Нет слов, или запретные мысли анархиста
ПОНЯТИЕ ЗАКОНА
Есть два основных жизненных принципа, по которым стремятся жить люди. Один называется «Не делай другому того, чего не хочешь себе». Другой называется «Делай с другими то, что в отношении себя не позволяй». Когда для их реализации создаются законы, они имеют соответствующие отличия.
Законы приверженцев принципа «Делай с другими то, что в отношении себя не позволяй», могут выглядеть примерно так: вторгается завоеватель в чьи-то земли, порабощает местное население, устанавливает свои порядки: «Вы должны нам платить дань, вы должны склонять перед нами головы, вы должны отдавать своих сыновей в наше войско, своих дочерей в наши наложницы (и т.д.). А кто посмеет бунтовать, будет казнён (а если мало будет, то ещё и его соплеменникам достанется…)». Всё. С этого момента возможности агрессора увеличиваются. Представитель такой власти теперь может объезжать теперь свои новые владения, и хватать чью понравится жену, и тащить к себе в постель, и рубануть саблей её мужа, если спокойно стоять не захочет, и не бояться того, что толпа стащит его с лошади и разорвёт. И ему не нужно каждый раз с собой брать большое войско, потому, что он защищён законом, который обуславливает несопротивление его воле, угрожая соответствующей карой за нарушение установленных правил
Закон в данном случае – одна из форм агрессии в отношении чужих (естественных) прав. Первая форма агрессии – насилие, вторая – обман, третья – закон. Когда атакуют огнём и мечом, это насилие. Когда атакуют каким-нибудь заведомо вероломным договором, это обман. А когда атакуют правилами, угрожающими карой за сопротивление порабощению, это называют закон.
Закон типичного агрессора выглядит так: «Я имею право тебя бить, ты меня нет. А если ты посмеешь поднять на меня руку, ты должен быть убит. Если ты посмеешь меня убить, ты будешь убит так мучительно, чтобы тебе было страшно». И такой закон даёт возможность мотивировать жертву агрессии на действия, которые без него от неё добиться нельзя. Т.е., я могу прийти к тебе и забрать то, что мне надо, а ты не можешь хвататься за это и удерживать. А если будешь, то я могу тебя бить так, что будет проще отдать, чем терпеть. А ты не можешь меня ударить в ответ, потому, что если посмеешь, то пожалеешь об этом. И т.о., я могу тебя мотивировать на то, что мне от тебя надо, а ты не можешь меня мотивировать перестать тебя мотивировать, потому, что не можешь ударить в ответ. И такой закон хуже, чем его отсутствие. Потому, что если бы его не было, то любой попытавшийся у кого-то что-то отнять, мог бы получить полноценное сопротивление, которое заставило ещё хорошо подумать, что себе можно позволять, а что нет, а с наличием такого закона можно себе позволять гораздо больше. Такой закон есть проявление воли агрессора, которой надо противостоять. Хочешь противостоять такой агрессии – борись с его законом, так же, как борешься с насилием и обманом.
Некоторые могут сказать: «Это закон вражеских захватчиков и интервентов, который не имеет никакого отношения к нашему рассаднику патриотических ценностей!». Но закон может быть средством агрессии и без чужеземного вторжения. Например: «Замёрзли у меня ноги – вспорю живот своему холопу, чтобы погреть их в тепле. А он не должен сопротивляться – имею право!» (бывали и такие законы). Или так: «Захотелось попробовать остроту своей сабли – порубаю его (имею право – законом разрешено)!». А никто никого не завоёвывал – общество в процессе своего исторического становления само может выработать такие нормы. И разница с предыдущим примером только в том, что в одном случае среди людей, живущих на одной земляном шарике, одно племя поработило другое, а в другом один род поработил другой.
Давайте подумаем: а что стоит за таким законом? А стоять за ним может либо обман: «Я тебя могу рубить, а ты меня нет, потому, что это право мне богом дано. А если ты тоже сможешь в ответ на меня руку поднять, то будет хаос, и все всех перебьют, а этого нельзя допускать. И вообще, вдруг завтра война, а ты смуту сеешь – это не патриотично. Так что прояви сознательность – терпи ради общего блага...», либо насилие: «Хочешь сопротивляться – попробуй, но только сабля у меня, а у тебя нет, так что посмотрим, что ты сможешь сделать!». Либо, как вариант, террор: «Посмеешь сопротивляться – изрублю и твоих близких до кучи, чтоб неповадно никому впредь было противиться моей воле!» – т.е., то же насилие, только в более сложном формате. И за любым террором по любому так же будет стоять либо обман: «Мне можно саблю иметь, а тебе нет, потому, что если сабли будут у всех, то все всех изрубают, а если ни у кого не будет, то никто никого слушаться не будет, поэтому пусть побудет у меня только...», либо другое насилие: «У меня есть сабля, а у тебя нет, потому, что я могу заставить кого-то себе её ковать, а ты – нет». Это основная суть закона, в основе которого лежит агрессия.
Некоторые могут сказать: «Это закон, нарушающий Права Человека, не имеющий ничего общего с нашим рассадником демократических ценностей!». Но закон может напрямую и не нарушать т.н. «Права Человека». Он может быть устроен так: «Всё принадлежит мне: и земля, и леса, и поля. А вы, если хотите есть, будете работать на меня. А предложить оплату я вам имею право такую, какую сочту нужной. Поэтому она будет такой, чтобы вам её хватило только на то, чтобы не умереть, и оставаться в силах продолжать работать. Поэтому работать вы будете непрерывно, а все продукты вашего труда будут идти ко мне». И никто никого не насилует, и животы не вспарывает, и даже дубинку ни на ком не имеют права просто так попробовать (если все проявляют лояльность к закону) стоящему на страже этих правил. И при этом целая куча народа утверждает, что это нормальное общество, и что в нём соблюдаются «Права Человека» (особенно те, кто приближен к хозяину положения и кормится за счёт его порядка). Вот только сменить это положение на более справедливое в такой системе оказывается гораздо сложнее, чем с нуля сразу построить новое, потому, что закон его так написан, что все законные меры для этого оказываются неэффективны, а эффективные незаконны, и те, кто его пишут, заинтересованы теми, кто им платит, а платит им те, кто заинтересован в том, чтоб закон работал так, чтобы мешать исправлять существующие проблемы.
Если в такой системе не захочешь работать столько, сколько диктует воля хозяев, будешь умирать с голоду. Захочешь обеспечивать себя в обход их воли, натолкнёшься на запрет законодательством. Попробуешь нарушить – получишь штраф. Не заплатишь – получишь второй. Не будешь платить – будешь задержан, посажен, или лишён имущества. А попробуешь сопротивляться – убьют. И основной причиной конечного результата может быть принцип «поступаем с другими так, как с собой бы поступать не позволили», но только классического насилия в отношении тебя не будет, если не делаешь ничего, что угрожает существующей монополии. А вот если будешь, тогда применят силу, но согласно положениям закона будет считаться, что напали не на твои права, а ты напал первым на чужие. И все, кто будут это понимать, будут молчать, а остальные заявлять, что так тебе и надо.
Некоторые спросят: «Ну так что же, вообще без закона жить что ли в мире, полным грабителей и убийц, которых только закон и может хоть как-то ограничивать?». Конечно, нет. Но только для этого нужен другой принцип: «Не позволяй другому поступать с тобой так, как он бы не позволил поступать с собой». И данный принцип находится в согласии с «Поступай с другим так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой». И закон общества, живущего (или хотя бы пытающегося жить) по таким правилам, должен быть противоположен закону общества, построенного на принципе «делай в отношении другого то, что в отношение себя не позволяй».
Возникает вопрос: какие понятия вы имеете для обозначения этих двух видов законов, чтобы не путать их между собой? Ну просто для того, чтобы, когда кто-то начнёт утверждать «…закон всегда должен быть! Так что кто против закона, тот всегда неправ! Так что сначала соблюдение того закона, какой есть, а потом всё остальное!», спросить его, о каком законе речь – о законе, специально написанным так, чтобы с агрессией бороться было как можно сложнее, или о каком-то другом?
Ведь если есть разные явления, значит, должны быть разные названия. И если волки атакуют овец, а собаки их защищают, значит, люди предусматривают для них названия: волк и собака. Но если они бы стали называть только словом «собака» и тех, и других, то было бы очень трудно вразумительно объяснять, кто нужен при овчарне, а кто не нужен, и кто должен быть привлечён к ответственности, за то, что допустил к овцам не того, кого можно. Особенно в ситуации, где кому-то в силу его породы может быть хорошо только тогда, когда другому плохо. И если бы за всю историю своего общества люди бы так и не смогли бы устранить путаницу в таком вопросе, это говорило бы о том, что с адекватностью понимания вещей у него существенные проблемы. И аналогичным образом обстоит дело и в отношении понятия закона: если в каких-то ситуациях закон может быть хуже полного отсутствия закона вообще, значит, нужно отдельное понятие для обозначения такого явления, чтобы не путать его с законом, который лучше его отсутствия. Чтобы не задавали такие вопросы, которые работают на сопротивление пониманию.
Понимание определённого явления, имеющее свои формулировки, и обозначенное определённым термином, называется словом понятие. И если общество не имеет такого обозначения для явления, когда закон используется в агрессивных целях, это означает, что его институты права находятся на таком уровне развития, когда ещё не имеют понятия о том, что закон может использоваться в таких целях. И если оно позволяет себе создавать закон, не имея ещё понятия о таких вещах, то возникает вопрос: кому это нужно?
Обществу, построенному на принципе «не делай другому то, чего не хочешь себе» это не нужно, потому, что в его интересах чётко обозначить то, с чем оно борется. И любая неточность и недоговаривание могут быть использованы для заблуждений и обмана. И если живущему по такому принципу не нравится, что им что-то недоговаривают, то они будут так же и против того, чтобы недоговаривать что-то другим. И поэтому закон, основанный на принципе «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой» всегда заинтересован максимально чётко обозначить свои отличия. Закон же общества, основанного на принципе «поступай с другими так, как не позволяй с собой», наоборот, не заинтересован в уточнении там, где недопонимание играет ему на руку, т.к. чем чётче он будет обозначен, тем больше будет вызвать недовольства у всех, кому противна его истинная сущность. А чем больше его будут путать с законом, основанным на противоположных принципах, тем, наоборот, будет меньше сопротивления проводимой им политике. И соответствующих понятий такая система не заведёт так же потому, что тогда ей придётся приводить определить соответствующие отличия, а соответствовать этим определениям она не собирается.
Т.о., если общество имеет и применяет закон, но не имеет в своём новоязе соответствующего понятия, обозначающего вид закона, который целенаправленно используется в агрессивных целях, лично я вижу два варианта: либо оно находится на уровне недоразвитости, когда ещё не имеет понятия о том, что закон может быть так использован, либо институты власти это понимают, но им раскрывать эти различия перед народом не выгодно. Вопрос к юристам: существуют ли другие причины, по которым такое разделение понятий может быть не предусмотрено?