Не надо бояться дождя

Белый Налив
                Капли на лице – это просто дождь, а может – плачу это я,
                Дождь очистил всё, и душа, захлюпав, вдруг размокла у меня,    
                Потекла ручьём прочь из дома к солнечным, некошеным лугам,
                Превратившись в пар, с ветром полетела к неизведанным,          
                неведомым мирам...
                Ю.Шевчук
               
               
                I.


    Я стояла на центральной площади небольшого экзотического южного города и растерянно оглядывалась по сторонам. Таксистов не было видно. Такси, правда, были, но проносились они с большой скоростью и всё мимо. Городских автобусов тоже не было, только идущие в другие города и сёла, а о трамваях и троллейбусах, как я поняла, придётся на какое-то время забыть. Стояла я уже с полчаса под нещадно палящим солнцем, чувствуя, что ещё немного – и я свалюсь где-нибудь в тени, чтобы хоть немного восстановиться после дальнего путешествия, которое я совершила уже вторично, поэтому я знала, куда мне надо добраться, но не знала, как это сделать, имея на руках тяжёлый багаж. Тётя жила не так уж и далеко от автовокзала городка, но меня никто не встречал, а камеры хранения здесь не было. Впервые я была здесь школьницей-старшеклассницей, а сейчас за плечами было уже три курса университета.
    «Ну, что, довольна? Вот ты и приехала за тридевять земель, на Украину, чтобы сразу же сомлеть под местным солнцем! А как ты стремилась к нему – и к своей родне! Почему же никто не встречает тебя? Письмо послано заблаговременно. Как же ты теперь доберёшься до них со своим чемоданом?»
    Я села на ближайшую скамейку. Внезапно всё изменилось. Небо нахмурилось, тучи, мгновенно его затянувшие, набухли – и на исстрадавшиеся от жажды деревья, кусты и людей хлынул проливной дождь. Дождю я обрадовалась, хотя и была в одном летнем платье. Я приехала из Латвии, где дожди в июне были правилом, а не исключением, поэтому я с восторгом смотрела на благо, подаренное мне небом.
    Неожиданно я увидела высокого парня, который переносил через лужу пожилую женщину в летних тапочках. «Наверно, мама», - мелькнула мысль. Поставив её на сухое место под крышу киоска, он, пританцовывая, стал кружиться под дождём, подставляя тяжёлым каплям лицо и руки. Резко крутанувшись, он заметил меня возле скамейки – в уже насквозь промокшем платье. Доброжелательная улыбка осветила его лицо, и, подойдя поближе и оглядев меня с ног до головы, он сказал:
    - Наверняка издалека. Ошеломлены отсутствием транспорта. Боитесь дождя.
    - Это я-то боюсь дождя?! Я обожаю дождь! – и я встала под почти вертикальные струи. И начала повторять те же телодвижения, какие только что видела в его исполнении. Нет слов, чтобы описать восторг испытанный мною.
    Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, и вновь засияло солнце. Парень, поинтересовавшись, куда мне надо, взял в руку мой чемоданище, и мы двинулись по направлению к улице Чайковского, где жила моя тётя.
    Пока мы шли, ведя непринуждённый разговор, воссиявшее светило обдало нас таким жаром, что уже через несколько минут вся одежда была суха. Улица, на которой жили родные, находилась в живописной части городка. Здесь не было машин и асфальта. Абрикосовые, вишнёвые и грушевые, сливовые и шелковичные деревья, сплошь увешанные созревшими или созревающими плодами, придавали ей неповторимый колорит. Деревья так плотно облепляли маленькие домики, укрывшиеся под их тенью, что были с трудом различимы.
    - Красотища у вас какая! Я уже и напилась, и наелась! А вот и дом тёти!
    - Отсюда и до речки недалеко, - сказал Дима, с которым мы познакомились по дороге.
    Обменявшись адресами и телефонами, мы расстались. Я долго благодарила парня, а он смущался и просил, чтобы я не исчезала.
    Когда я отворила калитку, залаяла собака. Навстречу мне выбежали мои родные.
    - Валечка, прости, что не встретили. Письмо-то получили только что, видно, в дороге задержалось.
    - Ничего, - улыбалась я, - добралась же! Все треволнения позади. Донести чемодан помог Дмитрий, - я назвала фамилию.
    - Да мы знаем эту семью. Его мама была у нас заведующей детсадом, - сказала тётя, - а я работала там бухгалтером. Диме сейчас уже двадцать пять. А ты, стало быть, уже на четвёртый перешла. Вот молодец!
    Потом все помчались на кухню, а оттуда одно за другим стали появляться роскошные украинские блюда. Потом пошли фруктово-ягодные десерты и наливочки. Я рассказывала им о своём путешествии и о том, как кружилась с Дмитрием под дождём полчаса назад.
    - И правильно! Дождя бояться не надо – его надо уважать! Дождь для нас – великое благо, особенно летом. Нынче дожди был уже несколько раз, урожай, знать, хороший будет, - изрекла бабушка.
    После того, как я рассказала им о нашей жизни в далёкой для них Латвии, которую они почему-то дружно путали с Литвой. Потом родственники стали расходиться, а мы с бабушкой и тётей, убрав со стола, пошли отдыхать.
     Я легла спать на террасе. Там мне поставили кресло-кровать: в комнатах мне сперва показалось очень душно. Хотя позже я и привыкла. Спала я долго. Длительное путешествие в одиночку, несмотря на то, что мне шёл двадцатый год, утомило меня, и сон, верное лекарство от усталости, сделал свой дело: я встала отдохнувшей и посвежевшей.


                II.

    Вечером я вышла в сад. Над моей головой шатром нависали виноградные лозы с ещё не зрелыми кистями. «До моего отъезда поспеет вряд ли, - подумала я, - его пора – август». Потом я подошла к яблоне белому наливу – росшей у самого забора. Нагнула ветку – и вздрогнула, почувствовав, что у забора кто-то стоит.
    - Не бойся, Валечка, это я, Дмитрий, извини, что не выдержал и пришёл сегодня вместо завтрашнего дня. Завтра еду на дачу – там малина осыпается, черешня тоже перезрела и клубника ещё не вся собрана, да и овощи. Мама просит, чтобы съездил и привёз всё: будет варенья варить и в банки закатывать. А я сейчас в отпуске. – Я уже знала, что Дмитрий работает в автосервисе. – Так что если хочешь – поехали со мной. Там и речка есть.
    - А это далеко?
    - Нет, всего двадцать минут на автобусе. Мы же с мамой в центре живём, огорода и сада у нас в городе нет, поэтому и купили дачку лет семь назад.
    - Хорошо, Дима, я поговорю со своими, и если они не против, позвоню тебе.
    И он, обнадёженный, ушёл.
    «С Димой поезжай. С кем бы другим не отпустили, а его знаем: хороший хлопец». Если бы они знали, что Дмитрий влюбился в меня с первого взгляда, что он не спал всю ночь, думая о нашей поездке, они бы, возможно, сказали иначе. Да и я не могла забыть его горящий взгляд, большие вопрошающие глаза и трепет его руки, когда он взял мою и запечатлел на ней поцелуй.
    Я позвонила ему, и мы договорились встретиться на автовокзале в 8 утра. «Не проспи!» - сказал он мне на прощанье.
    Я не проспала, и вот маленький автобус мчит нас за город, в дачный посёлок. Дима был прав: уже в 8.20 мы шагали с пустыми корзинами к его даче. Все домики вокруг утопали в подсолнухах. «Подсолнечный край!» - мелькнула мысль. Я и не заметила, как мы подошли к Диминому участку. На нас тут же пахнуло густым запахом зрелой малины. Это была чудо-дача. Небольшой домик с верандой был вполне пригоден для житья. Вокруг сплошной стеной стояли фруктовые деревья. Особенно много было абрикосов. Кусты крупной садовой малины росли вдоль забора. Их было очень много. Чтобы подойти к ним, приходилось давить ногами уже осыпавшиеся ягоды, но и на кустах висело видимо-невидимо. Клубники на грядках было немного, её сезон почти закончился. «Но ведёрко ещё наберём!» - успокоил меня Дима, хотя я ничего и сказать не успела. Черешня была бордово-янтарного цвета. «Попробуй, - Дмитрий поднёс к моим губам горсть спелых ягод, - она чистая, дождик омыл». Сказать, что она была вкусная, - значит ничего не сказать. Это был изумительный природный деликатес: сладкий, душистый, сочный. Я не заметила, как съела всю пригоршню.
    - Ну, как?
    - Здорово. Слов нет, кроме «Да здравствуют плоды юга!»
    После этого, засучив рукава, которых, правда, и не было, мы принялись за работу. Нужно было много успеть до семи вечера, когда отходил последний автобус. Мы разделили обязанности: я стала собирать клубнику, а он малину. Через час большое пластмассовое ведро было с горкой полно клубники, а Дмитрий набрал столько же малины, хотя это и труднее. Видя, что ему ещё далеко до победного конца, я присоединилась к нему. Ещё час совместного труда – и ещё два ведра малины присоединились к первому. Дима отнёс их в маленький погреб, прилепившийся с другой стороны домика.
    - Давай перекусим немного, отдохнём – и снова за работу, черешню соберём. Я соберу ягод на десерт, а ты поставь на стол то, что найдёшь в корзинке.
    А там оказались голубцы, завёрнутые в виноградные листья, два огромных помидора, свежепросоленные огурчики, баночка самодельной  баклажанной икры, бутылка ароматного морса – потом оказалось, что это ягодная настойка – и небольшой каравай пшеничного хлеба. 
    - Дима, а чёрный хлеб ты забыл?
      Подошёл удивлённый Дмитрий.
    - Знаешь, у нас не принято есть чёрный, да у нас он не очень-то и хороший. Лучше белый каравай. Ломаем его за столом – и едим.
    - Руками? А почему не ножом?
   - Считается, что хлеб надо ломать, а не резать, особенно караваи, - спокойно ответил Дима. На десерт он собрал по чашке всех своих огородных ягод.
    - А наливочки?
    - Чуток, - сказала я. Он налил мне полстакана, а себе полный.
    Мы выпили, поели, и нас разморило. Выходить на солнце не хотелось. Мы с вожделением посмотрели на старенькую тахту. Она была широкая, и можно было лечь поперёк её, что мы и сделали. Только головы коснулись подушек, как нас накрыл сон.


                III.


   Проснулась я от прикосновения его руки. Глядя на меня с нежностью и любовью, он поправил упавшую на глаза прядь волос. Его дыхание и губы были совсем рядом. Только сейчас я разглядела, какие у него красивые глаза. Они были, как фиалки в росе, громадные, будто переполненные расширяющей их влагой. Стоит взглянуть в такие глаза – и ты уже захвачен восторгом. Я обратила внимание и на крепкое загорелое тело, и на руки с выпуклыми бицепсами. Наши губы невольно потянулись друг другу и слились в сладком малиново-клубничном поцелуе. Я понимала, как ему тяжело, как он хочет большего, но не могла позволить себе раствориться в нём. «Рано, рано, рано…» - молоточком стучало в голове. Но я отвечала на его поцелуи, на его ласки и не смогла не позволить ласкать своё тело, грудь. «Кохана!» - в забытьи шептал он. Я молчала, но из моих глаз внезапно потекли слёзы. Найти такую нежность и благородство в простом украинском парне я не ожидала. Я поняла, что тоже влюбилась в него…
    Когда мы оторвались друг от друга и посмотрели на часы, было уже седьмой час вечера. Всё тело моё горело от избытка страсти и его поцелуев.
    - Мы проспали. – Тихо сказала я. - Черешню собрать не успеем.
    - Боже мой, какая черешня!.. Ты моя самая сладкая черешенка! Может, переночуем здесь и вернёмся завтра утром? Решай, бежать на автобус или оставаться?
    - Останемся, выполним поручение твоей мамы. Черешня должна быть собрана!
    - Тогда я пойду собирать, а ты приготовь что-нибудь на ужин. Там, в ведёрке, есть картошка, а огурцов и зелени нарви на грядке. В шкафчике найдёшь подсолнечное масло.
    Я быстро почистила картошку, поставила её на газовую плитку, смастерила овощной салатик и открыла банку тушёнки, также обнаруженную мною в шкафчике, положила в вазу несколько спелых груш, сорванных в саду. Всё, что приготовила, я накрыла белоснежным украинским рушником с красными узорами и пошла помогать Диме.
    Было уже не так жарко, как днём. Солнце ещё грело, но готовилось отойти на покой. Огромную корзину черешни мы набрали довольно быстро и сели под яблоней отдохнуть.
    - Валечка, расскажи о себе, - попросил он.
    Я редко, очень редко делюсь с друзьями самым сокровенным. Но тому, кому я интересна, кто способен пропустить мои чувства через себя, я могу раскрыться. И я рассказала ему всё: о своём детстве на лоне природы, о том, как я любила и люблю беспечную чувствительность луговых цветов, корабельные сосны, которых у нас много везде, а у моря в особенности; люблю лесные озёра с белыми кувшинками – у нас их много, особенно там, где я родилась, в Латгалии. Я рассказала, какие целебные родники бьют у нас из-под земли, и как я прикладываюсь к ним в знойный час – «у нас ведь тоже бывает жара, но гораздо реже, чем у вас!» Рассказала о том, как я люблю, и особенно в детстве любила, бегать под дождём босиком по лужам и беседовать со звёздным небом или радугой; о двух любимых яблонях с кислыми яблоками, которые растут у нас в старом саду – когда мне плохо, я прихожу к ним и поверяю им тайны своей души.
    - Как мне сейчас? – спросил он.
    - Как тебе, - эхом повторила я.
    Рассказала и о том, как я люблю путешествовать по незнакомой местности, смело «пробуя» её на вкус, запах и цвет. Я описала свои вылазки за грибами – сначала с родителями, потом с подругами. Это самые милые картины моего детства – податливый мох под ногами, огненно-красные россыпи брусники, бойкие ручейки, суровые ели и сосны, корявые замшелые пни и шелест берёз…
    Я рассказала про свой школьный выпускной, о церемонии посвящения в студенты на Домской площади, о Старой Риге и золотом петушке на одной из её башен. Поведала ему, чем я живу, о чём мечтаю, как вижу и понимаю этот мир и своё назначение в нём. Я сказала ему, что не боюсь дождя – оттого, что хочу жить полнокровной жизнью. И так, как всё живое в природе впитывает влагу, чтобы не погибнуть, так и я хочу быть живой, способной не только брать от этой жизни, но и как можно больше отдавать.
    - И когда я увидела тебя, танцующего под дождём, я поняла, что ты тоже живой, почувствовала духовное родство с тобой – ведь не секрет, что родственники могут не обладать духовным родством, зато посторонние могут оказать духовно близкими людьми. Так получилось и с нами. Я поняла, что ты из породы тех, кто не будет беречь себя, кто будет служить людям достойно, неважно, на каком поприще. Вот так-то, милый мой Мальчик Дождя!
    Я говорила всё это отчётливо, стараясь, чтобы он понял. И видела, что если не всё, то главное он точно понимает. И это радовало меня. «Я не ошиблась, - думала я, - капли моего, ещё наивного и слепого дождика, уходя глубоко в живую благодатную почву, оросят её, и эта почва произрастит весомые, налитые солнцем зёрна. И, как показала жизнь, я не ошиблась в нём.


                IV.


    Мы не заметили, как совсем стемнело. На Украине темнеет раньше, чем у нас. Звёздное небо распростёрло над нами свой пышный шатёр.
    Ещё немного посидев, мы пошли в домик. Наш ужин давно остыл, но и есть совсем не хотелось. Мы всё же поели немного, запили наливочкой и легли спать. Но сон не шёл. Я думала о нём, о том, не слишком ли много выплеснула я на человека, которого едва знаю.
    А он думал обо мне – так он скажет при расставании. Он понимал, что я выше его – как по интеллекту, так и по духовному развитию. Он чувствовал, что эта причина как раз и явится камнем преткновения на пути к нашему сближению, но он тогда ничем не выдал своих сомнений.
    Мы вновь любили друг друга с наслаждением, ласково и нежно. Но мы не стали один для другого чем-то большим, чем влюблённые. Он понимал, что я не хочу этого, а, может, понял или угадал, что для нормального человека секс – это только один из многих способов проявления нежности. А нежности мы дали друг другу так много, как никто из нас в жизни больше и не испытывал…

     Когда я уезжала домой, мы договорились с Димой о переписке.
Он даже прислал мне своё фото, надеясь на то, что мы ещё встретимся. Вначале я отвечала на его письма, но потом закрутилась в водовороте таких событий, меня окружили такие интересные личности, что я постепенно стала забывать красивого южанина – ведь любая почва требует постоянного орошения и подпитки, а раз их не было, на ней не могли произрасти цветы или плоды. И, видимо стряхнув с себя лохмотья иллюзий, замолчал и он. Я догадалась: он вырос, стал по-настоящему взрослым и тоже забыл меня.
    Так закончилась эта романтическая история в небольшом экзотическом городе. Правда, однажды (и что их подвигло к этому?) родные мне написали, что Дмитрий позже поступил в один из украинских вузов, стал майором милиции и сейчас борется с коррупцией (это на Украине-то!), женился, у него двое детей. Потом сведений о нём больше не поступало - очевидно, потому, что я не прореагировала на это.
    Так мы «отпустили» себя друг от друга. Наверно, мы дали один другому всё, что тогда могли.
     Я тоже росла, теряла иллюзии, обретая при этом новые. Ничто не давалось мне в жизни легко. Зато как интересно всё, как удивительно! Собственная жизнь представлялась мне в виде большой широкой дороги, и я наблюдала в мечтах своё продвижение по дороге в будущее.
    Правда, иногда, всматриваясь в прошедшие годы, я вижу себя, двадцатилетнюю, стоящую под проливным дождём на юге «нашей страны», как тогда говорили, - и его, красивого юношу, будто сотканного из дождя. «Дмитрий, - кричу я ему, - мы уже до нитки промокли!» Он кружит меня и смеётся: «Никогда не бойся дождя – жить будешь дольше!..» Интересно, жив ли он сам… Может, уехал за границу, как многие. А, может, остался на родной Украине, но с мафией уже не борется – ведь это бесполезно? Да и возраст… Сколько лет–то прошло? Вечность. Это же было в другой стране, в другом веке. И любили мы по-другому, не так, как сейчас. И все, все ещё были живы…

    А я по-прежнему люблю дожди: летние, косые, прямые, проливные, моросящие, грибные, слепые… Люблю – и принимаю их как дар Божий!