«Молоток»
Автор Белкин Евгений.
2.
«Гвоздь и Молоток».
Жизнь не спрашивает нас, что мы хотим. Нас вообще редко о чём-нибудь спрашивают, а просто ставят перед фактом. И всё. И те, кому достаётся «по полной», удивляются. «Почему так?» Почему получается «так» именно с ними? Спрашивают и себя, и других, и высшие силы. Хотят ответа! Но жизнь напрямую не отвечает. Иногда, как в игре, даёт подсказки, почему «так». Но больше, просто, даёт и даёт, «по полной программе».
Каждый в своё время, получает меру боли, радости, печали, страха... Но в разных упаковках. И некоторым эти «упаковки» достаются такими тяжёлыми, что не устаёшь удивляться: за что, и для чего им всё это?
Семён Почкин, или Поча, как его звали друзья, всю жизнь пытался доказать себе и окружающим, что он настоящий мужчина. Его кумирами были великие полководцы прошлого Чингисхан, Тамерлан, Александр Македонский. И он стремился быть похожим на них и им подражать. Для этого закалял свой дух и тело. Прижигал горящие спички к пяткам, спускался по тросу на стройке, бесстрашно ходил по «небесному туннелю», иногда даже с внешней стороны окна. И делал всё, чтобы выковать свой характер и сделать его твёрдым как молот, и острым как серп.
Поча много читал о жизни великих людей, и примерял на себя их поступки. И готовился к побегу в Америку. Он мечтал присоединиться к индейцами в их борьбе за справедливость. Окружающий мир казался Семёну постыдным. А то, что творилось в Америке с индейцами, было ещё более постыдным! И он постоянно готовил себя.
С помощью борьбы со своими страхами, слабостями и недостатками, Семён пытался изменить окружающую действительность, а так же компенсировать недостаток внимания отца, которого рядом с ним никогда не было и которого он никогда не знал.
Он жил с мамой и маленькой сестрёнкой в комнате в коммунальной квартире. Мама работала дворником и частенько прикладывалась к алкоголю. Случайные «папы» Семёна менялись так часто, что он не успевал запоминать их имёна. И грустно говорил: «Сколько их было, этих отцов!»
Когда мама запивала с очередным «папой» и бабушка, единственный родной человек, забирала сестрёнку к себе домой, Поча переходил на самостоятельное обеспечение. Бабушка звала и его к себе, но надо было ходить в школу, да и оставлять маму с подозрительными мужчинами Семён боялся, и всегда был где-то рядом, чтобы при необходимости заступиться за неё. И были случаи, - когда заступался.
Когда мама пила, денег сильно не хватало, и Поча был вынужден попрошайничать. И для себя и для семьи. И ужасно этого стеснялся. Он мог выдержать любую физическую боль, но вот душевные муки, особенно такие, переносил с трудом. Поча боялся, что сверстники узнают о его нищенском положении. А мысль о том, что о нём будут думать как о попрошайке, была страшнее пытки. Эту мысль он гнал от себя как только мог. Ну, разве Чингисхан стал бы побираться? А к воровству Семён относился так же, как его учитель труда, - с презрением. Поэтому, что бы прокормиться, ему иногда приходилось стоять «с протянутой рукой».
Мама привела домой нового «папу». Дядя Игорь сначала показался мощным мужчиной, с огромными плечами. Но по мере того, как он стал раздеваться, «мощность» эта стала таять на глазах. Сначала, дядя Игорь снял кожаный коричневый плащ, потом чёрный пиджак в полоску. И, наконец, когда он снял последний пиджак в клетку, надетый прямо под первый пиджак, и толстую байковую рубашку и остался в одной белой майке, стало видно, что ни мышц, ни плеч у нового «папы» совсем нет. Они, как и «мощь», были скрыты в наплечниках пиджаков и плаща. Зато наколок с уголовной тематикой на теле дяди Игоря было столько, что хватило бы на трёх таких «пап».
Комната Почи состояла из двух частей, разделённых гардеробами. Гардеробы стояли в центре комнаты перпендикулярно стенам и образовывали между собой проход, завешанный занавесками. В той части, где было окно и балкон, слева стоял круглый стол со стульями, за которым ели, пили, играли, делали уроки и всё что угодно, а с другой стороны мамин диван, который при необходимости разбирался. Поча с сестрёнкой спали в первой части комнаты, за гардеробами, у входа, на топчанах.
Новый «папа», дядя Игорь, восседал в майке на главном месте за столом и был очень собой доволен. Он обнимал маму Семёна и, обнажая блестящие стальные зубы, то цыкал ими, то отрывал измусоленный край папиросы, то выпускал дым, то сплёвывал и от удовольствия всё щерился и щерился. В окружении подвыпившей женщины и ребёнка он чувствовал себя королём и обещал всем «горы золотые».
- Всё будет путём, со мной не пропадёшь, заживём знатно, – весомо говорил дядя Игорь. Хотя стол, за которым он расположился, был накрыт не за его счёт.
Из рассказа нового «папы» Поча узнал, что дядя Игорь «вор», что он много раз «мотал срок», и что «на зоне», его звали Тузом. И он не против, если здесь его будут звать так же.
Несмотря на то, что дядя Игорь умел эффектно, со свистом, плевать на пол и сморкаться, шикарно говорил на блатном и матерном языке, словно с ними на устах родился, Поче он не понравился. Поче было неприятно, что дядя Игорь никак не хотел запомнить его имени, и называл его пренебрежительно «шкет».
А после того, как «Туз» захмелел и стал хвастаться, что он не просто вор, а «вор в законе», и что работать на заводе ему «западло», что работать должны «лохи», а такие, как он, «нормальные люди» должны их «чистить», Семён вспомнил слова Ивана Петровича Суворова, о ворах и лодырях. О том, что воры кичатся тем, что не работают и живут за счёт других людей. И лично убедился в правдивости слов учителя.
И под конец, когда дядя Игорь «Туз» совсем напился и стал разливать вино, ронять еду и при этом ещё, ощерившись, приставать к Сёме: «Эй, шкет, сотри со стола. Ты чего, шкет, еле двигаешься...», совсем разочаровался в новом «папе», и ответил ему тихо, но твёрдо: «Сам убирай». И ушел к соседке по коммунальной квартире бабе Люсе.
«Какой-то этот Туз ненастоящий» – думал Поча. В сравнении с умным и мощным Иваном Петровичем Суворовым он выглядел вертлявым и злым.
Поэтому после этого первого знакомства Поча редко появлялся дома днём, когда там был дядя Игорь, а только по вечерам. Целый день после уроков он был либо в школе на продлёнке, либо шатался с друзьями на стройках и пустырях. А ночевал у соседки бабы Люси, женщины странной, но непьющей, показываясь маме, и поглядывая всё ли у неё хорошо. На выходные уезжал к бабушке с сестрёнкой.
После появления Туза мама пила постоянно. Как она умудрялась при этом работать, оставалось загадкой. Разумеется, сейчас ей было не до сына и дочери. И дома постепенно воцарился ад. Посторонние люди, шум, грязь, смрад... Видя всё это, Семён переживал. Ему хотелось домашнего тепла, уюта. Он очень измучился последнее время, переживая за маму, за дом, устав от своего нищенского полуголодного существования. Маленькому «Чингисхану» очень не хватало душевного тепла. Бабушка была единственным человеком, которая могла отогреть его продрогшую от невзгод душу. Поэтому Семён так стремился к ней на выходные.
И вот настала суббота. Чтобы поехать к бабушке, надо было где-нибудь найти немного денег: копеек пять на автобус, и хорошо бы ещё несколько копеек на хлеб. В будние дни завтраки и обеды у Семёна, как ребёнка из малообеспеченной семьи, были бесплатными, а в субботу приходилось обходиться только завтраком, обеда не было. И хотелось есть. Конечно, можно было бы перетерпеть и поехать «зайцем», но на бабушкином маршруте, как назло, постоянно работали контролёры, и бесплатно поехать вряд ли бы получилось. Да и лишний раз мозолить глаза было опасно. Поча, как ребёнок из неблагополучной семьи, и так состоял на учёте в милиции, и над ним и так постоянно висела угроза интерната, поэтому лишний раз испытывать судьбу и рисковать он не хотел.
Просить деньги было противно и унизительно. И что бы как-то оправдать себя, Поча представлял себе это занятие как ещё одно испытание, выпадающее на долю настоящего мужчины. В какой-то книжке он прочитал, как один принц волею судьбы стал нищим. И воображая себя этим принцем, играл роль нищего. Иногда представлял себя «индейцем», переодевшимся в нищего бледнолицего. Придумывал себе и другие «такие» роли. И за свою непродолжительную «карьеру», уже приобрёл небольшой опыт. Просил не у всех. Знал, например, что к женщинам обращаться рискованно. Они слишком близко принимают к сердцу «страдания ребёнка» и могут отвести в милицию. Иногда и среди мужчин встречались неравнодушные и сердобольные «воспитатели». Поча от стыда, когда «протягивал руку», и так готов был сквозь землю провалиться, а когда какой-нибудь дядя начинал его «воспитывать», совсем терялся и мог даже расплакаться. Потом ругал себя, повторяя, что «воин не должен плакать». Но ничего не мог с собой поделать, когда слёзы сами собою текли. Но это было редко. Большинство мужчин, как правило, с пониманием выслушивали просьбы «мальчонки» и, не вдаваясь в подробности, вкладывали в детскую ладошку мелочь.
Минут двадцать Поча простоял у гастронома в нерешительности, всматриваясь в поток людей. Выбрал мужчину с портфелем, который, по его мнению, должен был помочь. Собрался с духом и пошёл. Остановившись перед мужчиной, Семён неожиданно смутился и промямлил себе что-то под нос. Потом поднял глаза, и посмотрел на дядю. Мужчина денег не дал и произнёс всего несколько слов.
Даже простой отказ Семёну был бы ударом, а когда этот отказ сопровождался раздражительным возмущением: «Совсем обнаглели!», этот удар был даже больнее, чем удар рукой или затрещина. Отповедь дяди в семь слов, была настолько обидной, что Поча не в силах её был снести. Мир мальчишки поплыл в мареве и заискрился.
Поча шёл по улице, и слёзы застилали глаза. Он пытался их остановить, но ничего не получалось. От стыда земля уходила из под ног, и не хотелось жить. Перейдя дорогу, чтобы спрятаться от людей, Поча забрался в заросли кустов в ближайшем сквере. Спрятавшись, он присел на деревянный ящик, который там обнаружил, и продолжил плакать. Семён плакал и думал, почему в жизни всё так несправедливо устроено. Почему американцы истребляют индейцев, а он у себя на родине вынужден побираться? Почему кто-то живёт сытно и в достатке, будучи размазнёй, а он, «сильный и смелый» вынужден прятаться в кустах, и у него нет настоящего папы?
Он сидел на ящике, вытирая рукавом старого школьного пиджака слёзы, и от досады пинал ногой траву. «Когда я вырасту, я буду другим..., я буду другим. Я буду верить людям...» - говорил Семён. И когда уже почти успокоился, обратил внимание на аккуратно сложенную бордовую бумажку. Пиная траву, он её оттуда выбил. Семён наклонился и поднял свёрнутую несколько раз купюру. Она лежала в траве , но не успела сильно покоробиться. И главное, она была настоящей, и её можно было потратить! Раздвинув траву в надежде найти что-нибудь ещё, Поча обнаружил в разных местах ещё немного денег. Пятнадцать копеек - ровно столько, сколько он просил у дяди с портфелем. Монеты: две, три и десять копеек.
Как часто в жизни радость сменяется печалью. У Почи всё произошло наоборот! Он аккуратно развернул бумажку и почувствовал, как от волнения и радости у него волосы зашевелились на голове. Десять рублей! Это целое состояние! Всё ещё вздрагивая от плача, вытирая рукой мокрые глаза и озираясь по сторонам, что бы никто не заметил, он спрятал бумажку и мелочь в карман и поспешил уйти. От волнения он не стал ничего покупать в гастрономе, а сразу пошёл на автобусную остановку, что бы поехать к бабушке. Ему представилось, что деньги, которые он нашёл, - деньги дяденьки, который его отругал. И сейчас этот дяденька вернётся и будет их искать в кустах. Поэтому Поча как можно скорей хотел уехать отсюда подальше.
Как любой «настоящий индеец» Поча, не прекращал готовиться и тренироваться. На пустыре, рядом со складом железобетонных плит, он с друзьями - Колей, Андреем, Игорьком и другими ребятами - метал ножи. Несмотря на то, что ножи были кухонными, со страшно гнущимся лезвиями, Поча умудрялся и их втыкать в старую дверь, в брёвна, в деревья и во что угодно. Среди ребят он считался мастером по метанию ножей. Его мечтой было приобрести настоящую финку. Он знал, что большие ребята, пользуясь доверием «трудовика», втихаря делают такие. И тоже хотел сделать финку. Но уроки труда только начались, и когда ещё он сможет осуществить свою мечту? А оружие нужно сейчас. С кухонным ножом в Америку не побежишь.
Ах, какую финку он видел у больших ребят, сделанную из рессоры, с наборной ручкой, из чередующихся светлых алюминиевых и чёрных текстолитовых колец! Отполированная, блестящая. Шик, блеск! Как же она была красива и изящна, как хорошо лежала в руке. Хозяин финки даже позволил её испробовать. И Поча поразил всех своим мастерством.
- Ну, ты, малец, даёшь, - сказал владелец ножа - Ты просто прирождённый убийца! Этот нож просто рождён для тебя. Или ты для него! - сказал большой парень и засмеялся вместе со всеми.
- А ты можешь его на что-нибудь поменять? - спросил Поча, не рассчитывая на положительный ответ. Такой нож он сам бы ни за что не сменял и не отдал бы. Но ответ всех удивил.
- Пожалуйста. Гони червонец - и нож твой, – ответил владелец ножа. Андрей Черешнев, услышав про «червонец», покраснел. Как будто сказали про него.
- Червонец? Да охотничий нож в магазине с кожаными ножнами, стоит шесть рублей! - ответил Поча.
- Вот ты его там и купи, покажи охотничий билет и купи. А мы посмотрим, как тебе его там продадут! - сказал большой парень и потом снисходительно добавил:
- Ладно, малец, не грусти, лично тебе уступлю эту финку за семь рублей.
- Семь рублей! – повторили Поча и его друзья, как о чём - то запредельном.
И каждый из них подумал: «Это почти месяц экономии на школьных завтраках и обедах! И даже если хватит сил столько терпеть, всё равно не выдержишь и на что-нибудь потратишь накопленное»
Поэтому самому накопить такие деньги было сложно. Это почти половина стоимости велосипеда «Школьник».
И вот у Семёна целое состояние! Он не помнил, когда такие деньги и в руках-то держал. И тут такое богатство! Будучи по природе своей человеком аккуратным, Семён понимал, что деньги потратить надо с умом. Сначала их надо разменять, а потом распределить, что куда потратить. Семь рублей после размена он решил сразу отложить на финку. А на три рубля ... На них он обязательно хотел купить подарки друзьям, сестрёнке, бабушке и маме. Ему было стыдно, что Чирик, Батя, и Антик, ему всегда что-нибудь дарили на день рождения. А он их даже домой к себе стеснялся пригласить. Он, как только вспоминал запах своей комнаты, этот вечный прокуренный запах с оттенком какой-то прокисшей рвоты, прогорклого масла; засаленные обои, о которые «папы» в подпитии, вытирали селёдочные руки, ему становилось стыдно и обидно до слёз. Сам по себе Семён был чистюлей и, в отличие от Коли, к вещам относился бережливо, потому что знал, что купить их ему некому.
Недалеко от дома бабушки был магазин канцелярских товаров. Там продавались перочинные ножички. Маленькие за семнадцать копеек и большие - за тридцать пять. Поча без сожаления потратил рубль с небольшим и купил своим друзьям три ножичка. Он не мог дождаться последнего урока, что бы преподнести свой подарок друзьям: Коле, Андрею и Игорю.
Завёрнутые сначала пергаментную промасленную бумажку, а потом в другую обычную бумажку, новые, в лёгком слое солидола, они были такими классными. Этот подарок друзья запомнили надолго. Семён ликовал в душе от удачного выбора и светился от счастья. И как наивысший пик своего торжества, он достал свою фантастическую шикарную финку, которую сегодня сторговал у уже известного большого парня даже меньше чем за семь рублей, и показал ребятам. Эффект был колоссальным. Ребята открыли от удивления рот и чуть ли не в один голос спросили: «Откуда?» Семён не стал врать и говорить правду, а многозначительно ответил: «Купил».
Придя домой, Поча зашёл в свою комнату, чтобы переодеться, и подошёл к гардеробу. Дядя Игорь, как обычно дефилировал в своей майке и курил. Увидев Почу, он ухмыльнулся, и, цыкая, сквозь зубы, процедил:
- Ну, чё, шкет, здороваться со старшими тебя в школе не учили? Чего молчишь, щенок? С тобой люди разговаривают!
Поча совсем не хотел «разговаривать» с дядей Игорем, а когда опять услышал «шкет» и «щенок», насупился.
- Чего молчишь? Оглох, что ли? Шкет.
Поча ничуть не испугался - кроме интерната, он вообще мало чего боялся, и, только покраснев от обиды, хладнокровно ответил:
- Я не вижу здесь людей, вора вижу, лодыря, а людей не вижу!
- Что ты сказал? Что ты сказал? Ну-ка, повтори! Что ты сказал... – завёлся дядя Игорь.
- Что слышал, – ответил Семён.
Услышав такую дерзость, Туз воодушевился, он получил достаточное основание проучить маленького грубияна «по-настоящему».
- Борзеешь, шкет? Я научу тебя, щенок, старших уважать! Откуда только такие выродки берутся? Потаскухи, как твоя мать, могут только таких рожать выродков, – сказал дядя Игорь и с размаху влепил Поче такую затрещину, от которой у мальчика искры полетели из глаз.
Ударив Почу, Туз, переминаясь с ноги на ногу, не торопясь, по-блатному, пошёл к столу, что бы загасить в пепельнице папиросу и, освободив руки, продолжить «воспитание щенка» в полной мере. Он входил во вкус в роли «учителя» и, смакуя удовольствие, как обычно, цыкал сквозь свои железные зубы.
От удара, но больше от обиды за маму, кровь Почи закипела, и мир окрасился в багряные тона. В нем проснулись сразу все обиды на всех «отцов», за все годы их отцовства. Ярость была настолько отчаянной, что на Почу было страшно смотреть. Чего, к своему сожалению, вовремя не заметил новый «отец».
Как только Туз выпрямился перед столом, намериваясь обратно вразвалочку подойти к мальчику, чтобы продолжить «воспитание», Поча молнией вынул из кармана финку и бросил её в голову Туза. Финка просвистела, словно пуля, проскочила в нескольких миллиметрах от шеи, казалось, даже слегка чиркнув её, и врезалась в оконную раму, с тупым и очень страшным звуком. «Пух!»
Туз слышал когда-то такой звук. В секунду оценив ситуацию, он понял, что если бы нож попал ему в голову или шею, вряд ли ему выжить. Застыв как вкопанный, Туз в мгновение побелел от страха. До него сразу дошло, кто перед ним! Он, наконец, увидел кто этот мальчик.
Поча не кричал, а спокойно, как учитель труда, во время объяснения как надо «бить» по «головам империалистов» (молотком по учебным снарядам), решительно и твёрдо сказал:
- Ещё раз поднимешь на меня или на маму руку, убью, и мне ничего не будет. -
После таких слов иллюзии о «воспитании» окончательно рассеялись. Стало понятно, что только что Туз заново родился и что «этот звереныш», - как думал дядя Игорь, правда «убьет и не вздрогнет», настолько его хладнокровие было ужасным.
То ли от страха, то ли от потрясения, Туз задрожал и, что бы разрядить обстановку и успокоить себя и ребёнка, с нарочитой игривостью и бодростью в голосе сказал:
- Молоток, Сёма! Уважаю. Всё понял, Семён, молоток ... Держи краба – И, подняв трясущуюся ладонь, и как-то скособочившись, заискивающе двигаясь, направился к Почи, чтобы «выразить уважение» ...
Поча тоже поднял правую ладонь. Но, обманув ожидания дяди Игоря, пронёс её мимо «краба», а, подойдя к косяку балконной двери, наложил её на наборную ручку своей финки; и, выдернув её, спрятал в карман. И вышел из комнаты.
Туз никогда ещё не чувствовал себя таким униженным и оскорблённым. С одной стороны, он говорил себе, думая о Семёне: «Сопляк, щенок, мальчишка, чуть не замочил ведь, мерзавец», а с другой стороны, разглядев его лицо, понимал, что это был не «мальчишка», а настоящий мужик в гневе. Он уже сталкивался с такими на зоне. С виду тихий, смирный, сносит все насмешки и унижения. Работает и молчит. Но стоит «перегнуть палку» и оскорбить ненароком близких, или тем более мать, - держись, в гневе русского мужика ничем не остановишь!
После такого позора «вору в законе» оставаться в доме Почи было не комфортно, а главное - опасно. «Точно ведь, зверёныш, ночью зарежет! Как это я его сразу не разглядел», - думал Туз, судя о Поче по своим меркам.
А Поча в это время шёл по коридору на кухню посмотреть, что делает мама. В боковом кармане пиджака школьной формы, он ощупывал свою дорогую финку и чуть слышно, повторял слова Туза: «Молоток... Молоток, Сёма! Уважаю... » …
Мать сидела на кухне, уставив пьяные глаза в потолок, и курила. Чайник на плите уже давно закипел, но она не обращала на него внимания. Она что-то говорила сама себе, глядя в одну точку на грязном закопченном потолке со «звёздочками» от мух, и создавалось впечатление, что она с кем-то разговаривает.
После этого «урока» дядя Игорь как-то незаметно исчез из коммунальной квартиры Почи. Поча не спрашивал о нём маму, но чувствовал, что Туз больше никогда не появится. Открыв через несколько дней зачем-то гардероб, где находились мамины вещи и вещи «отцов», он увидел среди платьев мамы, на плечиках несколько одиноких маек Туза. И подумав: «Молоток... Молоток, Семён Иванович!», - закрыл дверцу гардероба, как ещё одну прочитанную страницу книги с названием «Жизнь».
© Белкин Евгений. Декабрь 2003 год - июль 2017 год.
Глава повести «Звёздочки». 2003 год. © Белкин Евгений.
начало: Молоток. 2. Гвоздь и Молоток http://www.proza.ru/2017/10/26/1524