Монологи Сукинсынова. 1. Портянки

              Давным-давно, «когда мы были молодыми», обратились ко мне несколько друзей актёров с просьбой сочинить для них нечто незатейливое , с чем можно было бы выступать на их творческих встречах. Ну, а ежели «просют» почему не удружить?
             Так и написалась почти целая книжка псевдосатирической мутатени под кодовым названием «Монологи Сукинсынова»,"извлечения" из которой, как ни странно, кое-где, зачастую пользовалась определённым успехом.И вот недавно один их моих давних друзей-исполнителей напомнил мне о ней и предложил хоть что-то из неё опубликовать. Обосновывая это тем,что «на нынешней эстраде ещё большее дерьмо вовсю процветает и хавается, так почему бы и  твоего Сукинсынова для сравнения  со всем этим не обнародовать? Может, кто-то из наших давних слушателей вспомнит молодость и улыбнётся, дивясь, какую дурь мы в то счастливое время выдавали, а народ принимал. А почему бы и нет?» 
  Действительно, почему?  Поэтому, внимая сей кипучей одноразовой просьбе общественности,я предоставляю слово одному из моих давних мимолётных персонажей, чей характер, образ жизни и  отдельные деяния списывал лично с него и с его ярко колоритных дружков и собутыльников.
Давай, Петруха, жми, расскажи, дорогой, « об времени и об себе»!


          Монологи Сукинсынова

    П о р т я н к и

Сижу это я намедни после вытрезвителя дома. Маруська мне по этому случаю бутылку поставила, а сама на работу пошла. Сижу, стало быть, один.
Поправляюсь. В норму вхожу.
Вдруг звонят. Я чекушку под стол, стакан за пазуху. Мало ли ко мне всякой шантрапы ходит, что же каждого угощать? Открываю дверь – Митька!
-Слушай,- говорит.- У нас при жэке парашютную секцию открыли. Айда, запишемся! Там при случае парашют можно стырить и на портянки пустить. Ни в жисть нога потеть не будет!
А у меня, извиняюсь, с конечностями беда. Утром носки оденешь, вечером сымешь – стоят. Как валенки. Уж на что Маруська привычная, а и та от них едва сознание не теряет. Или ноги, говорит, смени, или жить с тобою не буду! А как их сменишь? Я для  её успокоения их и одеколоном мочил, вместо того, чтобы в себя его принять, и известью негашеной, и керосином… А всё бесполезно.
         Поэтому, как про парашюты услышал, в лице переменился.
-Бегим!- ору.- Пока конкурс не объявили!
Влетаем в клуб. Точно – записывают. Отставной летун какой-то. Он на пенсию вышел по выслуге лет и теперь от  нечего делать баловством решил заняться. Мы к ему. Так и так! Желаем, говорим, перенять ваш ценный благородный опыт! Желаем вас в голубых небесных сферах заменить и добиться всемерной бескорыстной славы!
Растрогался он, всхлипывает, глаза платком утирает.
-Не боитесь?- допытывается.- Дело ведь серьезное
А по мне хочь роковое, мне лишь бы шёлку заполучить.
-Не боимся,- говорю.- Я, вон, с третьего этажа однажды по пьянке сиганул, и ничего. Насобачился!
Записал он нас. Руки пожал.
-Поздравляю,- говорит, господа воздухоплаватели!
Мы с Митюхой аж закуражились. В первый раз за последние годы нас так по -интеллигентному обозвали.
-Господа аэроклубовцы,- продолжает летун.- Поскольку желающих записаться  больше нет , так  мы с вами сразу приступим к изучению парашюта.
-Лады,- соглашаемся,- Трави!
Стал он всякую ерунду молоть. Из чего парашют состоит, да для чего предназначен, и кто его изобрёл. А мне это ни к чему, мне – главное!- носки стоять не будут. Потому сижу, терплю, в предвкушении грядущих воздухоплаваний.
Три дня летун нам головы морочил. На четвёртый повёз на аэродром.
Завёл в самую глубь, к «кукурузнику», и велел мешки какие-то на себя надевать.
-Итак,- улыбается,- господа парашютисты, настал ваш звёздный час!
Посмотрел я на Митьку, а он шепчет:
-Может отказаться, Петро? Кто его знает, шо це за торбы? И вообще, положили они туда парашют?
Засомневался и я. Но вспомнил про одеколонную экономию, и решился.
-Будь спок,- говорю инструктору.- Веди нас на подвиги, батя!
Как только прыгну, думаю, так сразу и отчекрыжу! Достал из кармана ножницы, зажал их в кулаке, чтобы удобнее… Завёл нас летун в самолёт, усадил на скамеечку, и начал анекдоты травить.
-Вы только, сынки, не робейте. Как до трёх досчитаете, так сразу за колечки дёргайте!
-За какие колечки?- спрашиваем.
-Как за какие? Я же вам объяснял! За эти-и! Держите их, чтобы не забыть!
Ухватились мы с Митькой за кольца. Сопим. Тут гудок загудел, лампочка замигала. Выскочил из кабины какой-то тип, дверь отворил и командует:
-Давай!
Я как глянул вниз – ой – ой- ой! Гляжу, Митька под лавку полез, но мешком зацепился и орёт, как подрезанный.
Летуну обидно. Он на нас:
-Охламоны! Самолёт зазря гонять? Бензин жечь? Да я…
Подтащил меня к двери, да как пнёт!
Лечу я. Скулю. На всякий случай за кольцо цепляюсь.
        Гляжу, мимо что-то несётся. Морды не вижу, но по голосу узнаю. Ногами дрыгает, маму родную на помощь зовёт.       
        Тут я за кольцо и дёрнул. Чувствую, скорость снижается и наверху белый купол сияет.
        Митька всё летит. Ору ему:
-Дёргай за кольцо, ду-у-ура!
Да куда там. Он, видно, сам себя не слышит.
Раскрыл я ножницы, надо, думаю, портянки кроить. А купол, язви его, высоко. Стал я тогда верёвки обрезать. С левой стороны их отсобачил и чувствую – кошмар! Скорость увеличивается, а земля далеко -о…
Митька всё летит. И я его почти догоняю. Каких-то двадцать метров осталось, вдруг – хлоп! Купол над им раскрылся, и я в тот купол грешным делом опускаюсь. Ну, думаю, теперь- то кусок урву! Благо, материя не моя, пускай с владельца спрашивают.
        Но то ли ветер сменился, то ли ещё что, пролетел я мимо Митьки со скоростью утюга. Запахом нехорошим меня на мгновение обдало, но мне, конечно, тогда не до этого было.
Гляжу вниз. Озеро небольшое. А на берегу то ли бык, то ли корова пасётся. И несёт меня мой парашют прямо к  этой живности на рога.                Тут уж и я не вытерпел.
-Ой, мамоньки!- голосю.- Кыш! Кыш, проклятая!
А оно и ухом не ведёт. Стоит себе, хвостом помахивает. Не до задумки мне стало. И ножницы бросил, и сапоги на лету скинул, чтобы сподручнее бечь. Но куда там! Если тебе что суждено, так никуда ты от его не денешься. Посадил меня мой парашют на треклятого быка. А он от страху как взревёт и – дёру! Он бежит, я на нём, парашют за спиной телипается! Народ, что на берегу валялся – врассыпную!..
Метров триста мы так проскакали, я и пообвык. Ухватил животину за
рога, и по сторонам оглядываюсь. Слышу знакомый вой. Митька с неба прямо в озеро правит. И верещит не своим голосом.
-Ой, спасите! Помогите! Я плавать не умею!
А я, как тореадор, на быку. Култыхаюсь из стороны в сторону, а спрыгнуть боюсь. Кто знает, что у него на уме. Нет, думаю, пускай и меня кто-нибудь спасёт…
Тут как раз машины подъехали. «Скорая помощь», и прочие. Митькин парашют из воды тащат, а самого его нет. Давай они по очереди нырять…
        Через полчаса только за меня взялись. А бычище – дурище всё бегает, бегает. Спасибо, какой-то пожарный успел меня багром зацепить. Только так и спасли.
Положили нас с Митькой на траву. Летун тут как тут, мам наших  единственных нехорошо поминает. А народ волнуется.
-Шпиёнов,- кричит, поймали!- С иностранного «спутника» спрыгнули! И по-русски не понимают!
А мне не то, что по-русски, мне вообще ни по какому не хочется.  Вобщем, ты прости меня, Маруся! Придётся тебе опять за меня пострадать. Шея у меня немного вывихнута и этот… как его… ну…на котором скакал я… истреблённо разбит…
Единственное, что хорошо,- ноги у меня нормализовались. Что на них повлияло, не знаю, а только стали они ни с того, ни с сего, благоухать. Девятый день без одеколона обхожусь. Но своё, что положено, с Маруськи
деру.
Только Митька, сукин сын, опять меня обскакал. В чётвертый ЖЭК инструктором по парашютному спорту устроился! Опыт им свой передаёт.
Говорит, на днях первый вылет состоится. Вот голова! Если что задумает –
до конца доведёт. Второй кустюм пожертвует, а своего не упустит. Будет у него парашют.
Только мне уже всё это ни к чему.