Глава 17. ВЗРЫВ
СДК-22 оказался довольно запущенным кораблем, хотя команда на нем была вполне приличная, не считая, десятка матросов и старшин, списанных с других кораблей за недисциплинированность и ожидавших своей очереди на демобилизацию. Чтобы зря не тратить нервы на перевоспитание этой братии, Антон собрал из них команду и поставил задачу вычистить и выкрасить корабль от киля до клотика.
– Как только работа будет закончена, все вы будете немедленно демобилизованы, конечно, кроме тех, кто вздумает пьянствовать или мотать кишки. «Дембеля» согласились, и командир вручил их боцману. Работа закипела. Через месяц корабль было не узнать. Антон надел рабочее платье, пролез все самые недоступные места и не смог ни к чему придраться.
– Благодарю за качественную и добрую работу! Вы сдержали свое слово. Сдержу свое слово и я, – объявил он, когда боцман построил своих помощников.
Через 2 дня команда «дембелей» под руководством того же боцмана была отправлена на вокзал в Евпаторию и разъехалась по своим военкоматам. Зато, один из самых старых кораблей в бригаде стал выглядеть красавцем, только что вышедшим из ворот завода. Но не зря говорят: «Красота – штука опасная». Не прошло и полгода, как Антон поплатился за неё и за свое усердие.
Ровно через месяц Антон принял на борт роту морской пехоты, пять плавающих танков и направился к берегам Северной Африки, где опять гремели взрывы, горел напалм и взлетали на воздух корабли, подаренные арабам великим, могучим Советским Союзом.
СДК-22 вошел в отряд боевых кораблей, состоявший из двух БТЩ и двух СДК. На сей раз, им предстояло выполнять свой интернациональный долг в порту Мерса-Матрух. Путешествие через 4 моря уже ни у кого, кроме молодых матросов, не вызывало никаких эмоций. Без всяких приключений дошли до берегов Северной Африки. Вошли в бухту Мерса-Матрух и ошвартовались у городского причала.
На морских картах имеется множество морских заливов, портов и бухт, в которые даже лойдовские капитаны не имеют право заходить без лоцмана под страхом тюремного заключения и даже смертной казни. На севере африканского континента, к таким бухтам относятся и Мерса-Матрух, и Александрия, в которые Антон, как командир военного корабля, не раз заходил без лоцмана. Но вряд ли найдется много капитанов дальнего плавания, которые могли бы похвастаться заходом в Мерса-Матрух, даже с лоцманом. Дело в том, что эта бухта имеет очень сложный входной фарватер. Она имеет небольшие глубины, и местами ширина фарватера достигает 80-90 м. Когда-то Мерса-Матрух была греческой купеческой гаванью. Южный берег бухты имел множество дюн высотой до 10 м. Вдоль берега росли кокосовые пальмы, а между дюнами прятались соленые лагуны, кишевшие рыбой. После падения Римской империи соленые лагуны якобы сильно понравились знати Египта. Бухта Мерса-Матрух стала излюбленным местом отдыха знатных египтян.
Средние десантные корабли ошвартовались в самом центре города. Первый памятник, которые увидели моряки, сойдя на берег, это был позолоченный памятник козлу.
По древнему преданию, раньше в Египте, население которого обожает фрукты и вина, почему-то не рос виноград. Вино и волшебные, золотистые гроздья винограда ценились на вес золота. Но однажды один из знатных вельмож Египта догадался привезти себе саженцы винограда и попытался его выращивать. Виноград рос, кустился, покрыл своей буйной зеленью все пространство сада, но плодов не было. Вельможа с нетерпением ждал урожая, и неусыпная стража следила, чтобы никто не мог украсть либо повредить виноградную лозу. Но однажды весной, когда стражи сада потеряли бдительность, в виноградник ворвался козел. Он от души разговелся, поломал и пообъедал лозу. Разгневанный вельможа жестоко наказал стражу, а козла приказал изловить и изжарить на вертеле. Каково же было его удивление, когда некоторое время спустя на лозе, которая была обломана козлом, появились большие красивые гроздья винограда. Благодарный вельможа приказал поставить козлу золотой памятник. С тех пор в Египте начало развиваться виноградарство, а во многих местностях стали ставить памятники козлу. Тогда же появилась и поговорка:
– Не спешите убивать козла!
Служба в Мерса-Матрухе была гораздо спокойнее, чем в Порт-Саиде и Александрии. Израильская авиация беспокоила очень редко, и экипаж корабля и личный состав десанта могли больше внимания уделять и кораблю, и боевой и политической подготовке, и отдыху. Антон по-прежнему не жалел сил и личного времени для обеспечения высокой дисциплины и порядка на корабле. Когда четырехмесячный срок пребывания кораблей боевой службы подошел к концу, штаб отряда проверил корабли и выставил СДК-22 отличную оценку. Не успел командир ОБК обработать результаты проверки кораблей, как со штаба Средиземноморской эскадры пришло радио за подписью командующего эскадры с требованием перейти в залив Саллум и ждать дальнейших указаний. Отряд снялся со швартовых и перешел в назначенный район. Как только они стали на якоря, к борту СДК-22 подошел сторожевой корабль ВМФ СССР. На борт десантного корабля, команда которого насчитывала 46 человек, перешла комиссия ГШ ВМФ в количестве 40 человек во главе с вице-адмиралом Чернобаем.
– Корабль к осмотру! – приказал вице-адмирал.
Антон сыграл учебно-боевую тревогу и, когда все командиры БЧ доложили о готовности, скомандовал: – Корабль к осмотру!
– Товарищ адмирал, корабль к осмотру готов, – спустя некоторое время доложил он. Проверка началась. Практически каждый матрос, старшина, мичман или офицер оказались под пристальным вниманием капитана 1 ранга или капитана 2 ранга. Самого командира корабля «пасли» целых 3 офицера. Ответив на все вопросы проверяющих, Антон; спросил разрешения адмирала обойти корабль. Проходя мимо радиорубки, Антон увидел, как один из проверяющих вынул из кранца аккумуляторы, обеспечивающие питание радиостанции и противопожарную сигнализацию ракетных погребов, отключил их от сети и что-то спрашивает радиста. Командир не стал вмешиваться и пошел себе дальше. Спустившись на верхнюю палубу, он увидел, как из ракетного погреба вылез капитан 1 ранга. Увидев командира корабля он сразу гневно обрушился на него:
– Командир, как это понимать? Корабль находится на боевой службе, а пожарная сигнализация ракетных погребов не работает. Вам мало того, что случилось с БПК «Отважный»?
– Этого не может быть, – спокойно ответил командир. – Я только недавно лично проверял сигнализацию. Она в полном порядке. Можете проверить мою запись в вахтенном журнале погреба.
– Что Вы мне очки втираете? – еще пуще разозлился проверяющий.
– Подождите, товарищ капитан первого ранга, – вдруг вспомнил Антон. – Там же Ваш коллега что-то колдует с аккумуляторами, которые питают систему противопожарной сигнализации погребов.
– Что Вы мне сказки рассказываете? – снова возмутился проверяющий и помчался на ходовой мостик. Вместо того, чтобы последовать за ним, и сразу доложить адмиралу Чернобай ситуацию, Антон решил дать остыть заводному проверяющему, поговорить с проверяющим, который зачем-то отключал аккумуляторы, свести их вместе и найти истину. Но он просчитался. Комиссия очень торопилась, и вице-адмирал приказал закончить проверку и проверяющим собраться в кают-компании. Начался разбор проверки. Все проверяющие в один голос отмечали отличное состояние корабля, его оружия и технических средств. Не обходилось, конечно, и без мелких замечаний. Наконец дошла очередь и до капитана 1 ранга, проверяющего ракетных погребов.
– Товарищ адмирал, – с пафосом начал тот, – мы потеряли БПК «Отважный», одной из причин гибели которого была неисправная работа противопожарной сигнализации ракетных погребов. И вот сегодня на этом прекрасном корабле я обнаружил подобную картину – противопожарная сигнализация не работает.
– Это не совсем так, она работала и работает, – не выдержал Антон.
– Командир, сядьте! Я Вам не давал слова. Вы допустили грубейшее нарушение в организации службы, и еще смеете прерывать старшего по званию, я даже не буду больше выслушивать остальных проверяющих и поставлю Вам неудовлетворительную оценку за весь период вашего пребывания на боевой службе.
– Простите, товарищ адмирал, но Ваш проверяющий не прав. Он формально подошел к проверке. Когда один из ваших проверяющих отключил аккумулятор, питающий систему противопожарной сигнализации, ваш умник решил её проверять.
– Молчать! Вам Родина доверила один из самых новейших кораблей. На нем еще краска не успела высохнуть, а Вы не хотите его беречь, – повысил уже голос и адмирал.
– Да не буду я молчать. Хотите мне влепить двойку – ставьте. Только знайте: это один из самых старых кораблей в дивизионе, его уже собирались отправлять на Черную Речку*. Это я и мои подчиненные привели его в образцовый порядок. А что касается сигнализации, спросите у капитана 1 ранга, который проверял радиста, зачем он отключал аккумуляторы.
– Ваш корабль самый старый в дивизионе? – растерянно переспросил адмирал.
– Так точно, товарищ адмирал, – отчеканил командир СДК. – Могу показать Вам формуляр этого старичка.
– Верю, верю. Вот за это я Вам подниму оценку на один балл. Все. Разбор проверки закончен. Так Антон привез с боевой службы самую низкую оценку за весь период участия кораблей дивизиона в выполнении интернационального долга.
Известие о том, что команда СДК-22 получила такую низкую оценку, за боевую службу, всколыхнуло всю бригаду. Не успел СДК обтянуть швартовы, как его командир успел уже получить «пощечину» от командира бригады:
– Да, командир, не ожидал я от Вас такой пакости. Иволгин-таки оказался дальновиднее меня, – заявил он, когда они остались один на один в каюте командира корабля после того как комбриг поздоровался с командой.
– В моем положении оправдания бессмысленны, поэтому я Вам ничего и не скажу, кроме того, что мы стали жертвой дикой случайности.
Впереди его ждал еще более неприятный разговор с новым командиром дивизиона, вступившим в должность уже после ухода СДК-22 на боевую службу. Однако новый комдив, капитан 2 ранга Трофимов, оказался человеком трезвомыслящим и тактичным. Он подробно расспросил, внимательно выслушал Антона и вместо того, чтобы еще сыпануть соли на рану, сочувственно сказал:
– Вещь, конечно, неприятная, но кто же из командиров не попадал под топор начальства. Так что ты не падай духом. Все перемелется. Я, наверное, в этом кресле долго не просижу. Меня планируют перевести на должность начальника штаба бригады. Иволгин переходит в другое соединение. Я просмотрел личные дела всех командиров кораблей и думаю предложить Вам занять должность командира дивизиона.
– Мне? – искренне удивился Антон, – После такого провала? Да комбриг никогда не утвердит.
– Поживем – увидим! – глубокомысленно изрек Трофимов. На этом их первая встреча и закончилась.
Антон отправил помощника и командира БЧ-5 в отпуск и засел за подготовку отчета по итогам боевой службы, который он должен, был сдать не позже 15 октября. Эта дата определялась не только требованиями руководящих документов, но и сам командир торопился, чтобы освободиться именно до этой даты. 16 октября у старшего сына был день рождения, и Антон обещал ему обязательно быть.
– Да ты всегда обещаешь, только когда подходит мой день рождения, ты обязательно куда-то исчезаешь.
– Сынок, ведь ты же знаешь, что я военный моряк. Я себе не принадлежу. Это гражданский моряк сходил в рейс, а потом 3-4 месяца валяется на диване. А у нас так не водится. Вот и сейчас, разве ты не слышишь по радио, что творится на Кипре. Не дай Бог там начнется заваруха. Опять придется забыть и об отпуске, и о днях рождения. Но я постараюсь.
– Вырасту, ни за что не буду военным моряком, – нахмурив брови, заявил Игорь.
14 октября, успешно сдав отчет за боевую службу, по дороге из штаба флота, Антон решил навестить мать, которую не видел уже больше чем полгода. Она жила в небольшом флигельке во дворе дома по улице Лабораторная.
Увидев сына, входящего во двор, она выронила охапку дров, которые собиралась занести на кухню, и бросилась к нему на грудь.
– Антоша, ты вернулся? Да когда же это кончится? Все живут как люди, а вас без конца гоняют то во Вьетнам, то в Египет, то в Сирию!
– Мама, ты же у меня книгочей, и ты знаешь, что вся история существования людей – это сплошные войны. Оно пережило уже более 14 тысяч войн и не может жить по-другому. Ты же помнишь высказывание Бисмарка: Когда молчат дипломаты, говорят пушки.
– А что там, на Кипре? – не унимается Александра Алексеевна. – Говорят, вот-вот и там заполыхает.
– Да ничего страшного, – засмеялся Антон. – Только неделю назад был возле Кипра. Там все хорошо. Ярко светит солнце. Зеленеет виноградник. Люди, как тюлени, лежат на пляжах.
– Да не надо меня успокаивать, я только что слышала заявление Советского правительства.
– Ну, вот видишь, дипломаты уже говорят, значит, на Кипре ничего не будет. Пушки придется почистить и сдать в арсенал.
На другое утро первой «Кометой» Антон добрался до Евпатории.
– Езжай быстрее на корабль, у вас объявлена тревога. Оповеститель был всего пару часов назад, – сообщила ему жена, как только он переступил порог.
– А ты и рада-радешенька побыстрее вытолкнуть мужа за дверь, – пошутил Антон. – А как же насчет баньки, да вкусного завтрака, да чарки водки на дорогу?
– За этим дело не станет, – грустно ответила жена, и стала накрывать на стол.
Простившись с женой и младшим сыном, (старший был в школе), Антон на попутных машинах помчался в Донузлав. Дивизион бурлил. Два СДК собирались уходить в Севастополь, чтобы принять там на борт десант и следовать в направлении пролива Босфор. Кораблю Антона и капитан-лейтенанта Славгородского было приказано находиться в готовности № 2., то есть в 10 минутной готовности сняться со швартов и следовать в пункт приема десанта. Когда Антон прибыл на корабль, дежурный по кораблю мичман Финяк доложил, что корабль к бою и походу готов. Антон поблагодарил мичмана и спросил:
– А кто из офицеров есть на корабле?
– Только командир БЧ-2 лейтенант Величко.
Антон переоделся в китель, в котором офицеры и мичманы преимущественно ходят на корабле. Вышел на палубу. Навстречу ему идет лейтенант Величко.
– Товарищ командир, Вы уже на борту? – удивленно спросил он.
– А ты еще не заметил? Или ты уже забыл корабельные сигналы? Вахтенный у трапа подавал сигналы о прибытии командира.
– Товарищ командир, я был в ракетном погребе и не мог отлучиться. Мы меняли взрыватели реактивных снарядов с учебных на боевые.
– А Вы не поторопились? Короче, Володя, что тебе сказал комдив, когда ты докладывал о готовности?
– Ничего, он только спросил, когда должны прибыть Вы.
– А с кем же ты собираешься идти воевать? Помощника командира нет, командира БЧ-4 нет, командира БЧ-5 нет, штурмана нет.
– Извините, товарищ командир, я как-то об этом не подумал. Мы же с Вами не раз выходили вообще без офицеров и мичманов.
Командир корабля осмотрелся вокруг. Вымпел командира дивизиона полоскался на СДК-106. Антон направился туда. Капитан 2 ранга Трофимов разместил свой КП в каюте помощника командира СДК. Антон представился.
– Вот хорошо, что ты прибыл. Заступишь сегодня дежурным по бригаде, если снизят готовность.
– Товарищ комдив у меня сегодня у сына день рождения. Я обещал ему обязательно прийти.
– Извини, дорогой, снимут готовность, не снимут готовность, кроме тебя сегодня заступать некому. Некрасов и Марущак ушли принимать десант, Иванушкин вчера сменился, а Славгородский стоит сегодня, .
– Значит опять не судьба! Товарищ комдив, а если готовность не снимут, с кем мне идти принимать десант? И с кем потом воевать? Помощника нет, механика нет, штурмана нет, связиста нет.
– Вот это да! А что же мне Величко ничего не доложил?
– А что же Вы его не спросили? – пошутил Антон. – Товарищ комдив у меня народ так отработан, что мы спокойно можем выходить в море и без офицеров и без мичманов. Вот он и решил, что докладывать не обязательно.
– Хорошо, я сейчас этим займусь.
Часа через три на СДК-22 прибыл капитан-лейтенант Циплаков, механик с плавмастерской и лейтенант Тихонов, штурман с СКР, недавно окончивший училище.
– Товарищ капитан 3 ранга, я уходить с Вами в море не могу, у меня жена рожает, – не успев представиться, возбужденно заговорил штурман.
– Товарищ лейтенант, как только снимут готовность, я Вас отпущу к вашей жене. А не снимут, не обессудь, пойдем воевать, чтобы Ваша жена спокойно рожала.
Через пару часов боевая готовность была снята, и Антон заступил дежурным по бригаде. В этот день от дивизиона СДК заступал гарнизонный караул. Прежде чем заступить на дежурство, командир отпустил всех офицеров и мичманов по домам. Завтра предстояло принимать десант и следовать к острову Кипр. Вместе с ним на корабле остался мичман Финяк В. Н., старшина команды мотористов.
Дежурному по бригаде разрешается отдыхать с нуля часов до 04:00 утра. В 11 часов вечера Антон обошел все корабли, проверил несение дежурства и вахты. Проверил гарнизонный караул и только в первом часу добрался до своей каюты. Не раздеваясь, и не снимая снаряжения, он упал на свою кровать и мгновенно заснул. Антон почти никогда не пользовался ни услугами вахтенных матросов, ни будильником. Еще с курсантских времен он заметил, что если перед сном заказать себе время побудки, то не надо никаких будильников. В мозгах имеется свой биологический будильник. И он его ни разу в жизни не подводил. Вот и сегодня ровно в 04:00 Антон проснулся, умылся, оделся, выпил стакан чая и пошел проверять вахтенных у трапов. Дежурных и вахтенных у механизмов он решил оставить «на закуску». Вахтенные у трапов были на местах. Задав каждому из них по паре вопросов, он решил пойти проверить караул, пока не начался рассвет. Вместе с начальником караула Антон обошел посты, проверил знание инструкций часовыми. Сегодня все шло как по маслу. Дежурный по бригаде и начальник караула вернулись в караульное помещение.
– Давайте вашу караульную ведомость, – обратился Антон к начальнику караула. Тот без промедления подал ведомость. Антон взглянул на часы.
– 05:26 – Проверил несение караульной службы. Служба несется бдительно. Часовые обязанности знают. Действуют грамотно. Дежурный по бригаде капитан 3 ранга Родионов, – записал он .
Накануне в карауле было много замечаний, и дежурный по бригаде обещал записать их, если за ночь они не будут устранены. Начальник караула поработал на славу, и Антон с удовольствием отметил это.
– Молодец, так держать, – сказал он на прощание, пожимая руку начальника караула.
В это время со стороны причалов раздался страшный взрыв. Вслед за ним послышался ряд коротких глухих ударов.
– Кажется, в районе стоянки СДК, – задумчиво проговорил начальник караула.
Ни слова не говоря, Антон, что есть духу, помчался на причал. Кораблей не было видно. Их прикрывал высокий берег. Сердце уже выпрыгивало из груди, когда Антон, наконец-то, добежал до склона горы. Три СДК спокойно стояли на глади озера по одну сторону причала и два по другую. Стояла полная тишина. Антон перевел дыхание. Пот градом катился с его лица, но он этого не замечал. Вдруг ушей Антона достиг сигнал боевой тревоги. Сквозь начинающие потихоньку редеть плотные сумерки он заметил, как на кораблях забегали люди. Антон снова сорвался с места и стремглав пустился бежать под гору. Подбегая к причалу, он увидел на своем корабле вахтенного, как-то странно прилепившегося к переборке ходовой рубки, и покрученные стальные двери, лежащие у его ног.
В этот день старшим на бригаде оставался помощник начальника штаба. Он-то и встретил командира первым, когда тот ступил на палубу своего корабля. Больше никого нигде видно не было. Сердце Антона сжалось от боли.
– Командир, на твоем корабле произошел взрыв котла. Принимай командование. Корабль тонет.
– Раненые и убитые есть?
– Не знаю. Сейчас мичман Финяк проверяет машинное отделение.
Антон бросился на мостик. Корабль обесточен. Громкоговорящая связь не работает. Аварийное освещение не работает. Сигнализация не работает. Вдруг на мостик поднялся капитан 3 ранга Мальцев, помощник командира СДК-106.
– Товарищ командир, аварийная группа с СДК 106 прибыла в ваше распоряжение.
– Товарищ капитан третьего ранга, обследуйте, пожалуйста, машинное отделение. Оставьте одного, нет два человека мне для связи. Антон оставил одного из матросов на мостике и приказал, чтобы он всех членов команды, кто поднимется на мостик, никуда не пускал. Сам, взяв с собой другого матроса, спустился вниз. Коридор ходовой рубки кончался сразу за каютой командира. Дальше две металлические переборки сошлись в одну, растерев в порошок множество щитов, висевших на переборках. Дверь каюты командира, в которой он спал два часа назад, вдавлена во внутрь.
Поставив левую ногу на комингс двери, он с силой рванул ее за ручку. Дверь неожиданно распахнулась. В каюте все было разрушено. На подушке кровати командира лежал 100 килограммовый сейф с оружием. Сама кровать развалилась на куски. Зато ящики со взрывателями ракет были целехоньки. Оба шкафчика были буквально раздавлены. Зато стеклянная бутыль со спиртом, стоявшая в шкафу, цела и невредима. Рядом с ней лежит целехонький аварийный фонарь, ради которого Антон и заглянул в свою каюту. Взяв фонарь, Антон снова поднялся в ходовую рубку и вышел из нее через наружную дверь. Недалеко от двери лежал на боку аварийный дизель-генератор, выброшенный взрывом из поста, расположенного на верхней палубе. Возле ходовой рубки сиротливо прижавшись друг к другу, стояло человек восемь матросов и старшин. Антон поздоровался с ними. Они вразнобой ответили.
– А ну, выше нос, что вы скисли? Из Вас кто-то пострадал?
– Никак нет, – уже более дружно ответили матросы.
– Всем оставаться здесь, никуда не уходить, если кто-то еще подойдет, тоже быть здесь! – приказал командир.
Вдруг откуда-то из машинного отделения раздался стон. Матросы встрепенулись. Антон сделал знак своему спутнику, и они спустились на ют. Из машинного отделения поднималась аварийная группа. На носилках у них лежал матрос.
– Кто? – спросил Антон капитана 3 ранга Мальцева. Спазм сдавил ему глотку.
– Наверно, вахтенный котельный, лежал в котельном отделении, больше там никого не было, почти целиком сварился, но живой. Антон взглянул на обожженное лицо матроса. Он едва смог узнать в нем вахтенного котельного матроса Варгис.
– Вызывайте скорую помощь! – приказал он. Аварийная группа удалилась.
Антон спустился в то, что раньше называлось котельным отделением. Оно было полностью разрушено. Взрывом разнесло не только котельное отделение, но и весь пост управления машинами и механизмами БЧ-5, полностью уничтожило переборки подсобных помещений, как будто их здесь и не было. Только груда обломков да рваные куски плоского металла на корпусе указывали их былое место. Правый главный двигатель разнесло по винтикам, а с левого двигателя сорвало всю пускорегулирующую аппаратуру. Полностью оказались разрушены дизель-генераторы. В общем, разворотило 9 помещений. К счастью взрыв пошел вперед. Сзади, за переборкой, на которой были размещены 6 баллонов воздуха высокого давления, спало 25 человек личного состава БЧ-5. Вся пускорегулирующая аппаратура баллонов тоже была сорвана. Каждый баллон в любое время мог превратиться в неуправляемый реактивный снаряд. Кроме того, в днище, в районе котельного отделения, образовалась пробоина, через которую поступала вода. Кормовая часть СДК медленно уходила под воду. В довершение ко всему, ни к баллонам, находившимся под давлением 200 атмосфер, ни к пробоине добраться было невозможно. Стальная переборка бывшего котельного отделения закрутилась в спираль с острыми краями, которая полностью исключала доступ и к баллонам, и к пробоине.
Антон поднялся наверх. Почти все матросы и старшины были там. Они явно были контужены и выглядели испуганными и подавленными. Среди них был и мичман Финяк. Он как всегда был собран и деловит.
– Товарищ командир, личный состав проверен. Все живы – здоровы. Отсутствуют 4 матроса. Три в наряде. Один в госпитале. Ранен матрос Васильев. Ему при взрыве опалило лицо. Я отправил его в санчасть.
– Товарищи матросы и старшины, вы пережили тяжелый стресс. Наш корабль изуродован и тонет. Чтобы заделать пробоину, необходимо убрать переборку, вылущить и выбросить за борт 6 баллонов ВВД, и лишь потом мы сможем заделать пробоину. Электричества на борту нет. Я не хочу, чтобы вы зря рисковали. Мне потребуется 4 человека. Всё придется делать вручную. Желающим принять участие в обезвреживании баллонов ВВД выйти из строя!
Вперед шагнуло 3 человека: мичман Финяк, старшина 2 статьи Дапкус и матрос Чередниченко.
– Больше желающих нет?
Строй не шелохнулся.
– Ну что ж. Тогда четвертым буду я. Мичман Финяк, приготовьте лебедку! Вы будете руководить наверху работой по удалению с борта баллонов. Старшина 2 статьи Дапкус, возьмите себе в помощники любого матроса! Вы будете обеспечивать работу лебедки. Матрос Чередниченко будет стоять на оттяжке и выполнять команды мичмана. Я попробую решить вопрос с переборкой, а затем буду стропить баллоны, освобождать их от креплений и подавать наверх. Всех остальных убрать на бак. Аварийной партии приготовиться заделывать пробоину!
Антон взял молоток, фонарь и нож и спустился в котельное отделение. Там уже было довольно светло. Утро вступало в свои права. Стальная переборка толщиной З мм свернулась в спираль, не давая возможности работать с баллонами. Он внимательно осмотрел рваные края переборки. В двух местах свободного края переборки он обнаружил два почти одинаковых отверстия.
– Это очень кстати, подумал он. Володя! – закричал он, обращаясь к мичману Финяк. – Подай мне сюда стальной трехметровый строп и побыстрее готовьте лебедку.
– Лебедка уже почти готова. Чередниченко, бегом за тросом!
Подали трос. Антон аккуратно закрепил один конец за свободный край переборки. Другой, ходовой конец троса, пропустил через отверстие в куске переборки напротив и подал его на крюк лебедки. Со стонами, со звоном, со скрипом переборка медленно начала разгибаться. Казалось, с натянутого как струна стального троса сейчас потечет вода. Вдруг одна каболка троса лопнула. Антон рухнул на паелы и замер. Слышно было, как трос буквально стонет.
– Стоп выбирать! – закричал он. Поздно. Трос лопнул и со свистом пронесся над головой Антона. Стальная переборка с воем вернулась в исходное положение. Мокрый и грязный, он поднялся с паёл.Новенькая тужурка превратилась в грязный мешок. Грязная жирная вода ручьями стекала с него, но он не обращал на это никакого внимания. Он не понаслышке знал, что может натворить лопнувший трос. Все пришлось начинать сначала. На сей раз, все удалось. Переборка все с теми же стонами отошла даже чуть дальше, чем в первый раз. Стальной трос угрожающе звенел. Антон осмотрел поле деятельности. Теперь уже можно было, и вылущивать баллоны, и заделывать пробоину. Вода прибывала. Она уже стояла выше уровня паёл и хлюпала под ногами. Но работать в чреве переборки, когда трос мог в любой момент лопнуть, не хотелось. Это все равно, что полировать направляющие гильотины при поднятом вверх ноже.
– Володя, подай мне сюда еще один трос! – крикнул он Финяку. Он закрепил дуплинём второй трос и только потом решился отдать крепления первого баллона, предварительно надежно застропив его. Антон торопился. Буквально за 20 минут все баллоны оказались за бортом. Антон перевел дух, только теперь он почувствовал, как он устал. В ушах звенело.
– Аварийной партии заделать пробоину! – приказал он.
Пробоина оказалась небольшой и не очень сложной. Вскоре вода прекратила поступать вообще.
– Володя, дай ребятам немного отдохнуть и приступайте к откачке воды ручной помпой. Задействовать всю команду.
Он решил еще раз обойти корабль. Повсюду: на переборках, на столах и на палубе лежал толстый слой пыли, в которую превратились отдельные вещи, щиты, приборы и механизмы. Он заглянул к себе в каюту. Проходя мимо зеркала, он увидел в нем чужое, одутловатое, почти багровое лицо, обрамленное длинными бакенбардами с седыми висками. Сердце как будто зажали в тиски.
– Так не долго и в объятия Кондратия попасть, – равнодушно, как о ком-то чужом, подумал он, но все-таки открыл аптечку и проглотил одну капсулу нитроглицерина. Надо было держать себя в руках. Впереди встречи с начальниками, следователями и органами КГБ. Поседевшие за 20 минут виски – это чепуха по сравнению с грядущими испытаниями, которые, как правило, заканчивались и для командира и для механика небом в крупную клетку.
В дверь постучали. На пороге стоял бледный как смерть назначенный вчера командир БЧ-5, капитан-лейтенант Циплаков.
– Товарищ командир, что же это такое? Котел был в полном порядке, я только вчера его проверял
– Держите себя в руках. Самое главное – матросы все живы, корабль на плаву. Даст бог, и мы как-нибудь выплывем.
Через открытый иллюминатор послышались 4 длинных звонка, прозвеневших на соседнем корабле.
– Начальство пожаловало, – подумал Антон и пошел встречать комбрига. Рядом с комбригом шел начальник штаба и еще какой-то капитан 2 ранга.
– Началось, – подумал он. – Наверняка кэгэбэшник. Но он ошибся.
Это был представитель техотдела флота. Он решил сам осмотреть место взрыва и попросил провести его в котельное отделение.
– Вызовите ко мне командира БЧ-5, – спокойно сказал Антон матросу, который неотлучно находился рядом с ним как посыльной.
– А Вы держитесь молодцом, – одобрительно сказал капитан 2 ранга.
– А куда же теперь деваться? – улыбнулся Антон. – Бывало и похуже.
Глицерин сделал свое дело. Сердце отпустило, и командир аварийного корабля взял себя в руки.
Он даже представить себе не мог, что и такая мелочь, как улыбка, не проскочит мимо бдительного ока Иволгина. Позже, бичуя опального командира на совещании офицеров, он патетически воскликнул:
– Вы посмотрите на этого наглеца, он чуть не потопил корабль, и все же имел наглость улыбаться, разговаривая с представителем штаба флота.
– Это по привычке, – ответил ему Антон. – Я и во время бомбежек в Египте, когда на палубу сыпались осколки снарядов, тоже улыбался и даже анекдоты рассказывал.
Иволгин от такого «нахальства» потерял дар речи. Антону уже терять было нечего.
Вернувшись из штаба бригады, Антон собрал офицеров и мичманов.
– Товарищи, нас постигло тяжелое испытание. Наш корабль потерял ход и наполовину разрушен. Большинство из нас прибыли на корабль недавно, но это никого не интересует. Все равно каждый из нас в скором времени предстанет перед органами дознания. Мы честно выполняли свои обязанности и наша совесть чиста. Поэтому я прошу вас всех вести себя достойно, никого не оговаривать. Говорить следователю только то, что вы точно знаете или видели своими глазами. Всякие домыслы и сплетни только мешают следствию и могут навредить даже тому, кто их передал. А теперь организуйте приборку жилых помещений и подготовьте, как положено, дежурство и вахту. В помещениях, пострадавших от взрыва, ничего не трогать. Офицеры и мичманы разошлись. Антон прилег на диван. Сейф по-прежнему лежал на подушке разваленной кровати. В дверь постучали.
– Товарищ командир, капитан-лейтенант Циплаков на инструктаж прибыл, – доложил вошедший.
– Какой еще инструктаж? – удивился Антон.
– Только что приходил рассыльный из штаба дивизиона, я заступаю в гарнизонный патруль, – слегка заикаясь, и как-то нервно пояснил он.
– Этого не может быть. Никаких патрулей на этот месяц наш корабль не выделяет, – задумчиво сказал Антон
– Ну, хорошо, – все также нервно сказал тот. – Выдайте мне пистолет и патроны, чтобы мне даром не ходить туда сюда. Я сейчас схожу в штаб, если заступать не надо, я Вам все верну.
Тут наконец-то Антон понял, что задумал механик.
– Василий Наумович, не надо думать о плохом раньше времени, – мягко сказал он. На глазах механика заблестели слезы.
– А что тут думать? Варгис умер. Меня теперь точно посадят. А я сидеть не хочу.
– Возьмите себя в руки! – рассердился Антон. - Никто Вас не посадит, пока следствие не докажет, что мы с Вами виноваты. И выбросьте глупости из головы.
Через 2 часа капитан-лейтенант Циплаков был отправлен в госпиталь с тяжелейшим гипертоническим кризом. Больше он на корабль не вернулся. Антону одному пришлось отбиваться от десятков экспертов, следователей и проверяющих.
На третьи сутки, когда паломничество дознавателей, экспертов, сотрудников КГБ и начальников всех рангов закончилось, командир аварийного корабля, наконец-то, получил приказание перегнать под буксиром свой корабль на судоремонтный завод в Севастополь. Вместо командира БЧ-5 на СРЗ пошел флагманский механик дивизиона СДК, капитан-лейтенант Шалапин О.Д. Он оказался не только хорошим специалистом, но и веселым, жизнерадостным человеком. Он помог командиру СДК и командирам боевых частей правильно провести дефектовку и составить ремонтные ведомости. Перед убытием на судоремонтный завод Антон написал рапорт о представлении мичмана Финяк и старшины 2 статьи Дапкус к награждению медалями «За отвагу». Капитан 2 ранга Трофимов с сомнением покачал головой:
– Боюсь, нас в такой ситуации вряд ли поймут. Но я постараюсь.
Он сдержал свое слово. Он дал ход этому рапорту, но тот где-то застрял в дебрях флотской бюрократической машины.
Антон по прибытии в Севастополь решил посадить себя под «домашний арест». Он страшно осунулся и выглядел не лучшим образом. Мать он успел навестить перед самым взрывом. Он знал, что сердце матери и так невозможно обмануть, а в таком виде и вообще появляться не стоит. По этим же причинам он не хотел появляться и в квартире своей младшей сестры Веры, учительницы немецкого языка в Инкермане. Он решил никого не беспокоить, пока не закончится расследование. Пусть все думают, что он куда-то срочно ушел, и ждут его, пока он не вернется из плавания. По вечерам, когда рабочие и строители-судоремонтники уходили с корабля, командир собирал командиров боевых частей, требовал от них полных докладов о проделанной работе и производстве необходимых записей во многочисленные журналы. Олег Дмитриевич неоднократно пытался расшевелить его. Он предлагал сходить в театр или посидеть в ресторане «Волна», наиболее популярном ресторане в это время года. Антон категорически отказывался. Лишь иногда, перед сном, он позволял себе выпить 100-150 граммов водки. Заводчане работали ударными темпами. Корабль потихоньку приобретал свой прежний вид. Однажды вечером, на корабль прибыл представитель технического управления КЧФ. Поздоровавшись со строителем – инжененером Соповым, сидевшим в каюте командира, он без лишних слов, заявил:
– Командир, накрывай на стол. Пришло заключение экспертизы. Вины личного состава корабля нет. Виноват завод-изготовитель автоматических котлов.
В тот же вечер, слегка обмыв это знаменательное событие и еще до конца не веря в такой исход дела, Антон впервые за месяц решился выйти в город. Первый визит он решил нанести своей сестре, жившей почти рядом с СРЗ. Когда Вера Петровна, услышав звонок, открыла дверь и увидела своего брата, она отшатнулась:
– Антон, это ты? – не веря своим глазам, спросила она. – Что с тобой?
Вместо молодого, пышущего здоровьем капитана 3 ранга, которого она видела полгода назад, перед ней стоял старик с ввалившимися щеками, морщинистым лбом и поседевшими висками.
– Ничего страшного, – улыбаясь, ответил брат. – Теперь уже ничего страшного. Все позади.
Больше она вопросов не задавала, а он, как всегда, и вовсе о служебных делах говорить не стал. Спустя неделю командир дивизиона СДК приказал Антону сдать дела и обязанности помощнику командира корабля и прибыть в Донузлав.
Поздравив Антона с завершением «хождений по мукам», капитан 2 ранга Трофимов заявил:
– Я убываю к новому месту службы в Севастополь. Тебе придется вступить в командование дивизионом, правда, пока временно. Представление на тебя уже отправлено, комбриг подписал.
Сначала все шло как по нотам. Кораблей в дивизионе осталось немного. Служба отлажена. «Злейший друг» Антона, капитан 1 ранга Иволгин, убыл куда-то в училище. Новый начальник штаба бригады, капитан 2 ранга Макеев, давно знал Антона и ничего против него не имел. Правда, оставался еще один недоброжелатель – начальник политотдела, но он почему-то отнесся к назначению нового комдива индифферентно. Приказа Главкома ВМФ о назначении Антона не было. Не было и причины идти к нему на прием.
Однажды ночью, когда Антон остался за комбрига, дежурный по связи принес ему распоряжение начальника штаба флота срочно отправить один средний десантный корабль в бухту Казачью для обеспечения тренировок морской пехоты. Выбор молодого комдива пал на корабль капитана 3 ранга Марголина. Пока Марголин добирался до Донузлава, Антон решил вместе с дежурным по бригаде обойти корабли. За ним увязался и капитан 3 ранга Дьячок, инструктор политотдела, «ночной начпо».
Это был типичный «политрабочий», как частенько называли людей подобного склада многие офицеры. Чаще всего это были неудачники из числа строевых офицеров или техников, которые не умели работать ни с людьми ни с техникой. Если же кроме этих качеств они еще обладали бесхребетностью, то они тут же попадали в политотдел. Для начала их пристраивали начальником клуба или секретарем комсомольской организации, а потом они потихоньку дорастали до должности инструктора политотдела.
Пока нормальный офицер через тернии добирался до звания капитан-лейтенант, «политрабочий» уже щеголял в ранге старшего офицера и начинал поучать своих недавних начальников, как работать с подчиненными. Строевые офицеры, мичманы, старшины и матросы посмеивались над ними, но вынуждены были терпеть. Субординация. Каждый из них имел на кораблях и в частях какое-нибудь обидное прозвище. Как только Дьячок появлялся на горизонте, матросы и старшины начинали откровенно смеяться:
– Дьячок «идет с рати» – говорили они, придавая этому афоризму далеко не патриотическое звучание.
Антон уже 5 лет знал этого «деятеля». И всё это время он, выступая перед любой аудиторией, умудрялся ввернуть афоризм: не хвались, идя на рать, а хвались, идя с рати.
С приходом на корабли Дьячок куда-то исчез и появился только через полчаса:
– Товарищ комдив, Ваш новый командир СДК Марголин прибыл на корабль крепко выпивши, – захлебываясь от гордости, что улучил командира, затараторил он.
– Валентин Николаевич, взгляните на часы! Еще нет и пяти часов утра. Мы вытащили его с постели. Вот если бы в 8 часов он прибыл в таком виде, действительно было бы о чем говорить.
– Я требую отстранить его от командования кораблем немедленно! – насупясь, продолжал настаивать тот.
– Валентин Николаевич, капитан 3 ранга Марголин по прибытии мне представлялся. Он лишь чуть-чуть «навеселе». Через пару часов будет как стеклышко.
– А если нет?
– Вот тогда и будем говорить. В таком случае я сам отведу корабль в бухту Казачью.
Капитан 3 ранга Дьячок, недовольно ворча, удалился. Антон поднялся в ходовую рубку СДК. Дьячок уже был там. Капитан 3 ранга Марголин, сидя в командирском кресле, проверял график приготовления корабля к бою и походу. Его старпом, старший лейтенант Петросов, стоял рядом.
Увидев ВРИО комдива, Дьячок приосанился и, повернувшись лицом к Марголину, сказал:
– Товарищ капитан 3 ранга, мне надо срочно поговорить с Вами.
– Сейчас я занят, – спокойно ответил Марголин. – Вот доложу комдиву о готовности к бою и походу, тогда мы с тобой и поговорим.
– Я остался за начальника политотдела, – заверещал Дьячок.
– Послушай, старпом, убери отсюда этого попа, то есть Дьячка. Он мне уже надоел, - спокойно приказал Мрголин.
Как ошпаренный, капитан 3 ранга Дьячок выскочил из ходовой рубки и помчался в политотдел. Поговорив с Марголиным и убедившись, что он абсолютно трезв, Антон отправил его в Севастополь. Когда Антон пришел на утреннее совещание к комбригу, Дьячок успел уже восстановить против Марголина и против нового комдива весь политотдел.
– Я же Вам говорил, – шипел начальник политотдела, обращаясь к командиру бригады. – Не надо было подписывать представление на Родионова. Он сам не уважает политработников и его подчиненные тоже.
– Товарищ Родионов, доложите, что там произошло, – спокойно сказал комбриг.
Антон коротко изложил суть дела и добавил:
– Два старших офицера, в одинаковых званиях, не очень корректно поговорили друг с другом. Пусть сами и разбираются.
Вся бригада, и комбриг в том числе, знали мелочный, вздорный характер инструктора политотдела Дьячка. И он не замедлил еще раз подтвердить свою репутацию.
– Он был пьян, – завизжал Дьячок, как только Родионов закончил свой доклад.
– Я его не обнюхивал, но внешне он выглядел вполне нормально, – ответил на его реплику Антон.
Казалось на этом дело и закончено. Однако после совещания начпо отправил в Севастополь Дьячка и еще кого-то из политработников, чтобы провести расследование этого пустякового случая.
– Товарищ Родионов, работники политотдела провели расследование безобразного поведения командира корабля вашего дивизиона, капитана 3 ранга Марголина. Я решил предать его суду офицерской чести, – заявил начальник политотдела, вызвав Антона в свой кабинет. – Напишите на Марголина отрицательную характеристику и представьте ее мне. Даю Вам на это три часа.
– Извините, товарищ капитан 1 ранга, я Вас не совсем понял, что значит «отрицательную». Я напишу объективную характеристику, а суд чести пусть уже решает, какая она.
– Я еще раз поясняю Вам: Мне нужна отрицательная характеристика на вашего офицера
– Марголин отслужил в ВМФ более 30 лет. Ветеран Великой Отечественной войны.Он зарекомендовал себя хорошим воспитателем и грамотным специалистом. Я не могу зачеркнуть всю его биографию из-за мелкой ссоры с офицером-политработником, к тому же не очень умным, – спокойно пояснил Антон.
– Делайте, что Вам говорят, и не умничайте! – продолжал настаивать начпо.
– А как же быть с честью офицера?
– Это решайте сами, либо Вы пишете нужную мне характеристику, либо я отзываю представление политотдела на ваше продвижение по службе.
Антон усмехнулся и вышел из кабинета. Через три часа он прибыл к Драчеву и вручил ему характеристику на Марголина.– Вы что, принесли мне представление на орден Красной Звезды для Вашего Марголина? – завопил начпо, прочитав характеристику. – Я же Вам ясно сказал, какая характеристика мне нужна.
«Честный интеллигент в России неминуемо должен упереться в альтернативу: либо иди на сделку с совестью, либо прозябать», невольно всплыла в памяти выдержка из какой-то книги, недавно прочитанной Антоном.
Еще два раза приходил Антон к Драчеву и все с тем же результатом. Начпо яростно рвал предоставленные им характеристики.
– Товарищ капитан 1 ранга, можно я посижу у Вас в приемной, и буду заносить Вам характеристики на Марголина каждые полчаса, а Вы их будете рвать. Я их напечатал пять экземпляров. Мне уже надоело ходить туда сюда. Начпо опешил.
– Вон отсюда! – заорал он. – Вы сами себе подписали мое обращение в политуправление СА и ВМФ об отзыве представления.
Вскоре пришел приказ главкома ВМФ, в котором вместо фамилии Родионова красовалась фамилия незнакомого офицера с ДКБФ, двоюродного брата жены начальника политотдела.
Спустя две недели несостоявшийся командир дивизиона десантных кораблей снова был назначен командиром среднего десантного корабля и отправлен в очередную «горячую точку».
К О Н Е Ц