Бесы
В славном городе Вальдзее в доме номер 22
Проживала тихо-мирно очень милая вдова.
Звали эту даму Гретхен, лет ей было 35,
Она лавочкой владела, коли вам угодно знать.
Торговал когда-то в лавке её муж Георг Кирхгоф,
Но покинул он недавно этот лучший из миров.
По наследству лавка к Гретхен, как ведётся, перешла,
Ей пришлось самой освоить все торговые дела.
Проявила Гретхен сметку в сём занятье непростом,
Шла у ней торговля бойко киселем и толокном.
Так вертелась бы и дальше её жизни карусель,
Только начал помаленьку пропадать у ней кисель.
Кто-то стал кисель из банки понемногу отпивать.
Если вор залазит ночью, что же он уж больше, знать,
Ничего найти не может в доме Гретхен, негодяй?
А меж тем все вещи целы, кто захочет - проверяй!
Караулила ночами вора Гретхен - никого!
А кисель опять из банки убывает. Колдовство!
Ну, раз так, вдова решила, мне не справиться самой.
И отправилась к колдунье, к чернокнижнице одной.
Рассказала ей про чудо, а колдунья ей в ответ:
- Домовой, видать, завелся или чёрт - сомненья нет!
Дам тебе я это зелье, с киселем его смешай.
Станет видимым воришка, лишь пригубит, так и знай!
Не боишься увидать ты прохиндея наяву?
- Мне бы до него добраться - сразу со свету сживу!
Никому я не позволю воровать добро своё!
- Ты не очень-то усердствуй, не простое то ворье, -
Ей колдунья говорила. - Это ж домовой иль чёрт.
А к такому контингенту тонкий должен быть подход.
Как бы тут беды не вышло. - Ладно, - Гретхен говорит,
- Я к нему подход налажу, даст ответ мне, паразит.
Будь он хоть король французский, папа римский или чёрт,
А за кражу мне заплатит или ног не унесет!
Сколько зелье твоё стоит? - Восемь гульденов. - Бери.
И колдунья Гретхен с зельем проводила до двери.
Тяжело ей вслед вздохнула и руками развела.
Такой лучше не перечить. Сбереги, Господь, от зла.
А вдова, придя до дому, зелье бросила в кисель,
И лишь только чуть стемнело улеглася на постель.
Веки, хитрая, прикрыла, захрапела, словно спит,
А сама заснуть боится, приход вора сторожит.
Только зря она прождала этой ночью до утра,
Киселя никто не тронул, как и не было вора.
На другую ночь - всё то же, нету вора, цел кисель.
Знать, отвадили злодея навсегда теперь отсель!
День прошел. В постель вдовица повалилася без сил,
Третью ночь глаз не сомкнувши. Тут её и сон сморил.
Среди ночи вдруг проснулась - кто-то в комнате стоит!
Кисель мордою лакает и хвостом, знай, шевелит!
-Эй, ты кто?! - вскричала Гретхен. Отскочил в испуге вор.
Понял, что теперь он видим. Боже мой, какой позор!
Смысла нет уже таится. - Я твой бес, - он говорит, -
Или чёрт, коль вам угодно. - Гретхен смотрит - ну и вид
У копытного созданья! Вроде как бы мужичок,
Только весь покрытый шерстью, вместо носа пятачок.
Из курчавой шевелюры рожки мелкие торчат.
Тощий, росту метр с кепкой. - Ах ты, подлый супостат!
Ты зачем здесь поселился и кисель воруешь мой?!
- Погубить я должен душу, аль не знаешь? Бог с тобой!
Ты же вроде в церковь ходишь, разве там не говорят,
Что за каждым человеком ходит бес, чтоб прямо в ад
Его душу после смерти за грехи препроводить.
А грехи нашепчут черти, то есть мы. Поймала нить?
А кисель твой больно вкусный, вот и ввел в соблазн меня,
Не сумел я удержаться, и за то наказан я.
Стал я видимым, как видишь. Что, довольна ты теперь?
- Ах ты, идол окаянный, ну-ка быстро брысь за дверь!
Чтобы не было здесь больше даже духа твоего!
Мне и гульдена не надо за кисель ни одного
От тебя, от супостата, врага Бога и Христа!
- Вот чего ты захотела! Эх, святая простота!
Я к тебе навек приставлен, не могу я отступить
От тебя на тридцать сажень, потому как стало быть,
Есть на то веленье свыше. Или сниже - как смотреть.
Разлучить с тобою, Гретхен, нас не сможет даже смерть.
- Ах ты, Господи, мой Боже, Отче наш на небеси,
Да святится Твоё имя, сохрани меня, спаси!
Гретхен поднялась с кровати, тут же вмиг сообразив,
Что от крестного знаменья расточатся все врази
(Как в молитве повторяла те слова она не раз),
Осенять крестами стала образ вражеский тотчас.
Что же видит наша Гретхен - спаси люди, спаси Бог!
Чёрт на месте закружился, завертелся, как волчок!
Видно так и крест не страшен, ишь, как вертится, наглец!
Нужно этому круженью как-то положить конец.
Гретхен к черту устремилась, чтоб схватить-перекрестить.
Только чёрт вдруг очутился в углу дальнем! Как же быть?
Гретхен - в угол дальний, к черту, чёрт в другом уже углу!
Как остановить, скажите, эту чертову юлу?
Вот уже прижат он в угол. Гретхен, руки распростав,
Хвать его! Да только где ж он? Гретхен, обернись на шкаф.
Он уж там стоит, кружится, в шкафу дырку сверлит, чёрт!
Гретхен руки опустила и к распятию идёт.
Где ж за бесом ей угнаться?! Весь остыл её кураж.
На колени опустилась, молвит тихо: "Отче наш..."
Чёрт наш перестал крутиться и со шкафа вниз полез.
Помешать людской молитве - долг его, на то он бес.
С левой стороны подкрался он к молящейся вдове,
Что-то шепчет ей беззвучно, чтоб у Гретхен в голове
Все слова перемешались, и в молитве не был прок.
А вдова, перекрестившись, вдруг глаза скосила вбок.
И увидела тут Гретхен: за спиною чёрт стоит!
Вот удача, так удача - на ловца и зверь бежит!
Быстро Гретхен развернулась и в охапку черта - хвать!
Он пытался вырываться, только где уж совладать
Худосочному такому с мертвой хваткою вдовы.
Был он враз повален на пол - устоять не смог, увы,
Перед вдовьим он напором и оседлан был верхом.
На него уселась Гретхен, чтобы не сумел волчком
Бес опять бы завертеться. Только руку подняла
Осенить крестом мерзавца, вдруг, о Боже, - вот дела!
Башка беса врозь от тела закружилася волчком!
Гретхен тут же ближе села на груди его верхом,
Да и бедрами зажала его бошку что есть сил,
Бес вертеть своей башкою тут, конечно, прекратил.
Гретхен стала рожу черта осенять святым крестом,
Чёрт затрясся и забился, лежа под вдовой пластом.
Припечатан был он крепко, как червяк под каблуком,
Только дергать мог ногами да вертеть своим хвостом.
Да еще вращать глазами против стрелки часовой,
От такого окрещенья был наш бес едва живой.
Он молил: "Терпеть уж, право, нету моченьки моей!"
А вдова: "Нашла управу, наконец, на вас, чертей!"
"Под тобой все муки ада я изведал! Воли дай!"
"Значит, так тебе и надо! На вот, на вот, получай!
Ты погибель мне готовишь, враг ты Богу и святым,
Я ужо тебе устрою, что пойдет из жопы дым!"
"Пощади же Христа ради! Я горю, горю, горю!"
"Ты Христа не трогай, дядя! Слышишь, что я говорю?
Если я на ком уселась, то с живого, с подлеца,
Я, учти, уже не слезу! Так что, дядя, жди конца!"
"Чем терпеть такие муки, лучше уж скорее смерть!
Но вот горе - я бессмертен. Ох, горю, горю я весь!"
"Ты бессмертен? Так тем хуже тебе, дурья голова!
В пекле жариться ты будешь, знай, покуда я жива!"
И она ещё усердней принялась крестить его.
Вдруг почувствовала телом чертенячее тепло.
"Ты смотри, горит он сильно! Жар по телу вверх пошёл!
И блаженство вместе с жаром - до чего же хорошо!
В небе ангелы запели! Боже, Боже, я в раю!
Вместе с ангелами песню херувимскую пою!
Я хочу, чтоб эта песня продолжалась бы всегда!
Я хочу, чтоб эта песня не кончалась никогда!"
Песня вечность продолжалась. Вдруг рассветный час пробил.
Песня тут же оборвалась. Дым из жопы повалил
У распластанного черта, в ноздри Гретхен он проник,
И с небес она на землю опустилась в тот же миг.
Что же видит наша Гретхен на земле на грешной той?
Что сидит она на чёрте. Чёрт как-будто не живой.
Нет, а сердце всё же бьётся, чует под собой она.
Гретхен поднялась с мерзавца. Дымом комната полна.
Надо комнату проветрить, надо черта поднимать,
Помешать кисель получше да и лавку открывать.
Только лишь окно открыла, видит, чёрт кряхтя встает,
И за нею он, шатаясь, наблюдение ведет.
"Всюду что ли ты за мною будешь соглядать, свинья?"
"Моя миссия такая: куда ты - туда и я,
Только ты не бойся, в лавку за тобой я не пойду,
Я тебя сквозь стены вижу, здесь тебя я пережду.
Ну, а если кто внезапно в эту комнату войдет,
Я в сундук залезу". - "Славно! Там всегда сиди, урод!
И не вздумай ты оттуда носа своего казать,
А не то опять получишь от меня ты благодать!"
"Ой, не надо! Ой, не надо! Буду в сундуке сидеть
Я как мышь, а муки ада больше не хочу терпеть!"
Юркнул чёрт в сундук и крышку он захлопнул за собой,
Ну а Гретхен - быстро в лавку за кисель любимый свой.
Торговала она в лавке до двенадцати часов,
А потом её закрыла, как обычно, на засов,
И повесила табличку: по-немецки "Перерыв",
Затем в комнату поплыла, дверь покрепче затворив.
На колени опустилась пред распятием она.
" Отче наш..." - слова молитвы побежали как волна.
Уха черта лишь коснулся той молитвы первый звук,
Он, забыв наказ вдовицы, открывает свой сундук,
Вылезает и тихонько к ней на цыпочках идёт,
С бока левого подходит и слова у ней крадет
Её пламенной молитвы, выполняя беса долг.
Беса долг всего превыше, хоть обрушься потолок.
А вдова, перекрестившись, вновь глаза скосила вбок
И злорадно усмехнулась: "Ты уж тут как тут, милок".
Через миг уже бедняга на полу ничком лежал,
А на нём вдова сидела, ему голову зажав
Меж своих упругих ляжек и творя над мордой крест.
"Ты зачем сундук оставил, гадкий непослушный бес?!
Я тебя предупреждала, что получишь "благодать"?
Так теперь не жди пощады, мне перечить будешь знать!"
Покупатели у лавки ждали больше двух часов,
Пока Гретхен, заявившись, отодвинула засов.
"Эй, хозяйка, слишком долго затянулся перерыв!"
"Ах, молилась я усердно, про часы совсем забыв".
Продолжалась час торговля,перерыв опять потом.
"Что, молилась?" - "Да, молилась, позабыла обо всём".
Час торговли, два молитвы. Потом снова час и два.
"Богомолкой, видно, стала наша бедная вдова".
* * *
Как-то утром в понедельник на молитву став, вдова
Услыхала за спиною беса тихие слова:
"Государыня, помилуй, пощади меня, спаси!
Для тебя я всё исполню, чего хочешь попроси!
Хочешь золота, алмазов, жемчугов и янтаря?
Только больше, ради Бога, не наказывай меня!"
"Что же раньше ты об этом мне, мерзавец, не сказал?!
Утаить хотел богатства от меня, дрянной шакал?!
Я тружусь, забыв про время и про сон, и про обед
За какой-то жалкий пфенниг, а тебе и дела нет!"
"Не вели казнить, царица, ты ничтожного раба!
Той минуты не настало, такова твоя судьба.
Завладеть богатством этим ты чуток повремени,
Получить его ты сможешь лишь в критические дни.
А тебе ещё осталось до дней этих два денька,
Не серчай, моя царица, потерпи, молю, пока".
"Я, мой раб неблагодарный, потерплю-то два денька,
А вот кто тебе позволил вылезать из сундука?!"
Даже не успел раб подлый в ужасе поднять бровей,
Как уже он был оседлан ловкой госпожой своей.
Повторять навряд ли надо про молитву через край.
Для кого - все муки ада, для кого - небесный рай.
* * *
Наконец тот день особый наступил для госпожи.
Собрала мешков побольше, чтоб туда в них положить
Золото и самоцветы, те что бес ей посулил.
И как только час полночный на часах стенных пробил,
Бес велел ей сесть на шею, сам же хвост свой раскрутил.
Раз! И вылетел он с нею в сторону ночных светил
Из открытого окошка. Да! Вот это был полет!
Вот проплыл под ними город, вот поля и огород,
Вот и лес проплыл под ними, и река, как нить холста,
Подлетают они к башне, высоченной, как верста.
И под самою под крышей этой башни есть окно,
И окно это открыто. Чёрт воскликнул: "Вот оно!"
И в окно они влетают, попадают в зал большой,
Полный всяческих сокровищ. До чего тут хорошо!
Ночь сейчас, и света нету, только здесь не нужен свет,
Зал блестит от самоцветов и от золотых монет.
Чёрт сказал вдове: "Послушай, начертай ты здесь вот крест,
Он послужит нам защитой, сбережет он нас от бед".
"Как же крест я начертаю?" - "Палец обмокни меж ног".
Та туда вложила палец, пока кровью не намок.
Пальцем крестик начертала там, где чёрт ей указал,
После этого сказал он: "Забирай хоть целый зал!"
Все мешки свои наполнив и взвалив на чёрта гнет,
Сама прыг ему на шею: "Эй, лети обратно, чёрт!"
Вот летят они обратно через те ж леса, поля,
Вот уже плывет под ними их родимая земля.
Подлетают к дому Гретхен и в открытое окно
Прямо в комнату влетают. Было в комнате темно.
Зажгли свечку. Развязала Гретхен все мешки свои
И считать богатства стала. "Что-то мало!" - говорит.
"Тебе мало?" - удивленно черт свою разинул пасть.
"Там осталось в сто раз больше, снова нам туда попасть
Надо следующей ночью!" - черту Гретхен говорит.
"Может, хватит?" - "Ах ты, дерзкий! Мне перечить?!" В тот же миг
Чёрт уже лежал под нею, а она на нём верхом...
Ночью завтрашней летели они снова за добром.
Снова оказалось мало, снова муки чёрт терпел.
Ночью новой за богатством он с ней снова полетел.
Снова мало оказалось, чёрт изведал мук сполна.
Утром на молитву стала неприветлива она.
Только раз перекрестилась - что такое!? Всё горит!
Внутри жженье и перченье, а из уст вовсю смердит!
Боже, Боже, что случилось, чем прогневала Тебя?
Чей-то голос ей ответил: "Посмотри-ка на себя".
Гретхен - к зеркалу, и что же она видит пред собой?!
На неё глядит чертовка! Ах ты, Боже, Боже мой!
Из волос торчат два рога, вся в шерсти, а сзади хвост!
Пятачок торчит свинячий там, где был когда-то нос!
Ах ты, чёрт! Да что ж случилось?! Или, может, это сон?
Чёрт ответил: "Всё в порядке. Договор читай. Вот он".
Подает он ей пергамент. Ой, в глазах рябит от слов!
"Я, Верховен Маргарита, а в замужестве Кирхгоф,
Обязуюсь душу с телом херру Дьяволу продать,
А взамен прошу услуги черта Ганса оказать:
1. Отвезти меня на шее в Башню Вальдхоф унд Фурштюк,
Там монет и самоцветов взять насколько хватит рук.
2. Отвезти меня обратно в город Вальдзе, двадцать два.
3. Так проделать по три раза. Отвечаю за слова.
Подпись: Кирхгоф Маргарита". "Нету подписи моей!"
"Дорогая, как же нету?! Крестик вот твоих кровей!"
"Сунул мне пустой пергамент, чтоб поставила я крест,
А потом вписал всё это! Ах ты подлый, грязный бес!"
И она схватила крепко черта Ганса за грудки
И давай трясти беднягу, а в ответ ей Ганс с руки
Залепил такую плюху, что летела до стены
Наша Гретхен! Нынче стали по комплекции равны
Они с Гансом. Значит в силе преимуществ вроде нет.
Встала с пола Маргарита и ногой она в ответ
Отыграла Гансу в брюхо! Тот согнулся пополам,
Гретхен сверху наскочила кулачками по мозгам,
А потом давай копытом по спине его топтать!
Ганс завыл, ругнулся дико: "Ах ты, в черта душу мать!"
Ухватил за ногу Гретхен, дёрнул, сбил чертовку с ног,
И вдвоём они, сцепившись, покатились, как клубок.
Полчаса ещё примерно между ними шла борьба,
А триумф достался Гретхен, такова, видать судьба
Ганса нашего. Под нею на полу лежал ничком,
А красавица сидела на груди его верхом,
Крепко бедрами сжимала она чертовы виски
И по морде колотила со всей силы от тоски.
Ганс просил у ней пощады, но у ней пощады нет,
Не имелся в обиходе у неё такой предмет.
Через час она устала черта нашего тузить,
На груди сложила руки и давай его пилить:
"Признаешь меня, паскуда, ты своею госпожой?
Не признаешь, будет худо, буду бить тебя ногой!"
Ганс воскликнул: "Не признаю госпожою я тебя!
Господин мой есть херр Дьявол! Остальные мне ровня".
"Странно слышать мне вот это от раба от моего,
Ты же, Ганс, прекрасно знаешь, что добьюсь я своего!"
Маргарита развернулась на полкруга и бултых
Задом прям на рожу Гансу села крепко и поддых
Стала бить его копытом что есть силы, как могла,
Потом ногу поменяла и другою начала.
Ганс мычал у ней под задом (говорить-то он не мог),
Даже не просил пощады. Да и был ли в этом прок?
Он давно уж был согласен госпожой её признать.
Был ответ пока напрасен - как об этом ей сказать?
Через час она устала бить в живот его ногой,
Зад немного приподняла: "Ну, так как же, дорогой?
Госпожа тебе иль кто я?" - "Ты, конечно, госпожа!"
Гретхен вновь на нём уселась, чтобы он не убежал.
Потянулася рукою, дотянулась до стола,
На столе нашла пергамент, со стола его взяла.
На живот перевернула Ганса нашего, потом
На спине его уселась, чтобы не удрал, верхом.
Положила перед носом Ганса чистой стороной
Тот пергамент аккуратно и когтистою рукой
Разодрала ему морду (кровь рекою полилась),
Приказала: "Макай палец и давай пиши: "Я, Ганс,
Чёрт по плоти и по духу, находясь в своём уме,
В твердой памяти, тверезый и вменяемый вполне,
Не подверженный насилью, будучи совсем здоров,
Признаю своей сеньорой Маргариту фон Кирхгоф".
Теперь подпись: "Ганс" и крестик своей кровью начертай.
Поднялась сеньора с Ганса. "На колени, раб, вставай
И целуй своей сеньоре ты копыто, а теперь
Жди дальнейших указаний ты от госпожи своей".
"Разрешите, ваша милость, вам покорнейше сказать:
Нам к высокому начальству пришло время улетать.
Мой и ваш сеньор херр Дьявол мыслеграмму мне прислал,
Скоро съезд чертей и нужно всем лететь в центральный зал".
"Ну, так что же, полетели, раз херр Дьявол повелел.
Подставляй-ка, раб мой, шею..." "Госпожа моя, теперь
Вы и сами как чертовка вполне можете летать..."
"Ты опять перечить вздумал?! Ну ка, на колени встать!"
И верхом ему на шею села госпожа тотчас,
И вдвоём они взлетели в ночь и скрылися из глаз.
* * *
Прилеают рано утром Ганс и Гретхен в Дьявол-ланд.
Гретхен тут же записалась на прием и на доклад
К херру Дьяволу, и вскоре сам сеньор её принял.
"Мон сеньор, - она сказала, лишь вступивши в тронный зал, -
Честь имею вам представить я себя: мадам Кирхгоф.
Я являюсь госпожою (документ давно готов)
Черта Ганса и тем самым я хочу вам предложить
Всю себя на должность зама херра Дьявола. Почтить
Я прошу своё желанье верой, правдою служить
Нашему святому делу и на благо воли злой
Всей своим горячим сердцем и всей пламенной душой,
Всем умом своим холодным и всем блеском юных глаз!
Вот перо, товарищ Дьявол, написать прошу приказ".
Выслушав её, херр Дьявол, обомлев, разинул рот,
Но покорно он бумагу и перо свое берет.
Пишет: "Мой приказ: назначить Маргариту фон Кирхгоф
Моим замом". Подпись: "Дьявол ди Бельканто ван дер Копф".
Вот как делают карьеру! Подойди и восхитись!
Аплодировать примеру надо стоя: Браво! Бис!