Человек 42-го года. глава 5

Анатолий Половинкин
Аннотация к роману:

Действие книги происходит во время Второй Мировой Войны, в одном из сел, волею судьбы оказавшемся на самой линии фронта. Несмотря на объявленную эвакуацию, многие из жителей отказались эвакуироваться. Прошедшие через продразверстку, через раскулачивание, они утрачивают всякую надежду на спасение,им некуда уходить, у них нет другого дома, и они оказываются как бы между молотом и наковальней, где смерть ожидает как по ту, так и по другую сторону.      

Предлагаю вниманию читателей первые пять глав произведения, которые планирую выкладывать по одной из расчета один раз в неделю.

На данный момент эта книга выкладывается полностью на  ресурсах платной подписки "Целлюлоза" и "Либстейшн".

Приглашаю всех желающих прочесть роман, зарегистрировавшись по ссылкам:

https://zelluloza.ru/register/24914/



https://libst.ru/?ref=3994


Подробную информацию об авторе и его произведениях можно найти на его страничке "В Контакте" по ссылке:

https://vk.com/id313146208


С уважением, Автор.



Глава 5. ЦЕЛИТЕЛЬНЫЕ РУКИ НАДЕЖДЫ ФЕДОРОВНЫ

   Лежа на печи, Иван наблюдал, как Полина ищет в темноте спички. За последнюю минуту боль, казалось, немного отступила. Нет, она не исчезла совсем, но стала терпимей. Это позволило ему несколько перевести дух.  Входная дверь оставалась немного приоткрытой, и слабый лунный свет позволял Полине ориентироваться в помещении. Наконец, она нашла коробок, и чиркнула спичкой. Сера неохотно, с шипением вспыхнула, и загорелась ярким пламенем. Полина поднесла спичку к фитилю, и зажгла свечку. В избе сразу же стало светлее.
   - Сильно болит? – спросила она, беря подсвечник, и поворачиваясь к Ивану. В ответ тот лишь криво усмехнулся, и Полина поняла все без слов. Она встала на скамейку, и стянула с мужчины одеяло.
   - Подними рубашку, - велела она, но Евдокимов только вымученно улыбнулся. Женщина догадалась, что боль должно быть настолько сильна, что больной боится даже просто пошевелиться. Держа одной рукой свечу, она осторожно закатала рубашку до самых подмышек.
    Что Полина ожидала там увидеть, она не знала и сама. А увидела она обычную мужскую спину, покрытую редкими рыжеватыми волосками.
   - Где у тебя болит?
   - В позвоночнике.
   Ну да, словно бы непонятно, где еще может болеть спина.
   - Что у тебя с ней? – спросила женщина, при тусклом свете свечи рассматривая спину.
   - Ничего особенного, просто смещение позвонков.
   Полина ахнула.
   - И ты это называешь «ничего особенного»?
   Иван попытался равнодушно пожать плечами, но жест у него не получился.
   Борщова облизнула пересохшие губы и, протянув руку, осторожно коснулась пальцами позвоночника.
   Евдокимов судорожно вздрогнул – ему показалось, что электрический ток пронзил ему спину.
   Женщина испуганно отдернула руку. Пламя свечи заколебалось, и едва не потухло.
   - Ты знаешь, - произнесла она. – Моя мама неоднократно имела дело с такой болезнью. Она умеет снимать боль, и вправлять позвонки. Честное слово. Я сейчас схожу за ней.
   - Не нужно ни за кем ходить, - в сердцах воскликнул Иван. – Не маленький уже, и эта боль у меня уже не в первый раз. Пройдет.
   - Как же, пройдет, - отозвалась Полина. – До тебя же даже дотронуться нельзя.
   - И что с того? Твоя мать сама еле ходит. Еще не хватало, чтобы она за мною бегала!
   - Лежи уж! – махнула рукой женщина и, спрыгнув на пол, поставила свечу обратно на стол.
   - Полина, стой! Слышишь? Не ходи никуда! – крикнул с печи Иван, боясь шевельнуться.
   Но Полина уже скрылась за дверью. Обессиленный Евдокимов ткнулся лицом в подушку. Что греха таить, он и сам был бы рад чьей-нибудь помощи, но чувство мужской гордости не позволяло ему попросить о ней. Он не хотел зависеть не от кого, так же, как не хотел никого обременять своей болезнью. Лишь накануне днем он сам помогал Полине и ее матери по хозяйству. И делал это вовсе не для того, чтобы получить ответную услугу.
   Ожидание показалось невероятно долгим. Иван лежал, уткнувшись лицом в подушку, и одним глазом наблюдая за пламенем свечи, и игрой теней, отбрасываемой ей на стену.
   Его слух обострился,  и вскоре он услышал, как снаружи зазвучали шаги, приближавшиеся к дому. Минуту спустя дверь распахнулась, и на пороге показалась Надежда Федоровна, в сопровождении дочери.
   - Батюшки, пластом лежит! – всплеснула она руками, увидев неподвижного Ивана. – И давно тебя так прихватило?
   - Еще с вечера.
   - Так сейчас и есть еще вечер.
   - Неужели! А мне показалось, что прошла целая вечность.
   Надежда Федоровна ничего не сказала, и молча проковыляла к печи. Двигалась она с трудом – больные ноги сказывались на ее подвижности. При поддержке дочери она вскарабкалась на печь.
   - Так больно? – спросила она, касаясь рукой позвоночника Ивана.
   Тот вздрогнул и застонал.
   - Угу, - произнесла Надежда Федоровна, проводя рукой по всей линии позвоночника.
   Иван зашипел: ему показалось, что она проводит по его спине не рукой, а раскаленным утюгом.
    - Свети мне! – приказала мать дочери.
   Полина схватила свечу со стола, и подняла ее над больным.
   - Господи, как же у тебя все запущено. Где же тебя так угораздило?
   - Теперь уже и сам не припомню, - ответил, превозмогая боль, Иван. - Может, поднял что-нибудь, а может, еще какая-нибудь причина.
   Надежда Федоровна уверенно водила руками по спине Евдокимова, и тот уже по самим этим движениям мог заключить, что женщина сталкивается не в первый раз с этой болезнью, и имеет определенный опыт.
   - У тебя смещение позвонков, - озабоченно произнесла Надежда Федоровна. – Придется вправлять.
   Иван стиснул зубы – он знал, что означает это «придется вправлять». Новую невыносимую боль.
   Руки Надежды Федоровны на мгновение замерли.
   - А будет больно, - предупреждающе сказала она.
   Пальцы Ивана самопроизвольно сжались, вцепившись в покрывало, на котором он лежал.
   Женщина, примеряясь, вновь провела своими грубыми крестьянскими пальцами по позвоночнику, затем резко нажала.
   Послышался хруст, и Евдокимов взвыл.
   - Тихо, тихо, - успокаивающе проговорила Надежда Федоровна. Ее пальцы поползли дальше по позвоночнику, выискивая смещения.
   Снова прозвучал хруст костей, от которого вздрогнула даже Полина.
   Иван опять взвыл, чувствуя непреодолимое желание отшвырнуть от себя эту старую садистку. Лишь огромным усилием воли он сумел удержать себя в руках.
   Позвоночник хрустнул в третий раз, и он, запрокинув назад голову, издал звук, похожий на рычание, а затем упал обратно лицом в подушку.
   - Ну, вот и все, - сказала Надежда Федоровна, убирая руки со спины Ивана.
   Евдокимов заставил себя расслабиться, и вытянул руки вперед. С непередаваемым чувством облегчения и, в то же время, недоверием, он ощутил, что ужасная боль исчезла. Несколько мгновений он неподвижно лежал, не в силах поверить, что боль действительно ушла и, ожидая, что она вернется в любое мгновение, и не просто вернется, а вспыхнет с удвоенной силой, если такое только вообще возможно.
   - Ну, как себя чувствуешь? – заботливо спросила Надежда Федоровна. – Боль прошла?
   И лишь после этого вопроса Иван решился пошевелиться. Он подтянул под себя руки, и качнул спиной. Мучительной боли больше не было. Более того, боли не было совсем. Однако его нервная система и подсознание не желали покупаться на это чувство, и упорно кричали, чтобы Евдокимов прекратил шевелиться, и лежал неподвижно.
   Надежда Федоровна уперлась руками в печь, и внимательно наблюдала за мужчиной.
   - Попробуй встать, - повелела она.
   Легко сказать, но нелегко заставить себя это сделать. Слишком сильна была боль, и слишком долго она мучила Ивана, чтобы поверить в то, что она, вот так просто оставила его.
   - Давай, давай, хватит лежать, - с нарочитой грубостью сказала женщина.
   И тогда Иван, оттолкнувшись руками, приподнялся на печи. Спина его выгнулась, как у кота. Несколько мгновений он постоял на четвереньках в такой неудобной позе, затем сел. От нервного напряжения, и от ожидания вспышки боли, его лоб покрылся холодным потом.
   Надежда Федоровна и Полина смотрели на него. Одна взглядом врача, который только что исцелил тяжелобольного, а другая с испугом, и с затаенной надеждой.
   Иван перевел дух, и попробовал руками дотянуться до спины. Она не болела. Боль исчезла, прошла так внезапно, словно ее и не было вовсе.
   Посмотрев на мать Полины, мужчина улыбнулся.
   - Вы целительница, Надежда Федоровна, - сказал он.
   - Да какая уж там целительница, - махнула рукой та. – Это просто самое обыкновенное оказание первой помощи, не более. Вправлять позвонки умела еще моя бабка.
   Она похлопала по руке Евдокимова.
   - А теперь давай, ложись и спи. Сейчас тебе нужен сон, как нельзя более. Да и уснешь ты теперь быстро, боль тебя сильно измотала. Ложись, и восстанавливай силы. А мы, с Полинкой, пойдем. Отдыхай.
   Надежда Федоровна неуклюже слезла с печи. Полина задула свечу, поставила подсвечник на стол и, поддерживая под руку мать, направилась вместе с ней к двери.
   - Спокойной ночи, Ваня, - тихо, и почти нежно, произнесла она.
   - Спокойной ночи, - сказал вслед Иван.
   Дверь за обеими женщинами закрылась, и он осторожно лег обратно на свою постель. Надежда Федоровна сотворила настоящее чудо. С чувством облегчения и благодарности к этой женщине он закрыл глаза, и предался полному покою.
   Мать Полины оказалась права. Едва голова Ивана коснулась подушки, его сразу же окутал туман, и он провалился в глубокий сон без сновидений. Возможно, сны все же и были, но Евдокимов не помнил, чтобы ему что-то снилось в эту ночь.
   Он проспал беспробудно до самого утра, и его не тревожили ни думы, ни пушечная канонада, которая вновь началась посреди ночи. Гитлеровская армия вновь начала бомбить позиции советских войск. В деревне она звучала как гром в грозовую ночь. Уханье пушек, и отголоски взрывов, все это даже на миг не смогло прервать сон Ивана, который, если бы не сложившиеся обстоятельства, можно было бы назвать богатырским.
 
   Иван проснулся довольно поздним утром, около восьми часов. А восемь утра в деревне было поздним временем. Открыв глаза, Евдокимов невольно зажмурился – утреннее солнце било ему прямо в лицо.
   Заморгав, он прислушался к своей спине. Она молчала, и не давала о себе знать. Это успокоило, и обрадовало Ивана, и он почувствовал, как у него начинает подниматься настроение. Тем более что крепкий и глубокий сон возвратил ему прежние силы.
   Канонада давно уже прекратилась, и за окном было тихо. Евдокимов сел на печи, и свесил вниз ноги. Секунду спустя он зевнул, и сладко потянулся.
   Первым его порывом было спрыгнуть на пол, но он сдержался, так как побоялся, что это неблагоприятным образом отразится на его спине.
   Он спустился на скамейку, а оттуда ступил на пол. Тут же вздрогнул, так как земляной пол был слишком холодным для босых ног. Обувшись, он направился к умывальнику, и умылся. Приведя себя в порядок, Иван убедился, что спина по-прежнему не болит и, вроде бы, болеть не собирается. Хотелось есть, но Евдокимов решил, что он просто обязан отблагодарить Надежду Федоровну, а заодно и Полину, за то, что та привела к нему свою мать. Зная, что обе женщины встают рано, и уже давно должны быть на ногах, Иван вышел из дома.
   Утро в этот день выдалось чистым и солнечным. От вчерашних туч не осталось и следа. Лишь редкие облака пробегали по небу.
   Евдокимов посмотрел туда, где должна была быть линия фронта, но увидел лишь полосу редкого дыма, стелящегося над просторами. Единственное свидетельство того, что ночью снова был обстрел.