Городок

Карлыгаш Мукашева
Мы познакомились с ней в больнице, в самом начале сентября. В неврологическом отделении  второй городской больницы города Павлодара. Нас в палате было семь человек, и это было даже символично, потому что палата была седьмая.  Мне было семнадцать лет, что для "неврологии" редкость, обычно тут лежат люди в возрасте, с пухлыми медицинскими картами и внушительными историями болезни. Меня туда занесло, можно сказать, случайно. Но пролежала  я там больше двух  месяцев и успела привыкнуть и к палате, и к соседкам своим, и к медперсоналу. Но с этой странной женщиной я была знакома всего три или четыре дня, и уже не смогла её забыть. Помнила зачем-то все эти годы её и её  "Городок". Наверно чувствовала, что судьба ещё напомнит мне о той мимолётной встрече...

С виду это была обычная тётка лет пятидесяти, ничем не примечательная внешне. Кудряшки многолетней химической завивки, незапоминающиеся, невыразительные черты лица, широкоплечая фигура пловчихи. Необычным было имя. Её звали Ия. По совершенной случайности я знала значение имени, о чём сообщила Ие где-то на второй день знакомства. Ия удивилась. Странно, но ей никогда не приходило в голову узнать значение своего необычного имени. Она даже не знала, кто и почему её так назвал.
- Фиалка говоришь? -  с нарочитой горделивостью  приосанилась Ия. Потом, не выдержав, прыснула и задорно тряхнула кудряшками. - А что? Красиво! Надо будет сказать Федечке!
Характер у этой Ии-Фиалки оказался чисто девчачий.

Соседки на её упоминание о Федечке  отреагировали очень по-разному.  Уютная и домашняя баба Лида улыбнулась по-доброму, приласкав Ию материнским взглядом. Маленькая остроносенькая баба Клара, до смешного похожая на мультяшную старуху Шапокляк, если с той снять её стильный костюмчик от шанель и обрядить в линялый больничный халат, ехидно блеснула очочками и громко фыркнула. Руфина Львовна, пожалуй, самая старшая в нашей палате, но ни у кого бы язык не повернулся назвать её бабушкой, глянула на бабу Клару строго сквозь толстые стёкла своих очков. Нина Петровна, крупная женщина с крупным же носом и красивыми восточными глазами протянула нараспев:
- Фе-е-едечку она вспомнила! Соску-у-училась!
- Соскучилась! - охотно призналась Ия,  вся заалев румянцем и невиданно похорошев от этого. -Вот сейчас бы обняла его...  Прижалась бы крепко... Ка-а-ак поцеловала бы!.. Вы, девочки, не смейтесь только,  я так целоваться люблю! - доверчиво призналась Ия.

"Девочки" ответили ей дружным хохотом. Мне стало ясно, что Федечка - это муж Ии.  И муж, по всему видать, любимый. Мне, семнадцатилетней зелёной соплюшке, даже неловко стало почему-то. На дворе был далёкий 86-й, перестройка была ещё впереди, в обществе царили советская мораль и советские же устои.  Ну не принято было тогда так явно и открыто выражать свои чувства. Тем более  женщине в годах, какой мне тогда казалась Ия. Сейчас я думаю, что она была моей ровесницей. Тогда ей было где-то столько же, сколько мне сейчас - вот уж совершеннейшая фантастика, в голове не укладывается! 

С Федечкой мне довелось познакомиться вечером того же дня.  Это оказался высокий костлявый мужчина с длинным лицом и унылым носом, чем-то похожий на артиста Басова. Я даже расстроилась немного.  Романтичная молодая дурочка, под завязку набитая самой разнообразной литературой, я весь день представляла себе статного красавца с льняными кудрями и голубыми глазами. Эдакий добрый молодец из сказки, только постарше, посолиднее всех этих Иванушек. Представляла, как он войдёт, и Ия воскликнет радостно: "Федечка мой пришёл!" и вся опять заалеет от радости... А получилось совсем по-другому. Вошёл длинный нескладный дядька. Как-то боком, корявой походкой, белый халат на нём висел криво и нелепо. Он кивнул нам, огляделся, нашёл глазами свою Ию - та стояла возле окна, -  и хрипловатым баском  выдал неожиданное:
- Красивенькая моя, привет!
Оказалось, что этот лысеющий Федечка называет свою жену  не по имени, а вот этим  странным детским словом. Красивенькая! Нет, ну вы такое видели?
Я немного ошалело взглянула на "его красивенькую". А та, ничуть не смутившись, кокетливо пропела в ответ:
- Привет-привет!  Ты мне конфеток принёс? А сливочек? Мы с  девочками чайку хотим, со сладеньким!
- Принёс  я тебе конфеточек, а как же,  - заторопился Федечка, вынимая из своей авоськи газетные свёртки и кульки. 
Походкой манекенщицы Ия прошла к своей койке, села, грациозно изогнув бедро, и  стала помогать Федечке разбирать принесённые им  гостинцы.
- Так, варенье... Малиновое? А чего ты не сходил в подвал за смородиновым? Ты же знаешь, я смородину люблю. А это что? Печеньки мои любимые! А где конфеты?
Ия извлекла из авоськи плоскую коробку, завёрнутую в газету "Советский спорт", нетерпеливо развернула и разочарованно положила её на тумбочку.
- А где мой городок?
Я заинтересованно прислушалась. Что за городок?
- Да не успел я, - виновато махнул рукой Федечка, - я ж с работы... Пока в магазин забежал,  к тебе торопился... Ну что ты, Красивенькая моя... Ну что тебе этот "Городок"!   Ну ты как маленькая, ей-богу!

Так. Ясно. Конфеты, кажется, так называются. Конфетный набор в коробке. Никогда не слышала про такие конфеты.  А Красивенькая была явно расстроена, не найдя в передаче загадочного "Городка". Баба Клара, закутанная в одеяло так, что только носик торчал, блестящими чёрными глазами с живым интересом наблюдала за происходящим. Нина Петровна тяжело поднялась  с кровати, нашарила  ногой тапочку и вышла  в коридор. Деликатная баба Лида вышла ещё раньше. Руфина Львовны тоже не было, наверно пошла проведать знакомую в "травматологию". Карина, лежащая на кровати возле самого окна, не могла выйти - она была "лежачая" и не могла ходить - трагические последствия вирусного энцефалита. Мне, недогадливой, опять стало неловко, и я быстро  выскочила следом за Ниной Петровной. Выходя из палаты, я успела заметить, что Ия, отвернувшись от Федечки, сердито грызёт печенье, держа вторую руку ковшиком под подбородком, для крошек.

- Видала? - кивнула на дверь палаты Нина Петровна. - Ну прямо молодожёны! А ведь серебряную свадьбу уже сыграли.
- А что за "Городок"  такой? - спросила я. - Наверно, дорогие конфеты?
- Да не конфеты это, коробка от конфет. На ней городок игрушечный нарисован, домики такие маленькие, как в мультфильмах.    Самодельная. Коробка-то  от конфет, а рисунок сверху наклеен, - пояснила Нина Петровна.
История с Ииным  "Городком" становилась всё интереснее. Видать, здесь какая-то тайна!
- А... зачем ей коробка? Она же вроде  конфет просила?
- Да такая у неё странная придурь, -тихо  засмеялась Нина Петровна. - Он ей конфеты покупает, любые конфеты, и в коробку с городком перекладывает. А она потом разворачивает коробку, радуется, нас угощает, городок этот нарисованный всем показывает...
- Надо же, как  интересно! - удивилась я.
Мне жутко захотелось увидеть этот городок на конфетной коробке. Может быть, завтра Федечка принесёт, и я увижу этот  рисунок? 

Приоткрылась дверь, из палаты вышел грустный Федечка и, сдержанно кивнув нам, направился в сторону лестницы.  Мы вернулись в палату. Ия лежала на кровати, отвернувшись к стене. Баба Клара сделала нам предупреждающий знак. Мол, не лезьте к ней.  Карина читала книгу, или делала вид, что читает. Мы разошлись по своим кроватям и улеглись, как и положено больным. Никому не хотелось разговаривать. Нина Петровна листала журнал, о чём-то вздыхая. Баба Клара вязала что-то полосатое, шустро мелькая спицами. Бабы Лиды и Руфины Львовны не было, видать, с медсёстрами на посту беседуют. А может, пошли вниз позвонить домой. За весь вечер Ия  так и не встала и не проронила ни слова.
 
Ночью я проснулась и услышала, что кто-то  горько и безудержно плачет. Конечно, это была Ия. Она всхлипывала, что-то обиженно шептала в темноте и шмыгала носом.
- Вам плохо? Может, позвать медсестру? - тихо спросила я. Было неловко лежать и ничего не делать, когда человек плачет.
- Нет, Ласточка, не надо, не зови никого, -прошептала она. - Я просто... Я уже всё. Ты спи, Ласточка, не обращай внимания...
С лёгкой руки бабы Лиды, которая никак не могла правильно выговорить моё имя, меня все называли Ласточкой. Я была младшей в палате, да и во всём отделении, поэтому не противилась. Ласточка так Ласточка.
Я затихла в темноте. Все спали. Только мы с Ией лежали и молча думали каждая о своём. Я - о ней, а она наверно о своём Федечке.
- Ласточка, - прошептала она, привстав и вглядываясь в темноте в мой угол. - Спишь?
- Нет,- прошептала я  в ответ. - Вам что-то нужно? Помочь вам?
- Ты не думай, что я дурочка какая-то капризная, - горячо зашептала Ия, - мне этот "Городок", она подавила всхлип, -  он для меня примета, понимаешь? Талисман.
- Да я ничего такого не думаю, - тихо ответила я. - А вы его сами нарисовали?
-   Нет... Не сама...  - ответила Ия после долгой паузы. - Это подарок...
И опять замолчала, теперь уже до утра. Я не решилась её ни о чём больше спрашивать, хотя было очень интересно. Эта история с нарисованным городком меня всё больше увлекала. Может быть, Ия ждала моих расспросов, я чувствовала, что она не спит. Но как к ней обращаться? Тётя Ия? Дикость какая-то. Просто Ия? Но она же мне в матери годится! А отчества её я не знала, а когда спросила, она со смехом отмахнулась. Мол, какое отчество, я что тебе, училка что ли? 

На следующий день после утренних процедур и завтрака мы ждали обхода. Цокая каблучками, в палату вошла наш лечащий врач, невропатолог Конюкова. Эта элегантная женщина с высокой причёской мало напоминала врача. Мне, выросшей  среди врачей, она казалась  актрисой, которая играет роль врача. И играет неудачно, неубедительно. Эта холодная, отстранённая манера  приветствовать пациентов молчаливым кивком. Этот приталенный по фигуре халат и неизменные каблучки.  То, как она держала неврологический молоточек своими наманикюренными холёными пальцами. Разве врачи такие бывают? Врачи - это ж почти родня. Сердечные, немного грубоватые, но чуткие и внимательные ко всем нашим вопросам и проблемам. Врачи - это пахари, с воспалёнными от бессонницы глазами и суховатыми от частого  мытья руками. Какие там причёски! Белая шапочка до глаз, фонендоскоп на шее, инициалы на нагрудном кармане - вот и все их украшения. А тут... Фифа какая-то, а не врач. И губы всегда сжаты, не улыбнётся. И слова лишнего не скажет. Осмотрев каждую из нас и обстукав своим молоточком, Конюкова обратила свой взгляд на Ию.
- А вы пройдёмте со мной, пожалуйста, в мой кабинет, - сказала она и поцокала к выходу.
Ия, недоумённо пожав плечами, встала, запахнула халат и отправилась вслед за доктором. Женщины встревожено зашушукались. Было понятно, что  дело серьёзное, раз в кабинет позвали. Я уже знала, что Ия лежит в больнице не в первый раз, и что у неё какой-то сложный  непроизносимый диагноз.
Минут через двадцать Ия вернулась, села на кровать и хлопнула ладонями по коленкам.
- Всё, девочки! Ухожу я от вас! Выписываюсь!
- Как это выписываешься? Вылечили что ли? - обрадовалась добрая баба Лида.
- Не, - беспечно ответила Ия, - в Алма-Ату поеду. Направление дали.
Руфина Львовна внимательно посмотрела на Ию и еле заметно  покачала головой. Я, нечаянно заметившая этот горестный жест, почему-то сразу поняла, что болезнь Ии куда серьёзнее и опаснее, чем я могла себе представить...

Ждать до вечера, когда придёт Федечка и заберёт её, Ия не захотела.  Собрав свои многочисленные сумки и оставив в больничном холодильнике недоеденную снедь, Ия расцеловалась с каждой из нас на прощание. Она смеялась и шутила, обещала бабе Кларе сосватать вдового соседа. Уговаривала Карину скорее подниматься, - "а то лежишь такая красавица, а женихи-то все переженятся, пока ты лежишь!"  Выспрашивала у Руфины Львовны адрес какого-то известного московского врача. Я спустилась с ней на первый этаж. Мы немного посидели в вестибюле, ожидая вызванное такси. Ия говорила что-то необязательное, шутливое, но было понятно, что ей не до шуток.
- А знаешь, Ласточка, почему меня Федечка красивенькой называет? - вдруг сказал она.
- Почему? - спросила я. - Мне и впрямь было интересно это узнать.   
- Я ж никогда красивой не была, даже в молодости, - непривычно серьёзно сказала она. - Меня Славик так называл. Сын. Года в три как заладил: "клясивенькая мама!" Вот Федечка и стал меня так поддразнивать. Красивенькая ты у меня! А потом привык. И я привыкла. Люди смеются над нами, а мы и внимания не обращаем... Никого у меня нет на целом свете, кроме  Федечки. Пусть зовёт, как хочет...
Страшно было спросить, как же так вышло, что никого у них с Федечкой нет больше. И ещё страшнее было думать,  где же сейчас Славик...
- Такси моё приехало! - сообщила Ия, выглянув в окно. - Ну пока, Ласточка, птичка ты моя,   выздоравливай давай! И никогда больше не болей! Это старухам можно болеть, а вам, молодым, нечего время терять!
Ия чмокнула меня в щёку и уехала, что-то объясняя водителю и энергично жестикулируя руками. Я поднялась в своё отделение. На душе было тяжело...

Вечером, улучив момент, когда в палате не осталось никого, кроме Руфины Львовны и спящей Карины, я спросила у старой женщины:
- Руфина Львовна, а вы знали, что у Ии был сын Славик? Не знаете, что с ним случилось?
- Нет, - помедлив, ответила она.  - Славик, значит... Красивенькая сама тебе сказала? Вон оно что... Бедная, бедная девочка, - тяжело вздохнула Руфина Львовна.
Сколько ж ей самой лет, - подумала я, - раз она Ию девочкой называет. Восемьдесят? Девяносто?  Ведь наверняка знает что-то про Славика, только рассказать не хочет.

Через два месяца, когда в Павлодаре уже наступила зима,  в больнице  объявили какой-то карантин, и нас всех отпустили по домам. Кого-то на неделю, кого-то до следующего курса лечения, а кого-то насовсем. Моё лечение закончилось, наконец,  мне не нужно было возвращаться в больницу. Больше я никого из своих соседок по палате никогда не встречала, хотя  два раза звонила Руфине Львовне и отправляла поздравительные открытки Нине Петровне и бабе Лиде. Так и забылась бы, наверно,  эта странная история про Красивенькую Ию и её конфетный городок. Но через много лет в Алма-Ате, которой к тому времени уже вернули правильно звучащее казахское название Алматы, я случайно попала в гости к одной своей знакомой. Та снимала квартиру недалеко от Зелёного базара.  В комнате моё внимание привлекла маленькая картинка, висящая над старым облезлым комодом. Я подошла ближе, и сердце моё почему-то ухнуло. Это была коробка из-под конфет, на которую был наклеен старый акварельный рисунок.  На рисунке был изображён сказочный городок. Маленькие разноцветные домики с черепичными крышами теснились, как грибы,  светились жёлтые окошки, оживляя фиолетовый сумрак наступающей ночи. Я осторожно сняла рисунок со стены и увидела на обратной стороне коробки выцветшую надпись, сделанную шариковой ручкой чьим-то торопливым почерком. Почти не веря в происходящее, я прочла: "Моей красивенькой маме от сына Славика. С днём рождения, мам! Я скоро приеду!  21.03. 1983 год. Провинция Бадахшан, город Файзабад"...




Автор картины "Городок" московская художница Юлия Шерстюк.