BMW, тоже только что купленном, вышел молодой человек, попросил благословить, сложив руки лодочкой, батюшка переместил его правую руку, оказавшуюся под левой, наверх и благословил. Но девицу, типичную фотомодель, ростом под метр восемьдесят, состоящую словно из ног в чёрных колготках и распущенных по плечам и спине вытравленных перекисью водорода волос, благословлять не стал. Молодой человек тоже оказался сыном друга, а девица так смотрела на чурающегося её, отводящего взгляд и сторонящегося о. Виссариона, будто прибыла с установкой соблазнить его в честь Пасхи.
- Нелегко, должно быть, с искушениями справиться, батюшка, - заметил я, проводив взглядом кабриолет, овеваемый буйной шевелюрой улыбающейся нам блондинки. 
- Кругом бесы, всё время на чеку надобно быть, - согласился он. - С отцом Петром Лыхнинским тебе надо поговорить, я ему всем обязан, - сказал батюшка, когда остановились в центре села, у памятника павшим во время грузино-абхазской войны лыхненцам. – Благодаря ему и к Богу пришёл.
   Отец Пётр, худенький сероглазый седой старичок, да нет, типичный старец лежал в своей крохотной комнатёнке – накануне сломал шейку бедра.
- Христос воскресе! Сказал я.
- Воистину воскресе, - едва слышно отвечал отец Пётр, указывая глазами на старое провалившееся кресло.
   Я спросил про батюшку Виссариона, отец Пётр долго не мог взять в толк, что именно меня интересует.
- Он был вором в законе? – уточнил я. – Одним из первых фильмов перестроечного, как бы уже свободного времени был «Воры в законе» - про Абхазию, снятый по рассказам Фазиля Искандера. Не смотрели? Его и сейчас иногда по телевизору показывают, с артистом Гафтом и очень красивой артисткой Самохиной…
- Фазиля знаю, уважаю. А телевизор не смотрю, там голые груди, женщины с женщинами любятся, тьфу, выбросил я этот поганый ящик!.. А если бы воры в законе сейчас были, то и порядок был бы. Их аннулировали, что ли, взяли верх эти, нынешние беспредельщики. Воры раньше, ещё в СССР приходили ко мне: кто обидел? И помогали и мне, и очень многим обделённым, обиженным…
- Абхазы или грузины?
- У них, как у нас в православии, нет нации. А что касается отца Виссариона – если б не было его, у нас сейчас был бы хаос. Он родился здесь, в Лыхнах, крестился, я венчал его…
- А вы давно в Абхазии? Расскажите о себе.
- Самсонов Пётр Фёдорович, в Абхазии с 1959 года. Из казаков, Краснодарский край, недалеко от Тихорецка родился, на Белой реке. В 33-м году у нас забрали всё – последнее забрали, с потолка кукурузу, это был сатанизм, саранча! Отца, обычного крестьянина, обещали вечером забрать. Девять душ в семье было, мне восемь лет – я старший, лучок зелёный и чуточку мацоня без хлеба – наша еда… Запрягли нашу слепую лошадку, сели на телегу и поехали куда глаза глядят. Возле Армавира остановили, пришлось отдать телегу, всё забрали и даже лошадку, слепую нашу, повели её… И пошли мы дальше пешком… Яблоки подбирали, зелень… Так два года шли мы пешие по земле, умер в дороге один младший братик, другой… А дошли до Тбилиси – будто на тот свет попали, хлеба полно! Они не знали, куда и хлеб девать, всё ломилось – собакам, свиньям давали!.. Потом война, я работал токарем на военном заводе в Тбилиси, по восемнадцать часов в сутки приходилось работать… В 1947 году через Киев ездили в Почаев монастырь, станция Радзивилово, помню, пошли мы утром раненько поклониться святым мощам в лавру, выходим – темно, день прошёл, а казалось, не больше двадцати минут, зима, снег… Вот чудо-то!.. Я в Почаевой хотел в монахи постричься, но не приняли, я работал на военном заводе, самолёты выпускали, требовалось разрешение из Москвы, а без этого боялись… А на заводе уважали, был 4-й разряд, хотели в армию забрать, но они мне 5-й дали, а токарей с 5-м в армию уже не брали – уважали. А мой друг лучший пошёл в войска НКВД, я отговаривал, мол, людей прикажут убивать, и он потом сказал: «Зря, Петя, я не послушал тебя, лучшего друга предал». И слесарем я был – 8-го разряда, начальником цеха поставили – на этой должности должен был быть партийный, а с крестом, в церковь ходил, митрополиту помогал в Тбилиси… Но поставили, уважали. В 1959-м пошёл я в дьяконы, потом в священники – одновременно с Ильиёй, впоследствии грузинским патриархом. Направили меня в кафедральный собор в Сухум, а в 1968-м – сюда, в Лыхны.
- Из кафедрального столичного собора – в провинцию?
- На всё воля Божия. Но Лыхны, Зупу, Соуксу, как раньше называлось село – не провинция, ему более полутора тысяч лет, было столицей Абхазии и резиденцией царя, владетельного князя Шервашидзе, при котором Абхазия вошла в состав Российской империи. Здесь много известных родилось – не только наш Виссарион, но и Нестор Лакоба, которого Берия убил, и другие… Здесь одно из главных абхазским святилищ – Лыхныха. Здесь древнейший храм, ещё VI века, и несравненный ни с чем храм Успения Матери Божией с усыпальницей Георгия Шервашидзе, где я и служу много лет… В 1989 году у нас на поляне Лыхнашта главное событие последних десятилетий произошло – общенациональный сход абхазского народа, сплотившего людей, если б не тот сходняк…
- Неужто сходняк? – подивился я. – Те самые воры в законе сошлись?
- Сход, конечно, народа. Но и воры были, они тоже народ. А Виссариона я с молодости помню, когда лихим ещё был – но всегда часть заработка в кружку ложил в храме.
- Так он всё-таки был вором в законе?
- Бог его знает, в законе, не в законе. Но друзья были у него законники, много, его уважали, приходили сюда с ним, я некоторых крестил, исповедовал…
- И грехи отпускали?
- Бог отпустит. Крестил, но напутствовал: не бери чужого, ты не ложил – не бери! Я сделал Виссариона дьяконом, потом он стал священником… Если бы не Виссарион, царил бы у нас хаос, - повторил о. Пётр, безуспешно пытаясь приподняться на постели. – Реальная существует опасность для православия в Абхазии. Лютеране накормили сладкими пирожочками, в газете написали, что больше согласия, чем разногласия… Да верно ли? Пример: монахи в Новоафонском монастыре…
- И их лютеранскими пирожками накормили?
- Ты, наверное, знаешь Александра Невского, - обессилив, покрывшись испариной, откинулся о. Пётр на подушку и продолжал тихо, немощно, но вдруг неожиданно вскипая и норовя куда-то чуть ли не бежать, как молоко на плите: - Он ведь ни одного лютеранина в плен не брал, уничтожал всех как врагов Божиих, это описано в истории. Ещё в 1242 году! И в 1941 пошли войной на нас лютеране, собираясь поработить, уничтожить!.. Я тоже увлекался, - сказала о. Пётр, пока я его фотографировал. – Фотоаппарат купил, увеличитель, мотоцикл – ездил, делал снимки: природу, портреты… Но стал священником. На всё воля Божия. А был бы фотографом, могли сразу и расстрелять тем вечером, когда на дороге остановили грузины и сказали, что война. «Вы ж православные, - говорю, - крест на вас есть? Не было, хотя многие только из тюрем. Я им повесил всем кресты – обрадовались. Я им сказал: «Чтобы ваши автоматы никогда не стреляли». Потом абхазы появились, им кресты тоже дал, я много крестов возил в машине, на роту, а то и батальон. Показали по телевидению, как я крещу – и грузины обвинили меня в том, что я благословляю на убийство. Но это же неправда, главная заповедь: не убий! Мой отец в революцию, в Гражданскую войну защищал царя, но ни одного красного не убил.
- Это как же у него получилось, отец Пётр?
- А так. «Как же я убью человека?» - говорил. «А у него детишки, ждать будут, не придёт папа…» Стрелял в воздух, молитву читал. И мне многие говорили – т которых я крестил, - мол, дадим, батюшка, очередь в воздух и всё…
- А если в тебя стреляют?
- Не убий! Ты не убьёшь – тебя не убьют. Бог отведёт пулю. Мне говорили: дивно, батюшка!.. Мой отец мне рассказывал, как молитва его спасала – даже шинель пули пробивали, а до тела не доходили… Был случай, отец рассказывал: бабушка молилась, молитву в карман вложила, и бомбы трижды миновали её, хотя всех вокруг убивало… Там на столе вино, налей, давай выпьем в честь Пасхи… Знаешь, у абхазов есть традиция: с первым стаканом – дай Бог! А что это? Ты не ходил в церковь, не молился, не причащался – и дай Бог? Чего дать-то? Языческий образ жизни вести? Меня за деньги приглашали домой отпевать – а я: он в церковь не ходил, как я отпущу ему грехи, если он не просил меня отпускать грехи, он поднимется из гроба и ударит меня по щеке… Может, он язычник? Кузня – к огню в пещеру ходят – язычники, огнепоклонники, здесь и старики, и молодёжь есть огнепоклонники… А держаться Христа надо, православия! Когда только пришёл сюда, муж привёл ко мне жену свою, я спрашиваю её имя, она молчит, я Богом заклинаю, имя назови! – отец Пётр поднялся на кровати, каким-то чудом спустил ноги и почти встал – и страшен был в своём праведном гневе старец! – А она: какой же ты поп, если не видишь, что перед тобой Сатана?! Изыйди! – взвопил я… Вот и телевизор теперь выкинул. Включаю, показывают программу, как встречаются две семейные пары и начинают, жена с женой, муж с мужем, потом свальный грех, где уж не разберёшь… Зачем это? Однополых вот венчают в некоторых странах… Посмотрел я на голых лобзающихся женщин – и выбросил телевизор в овраг, об камень, чтобы никому не достался… Трое женщин в ночной программе говорят, что предпочитают в позе 69 друг друга лобзать, а ведь девятка – это шестёрка перевёрнутая, 666 – число зверя!.. Ты спрашивал о Виссарионе? Отец Виссарион – спаситель народа Абхазии! Ведь в чём противоречие между православными и католиками? Мы правые, они левые, они крестятся двумя пальцами справа налево. Новый стиль, старый стиль. У нас пост, они обжираются колбасой. В монастыре монашки блудом занимаются – и друг с другом, и по-всякому!.. А отец Виссарион готов на смерть идти ради православия! – кричал отец Пётр. – Не дай Бог случится с ним что – они завтра же всё захватят, всё погрязнет в разврате, в бесовщине!..   
   Эфрем Сейсян, заправщик, свидетельствовал, что в Лабрах и Тамыше были совершены зверства, многие женщины и несовершеннолетние девушки изнасилованы и убиты. «Хингиль Устьян приказали раздеться догола и заставили танцевать на снегу, стреляли ей под ноги, наносили ножевые ранения. Другую женщину по имени Седа Косьян изнасиловали на глазах у мужа, отчего он сошёл с ума и помещён в психбольницу. Нас били руками, ногами, прикладами, резиновыми дубинками, прижигали сигаретами, пытали током… От побоев, пыток и издевательств мы на несколько дней лишились зрения…»
   После Лыхны мы снова заезжали к друзьям-прихожанам батюшки, деловым людям, коттеджи-замки коих расположены вдоль моря, за сёлами, на холмах, их видно издалека, с башнями, колоннами, а то и крепостными стенами, эти замки  производят впечатление. Тостам, здравицам в честь о. Виссариона не было конца, один цветистее другого, но тостуемый всё с большим, хотя и скрываемым негодованием их прерывал и соглашался пить исключительно за Пасху, отцов, Абхазию и Россию, за здоровье Патриарха всея Руси, «на которого великая надежда».
   Под вечер, душевно распрощавшись с батюшкой, мы с Валерой-Алябриком на его чёрном «Мерседесе» с угрюмым шофёром-охранником за рулём (во время войны, якобы, в рукопашной руками рвал людей) отправились в Пицунду, где продолжились пасхальные празднества.
   Ночью грохотала гроза, вспарывали, точно гигантскими кинжалами чёрные перины, беззвёздное небо и море молнии, и до рассвета лил дождь. А я видел другую ночь, двадцатилетней давности… Жили в Сухуми по соседству абхазец Мераб Квициния и грузин Олег Джолия. Дружили с тех пор, как начинали себя помнить, ходили в одну группу детского сада. Всё всегда у них было на двоих: леденцы, мороженое, школьные диктанты, драки с чужаками, победы и поражения в футболе, боксе, заплывы в море, охотничьи и рыбацкие трофеи, девчонки-курортницы, автомобили… Мераб стал крупным комсомольским функционером, Олег пошёл по наследственной (его отец многие годы возглавлял УКГБ Абхазии) линии – чекистско-милицейской. Не забыть, как они, чувствуя себя хозяевами побережья (и жизни), носились по трассе вдоль моря, гуляли в ресторанах, палили из пистолетов в ресторане «Золотое руно», приговаривая, что «на своей земле имеют право»… Но однажды дождливой августовской ночью в дверь Мераба постучали. Он открыл и не сразу узнал Олега в военной форме гвардейца «Мхедриони». «Вам надо уходить, Мераб. Всей семьёй. Я вывезу вас. На сборы – две минуты». Мераб послал друга детства куда подальше, стал уверять, что он бы первым узнал, если бы готовилось что-то серьёзное, но Олег жёстко, грубо подавил возражения и буквально за шиворот выволок всю семью. Под проливным дождём в темноте они погрузились на барку и пошли на северо-восток в сторону России. На траверзе Пицунды мотор заглох, Олег сел на вёсла, грёбли с Мерабом до кровавых мозолей. К утру были в российских территориальных водах, в акватории Большого Сочи. Олег вернулся в Сухуми. Его жестоко били соратники-мхедрионовцы, чудом не расстреляли, забрали всё ценное из дома, даже прадедовское кремневое ружьё. Их третьего друга, Костю, которого Олег в ту дождливую ночь не нашёл и не сумел вывезти, искололи штыками (более ста семидесяти колотых ран потом насчитали). И весь сентябрь запрещали забирать его тело – так и лежал труп посреди двора. исколотый, в запекшейся крови, облепленный мухами, выедаемый крысами, разлагающийся на горячем абхазском солнце. А год спустя Мераб, вошедший ночью со своими в Сухум, постучал в дверь Олега. И так же шёл дождь, будто оплакивая и тех, и других.
   Проснулся я рано и, мучимый похмельным сушняком (накануне хорошо шла не только ахапшья – священное вино, которое готовят специально к Пасхе, хранят в глиняных кувшинах, зарытых в землю, и которое по определению у абхаза никогда не кончается, но и несравненная абхазская чача, после которой утром обыкновенная колодезная вода кажется божественной влагой), в празднично-ностальгическом расположении духа, решил прогуляться.
   Изумительна Пицунда утром после дождя, вся в искрящемся многоцветном дыму, пронзаемом солнечными лучами. Воздух – с запахами моря, лиманов, эвкалиптов, самшита, роз, магнолий, катальп, пиний – хочется жадно пить и им же не менее жадно закусывать. Дурманится голова, но насыщения не наступает, хотя кажется, внутри уже не осталось и клеточки, не пропитавшейся Пицундой.
   Захожу на территорию древнего монастырского комплекса-крепости – Великого Питиунта. Здесь всё те же (будто война и их могла не пощадить, хотя война Пицунду лишь сотрясала залпами и высвечивала в ночи вспышками взрывов в Гаграх и на трассе) развалины базилики VI века, акведука, колокольни, часовни… Посреди историко-архитектурного заповедника возвышается Пицундский храм (X в.). Он открыт, захожу вовнутрь. Концертный зал, на сцене рояль. Ни души. Не знаю, проводятся ли сейчас концерты, но орган, если вслушаться в тишину, вглядеться и увидеть, как заполняют зал загорелые курортницы и курортники, беспечные, ещё уверенные в завтрашнем дне подданные великой империи, рассаживаются – звучит. Слушая её, плывя по волнам ностальгии, я просидел не менее часа.
   Осмотрев экспозицию музея, направляюсь к морю, к «корпусам», в которых отдыхали иностранцы, в основном из стран «народной демократии» - Польши, ГДР, Румынии, Венгрии, Чехословакии. Территорию украшал мозаикой и скульптурами Зураб Церетели – теперь всё изгажено, порушено, ободрано, валяются в траве русалки, расколотые, с отбитыми грудями и головами, мрачно и скорбно темнеют скульптуры, чем-то облитые, исписанные матом: «Медея с детьми» на фоне синего Понта Евксинского (гостеприимного) как горестный немой укор убитых искалеченных физически и морально детей своей Родине-матери – пожалуй, ни одно другое изваяние неистового нашего Зураба Константиновича не оказывает столь пронзительного эмоционального воздействия.
   Подхожу к бывшему Дому творчества кинематографистов – ныне, на мой взгляд, самому кинематографичному месту на земле. На подступах существовал некогда дикий, «голый», нудистский пляж, учреждённый, как рассказывали, ещё в начале 70-х русской француженкой Мариной Влади, которая здесь бывала со своим мужем Владимиром Высоцким, а заодно с ней советскими секс-бомбами Светланой Светличной, Натальей Фатеевой, не убоявшимися вопреки всему загорать без всего на мокрой горячей гальке у самого синего моря, «где волна бирюзова, где ажурная пена и соната пажа». Заразительному примеру звёзд следовали и другие, на пицундском нудистском пляже загорали сотни обнажённых женщин и мужчин, притом не только лицедеев, поэтесс, художников, но и отдыхавших по профсоюзным путёвкам шахтёров и нефтяников, металлургов и учителей, строителей и пищевиков со всех концов необъятного Союза – в этом был сокрыт некий вызов, некое внутреннее, да и внешнее, порой вгонявшее в краску даже видавших виды, освобождение. Притом дикий нудистский пляж на Пицунде отличался от организованных, с богатыми традициями натуристских хорватских, французских, немецких, испанских (как я понял позже, поездив по миру) красотой и незамутнённой, не силиконовой, а исконной сексуальностью женщин (гражданок, товарищей, так и не сумевших, впрочем, до самой войны отделаться от врождённой целомудренности, что делало их похожими на прекрасные изваяния). Это так, к слову.
   Выхожу к Дому творчества кинематографистов Грузии - и цепенею. Именно в этом месте, как в 80-х уверяли друзья-молодые грузинские кинематографисты, высадился Андрей Первозванный. Именно с этого галечного берега пришло христианство на Кавказ, на Русь. И то сказать - простое перечисление нескольких, наугад, храмов Абхазии звучит, как древнее, созданное задолго до крещения Руси песнопение: храм в селе Хашупса (VI век), Базиликальный храм в посёлке Цандрипш (VI век), храм св. Ипатия Гагрского (Званба) в старых Гаграх (VI век),  храм в Сосновой роще в посёлке Пицунда (VI век), храм в селе Лдзаа (IV - V века), храм Ахаш-ныха в Алахадзы (VI век), храм в районе развалин Себастополиса (VI - VII века), Святой источник священномученика Василиска в Команах (IV в), Успенский собор в посёлке Дранда (VI век), храм в крепости Цебельда (VI век), Гюэносский храм в Очамчирах (VI век)…
   Но адским, богохульным диссонансом теперь в это песнопение врываются давние, тех же 80-х, издёвки, оскорбления коренных жителей-абхазов молодыми кинематографистами, а также «золотой молодёжи» (сыновей и дочерей членов ЦК и Совмина Грузии, секретарей обкомов)! Помню, называли они их не иначе как обезьянками и неустанно измывались над их письменностью (с буквой «А» перед русскими словами). Помню, не подал мне руки мой тогдашний грузинский друг, сын всемирно известного кинорежиссёра, гуляя в своей тбилисской компании и увидев с абхазом Лёвой, а потом догнал за Домом творчества, где не было видно, принялся обнимать и говорить, что, мол, сам, старина, понимаешь, клялся в вечной дружбе, и, когда друзья уехали в Тбилиси, мы вместе отправились в горы к родителям Лёвы выпивать и закусывать, произносить цветистые тосты за «закрытым столом»… Доизмывались. Дообнимались. Доклялись.
   Были убиты более ста грузинских работников искусств, в том числе женщин. Среди них — художественный руководитель Гумистинского Дома культуры Нато Милорава, актеры драматического театра Василий Чхеидзе, Теймураз Жвания, Гурам Геловани, директор Сухумского парка культуры и отдыха Юрий Давитая. Были убиты более восьмидесяти медицинских работников-грузин, большинство из которых женщины: Вера Колбая, Тина Цоцариа, Нино Шониа, Ариадна Шелиа, Ольга Ткебучава... В Гульрипшском районе во дворе туберкулёзной больницы на глазах у родных расстреляли главного врача Шота Джгамадзе. Таким же образом расправились с врачом республиканской больницы Петре Сичинава. Были убиты более двухсот педагогов-грузин, в их числе более 60 женщин: Венера Сигуа, Юлия Гогохия-Читанава, Цаца Дзандзава, Эка Пилпани, Лия Акубардиа, Дзабули Пачулиа... Массовые истребления и изгнания грузин происходили в Сухумском и Гудаутском районах. На первом этапе начавшегося конфликта из Эшера, Лихны, Араду, Ахалсопели были изгнаны пять тысяч грузин, с остальными безжалостно расправились. В Ахалсопели расстреляли семнадцать грузин, у семидесятилетнего Индико Грдзелидзе вырезали сердце, Элгуджу Майсурадзе зарубили топором, Николая Квабзианидзе привязали к трактору, истязали и затем убили. В  Леселидзе пытали и повесили на электростолбах пятьдесят грузин. Такими же способами расправлялись с грузинским населением Салхино, Гантиади...
   В Доме творчества грузинских кинематографистов в Пицунде теперь тоже можно делать кино – но не «Не горюй!» или «Мимино», а «На самом последнем берегу». Апофеоз вражды и ненависти. Всё разбито, разломано, разрублено, разграблено, заросло плющом не только снаружи, но и изнутри, плющ вьётся по лестницам, лифтовым шахтам, перекрытиям, ванным комнатам, гостиным – до самой крыши. В 80-х мы с женой здесь жили целый месяц, как в раю. Заглядываю в обрушенное, заваленное битым стеклом, кирпичами, штукатуркой помещение, где размещалась столовая, в бар-дискотеку, в кинозал, пробираюсь сквозь руины к нашему номеру с балконом на море… И в какой-то момент начинает казаться, что тут и там вижу призраки людей, когда-то бывших здесь счастливыми, творивших, любивших – вон сидит под грибком Нонна Мордюкова, вон играет в теннис Никита Михалков, вон разбирает снасти, чтобы половить ставридок Николай Крючков, вон Доронина, Яковлев, Лановой, Янковский над чем-то хохочут, вон у фонтана Кикабидзе играет в нарды с Джигарханяном… (Кстати, кое-где в Абхазии ещё можно разглядеть аршинными буквами масляной краской намалёванные надписи: «Меграбян, Едигарян, Арутюнян» - чтобы не дай бог не приняли за грузин.
   Здесь, в Доме творчества кинематографистов Грузии, боевики Северного Кавказа, прибывшие на подмогу абхазским братьям, устроили себе казарму, больше напоминавшую адову «малину».
- Я был знаком с Шамилем Басаевым, - рассказывал мне Валерий Кирдбая-Алябрик. – Непростой, интересный человек. Рисовал, философией увлекался, мы с ним много разговаривали, тут он всё Пауло Куэльо читал…
    «Сам я родом из села Ведено Чеченской республики, - 5 ноября 1992 года говорил в интервью Шамиль Басаев, командир батальона Конфедерации народов Кавказа (КНК). – Это была столица имама Шамиля, там ещё крепость сохранилась. Меня назвали в его честь. Мне в будущем январе будет 28 лет, до войны учился на землеустроителя… Мы шли на помощь абхазскому народу через перевалы пешком много дней и ночей без еды, без воды. Ребята мои – молодцы, готовы к самопожертвованию за свободу Абхазии. В моём отряде чеченцы, ингуши, абхазцы, абхазцы из Турции, адыги – настоящий интернационал. Но Кавказская война ещё не началась, это только её отблески. Остановить её, не допустить можно и нужно…»
   В Абхазии Басаев, обучавшийся диверсионному делу российскими военными специалистами (ГРУ), был назначен командующим Гагрским фронтом, заместителем министра обороны. «Басаевских “янычар” (а их было 5 тысяч) отличала на той войне бессмысленная жестокость, - пишет генерал Геннадий Трошев в книге “Моя война. Чеченский дневник окопного генерала”. - В окрестностях Гагры и посёлка Лиселидзе лично сам “командующий” руководил карательной акцией по уничтожению беженцев. Несколько тысяч грузин были расстреляны, вырезаны сотни армянских, русских и греческих семей. По рассказам чудом спасшихся очевидцев, бандиты с удовольствием записывали на видеопленку сцены издевательств и изнасилований». Мирных жителей Р. Шубладзе и Г. Квашилава расстреляли, затем срезали с рук и ног мясо и там же бросили на пол. На вопрос ошеломленной супруги Р. Шубладзе — зачем они это сделали, они ответили, что со всеми грузинами расправятся таким же образом, если они не покинут Абхазию. По показаниям Г. Арзуманян, в г. Гагра чеченские боевики отрубили головы многим мирным жителям, а в некоторых случаях боевики надевали на них автомобильные покрышки и сжигали заживо. Таким образом лишили жизни около шестидесяти человек. Тех, кто уцелел, согнали на стадион и расстреляли.
   В июне 1995-го Басаев организовал и возглавил рейд чеченских боевиков в Ставропольский край, где был захвачен город Будённовск, больница с полутора тысячами заложников, которых насиловали и расстреливали… Призывал к выходу всех мусульманских республик Северного Кавказа из состава Российской Федерации… Был организатором и руководителем операции «Джихад»… В 1988 году играл за футбольный клуб «Терек» (Грозный)… Сблизился с ваххабитами, вёл переговоры об использовании против России оружия массового поражения… В начале 2000-го в бою с федеральными войсками получил ранение, ампутировали ногу… В октябре 2002-го организовал захват заложников в театральном центре на Дубровке в Москве, где погибло 129 человек… Организовал серии терактов в Москве и по всей России, в том числе взрывы пассажирских авиалайнеров, газопроводов, опор ЛЭП… Взял на себя ответственность за захват школы в городе Беслан, где насиловали и убивали детей… Писал стихи на русском и чеченском языках, автор «Книги муджахида» (сборника наставлений)… Был многажды женат, первый раз женился во время войны в Абхазии на Индире Джения. За особые заслуги был удостоен звания «Герой Абхазии». Уничтожен в результате спецоперации ФСБ.
   Брожу по руинам Дома творчества, вижу давние уже, замшелые, заросшие вьюном кострища и представляю, как жарили тут, прямо на полу шашлык, как плясали в кровавом пьяном угаре лезгинку, как палили из автоматов и гранатомётов… Как приволакивали сюда девушек и женщин, захваченных по дороге с боевых операций, притом независимо от национальности, и насиловали неделями и месяцами – некоторых потом отпускали, обезумевших, но большинство пропадало без вести. Мне рассказывали, что однажды утром к берегу возле посёлка Пицунда выбросило на берег трупы двух обнажённых обезображенных девочек. Ухожу прочь.
   Бреду по пляжу в сторону Дома творчества журналистов и Дома творчества писателей, вспоминая наши – теперь кажущиеся детски-наивными журналистские, писательские споры о жанрах, о текстах и подтекстах, о сюжетах, о ритме… Вспоминаю, как расхаживали здесь именитые международники, отдыхая от дальних странствий по миру, куда заносила их «нелёгкая судьба журналиста», вальяжно дымили трубками и выпивали коньячок писатели-секретари, по утрам хорошо поработавшие над эпопеями о становлении советской власти в Сибири или на Украине, о раскулачивании, о массовом героизме в Брестской крепости или под Сталинградом… Вспоминаю и Фазиля Искандера с Чабуа Амирэджиби, так душевно выпивавших у моря.
   Польский журналист Мариуш Вилька,в прошлом пресс-секретарь Леха Валенсы, главный редактор газеты «Солидарность» вспоминал, как застрелили сидевшего рядом с ним в джипе двадцатилетнего паренька. «Машина увеличила скорость, будто желая перегнать выстрелы. Влетели на взлётную площадку, там стали запихивать в вертолёт этого паренька, чтобы быстрее его отправить. Потом заехали в один из магазинов в аэропорту, там-то и выяснилась цель нашей поездки. Люди, с которыми я ехал, стали сливать из бочек в канистры шампанское. На обратном пути я вспомнил, что взял с собой в дорогу на Кавказ томик старинной грузинской поэзии. Там, в одном из стихотворений, была фраза: “И вместо вина будем пить вражью кровь”.  Я подумал, что по иронии судьбы повернулось наоборот. Мы пили вино, за которое заплатил кровью, а возможно и жизнью один из своих. Когда мы возвратились в батальон, там опять пошла жуткая пьянка. Потом было купание всего батальона, мужчины выскочили из трусов, пьяные, бросились в тёплое море. В греческом коттедже они оставили двоих парней, чтобы стреляли из пулемётов в разные стороны, чтобы давать знать о своём присутствии. Стоял такой грохот, что ничего не было слышно. Купаемся. И вдруг видим, как в нашу сторону по пляжу идёт пара: женщина лет шестидесяти и парень лет двадцати, за руки держатся. Видно, курортная любовь. И разница в возрасте, да и вообще их явление в такой ситуации показались мне просто фантастическими. Их, конечно, задержали, оставаясь голыми, не скрывая всех своих достоинств. Куда идёте, зачем? Женщина, статная, пышноволосая,  с явными следами былой красоты, отвечает, что познакомились здесь ещё до войны, она в отпуске, в России у неё муж остался, и вот встретились, влюбились, война её задержала, и они тут… Начались издевательства, ругань, женщина сказала, что годится им в матери, но это ещё больше взбеленило пьяных, мол, ты, сука, мать оскорбляешь, хотели тут же, на пляже расстрелять, но заставили под дулом автомата заняться любовью, мол, встанет у твоего – отпустим, а сами стояли вокруг, мастурбировали, матерясь, кончая «матери» на лицо и грудь… потом отпустили… “Куда там Лукино Висконти!”»
   Вечером, как ни в чём не бывало, как до всего, сижу на площади в центре Пицунды, ем отменно жареную барабульку, овечий сыр, запиваю пасхальным  абхазским вином. Из парка сквозь тисы, каштаны, пицундские реликтовые сосны, грабы, ясени, каштаны, понтийские рододендроны слышался Высоцкий:
                Я подох-х на задах-х, на р-руках на старушечьих, дря-яблых,
                Не к Мадонн-не прижат Божий сын, а к стене, как холо-оп.
                В ди-ивных р-райских садах просто пр-рорва мор-роженых я-яблок,
                Но сады сторожат и стреляют без пр-ромаха в лоб…
   Неподалёку седой небритый морщинистый старик предлагает сделать на память фото на фоне бамбуковой рощицы с его обезьянкой. У макаки маленькие старушечьи ручки и скорбные старушечьи глаза.
- Из Сухуми? – спрашиваю.
- Ага, из Сухуми, - отвечает старик. – У меня в доме спряталась – так и живёт.
   Беру обезьянку на руки, он фотографирует. Аппарат цифровой, смотрю на изображение и, заплатив, прошу удалить, стереть эту фотографию.
   Бывший начальник охраны Института экспериментальной патологии и терапии АМН РФ А.П. Горбунов рассказал, что 15 августа 1992 года примерно в 21 час к ним ворвались люди, вооружённые автоматами… «Под угрозой расстрела меня повели мимо лабораторного корпуса. Проходя мимо обезьяньих домиков, командир спросил, что это, я пояснил, что в них содержатся обезьяны. На это командир приказал взорвать домики. Я стал убеждать его, что животные ни в чём не виноваты и что они представляют собой достояние государства… Несколько клеток обезьян были вскрыты, был застрелен взрослый самец павиан-гамадрил, детёнышей забрали, обезьяны разбежались…» 
   Польский журналист Мариуш Вилька был свидетелем разгрома некогда всемирно известного Сухумского обезьяньего питомника, того, как «вооружённые “калашниковыми”  пьяные воины играли: пускали бежать по пляжу обезьянок – макак резус, макак яванских - и стреляли в них, как по живым мишеням. Одна обезьянка остановилась и обречённо посмотрела в нашу сторону…»   
148
   На обратном пути, за бывшим таможенным терминалом встречает тот же адыгский еврей Алик на той же раздолбанной «семёрке». Расспрашивает, рассказываю.
- Однажды во время войны встретили батюшку у Гудауты, я самого Алябрика возил, - говорит Алик. – Тихо так отец Виссарион ехал на своей старенькой «Волжанке». Посигналили, он остановился. Спрашиваем, что-то с машиной, почему так тихо едешь? А он: «У меня в машине кастрюля борща, боюсь расплескать». Заглянули – пятидесятилитровая кастрюля в машине. «Пленным везу», - говорит. Алябрик ему: «А чего тебе грузины-то пленные?» А батюшка: «Они ведь тоже люди, голодные, жалко. И что они о нас, абхазах, подумают? Они же не виновны – мальчишки. Вина на тех, кто их послал воевать, обманул. Пусть они знают, что мы люди». Я, честно, был потрясён – все вокруг озверевшие, тогда каждый день люди гибли...
326 1
   Самолёт из Адлера вылетает по расписанию. Глядя через иллюминатор на заснеженные горные вершины, я думаю о батюшке Виссарионе, о грузинах и абхазах, о чеченцах и украинцах, о России, и вспоминаю стихотворение Максимилиана Волошина, написанного ещё в ту, другую гражданскую войну:
                А я стою один меж них
                В ревущем пламени и дыме
                И всеми силами своими
                Молюсь за тех и за  других...