Сразу видно, что в этот парикмахерский салон вложили кучу денег. Зеркала размахом два на два метра в барочных белых рамах. Светлее, чем на улице днем, а глаз не слепит – светильники грамотные. Мебель якобы старинная, с тщательно нанесенными потертостями. Просторно. Садишься в кресло – предлагают кофе или чай. Прям европа тебе.
Но.
Одна стрижет, четверо столпились у ресепшена, наклонились друг к дружке, оттопырив зады (у одной голые бока выпирают над джинсами, как шляпка над ножкой гриба), и болтают. Время от времени раздается жлобский гогот. И непрерывное радио шансон изредка заглушается лишь рёвом фена.
Здесь просится вывод, что в персонал надо вкладывать. Неа. Не поможет.
А постригли хорошо.
Ни в какой дискуссии правых нет.
Неправ утверждающий то, чего не знает и в чем не уверен – лишь бы утверждать. Потому что он болтун или лжец.
Неправ отстаивающий с горячностью свою правоту. Потому что зачем ее отстаивать, если ты и так прав.
Множатся аргументы и доказательства, в дебаты втягиваются новые люди со своим мнением. Начинаются оскорбления, забывается причина спора.
Любое горячее обсуждение лишь убивает твое собственное личное время. Мудрее всего промолчать. Даже если ты знаешь истину.
Ведь если ты ее знаешь, то знаешь и свое сомнение в ней.
Однажды в начале мая
в Киеве
в полвосьмого утра
за моим окном мчались белые точки.
Это не лепестки облетали с цветущих деревьев.
Это шел снег.
Он летел косо, быстро, со злостью.
Как же не злиться, если промахнулся мимо января.
И тебя уже не ждут.
Много в жизни всего перепуталось. Накопились ошибки.
Но не перезагрузишь.
Телом лежу на диване.
Я им сплю, ем.
Иду телом в банк оплатить интернет. В магазин за хлебом.
Выгляжу обыкновенно. Не отличишь от прохожих.
Но под этой внешностью...
Под этой обманчивой личиной...
Но за этими спокойными глазами и равнодушными очками бушуют страсти.
Воображение живет отдельно.
В декабре пишу о небывалой жаре.
В мае на моих страницах мороз и завывает вьюга.
Там орудует сбежавший убийца-маньяк. И терроризирует город.
Там деловито прикидывается, каким инструментом можно перегрызть шею подобно вампиру. Чтобы, значит, запугать мирное население.
Там на хороших персонажей я обрушиваю смертельную опасность. И даю очень мало шансов на спасение. Некоторых убиваю только для завязки драматической ситуации. Чтобы подтолкнуть действие.
А плохим разрешаю побуйствовать.
Я беспокоен и нервен, пока мне не удается как следует окунуть своих героев в полное дерьмо. Когда же каждая адская деталь на месте, когда спасения никто не видит – довольно улыбаюсь. Воображаю, что досуха выжму адреналин из читателя.
Хотя знаю: дочитавший зевнет и выйдет из метро.
Мы оба развлеклись.
ПЕШЕХОД:
Существо, которое постоянно мешает автомобилям ездить как по мостовой, так и по тротуарам. Может оцарапать лак, протискиваясь между стоящими автомобилями и домами.
П. отличаются редкой бестолковостью: одни переходят на одну сторону улицы, другие – наоборот, на противоположную. Уверены, что если им горит зеленый, то можно идти. Уверены, что тротуары созданы для них. Подобная наивность говорит о вырождении П. и скором их исчезновении как класса.
Из теплой темноты приходим. Щуримся от яркого, дрожим от холода.
Чтобы освоиться, надо понять. Пощупать, изучить.
Год за годом изучаем. Кончаем вузы, натыкаемся на грабли.
А оно ускользает. Остается непонятным.
Наши мазки, штрихи, стежки, плетенья, изваянья,
наши слова, рифмы, тексты, точки-точки-тире,
наши ноты, сплетенья мелодий, песни, пляски, завыванья –
всё это чтобы понять.
Или объявить о своем непонимании. Восхититься непониманием.
Уходим туда, в свои краски-слова-звуки. И живем там отдельно.
А оно, так и не понятое – отдельно.
(2007 год)