Только дождись меня

Ольга Фок
Лика торчала в аэропорту «Шарль де Голль» уже шестой час и повторяла, как мантру: «Дождись меня! Дождись, пожалуйста!» Табло упрямо выдавало одну и ту же фразу: «Retarde» - «Задерживается»…

Почему именно сегодня? Сегодня, когда ей срочно нужно в Саратов? Еще пересадка в Москве… Шагами измерены все расстояния в зале ожидания, выпиты литры кофе, изучено меню кафе и прочитаны все рекламные постеры. Самолет задерживается. Надо ждать  и думать о том, что все будет хорошо – так, как лучше для тебя. Так всегда говорила бабуля, и Лика всегда ей верила.

Со вчерашнего вечера прошла целая жизнь. Вчера весь день Лика готовилась к встрече с русскими партнерами: поднять кучу технической документации, вспомнить-выучить-отработать технические термины на французском языке, потому что переводить надо точно. Пьер, ее непосредственный босс, любил, чтобы переводила именно она.

И вдруг звонок от матери. Лика не сразу поняла, что говорила всхлипывающая трубка.
- Мама, что у вас там стряслось? Говори быстрее, у меня очень мало времени!
-Лика, приезжай, прилетай скорей… бабуля…
- Что бабуля? Как она? Что случилось?

Бабуля никогда, никогда не тревожила просто так – никого и никогда… Бабуля всю жизнь была спокойна и рациональна. Собранна и трудолюбива. Ни одной свободной минутки в ее расписанном на все случаи жизни расписании. Это восхищало Лику и заставляло соответствовать своей бабуле. Это она, ее бабуля, была рядом с Ликой, когда та, с растрепанной и растерзанной бесконечными дополнительными занятиями в выпускном классе душой, просыпалась по ночам в ужасе: в списках поступивших на иняз ее фамилии нет… Это она, ее бабуля, всегда молодая и красивая, постоянно повторяла: «Учись. Учись жить, не завися ни от кого. Учись верить в свои силы. Ты умница, у тебя все получится. Только учись – всегда, всю жизнь». И Лика училась. Потому что и бабуля была вечной ученицей и вечным учителем: сдавала экзамены и защищала диссертации, читала, писала, публиковала статьи и книги. С ней было надежно и интересно, спокойно и трудно одновременно: бабуля не терпела безделья, пустых увлечений и ненавидела ложь. Все пять лет учебы Лики в университете бабуля контролировала ее, как школьницу. Потом Лика поняла, что благодаря этому контролю она не только отлично училась, но и состоялась в профессии, работая сейчас во французско-российской компании. Ее блестящий французский, умение быть интересной в любом разговоре, способность делать одновременно кучу дел и ничего не забывать – это дивиденды бабулиного воспитания.

Больше всего на свете бабуля боялась старости и немощи – не могла представить, что когда-нибудь станет зависима от кого-то. Лику эта боязнь смешила и страшила: она не могла представить свою бабулю старой и немощной… Бабуле скоро восемьдесят, но она всегда в движении и потрясающе выглядит! Так стареют только те, кто любит жизнь и людей. И жизнь не может поступить с ней несправедливо – лишить сил и превратить в обузу для себя самой! И вот сейчас, меряя шагами зал ожидания, Лика боялась увидеть свою бабулю в больничной постели, подключенную к хитроумным аппаратам, с трудом проговаривающую слова…

Пьер не хотел ее отпускать: кто будет переводить на деловой встрече? Мари? Не смеши меня! Она боится лишний раз улыбнуться! Она говорит так тоскливо, что партнеры начинают спрашивать, все ли у нас в компании хорошо! Что там у тебя случилось в твоем Саратове? Никто же не умер!

- Это бабуля, Пьер, - четко выговаривая слова и смотря в глаза шефу, тихо произнесла Лика. – Я должна к ней лететь.
Видимо, во взгляде Лики было что-то, не требующее дальнейшей аргументации, и Пьер молча подписал заявление.
- Я тебя буду очень ждать, Лик, - сказал Пьер, протягивая подписанное заявление. – Надеюсь, все сложится так, как лучше для тебя, и ты вернешься быстро.

«Сложится так, как лучше для тебя» - так говорила бабуля, и у Лики всегда все получалось.  Если лучше для меня, то лучше и для бабули! Все будет хорошо! «Все будет хорошо! Только дождись меня!» - мысленно повторяла Лика, глядя в иллюминатор (наконец-то! самолет мерно гудел, приближая ее к Москве, а там пересадка на Саратов!).

Мать сказала, что сердце… Какое сердце? Бабуля никогда не жаловалась на сердце! Врачи говорят, что возраст… Какой возраст? Они бабулю видели? В двадцать первом веке восемьдесят не возраст, тем более, для бабули!

Лика совершенно не помнила, что она делала по пути в Саратов – в памяти остались трапы, переходы в аэропортах, гул самолетов, что-то говорящий таксист и заснеженные саратовские улицы. Огромное здание областной больницы показалось Лике бездушным гигантом, заглатывающим всех, кто оказался в его пространстве. Стало страшно, слезы подступили не к глазам, а к груди, перекатываясь и плескаясь там, не давая дышать. Коридоры, лестницы, переходы… Палата. Мать сидит около двери, откинув голову назад и закрыв глаза.

- Мама, где бабуля? Скажи, скажи мне… я же не опоздала, правда?
- Она спит. Ей поставили систему. Она сказала, что дождется тебя. Она все время про тебя спрашивает… Как ты, Лика? У тебя все хорошо?

Лика не слушает, тихонько отворяет дверь…

- Лика, я же обещала дождаться… ты плачешь? У тебя… все хорошо? Твой… безумный Пьер… тебя еще не уморил? – бабуля улыбается, говорит с трудом и… улыбается. – Не расстраивайся… это возраст… ишемия… когда-то мы с ней… должны были познакомиться…
- Бабуля, Пьер просто молодец. Тебе от него привет. Он мне дал кучу времени! А ты настоящий друг – всегда держишь обещания. Теперь спи, я завтра тебе все-все расскажу. Как же я по тебе соскучилась! Мне столько нужно тебе всего сказать!