Мои мускулы твердеют, и я ощущаю во всём теле скованность. Настроение упало до низшей отметки. Голова не покрыта, и лёгкий осенний ветерок перебирает на деревьях листву. Волосы на моей голове то поднимаются от его прикосновения, то опускаются в беспорядке на место. У всех присутствующих понурый, скорбный вид. Я и окружающие меня люди провожаем в последний путь хорошего человека, товарища, бывшего им долгие годы. Траурная процессия пересекла ворота кладбища. Человек из одного мира переходит в другой.
Чтобы меньше видеть слёз и слышать рыданий, отхожу в глубь кладбища. Меня окружают кресты, памятники, кое-где со звёздами, и просто безымянные холмики сирот-могилок. Комок в горле не перестаёт давить, дыхание учащается. По привычке, чтобы успокоиться, закуриваю и задумываюсь...
В эти минуты поневоле смотришь на свою жизнь через призму полезности себя в этом мире. Конечно, по жизни накопилось множество недостойных поступков, несправедливых по отношению к другим решений, грехов. Ловлю себя на мысли, что хочется стряхнуть и похоронить здесь весь груз своих обид и невзгод. Самопереоценка своей сущности естественна. Есть большое желание войти когда-то в тот мир чистым, великодушным, безгрешным. Но такого почти не бывает ни с кем. Очень трудно на протяжении всей жизни быть незапятнанным.
Кладбище - это место, а вернее территория, как оно называлось в советское время, специально выделенное для захоронения покойников. Спрятать умершее тело - с этим ещё столкнулись наши далёкие-далёкие предшественники. В период первобытнообщинного строя и в начале феодального это место называли могильником. В Античном мире и Древнем Востоке - некрополем, в России - погостом, то есть отдельно стоящая церковь с кладбищем.
Людей во всём мире хоронят и хоронили по-разному, сообразуясь со своими культурой, религией и обычаями. Где сидя, где стоя, где лёжа. В отдельных странах трупы людей сжигают, в других бросают в пропасть, в третьих опускают в воду. У православных ещё говорят при этом: "Надо придать земле".
В больших городах, где не одно, а порой несколько кладбищ, - это целая похоронная индустрия. Там цена пяти квадратных метров земли составляет сотни тысяч рублей, а, может, и долларов. Заслуженных при жизни людей хоронят на особом кладбище. В Москве на Новодевичьем кладбище, например, покоится весь цвет русской нации. Однако и там можно встретить надписи ничего не говорящих фамилий грузин, армян, евреев, да и русских. За большие деньги там похоронят любого.
Примечательный случай произошёл несколько десятков лет тому назад в нашей столице. Когда умер известнейший в своё время артист кино Илья Олейников, то возник вопрос: где его хоронить? За своенравный характер ему не присвоили никакого звания. И тут начались проблемы. За него решил похлопотать в Моссовете, чтобы разрешили похоронить на известном и почётном кладбище, великий актёр театра и кино Борис Андреев. Ему в просьбе отказали. Советские бюрократы сослались на закрытое постановление правительства, в котором говорилось, что на Новодевичьем кладбище хоронят артистов только в звании "народный". А Илья Олейников, увы, умер, не имея этой почётной приставки. А ведь он в том же фильме "Трактористы", намного переигрывал всех своих известных коллег-артистов. В каждом фильме он был неподражаем. Его имя в своё время гремело по Союзу, было у всех на устах.
Сколько ни просил Борис Андреев аппаратчиков - ничего не помогло. Тогда он сказал одному из них:
- А мне, как народному артисту, положено место на вашем этом почётном месте?
- Да, Вам положено. Умирайте, для Вас место зарезервировано.
- Я ещё погожу умирать. Тут надо друга до ума довести. Если так, то я отдаю своё почётное место своему товарищу по труду. Можно?
- Хорошо. Но не забудьте предупредить о вашем решении своих родственников.
Когда скончался Борис Фёдорович Андреев, то родственникам всё те же чиновники от партии объяснили и напомнили, что, мол, в своё время ваш дорогой покойник с лёгким сердцем отдал своё место на почётном кладбище закадычному другу. Так друзья по жизни были разлучены и лежат теперь на разных погостах.
О! А какие события иногда происходят во время траурной процессии, какие люди окружают и вертятся во время панихиды! Был в Воронеже человек по кличке "Настоятель". У него постоянно хранилась при себе записная книжка с сотнями номеров телефонов. Каким-то, только ему известным образом, он узнавал, кто и когда умер из его знакомых. "Настоятель" появлялся возле покойника в тот момент, когда произносились траурные речи. Дождавшись удобного момента, он лихо срывал с головы шляпу (зимой и летом) и говорил, примерно, одно и тоже с небольшими вариациями каждому покойнику: "Я имею право, причём почётное, не любить тебя несколько минут. Почему ты умер? Зачем не пожил ещё, чтобы порадовать нас всех своим присутствием". В толпе кто-то сказал: " Ну, понесло "Настоятеля". "Смотри, - продолжил тот, - сколько слёз льётся в твою честь, и дождя не надо, а ты равнодушно лежишь и ничего не говоришь нам для утешения. Мы тебя больше не увидим живым. Скажи, нет, лучше прикажи, и я лягу в эту сырую матушку-землю вместо тебя. Не уходи, побудь со мною. (В толпе прошёл смешок.) Ты ранил меня. Нет, ты убил меня своей кончиной. Смотри больше так не делай, или предупреждай, что умрёшь. Ты помнишь, Андрюша, как мы воровали с тобой в столовой из бочки селёдку в голодовку. ("Настоятель" смахнул с глаз слезу.) Ты жил среди нас, как вечный огонь, но кто-то отключил газ, и ты погас. На кого ты оставил детей, друзей, молодую жену. Мне некогда - я всегда на кладбище".
Кто-то незаметно, в самый разгар речи, подошёл к "Настоятелю" сзади, закрыл ему рот ладонью-лопатой и, взяв под мышки, отволок в сторону.
"Настоятель" за поминальным столом закатывал такие речёвки, что прямо смех и грех было смотреть на присутствующих. Но ему всё прощали. Он похоронил всех своих родичей, включая двух сыновей и дочь. На этой-то почве стал, как говорят, не совсем здоров на голову...
Современное кладбище кардинально, я имею в виду внешне, отличается от старых погостов. Диву даёшься, проходя мимо уже специальных аллей, когда видишь монументальные памятники братве. За что такие честь и почести? У инопланетян, несомненно, может создаться впечатление, что здесь захоронены какие-нибудь фараоны и члены их семей. Это так выпирает из общего очень скромного строя нескромностью, самовозвеличиванием. Не по делам воздаётся.
Отдельные люди говорят, что такие большие и дорогие памятники сделаны для того, что, если плюнуть в них, то точно не промажешь. На многих из них - кровь ни в чём неповинных людей. Скромный памятник Владимиру Высоцкому выглядит буквально букашкой против помпезного сооружения в честь вора в законе.
Жизнь идёт своим чередом, а тенденция смертности остаётся многие десятилетия неизменной. Очень много могил, где покоятся ещё совсем молодые ребята. По статистике, у нас в стране юношей рождается больше, чем девочек. К двадцати пяти годам от роду наступает баланс. Дальше совсем худо. Юные мальчики гибнут в различных катастрофах, на войнах, в драках. Водка и наркотики косят наших детей смертельной косой.
Как-то я приехал к себе на родину в возрасте сорока лет. Хотел, естественно, повидаться с одноклассниками, с друзьями. Увы, из сотни нашел лишь нескольких, и тех при своем любимом деле – пили жидкость для разжигания примусов. Я пригласил их на нашу речку детства - Улыбыш - искупаться, вспомнить былые годы, просто отдохнуть. Они крайне удивились моему человеческому к ним отношению. А когда я их пригласил за импровизированный стол, то глаза у них полезли на лоб. «Нам, - говорили они, - такое внимание в диковинку, жить осталось немного, а бросить пить мы не в силах. Да, и сила воли сломлена алкогольным цунами».
Через двадцать лет меня снова встретил шахтёрский посёлок, почти весь заросший бурьяном, и один единственный друг моего младшего брата. Он копался на огороде. Меня, естественно, не узнал. Будучи хорошо выпивши, он, как я заметил, беспрекословно выполнял все распоряжения жены. Разговора не получилось. Я покинул его под аккомпанемент жены-пилы. Я попрощался с родными местами на минорной ноте.
Часто наши православные проповедники хулят католическую церковь за её отход от истинно христианских канонов. Но меня всегда подкупает мизансцена, когда я вижу в кино или по телевизору, как проходит панихида по-католически. Там священник, каким бы ни был длинным последний путь умершего, обязательно сопровождает его до могилы, читает молитву перед и вовремя захоронения. У нас этого нет.
Охоту посещать церковь, а там через молитву общаться с Богом, у нас надолго отбила советская власть. Замаливая свои грехи, вспоминая и почитая умерших опять же через молитву, мы помогаем последним приблизиться к алтарю рая. Они в этом очень нуждаются. Многие из нас блуждают по этому миру без духовного стержня. Мы ещё не протоптали каждый свою постоянную тропинку в лоно церкви.
В слове «кладбище» - корень клад. Мы, действительно, в прямом смысле, закапываем невосполнимое сокровище. Многие усопшие обладали уникальными знаниями в разных областях. При жизни отдельных из них называли гениями, золотых дел мастерами, профессионалами.
Представьте себе молекулу воды в виде снежинки. Она – идеальна и неповторима. А теперь посмотрите в сильный микроскоп на молекулу Н2О, которая прошла через наш водопровод. Это урод. Так и человек. Он рождается ангелом, а умирает иногда чудовищем. Но многие могли бы жить до ста двадцати лет. Однако болезни, наследственность, дурные привычки укорачивают его жизнь наполовину. Этот клад никогда не будет открыт, этим кладом никто не воспользуется. Этот клад хоронят навсегда...
Слышу звук молотка, а с ним и надрывное рыдание родных, траурную мелодию духового оркестра. Дрожь пробегает по всему телу. Думаю, живой человек никогда не сможет привыкнуть к этой мелодии кладбищенской симфонии.
Подхожу ближе. Гроб с телом моего друга опущен в могилу. Люди со скорбными лицами трижды бросают пригоршни земли, отдавая часть своего тепла и сердца покойному. Вход пошли лопаты. Свежая земля всё приближалась и приближалась, пока не сравнялась с краями. Заранее вставленный крест – новое место пребывания ещё одного человека, ушедшего из этого сложного мира.
Наконец, образовался и холмик. Рабочие аккуратно обратной стороной лопат трамбуют землю. Сюда ставят многочисленные венки и корзины с цветами. Вот вроде и все. Жил человек и нет его.
Я бросаю прощальный взгляд на могилку, на всё кладбище и понимаю, наконец, что судьба каждого человека – вернуться сюда когда-нибудь только совсем в другом качестве. Мысленно представляю свой холмик с надписью:
«Ты гейзером жил среди нас!
Ты ушёл, но твой фонтан
не угас!»