(Большое интервью с писателем)
МАКОЕВ Весмир (Амир) Леонидович родился 2 января
1963 года в городе Терек Кабардино-Балкарской Республики. В коллективных сборниках и литературно-публицистических журналах, издаваемых в Москве и других городах Российской Федерации, опубликовал более двадцати рассказов и повестей. Автор
книг «В ожидании смысла» и «Возвращенное небо». Готовятся к изданию «Посещение Земли» и «По направлению к истине». Член Союза писателей России. Женат, имеет сына и дочь.
Н.К. Амир Леонидович, в книге "По направлению к истине" вы написали, что в любом ремесле растешь только тогда, когда пытаешься совершить невозможное, говоря.: «Важно, что ты сделал несколько шагов в сторону истины, в то время как другие без конца ходят по давно натоптанным тропам». Потому ли вы пришли в литературу после того, как отдали немало времени другим интересам?
Амир Макоев. Да, я окончил в 1985 году Саратовский институт механизации с/х им. М.И.Калинина, проработал инженером-гидротехником в оросительной системе, в министерстве мелиорации и на многих других поприщах… Я не только не мечтал стать писателем, но не очень-то видел себя и инженером-гидротехником, на которого учился. Серьезно занимаясь борьбой, все мечты сосредоточил на олимпийской вершине. Сейчас могу определенно сказать, что у меня для ее достижения было все, но… Большим чемпионом не стал потому, что в спорт после травмы уже не вернулся. Странные волны в моей душе не давали мне приземлиться, чтобы хоть как-то осмыслить свой жизненный путь и определиться, кем мне быть и что дальше делать. Я, наверное, удивлю вас сильно, если скажу, что книги стал читать только на двадцатом году жизни. До этого я умудрился прочитать лишь пять или шесть рассказов из школьной программы – и все. До сих пор не понимаю, как я мог писать сочинения, ниоткуда их не списывая, и быть хорошим учеником.
Н.К. Что же послужило толчком к началу литературного творчества? Какими были первые шаги? Легко ли было рушить карьеру?
Амир Макоев. Во мне произошло необычайно яркое духовное перерождение – в Саратове, в конце второго курса, когда какое-то время не занимался борьбой, потому, что получил травму. Начав читать из простого любопытства книги, за очень короткий период я перечитал почти весь пятнадцатый раздел институтской библиотеки: «Этика. Эстетика. Психология»; «Философия», и только потом перешел к разделу художественной литературы. Тогда же написал свой первый рассказ «Спаси меня, мой ангел», вошедший в сборник «Посещение Земли». Этой книге еще только предстоит появиться.
Все, что написано в студенческие годы, я сжег - за исключением того самого первого рассказа. Да и потом написал мало стоящего, поэтому не мог, ради сомнительных достижений в литературе, бросить основную работу и, как вы говорите, карьеру.
Но лет десять назад произошел второй духовный переворот: во мне родились и рвались наружу несколько любопытных вещей - неожиданные даже для меня самого…. И ради таких вот рассказов я готов теперь бросить все другие занятия, решительно все, и мне не будет жаль... Но об этом надо говорить отдельно и в другой раз. Уж тема слишком обширная.
Н.К. Ваша повесть «Возвращенное небо» опубликована сразу в трех «толстых» журналах: «Литературная Адыгея» (Майкоп) , «Нана» (Грозный) и «Аргамак» (Казань). Ранее альманах «Бийский вестник» (Алтайский край) опубликовал повесть «Лунные мальчики», а журнал «Мегалог» (Пятигорск) печатал ваши рассказы. И, как известно, к сегодняшнему дню у вас вышли две книги, из которых «Возвращенное небо» издана в государственном книжном издательстве в конце 2015 года. С этой книгой к вам пришла известность, о вас пишут часто, ваши произведения анализируются и изучаются литературными критиками других регионов. Изменилась ли после этого ваша требовательность к себе, как к писателю? И что для вас мнение читателей? Считаете ли вы необходимыми встречи с ними или предпочитаете не терять времени даром на них?
Амир Макоев. Я бы не сказал, что ко мне пришла известность.Понятие это, как вы понимаете, относительное. Может, теперь меня знает на несколько сотен людей больше... Считаю, что если удалось создать хорошую вещь, то она должна хотя бы иметь возможность дойти до широкого читателя - читатель имеет право получать информацию о литературных событиях, чтобы определиться – нужна ему эта книга или нет…. Заметьте, вы перечислили города и названия журналов, где была опубликована моя повесть, но среди них не оказалось ни города, где я живу, ни существующего здесь литературного русскоязычного журнала. А почему? А потому, что там ее не приняли, аргументировав отказ тем, что объем повести «Возвращенное небо» слишком велик – 60 страниц! Но и уже изданная книга под одноименным названием продается в одном только месте: маленьком магазине-складе издательства «Эльбрус», который и нальчанам-то известен мало кому, не говоря уж о жителях городов и районов республики. Это свидетельствует о том, что у нас не работает ни один из способов доведения книги до читателя. Информация о моей книге разошлась только благодаря друзьям, рассказавшим о ней на Фейсбуке, а также двум статьям в газетах «КБП» и «Горянка». И только потому, что в них главные редакторы - сами люди пишущие и всегда внимательны к интересным книжным новинкам.
А что касается требовательности к себе, то я всегда был к себе требователен – я в год пишу по одному рассказу и не спешу его публиковать. Все публикации в городах страны случились только благодаря моим друзьям, отправлявшим их без моего ведома, и ставившим в известность меня только после. И когда редакции журналов связывались со мной….
Если бы эта связь с читателями произошла раньше, то я имел бы не две изданные книги, а шесть или семь: я долго не мог издать книгу в местном издательстве, что, не позволило мне развиться как писателю. Я ведь думал: раз не издают, то и не достоин...
Встречи с читателями без сомнения нужны, в принципе нужны. Но в сложившейся ситуации я лично не вижу в них для себя никакой обязательности. Литературы у нас практически нет, точнее, она-то, конечно, есть, кое-кто еще пописывает, но считаю, что ее не существует как процесс. Серьезные писатели, разочаровавшись, практически перестали работать, ну, а критика уже ничего ни о ком не пишет или это так редко случается, что проходит совершенно незаметно даже для литературной общественности.
Да я и сам против всех мероприятий общего характера, не приносящих конкретную пользу литературе, не развивающих ее. Встречи должны быть результатом заинтересованности читательской аудитории, готовой обсудить с автором его сочинения – поспорить, поговорить о том, что в них ему удалось, а что - нет, помочь, если хотите, найти его трудам место в культурной жизни общества. А самому суетиться и организовывать свои литературные вечера, созывать гостей, чтобы они произносили дежурные речи в твою честь, считаю унизительным для себя и оскорбительным для литературы. Однако, если интерес к литературе вернется и меня будут звать на встречи, буду ходить с удовольствием: мнение читателей мне очень интересно и важно! А как же иначе? Для них же и пишу.
Н.К. Пренебрежительное, вызывающее отношение к начинающим тех, кто мог бы оказать благотворное влияние на рост новичка в начале его пути, но не считающих необходимым даже маскировать свое высокомерие, встречается в наше время все чаще. Эта важность гордецов проистекает из уверенности в своём превосходстве... Но одни, столкнувшись с таким явлением, стремятся преодолевать все трудности на своем пути и достигают свои вершины. А другие, навеки оставив мечты, проводят жизнь в серой обыденности. Что вы скажете о таком явлении?
Амир Макоев. Ко мне старшие товарищи никогда не относились свысока. Напротив, несколько людей приняли живое участие в моем становлении. Они меня не учили писать – нет, но отнеслись весьма доброжелательно, а это, знаете ли, дорогого стоит. Не будь даже такого отношения, я все равно не перестал бы писать. Потребность писать впервые у меня возникло – да и теперь то же самое – не из желания сделать карьеру писателя, стать известным, завоевать славу, осчастливить мир, а из желания выразить ту боль, которая во мне возникала время от времени, и разобраться в ее причинах... Видимо, эта потребность у меня останется до конца жизни. Она главная, но не единственная причина того, почему я продолжаю писать. Исходя из этого, могу с определенностью сказать, что моя скромная литературная деятельность не ведет ни к какой вершине. Это, в сущности, поиск путей спасения, в первую очередь себя самого. Попытка выжить. Часто случается, когда я выпадаю из жизненного процесса. Это, понимаете, нечто вроде потери связи с миром, наступления глухоты и слепоты одновременно, обрыв всех нитей, связывавших тебя с тем, чем ты жил и в чем находил силы - писатель все-таки устроен несколько по-другому, чем остальные люди. И мне вот эту связь приходится каждый раз восстанавливать - когда ты показываешь созданное тобой другому, и даже находится тот, кто разделяет с тобою эту боль, тревоги, сомнения, сладкие волнения, то возможность твоего спасения чувствуется куда как ощутимее.
Н.К. В книге «В ожидании смысла» вы писали: «Мой ум не обладает ни твердыми знаниями, ни глубиной, ни особыми способностями, ни оригинальностью, а только лишь владеет множеством темных помещений, в каждом из которых есть какая-то неразрешимая тайна». - Правильно ли я понимаю, что вы приступаете к новому произведению именно в поисках раскрытия этих тайн? И насколько читательский интерес оправдывает ваш собственный интерес, как автора - при удаче?
Амир Макоев. Когда так писал, то и не думал лукавить: я и в самом деле не признаю за своим умом каких-нибудь свойств, выгодно отличающих меня от других. Хотя в данном случае я сравниваю себя с людьми далеко не со средними способностями. Однако факт для меня неоспоримый: им я уступаю.
Но тут как раз у меня обнаруживается наличие вот этих самых потайных комнат, которые и есть мой выигрышный момент, мои козыри, если хотите, неизведанные сокровищницы, богатство которых неизмеримо даже для меня самого. Даже я сам не знаю, чего от них ожидать, меня самого они удивляют каждый раз. Знаете, это дает силу, уверенность, я всегда знаю, что за мной есть какая-то тайна, и, может, только ее присутствие и отличает меня от большинства. Но она есть источник моего творчества. Необъяснимо, когда и по какой причине открываются эти двери, тем более, что я еще не знаю, что именно они мне откроют. Появление в последнее время ряда рассказов, казалось бы, нетипичных для меня – тому подтверждение. Так или иначе, я чувствую, что они пропускают ко мне вещи странные, которых трудно увязать с тем, о чем я думаю и что в реальности со мною происходит.
Должно быть, эти произведения, в свою очередь, отмыкают и у читателей такие же потайные комнаты. Во всяком случае, мне часто пишут, что воздействие этих сочинений на них таково, что их ощущения сравнимы с открытием нового мира, и мир этот близок им и в чем-то даже родной. Значит, эти истории помогли им коснуться чего-то сокровенного, я так понимаю.
Н.К. Совсем недавно, общаясь в Фейсбуке, и, с интересом наблюдая за вашими виртуальными беседами с читателями, я убедилась, что вы человек более закрытый, чем открытый. Как вы можете охарактеризовать себя в двух словах?
Амир Макоев. Не в двух словах, а в целой книге на двухстах страницах я себя уже охарактеризовал. Это в книге «В ожидании смысла». Но не стоит думать, что она была заранее задумана, имела план, единую тематику. Да и кто решится написать книгу только о себе самом?! Нет – это всего лишь внезапные мысли, которые я записывал, что называется, на ходу. Это мои наблюдения за собой, впечатления, размышления о Боге, религии, дружбе, любви, искусстве, литературном мастерстве, о своем мироощущении и многом другом. Единственное, что отличает эту книгу от ей подобных, так это то, что автор в этих записках предельно обнажен… Но самое удивительное, что она стала и для многих как бы и их книгой. Мне признавались, что и они испытывали то же самое, думали точно так же, но не умели записать или не решались это сделать с той степенью откровенности, как это сделал я.
Эти заметки я стал записывать исключительно для того только, чтобы научиться строго и четко выражать свои мысли, можно сказать, оттачивал перо. Поэтому не следил за тем, можно такое кому-то показывать или нет. Поверьте, книга эта не предназначалась для публикации. Просто я позволил себя уговорить ее издать. Мало того, просили ничего в ней не менять и ничего не сокращать. Я поддался и конечно же, потом жалел. Но видя, какой интерес она вызвала, я написал другую книгу в этом жанре. Она называется «По направлению к Истине», и она является продолжением первой. Но она еще не издана. Так вот, не думаю, что я закрытый человек – закрытые люди таких книг не пишут. Просто я стараюсь общаться с теми людьми, которые живут со мной на одной волне. Но, уверяю вас, я рад общению с любым искренним человеком… Получается, что я так и не ответил на конкретно поставленный вопрос - охарактеризовать себя в двух словах. По-моему, я и не смогу это сделать. Наиболее примечательных черт в себе я выделить не возьмусь, потому что к одной цепляются другие и все получаются важными – одна без другой меня не нарисует. В книге я наговорил о себе достаточно много, обещаю выслать ее электронный вариант любому, кому она покажется интересным.
Н.К. Александр Пушкин писал лежа, не вставая целый день. Эрнест Хэмингуэй, проснувшись рано утром, чтобы успеть выполнить норму до наступления знойной жары, писал 500 слов в день. Жорж Санд каждый день работала только до 11 часов и, если заканчивала свой роман в 10.30, она приступала к новому произведению, чтобы доработать эти полчаса. С чего вы начинаете свой рабочий день, в чем черпаете вдохновение, и часто ли оно вас посещает? Или - покидает?
Амир Макоев. У меня нет никакой дисциплины и, думаю, это плохо для прозаика. Но что делать, такой уж я человек. Кроме того, образ моей жизни не дает возможности хоть как-то ее организовать - не получается у меня сесть за работу надолго, что вредит качеству текста. Ведь работая урывками, ты каждый раз выпадаешь из атмосферы созданного мира. А потом должен вживаться в нее заново, что очень трудно: материал уходит, бледнеют краски, герои твои, как и люди, имеют свойство меняться, часто даже теряешь нить повествования...
У меня есть три незаконченных повести, перечитывая которые я не могу вспомнить, для чего их начинал, что хотел в них выразить, к чему хотел привести героев. Поэтому – ни в коем случае нельзя делать перерывов в творчестве.
Я никогда не составляю планов, даже вообразить себе такое не могу. Потому что затеваю новую вещь от мимолетного впечатления, от обрывка услышанной мелодии, от прочтения какой-то фразы в инструкции по применению купленного предмета для хозяйства... Но в итоге, как ни странно, рождается законченные образы и персонажи, и мир, в который их поселяю.
Пишу в основном по ночам, когда суета дня не отвлекает, когда в ближайшие часы не предвидятся какие-нибудь неотложные дела. Но в последнее время замечаю, что работается лучше по утрам, хотя мысли о предстоящих делах, все же, не дают сосредоточиться в полную силу. Для творчества необходимо быть абсолютно свободным художником, чего я, к сожалению, позволить себе не могу. Если пишу, то это одна-две печатных страницы, но уже почти готовых, к которым возвращаюсь только поправить стилистику или ликвидировать механические ошибки, часто не замеченных в пылу работы. Никогда не меняю сюжет текста, не вмешиваюсь в жизнь героев – для меня это как рождение ребенка, принимаемого таким, каким посылает его Бог. И вообще, мне кажется, что я пишу по чьей-то воле свыше, иначе не могу объяснить появление некоторых моих рассказов , таких, как «Сады Масират», или, например, «Историю Зула», «В пору голых деревьев», да и других тоже. То есть, я просто так не сажусь писать, по своему хотению, без того, чтобы меня, извините за пафос, не призвали. По-другому объяснить это явление не могу.
Источник вдохновения – это всегда потрясение, боль. И необязательно только что испытанные - они могут всплыть из давно прожитых лет. Например, «Золотые апельсины» появились лет двадцать спустя после того, как на перроне в Саратове я увидел из окна поезда, как в слякотный вечер один мужчина в ссоре толкнул другого, и у того после падения выпали из кармана и покатились апельсины, дефицитные в советское время. После этого поезд сразу тронулся, и я их больше не видел. Но вы прочитали, что из этого потом получилось...
Отсюда и вдохновение меня посещает не часто, и эти «пустые» дни и часы - самые ужасные для меня. Ты чувствуешь, что должен работать, но в этот период ты ни на что не годен. И как следствие – у тебя ничего не выходит. Значит, можно считать, что этот промежуток времени не прожит, он пропал зря.
Н.К. Маркес однажды рассказал, чего он добивался в произведении: «Нужно загипнотизировать читателя первой же фразой, посадить его на крючок так, чтобы он не мог сорваться до самого конца». - Думаете ли вы мучительно о первой фразе, о форме и стиле, чтобы удерживать внимание читателя до конца, или все оставляете так, как фразы легли? Много ли у вас занимает редактура?
Амир Макоев. Да, начало очень важно, ведь от того, как точно ты поймаешь нужную интонацию, зависит дальнейшее повествование. Не уловишь мелодию первых фраз – все пойдет наперекосяк, потому, что от нее зависит вся конструкция сочинения. Кстати, вот начало рассказа «Натюрморт с чайкой», в котором я в какой-то мере попытался сказать о важности начальных фраз: «Одному Богу известно, для чего ты создаешь в комнате полумрак, садишься в кресло и рассказываешь сам себе истории. Долго подбираешь первые фразы, от ритма и мелодичности которых зависит дальнейшее повествование. И поначалу тебя мало беспокоит, что события и лица героев еще смутно проступают в воображении. Ты пока отчетливо не представляешь, как они будут выглядеть и чем их займешь, не определено и место, куда ты должен их поместить. Выбирай…»
Думаю, этот фрагмент отвечает на заданный вопрос о начале работы. Ты не знаешь, о чем еще писать, какие у тебя будут герои, но внутри тебя уже рождается атмосфера нового мира со своим ритмом и своей музыкой. Так вот, первые фразы и само в целом предложение по своей структуре непременно должны попадать в тон.
Редактура имеет несколько этапов, потому что после написания ты еще долго находишься внутри текста, среди своих героев и не видишь никаких изъянов в своей работе. Только возвращаясь к тексту раз за разом, тебе удается придать ему нужную форму.
Н.К. На вашей странице в Фейсбуке постоянно идет оживленная литературная дискуссия. В одной из таких бесед я вычитала ваш ответ, где с глубоким удовлетворением вы отмечали: «Я очень рад, когда появляется человек, который понимает твою мысль с абсолютной точностью. Ведь в таких миниатюрах всего не распишешь - это не трактат, ты надеешься, что твой читатель попытается домыслить то, что ты обозначил». - Часто ли вас так радуют ваши читатели или вы чаще всего чувствуете себя непонятым? Что для вас общение с другими людьми: подпитка вашего творчества или это просто - новые впечатления?
Амир Макоев. Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я общаюсь в основном с теми людьми, которые хорошо разбираются в литературе и могут по достоинству оценить, что за текст им предложили: какого он качества, какой труд за этим стоит, на какую глубину он погружает читателя. На ФБ читатели, скажем так, не самые вдумчивые и за это их нельзя осуждать – они там находятся совершенно по другому поводу. Но встречаются такие читатели, которые просто-таки на голову выше меня в оценке литературного материала. Их способность суждения и умение анализировать текст, не будучи профессионалами в литературном творчестве, удивляет. Вот им я очень рад, собственно, ради таких людей и пишешь. Но их единицы. А те, кто не понимает моих сочинений , проходят мимо, никак не отметив даже знакомства с моими текстами и направляются ставить свои восторги или возмущения под другими материалами, но – всегда развлекательного характера. Так что, можно сказать, что не так часто радуют читатели. И публикации мои понимают, я в этом уверен, далеко не многие. Ведь дорога, на которую я их приглашаю в своих публикациях, ведет каждого из них внутрь себя самого, а туда редко кто любит заглядывать…
Общение с публикой меня не наталкивает на новые темы. Возможно это потому, что источник моего вдохновения состоит в другом. Представьте: они просят объяснить то или иное место в тексте. Но я комментировать без конца достаточно изложенный текст не считаю нужным. Да и времени и сил на это уходит много. Зачастую им надо всего лишь постараться вдуматься в написанное – и все станет ясно и понятно. Но некоторые хотят просто поспорить и выпустить пар, чего я совсем не понимаю. Да и не готов тратить себя на такие капризы. То есть, я чаще всего чувствую себя непонятым. Вообще же число людей, обладающих хорошим литературным вкусом, похоже, у нас в республике ничтожно мало. Особенно теперь. Должно быть, время такое – не до культуры. Посудите сами: моя книга вышла два года назад, но ни одно культурное или образовательное учреждение в республике не обратило на нее внимания. Ни одно!.. Ни университет, ни школы, ни библиотеки, ни телевидение, ни радио, ни районы и города, в том числе, и мой родной город. Значит, книга того не стоит? Вполне возможно, не мне судить. Но как же тогда те люди из разных регионов страны (от Абхазии и Чечни до Татарстана и Бийска), которые, прослышав о ней, просят им прислать ее по почте, по ней пишут диссертации, по одному из рассказов собираются снимать фильм (сценарий уже написан), ученики из других регионов с рассказами из этой книги участвуют в литературных конкурсах и занимают первые места, как это было, скажем, в Ленинградской области? Значит, напрашивается вывод – это
с нашим регионом что-то не так, а не с моим творчеством! Да, иногда чиновники проводят какие-то обязательные мероприятия, но- пустые и формальные настолько, что это никак не отражается на формировании внутреннего мира подрастающего поколения. Согласен, инструкции не дают им полной свободы действий. Но тогда надо что-то делать по-иному, радикально менять стиль и методы работы. Ведь очевидно, что так продолжаться больше не может. Так или иначе, сложившаяся ситуация в культуре, на мой взгляд, невозможна.
Я даже не уверен, что местного писателя или деятеля другой творческой профессии у нас заметят и порадуются за него, если он вдруг получит признание в каких-нибудь высоких кругах – внутрироссийских или зарубежных. Вот свежий пример с молодым кинорежиссером Кантемиром Балаговым, учеником Александра Сокурова. За всю историю – вообразите, за всю нашу историю! – представитель республики получил одну из высоких наград в Каннах, а у нас официальные власти сделали вид, что ничего не произошло. Я не знаю, по какой причине это происходит, но решительно все отношения здесь во всех областях и на всех уровнях выстраиваются так, как будто никто никому не нужен, при этом формально что-то проводя. Тем не менее складывается такое мнение, что мы, творческие люди, кому-то мешаем жить своим существованием.
Н.К. А что на ваш взгляд нужно сделать, чтобы вернуть интерес к культуре, искусству, литературе?
Амир Макоев. Я думаю, любое дело надо прививать детям сызмальства, со школьной скамьи. Прошу прощения, приведу пример из спортивной борьбы, мне близкой. Если мы будем только говорить - дети, любите борьбу, – то едва ли мы поднимем этот вид спорта. Разумеется, первым делом нужно открыть школы борьбы в городах и районах, обучить детей, из которых потом вырастут чемпионы. Но и этого мало – надо непременно пропагандой повысить интерес к борьбе у населения, вовлечь все его слои в культуру этого красивого вида спорта, с тем чтобы он стал массовым. Престиж борьбы вырастет только при условии, когда как можно больше людей им заинтересуется. Так в искусстве и культуре, так и в литературе. Литература, как и все, нуждается в пропаганде, если хотите, в обыкновенной рекламе своей деятельности, чтобы ее заметили. Очевидно, что тот уровень и качество преподавания литературы в школах недостаточен, чтобы увлечь детей чтением. Возможно, тут есть больше причин, чем одна только слабая подготовленность учителей. Я в эту проблематику сейчас вдаваться не буду, нам все равно их не дадут решать. Но не могу не сказать: среди обычных школьных учителей по литературе я встречал людей такого уровня, что редкий вузовский доктор наук может с ними сравниться по умению анализировать художественный текст и мастерству преподавания, хотя таких, к большому сожалению, неоправданно мало. Но давайте посмотрим, существуют ли рычаги влияния на улучшение такой ситуации, а если они есть, то почему мы их не используем.
Меня удивляет пассивность творческих союзов – писателей, художников, музыкантов, театральных работников. Для того, чтобы иметь читателей, слушателей, зрителей и знатоков изобразительного искусства, мне кажется, надо этот контингент готовить самим, как сказано, сызмальства. Почему бы членам этих союзов не распределиться по школам и не посещать детей, чтобы их обучать азам? Почему не создать в школах кружки и студии, не встречаться с ними время от времени, а в остальное время поддерживать связь с ними через Интернет? Ведь определенная часть школьников или сочиняет что-то, или рисует, или желает играть в театре или кино. Оставаясь незамеченными, эти таланты пропадают. Я, например, не знаю, чтобы где-то в районах были литературные кружки. Не привлеченные к литературе и искусству с малых лет, дети не возьмут в дальнейшем книги, не заполнят зрительные залы, не станут покупать картины художников – их внимание займут другие интересы. Еще меня удивляют специалисты по литературе: не припомню за последние годы ни одной хоть сколь-нибудь серьезной исследовательской статьи по творчеству современных писателей республики. Выходит, писатели не нужны даже профессиональным критикам. А для чего они сделали занятие литературой своей профессией? Почему бы Союзу писателей не привлечь их к сотрудничеству? Получается, что писатель, о котором не говорят и не пишут, следовательно, не читают – в некотором роде, извините, как бы и не существует!
Ни один из наших литературных журналов не устраивает читательские конференции, не проводит обсуждение вновь вышедших номеров журналов – такое ощущение, что они даже не заинтересованы быть в центре общественного внимания. Или им не нужны читатели из числа молодежи? А может, у них нет стремления расширить круг талантливых авторов, не говоря о том, чтобы тесно с ними работать? Подозреваю - у них отсутствует желание развивать литературу.
Писатели перестали появляться на страницах газет, на телевидении, заметно меньше их стало на радио. Их преимущественно заменили представителями попсы. И она – главная примета нашего времени. Но ведь это произошло из-за нашей с вами пассивности! Почему бы на местном телевидении в несколько секунд не делать заставки между передачами, где звучало бы одно стихотворение или фрагмент прозы наших поэтов и писателей? Они, без сомнения, украсили бы формат передач. Потом кто-то вспомнил бы, а кто-то впервые узнал бы наших поэтов и писателей…
Необходимо возобновить встречи писателей с читателями: многие мне признавались, что в далеком детстве за книгу они взялись только после встречи с живым писателем, который как-то был приглашен в их класс. И воспоминание об этой встрече у них сохранялось на многие годы. Живое общение тоже очень важно.
Я уж не говорю о том, что каждому творческому союзу необходимо иметь свой сайт, свою площадку, или группу в соцсетях, где можно вести разговоры о наболевшем или просто на интересующие темы. Интернет предоставляет столько возможностей, а мы их не используем.
Н.К. Кому из писателей вы поклоняетесь и – почему? Есть ли среди них современные?
Амир Макоев. Все представители золотого ряда великой русской литературы – мои учителя, им я и поклоняюсь. Ни один из них не потерял для меня своего значения до сих пор. Первое произведение, которое я прочитал и которое на меня повлияло во всех отношениях, – занимательностью темы, языковыми средствами, умением заставить читателя сопереживать, держать интригу, – это «Кавказский пленник» Льва Толстого. Эти первые уроки не прошли для меня даром, во всяком случае, я на это надеюсь. Потом, после своего двадцатилетия, я открыл для себя Тургенева, Лермонтова, Пушкина, Достоевского, Чехова, Гоголя, Бунина, Шолохова, Аввакума. К «Войне и миру», «Мертвым душам», «Жизни Арсеньева», «Житию Аввакума», «Тихому Дону» и «Донским рассказам» я припадаю в дни, когда чувствую, что скудеет мой язык. Уверен, русскоязычному писателю эти сочинения не следует выпускать из рук. Они помогают восполнять и сохранять вкус языка, его мелодию, пластику, аромат. Хочу сказать - я рос исключительно на почве русской литературы. А еще, время от времени, читаю «Соборное Уложение 1649 года» – свод законов Русского царства, принятый Земским собором в том же году и действовавший почти 200 лет. Здесь русский язык предстает перед нами в своем, я бы сказал, первозданном виде. Очень рекомендую. Конечно, не могу не назвать Максима Горького, Илью Ильфа и Евгения Петрова, Михаила Булгакова, Константина Паустовского, Исаака Бабеля, Андрея Платонова, Бориса Шергина, Ивана Шмелева, Владимира Набокова – также мною любимых.
Из современных писателей советского периода я бы выделил Юрия Бондарева, Виктора Астафьева, Юрия Казакова. У Бондарева великолепная пластика языка, я бы сказал, он не пишет даже, а расписывает. У Астафьева мне очень нравятся «Царь-рыба», «Стародуб». Ну, а сборник рассказов Казакова всегда у меня под рукой. Среди теперешних много мастеровитых, но не могу назвать никого, кто наряду с языковой виртуозностью, коснулся бы скрытых узоров человеческого сердца. А ведь это и есть критерий определения истинного таланта, как мне кажется. Думаю, литературе надо вернуться к самому человеку, к глубинам его души, а не описывать самозабвенно то, что происходит вокруг него. Ведь это всего лишь фон, а главная цель писателя – человек. Неужели сам человек, этот нескончаемый космос, перестал быть интересным, неужели у литературы исчерпались все инструменты для раскрытия его тайн?..
Из зарубежных, как вы понимаете, я не прошел мимо такого же золотого ряда европейской литературы, в первую очередь - французской и английской.
Нет смысла перечислять имена, но одного не могу не отметить – это Жан-Жак Руссо. Его «Исповедь» и «Эмиль» сильно взбудоражили меня в свое время. Не случайно он имел сильнейшее влияние на таких великих людей, как Наполеон и Лев Толстой.
Из других писателей я бы выделил Хулио Кортасара. Его «Игра в классики» - одна из любимейших моих книг, впрочем, люблю и его рассказы, Кнута Гамсуна с «Мистериями», Генри Миллера с его «Тропиком рака», Габриэля Маркеса, Томаса Вулфа, Уильяма Фолкнера, Хорхе Борхеса, Рюноскэ Акутагаву...
Есть ряд писателей, которых я без конца перечитываю, они помогают мне всегда находиться в хорошей умственной форме. Это Ницше, Василий Розанов, Николай Бердяев, Иван Ильин, Вольтер, Паскаль, Эмиль Чоран. А «Круг чтения» – книга, составленная Львом Толстым для ежедневного чтения! А Джидду Кришнамурти! Также я очень люблю дневники писателей.
Н.К. А что вы читаете сейчас?
Амир Макоев. Я всегда параллельно читаю несколько книг. Из прочитанных за последние полгода: биография Ларисы Рейснер, а также книга ее статей и очерков. Удивительная женщина с трагической судьбой, красавица, блистательный писатель, одна из ярких деятелей времен гражданской войны, жена Федора Раскольникова. Софья Толстая «Любовь и бунт», затем подряд три книги Павла Басинского о Льве Толстом: «Бегство из рая», «Лев в тени Льва» и «Святой против Льва». Они рассказывают, соответственно, о семейной драме великого писателя, о его взаимоотношениях с сыном его, Львом Львовичем, о противостоянии Иоанна Кронштадского и Льва Толстого, истории отлучения его от церкви. Далее: биография Сэлинджера, автор Кеннет Славенски, Михаил Бахтин - «Проблемы поэтики Достоевского», лекции Владимира Набокова по зарубежной и русской литературе. Сейчас в чтении две книги биографий Робба Грэма: о Рэмбо и Гюго. Вместе с ними погружаюсь в «Психологическую топологию пути» Мераба Мамардашвили, это, коротко говоря, курс лекций о Марселе Прусте, о его знаменитом романе и не только об этом. Из беллетристики в данный момент на столе книга нобелевского лауреата Мо Яня «Устал рождаться и умирать». Но она идет тяжело, возможно, виновата жара.
Н.К. Кого можете назвать из своих коллег-писателей, чьи работы, на ваш взгляд, интересны? Общаетесь ли вы с ними, как оцениваете их работы?
Амир Макоев. Лично я стараюсь при возможности со всеми общаться. Назову своих сверстников, потому что наши старшие – люди уже известные всем, а с творчеством молодых я мало знаком, хотя в поэзии, особенно женской, у нас несколько очень интересных имен. Но буду говорить о прозаиках. К сожалению, почти все они, как и я, русскоязычные. Это Константин Елевтеров, Мадина Хакуашева, Мухамед Емкужев, Джамбулат Кошубаев, Владимир Мамишев, Алим Балкаров, Бурхан Берберов, Амур Бакиев. К большой нашей беде недавно ушли из жизни два удивительных писателя огромного масштаба – прозаик Борис Чипчиков и поэт и переводчик Георгий Яропольский. Все они необычайно талантливые люди и, по моему мнению, могли бы достойно представлять любой крупный регион России, а то и какую-нибудь европейскую страну. Но опять же, получается, что у нас они остаются незаметными и по достоинству неоцененными.
Н.К. Нам стало известно, что недавно вы работали над сценарием. Расскажите, вам поступило предложение написать сценарий или вы сами решили освоить для себя этот жанр? Есть ли существенная разница между написанием прозы и сценария, если да, то испытывали ли вы трудности в работе в новом для себя жанре?
Амир Макоев. Да, мне поступило предложение от выпускника студии А.Н. Сокурова написать сценарий по мотивам моего рассказа «Остров гнома». Это Олег Хамоков. Сам я, конечно, не взялся бы за такое дело. Но сценарий написал в меру моих сил и понимания данного жанра. Ввел другие действующие лица, углубил тему, насколько мог, расширил, с позволения сказать, одиссею главных героев. Одним словом, добавил материала на полнометражный фильм. И, знаете, мне лично понравилось то, что получилось. Во всяком случае, не сомневаюсь, что сценарий сильнее рассказа. Надеюсь, во время съемок, если до этого доживем, режиссер внесет свои коррективы, потому что обычно видение режиссера несколько иное, чем у писателя...
Большой проблемы в работе над сценарием я не испытывал. Возможно потому, что тема была моя, герои были моими и мне не навязывали чужого мнения. Полагаю, некоторые трудности будут впереди, когда начнется процесс съемок – дай-то Бог, чтобы скорее до этого дошло. Ведь литературный сценарий – это еще не тот формат, по которому снимается кино. Здесь режиссер расставит свои акценты, без этого кино не делается. Думаю, придется кое-что переделывать под конкретных актеров, под различные ситуации, процесс съемок будет диктовать свои условия. В любом случае я рад этому опыту.
Н.К. Имеет ли место мистика в вашей жизни. И если – да, то - что вы об этом думаете?
Амир Макоев. Мистика, насколько я знаю, это вера в какие-то сверхъестественные силы, с которыми человек как-то связан и может с ними даже общаться. Я понимаю причину возникновения такого вопроса: не раз использовал приемы мистического характера в своих сочинениях. Но, признаюсь, я никогда не делал этого сознательно, они возникали сами собой и, кажется, вполне удачно вписывались в повествование, помогая мне повысить уровень художественности. Другими словами, для меня они были не более чем художественным приемом. Их можно встретить и в «Садах Масират», и в «В пору голых деревьев», и в «Возвращенном небе», и в «Мистер Ия», и в «Омовении сердца», и в «Истории Зула»…
Должен сказать, что я был до какого-то времени суровым реалистом и стал замечать присутствие мистики в жизни только тогда, когда они начали вмешиваться в мои сочинения, как я сказал, без моей на то воли. И тогда я стал вспоминать все странные случаи, которые не могли быть объяснены с точки зрения моей тогдашней жизненной философии. Но почему я о них забыл со временем? Почему даже не попытался кому-то рассказать? Вероятно, потому, что такого быть не может, и не может быть никогда – и точка. Настолько реальность, в которой я тогда существовал, не предполагала возможности других измерений, что я даже думать об этом не посмел. Затем я вспомнил свои странные видения, которые, как я теперь понимаю, были совсем не простыми снами, если их можно вообще считать снами, и стал их записывать. Со временем они оказались в книге «Посещение Земли», написанной в жанре снов, видений и яви – все вперемешку. Думаю, в совокупности они отражают истинный образ существования человека на земле. Ведь то, что мы видим и знаем друг о друге, даже о самих себе – это еще не вся картина о нас - полная картина как раз-таки и складывается из этих вот самых незаметных для нас и окружающих фрагментов невидимого, необъяснимого. То есть, напрямую , открыто и осознанно, мы не общаемся с потусторонними силами, но – кто знает? – может, некий таинственный механизм имеется в нас, душа имеет неуловимые для нас связи с высшими силами? Ведь этот мир есть чудо! Вселенная – чудо! Сам человек – чудо!