Уроки Вышивания...

Эмануил Бланк
          
                - Милику, засели нитку, пожалуйста, - по очереди, либо все вместе, разом, обращались ко мне баба Рива, ее сестричка Роза, и даже, порой, мама, которой, по возрасту, полагалось бы и самой все видеть прекрасно

                Им, наверное, нетерпелось лишний разок взглянуть на своего единственного любимца, переполненного осознанием важности настоящих, всамделишных, взрослых поручений.

                До сих пор, в глазах, а, вернее, в памяти,  запечатлена тогдашняя абсолютная, просто фотографическая отчетливость отверстий, не только цыганской, но и гораздо более мелких иголок.

                Прекрасно различая кончики-ворсинки  белых, чёрных, голубых и прочих ниток, я  обильно смачивал слюной пальцы, либо, по примеру Розы, засовывал нитки в рот, и максимально скручивал их, пока пушок, торчащий по концам, не исчезал полностью.

                Затем, наконец, я засовывал нитки в  отверстия иголок. Ничего проще. Хотя выглядели они по-разному. То кругловатыми, у совсем мелких иголочек, то удлиненными, вытянутыми вдоль тонкого изящного корпуса. Самым большим, было отверстие  в игле швейной машинки.

                Стояла она у Розы, на светлой кухне с плитой и печкой. Сестра бабушки Ривы умудрялась там не только готовить, но и втайне обшивать многочисленных клиенток, за которыми  лихорадочно следили мои любопытные глазёнки. Особенно, во время примерок.

                - Милику, сбегай, лучше, посмотри вокруг. Нет ли поблизости, какого-нибудь дядьки,- заметив мою чрезмерную любознательность и реально опасаясь шныряющего по дворам фининспектора, отсылала меня на разведку Роза, ловко орудовавшая длинным "сантиметром" и разнообразными разноцветными  мелками

                Чтобы вдоволь порисовать, я пытался вычислить места, куда тетя  могла спрятать желанные мелки. Однако она, прекрасно осознавая, с кем ей приходиться иметь дело, всегда забиралась повыше и прятала эти драгоценности подальше от меня, на недосягаемой высоте.

                Чаще, это был громадный платяной шкаф с большим зеркалом, где, разжигая мое раннее любопытство, отражались роскошные формы фигуристых клиенток самой лучшей сокирянской модистки.

                Особенно нравилось, когда  доверяли громко клацнуть  громадными портновскими ножницами и , точно-точно, всего за пару движений, разрезать небольшой кусочек настоящей ткани по нарисованной мелком линии.

                Когда нам - четырехлеткам, после первой " легкотни" по вышиванию крестиком  рисунка на маленьком носовом платке, поручили серьезное домашнее задание, я считал себя уже вполне взрослым и профессиональным вязальщиком.

                Здоровенная рубашка, купленная мне " на вырост" к наступающему  1960-му году, должна была украситься настоящей вышивкой.

                Придирчиво проверив крестики, старательно нарисованные мамой цветными карандашами, воспиталки торжественно утвердили проект. Каждую неделю, они заставляли приносить в садик домашнюю работу по вышиванию рубашки под свой жёсткий и бескомпромиссный контроль.

                Долгими осенними и зимними вечерами, я с бабушками и мамой сидели, вышивая в тёплой уютной спальной, где красовалась моя деревянная кроватка и куда выходила задняя часть нашей самой большой печки

                - Тот, кто рождён был у моря,- напевая песни на морскую тему, папа, длинными вечерами и целыми воскресеньями, вечно корпел над университетскими контрольными в огромной столовой комнате, по-соседству со спальной комнатой. Периодически, раз за разом, он с шумом открывал тяжёлую металлическую дверцу  и подбрасывал блестящий антрацит в раскаленно-жадное нутро печки

                В те долгожданные моменты, я старался, обязательно, подбежать и выклянчить бесценное право самостоятельного закидывания пары совков. Действо проходило под молчаливым одобрением отца и беспрестанными Охами и Аханиями бабушек, опасавшихся за дорогого внучонка.

                Внутри печи все шумно гудело, шипело, трещало и посвистывало. Целое царство раскалённого красно-желтого марева, пышащего огнем, как настоящий Змей-Горыныч.

                То там, то тут, вспыхивали и гасли, перебегая с место на место , игривые голубовато-розовые огоньки. Раскалившись, уголь часто взрывался,  громкими щелчками ударяясь изнутри о дверцу и выбрасывая, порой, несколько раскалённых звёздочек, залетавших, сквозь колосники, в мягкий шелковистый пепел поддувала.

                Снизу оно прикрывалось отдельной  маленькой дверцей, из-за которой, отсвечивая, бешено плясали отражения огненной стихии верхнего Мира.

                Тяжёлую чугунную кочергу мне ещё не доверяли. Было, конечно, обидно. Доказывая свои права, я, пыхтя и напрягая все силенки, старался не только приставить это чудище-великанище к стене , но, включив на короткое время обе руки, пытался, иногда, и оторвать ее от пола.

                Раздавался оглушительный вселенский грохот, и кочерга, на этот вечер безвозвратно, переходила поближе к столу, под охрану папы, строчившего и строчившего свои бесконечные конспекты.

                Работа по вышивке рубахи, по-тихоньку, шла к концу. Приближался долгожданный Новый Год. В большом, в виде книги, пухлом цветном календаре с радостными Белкой и Стрелкой - первыми собачками-космонавтами, появились первые бумажные снежинки и гирлянды для вырезания.

                Наши игровые залы детского сада украсились гирляндами из, казалось, настоящего золота и серебра. Не сегодня-завтра, должны были наряжать красавицу-ёлку. Все песни утренников были многократно спеты и повторены.

                Девчонки, конечно, нарядились снежинками. Мальчишки, надевшие нарядные вышиванки, скрытые пуловерами и свитерками, прикрепили длинные ушки и стали зайчиками. Чудо, щедро украшенное подарками, елками, рисованными сказочными мультфильмами в нашем родном старом Сокирянском кинотеатрике и радостными волнующими ожиданиями,  приближалось неумолимо. Все ближе и ближе.

                Прошли годы. После ухода  родителей в другие миры, часть книг и вещей из их небольшого жилища в израильском Нетивоте перекочевала в квартиру, к семье моей дочери.

                - Папа, смотри - смотри!- воскликнула она,- Что это за малюсенькая рубашка?,- в руках у Вики оказалась крохотная рубашенка,  пожелтевшая от времени. Узкий проем горлышка  с небольшой аккуратной полоской разноцветной вышивки, пара малюсеньких пуговичек

                - Да, это она, именно, та рубашечка! Шестьдесят лет промелькнули быстро. Сколько-сколько, бесконечно-длинных зимних вечеров в окружении дорогих и любимых, я ее вышивал? И какой же огромной она мне казалась? Тогда. Когда все ещё были живы...