Усталый шах приплёлся вечером в гарем. Обычно он себе этого не позволял – дам приводили в его отдельный кабинет с опочивальней, ночевать в гареме было просто опасно. Женщины горячие, склонные к быстрым движениям, танцами зажигательными натренированы… Мало ли что сглупят от зависти да ревности. А потом и доказывай, был ли шах, или не было его, а если был, то куда ушёл…
Но сегодня… И навалятся же такие дни, кто их выдумал!
Шахский двор начеканил денег. Тридцать мешков. Хорошие деньги. Железные. По номиналу – золото. А других денег в окрестном мире нет. И не будет. Пока он шах.
И вызывает шах на аудиенцию к себе независимых вассалов. Чтобы каждого одарить мешком денег. И чтобы за эти деньги вассалы ему тоже чего-нибудь подарили, такое, ценное. Коляску новомодную, самоцветы блискучие, дома у него что-нибудь построили эдакое. Ну, неважно, что, лишь бы на всю сумму денег – будто золотых. Что с того, что кругляши железные? Возьмут за золотые – зря, что ли его солдаты у этих вассалов из борделей не вылезают, сферу услуг поддерживают.
Так вот эти самые наглые морды вассальские заерепенились. «Не надо, мол, ваших денег, высокочтимый шах, кризис у нас»… Как будто кому интересны их отговорки! Зажрались они там, за своими хребтами да заливами. Надо бы их проучить.
Как хорошо было раньше! Сажаешь конницу на коней, элефантерию на слонов, придаёшь колесницы на боевых ослах, верблюжьи обозы – и в путь. Ковровое затаптывание называется. Кто жив останется – примет любую помощь по любой цене, и даже не от голода и нужды – со страху. Вот только для этого нужно, чтобы вассалы между собой передрались. Тогда шах сам решит, какую сторону затаптывать, когда и насколько. Да что-то жидкие пошли нынче люди! Не хотят воевать. И так, и сяк их склоняют – не хотят. Мелкими случаями приходится пробавляться. Вон у них бандюки решили райончик отжать, свои порядки устроить. Полиция сопротивляется, а бандюки в сабли! Да кричат громким матом: «наших бьют!» А нашими могут быть только свои, шахские. Пришлось затаптывать полицейских – вместе с их столицей и населением. А бандюки нынче – отдельные, независимые вассалы.
Да вот редки такие случаи.
А не впаришь мешки с железом – вассалы, чего доброго ещё осмелеют. И затаптывать их как-то недипломатично – будто бы свои… И без их товаров тоже нехорошо.
Пугнуть их надо. А чем? Все пужалки уже перепробованы.
И так разболелась голова у шаха, что спасу нет. Оттого и ввалился он в гарем – не страсти ради, а умственной немощи уступив.
Упал за порогом, отдыхает. Кто-то где-то поёт, кто-то на лютне играет, в дальних покоях шуршат чем-то…
- Ой, а здесь мужчина лежит! – вскрикнул чей-то голосок.
Затопали, забухали тяжёлые мужские ноги, зазвенела сталь ятаганов…
- Стойте, правоверные! Это наш шах!
Теперь уже бух от тяжести павших ниц тел. Лучше бы не падали – голову сотрясли.
Шах открыл глаза, медленно сел на полу. Какие это мужики! – евнухи распростёрлись покорствуя, клинки отбросив. Хотя, если пригладит тебя острая сабля, пусть и в неумелых руках, мало не покажется. Повёл повелитель взглядом справа налево и слева направо. Нет, не приходит в голову нужная мысль, даже тени не намечается.
И тут вдруг подбегает молоденькая наложница и падает шаху на колени. Тот опешил:
- У меня не было повода звать тебя!
Хитрозадая засмеялась:
- А тебе, господин, никакого повода никогда не нужно!
И шаха пронзило! Ему же ни в чём никакого повода не нужно! Эти якобы союзники всё примут, только не пужать надо, а просто послать армию и явочным порядком потребовать принять железо за золото. А попробуют артачиться – можно и сабли показать. Местную полицию распустить, вместо неё пришлые бандюки пусть порядок налаживают…
Кто-то осторожно тронул за плечо. Обаматрамп проснулся.
- Что, уже?
- Уже, господин президент.
И Обаматрамп спустился по лестнице Белого дома навстречу преемнику – Трампобаме.