На фото - 1968 г., 9 класс, на стрельбище
"Незнакомые дяди грубо брали за ворот,
По ночам заставляли нас полы натирать,
А потом месяцами не пускали нас в город
И учили науке, как людей убивать."
«Кадетская мама» - народная кадетская песня
С первых дней в училище мы познавали маленькие кадетские хитрости, которые неизвестно кто придумывал, но которые всегда чудесно помогали нам в повседневной жизни. Одна из них заключалась в том, что по городскому телефону автомату каждый уважающий себя кадет звонил без двухкопеечной монеты. Для этого использовалась тонкая и плоская пружина из фуражки. От нее отламывался кусок сантиметров 15 длинной. Иногда его край обматывался изолентой, чтобы удобнее было держать и хранить в лампасе штанины у пояса. В те годы в городе использовались еще старые телефонные автоматы в которых двухкопеечная монета опускалась в щель монетоприемника на лицевой панели. Пружину вводили туда под углом, нащупав нужный рычаг, нажимали на него, обеспечивая неограниченный по времени бесплатный разговор. В случае крайней необходимости при отсутствии такой пружины, пользовались пружиной из фуражки, хотя последнее было крайне неудобно, она была слишком длинной в развернутом виде и манипулирование ею в будке телефона-автомата могло привлечь внимание посторонних.
В младших классах мы еще опасались ходить в самовольные отлучки совсем уж без документов. И отчего-то по молодости считали, что на всякий случай нужно иметь при себе увольнительную записку, хотя бы поддельную. Откуда-то стало известно, что ее чистой бланк раздобыть не так уж и сложно. А заполнить его самому, указав нужную фамилию, дату и время, тем более. Увольнительные записки по списку увольняемых, который утверждал офицер-воспитатель, или его заместитель тогда часто заполнял накануне увольнения кто-то один из нас, у кого был хороший подчерк. Чтобы получить бланк с училищной печатью нужно было заполнить записку не обычными синими, или фиолетовыми, а черными чернилами для авторучек. После увольнения записки оставались часто у нас, и чтобы вывести на них предыдущие записи, нужно было всего лишь несколько минут прокипятить листочки в любой емкости: чайнике, или кастрюле.
На таких, полученных таким образом чистых бланках, мы могли сами выписывать себе «увольнительные записки» в любое необходимое время.
Хотя, как потом выяснилось, находясь в городе законно, или незаконно, нужно было все равно тщательно на всякий случай избегать встреч с офицерами, особенно нашего же училища, не говоря уже о гарнизонном патруле. Его начальник ведь всегда мог найти за что сделать замечание даже самому безукоризненно одетому, дисциплинированному и внимательному суворовцу и записать его фамилию, с вытекающими за этим последствиями. О сделанном замечании тогда начальник патруля, или любой офицер, писали на обратной стороне увольнительной записки и о проступке сразу же становилось известно дежурному по училищу, а потом и непосредственным начальникам. И хотя в случае если она была поддельной, это не имело значения, подвергать себя излишнему риску было неразумно, как говорится, держись от греха подальше! Это со временем стало одной из наших кадетских заповедей.
Не знаю, насколько обоснованно в конце 60-х годов киевские гарнизонные патрули делали замечания встречавшимся на их пути военнослужащим, благодаря следованию этой заповеди, мне к счастью с ними встретиться за 12 лет (7 лет в суворовском училище и 5 в училище связи) ни разу не пришлось. Но по рассказам старших кадет, часто патрули отличались излишней придирчивостью, если не сказать больше.
Кстати, много позже, уже офицером в Москве мне много раз приходилось ходить в комендантский патруль самому на северо–западе города, по линии метро м. Речной вокзал – м.Белорусская и представитель комендатуры на инструктаже перед выходом на маршруты патрулирования требовал от офицеров, старших патрулей, обязательно к концу службы доложить о задержании нескольких нарушителей порядка, или формы одежды. Тем, кто мог возвратиться с патрулирования без задержанных вообще, он угрожал сообщить в часть о плохом несении ими службы. В патруль в этом районе кроме офицеров нашей воинской части, тогда больше назначали слушателей военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского, располагавшейся у метро Динамо. Молодые старшие лейтенанты первого курса, поступившие в нее с огромным трудом из отдаленных гарнизонов, боялись абсолютно всего. Ведь от уровня успеваемости и дисциплины слушателя в течение всего срока обучения в академии зависело самое главное – должность и место службы после её окончания.
Ну, а тут, в патруле, им, естественно, было очень страшно получить о себе из комендатуры отрицательный отзыв. Некоторые из них поэтому не гнушались даже низкими проступками, при этом еще и хвастались мне этим. Например, прятались где-то у выхода из метро, а когда солдат,не видя сзади патруля, проходил мимо, его тут же задерживали за не отдание чести. В то время в Москве о нарушении уже не писали на обороте увольнительной записки, все было гораздо хуже. Провинившимся начальник патруля обязан был выписать "явку", то есть предписание командиру части от имени коменданта города лично явится на разбор "полетов" в комендатуру. Где сам генерал, или его заместитель, в популярной форме долго и нудно объясняли командирам частей, или их заместителям, как нужно воспитывать своих подчиненных в городе-герое, столице нашей Родины в то время, как по предложению на XXIV съезде КПСС нашего вождя Л.И. Брежнева весь советский народ превращал Москву в образцовый коммунистический город. Можно было представить, что потом было с нарушителем и его непосредственными начальниками в самой воинской части.
Но вернусь к кадетским привычкам.
Курящие в училище постоянно испытывали недостаток в спичках и чтобы не таскать с собой целый коробок, рискуя быть пойманными, носили спички россыпью. Оказывается, они очень легко зажигаются об оконное стекло, или кафельные плитки. Некоторые виртуозы, умудрялись делать это даже о подошву ботинок или сапог.
История появления и развития курения у нас заслуживает особого внимания. Эта вредная привычка к 8-9 классе охватила почти всех в нашем взводе. Хотя до выпуска из училища у нас оставалось несколько на удивление стойких некурящих. Как ни странно, но кое-кто из них, после окончания училища начал курить, а кто-то из заядлых курильщиков в СВУ потом бросил.
Что заставляло нас начинать курить и при этом постоянно преодолевать какие-то трудности по поиску, покупке и хранению сигарет, постоянно подвергая себя опасности быть пойманными и получить взыскание, было совершенно непонятно. Может быть как раз запрет на курение?
Но насколько помню, уже со второго года обучения, я и все мои близкие друзья стали курить.
В младших классах, наверное, курили мы все же не в серьез, не затягиваясь и просто пускали дым. Как-то отлежав с гриппом несколько дней в санчасти, я уже в форме стоя за санчастью, перекуривал с одним из старших кадет. Он уверял, что мы, младшие не умеем по-настоящему курить и показал, как это нужно делать, затянувшись изо всех сил и задержав дыхание на несколько секунд. Я легкомысленно повторил эту процедуру. Но видимо был еще недостаточно окрепшим после болезни. Голова вдруг сильно закружилась, я медленно отключился и сполз вдоль стенки, как куль, прямо на асфальт. Этот случай несколько открыл мне глаза на курение, но ненадолго.
С покупкой сигарет слишком больших трудностей, как правило, у нас не было. Их покупали в выходные в увольнениях, а также в любых местах, где нам приходилось бывать, участвуя в различных мероприятиях и где существовали буфеты – в Октябрьском дворце культуры, Доме офицеров и других подобного рода заведениях. Хуже было в летнем лагере, где сигареты можно было купить только в нашем буфете. Ведь до ближайшего села нужно было идти в самовольную отлучку несколько километров, на что просто не хватило бы свободного времени. Но и там каким-то образом выходили из положения. Что интересно, кадетам, даже самых младших классов, никогда нигде, в магазинах, или буфетах не отказывали продавать сигареты, а позже и вино (водку мы тогда совсем не пили), всегда пускали на сеансы кинофильмов «дети до 16 не допускаются»* . Может быть продавцы и контролеры считали, что так как мы носим военную форму, лишены родительской ласки и любви, нас нужно как-то пожалеть.
В младших классах мы еще плохо разбирались в марках сигарет и использовали все что попадет под руку. Стараясь, конечно, покупать сигареты с фильтром, особенно тогда распространенные «Трезор», а если их достать не удавалось, то и «Приму», «Спутник» (без фильтра), которые назывались у нас рабоче-крестьянскими. В конце 60-х в продаже появилось много новых марок, дешевые болгарские «Солнце» и «Шипка», без фильтра, и так называемые King Size*, (длинной 82 мм) то есть удлиненные, по 35 и 40 копеек «Столичные», «Аэрофлот», «BT» «Стюардесса» и другие. Их мы между собой называли «благородными». Виктор Улиско жил в доме на Печерске, на улице Кирова, в котором проживали семьи больших начальников, а уже учась в училище, поддерживал дружбу с бывшими одноклассниками и ровесниками в своем и близлежащих дворах. Район этот был тогда чем-то вроде московской Рублевки в наше время. Там жили семьи партийно-правительственной номенклатуры, генералов МВД, КГБ и армии. В 1967 году в наше училище после 8-го класса (срок обучения стал 3 года, с 8 по 11 класс) поступил сын начальника киевского уголовного розыска в внук депутата Верховного совета УССР Саша Куриленко, друг Виктора. Он познакомил меня, Витю и Сережу со своими теперь уже гражданскими друзьями. Их родители, занимая достаточно высокие посты, на выходные ездили отдыхать на так называемые правительственные дачи на Днепре, за городом. Естественно, вход туда для простых людей был закрыт, а там тогда в буфетах продавали свободно американские сигареты, правда по высокой цене – пачка рубль. Наши новые друзья постоянно курили эти сигареты сами, угощали нас и позднее даже охотно покупали и привозили их нам. Вирджинские табаки этих сигарет конечно, были совершенно не сравнимы с отечественными и обладали очень приятным ароматом. Так тогда мы в нашей компании впервые приучились к американским сигаретам Marlboro, Winston, Kent, PallMall, Camel и другим. Иногда в буфеты поступали и новые, только появившиеся за рубежом марки. Как-то в одном из распространенных тогда американских журналов «Look» (журнал мне принес почитать брат, он был старше меня на 7 лет и заканчивал институт, в котором учились иностранцы), я увидел на всю страницу рекламу новых сигарет «Тrue», со специальным новым фильтром с воздушным охлаждением, якобы обеспечивающим минимальное содержание в дыму никотина и смол, а через некоторое время их стали продавать и на правительственных дачах.
До обеда во время занятий и на самоподготовке курили мы обычно в туалете, на переменах между уроками, как правило, успевая выкурить одну сигарету на троих или на двоих, делая каждый по три затяжки. За несколько минут мы все равно не успевали употребить каждый по сигарете, да и вообще в начале не испытывали потребности курить много. Да и сигареты нужно было тратить экономно. Хотя привычка выкуривать одну сигарету на троих сохранялась у нас все годы, до самого выпуска, даже при достаточном наличии сигарет. Что интересно, папиросы у нас не пользовались совершенно никаким спросом и к ним мы прибегали, уж только в случае крайней необходимости, когда ничего другого не оставалось.
Туалет в расположении роты отделялся от входной двери помещением для умывания, где располагались ряды раковин с кранами. И хотя даже в самое холодное время года обычно в самом туалете была постоянно открыта форточка или окно, табачный дым проникал в коридор, а поскольку в училище велась постоянная борьба с курением, привлекал внимание командования роты и училища к вечно нерешенной проблеме. Отправляясь курить, обычно кто-то их ребят становился «на стрёме», то есть курил не в самом туалете, а при входе в него, ведя наблюдение за входом в умывальник. Он, или первый увидевший входящего в помещение офицера, немедленно кричал громким, командным голосом, как и положено,
– Смирно!
По этой команде все кто курил в это время, тут же швыряли сигареты в унитазы, не забывая дернуть ручку слива, и делали вид, что занимаются своим делом. Поймать кого-то при этом удавалось крайне редко.
Борьба наших командиров с этим безобразием началась фактически тогда же, когда началось и курение в роте. И как ни пытались некоторые наиболее ярые борцы с курением офицеры-воспитатели наказывать тех, кто выкрикивал команду, или использовать фактор внезапности, стремительно врываясь в туалет, так до конца нашего обучения ничего изменить и не удалось. Конечно, бывали случаи, когда офицер-воспитатель проникал в туалет как-то незаметно и тихо, но это бывало крайне редко, когда курящих было пару человек и они, пренебрегая мерами безопасности, забывали наблюдать за входной дверью. Характерно, что не бывало случая, когда кто-либо, даже самый дисциплинированный и примерный суворовец не подал бы команду при виде входящего в умывальник офицера-воспитателя, рискуя попасть ему в немилость.
В младших классах борьба командования с курением шла с переменным успехом. Использовались все возможные методы, которые, однако, сразу же после внедрения теряли свою эффективность. Первоначально это были постоянные проверки содержимого прикроватных тумбочек, постелей – под подушками, парт и шкафов, где хранились учебники, чтобы найти и изъять сигареты и спички. Поскольку к тому же офицер-воспитатель мог в любое время остановить в любом месте суворовца и приказать вывернуть карманы, то сигареты первоначально опасались носить при себе или хранить в общеизвестных местах. Придумывали для этого самые невероятные тайники – от двойной задней стенки в ящике для туалетных принадлежностей в прикроватной тумбочке, до тайника где-нибудь под одеялом и простынями в ногах постели.
Я же обычно носил сигареты с собой, так как при проверке карманов умудрялся выворачивать их не полностью, а так, что пачка оставалась в самом верху, в пространстве между поясом и разрезом кармана. Проверять же, залезая в карман лично, никто из командиров ни разу не попытался.
Иногда курящих, особенно в младших классах, вычисляли по запаху. Тогда некоторые из нас стали носить с собой зубную пасту, достаточно было разжевать ее небольшое количество, чтобы сбить запах. Хотя наличие в кармане днем тюбика зубной пасты тоже было подозрительно.
В общем же борьба наших славных командиров с курением шла постоянно вплоть до самого выпуска из училища.
В старших классах, офицеры, как правило, уже знали кто из нас курит, где, как и когда, а мы – что они знают об этом. Конечно, нужно было соблюдать элементарные правила приличия- не курить демонстративно, на виду. Например, мы уже стали часто ходить на вечера отдыха, а попросту танцы, в киевские школы. И там, естественно, курили только в мужском туалете, если нас не сопровождал офицер, или сверхсрочник.
Чем больше лет учились мы в училище, чем становились старше, тем больше набирались опыта, приспосабливались к училищным требованиям. И тем больше и чаще учились и пытались обойти те из них, которые нам по той или иной причине не нравились. Мы хорошо изучили привычки и требования каждого офицера, сверхсрочника и преподавателя с которым общались. И, безусловно, всегда использовали по мере возможности их в своих целях.
Примечания:
* - «дети до 16 не допускаются» - во времена моего детства это означало , что билеты на эти сеансы детям до 16 лет не продавались, а контролеры при входе в кинозал их не пропускали. При этом оценивали возраст на свой взгляд, в зависимости от внешнего вида.
*- King size- (англ. ) королевский размер