О роскоши человеческого общения...

Эмануил Бланк
                Научный семинар, проводимый  в израильском Ашдоде каждую среду, стал  глотком свежего воздуха. Руководил им  профессор Константин Бравый - бывший  командир советского зенитно-ракетного дивизиона. Свою радостно-оптимистическую фамилию отважный полковник оправдывал полностью, на все сто.

                Обязанности ученого  секретаря исполнял Электрон. Представьте себе москвича, которого, начиная с детского садика, затем средней школы, универа и научно-исследовательского института, всегда и везде звали Электроном.

                Интеллигентный до мозга и костей, обладавший бездной тонкого юмора и великолепным знанием русского языка, он полностью оправдывал завышенные ожидания множества близких людей, спутников жизни, знакомых и коллег.

                Да, точно, что от его удивительного имени ожидалось и требовалось только совершенно неземное и научно-фантастическое.

                Даже обычная, на первый взгляд, телефонная беседа вызывала в памяти восторженные ассоциации. От самой манеры  разговора, до уважительных  речевых оборотов, подходящих, разве что, для старинных салонов и древних университетов.

                Губы Электрона при разговоре слегка причмокивали, будто пробуя на вкус каждое слово. От непреходящей радости общения его интонации чуть-чуть возвышенно вибрировали. Казалось, что беседуя, он смаковал вкуснейшее варенье из маленькой серебряной ложечки. Радуясь, при этом,  как ребенок каждому-каждому из ловко выстроенных предложений. Электрон прищуривался от удовольствия, как довольный и сытый кот.

                Для достойного завершения картины, не хватало только представить, как Профессор неспешно прихлебывает чай из стакана  в старинном металлическом  подстаканнике. Чай крепкий,  кирпичного цвета , который, в добрые старые времена, подавали только в фирменных вагонах поездов дальнего следования.

                Чай этот не пили, а только вкушали. Обязательно вприкуску с колотым сахаром.

                Процедура моего научного доклада на научном семинаре проходила в ашдодском Бэйт Канада ( Канадский дом, иврит). Критический анализ выполнения инновационных проектов  в центрах развития передовых технологий Беер-Шевы, Кирьят-Гата и Хайфы, полностью соответствовал высокому и  взыскательному вкусу аудитории. Он очень напоминал атмосферу  прежней Академии Наук.

                Там присутствовали, и каверзные вопросы нескольких десятков тертых профессоров, сидящих рядом с когортой въедливых инженеров, и конструктивные прения, и  азартные выступления отдельных оппонентов.

                Распаренный и взмокший в бане ожесточенных дискуссий, я , как мог, кланялся и благодарил своих новых знакомых.

                Исчезли и куда-то испарились целые годы, наполненные суетой и приземлёнными реалиями. В глазах вновь загорелся неистовый огонь новых творческих перспектив. По небольшому залу, где долгие годы собирался научный семинар, неслышно прошла Муза, задевшая всех своими блестящими, вдохновляющими и манящими за собою одеждами.

                - Ну-с! Будем ли продолжать мучить нашего дорогого Эмануила?,- счастливо улыбаясь, Электрон обвел аудиторию прищуренным взглядом,- Или, может,  по чайку с печеньицем? Радостно зашумев отодвигаемыми стульями, аудитория быстро освободилась от пестрой толпы ученых, кинувшихся к стоящим в коридоре столикам с традиционным семинарским угощением.

                - А Вас , Эмануил, - торжественно заявил Электрон, - , милости  прошу посетить мое скромное жилище

                Всего через несколько дней, уже в полной мере, я  наслаждался удовольствием общения с Электроном в домашних условиях.

                Внешне он выглядел чистым теоретиком. Неважно, в какой из академических дисциплин. С равным успехом, его можно было причислить, и к математикам, и к физикам, и к лирикам.

                Однако стереотип рассеянного и странноватого профессора, типа знаменитого Паганеля, по отношению к нему никак не срабатывал. Ни в коей мере. Электрон оказался ловким, сообразительным и рукастым. Он густо обставил квартиру с примыкающим земельным участком множеством настоящих оригинальных произведений  своего незаурядного художественного и плотницкого таланта.

                Чай был отменным. Общение - с Большой Буквы. Стоит ли добавлять, что я, конечно же, стал постоянным участником знаменитого ашдодского научного семинара?

                Там могли выступать не только ученые, не только  Цви Цилькер - легендарный мэр Ашдода, не только политики типа Щаранского и Либермана , но и простые  депутаты парламента, изобретатели, поэты и гитаристы.

                Все выступления подвергались настоящему пристрастному академическому разбору. Прения затягивались, порой, на часы.

                Зачастую,  обстановка, в том числе и военная, периодически накалялась, неопределенность жизни государства, города, отдельного человека, часто зашкаливали.

                Но все знали точно. Знали только одно - ровно через неделю, в среду,  в 19 часов, научный семинар обязательно состоится! Он будет на все сто.

                Это, конечно, вселяло Надежду, это вдохновляло всех, это позволяло людям, от которых давно и пренебрежительно отмахнулись на работе и дома, вновь ощутить свою значимость и необходимость.

                Независимо от сложившихся тяжёлых экономических, психологических, личных и общественных обстоятельств, на Семинаре можно было не только высказаться на любую тему, но и быть уважительно, внимательно и доброжелательно услышанным.

                Ах! Как же здорово все это было...