Истоки

Светлана Корчагина-Кирмасова
                Художник И.Гарвардт "Под родным небом"

                « Там волны, там холмы, там древ листы шумят;
                У храма, у цветов, у счастливого леса…»

                М.В. Ломоносов «Оставь, смущённый дух,
                презрение сует…»
               
     Время для неё остановилось. Оно превратилось в липкую вязкую субстанцию, которая медленно поглощала её бесчувственное тело. И только перестук вагонных колёс напоминал ей, что она ещё существует в этом мире. Люди – смешные.  Они копошатся, суетятся, копят деньги, покупают квартиры, машины, плодятся  и думают – вот оно счастье!  Никто даже не подозревает, как они наивны в своих деяниях и помыслах. В один миг всё это может рухнуть, исчезнуть. На её глазах круглолицый, с масляными щеками представитель пограничной службы Узбекистана порвал удостоверение заслуженной художницы Узбекской ССР Инны Гордеевой.
     Она работала третий месяц со дня приезда в небольшое село на реке Онеге. Не покладая рук с утра до вечера, словно одержимая, пока светило солнце и его лучи через высокие окна скользили по её начатым и законченным работам, она накладывала мазок за мазком, открывая для себя «небеса»  церкви, памятника деревянного зодчества Русского Севера. Ей необходимо было как можно быстрее воссоздать воинов «ангельского собора», небесных защитников, архангелов, словно они должны были помочь ей самой  пережить все беды и невзгоды, обрушившиеся на её плечи. Краски ложились чистые и светлые: прозрачные зелёные, как леса в округе, синие, как колокольчики на лугу, голубые и бездоннные, как небо над бескрайными далями Онеги. Вот уже Архангел Михаил с мечом и пальмовой ветвью глазами её любимого сыночка Мишеньки смотрит на неё и просит не сдаваться, а Гавриил с фонарём и лилиями поддерживает и освещает её нелёгкий путь. Рафаил, словно изучает её, как будто не верит, что она справится с работой и с испытаниями, выпавшими на её долю. Она разговаривала с ними, призывая  Уриила огненным мечом покарать тех, кто разрушил её жизнь, плакала, стенала и работала, подгоняя себя, работала до изнеможения.
     Сельчане приходили смотреть на блаженную художницу, тихо крестились, приносили молоко, хлеб, простую деревенскую еду и поражались ликам, написанным её рукой. Все они страдали. «Небеса» источали горе и родниковую чистоту ангельских слёз. Мало кто выдерживал, уходили плача и молясь за послушницу Инну.
     Руководитель артели и  настоятель храма отец Георгий оберегал женщину и просил не мешать ей:
   - Придёт время - отойдёт, не каждому под силу пережить такое.  Потерять в одночасье и мужа, и ребёнка. Чтобы спасти их от гонения властей, она уехала из страны.
    Инна сама уже не помнила, как попала в эту группу паломников и подвижников возрождения христианского Русского Севера. Иногда память возвращала ей яркие картины жизни в Ташкенте. Вот она с Мишенькой катается на цепочной карусели, вокруг цветёт миндаль, он звонко смеётся и зовёт её:
   - Опа, опа, посмотри, какой я смелый!
     А то привидится Ахмед, он рыдает и целует ей руки. Но больше всего её мучили страшные видения отъёма её картин в вагоне на границе. Это была  единственная ценность и средство существования на ближайшее время. Если бы не военный, сосед по купе, она бы осталась нищенкой. Он представил документы и сказал, что картины принадлежат посольству России.
     Жила Инна у старушки, недалеко от церкви. Екатерина Ивановна словно и не замечала, что жиличка не в себе, разговаривала как с нормальным человеком, а больше рассказывала о селе, о сельчанах. Инна молчала и слушала.
     - Поселение наше старинное на пути к Беломорью стоит, острог раньше был, на том берегу, а у нас  Посад. Деревень вокруг было видимо-невидимо и людей много. Кого тут только не было: и варяги, и шведы, эти разор устраивали. Раньше было две церкви и колокольня, тройник называется.  Благовещения Пресвятой Богородицы сгорела в 64-ом, осталась только Преображения Господня и колоколенка. Вот с Божьей  и вашей помощью поднимаем потихоньку.
     Женщина глубоко вздохнула, подошла к Инне и погладила её по голове, словно она маленькая девочка.
   - А ты умница, золотые у тебя ручки и сердце большое и доброе, только душа больная. Молись, милая, Господь услышит тебя и поможет.
      Настоятель Георгий был известным миссионером и организатором артелей добровольцев, в которые входили люди разных профессий, нужных для восстановления церквей и храмов Архангельской области. Будучи в Москве, он заехал к своему другу, священнослужителю  церкви Пресвятой Богородицы в Царицыне. Там  на развале он и увидел Инну. Она держала в руках картину необычайной красоты. Отсутствующий взгляд женщины и несоответствие её с написанным пейзажем на холсте задержали его и побудили спросить:
   - Простите, это ваша работа?
     Она вздрогнула и невнятно ответила:
   - Её хотели отобрать, но я не дала, здесь даже подпись моя есть…
   - Вы продаёте её? За сколько?
   - Это я написала, они порвали моё удостоверение…
   - Я верю вам.   Не беспокойтесь, если она вам дорога вы можете её не продавать. Могу ли я узнать, как она называется, и кто её написал?
   - "Под родным небом". Художник Инна Гордеева. Это я.
   - Очень приятно. Отец Георгий, настоятель Храма Преображения Господня. Судя по картине, вы человек светлый и жизнерадостный.  В ней столько веры и добра, божественного начала и очищения, - он замолчал, глядя на обильно текущие слёзы своей новой знакомой. Что-то было трагичное во всём её сжавшемся облике, в невидящих потухших глазах, опущенных синих губах. Это боль. Что же ещё могло так сильно изменить эту красивую женщину. Сердце его сжалось, решение пришло сразу:
   - Голубушка, а поедемте со мной писать ваши чарующие «небеса»? Нам  нужен именно такой талантливый художник.
     Женщина недоверчиво посмотрела на него, но одеяние священнослужителя сыграло своё действие. Она торопливо закивала головой.
   - Ну вот и славно, - он что-то быстро написал на листке и вложил его в руки Инны, - вы не пожалеете. У нас удивительная и красивейшая природа. Вас ждёт много работы, любимой работы. Я прав?
   - Она снова закивала головой и слегка улыбнулась.
     Уходя, он ещё раз оглянулся и подумал:
   - Кто, как не я, должен вылечить её душевную болезнь. Она придёт завтра.

     Инна дописывала последнюю восьмую грань   «неба» храма Преображения Господня с ликом Архангела Селафиила. Всё воинское братство «ангельского собора» стояла перед ней.  Они стали её родными братьями. Но другое чувство переполняло её больше, оно пугало и выплёскивалось наружу. Тоска по сыну снедала её, она подолгу гладила лаковую поверхность грани с изображением Архангела Михаила и целовала родные глаза своего ребёнка. Она была их  матерью, всех восьмерых. Скоро их поднимут под купол и это были последние дни общения с ними. Инна в который раз приласкала каждого своей тёплой рукой, приговаривая:
   - Вам там будет хорошо, к солнышку поближе, а я буду приходить к вам, как же я без Мишеньки, сыночка моего. Ты, Михаил – вождь их, а ты, Гавриил – послан нам Богом, ты, Уриил – огонь Божий, ты, Рафаил – помощь Божья, ты, Селафиил – молитва к Богу, ты, Иегудиил – хвала Божья, ты, Варахиил – благословение Божье, ты, Иеримиил – высота Божья. Вы – наши заступники и хранители и мои тоже.
     Отец Георгий, видя мучения матери, настаивал на исповеди Инны, несмотря на  её нестабильное состояние и сомнения по поводу крещения в детстве, но крестик она помнила. Сам он в миру был врачом - психиатром и практика подсказывала, что только общение и эмоциональные всплески помогут выйти ей из депрессии и вернуть частично потерянную память.
     Перед вечерней службой он предупредил её об исповеди. Инна категорично замотала головой.
   - Пришло время. Ты работаешь в храме, а до сих пор не исповедовалась и не причащалась. Так нельзя, голубушка, поверь мне, это нужно тебе в первую очередь. Освободи душу свою от боли и обиды, от тёмных мыслей. Покайся и проси помощи у Господа. Тебе станет легче.  А чтобы укрыть тебя от прошлого будешь ты сестрой Ириной. Согласна?
   - Да, батюшка.
   - Тогда приступим.
     Инна говорила мало.  Горючие слёзы текли по её щекам, она всхлипывала и причитала, что не знает, за что ей такое наказание.
   - Иринушка, Господь Бог даёт испытания по грехам нашим и воздаёт радости по делам нашим. Смирись, неси свою ношу. Работай во славу имени Его и будет награда и спасение.  Проникнись благодатью Его.  Не зря молва гласит, что плохие новости приходят быстрее, чем хорошие. А раз таковых нет, то значит с твоими родными всё в порядке. Они живы и здоровы. А тебе  нужно  жить. Время пройдёт, глядишь,  отношения между странами наладятся, и ты сможешь вернуться к своему сыну. Молись за него, за семью свою. Иди с Богом.
     Конечно же, он знал всю правду, но рассказать её сейчас он не мог. Перед отъездом из Москвы подруга Инны поведала ему, что Ахмед женился на узбечке, чтобы не потерять должность, а сыну дали другое имя - Алишер. Лишать надежды человека было бы жестоко, но и рассказать пока рано. С такой мыслью он продолжил службу, ведя верующих к великому таинству причастия.

     В один из погожих летних дней в храм ворвался вместе с потоком солнечных лучей в широко открытую дверь незнакомый мужчина. Она зажмурилась, глядя на бесцеремонного гостя. Обычно все стучались и просили разрешения.
   - Где у нас здесь волшебные «небеса»? Так это вы та самая художница, смутившая разум и покой сельчан?
     Видя замешательство и растерянность женщины, он смущённо пробормотал:
   - Извините, но мне, правда, нужно посмотреть фронт работы. Я монтажник, вернее, столяр и плотник, - совсем сбившись, он умолк.
     Вошедший отец Георгий помог ему:
   - Иринушка, Алексей у нас зодчий, он наши кубоватые церкви знает как мы «Отче наш». Без него нам не возвысить «небо». Так что дальше мы будем работать под его пристальным руководством. Он у нас не один храм поднял,  знает, куда и как досочку приладить, одно слово – ваятель, словно сам строил их три века назад.
     Всё сказанное, казалось, не трогало виновника почестей, Алексей смотрел на грани с архангелами, словно зачарованный, он замер в созерцании увиденного:
   - Не может быть, вы списали их с «неба» Никольского собора в Дубравах? Но ваши светятся, они живые! Нет, и мазок другой. Где вы это видели? У какого художника? Это просто божественно.
   - Он с восторгом и изумлением взирал то на Инну, то на грани при этом, рассматривая больше её, как будто увидел чудо.
     Инна подняла голову и впервые за много дней широко улыбнулась и эта улыбка озарила всё вокруг сиянием  её фиалковых глаз. Они смотрели друг на друга  несколько секунд с замиранием в сердце и удивлением словно спрашивая: «Кто Ты? Я тебя знаю?…». Отец Георгий поспешно обратился к Алексею:
   - Алёша, Ирина не выходила отсюда три месяца и приехала к нам из жаркого Узбекистана. Мои книги и рассказы Екатерины Ивановны,  да фотографии, а остальное всё – талант. Никогда не видела она наших «небес», но, судя по её работам, Боженька поцеловал её в темя.
     Последующие дни были полны хлопотами, радующими всё поселение. Наконец, пустующая глазница храма Преображения Господня прозреет и увидит свою ангельскую рать. Прежде чем собрать грани «небес», Алексей с рабочими проверили внутреннее состояние церкви: четверика и четырёх прирубов, а также трёхлопастную алтарную бочку. «Небеса» соединял каркас, удерживающий потолочное перекрытие в форме усечённой пирамиды благодаря распору балок и трапециевидной формы граней и секторов. Конструкция была настолько прочной, что стояла веками. Осмотрев балки-тябла, Алексей сделал заключение:
   - Поменяем балки на новые, наружные кольца укрепим и примыкающие балки к стенам. Это дня два-три.
     Потом он обратился к Инне. Её он не упускал из вида ни на одну минуту. Она начала работу над центральной фигурой «неба»  -  Иисусом Христом. Манера её работы притягивала и завораживала его. Руки плавно взлетали над доской, она как будто колдовала, а не писала. Эта маленькая хрупкая женщина, затянутая в чёрное платье и завязанная тёмным платком, источала столько света, что он терялся и не знал, как к этому относиться. Но,как любого мастера, мастерство другого вызывало у него интерес и уважение. В случае с Инной было что-то другое, волнующее.
   - Ирина, вам придётся выйти на улицу, здесь будут проводиться строительные работы. Я помогу вынести мольберт и краски, - он подошёл к ней и продолжил, - а потом вы такая бледная, вам на воздух нужно.
     Глаза их встретились.  И вдруг Инна  увидела перед собой глубокую бездну ташкентского неба и синеву дальних зовущих гор, она  опалила её зноем жгучих песков и остудила прохладной водой озера Чарвак.  И снова вопрос: «Кто Ты?», и  ответ: « Я тебя знаю…».   У неё закружилась голова, она оперлась на его руку.
   - Вот, я же говорил вам, быстрее на воздух.
     Никогда ещё Инна не видела такого яркого солнца, тёплого и ласкового, такого высокого неба, опрокинутого в реку и отражённого в себе же самом. Она, словно прозрела, будучи слепой с открытыми глазами. Она чуть не задохнулась от обилия и насыщенности красок, их разнообразных оттенков и нюансов.
   - Что? Что с тобой, Ирина? – Алексей подхватил её на руки, иначе она бы упала. Немного пройдя, он бережно опустил её на траву, - ну вот, разве можно так работать? Вы совсем себя не жалеете, - он снова перешёл на «вы».
   - Боже, как хорошо, - она виновато улыбнулась, - я, кажется, сильно напугала  вас.
   - Есть немного.
      После этих слов им обоим стало легко и радостно. Они знали друг друга и так  давно, может всю жизнь. Так тоже бывает.
 

     Приближался большой праздник Преображение Господне. К этому дню отец Георгий, паломники и сельчане восстановили  «небо» храма.  Весь процесс монтажа проходил на глазах у прихожан. Люди не скрывали слёз  бесконечной радости и счастья возвращения в свой духовный дом. Тут уже Инна восхитилась ювелирной работой Алексея. То, что он делал с бригадой плотников, можно было назвать  возрождённым ремеслом. Грани взлетали под купол и ложились в своё вековое лоно. И с очередным заполненным сектором храм словно просыпался от долгого сна. А  когда последняя грань обрела своё место, в окно хлынул поток солнечного света, « небеса» вспыхнули и храм прозрел,  глядя на людей с любовью и состраданием.  Может, было это простое совпадение,  только  ошеломлённый и потрясённый народ благоговейно пал на колени.
     Екатерина Ивановна схватила руки Инны, припала к ним, причитая:
   - Господь Бог вернулся к нам, Он простил нас грешных, Иринушка, мы же предали Его, оставили в забытьи, и вот Он снова с нами. Это ты, страдалица, помогла нам, Господь увидел нас через твоё послушание и талант.
     Инна внимала женщине и улыбалась, устремив взор на леса, где творил чудо человек, точно поцелованный Богом. После появления Алексея, жизнь её наполнилась многими событиями, она словно очнулась и с изумлением обнаружила, что её окружают удивительные, добрые и талантливые люди.  Ей предстояла новая и захватывающая работа – иконопись. В стране с исламской религией курс  на эту тему в институте был ознакомительным. Она вглядывалась в лица ставших близкими ей людей и понимала, что любое из них могло лечь на полотно иконы. Екатерина Ивановна очень растрогалась, когда Инна поделилась с ней своими наблюдениями:
   - Что ты! Может нас и причислят к святым за благие дела, если заслужим. На иконах все святые, канонизированные церковью в разные времена. Я тебе подберу книги, посмотри, поговори с отцом Георгием.
     Настоятель видел перемены в состоянии Инны и радовался этому, но Алексея  все же предостерёг:
   - Не готова она к новым отношениям, ты не торопи её. Слава Богу, улыбаться начала и людей  замечать.
   - Отец Георгий, а что, если я свожу её в Кенозерский заповедник, покажу наши церкви.   Ирина сейчас  алтарь пишет. Богородицу её видели – вылитая Екатерина Ивановна.
   - Я уже поговорил с ней, тут ты прав. А на чём поедете?
   - Транспорт у меня, знаете какой – мотоцикл с коляской…
   - Алёша, а бери-ка ты мой «Жигулёнок». За то, что вы с Иринушкой сделали для села, прими от чистого сердца.
   - А как же вы, отец Георгий? Мы минимум на неделю уедем.
   - А я на твоём коне, если нужда будет, да и куда мне? Дел с колокольней много, пока здесь буду. А вы поезжайте. Береги её, Алексей, хрупка она ещё. Не укрепилась душой, помоги уверовать в людей и Спасителя нашего.
   - Знаете, отец Георгий, я, когда увидел Ирину, сразу понял, что мы с ней родственные души. Такое со мной впервые, словно ангелы запели вокруг. И судьбы наши схожи: она осталась без мужа и сына, я без жены и дочери. Только она – спасала, а от меня… - он в сердцах  махнул рукой.
   - Большое благо, когда занимаешься одним делом, идёшь по единой дороге и благоденствуешь со своей спутницей, смотришь в одну сторону -  тут и крепость, и уверенность, и любовь. У тебя теперь есть такая спутница, всё в твоих руках. Будь пока рядом, а там Бог даст, глядишь, и сладится ваша жизнь. А Ирина согласна на поездку?
   - Она очень обрадовалась, ей хочется увидеть своими глазами восстановленные церкви.
   - Вот и славно, всё это ей только на пользу, а то я было отчаялся. Когда человек опрокинут в себя, как в случае с Ириной, тут порою и врачи не помощники. Тяжело вернуть назад, там бездонный колодец, и какие он видит там страсти и ужасы, ему одному ведомо. И чем глубже, тем безнадёжнее. Тебе скажу, чтобы знал: муж её женился сразу же, сына переименовали. Только ей говорить этого не надо, потом, когда мы её совсем вытянем. А у тебя будет надежда, борись. Зайдите на благословение в дорогу.

     Сборы были  недолгими.  Инна сложила в сумку  тёплые вещи, собрала мольберт, краски и присела на лавку под расписными петухами на печке.
   -  Я тебе молочка приготовила и яичек сварила, будет, чем поужинать, - хлопотала Екатерина Ивановна, - Алексею картошечки кинула в багажник, а как же, надолго едете.
   - Спасибо вам за доброту, святая вы, женщина. Мне бы только увидеть эту Бережную Дубраву, говорят, церковь там изумительной красоты. А ещё  я смогу позвонить домой в Ташкент, мне бы только услышать голос Мишеньки, очень я скучаю по нему.
   - Позвони, позвони, милая, а я помолюсь за тебя и сыночка твоего. Господь поможет вам, сердцем чувствую.
     За окном послышался сигнал машины. Раннее утро занималось над Онегой. Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта, пронизывая жаркими лучами низкие туманы над поймой реки, вспыхивая миллионами радуг и рос-самоцветов. Инна жадно вглядывалась в речную даль, река звала, манила за собой, словно где-то там, в конце пути решение всех её проблем.
     Переправившись на пароме через Онегу, Алексей выехал на шоссе, но  неожиданно съехал на обочину.
   - Ирина, выйдем на минуту, я всегда здесь останавливаюсь. Оглянись. Посмотри - вот наше истинное золото. Наше богатство.
     Над долиной возвышался дивный храм. С пологого берега он казался выше и величественнее.
 Он, словно зоркий страж, вглядывался в бескрайние дали своей земли, и  не было и нет  крепче и надёжнее защиты.
   - Божественно, - прошептала Инна, - уже двести с лишним лет стоит он, и никто и ничто не в силах сломить этого исполина. Как это возможно?
   - Возможно. Крепче Веры нет ничего. Представь, на острове Кижи построена двадцатидвуглавая церковь Преображения  без единого гвоздя. Только молитва и мастерство.
     Некоторое время ехали молча. Молчание не тяготило, а, наоборот, сближало. Это было то самое состояние, когда всё  понятно без слов.
   - Ирина, я провезу тебя по местам, где мне пришлось работать, там и остановиться можно у знакомых. Ты согласна?
   - Да.
   - Тогда сначала спустимся в верх Прионежья, а потом в Бережную Дубраву.
   - Да, - тихо ответила Инна и закрыла глаза. Ей было так спокойно, как никогда в жизни. Она чувствовала его взгляд на себе, его тревогу за неё и заботу.
   - "Как в детстве с папой", - подумала она и улыбнулась.
     Алексей, словно прочитал её мысли и спросил:
   - Я думаю, у тебя были хорошие родители. Это сразу видно.
   - Очень. Мы жили в городе Мангышлак. Мой папа немецкий военнопленный, работал на урановых рудниках. Он был добрым и очень умным. Рисовать научил меня тоже он. Я хорошо помню его руки, как он держал карандаш, уголёк, кисточку. Он умер, когда мне было пятнадцать.  Мы с мамой переехали в Ташкент, там я поступила в художественное училище на отделение учителей рисования. Моя мама родом из Вологодской области, всю жизнь работала медицинской сестрой.
   - Удивительно. Я тоже  Вологодский, выходит мы земляки? Может, ты помнишь место рождения?
   - Мама рассказывала, что купалась в реке Сямжена, а село Сямжа.
   - Правильно, есть такая речка, ещё Шарженьга, Фоминка, я родом из Фоминского Починка. Мы можем поехать туда, это почти рядом.
     - Мама скучала по родине, она за папой поехала, дома её осуждали за любовь к немцу, поэтому не рискнула вернуться после смерти отца. И за меня очень боялась. А в Казахстане и Узбекистане было много немцев.
   - Ирина, а ты хочешь вернуться  к своим истокам? Может, у тебя есть сёстры, братья?
   - Хочу,  но я об этом не думала.
   - Значит,  стоит задуматься, время есть.
   - Алёша, а что означает «починок»?
   - У нас этих починков, вся Вологодчина: Данилов, Доркин, Вахонин, Горелый, Аникин и всё – Починки. Я полагаю, что это имена или фамилии основателей поселений. Другого объяснения я не нахожу. Вот у нас в Фоминском Починке была церковь святого Прокопия, того самого блаженного, кстати, был он  ганзейским купцом из знатного прусского рода. Но всё бросил и пошёл пешком по матушке России, принял православие, дошёл до Великого Устюга и прослыл великим пророком. Так вот,  в Прокопьев день на развалины церкви и погост собирается всё наше село:  и кто уехал, и кто живёт. Столько людей из одного маленького починка. Открывают дома и живут в них, там всё есть необходимое для жизни, только людей нет.
   - А почему нет?
   - Молодые - уехали, старики – вымирают.
   - А я хочу жить в таком доме.
   - Правда?!
   - Да.
   - Может моя мечта сбудется?
   - Какая?
   - Восстановить церковь в Фоминскоим Починке.
   - Я помогу тебе.
     Алексей резко затормозил и выскочил из машины. Он несколько раз обошёл её, потом открыл дверь и жестом пригласил выйти Инне. Был он сильно возбуждён. Взяв её руки в свои, он тихо произнёс:
   - Мы сейчас поедем в Сямжу. Зачем откладывать, мы уже на пути туда.
   - Я боюсь, Алёша. Меня могут не принять, а это ещё одна боль.
   - Нет. У нас очень хорошие люди. А потом, когда-нибудь ты должна будешь узнать это. Хотя бы для того, чтобы исключить тяготящую тебя мысль. Подумай, столько лет твоя мама страдала от неизвестности, теперь ты. Там твои корни, твоё начало.  И, наконец, я покажу тебе свой дом, церковь, которую мы с тобой будем поднимать всем миром. Прямо из Посада всей артелью в Починок. Как тебе эта идея?
     Глаза его горели тёмной синевой закатного неба,  переходя в  густой фиолетовый. Они  источали столько силы и уверенности, что  Инна чуть не задохнулась от возникшего  нестерпимого желания броситься ему на шею, но она тихо произнесла:
   - Да.
     Алексей подхватил её и поднял высоко над собой:
   - Милая, славная, ты мне послана небом, за что только не пойму. Ты – невероятная.
   - Алёша, спасибо тебе, - она всхлипнула и упала в его крепкие объятья.
   - Родная моя, да мы с тобой столько сделаем, ты же у меня такая умница и искусница, ты пишешь душой, а это чистой воды чудо, - ему хотелось зацеловать её, но, вспомнив предостережения отца Георгия, он по-отечески дотронулся до её лба и вытер слёзы, - ну прямо как маленькая,  успокоилась? Поехали, милая.
     Мимо промелькнуло местечко Пустынька с покосившейся часовенкой, Инна тронула руку Алексея, но он покачал головой:
   - На обратном пути, ты же хотела увидеть Дубраву? Скоро уже. Вот там ты увидишь настоящую  кубоватую церковь, коих не счесть на земле Архангельской. Ты не проголодалась?
   - Нет, только пить хочется. Алёша, что значит «кубоватая»?
   - Если просто: покрытие луковичкой квадратного типа. А если сложно, кубом плотники называли крыши, состоящие из четырёх бочечных пучин, сведённых в вершине в стрелку. Такие кровли назывались по числу граней – четверик, шестерик, восьмерик и так далее.
   - Понятно, только «бочки» и «пучина» напоминает мне море.
     Алексей смеялся долго и заразительно:
   - Вижу художника, всё уже нарисовала. Пучина – самое широкое место куба, а его верх обычно плавно сливается с конической шейкой главки. И всё это стоит на бочке. Представила?
   - А бочка стоит на…?
   - Прикрывает апсиду – завершённое алтарное пространство и основной сруб четверика с восьмериком.  В апсиде находится горнее место.  Наша колокольня в Посаде – четверик, то есть квадрат,  сильно вытянутый  в высоту, отчего кажется узким и стройным.
   - Какие простые слова и понятные, нужно только представить.
   - А теперь послушай. Стояла когда-то в Посаде церковь Богоявления дивной красоты: « Четверик храма с восьмёркой был увенчан мощным шатром с крупной шейкой и главкой. Традиционная пятистенная апсида с бочкой.  Величина его ощущалась на удалении, а вблизи не подавляла и радовала своей нарядностью, сверканием чешуи лемеха шеек и главок, узорными поясками, ритмом нависающих  полиц, затейливыми теремками по углам четверика и кокошниками». Так писали о ней святые Зосима и Савватей  Соловецкие. Ну, как нравится тебе наша Посадская  церковь?
   - Очень. Как жаль, что она утрачена.  Но я её могу нарисовать. Только с какой стороны?
   - Там, где ты лежала на пригорке.
   - Алёша, мне всё ясно, а что такое кокошник?
   - Ты не знаешь, что такое кокошник?
   - Знаю. Это женский головной убор.
   - Если главку разрезать посередине – получится кокошник.
   - Боже, как просто, так вот откуда этот наряд.  Всё имеет свои корни…
   - Ирина, мы едем по Кенозерскому заповеднику, подъезжаем к поселению Конево, там мы остановимся и переночуем.

     После сытного ужина Николай, друг и соратник Алексея, предложил отдохнуть, а в Дубраву отправиться на следующий день:
   - Уже темнеет, а идти пять километров тропой вдоль реки, ничего не увидите, да и батюшка Еремей, поди, закрыл церковь. Ныне туристов много, прямо всё лето егозят туда- сюда и на машинах и на автобусах. Всё норовят ехать по полю, да только батюшка запретил. И правильно. Некоторые на лодках и байдарках спускаются. Шумно стало. А это  же - тропа покаяния. Да только не все хотят пройти её, быстрее подавай, а задуматься некогда, бегут куда-то. Куда, зачем и для чего?
   - Не ворчи, Николай, отпуска маленькие, хотят объять необъятное.
     Пока мужчины разговаривали, Инна сделала набросок храма.  Их разговор слышала по отрывкам фраз, но потом полностью погрузилась в работу. Вдруг за её спиной послышался возглас:
   - Матушка Богородица, прямо-таки, наша Дубрава! А вы что там уже были?
     Инна обернулась и увидела смущённую женщину. Та извинилась и представилась:
   - Мария, жена Николая. Пришла только, в церкви помогаю. Я вас сегодня там не видела. Как у вас  хорошо получается. Только у нас колокольня не такая.
   - А это Посад. Церковь Богоявления, которая сгорела.
     В комнату вошли Николай и Алексей. Увидев рисунок, они переглянулись.
   - Это я понимаю, Посадский тройник, Богоявления очень похожа, не хватает трапезной на подцерковье, крыльца, перехода на колокольню и галереи, соединяющей с церковью Преображения. Удивительно. Вы видели фото?
   - Нет, я  рассказал Ирине. Она воссоздала, по словам, - вмешался Алексей.
   - Ну, матушка, благоговею перед вашим талантом. Переход обыкновенный со щепой, крылечко с маленькой главкой, в три ступени, трапезная ниже бочки в стиле. Думаю, нужно добавить.
   - Спасибо, Николай.
   - Вам спасибо, матушка, с вашим – то воображением по письменам можно все церкви восстановить, редкое дарование.
     На следующий день по утру Алексей и Инна вышли на «тропу покаяния». Солнце уже взошло, предвещая тёплую погоду. Пряно пахли отцветшие увядающие травы, лишь пижма пышно развесила свои ярко жёлтые пуговички по полю, да  кое-где синели глазки цикория, поблёскивая капельками росы. В прибрежных кустах крякали утки, обучая беспокойное семейство. Утята взлетали, резво трепеща неокрепшими крылышками, и поспешно садились на воду. Проснувшаяся природа наполнялась звуками жизни.  Необозримая даль предстала перед двумя путниками с чёткими контурами десятиглавого храма святого Николая.
   - Ах, - сказала Инна и прижала руки к груди, - Господи, лучшего места нельзя было найти. Это – сама Вечность. Здесь не может быть времени, оно остановилось. Алёша, можно мне побыть одной, я догоню тебя.
   - Хорошо, Ирина. Пойдёшь по тропе, никуда не сворачивай, я буду рядом.
     Она плакала и молила Бога о помощи в открытом поле, обращаясь к далёкому миражу его дома, стоящему века, свидетелю смен эпох и народов и выстоявшему несмотря ни на что, словно именно там она познает истину и обретёт покой, впитает его как дар за все свои страдания.
     Отец Еремей встретил их у порога, раскрыв объятья навстречу Алексею:
   - Здравствуй, друг любезный, какими судьбами  в обитель нашу?
   - Здравствуйте, батюшка, решил проведать, посмотреть, нужна ли помощь.
   - После твоей работы всё стоит на радость людям. С кем ты пожаловал в этот раз?
   - Познакомься, художник Ирина Гордеева, писала «небо» в церкви Преображения Господня в Посаде.  Я пригласил её к Вам посмотреть алтарную композицию наших деревянных храмов.
   - Ну, что же, прошу,  Алексей вам всё покажет, разрешите откланяться, служба скоро.
   - Отец  Еремей, - обратилась к нему Инна, - благословите на иконопись, никогда я этим не занималась, хочу проникнуться и понять с чего начинать.
   - С молитвы, матушка, с неё.  Она подскажет тебе и раскроет житие святых,  праведников, Богородицы, Господа Бога и сына его Иисуса Христа.
   - Батюшка, извините,  дело в том, что Ирина, три месяца, как в России, до этого она жила в Средней Азии, - пришёл на помощь Алексей.
   - Она, надеюсь, не мусульманка? – спросил отец Еремей.
   - Нет, я крещённая, мне так кажется, я плохо помню, вернее, совсем не помню. И спросить не у кого, мама умерла.
   - Это плохо. Крестят в младенчестве, но остаются памятные вещи. Крестик, например, потом крёстные – мама и папа. Они у вас есть ?   
   - Отец Георгий подарил крестик в Посаде, - она хотела показать, но смутилась.
   - Батюшка, а если её окрестить здесь.  Корни её в России, в Вологодчине. Я думаю, будет правильно начинать новую  жизнь с сознательного крещения на русской земле, пожалуйста, это особый случай. Она художник от Бога и пусть  творит во имя Его.
   - Ну, что же, случай редкий, Мария сказывала про её талант, да и судьба её вызывает сострадание. Были и раньше такие прецеденты.  Пусть присутствует на утренней службе, а после и окрестим. Я Марии скажу, она всё приготовит.
     После этих слов глаза Инны наполнились слезами благодарности. Она склонила голову и оперлась на плечо Алексея.
   - Ну, будет. Всё же хорошо. Пошли, я тебе покажу чудо чудное и диво дивное – «небо» Никольской церкви, которое ты писала душой.
     Войдя в храм, Инна замерла от восхищения.  «Небеса» поразили её необыкновенной свежестью и прозрачностью красок, словно само небо открылось над головой.
   - Что за художник творил здесь? – спросила Инна.
   - Самое удивительное, грани частично реставрированы, на них ещё можно увидеть мазки древних иконописцев.
   - Как им удавалось добиться такой чистоты  и насыщенности цвета?
   - Эти знания они унесли с собой. Хотя при химическом анализе совершенно ясно, что использованы натуральные ингредиенты: мёд, желток, растительные красители, кислоты и лаки. Только технологию никто так и не смог открыть.
   - Алёша, иконы тоже они писали?
   -  И – да,  и - нет, многое написано и современными умельцами. Если "небеса" где-то и сохранились, я думаю, из-за сложности выема граней, то иконостасы растаскивалась повсеместно или уничтожались во времена гонений.  Подтверждение тому  эта надпись на карнизе: « Сей храм обшит тёсом и выкрашен, а внутри церкви украшен иконостасом в лето 1882 года от благодарных к памяти своим предкам и славе Божия».
   - Можно, я поработаю здесь, сделаю наброски.
   - Конечно, около часа у тебя есть.
   - Спасибо, тебе, Алёша, за то, что ты привёз меня сюда. Это так прекрасно. Ничего подобного я никогда не видела. Здесь себя чувствуешь по-особому. Словно обретаешь себя заново.
    
     Таинство крещения Инны проходило под «небесами» Никольской церкви в присутствии наречённых матери и отца Марии и Николая. Были они не на много старше её, но только это не мешало в данный  момент. Вера и мудрость этих людей внушали уважение и доверие.
     Инна с душевным трепетом прошла весь путь обряда, держась за руку Марии, так как силы покидали её в моменты сильных эмоциональных переживаний. Алексей и сам уже пожалел о случившемся и не раз вспоминал отца Георгия. Мария хлопотала над вновь окрещённой Ириной, провела её в трапезную, укутала тёплым одеялом, налила крепкого травяного настоя:
   - Не волнуйся, Алёша, это хорошо, что она так приняла всё,  сейчас выпьет моего взвара, и крепость духа прибавится. Ты сам попей, лица на тебе нет.  Гляди-ка, она уже и улыбается, и просветлела вся.
   - Иринушка, ну, как ты? – с тревогой спросил Алексей.
   - Хорошо. Покойно.
     Глаза её лучились, источали столько нежности, Алексей глядел на неё и понимал, что так может смотреть только любящая женщина. Сердце его забилось от радости и обожания.
   - Родная моя, любимая, единственная… - он целовал её в ладошки, но увидев зовущий взгляд, приблизился и коснулся тёплых, пахучих донными травами губ.
     Мария украдкой смахнула слёзы и вышла из комнаты. На улице её ждал Николай:
   - Ну что там? Слабенькая она совсем, измытарилась, бедная по сыночку. Мать - одно слово.
   - Коля, а у них любовь, ведь…
   - Так видно – не сотрёшь. Может и повезёт Алёше…
   - Дай, Бог…
     Ещё два дня пробыли они в Бережной Дубраве. Инна много спала. Под зорким присмотром своих крёстных сытно ела, гуляла с Марией.  По её же настоянию готовилась к исповеди и причастию. Вместе они читали покаянный канон и молились за здравие её сыночка. Чтение святого писания заканчивалось слезами Инны. Мария радовалась и утешала её:
   - Поплачь, милая, это слёзы очищения души, после них даже отёков нет, чистые родники. Вот привезёшь Мишеньку ко мне, он же внучек теперь мой и пойдём мы все вместе в Дубраву. А так и будет, я уверена.

     Дорога на Каргополь, несмотря на свою дальность, пролетела быстро. Отношения Инны и Алексея проходили тот путь, когда от переполняемых их  чувств и сдержанности время исключалось и расстояние тоже. Они разом вступали в разговор и, к удивлению, говорили одно и то же, замолкали от растерянности, но украдкой наблюдали друг за другом.
      Любовь – это цветок, чем больше распускается, тем сильнее аромат. Этим ароматом было пронизано всё: и взгляды и движения, и звуки,  и уже все бабочки слетелись, чтобы вкусить этот нектар, нектар любви.
     В город они въехали поздно вечером. Алексей остановился на окраине, похожей больше на деревеньку, коих они проезжали не одну. Встретила их пожилая женщина, на вид строгая, но с открытым и красивым лицом.
   - Алексий, никак ты? Снова работа у нас?
   - Я, Глафира Ивановна, пустите на постой, переночевать только?
   - Проходи, а кто это с тобой?
   - Любимая женщина – Ирина.
   - Я блуд в дом не пущу, - нарочито ответила женщина.
   - Глафира Ивановна, я бы мог и солгать, назвать женой, только это была бы неправда.
   - Алексий, то, что ты не лгун – хорошо, но спать будете раздельно.
   - Согласен, уважаемая.
     Инна жутко испугалась и жалась к Алексею, но он шепнул ей:
   - Не бойся,  это она для самоутверждения, добрейшей души человек, жил у неё не раз.
     Инне хотелось только одного – скорее лечь в постель. Последние события сильно волновали её, больше всего нахлынувшая любовь. Она, как волна,  захлёстывала и бросала то в пучину, то выбрасывала на скалистый берег, она задыхалась от его близости и боялась её. По ночам Инна стыдила себя, рисуя образ Ахмеда, но там было холодно и больно. Обида рвала ей сердце, а тоска по сыну была кровоточащей раной. И только образ Алексея наполнял её измученный разум теплом и надеждой.
    
     На следующий день Алексей повел Инну на Соборную площадь. Городок стоял на берегах полноводной Онеги.  Центральная часть  была видна отовсюду и венчалась  высокой колокольней с въездным проёмом в стенах, куполами собора Рождества Христова, Иоанна Предтечи,  и Введенской  церквей.
   -  Колокольня -  символ города, - поведал Алексей, - и заметь, крест на ней повёрнут к главной улице, а не с востока на запад, как положено в христианстве. Дело в том, что Каргополь часто горел, и после очередного пожара люди обратились за помощью к Екатерине Великой. Она помогла им и пообещала приехать.  В знак благодарности к приезду царицы построили колокольню, изменив положение креста. Но государыня так и не посетила сей город.
   - Алёша, что за чудный храм перед нами?
   - Это Христорождественский Собор, ему пятьсот лет, он врос в землю на метр, но обрати внимание - всё та, же кубоватая  постройка, двухэтажный  каменный четверик, позакомарное покрытие и пятикупольное завершение. Чёткость и строгость стен придаёт ему ощущение мощности и несокрушимости. Строили его новгородские умельцы, а они-то знали, как строить храмы-крепости. Именно в этом храме канонизировали в 1652 году мощи Митрополита Филиппа, привезённые из Соловков, убиенного по приказу Ивана Грозного.
   - Эти стены многое помнят. Как это хорошо видится на их фоне, даже оторопь берёт, - тихо сказала Инна.
   - Но самое удивительное ты увидишь внутри. Пятиярусный иконостас, работы русских иконописцев  и древние фрески «Страшного суда» на западной стене храма, а также коллекцию «небес», собранных из утраченных церквей. А почему ты не спрашиваешь, откуда идёт название этого города?
   - Я видела на въезде колокольни -  козу, причём на костре.
   - Во-первых – это серебряный баран на гербе, а название происходит от слов «карго» и «поль» - воронье поле. Или от карельского - медвежье поле.
   - Так воронье или медвежье?
   - Как тебе больше нравится, - снисходительно ответил Алексей и нежно обнял её.
   - Я пойду,  поработаю? – отстраняясь, произнесла смущённая Инна.
   - Вижу: глаз – горит, руки дела просят. У нас есть два часа. Я занимаюсь машиной и закупками, ты идёшь в храм. Встречаемся здесь.  И снова - дорога.
   - Алёша, мы должны ещё позвонить в Ташкент, ты отвезёшь меня на телеграф?
   - Обязательно, можно прямо сейчас.
   - Нет, позже, после храма.
     Войдя в храм, Инна погрузилась в созерцание убранства внутреннего интерьера. Сразу же на южном столпе она увидела икону «Страшного суда», сердце её сжалось и где-то очень глубоко возникшее чувство вины понудило прочитать покаянную молитву. Впервые она задумалась о своём грехе перед Богом, но никак не могла понять, в чём он, обида застилала весь её разум. У иконостаса она замерла в немом восхищении. Пожилая смотрительница подошла к ней и спросила:
   - Могу ли я помочь вам?
   - Если я сделаю зарисовки, не будет ли это нарушением церковных канонов?
   - Нет. Это теперь музей. Можете спокойно работать. Вы – художник?
   - Да. Мне доверили писать иконостас в Посаде.
   - Тогда я ваш покорный помощник – Ада Мельтс.
   - Вы – немка?
   - Эстонка наполовину. Мама русская, из Вологды.
      Инна доверилась женщине и рассказала о себе, о своих сомнениях по поводу родственников из Сямжи.
   - Что вы! Даже не переживайте, вы должны найти их. Столько лет прошло, никто не осудит вас, да и в чём вы виноваты?  Они любили друг друга, а это Божий дар.
      Ада подробно рассказала и показала Инне великолепный  пятиярусный иконостас собора – шедевр декоративно-прикладного искусства восемнадцатого века.
   - Вы должны запомнить очерёдность рядов любого православного иконостаса, порядок так называемых рядов: верхний – праотеческий, ниже – пророческий, диесусный, праздный и местный.
   - А местный что означает?
   - Он сопряжён с названием церкви или собора. У нас он полностью отображает историю рождения Иисуса Христа, вы сами видите.
   - Спасибо, Ада, дальше я сама.
     Она не заметила, как пролетело время. Сделав серию набросков, Инна долго стояла у сохранившихся  древних фресок, изображающих картину «Страшного суда», и опять чувство вины захлестнуло её, лишь у «небес», она легко вздохнула и перекрестилась. Сзади подошёл Алексей, она знала, что это он. Ощущение его близости было сродни горячему душу.
   - Ты не устала?
   - Нет.
   - А почему слёзы на глазах?
   - Мишеньку вспомнила.
   - Едем.
   - Куда?!
   - Звонить в Ташкент.
     Проехав мимо почты и телеграфа, Алексей остановился у здания внутренних дел города. Инна с удивлением наблюдала за Алексеем. Он вышел и подал ей руку:
   - Прошу.
      Дальше события пошли в той сказочной последовательности, которую Инна так и не запомнила. Только, когда Алексей набрал номер на каком-то диковинном аппарате, похожем на пульт управления телевизором, и подал его ей, с того самого момента она помнила каждое слово.
     Гудки зуммера несколько секунд заполняли всё пространство вокруг и вдруг до боли знакомый голос:
   - Алло, кто это?
   - Мишенька, сыночек, это я мама…
   - Мама!!!  Мамочка, ты почему так долго не приезжаешь? Папа сказал, что ты бросила меня…
   - Нет! Нет! – закричала она в трубку, - я тебя никогда не брошу. Запомни, родной мой, ты у меня единственный и самый любимый мальчик на всём белом свете. Я очень люблю тебя и скучаю…
   - Приезжай скорее, мне плохо без тебя…
   - Я приеду, обязательно, приеду, ты только жди и запомни, я никогда тебя не бросала, никогда, никогда…  Кто это там кричит? И кто такой Алишер?
   - Это тетя Фатима отбирает телефон, мама я люблю тебя.
   - Телефон отключился, - растерянно сказала Инна, - и кто эта Фатима?
     Она долго сидела, глядя в одну точку, незнакомый мужчина, в милицейской форме подал ей стакан воды. Алексей обнял её за плечи:
   - Вот и хорошо. С Мишей всё в полном порядке. Жив, здоров, живёт на том же месте, правильно, товарищ полковник?
   - Конечно. Обошлось без поисков, а это положительный факт. Мы  теперь всё знаем о вашем ребёнке и об его отце. А вы не переживайте так, имеете полное право на общение с ним. Тем более он вас помнит и любит.
   - А кто такая Фатима и Алишер? - снова спросила она.
   - Может няня, а может родственница, - помог ей Алексей.
   - Я не знаю Фатиму…
   - Не волнуйся, у них семьи большие, мало ли…

     Инна села на заднее сидение и забылась в тревожном сне, проснулась она от толчка и тихого ворчания Алексея по поводу разбитой дороги. Их обступал густой еловый лес. Судя по подушке под головой и одеялу, проспала она не один час, к тому же чувство голода дало о себе знать. Инна поднялась и позвала Алексея.
   - Иринушка, наконец-то, я уже стал беспокоиться, третий час пошёл. Няндому проехали, скоро Вельск. Там и остановимся. А пока – перекуси, купил молока по дороге.
     Инна даже испугалась его предвидению, но сразу, же получила ответ:
   - Ты как уснула на выезде, не стал будить, сам – то я поел, а тебе оставил. Как ты себя чувствуешь?
   - Хорошо.
   - Ну, Слава Богу, Егор так и сказал, отдохнёт, всё встанет на место. Друг мой в милиции.
   - Алёша, спасибо тебе за звонок сыну. Я поняла, почему так мучилась. Миша думал, что я бросила его. Теперь он знает, что это не так. Зачем Ахмед так говорит ему?
   - Наверное, чтобы оградить от неприятностей. В данной ситуации может так следует делать. Подождём, пройдёт время, всё образуется, вот увидишь.
     В Вельске подъехали к небольшому дому с высокой мансардой, сплошь украшенной резными карнизами, витиеватыми орнаментами на оконных наличниках и ставнях. Синие и белые краски светились под лучами заходящего солнца. Навстречу вышел хозяин, немолодой мужчина с пышными усами и хитровато прищуренными глазами.
   - Здравствуй, братушка, какими судьбами к нам?
   - По житейскому делу, Андрей.  Да и по мастеровому.
   - А это что за красавица с тобой?
   - Ирина, моя любимая.
   - Коль так, заходи в дом, невестушка.
     Инна слегка оторопела, но Алексей взял её за руку и повёл на резное крыльцо невиданной красоты. На мгновение она вдруг ощутила себя царевной, а Алексея своим царевичем, ей стало так весело и радостно, что взойдя наверх, по какому-то внутреннему наитию  Инна повернулась к хозяину и низко поклонилась, плавно опустив руку.
   - Вот это по-нашему, по-вологодски. Спасибо и вам, - поклонился Андрей.
     В доме было тихо и светло. Мерно тикали ходики на стене, кося жёлтыми кошачьими глазами, расписанная синими птицами печь, таила в себе сказки уютного крова. Где-то она видела этих птиц.  Да они же здесь повсюду: и на занавесках, и на подушках, и на шторах – птицы счастья, символ домашнего лада и достатка у народов Русского Севера.
   - Хозяйка моя к дочери уехала, один на дому, так что выручай невестушка.
   - А что приготовить? Может плов, я умею. Нужны мясо и рис.
     Пока Инна занималась ужином, братья долго разговаривали в летней беседке, потом приступили к осмотру машины. Инна наблюдала за ними из кухонного окна. Только сейчас она заметил, как они похожи. Была в них какая-то невероятная надёжность и основательность: неспешный разговор, мужская рассудительность и уверенность в себе и в том, что они делают, в движениях рук, во взглядах, брошенных на неё. Наверняка они говорили и о ней. От этого ей стало тепло и покойно. Они приняли её к себе в семью. Инна вытерла слёзы и улыбнулась.
   - Кажется, я дома.

     От Вельска до Сямжы по прямой девяносто три километра, но учитывая дорогу, путь выходил неблизким.  Но Алексей надеялся за один день посетить Сямжу и успеть доехать до Тотьмы. По дороге он рассказал о своих изысканиях родственников Инны.
   - Вчера мы с Егором, можно сказать, прошлись по всем вероятным местам жительства твоих родных. Что у нас из этого вышло. Послушай. В Каргополе, по всему, живёт твой двоюродный брат, но он, наверняка, тебя не знает. В Сямже без выездов проживает Полина Сергеевна Комлева в девичестве Гордеева. Это твоя тётя. Твою маму как звали?
   - Ольга Сергеевна.
   - Правильно, значит мы на верном пути, Иринушка.
   - Я боюсь, Алёша.
   - Тётя твоя пожилая женщина, я думаю, мудрая, не бойся. В любом случае, ты увидишь её и всё узнаешь.
      Посёлок Сямжа поразил Инну пустыми улицами и безлюдьем. Однако нужный дом они нашли быстро, набив салон любопытной детворой, игравшей на пустыре. Покосившаяся крыша и поваленный забор произвели удручающее впечатление и посеяли тревогу в душу Инны.
   - Разве можно здесь жить? – спросила она,  ни к кому не обращаясь.
   - Бабушка Поля давно тут живёт, - закричала ребятня и вывалила во двор.
     Алексей постучал в двери, не дождавшись ответа,  толкнул её:
   - Есть кто живой? Отзовитесь!
     Навстречу ему вышла женщина, держась за костыль и придерживаясь за стену.
   - Кого принесло без причины и приглашения? – сердито спросила она.
   - Вы Полина Сергеевна Комлева?
   - Да,я. А вам какая забота? Я сказала, не поеду в «стардом», здесь буду помирать!
   - Извините, мы не по этому поводу.
   - А по какому ещё? Опять, небось, подослали?
      Увидев смятение Инны и её напуганные глаза, Алексей чётко произнёс:
   - Я привёз вам племянницу, дочь вашей сестры Ольги.
     Женщина охнула и пошатнулась. Инна бросилась ей на помощь, подхватив под руки. Вместе с Алексеем они довели её до кровати.  Она вглядывалась в лицо Инны, словно пыталась найти что-то главное, подтверждающее слова незнакомца.
   - Слава Богу, ты не похожа на этого ирода, на мать – вылитая и такая же несчастная, по всему видать.
     Инна опустила голову и хотела ответить, но тётка перебила её:
   - Молчи и слушай. Мать и отец прокляли её,  потому и почили рано. А я любила Ольгу, она была младшенькой. Брат старший умер, одна я осталась. У тебя братик есть в Каргополе и сестра в Архангельске. Потом запишешь адреса. Молодец, что приехала, ждала я весточки от Ольги. А сама почему не появилась, боится, поди, до сих пор?
   - Мама умерла, десять лет назад.
      Полина Сергеевна приподнялась и упала на подушки.
    - Всё из-за этого ирода, будь он проклят.
   - Папа тоже умер, пятнадцать лет назад.
   - Сиротинушка…- запричитала женщина и заплакала.
      Инна повернулась и вышла на улицу. Там она дала волю слезам. Сердце её разрывалось от боли и жалости к этой женщине, которая была близкой родственницей, но далёкой и чужой, так и не сумевшей простить поступок её матери. Возврат на родину принёс ещё одну трагедию в судьбу Инны.
   - Ирина,  зайди в дом, она зовёт тебя, - окликнул её Алексей.
     Подойдя к кровати, Инна присела на её край.
   - Прости меня, девочка, старую и сварливую старуху, обидела, поди. Не серчай, достали эти соцработники. Все, кого отправили в интернат, померли давно, а я не хочу. Все жили в этом доме и мама твоя. Мы с ней зимой на печке спали, вон там , на палатях.  Вся молодость её здесь прошла, достань-ка альбом с полочки. Посмотри фотографии, ты так похожа на неё.
     Алексей облегчённо вздохнул и принялся за работу. Первым делом он поднял забор и укрепил его столбами, которые лежали, по-видимому, для этой цели. В сарае он нашёл новые листы шифера и всё, что нужно для работы.  Весть о том, что приехала Ольгина дочка, мигом облетела село. Народ подтягивался для ознакомления с ситуацией. Алексей позвал того, кто моложе:
   - Подсоби, браток, крышу починить.
   - Димка приедет и поможет, - ответил тот.
   - А ты больной или как?
   - Или как?
   - Тогда иди отсюда. А кто желает помочь, милости просим.
     Дело быстро настроилось и под умным руководством Алексея, за четыре часа они справились с работой. Тут же посыпались предложения и просьбы о помощи в ремонте домов. Алексей согласился,  и вся бригада отправилась по селу, шумно обсуждая происходящее.
   - И что, всё сделаешь бесплатно?
   - Бесплатно. За банку молока и пяток яиц.
   - Да ну, не верим.
   - Придётся поверить.
     Алексей пришёл к вечеру в сопровождении группы сельчан с полной корзиной всякой снеди.
   - Вот, Иринушка, заработал, принимай продукты.
      По её сияющим глазам и чистоте в доме, он понял, что воссоединение семьи прошло удачно.
Полина Сергеевна, нарядная и причёсанная, сидела за столом, перебирая изысканные вологодские кружева.
   - Вот, Ирочка, это мы с твоей мамой плели на коклюшках, а это бабушка твоя - Прасковья.  Возьми, милая, тебе нужнее, молодая, красивая, прикинь на себя.
     Инна осторожно взяла тонкое ажурное полотно и прикрыла голову.
   - Идёт тебе, прямо невеста, очень красиво, - сказала женщина и внимательно посмотрела на Алексея.
   - Вот так и пойдём под венец.  Да, милая? – ответил он на её взгляд.
     Инна сдёрнула кружева и поспешно вышла из дома. Алексей догнал её. Вместе они сели на новую лавочку у забора. Перед ними за горизонт несла свои воды река Сямжена, в которой когда-то купалась её мама. Вдали синели леса, на небе вспыхивали первые звёздочки, а за спиной алел багряный закат.
   - Выходи за меня замуж, я люблю тебя.
   - Я замужем.
   - Это не считается.
   - У меня нет паспорта.
   - Это не помеха. Ты любишь меня?
   - Да.
     Алексей нежно обнял её и поцеловал. Впервые за всё время поездки Инна прильнула к нему, растворяясь в его объятьях, вдыхая  запах его крепкого тела, пахнущего древесной стружкой и смолой и ещё чем-то, до головокружения, родным и близким. Нахлынувшая волна нежности закружила их в страстном водовороте и понесла бурным потоком по реке Сямжене среди густых вологодских лесов, бескрайних заливных лугов и завораживающих янтарных плесов.
     Расставание было коротким, потому как Инна обещала на обратном пути заехать и погостить дольше. К тому же Полина Сергеевна к её приезду соберёт всех близких родственников, которых Инна не успела увидеть. Они долго стояли, обнявшись, пожилая женщина гладила её по голове и  шептала ей что-то сокровенное. Алексей заметил, как похорошела Инна, словно спали сказочные чары, и свету явилась прекрасная дева. Он поймал себя на мысли, что любуется ею и завидует сам себе.   
     До Тотьмы доехали быстро. Инна наслаждалась природой, которая менялась, как калейдоскоп, показывая новые картинки живописных уголков вологодской земли. Реки, речушки, ручейки мелькали за окном, озёра и озерки, мосты и мосточки соединяли ленту дороги, она убаюкивала и успокаивала. С того дня, как она отправилась с Алексеем в путешествие прошло немного дней, но ей казалось, что время растянулось в длинную вереницу событий и встреч, изменивших всё вокруг, включая её жизнь,  с иными переживаниями, новыми ощущениями, взглядами, отношениями.  Она понимала, что перерождается, и это удивляло её, радовало, порою приводя в неописуемый восторг. Она часто задавала себе один и тот же вопрос: «Как я раньше жила без всего этого, как могла выжить без корней своих?». Она боялась радоваться и часто сдерживала эмоции, молилась и благодарила Господа.
     Городок появился неожиданно. Вдруг на фоне ясного неба,  словно в хороводе, закружились  купола соборов и церквей и при каждом повороте автомобиля это движение казалось явным, а не эфемерным.
   - А вот и Тотьма, Иринушка. Городок старинный, на десять лет моложе Москвы, стоит на реке Сухона, при впадении в неё реки Пёсья деньга. Название ни к чему не обязывает. Здесь ты увидишь удивительное русское барокко  и знаменитые на весь мир тотьменские картуши -  витиеватые украшения церковных фасадов из фигурного кирпича. Это очень красиво и на тебя произведёт впечатление.
   - А мы остановимся там?
   - Конечно, чтобы пообедать и посмотреть замечательные картуши. Мы подъезжаем к храму Входа Господня в Иерусалим, его ещё называют «тотемским кораблём». Он, словно парусник, парит над городом. Изначально с ним связано мореходство города, теперь там одноимённый музей.
     Когда они вышли из машины, Алексей задал ей вопрос:
   - Что ты можешь сказать об архитектуре храма?
   - Обычный для севера Руси пятиглавый храм с гранённой алтарной апсидой, притвором и колокольней. Колокольня – восьмерик на четверике.
   - Молодец. А как ты думаешь, за счёт чего, она взлетает?
   - За счёт ярусов и в храме, и в колокольне. Алёша, это что-то потрясающее, как можно создать такой орнамент руками,  просто выкладывая кирпичи?
   -  Нет, их специально   формовали, подгоняя под рисунок, используя выступы и отступы, они зрительно создают ажурную кладку. Ну и лепнина, конечно. Имена мастеров неизвестны.
   - Жаль. Жуткая традиция – уничтожать мастеров, на Руси и даже в Самарканде.
   - Но их творения живут.   Мы видим взлёт их вдохновения и вершину мастерства. Мы прослеживаем каждый штрих и жест их рук. И это непостижимо. Как сказал мой земляк поэт Николай Рубцов: «Я слышу глас веков нетленных…».
      После обеда в летнем кафе Алексей провёл Инну к обрыву реки Сухоны, чтобы насладиться видом на пойму и красотой её берегов.
   - Посмотри на запад, там расположен Спасо-Суморин монастырь,  заложен в 1554году, связан с именем святого Феодосия Тотемского. То, что мы видим  - Вознесенский храм, представитель классицизма, проектировал Казаков младший.
     Пока Алексей рассказывал, Инна сделала наброски, запечатлев фрагмент картуши и летящий  в небе  храм.  Рука сама лёгким движением очертила профиль лица Алексея на фоне зарисовки.  Она смотрела на него и удивлялась, как всё это может сочетаться в одном человеке?
     К вечеру доехали до Нюксеницы. Алексей постучал в крайний дом и попросил ночлега. Хозяин долго извинялся, что не может пустить из-за большой семьи, но пообещал ужин и тёплый сеновал в сарае.  Путешественники с радостью приняли предложение. Тут же, на летней кухне моложавая женщина налила им по тарелке борща, поставила банку сметаны, крынку с молоком, порезала каравай хлеба. От аромата хлеба и аппетитного запаха борща Инна сглатывала слюну и не могла дождаться, когда уже хозяйка пригласит к столу.
   - Прошу, гости дорогие, кушайте на здоровье, мало будет, всё на печи.
     По объёму кастрюли, можно было представить какая здесь жила семья.
   - Простите, Анна, а сколько у вас детей? – спросила Инна.
   - Восемь только, Василий хочет одиннадцать, как у его отца. Да я боюсь, не успею. Годочки уж больно быстро летят.
   - Не тяжело поднимать? – удивился Алексей.
   - Нет. Хозяйство своё, лес полон ягод, грибов, зверя. Хорошо живём. Старший сын учится в Петербурге в мореходке. Дочка замуж вышла в Архангельск. С нами шестеро, помощники.
     Позже, лежа на душистом сене, Инна с радостью подумала, как просто можно жить, своим трудом на земле, при этом воспитывать детей и заниматься тем, что должно человеку, гордиться этим и быть счастливым. Алексей заботливо укрыл её одеялом,  обняв за плечи.
   - Спи, милая, завтра ранний подъём и Великий Устюг.
     Сено источало пряный запах луговых трав: клевера, мятлика, тимофеевки, горчили полынь и тысячелистник. Внизу шумно дышала корова, пережёвывая весь этот букет.  Молочный аромат витал в воздухе – это напоминало детство, маму, папу и прикаспийскую степь. Инна закрыла глаза и впервые за последние дни мгновенно уснула.
     Утром на столе их ждала горка яиц, крынка молока и хлеб. Пока Инна приводила себя в порядок, Алексей с хозяином выправили покосившийся сруб колодца.  В подарок гость срубил топором забавного петушка, стамеской вырезал детали и прибил  конёк. Делал он всё это так ловко и умело, что дети окружили его и с восхищением наблюдали за работой.
   - Теперь колодец похож на теремок, - сказал  один из мальчиков, - а вы нас научите так топориком рубить.
   - Научу, обязательно, только на обратном пути. А сейчас нам нужно ехать, ребятки.

     Это был самый длинный участок дороги, но именно он приближал Инну и Алексея к желанному месту назначения.  Они  оба спешили туда, как заблудшие путники в пустыни, изнемогая от жажды и зноя, мечтая припасть к чистым родникам своей родины и насладиться свежестью и прохладой живой воды.
     Алексей бросал нежные взгляды на Инну, иногда касался её руки. Эти простые знаки внимания источали столько любви, что сердце женщины замирало в радостном  предчувствии.
   - Великий Устюг, Иринушка, жемчужина Вологодчины. И небесный покровитель этого города – святой Прокопий. Я тебе немного расскажу о нём, тебе же писать наш храм. А потом он твой земляк по батюшке. Родился он в городе Любек в 1243году. Жил себе мальчик в знатной прусской семье, вырос, стал купцом, но в одночасье роздал всё своё богатство, и стал блаженным Христа ради. И пошёл по земле от страны до страны, дошёл до Великого Новгорода. Но город не принял его, люди били его, смеялись, гнали прочь. Только он не сдавался и  оправдывал их: « ибо не ведают, что творят…». Он попросил преподобного Варлаама сотворить о нём грешном молитву и благословить на путешествие. По всей Руси пешком прошёл Прокопий, но в Великом Устюге решил остановиться, жил на паперти у соборной апостольской церкви Пресвятой Богородицы в голоде и холоде. Но однажды он предупредил город о надвигающемся камнепаде и прослыл  пророком. Под маской юродивого он смело говорил о недостатках и грехах людей всех чинов и званий.  Ему всё прощали, мол, что с дурака возьмёшь.
   - Так он на самом деле был безумен? – спросила Инна.
   - Нет. Принятие образа безумного при полном внутреннем самосознании во славу служения Богу. Был такой вид духовного подвижничества. Многие последовали его примеру юродства на Руси. Тридцать пять из них канонизированы церковью.
   - Кажется, одного из них я знаю – Василий Блаженный.
   - Верно. Святой Прокопий прослыл и чудотворцем. Во время его молитвы перед иконой Богородицы брызнул поток мирры и потёк по земле, полил людей, исцелил больных и убогих. Непременными его атрибутами были три кочерги, которые он носил постоянно в левой руке.
Когда они располагались прямо – быть урожаю, вверх – недород,  голод. А как-то он поклонился маленькой девочке и сказал, что Мария – будущая мать Великого отца святого Стефана, архиепископа Пермского.  Позже с его приходом, кончилось время язычества в большей части Руси.
     Великий Устюг на фоне заходящего солнца казался сказочным городом. Алексей привёз Инну на Соборную площадь. Последние лучи солнца освещали купола пяти красивейших храмов города, путаясь в ажурных позолоченных крестах и отражаясь в спокойных водах Сухоны.
   - Собрание сие называется соборное дворище. Поспеши, мы ещё успеем в собор Прокопия Устюжного.
     В храме только что закончилась служба, но люди не торопились выходить. Запах ладана, мирры и елея создавал особую атмосферу, в которую окунулись путники и  восхитились красотой собора.
   -  Обрати внимание, вологодское кружево прослеживается везде:  в золочено-резном иконостасе, на ажурных столпах склепа-шатра Святого Прокопия. Такое украшение единственное в своём роде и нигде не повторяется, - прошептал Алексей и взял Инну за руку, - а теперь иди, поговори с Прокопием, он щедр на чудеса.
     Инна с тревогой посмотрела в его глаза,  они думали об одном и том же. Подойдя к святому, она опустилась на колени и прошептала:
   - Сыночка хочу увидеть, сердце изболелось, помоги, святой человек, ради Господа нашего Иисуса Христа…
     Слёзы  матери текли по щекам и капали на холодные мраморные плиты, но она не чувствовала их прохлады, а наоборот, чем больше она молилась, тем теплее становилось у неё на душе, слабая искорка надежды вспыхнула и загорелась ровным чистым пламенем. Когда Инна подошла к Алексею, лицо её было просветлённым.

     Переночевали в гостинице. Приближался конец их долгого странствия. Инна была спокойна и уверена в себе, если не считать её худобу и быструю утомляемость. Алексея тревожило это, но блеск её глаз и улыбка говорили о полном душевном выздоровлении. Она постоянно что-то рисовала, делала наброски и отдавалась этому каждую свободную минуту, в перерывах между поездками и даже на привалах в дороге. Как-то на отдыхе по пути в Кичменгский Городок, он взглянул на работу и обмер:
   - Что это ты рисуешь, очень похоже на Собор Прокопия Праведного, только в миниатюре?
   - А это и есть храм Святого Прокопия, наш с тобою Храм.
   - Очень красиво. Я понимаю, он будет деревянным?
   - Обязательно и четверик с восьмериком поставишь ты, Алексей.
   - Родная моя, как ты узнала, что именно такой храм я мечтал построить, я видел его не раз во сне?  И он похож на тот, ушедший в небытие? Это непостижимо и невероятно.
   - Я хорошая ученица и я люблю тебя.
     Он приблизился к её лицу и долго смотрел в  глаза:
   - Я знаю одно, ты мне послана свыше, я это понимаю, но с  каждым днём ты меня удивляешь и потрясаешь своим талантом и умением видеть и чувствовать, словно ты жила во мне когда-то и уснула, а теперь проснулась и я так счастлив, бесконечно счастлив, что вновь обрёл тебя. У меня крылья выросли, Иринушка, спасибо тебе, любимая!
     Кичменгский Городок проехали быстро, не останавливаясь, Алексей спешил домой, дорога к дому всегда торопит ездока и чем ближе, тем желаннее. Как он там - мой дом? Стоит ли? Может крыша завалилась, может сруб покосился? Он словно жил какой-то своей жизнью этот старенький брошенный дом, и выживал сам. Но всегда ждал своих жильцов до последнего скрипа и вздоха печной трубы. А когда приезжали хозяева, он радовался и пел тягой в ходах русской печи, весело сверкал яркими глазницами окон, завывал всеми проржавевшими петлями дверей и кричал: « Жив ещё курилка!», попыхивая дымом, взлетающим в небо.
   - Вот мы и дома, - сказал Алексей,  пошарил рукой за косяком, нашёл ключ и открыл замок, - входи, жена моя.
     Инна робко вошла в дверь, но Алексей взял её за руку и повёл за собой. Если бы не запах давно не проветриваемого помещения, можно было бы увидеть, что дом полон жизни: ковш в ведре с водой, кастрюли на печи, скатерть на столе, хлебница, прикрытая салфеткой с синими птицами, эти же птицы на печи и на потолке, свисающие на нитках. Алексей подошёл к часам и тронул маятник, они старательно затикали, кошачьи глаза ожили, и стали  зорко следить за нарушителями покоя.
   - Принимай хозяйство, милая, пока это часовой кот. Ну, как тебе?
   - Очень нравится. У меня теперь есть дом. Алёша, если бы ты знал, как тяжело быть бездомным?
   - Ну-ну, забыли и не вспоминаем. Теперь это твой кров и пристанище на родной земле. И она приняла тебя, любимая. Вот поднимем храм, ты напишешь его «небеса» и потянутся люди сюда, вернутся все к своим истокам, оживут дома, родятся в них дети и наполнится село детскими голосами. А с ними придут радость и счастье бытия и  не прервётся связь между поколениями. Не оборвётся ниточка жизни и бесконечной любви.
     В августовском небе зажглись звёзды – яркие и близкие. Они падали на уснувшую землю, рисуя свой замысловатый узор. Двое, прижавшись, друг к  другу, смотрели на этот небесный рисунок, и не было никого счастливее их.