Чаю воскресения…
Чего-чего?.. А – всего! Исчезнувших земель, цивилизаций, мифов, преданий…
Родины, в конце концов!..
Атлантида… это уже не таинственная земля, но символ утраченного, затопленного волнами времён и событий. Вот как великое детство, как великая страна, где родился и рос. В памяти каждого из нас это – Атлантида. И детство, и Родина, и Советский Союз – Атлантида. Одно плохо в этом отождествлении: Атлантида затонула навсегда, и если даже найдут остатки где-нибудь на дне океана, в первозданности её не вернуть…
***
«…Вам «Крем-соду»?.. или «Грушовый»?.. –
Вопрошал на углу трёхгрошовый
Газированный истукан,
Был он вежливый, да не дешёвый –
Целых три гроша за стакан!
Брали чаще всего газировку
За копейку… хотя без сиропу,
Но в таких молодых пузырях,
Что никто ни в какую Европу
За какой-нибудь «Фантой» нырять
И не думал…
Америка!.. «Пепси»!..
«Кока-Кола»!.. – на кой? Были песни,
Точно огненные пузыри!..
Да и те истуканы, по чести,
Были в масть им, и порознь, и вместе –
Были рдяной расцветкой зари!..»
(Из 50-60х годов)
***
…и всё-таки не Атландида, нет! Пусть она будет прообразом утраченного для атлантистов. У нас лучше образ. – Град Китеж называется. Вот это не безнадёга, это – надежда.
«…на берегу собирались. Говорили толково, учёно,
Жгли костры Светлояра, рядили, как праведно жить…
С иконописцем ругался художник,
Корил богослова начётчик,
И, дивясь, слушал их
Обомлевший от страха мужик…»
Град Китеж лучше уже тем, что слышен звон его колоколов со дна Светлояра. И пусть это легенда, ничего страшного. Предание и легенда мудрее, правдивее самой видимой правды…
***
И всё-таки нет, не в политических омутах стоит копаться, а глубже. Черти – там, в сущих глубинах.
Например, присмот¬реться к механике оборотничества. Куда как актуально! А присмотревшись, разобраться не только в эт¬нографическом плане, но и в космическом.
Ну вот, к примеру: нор¬мальный человек в общем знает как себя вести с другим человеком в пограничной ситуации. – Можно подать в суд, можно дать в рыло. А вот как поступать с оборотнем? Иные законы, иная игра. Отто¬го растерянность – как быть? По каким правилам здесь игра? Причём не с кем-нибудь, а именно с тобой.
Хотя напрямую к тебе вроде бы и не обращаются.
Оборотень – явление иных измерений, и что его вытолкнуло в наше измерение, не вполне ясно. А чаще вообще неясно. Оттого страх, безнадёга: игра происходит на чужом поле, нет законов в устойчивом по¬нимании.
Политики подхватили древнюю игру дьявола, и они теперь производное от тёмных, неясных нам сил. Коммунисты оборачиваются демократами, и – не¬понятно как с ними быть, каким судом судить. Прежде бы¬ло яснее.
Вот – большевик, он рушит Храмы, ненавидит крестьянство, как материнское, родовое начало, он любит железо и пролетариат (о чем Николай Клюев пронзительно писал, едва ли не плакал… «Земля и Железо»…), любит домны, плавку, ковку…
***
«…брожу ли я, стрелой пронзённый
Амура, водочку ли пью,
Тружу ли серый и казённый
Ярем, я гордо сознаю,
Что не амбарный ключ позорный,
Что личный свой, златоузорный,
Как тот кузнечик беспризорный,
Я ключик счастия кую!..
Уйду ли я от ласк интимных,
Бреду ли я в аллеях тёмных,
Паду ли я вдоль улиц шумных,
Кую, кую, кую, кую…»
***
Мать-Земля, душа России, уступила место Духу. Земля уступила Железу.
Первые пятилетки, индустриализация, коренная перестройка всего… зачем? Оправдана ли в перспективе Истории? Кто ж знает.
Но факт остаётся фактом – индустриализация перемолола монстра, подавившего Европу. Здесь действительно нечто мистическое: Германия была ещё более «железной», но её удалось сломать. Как? Не только непомерной кровью, но и Духом, устремлённым не в землю, а – ввысь.
А потом Гагарин полетел – тоже ввысь!
…и Души жалко, и от Духа не отречёшься… Россия…
***
«…а-а, у нас как повелось, аж с Ивашки Грозного и досе, сколь КПСС не создавай, всё одно – КГБ получится…»
(Великий разочарованный)
***
«… жру икру. Чёрную.
Ночь нежна. Жить
Можно, брат. Спорную
Мысль не разрешить.
Нет, не разрешить.
Скопом – не решить.
Не решить, мать честна,
Так, чтоб враз, начисто,
Гордо, на миру!
…вот решил… начерно.
И сижу. Жру…»
(Из опусов Великого: «Спорная мысль о всеобщей справедливости»)
***
…а большевики ничего и не скрывали: они действовали по своим железным зако¬нам, которые ясно декларировали. Ясность подвела. Они себя – обнаружили. И проиграли. Довольно-таки скоро…
А нынешние – темнят. И потому страшно, что это вяз¬кое, оборотническое начало избудется нескоро. Они гладкие, как яйцо, их не ухватишь. Они добрые, говорят правильно, а людям всё хуже и хуже. И правят именно они, оборотни.
***
У японцев есть притча о страннике, которому на горной дороге
повстречались разбойники. Он взмолился – пощадите, люди добрые! Они засмеялись: это мы-то добрые? И провели ладонями по своим лицам, которые тут же стали гладкими, как яйцо – без глаз, ушей, носа, рта…
Странник, закричав в ужасе – «Демоны, демоны!..», кинулся бежать.
Удалось оторваться. Скатившись по горной круче, побежал в поле, наугад, в полной тьме… и вдруг, наконец, во тьме блеснул огонёк.
Он подошёл ближе, и понял, что спасён: у реки разводили костёр добрые люди, рыбаки. Они накормили, успокоили странника, и он рассказал с какими оборотнями повстречался на горной дороге. Кто-то из рыбаков переспросил странника: а как они такое делали? Странник повторил жест. Тогда один из рыбаков переспросил: вот так? – и провёл ладонью по лицу. Лицо стало гладкое, как яйцо…
Что стало с тем странником? Не хочется вспоминать.
***
Хочется вспомнить другое, хочется вспомнить древнее магическое слово, где по преданиям кроется волшебная сила, сметающая напрочь всю нечисть, всех оборотней. Где оно, то Слово? В древних заговорах? В оберегах?..
Предки носили в кармане чеснок – от колдовской порчи и сглаза. Если же вдруг его не оказывалось при себе, а навстречу шёл заведомый оборотень или колдунья, просто показывали дулю – это ведь и есть (даже по своей форме) чесночная головка. И трижды кричали волшебное слово: «Чеснок! Чеснок! Чеснок!..». Нечисть отступала….
Но древние, похоже, не знали той степе¬ни изворотливости, проступившей в нынешних оборотнях.
***
Впрочем, они не знали и пси¬хотропных, «говорильных» средств, которыми можно нейтра¬лизовать эту сволочь, и даже выведать тайны наших, украденных ими денег. Узнать их пин-коды, банковские счета, перезапрятанные чёрт знает где, чёрт знает на чьи имена и счета.
Только – не стрелять. Каждый пристре¬ленный оборотень унесёт с собой в могилу свои шифры и сче¬та. Более того, каждый второпях застреленный оборотень – это новый оборотень. Причём, оборотень в квадрате. Он теперь уже из числа допрашивавших, а по ходу допроса выведавших секреты и пин-коды тех, подозрительно быстро застреленных после «следствия» оборотней. (Не забыть про скорый суд над Чаушеску).
***
Помнится, во время «Узбекского Дела» времён перестройки, хаживал в народе жуткий анекдотец. Следователь допрашивает узбекского воротилу, уговаривает:
– «Выбор двоякий: расстрел или явка с повинной. Срок скостим…»
– «Честное слово?»
– «Честней не бывает!..»
– «В ауле, у кузнеца Али под кузней десять миллионов. Скостите?..»
– «Похлопочу, похлопочу…»
Идёт к начальнику и докладывает:
– «Хоть сейчас – говорит – расстреляйте, ничего не знаю, ничего не скажу…»
***
Справедливости в мире нет? Есть.
Справедливость – хромой, слабый верблюд. Революционер.
Сильный верблюд – эволюционер.
***
«Когда караван поворачивают, хромой верблюд оказывается впереди…».
В этой восточной мудрости скрыт дальнейший, диалектически пока не развернутый, засшифрованный смысл. Что ж, развернём.
Итак, хромой верблюд (много, целый класс хромых верблюдов, которые всегда сзади) оказался впереди. Проецируем ситуацию на социум: произошёл очередной переворот, кто был ничем, тот стал… ну, понятно. Революция победила, хромой верблюд добился социальной справедливости. Но караван продолжает идти.
И тут диалектика нарезает круги.
Постепенно, по ходу дела мощные верблюды вновь подминают и оттесняют назад хромых, природно слабых. И опять оказываются впереди. И опять – долгий эволюционный путь. Сильные угнетают слабых, дарвинизм торжествует, возле сильных вьются пройдохи, плетут козни. Образуется каста власть имущих с прихвостнями вокруг. Но время идёт, власть костенеет, социум опошляется. Несправедливость становится невыносимой.
И опять в среде хромых зреет бунт, переворот. То время, пока он созревает, и есть долгий эволюционный путь. А потом – резкая, краткая вспышка зрелой ненависти, предельно обострённое требование справедливости…
В итоге очередная революция, и опять хромой верблюд впереди.
Но караван-то идёт. Идёт, идёт, идёт... и уже не диалектика, а старая, как мир, сказка про белого бычка…или верблюжонка.
***
Вопрос – кто прав?
Ответ – оба правы. Каждый в своё время.
Вопрос – где справедливость?
Ответ – дарвинская у эволюционеров, природно сильных.
Социальная – у революционеров, обиженных природой.
Вопрос – как быть?
Ответ – Быть. И – не зарываться. Не объявлять себя всевластным, попирая Бога. Тогда Бог вступается за обиженных. Бог тогда – Революционер.
А потом снова – Эволюционер.
***
…глуп спор о единственно верном из двух путей: эволюции или революции.
Глупый кроманьонский спор.
Неандерталец не попустил двойственности. Ушёл в другое измерение…
***
«Казнь судьи неправедного» – картина «малого» голландца. Её не шибко у нас популяризируют, понятное дело. Картина маслом. Но впервые я увидел её в чёрно-белом изображении. Хватило кое-что понять про хвалёный европейский суд.
Городская площадь, полная горожан: ремесленники, торговцы, няньки с детишками на руках. А в середине площади, прямо перед ратушей – голый судья, распластанный на помосте со связанными руками и ногами. Несколько горожан, видимо, мясников, мастеров дела, умело и неторопливо, на погляд миру, сдирают с него живьём кожу. Аккуратными такими ремнями, завивающимися чуть ли не в колечки...
Картина прописана так тщательно и добротно, в таких деталях, что потрясает даже не сама жестокость происходящего, но – обыденность ритуала. – Глаза горожан! Тут отчётливо понимаешь, это творилось не раз и не два. При этом сострадательных лиц у присутствующих как-то не заметно… а и поделом!
Судье горожане – всем миром – доверили святое: вершить справедливость, а он их предал. Вероятно, простили разок. Может, и другой. А потом осознали нутром – надо убить гадину, убить мучительно, но главное – публично. Другим в науку.
И внедрялась эта практика, похоже, не одно десятилетие. Вот из этого «славного» европейского средневековья и вышел тот самый суд, который ставят ныне в пример.
И при этом нас же призывают к либерализму.
Да, наверно, в сравнении с нашими судами европейский получше. Но у нас не было инквизиции. Не было даже китайской практики отрубания рук за воровство…
***
…день выдавался ясный. Рыжее косматое солнце уже вышло из-за Красной отвесной Скалы, а у Белой пологой Скалы собирались женщины. Оно готовили конопляное масло, широкие листы подорожника – для лечения после побоев, и переговаривались между собою – кому первой ложиться на Скалу. Но тут произошло невероятное.
Зуб, в сопровождении Родоначальника, вёл с собой Другую. И она вся была в каких-то невиданных одеяниях, которыми были окутаны не только бёдра, но и груди. Причём эти груди торчали торчком, это было видно даже под одеяниями.
Первым не выдержал сосед Зуба, Урыл. Он прокричал так громко, чтобы слышало всё племя:
– Это запрет! Нам же запретили Великаны общаться с Ними, а тут… а тут…
Родоначальник спокойно прервал Урыла:
– Без веления Великанов мы ничего не решим. И не станем решать. Я так думаю. Пусть и она, Другая, пойдёт с нами к Великанам. Но только пусть она, как все женщины нашего народа, пройдёт сегодня наш Ритуал, а завтра мы всем племенем пойдём к Туда, к Великанам. Они решат… если только останется эта Другая, в живых… да вы только посмотрите на неё…. она же Другая, в чём только дух держится?.. – глядите, глядите!
– Бить буду я – крикнул Урыл – знаю я, как он бил свою Пикальку… смех один, а не битьё!...
Тут уже зарычал Зуб:
– Бить буду я…. А ты свою бабу бей сам … да не до смерти, гад! Прошлый раз едва отходили…
– Правда, Урыл, чего ты свою жену мучаешь? Чего плохого она тебе сделала? – медленно вопросил Родоначальтник. И Урыл вынужден был ответить. Перед всем племенем: ясно, без отговорок.
– А зачем он мою жену – тут Урыл кивнул в сторону Зуба – заманивает к себе в пещеру? Детишек посторожить? Ха! Да вон сколько свободных женщин в племени…. нет, моя понадобилась….
– Вот пусть он сегодня первой новую женщину и побьёт – решил Родоначальник, и приказал Капельке – раздевайся!..
***
…но зато у нас лучший в мире балет. Вопрос – откуда он взялся в такой «медвежьей», в такой «неуклюжей» стране? А вот оттуда – из барских конюшен, где пороли крепостных актёров и актрис за неточность в исполнении танца. Это была жесточайшая школа. А в итоге ею восхитился весь «цивилизованный» мир.
Так что же получается, без жестокости, без мучительства невозможно ничего изменить в человеческой природе?
Да, выходит, что так. Жёсткие меры – самый прямой путь к «улучшению человеческой породы». Он прошёл испытание временем. И дал свои результаты – все семь чудес света, да и не только семь, восхищают людей доныне. И все стоят на крови.
Выходит, другого пути нет? Ну, хотя бы суд мало-мальски пристойный создать, без драконовских мер?..
Но ведь средневековье не имело такого мощного информационного поля, как теперь. А зачем оно вообще нужно, если не использовать его с толком, для улучшения всё той же человеческой породы… или природы?
***
«…а ты кого больше любишь, Россинанта или Буцефала?..»
***
Центральная городская площадь. Судейский стол. Длинная скамья подсудимых.
И – камеры, камеры, камеры… Блеск софитов, телевидение, вещание на весь мир…
Публичный, показательный Суд. Без порки, без смертоубийства, но зато – на весь мир! И сидит на длинной скамье не только главный виновник, зарвавшийся чинуша, взяточник, судья неправедный…
Нет, рядышком его жёнушка, мамушки, бабушки, детушки, внучата – все, кто кормился с его стола, и если не твёрдо знал, то догадывался чью кровь пьёт из злата-серебра. Главное показать их лица – всему миру. Чтоб стали нерукопожатными для соседей, чтоб детишек не приняли в Сорбонну, в Кембридж, а в московской школе отпинали бы одноклассники в сортире, и отвернулись возлюбленные…
Никакого физического насилия. Просто разоблачение вора, конфискация имущества. И – урок гадючьему семени. А дальше живи, как знаешь. Может, руки на себя наложишь, а может, отмолишь грехи…
***
«…президента избрали – опять не то.
Сегодня, пожалуй, и царь не то ведь.
С миром сегодня уже никто
Не совладает. Кроме, не к ночи сказать…
А что?
Слуги уже наготове…»
***
«...это было в недалеком будущем, когда Совесть опять стала мерилом человека. А Разум и Сила – на правах совеща¬тельных. То есть, опять занимали то самое место, которое ныне за¬нимает Совесть. (т.е. почти никакое, «совещательное»)».
(Из фантастич. набросков Великого)
***
«...люди крепко поумнели,
Поумнев, окаменели…»
Вроде бы то же происходило и с великанами. Так Святогор стал Святой горой… именно что – Святой. Кроманьонцы же окаменели, задубевши в чувствах, устремлениях и мыслях. В святости, однако, не преуспели. И Святыми горами не становятся… не торопятся, может быть…
***
«Пьяный – бессмертен!..»
(А что, если не только по самоощущению?)
***
Из Исторических изысканий Великого
«Украина… а почему у–краина. Значит, у края. Но у края чего? У края какого-то странного простора, который почему-то назвался Россия? Или Европа?.. Негордынная, раздолбайская, всеприемлющая, всеотзывная масса людей, вдруг почему-то ставшая великой Империей – Россией. А Украина почему-то не стала.
Надо теперь говорить не «На Украине», а «В Украине». Говорить «На Украине» – обидно. В подсознание читается – «Мы (Россия, то есть) вас имели и иметь будем». Так Украина изначально себя ощущала женщиной, которую имели и иметь будут, когда захочется. Значит, НА женщине не так обидно, как уже В самой женщине?
Тут какая-то онтологическая неразбериха. Муть попросту. А не лучше ли решить вопрос радикально – вот Россия, непонятных кровей и топонимов страна, а вот – Русь. Цельная, древняя Русь, откуда Христианство пошло. И всё понятно, все топонимы разъяснить легко. Древняя Русь. Киевская Русь. Всё понятно.
Мы – Русь, а вы, особенно за Уральским хребтом – Россия. Разные страны, и не надо нас путать, Есть ведь Русины, но они никакого отношения к России не имеют, кажется. Вот и мы, Русь, не будем иметь никакого отношения к России. Так за чем дело стало? Надо переименовать страну, вот и все дела.
Один маленький вопрос – откуда и как эта «безродная» Россия стала великой державой, Империей? И почему Русь не стала великой? Вопрос так, для досуга…»
***
Хрен редьки
Вековечная максима «Хрен редьки не слаще» и прежде-то была под вопросом… – а может, горше?.. А может, слаще?.. Сомнения, во всяком случае, были. А ныне вот проступает, кажется, ясность в смутном вопросе. И ясность эта проступает, как ни странно, благодаря мятежной и прежде, а в последнее время и вовсе разбушевавшейся Украине.
Известно дело, как назовёшь корабль, так и поплывёт. Корабль под самоуничижительным названием «Украина» далеко не поплывёт. У какого он края –
у европейского? У российского? Якобы Укры фантомны, вроде Обров, которые якобы «погибоша». Тут ничего не ясно, как сто лет назад, так и ныне.
То есть, корабль-то под названием «Украина» плавает где-то, но его мотает от края до края. От российского до европейского. А вот ранг государственности всегда под вопросом. Почему? Вообще-то, надо отметить, талант настоящей государственности присущ не многим народам мира...
А потому, главным образом, что – «В начале было Слово». И всё начинается с языка. В данном случае – с имени. Стань я суверенным украинским националистом, предложил бы поменять название «корабля» и увенчать его не вечно рефлексирующим меж «краёв» именем, а чётко выраженным, кряжисто рубленым, сильным словом Русь. Увы, не националист. А настоящих, умных националистов что-то не видать.
А ведь это верно как по исторической сути, так и по географической. В итоге и по метафизической. Киев – мать городов русских? Киевская Русь – в изначалии? Так чего тут мудрить! За Уральским хребтом – громадная Россия. Компактная Русь – в середине Европы. Чего думать?
Нет, будем думать, рефлексировать… будем выкомуривать, требовать от России исполнять закон-пожелание: говорить не «На Украине», а «В Украине»…
Каким же катастрофическим нечувствованием языка надо обладать, каким непониманием его семантических тонкостей и «переливов» двух родственных речений, чтобы настаивать на этакой дикости!
И вот тут, именно тут напарываемся на подсознательный, вульгарно-фрейдистский казус: Украина таким образом позиционирует себя перед Россией насилуемой женщиной. Или девушкой. Неважно. Её, чистую, пытается изнасиловать громадный, пьяный, провонявший редькой мужик по имени Россия.
Это значит, что когда произносится стародавнее «На Украине», насильник ещё – «На ней». А вот если произнести «В Украине», что получается?
Получается, что он уже - «В ней». Значит, насильник уже не просто пытается изнасиловать бедную женщину, лёжа пока ещё «На ней», а проник уже в неё самоё.
Тут поневоле зачешешь репу – а вдруг это и есть подсознательное желание женщины, чей разум говорит «Нет, нет, нет…», а вся хоть и плоть вопиет «Да, да, да!..».
Не это ли ответ на вековечный вопрос о сладимости хрена и редьки?
ХРЕН СЛАЩЕ!