Сапожник и санитарка

Владимир Цвиркун
                РАССКАЗ О МОИХ РОДИТЕЛЯХ. ТАК ВСЁ И БЫЛО.
                1               
– Этот уже не жилец,  – сказал врач поселковой больницы. – Положите его в изолятор.
– А этого?
– Этого – в операционную, остальных – по палатам.
Когда врач с медсестрой удалились, в отдельную комнатушку вошла санитарка Дуня. Она посмотрела на лицо мужчины, который и правда, видимо, доживал свой последний день. Осторожно скинув одеяло и сняв с него одежду, она увидела скелет обтянутый кожей. Приглядевшись, заметила спокойное движение грудной клетки.  «Жив, дышит бедненький. Что же эти проклятые фашисты делают с людьми. Пожалели гады куска хлеба. Вот оно как в плену-то», – заключила про себя Дуня.
Оцепенение прошло, и санитарку  что-то кольнуло в сердце. Она пошла и набрала в таз тёплой воды, прихватила тряпки. Протерев тело больного, Дуня надела на него тёплый байковый халат. Подумав немного, отпросилась у медсестры и отлучилась на кухню.
– Так, солдатик, открывай рот. Шире. Ещё шире. Вот и пошёл супчик. А ну, ещё ложечку. Давай, давай. Вот и хорошо. Через часок загляну, а ты пока поспи.
Через время санитарка зашла в изолятор с кружкой бульона.  «Так будет удобнее»,  – решила она.
– Давай-ка подниму тебе голову. Вот так. Со второй подушкой сподручнее. Просыпайся, просыпайся. Открывай глаза. Тебя как зовут-то? Слышишь?
Он отрыл глаза, посмотрел на белый халат. Подняв взор, увидел лицо девушки, а затем почувствовал запах еды. Что-то отдалённо, отдалённо напомнило ему родительский дом.
– Дёма, – еле-еле слышно прошептал больной.
–Что? – переспросила Дуня.
– Дёма я, – хриплым голосом повторил он.
– А-а-а! Дёма, значит. Вот и хорошо. Сейчас бульончика попьём. В теле-то твоём воды мало. Желудок, небось, к костям прилип. Давай, раскрывай рот. Я поддержу кружку, а ты маленькими глотками пей. Маленькими. Не спиши.
Через два дня врач заглянул в изолятор и посмотрел на койку. Оттуда на него смотрели живые глаза.
– Это он ещё не у…
– Оживает, – ответила медсестра.
– И что же вы ему делали?
– Это санитарка Дуня за ним ухаживает.
– Вот как. Молодец Дуня. Прямо молодцом. Хвалю.
Через неделю заведующий отделением снова зашёл в изолятор и увидел больничную идиллию. Глаза больного светились искорками возрождающейся жизни. Дуня сидела возле больного, и они о чём-то разговаривали.
– Прямо на глазах идёт на поправку. Дуня, может  его в обычную палату перевести? А?
– Пусть придёт в себя. Я ему вот и книги принесла. А ещё…
– Вижу, вижу, что вы обходитесь без моих назначений.  Молодцы! Пусть набирается сил. Это сейчас главное.
 После ухода врача они немного помолчали.  Потом Дуня тихо спросила:
– Дёма, расскажи о себе.
– Ох, – рассказать обязательно надо. Я хоть вспомню, кто я такой. Сам из Украины. Из-под Харькова. Там есть небольшой городок Новая Водолага. В тех местах, значит, родился. Трое нас в семье детей было. Мы с младшим братом и средняя сестра. Окончил семилетку. Начал отцу помогать сапожничать. В девятнадцать лет женился. При родах умерла жена. Потом, – он помолчал. – Потом  война. Сколько смертей видел, – произвольно у Дёмы потекла слеза и быстро докатилась до самых губ. – Долго мы с моим дружком Николаем шли дорогой войны вместе, пока…  Тот бой я на всю жизнь запомню.
– Дёма, успокойся. Если трудно говорить, то не надо. Ну, её, эту проклятую войну. Мы тоже получили на старшего брата похоронку, но родители до сих пор его ждут.
– Мы отбивались в окружении, а немцы шли на нас танками. А что у нас? Винтовка да гранаты. Что можно сделать против такой силы. Тот бой всё время перед глазами…
– Дёма, прикрой меня. Я к – танку.
– Прижмись к земле, Микола.
– Напишешь, если…
 – Дёма не успел договорить: раздался взрыв. Связкой гранат друг подорвал танк прямо около нашей траншеи.  Я выглянул. Смотрю, он  лежит около гусеницы. Я – к нему. Жив, только сильно контуженый. Да и осколок вдобавок угодил в грудь. Как мог, перевязал. А утром похоронил Миколу. Через час, прочёсывая траншеи, на меня наткнулись немцы.
Три лагеря, как три смерти. Но судьба почему-то берегла меня. Последние дни перед освобождением нас совсем перестали кормить. Мы лежали на стеллажах. Кто мог двигаться приносили воду. Потом пришли наши.  Длинная дорога – и вот очутился здесь.
– Дёма, а почему вас не кормили?
– Да нас даже за скотину не считали. Они называли нас материалом.
– Ох, ох, – запричитала девушка.
               
                2
Однажды Дуня оделась понаряднее и, ничего не сказав родителям, убежала в больницу. Через час в их дом постучали.
– Входите, мы дома,  – уверенно откликнулся хозяин Данила.
– День добрый, – слегка кланяясь, произнёс Дёма.
– Здравствуйте, – за компанию поздоровалась Дуня.
– Здравствуйте, здравствуйте. Проходите. Зачем пожаловали, гости дорогие? – поинтересовался Данила.
– Дело у меня к вам, – волнуясь, ответил гость. И добавил. – Серьёзное.
– Серьёзное, говоришь, – спросил глава семьи и строго глянул на молодых. – Садитесь за стол, поговорим.
– Я понимаю, вы меня совсем не знаете. Мы познакомились с Дуней в больнице. Она за мной долго ухаживала. Можно сказать, с того света вытащила. Сегодня меня выписали. Мы с Дуней решили пожениться. Пришли за благословением. Если вы его дадите нам, то завтра мы пойдём расписываться. Вот всё, – волнуясь, закончил гость.
– Да-а-а. Вот это новость. А зовут-то тебя как, мил человек?
– Дёма. Дёма я.
– Демьян, стало быть.
– Можно и так.
– А мы и слышать не слыхивали, что у нашей дочери есть кавалер. Тоже мне секретчики. Что скажешь, мать? Дочь-то у нас одна.
– Ой, не знаю, Ефимыч. Как-то неожиданно. А что же ты такой худющий, сынок?
Дуня хотела сказать, мол, посмотрели бы на него в день поступления в больницу, но вовремя прикусила язык.
От обращения «сынок» на Дёму повеяло материнским теплом и домашним духом. А главное, что почувствовал жених, это материнское согласие.
– Ну, что замолчала, говори.
– Ты – глава, я перечить не буду.
– Тогда подавай, мать, на стол закуску. Где-то у меня и заветная бутылочка имеется. Садитесь, садитесь, молодые.
– Спасибо, – одновременно произнесли Дуня и Дёма.
 После первой рюмки, немного закусив, Дёма потянулся к своему солдатскому вещмешку. Развязал его и вынул оттуда две вещицы.
– Это – брошь, а это – портсигар. Их дал мне старшина, когда нас в вагоне везли сюда. Чем я ему понравился, не знаю. По пути мы сдружились. На прощанье он сказал: «Бери, Дёма. Это тебе на память.  Пусть они помогут тебе выкарабкаться». Серебряную брошь дарю Дуне. А портсигар, тоже ценный, – вам, папаня.
Дуня осторожно взяла кругленькую с камнями брошь и бросилась к зеркалу. Данила посмотрел на подарок и сказал:
– Спасибо. – И сразу спросил: – А что ты умеешь делать лучше всего?
– Сапожничать. Могу шить тапочки, туфли, сапоги, бурки.
– Вот как, – удивился хозяин.
– Да, нужны только инструменты и материалы, а руки и голова вспомнят своё.
– Инструмент, говоришь, – Данила на минуту задумался. И продолжил. – Недавно у  нас на Центральной улице умер сапожник. Сходим к его жене, потолкуем. Может, она уступит нам что-то. У него, я знаю, и колодки разные имелись, инструмент различный – тоже.
– Вот бы купить всё это добро. Тогда бы я…

                3
Свадьбу решили сыграть через месяц. Всё это время мать Дуни Акулина отпаивала будущего зятя горячим молоком со свиным жиром. Двое мужчин же, не откладывая в долгий ящик задуманное, пошли к вдове сапожника.
Демьян решил заняться сначала своим основным ремеслом. После плена идти на производство он не мог – силы надо было восстанавливать. «А пока, – думал он, –  подобью немного деньжат домашней работой».
 Кое-какой инструмент они купили у вдовы. Она оставила себе лишь один молоток – на память. Сходили на послевоенную толкучку – базар, отыскали старьёвщика. Демьян осмотрел небогатый выбор железа, разложенного на двух мешках, и спросил:
– Папаша, а вы не сможете достать вот этот инструмент?
– А ну-ка, дай посмотрю твой листок. Затяжные клещи, штуцер, рантовое колесо, иглы, бруски разные, пробойники, гвозди сапожные, правило, молотки. Ого! Какой список. Вижу, ты толк знаешь в этом деле. Ладно, приходите через неделю. Что смогу, найду.
Сначала Демьян починил в доме всю летнюю и зимнюю обувь. Очень понравилось Даниле, как тот подшил на валенках задники. Затем сшил будущей тёще и Дуне по паре домашних тапочек. Узнав, что у папаши нет хромовых сапог, достал нужный материал и смастерил ему настоящую мужскую обувку.
– Это вам, батя, к свадьбе будет, пофорсите, - сказал Дёма, протягивая хозяину своё начищенное до блеска изделие.
– Да, мастер ты настоящий, – похвалил Данила. – Дело будет.
– Через год у Дуни и Демьяна родился первенец. Назвали его Николаем, в честь погибшего на войне друга. А дальше? А потом появились ещё два сына: Владимир и Василий.