3. Работный.
Колита Микитов слывёт: не виноградным знатоком, ни пьяницей, ни драчуном, ни силач, ни хитрец, ни проныра, ни ценитель глубокой тени, - он работы жаркого солнца любитель, - самый работный человек села. И в забеге допризывном, от Петара отстал, потому что хитрости мало носил, поворот крученый не скосил.
Во всяком месте выявляется человек отличительный по расположению породы, с разным назначением приходят на землю всякие люди.
Не всегда наследие - с пользой по земле горячится, быстро остывает кровь в обновленных жилах. Дети Колиты, рассыпались по далям, далеко от его терпеливого начала убежали, великими сделались: художники, певицы… - забыли простоту. Пока мама жива была, собирались одновременно, теперь наезжают домой по отдельности: но всегда с полными сумками…
- И что же они тебе возят?
- Полные сумки сумок, потом их наполняют до невозможности застегнуть, - Микитов всегда видит жизнь, наполненную старинными упрощениями и скупыми усмешками.
Когда жена хозяйство присматривала, оно полным у него водилось, теперь он один, как кол перекошенный во дворе, не знает как удержать склонность долгую, а человек он во всём покладистый, и выгоду совершенно не умеет чувствовать.
Торговые отношения, чужды для его суетного уклада. После жены, распродал: птицу, тёлок, свиней, они ему не нужны больше. Продавал: за негодные украинские купоны, за обесцененные молдавские леи, по привычке восприятия, истлевшие рубли бывшего Союза брал. Разбираться не умеет, некогда; бумажки все эти преют под матрасом кровати, на которой он, не раздеваясь, спит. Всегда такой отстоянный нрав имел.
Давно ещё, катался по селу КрАЗ наполненный левым песком; сигналил. Колите нужный материал продавала машина, ему для изготовления цементной черепицы много отмытого морского песка надо.
- Сколько, песок? – спрашивает он водителя, запрыгнул на ступеньку машины, голову в кабину открытую просунул.
- Четвертак! – говорит водитель, и по голосу твёрдому чувствуется, - не уступит и рубля.
В арифметическом соображении Микитова, четыре червонца новых хрустят, всё же многовато для сухих трудодней.
- Давай за тридцать пять?
Шофёр нажал сигнал, сморщил перекошенный нос, с загадочным удивлением хитро повторил:
- Ну, давай тридцать пять…
Вывалил сыпучую тяжесть у ворот двора, ракушки пеной сползли по окружности кучи, упёрлись в саманную стену дома. Громоздкая машина хрустнула, стукнула стальным кузовом, и с рёвом довольным укатила из щедрого села.
Именно саман для стен дома, стал первым явным проявлением пересказываемой работной выносливости Колиты Микитова, - он к тому же, ещё человек всегда обязательный.
Тут, далёкий родственник, как все в селе, дом из самана лепил, - стены глиносоломенные растут быстро, сохнут долго, толокой по воскресеньям выкладываются.
Замачивают глину накануне, форма заготовки материала устоявшаяся: копытами лошадей перемешивают, месят глину с соломой, потом отмякший за сутки чамур мотыгами рассекают, в полове валяют ласточкину смесь, - колобки крутят, передают, бросают со сноровкою в стены. Натренированным глазомером, - мастера чамура , вилами укладывают первобытный замес, утаптывают, - растут стены дома; уже под крышей, окончательно досыхает саман, - сквозняк и солнце ласкают причёсанный труд.
Устаёт народная толока, - а стены выложенные не устанут, сто лет стоять ещё будут.
Колита работает измельчителем на ферме, - измельчает сено, сенную муку скоту готовит, полову из соломы делает, собранный работник, его никто не смеет подгонять, он постоянно сам время гонит. В искушении дня – одну только работу видит.
Когда чамур замешивал, полову для сваливания колобков тут же завёз; родственник жалуется на малый народ в предстоящей толоке, Колиту он на укладку тоже зовёт, знает, не откажет в работе - работный человек.
Не умеет отказывать в силовой помощи, а тут он без напарника на работе остался. Ещё, когда месил чамур, подкова лошади ему пяту заступила, оторвалась пята с мясом, кровоточит и шлёпает, мешает лошадей чембуром крутить по глине чамура; завязал медной проволокой, чтобы не шлёпала отслоённая пята, до конца месил саман, и глина жирная гладко зализывала рваную рану, остановила кровоток. Помыл ноги отбеленные, пята оторванная прилипла, заживать надёжно стала, он про рану забыл.
Без выходных в работе Колита, измельчает сенную муку, толочиться с народом - нет часу; в полночь лунную один начал отсекать мотыгой гряды саманные, валки катать, до утра переработал, подготовил весь замес; толоке осталось уложить колобки-валки в стены, и конец песне, - завтрак с обедом совмещать можно.
Удачный сдвиг получил начало, все кто после, чамур месил, непременно Колиту Микитова звали, имели основание одним человеком упростить громоздкое дело многих званых людей.
Крепкие жилы держали прочно его кривой скелет, иначе совсем покореженным ходил бы Колита. Резко рванули недавно волы, свалили жилистого человека в рукава повозки, ключицу поломали. Гипс положен надолго. На месяц больничный лист выписали травмированному работнику.
Тут на следующий день в кормоцех прибежал Колита, переживает за состояние кормов в крупнорогатом хозяйстве. Какие-то странные движения выделывает загипсованный человек, твёрдой белой рукой замедленно машет, выписывает воображения прежней привычки, проверяет, сможет ли вилами сено в контейнер проталкивать. Здоровой рукою, выдавать сенную муку намерен.
Встрепенулся от неожиданного голоса сзади, неловко гипсом передёрнул.
- Как ключица Колита? – спрашивает механик труд-процесса.
- Что ключица, - он неловким взглядом пересёкся с механиком, - меркую, смогу ли вилы удерживать, если завтра выйду на смену.
Прислушался к работе соломорезки, наклонился проверить измельчение, взял горсть сечки; струя ударила по твёрдой гипсовой повязке, наполнила пазуху, вползла ему за шею, густо набивалась сенная мука в ворот, а он всё улыбается, не хочет упускать стихию привычной радости, доволен, что механик выдерживает мелкоту нарубленной соломы. Бункер опустел, и искры сухих стеблей, тут же угасли.
- Надо подшипники смазать, - перекрикивает он шум, и выключил рубильник, что бы ни тарахтел агрегат впустую.
Подошли два слесаря с ломами.
- Будем пристраивать транспортёр к сеноприёмнику, что бы механическую загрузку имел, упростим технологический процесс, - пояснил механик, и стал объяснять слесарям, как будет ползти подача соломы после монтажа устройства.
Слесаря уверенно держали ломы, а Колита делал хромые дуги вокруг соломоприёмника, криво приседал, взвыл недовольно:
- Иосифыч, и зачем нам эта лишняя лента, одно переживание носить будет, мы вилами свыклись толкать навал, так и дальше отрабатывать будем, знаем содержание трудовой смены, надёжно загружать будем бункер, был бы у меня напарник улучшенным кадром, я бы и завтра тут стоял без всякого транспортёра, вышел бы с больничного на свою работу.
Он ещё раз гипсовой повязкой показал, как вилами водить будет, сумеет помогать здоровой руке копны сена ворошить.
И не надо никакой транспортёр!
Напарник его, Иван Гуджуков знает, как зацепить страсть Колиты, с толком для своей нужды поддевает трудовые порывы, кривые беспокойства изувеченного человека, вечно дёргает его неуёмные побуждения.
Огромный старый орех в низине огорода, возле мутной, усыпанной перьями уток и гусей, речушки, - давно усох. Осень сухая в году стояла.
- Ваня приди, спили мотопилой ствол, торчит без нужды сухостой, место занимает, сухие ветки отваливаются, - сбивают насаждения вокруг. Я топор давно наготовил.
Иван не торопится: цепи наточил, карбюратор прочистил, поздним утром волочится вдоль мутного ручья, косяки жирных гусей обходит.
- Ух, ты, Маята, зачем меня звал?!
Колита знает удивительную нерасторопность напарника, надёжность сомнительная в нём, на себя положился, с самой полуночи стал обкапывать сухое дерево вокруг, воронку в пять бомб радиусом прорыл, топором срубил широченный комель, - умеет любить ручные орудия труда.
- Я бы тебе пенёк низкий оставил, был бы у тебя в огороде столик со стульчиками на все времена, а ты даром землю рыл.
- Ага, даром! Ты смотри, какую кучу жил насёк, от них удобрения не дождёшься, а тепло зимой такое выгорят, что аж весна незаметно подберётся. Ты мне стволы толстые накряжуй, а мелкие я один ножовкой перепилю, бензин даром не расходуй, ему теперь цену, - выше молока дали.
Я тут, сыпец насыплю, - двадцать дрог сапропеля с русла достану, и картошки столько накопаю, что и тебе мешок занесу.
После уборки буряка, в поле столько недобора остаётся, что Колита успевает до вспашки не раз сходить в дальнее поле. Наполнит кубинский мешок сахарными корнеплодами, до самого дома не скидывает со спины ношу.
- И, что Маята, ни отдыхаешь, ни разу в пути? – спрашивает Иван.
- Как ни отдыхаю, возле заброшенного колодца на окраине села сяду, не снимая мешок, равновесие уточню в плечах, и сразу рою.
Колита крышу протекающую ремонтировать взялся, перебрать трухлявую цементную черепицу решил, мостить коньки желобчатые тоже надо, Ивана позвал.
- Давай, давай, - торопит его Иван с высоты крыши, поддевает, - ты не успеваешь подавать…, - сам едва находит место, куда складывать черепицу.
Колита Микитов судорожно спешит, скрипит кривизной скелета, суетливо карабкается по лестнице деревянной: ведро с раствором подаёт, под мышкой держит черепицу, на голову три жёлоба положил, и под подбородком ещё жёлоб зажал, не успевает, виновато ползёт, …зашатался и свалился вниз.
- Маята, ты где?
- Сейчас, сейчас, ни одна не поломалась, - а руки и ноги побиты…
Никакой жалости к себе, с таким назначением на землю эту упал в жатву времени, на току в соломе родился.
Жил всегда без расчёта, и не имел сострадания для угрюмого содержания сердца.
- Мужья больше трёх лет после ухода жены не живут, - сказал Атанас, печально смотрит вдаль, где ветер степи даже в бурю землю ласкает.
Петар молчал, тридцать лет прошло, как его первой жены не стало.
Идут по кладбищу старые люди. О живых среди мёртвых говорят.
- Мало нас осталось Набор, - Петар переламывает заскорузлые пальцы, - Колито два дня стыл, пока догадались обнаружить в холодном доме, хорошо эта зима морозною стояла.
Теперь кто: Сидор Делиев, Тодар Купец, я, ты …и всё!
- А нижний Курчок Иван?
- Он не нашего года.
- Не нашего разве, а вроде тоже с нами бегал…
Духовая музыка уже глушит их слова. Кирика внесли в кладбищенские ворота.
Тромбон: музыку грустную кукарекает.