.
Быстро сдаю все 10 экзаменов. Почти все экзаменаторы ставят свои подписи – Где тут расписаться?- лишь бы от меня отвязаться. Через две недели приходят необходимые документы, беру с собой вкуснейшую рыбину - копченого палтуса и еду домой. По пути рыбину несколько раз снова заворачиваю в свежую газету… И вот я дома. Проходит несколько дней и встает вопрос: где дальше учиться? Выбираю ЛТИ имени Ленсовета, являюсь в ректорат на прием к заместителю ректора Федору Яковлевичу Кульбе грузному мужчине с вечно недовольным лицом. Глядя куда-то поверх меня, он спрашивает по какой причине, я был отчислен из училища. Гордо отвечаю, что за плохую дисциплину, на что он мне, глядя куда-то в сторону, изрекает, что в институте и без меня много хулиганов. Я тогда еще не знал, что начальники любят так говорить – ни да, ни нет. Обескураженный выхожу и иду по длинному коридору. На последней двери табличка: деканат химико- технологического факультета. Открываю дверь и тут мне несказанно повезло. Зам декана Иван Иванович соглашается принять меня на второй курс, без общежития и стипендии. Впрочем, через пару недель стипендию я все же выпросил. Так я стал студентом. Старостой был скромный парняга Боря Максимов без всякого напряга учившейся почти на одни пятерки. Центром веселья был Толя Баринов, которого все звали Швед. . Кто- то из родственников занимал очень высокое положение и он попал учиться в МГИМО во второй европейский отдел, куда среди прочих стран входила и любимая Швеция. История умалчивает, почему Швед вылетел из этого престижнейшего заведения и попал в Техноложку.
.Всегда веселый и жизнерадостный, готовый поделиться с любым очередной хохмой и вообще хорошим настроением. При сдаче экзаменов все стремились сдать все предметы, по крайней мере, на четверки, чтобы получать стипендию. У Шведа как правило, были «хвосты», особенно по английскому языку. На четвертом курсе он умудрился иметь «задолженность за второй курс. И вдруг, ко всеобщему удивлению, сдает английский на пять и не кому нибудь, а суровой Эмме Львовне, которая спрашивала очень строго и проскочить ее на кондачка, было невозможно.
Швед вечно трепался, что прекрасно знает японский язык - Я третий японист в городе - . Проверить это было, конечно, невозможно. Со смехом утверждал, что очень прилично играет на виолончели. Разумеется, никто и никогда не видел и не слышал, как он играет или хотя бы таскает футляр от этого инструмента.
В те давние времена наши хоккеисты всегда выигрывали. Старший тренер сборной Анатолий Владимирович Тарасов даже говорил: «Мы всем надоели своими победами». Швед болел только за шведов и после очередного поражения все цитировали классика:» Ура, мы ломим, гнутся шведы».
Один раз он заявил, - Что съест свою шляпу, если Шведы проиграют - Шведы проиграли, но шляпу он так и не съел..
Он любил, для друзей, показывать всякие смешные сценки, для чего вешал на стулья одеяло, через минуту оттуда выглядывала бесконечно смешная физиономия исполнителя, который. декламировал:
Лев обиделся и в драку Но ударом мощным в ср..у. и т д.
Все страшно хохотали, , дальнейших слов уже никто не слышал.
Я специально залез в «Интернет» Текст очень смешной, с богатой, ненормативной лексикой.
Обожал давать прозвища. У нас в группе был симпатичный парняга – Толя Черепанов. Швед заявил – Ты не Черепанов, ты Локтев (по фамилии знаменитого хоккеиста, игрока ЦСКА). С тех пор Толю все звали «Локтев», да и он сам привык к такому знаменитому прозвищу.
Дружил Швед с Максом Драпкиным. Оба без конца разыгрывали друг друга. Макс был маленького роста, худенький, рыжий и как все рыжие, конопатым. Обладал острым, ироничным умом. В общем они друг друга стоили.
Цирк начинался, когда, проходил чемпионат института по легкой атлетике. Швед и Макс выступали за свои факультеты по спортивной ходьбе. Зрителей не интересовали другие соревнования. Все смотрели как «рубятся» друг с другом наши герои. Швед был поспортивнее, гораздо выше ростом и обычно именно он выигрывал.
Но однажды Максу удалось победить. Что тут началось. Половина института принесли Шведу свои соболезнования, а Макс неоднократно ему напоминал, как он глотал пыль из под его копыт.
Однажды друзья загорали на пляже Сочи Вокруг Шведа толпились симпатичные девушки, на маленького рыжего Макса никто не обращал внимания.
В это же время сборная ватерпольная команда Советского Союза тренировалась неподалеку. Швед с ними, о чем- то таинственно пошептался. И вот все лежат на пляже и к Максу подходят двухметровые парни и жалобно просят: Макс Абрамович, можно покупаться, на что Макс свирепо бросает:
- Я сказал нельзя.
Девицы конечно рты разинули и стали заигрывать с нашим героем. .
Все это юмор? Это просто часть нашей жизни с ее оптимизмом и веселием. Так и будем жить?
После третьего курса нас, группу студентов химико-технологического факультета послали на производственную практику в город Дзержинск. (как и все жители, мы делали ударение на первом слоге). На экзаменах со мной произошел неприятный казус- я впервые получил тройку, когда сдавал теплотехнику, то есть я автоматически лишался стипендии. Все произошло довольно тривиально. На лекции я почти не ходил и перед экзаменами проштудировал толстенную книгу по теплотехнике, страниц в 600. Сдаю очень хорошо, сейчас поставят пять баллов. Экзаменующий лениво задает последний легонький вопрос – схему простого котла. Я ему бойко отвечаю. И вдруг он начинает орать и кричать, что поставил бы мне двойку, если бы не прежние ответы. Ставит три балла и выгоняет. Я ничего, не понимая, выхожу в коридор, открываю мою толстенную книгу, нахожу в ней схему котла и несу преподавателю. Он говорит:
- Я Вам, на лекции давал другую схему. И всё. Разговор окончен.
Приезжаем, селимся в общежитии, и утром нас везут на практику. Длинная, предлинная улица, в несколько километров и громадные химические производства. Запах всякой химии, довольно противный, всеобъемлющей. В те времена мало кто обращал на это внимание. Стране нужны продукты большой химии. Об экологии никто не думал.
Меня направили в цех синтеза фенола и ацетона. Пускал производство автор, профессор Сергеев, один из обитателей шарашки. В качестве промежуточного продукта имела место быть гидроперекись изопропилбензола. Сами понимаете, если бы этот милый продукт рванул, мало бы не показалось. Все прошло благополучно и гигантское производство большой химии порядка 100000 тонн продуктов в год благополучно заработало. Естественно профессора освободили. Заслужил.
Нас довольно хорошо кормили спец обедами и ужинами. Но утром и по воскресным дням тоже надо было что- то есть. Я написал жалобное письмо зам. декана Ивану Ивановичу и мне восстановили стипендию.
Конечно, все ребята относились к практике с прохладцей и утром на так называемой «солянке» то есть на маленьком паровозике с платформами, нагруженными технической солью ехали загорать. Когда приехал зам. декана и увидел наши загоревшие физиономии, то все понял.
Приходит в один цех:
- Как у Вас проходит практику студент Сидоров? Те с трудом вспоминают, кто это такой.
Приходит в другой цех.
- Как дела у студента Иванова?
- А кто это такой.
Я подружился с технологом нашего цеха и когда зам. декана заглянул в наш цех, то совершенно случайно напоролся на нашего технолога. На сакраментальный вопрос, как там наш студент, тот ответил - Прекрасный студент.
Вечером зам декана разглядывая мою загоревшую физиономию, спросил:
- Скажи честно, ты тоже загорал с ребятами?
Пришлось признаться.
Вместе с нами проходили практику студентки из МГУ и вечерами мы колотили в стену разделяющую, наши комнаты, кроватями. Я впервые увидел, как стена просто прогибается от ударов.
Я обладал небольшим голоском и вечерами ходил в местный Дворец Культуры, иногда выступал на вечерах.
Один раз меня даже пригласили на радио, я спел несколько романсов и мне заплатили гонорар, аж целых 3 рубля.
Познакомили с местной, поющей знаменитостью. Плечистый 28 летний парняга, в кепочке. Звали его Коля Симеонов. Он пригласил меня попеть друг другу.
Пригласили концертмейстера, я вышел на сцену и спел арию Онегина:
- «Вы мне писали, не отпирайтесь»
Затем настала его очередь. Он запел, и я понял, что передо мной прекрасный профессиональный певец. Я думаю, что он и в Мариинском театре был бы на месте. На мои недоуменные вопросы, - как же так, почему он не поет на сцене, он ответил, что его приглашали в Оперный театр города Горького, но жена взбунтовалась и сказала – или я, или театр. И вообще ребенка не увидишь. - Пришлось сдаться.
Мы подружились. Три дня подряд он водил меня в ресторан, где мы естественно выпивали. На третий день я понял, как легко спиваются люди. Больше у него денег не было, вернулась жена и наши пьянки прекратились.
Пару раз мы ездили в Горький, в Оперный театр. Помню спектакль «Царская невеста» в прекрасном исполнении. Принесли с собой бутылку вина, которую артисты вместе с нами выпили перед спектаклем.
У нас в группе учился хороший такой парень - Тужиков Олег Иванович. Любил играть на домре, и вообще был такой спокойный, славный.
Ребята частенько подтрунивали над ним. Он никогда не злился, смеялся вместе со всеми.
Однажды, когда он уснул, наш известный хохмач Швед объявил, что сейчас будем производить закаливание белорусского богатыря .Олег Иванович был белорусом.
Все тщательнейшим образом закутали спящего в 16 одеял, внимательно следя, чтобы свежий воздух не просачивался внутрь, к телу спящего. Затем положили сверху пять матрасов и Швед, забравшись наверх, стал плясать, пока Олег Иванович не проснулся и потом долго смеялся вместе со всеми.
Однажды зашел разговор об издевательствах фашистов в концентрационных лагерях, что они заставляли заключенных подметать пол зубными щетками. Олег тихо и спокойно сказал, что он бы не стал этого делать. И сказал так, что все поняли, что так бы и было.
Конечно слава и вечная наша память героям, идущим на таран и закрывающими своим телом доты изрыгающими губительный пулеметный огонь. Но ведь всегда в России было огромное количество людей, которые спокойно и уверенно делали свое дело. Без всякой помпы записывались в добровольцы, варили сталь и убирали хлеб, выращивали хороших детей.
Таким и был, и всегда оставался Олег Иванович. Думаю, что сейчас он сидит у огня, облепленный внуками, один даже забрался на шею, всем весело и ему самому хорошо и радостно. Доброго тебе здоровья, дорогой белорусский богатырь. В молодости душа особо расположена к радости. Вспоминаю один случай, когда слова, в которых вроде и нет юмора, с помощью рассказчика приобретают совсем иной смысл.
Если в поезде в одном купе рассказывают, что - нибудь интересное и не дай бог познавательное, а в другом слышны взрывы хохота, народ потянется туда, где весело. И ведь интересно рассказывает очкастый студент о расширяющейся вселенной и снимки поверхности Марса и Луны показывает. Перед зрителями молчаливое безмолвие планеты и спутника.
В другом купэ всё заливаются. Подошел поближе, посмотрел. Сидит такой незаметный мужичонка из тех, кого обычно проводники подсаживают. Таких обычные пассажиры слегка недолюбливают, обычных билетов у них, как правило, нет, что за народ непонятно, ещё утащит что- нибудь.
А этот друг рассказывает, какие- то совершенно дурацкие анекдоты, но делает это так, что все просто рыдают от смеха. Перед выходом рассказал анекдот: хотели одним словом назвать масло и сало, одни предлагают слово масласалисе, другие масоло. Ну что тут смешного. Все отсмеялись и гурьбой пошли провожать рассказчика. Расскажу еще один смешной рассказик:
Вагон - ресторан, сижу, обедаю, вокруг народ, все тоже чавкают, то есть, извиняюсь, обедают. И вдруг смешно так стало, сначала тихонько засмеялся, можно сказать громко, то есть вслух, улыбнулся. И вокруг все тоже начали похохатывать. А потом все ну просто в покатушку. Официанты перестали разносить обеды, бояться подносы опрокинуть, шеф повар выглянул - тоже чего то, на всякий случай, для начала, разулыбался. Не понимает в чем дело, но тоже со всеми прыскает. Смех, смехом, эта самая кверху мехом, второе доел, кофе захотелось. Ну, я и гаркнул:
- Тихо, -все испуганно замолчали., видят мужик мускулистый, весь в татуировке, кому охота связываться. Смотрю, за соседним столиком сидит какой- то замухрыжистый, дешевый супчик хлебает и всё чего то в бумажке скребется.
- Ты чего там пишешь, небось, анекдоты сочиняешь.
- Вы знаете, - он на минуту оторвался от тарелки,- меня интересует природа смеха, как он возник, в общем все, почему и отчего.
Странный какой то дядька, никогда таких не встречал.
Писатель выпрямился и как то сразу стал на равных.
- Вы знаете, почему Германия проиграла в войне. Общая ненависть к фашизму, война стала народной, массовый героизм на фронте и в тылу. Все это правильно. Но вы обратили внимание, что у них совсем исчез смех. Все было - хваленая дисциплина, полная оголтелость в достижении цели, немецкое трудолюбие, массовое одурманивание, достижения в военной технике, фильмы, песенки под губную гармошку, но из их жизни исчезла сначала улыбка, а потом и смех, обычный человеческий смех. Понимаете… И страна стала разваливаться.
Все замолчали, перестали стучать ложками. Все смотрели на этого маленького человечка с удивлением, прислушиваясь к чему-то далекому, такому непонятному. Какая то мамаша урезонивала сына:
- Тише, послушай, что дядя говорит.
- А Вы знаете, что самое радостное в жизни.- В зале стояла гробовая тишина, только вагонные колеса привычно постукивали на стыках.
- Это когда все склоняются к малышу, агукают и вдруг он, впервые в жизни, начинает смеяться.
Запомните этот день, Ваш малыш с улыбкой вступает в жизнь.
Все молчали, всем так хорошо стало на душе.
В общем, к нашему стыду, мы много дурачились, хотя были и серьезные ребята: Толя Гинак и Боря Максимов, будущие доктора наук и даже академики.
Последним нашим чудачеством была игра в хоккей с помощью обычной швабры и самой большой резиновой пробки. Однажды в самый острый момент игры дверь открылась и вошел зав. кафедрой профессор Немец. Интеллигентнейший преподаватель и сам был ошеломлен таким нахальством. Никому особенно не влетело, но больше мы не играли. Наступала пора защиты диплома и распределения на работу.