* * *
Публикую в разделе рассказы отдельными частями, надеясь закончить начатый труд и собрать его воедино. Сам не ведаю, что из этого выйдет, вижу лишь путеводный огонёк звездочки моей на небе. И, дай Боже, чтоб на всё это мне хватило бы сил и моей доли таланта.
ЖИЗНЕННЫЕ ГЛУПОСТИ И ДОСТИЖЕНИЯ КОЛЬКИ ВЕРЕТЕННИКОВА.
(в одной из прошлых жизней он жил на Земле под именем Парацельса - Philippus Aureolus Theophrastus Bombast von Hohenheim)
Глава 14 а
МАМА.
* * *
Моя мама, Мария Емельяновна, как мне запомнилось, всегда была в работе да в заботах, и только уже позже, когда ей исполнилось более 65 лет, она позволяла себе прилечь днём отдохнуть. Родилась она в крепкой крестьянской семье Вятской губернии, Оричевского уезда, 28 декабря 1923 г.
Упоминая о временах коллективизации, она говаривала, что тогда всех силком запихивали в колхозы, а верховодили всем бесхозяйственные пропойцы. Более ничего она не рассказывала о тех временах, лишь один анекдотичный случай, когда она со своей старшей сестрой Аней уже уехали из послевоенной деревни и зашли как-то поесть то ли в кафе, то ли в столовую ресторанного типа. Смотрят меню: – Что бы взять? А там написано: Картофель варёный в мундире. Вот одна сестра и говорит другой: – А, давай попробуем, что это такое? И стоит вроде недорого. Глядят, а им принесли неочищенную вареную картошку. Мундир-то оказался картофельной кожурой… А они-то думали, что это некое изысканное и экзотичное блюдо.
Насколько мне видится сейчас, мама всегда была полной, грузной женщиной, но, тем не менее, любая физическая работа ею делалась легко и споро. В первое время, при переезде в Чусовой, она с семьей лет пять-семь жила на съемных квартирах, а потом в старом доме на Чернышевского и лишь в 1961 году, закончив новостройку, переехала с семейством в новый дом Нового города на улице Толмачёва.
Наши соседи Бадьяновы, когда я их посетил после смерти мамы, говорили мне:
– Маруся легка была на подъём. Если надо было ехать в лес на заготовку строевого леса, так она всегда всех поторопит, и тягала все наравне с мужиками.
А так она всю свою жизнь проработала крановщицей на мостовом кране мартеновского цеха нашего Чусовского металлургического завода. Работа была довольно напряженной, связанной с возможными несчастными случаями, которые изредка, но все же происходили на заводе. Ведь поднимать приходилось многотонные грузы, а там жара, пыль, дым, и не дай бог, что-то сманеврируешь не так и заденешь что-то или кого-то. Но все, к счастью, у неё получалось точно, и ничью жизнь она не погубила из-за невнимательности либо халатности.
У нас дома всегда, пока там жила мама, была русская печь, с её большим жерлом и лежанкой над его сводом, где было очень уютно в долгие зимние вечера читать книги. Но самым главным предназначением русской печи было выпекать пироги, пирожки и шаньги, а из оставшегося теста – пшеничный хлеб. Шаньги – это символ русского севера, символ русской печи!
Заквашенное в пятнадцатилитровой эмалированной кастрюле тесто споро поднималось в течение ночи, а утром мама разжигала печь, и когда дрова прогорали, и оставались только пышущие жаром огненные угли, тогда эти угли сдвигались кочергой на две боковые стороны печи, а в средину меж углями ставился жестяной противень, смазанный растительным маслом, где рядами лежали готовые к выпечке белые пласты пирогов или шанежек.
Дух выпеченных в русской печи хлебов, пирогов и шанег – это истинно русский дух, который с детства был впитан нами. Выпеченные в печи пироги и шаньги смазывались поверх верхней корочки сливочным топленым маслом и оставались на некоторое время отдыхать, прикрытые чистым холстом. Летом выпечку мама делала небольшую, а зимой она выпекала её с запасом, чтобы хватило на 5-6 дней, ведь у нас в те времена ещё не было холодильников, а зимой шаньги хорошо и долго сохранялись на летней веранде. Завершив выпечку, мама обычно брала чашку с шаньгами и шла угощать кумовьев – наших соседей Комковых. Так же поступала тетя Маша Комкова, когда она выпекала пирожки с луком или иной начинкой.
Еще одним из любимых блюд в нашей семье были пельмени. Мама раскатывала сделанное ею пресное тесто, и вырезала из него стаканом кружки для пельмешек, а я предварительно прокручивал через мясорубку мясо для них, делая фарш. А заворачивать этот фарш в кружки из теста мы собирались всей семьей: я, мой брат и сестра. Даже отец, если не был выпивши, тоже принимал в этом участие. И напоследок кто-нибудь из нас лепил счастливый пельмень, куда вкладывали мелкую монетку: копейку или гривенник.
А глубокой осенью, когда на улице устанавливалась стабильно морозная погода, в нашей семье готовили на всю зиму квашеную капусту. Для этого в коридоре у выхода размещали 200-литровую деревянную бочку и пропаривали её. Затем крошили мелкой соломкой кочаны капусты, терли морковь и всё это укладывали слоями в бочку, слегка присаливая каждый слой. Потом, выдержав капусту в бочке два-три дня в тёплом коридоре, чтобы она дала сок и чуть заквасилась, выкатывали бочку на летнюю веранду и в течение всей зимы черпали из неё почти свежую хрустящую капусту с морковью. Было замечательно, прибежав зимой после лыжной прогулки, набрать в чашку этой с кусочками льда капустки и, полив немного подсолнечным маслом, поесть её с черным хлебом.
Огород и ягодные кустарники вокруг дома – это тоже была в основном забота мамы и её сестры Анны, которая, так и не выйдя замуж, очень часто бывала у нас. А с нас пацанов, меня и моего брата, требовалась только порою поливка огорода, да и уборка в своей комнате. Весною же всей семьей сажали картошку не только вблизи дома, но и на участке за большим лугом, а осенью убирали совместно выросший урожай.
Огород возле дома имел суглинистую почву, но стараниями мамы унавоживался навозом, отданным соседом Вычужаниным или собранными на лугу коровьими лепехами, а также каким-то черноземом, который мама носила ведрами на коромыслах из ближнего (3 км до него) леса.
Сажали в огороде самое обычное для Урала: картошку да морковь, лук и капусту. Сажали нам на съедение: горох по картофельным грядкам, бобы на краях разных грядок и небольшую грядочку репы. Набив полные карманы вызревшим горохом и бобами, сорвав пару репок и тройку наибольших морковок, мы блаженствовали этим пиром в самодельном вигваме. Иногда заедая всё самодельным пирожным: хлебом смоченным слегка сверху водой и посыпанный сахаром. Объедение! Пир лета!
Огурцы тоже сажали, но в пленочном парнике, где они успевали вызреть. Помидоры тоже все лето росли под целлофановой пленкой, но никогда не вызревали и на улице не краснели. Потом часть их ещё зелеными солили-мариновали, а часть их вызревала на кухонных полках, находящихся почти под потолком, где всегда было тепло и сухо. Возле дома в огороде росли три разновидности смородины: черная, красная и белая, вишня с яркими, но с кислыми ягодами, ирга, малина, черноплодная рябина и клубника, которую мы все называли викторией, видимо такой был её сорт.
Однажды я посадил около веранды неведомое никому жёлтое семечко, а потом оказалось, что это была кукурузинка. Она выросла высотой до метра, но, ни один початок так и не завязался.
Маму всегда радовало, когда я занимался огородничеством, говорила, что у меня рука легкая. Так я когда-то удосужился вырастить три новых кустика белой смородины, поместив срезанные в марте веточки в бутылочку из-под кефира, где они дали корешки и раскрыли почки с листьями. Посаженные с южной стороны дома они скоро выросли в хорошие кусты и дали замечательный урожай.
Любила мама также собирать грибы, для чего ездила в сторону Лысьвы до коллективных садов, где сходила на остановке и шла в лес по грибы.
– Молодые, на длинных ногах пробегут подалее в лес, а я вот с больными ногами за ними бреду тихонько и собираю грибы, мимо которых все пробежали, так корзину и наберу.
А за палисадником огорода мама посадила какие-то деревья, в том числе и очень любимую ею березку. И все грибные обрезки выбрасывала под эти деревья. И споры обабков и красноголовиков смогли прорасти и дать грибницу в этом месте.
– Вот сил моих нет уже ходить в лес, так грибы сами ко мне пришли, – говаривала она нам.
На пенсии мама развела кроликов и научилась выделывать их шкурки и шить кроличьи шапки, которые довольно успешно продавала. Летом же мама заготавливала траву, выросшую на пустыре за гаражами, скашивала её косой-горбушей (похожей на очень-очень большой серп) и большими мешками тягала её за плечами к дому, где и просушивала её до состояния сена. Когда я бывал дома на студенческих каникулах, то таскать эти мешки с травой приходилось и мне.
Она очень хотела, чтобы после учёбы в институте и срочной службы в армии, я остался бы дома в Чусовом, рядом с ней, и иногда говорила, что цыганки ей предсказали, что она будет доживать жизнь с младшим сыном, но судьба распорядилась так, что я уехал в Воронежский край, а мама после тяжело перенесенного гриппа, вынуждена была продать свой дом, который был её реализованной жизненной мечтой, и переехать на жительство в Невьянск, где Валя приобрела ей, за часть денег, вырученных от продажи дома, однокомнатную квартиру на втором этаже многоквартирного дома.
на бесприютном вираже...
он от столба боялся оторваться,
стоял, качаясь, пьяный в сизый дым...
поток машин всё мимо его мчался,
он тормозить их в тщетности пытался,
такой попутчик? — нет, не нужен просто им...
он отпускал опору, руки раскрывая,
стремясь навстречу бензиновой волне...
водители ругались матом, объезжая,
собой самодовольные вполне...
а может, это я стою на перекрестке,
в свой дом родной мне снова не попасть,
в тот дом, побеленный известкой,
где ждёт меня моя старушка-мать...
я не успел доехать пьяный от фантазий,
от буйства красок в радужной душе...,
и мир несется мимо в майский праздник,
меня оставив на бесприютном вираже...
Там она и, впоследствии, умерла...
Ом!
четверг, 17 августа 2017 г.
ОТВЕЧУ НА ВСЕ ЗАМЕЧАНИЯ, КРИТИКУ, РЕЦЕНЗИИ.