Соседи, муж с женой, предложили идти за черникой. И я обрадовалась. Меня сейчас не оторвать от леса. Не больше двух дней я выношу город.
С большой дороги свернули мы на еле приметную тропу. Травы смыкались над нами. Где-то вверху, в синем небе, качались сиреневые маковки иван-чая. Пахло клевером и осотом.
Однажды я уже шла через эти травы на черничник.
Нынешний год выдался не ягодный, не грибной, не урожайный в наших северный краях.
Во время цветения пыльцу смывало непрерывными дождями.
В лес ходим только в сапогах. И я умудряюсь зачерпнуть в них через голенища, переходя через речки, или большие ляги на дороге.
Морошка отошла. Пришло время черники.
И мы надеемся, что нам повезёт.
Редко выдаётся такое солнечное утро. Порхают бабочки. Дорога твёрдая. Заросшие сочной травой, тракторные колеи ведут вперёд.
Высоко над нами качаются верхушки могучих сосен.
- Видно, здесь лес не валили,- говорит Николай, выросший в лесопункте.
У него был опыт работы в лесу.
- Не всё же под пилу, пусть хоть что-то останется, - подумала я.
Иногда мы углубляемся в лес. Но черничных кустиков мало. На них по несколько мелких ягод.
Это не ягоды. Ягоды тогда, когда вокруг тебя сплошной синий ковёр этих сизоватых бусин. И ты уже не можешь им кланяться, а опускаешься на колени или садишься, если не так сыро на болоте. В это время багульник источает свой еле уловимый запах, от которого потом раскалывается голова. Недаром его называют болиголовом.
Когда много черники, то и руки, и одежда покрываются черничным соком.
Я знаю, что мои спутники – люди новые в этих местах, и стараюсь не уходить от дороги. Вот справа большая сосна, опалённая молнией. Рядом выросла тонкая её доченька. Их стволы не раз переплелись. Видно, молодое дерево искало защиты в непогоду. Так в объятиях друг друга они и стояли. А во время той страшной грозы мать приняла молнию на своё мощное подножие. Оно обуглилось, но выдержало.
В зелёном, сверкающем от росы мху, на обочине бегут рыженькие лисички.
И это тоже не грибы.
Грибы тогда, когда они стоят на дороге и умоляют, чтобы к ним наклонились.
И ты берёшь самые лучшие, то есть боровые рыжики и белые грибы.
Но лес манит.
И Николай, как лось, летит вперёд, не обращая на нас внимания.
Дорога становится заросшей и нехоженой. Не видно уже следов.
А они были. Зато вижу следы молодого лося.
- Куда он летит, опьянённый свободой и зовом леса?
Мы можем забрести очень далеко, - думаю я.
И когда уже невозможно пройти под сваленными деревьями или не обойти просто так глубокие, наполненные дождевой водой колеи, когда наши лица и спины стали мокрыми от пота, я сказала:
- Я никогда здесь не была. Если есть дорога, она всё равно куда-нибудь приведёт. В той стороне где-то - Двадцать первый. Там жили раскулаченные, а потом немцы. Валили лес. Пошли обратно. Может, увидим Боровское.
Мы повернули обратно. Хотелось найти озеро.
Перед самым выходом свернули на тропу слева. Началось сухое болото. На красном мху остатки морошки. Если не ступишь в след, ноги начинают вязнуть. Метров через двести среди сосен появилась светлая полоса.
Озеро!
Оно было сказочно красивым. Незнакомое. Огромная чаша, в которой плавали белые облака. Лёгкая рябь шевелила их. У кромки берега белые лилии. Порхали стрекозы. Одна из них висела на тонкой паутинке, попала в коварные невидимые сети паука.
Мы замерли от такой красоты. А я подумала, что если есть в нашем мире русалки, то они должны водиться на таком вот озере.
Рано утром оно покрыто туманом, потом туман начинает розоветь в первых лучах солнца, проглядываются тонкие камыши. Плещется щука. Плывут утки.
Где-нибудь на коряге сидит лесное чудо, невидимое человеку, сказочная невредная кикимора.
А на самом дне его среди тёмных морёных коряг и пней спит водяной.
Я очнулась от увиденного.
А озеро улыбалось нам солнечными играющими бликами.
Вот оно какое, болотное озеро Боровское.
И не чуди, лопи и веси нашли его несколько веков тому назад, а потомки русичей, новгородцы, бежавших от татаро-монгольского ига или староверы, нашли его и нарекли Боровским.
А имечко его пришло в наше суетное время.
Бор высокий частоколом стоял по краям озёрной чаши. Клюква и морошка кормила людей. Рыбу ловили корзинами. Белку стреляли в глазок. И начали русичи искать сухие места и корчевать леса. Руками, спинами своими, волоком выносили из леса двенадцати метровые брёвна. Каменье вытаскивали. Пахали и сеяли, косили и жали…
И снова я очнулась от увиденного.
Мы уходили от небесной чащи просветлённые, ничуть не жалея, что в наших ведёрках не было ягод.
Уносили с собой особую благость.
Мы уходим в другой мир, где заросли уже поля и стали дикими, а лес подступил к самой деревне.
Он подступил так, что кукушка и тетерев совсем рядом.
И лиса пройдёт спокойно по деревенской улице.
И волк утащит в мороз собаку от порога.
И штабеля срубленных деревьев выстилают гати.
И дороги изуродованы тяжёлыми машинами.
И лучше не смотреть в волшебное блюдечко, откуда кричат и стреляют.
Спаси меня, моих детей и внуков, спаси люд, природа-матушка.
Не дай очерстветь людям, не всё продаётся и покупается здесь.
фото автора