из серии "Литераторы шутят и не шутят"
Одно из стихотворений Анны Ахматовой, написанное в 1921 году, обращено к русским эмигрантам:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключённый, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
…
Среди эмигрантов, кого не любила Ахматова, часто фигурировал Бунин. Вот пришла к ней Лидия Чуковская, заговорили о Бунине, и ЛЧ позже записывает признание АА: «…Она не любит его стихов, чему я рада, так как не люблю их тоже». Состоялась общая радость для двух женщин, не возлюбивших поэзию Бунина. Пусть их. Редко кто из великих любит чужие стихи. А тут ещё вдобавок ко всему речь идёт об эмигранте, бросившем страну «на растерзание врагам».
Лично мне стихи Бунина понравились весьма и весьма, особенно при первом прочтении…Некоторые стихи с удовольствием перечитываю до сих пор. Говорят, что это «вкусовщина». Нормально. Не претендую на знатока поэзии, но музыку стиха чувствую. А из великих могу назвать Владимира Набокова, тоже эмигранта, которому поэзия Бунина пришлась по душе, а о прозе Бунина он отозвался пренебрежительно.
Далее АА даёт общую оценку стихов Бунина и его пути: «…Вялые стихи, обо всём на свете, рассчитанные на академическую благовоспитанную публику. Сокровищ в них не ищите…Поэты 90-х годов погибали от безвкусицы эпохи, не в силах были её побороть, а Бунин был вполне удовлетворён своей эпохой. Когда при нём появился Блок, повеял новый ветер, он надел наушники, напульсники, набрюшники, думая, что так и должен вести себя классик. Очень глупая позиция».
Анна Андреевна ещё не читала «Окаянные дни», где Бунин резко обзывает Блока и Андрея Белого – «…два сукиных сына, два набитых дурака». Книга вышла в 1936 году за рубежом, а в России появилась только после перестройки.
•
Если исходить из определения поэзии, как «красивое сотрясение воздуха» (так сказал английский классик Уистен Хью Оден), то Ахматова уверена в том, что её «сотрясения воздуха» звучат красивее и энергичнее бунинских «вялых стихов». Ладно, пусть их каждого обожают свои поклонники и поклонницы, а мы будем держать в уме простую мысль: эстетическая радость от стихов у каждого своя, необъяснимая словами.
Лично меня устраивает другое определение поэзии – «изящная словесность». Красиво выражаться не запретишь.
Ахматова рассуждает о Бунине в 1941 году, в Ташкенте, будучи в эвакуации. Смело судить о других ей позволяет положение – она нынче в фаворе, в стране издаются книги её стихов. Вокруг неё подвизаются группа творческих женщин: актрисы Раневская и Рина Зелёная, писательница Чуковская, театральный критик Раиса Беньяш, супруги Радзинские, семья поэта Сергея Городецкого и другие околотворческие «вязальщицы».
Изгнанник Бунин в эти дни живёт на юге Франции, на вилле «Бельведер», и уже свыкся с ролью Нобелевского лауреата, что позволяет ему авторитетно судить и критиковать любого политика или литератора, ибо он знал, что его процитируют и в Европе, и в России.
Как в России, так и на Западе, в литературной среде идёт борьба за творческое и физическое выживание, и неизбежные спутники этой жизни – сплетни, коммунальные распри, воровство чужих пайков, заигрывание с властями, политические разногласия и другие неблагородные способы не очень мирного сосуществования.
Как выразилась Лидия Чуковская по поводу одного внутри-интеллигентского скандала в Ташкенте – «самая заурядная писательская грызня». Заурядная - значит, нередкая. Заварушка началась с того, что один разгорячённый литератор сказал другому, тоже возбуждённому писателю, что ему «не нравятся его произведения». Вмешались женщины, не понявшие сути дела, разнесли сплетню по Ташкенту, и дело дошло до интеллигентного мордобоя – кто-то кому-то дал пощёчину. Назревал товарищеский суд. По этому случаю Анна Ахматова выразилась вполне определённо:
– …Ведь всё это было у меня в доме. Это и есть сплетня. Гадость какая. На месте узбеков я бы всех нас выслала. А на своём месте я уеду в какой-нибудь другой город, где нет писателей.
К делу подключились серьёзные мужчины (не писатели), исследовали конфликт и доложили Анне Андреевне и высокому литературному начальству, что никто никого не бил, а только собирался бить и назвал оппонента «мерзавцем». Высылка писателей из Ташкента не состоялась, да и Ахматовой не пришлось уезжать в город без писателей.
Интересную мысль высказала Анна Андреевна. В 1942 году найти в стране «город без писателей» для Ахматовой не составило бы труда. Труднее найти такой город сегодня, в начале XXI века, поскольку число писателей и поэтов в России умножилось неимоверно. Интернет виноват. Вот статистика текущего часа (на 30.07.17, время 18.20 мск): в портале Стихи.ру подвизаются 752983 автора, а в портале Проза.ру – 269522 автора. Полагаю, что третью часть из числа прозаиков составляют поэты по весьма прозаической причине: среди такого множества стихотворцев легко затеряться, а прозаиков в три раза меньше…Лучше быть первым парнем на селе, чем последним в городе.
Как вам нравится – миллион писателей! Попробуйте найти в России город, где нет писателей. Ну, может быть, в каком-нибудь хуторе…Высокая мечта Ахматовой вообще стала недосягаемой.
•
И всё-таки находились люди, как на Западе, так и на Востоке, стремящиеся сплотить и направить разнородные силы русской литературы в плодотворное творческое русло.
Одним из деятельных вожаков русской эмиграции оказался Илья Исидорович Фондаминский – «святой эсер», энергичный и бескорыстный человек, один из немногих меценатов, в прошлом профессиональный революционер.
Летом 1930 года, гостивший у Буниных в Грассе Фондаминский говорил, что хотел устроить «Лигу благоприятного отношения среди писателей». Неизвестно, воплотилась ли сия гуманная задумка в жизнь, но благоприятного отношения среди писателей Илья Исидорович добился (в какой-то мере) своим неустанным трудом по части создания для эмигрантов возможностей печататься в журналах и издавать книги. Когда литераторы не голодают и заняты любимым делом, им некогда склоки разводить.
Попытка создать нечто подобное для нравственного улучшения творческой интеллигенции состоялась в тёплом городе Ташкенте, в мае 1942 года. Как-то на творческих посиделках Анна Ахматова в шутливой форме предложила основать «Общество людей, не говорящих худо о своих ближних». Женщины всерьёз восприняли предложение и начали его горячо обсуждать – кто «за», а кто «против». Послушала Ахматова речи подруг и произнесла «великолепный грозный монолог», который полностью записала ЛЧ. Привожу текст с сокращениями:
– Разумеется, я не намерена организовывать никакого общества. Я просто хотела в деликатной форме намекнуть присутствующим, что я не желаю слышать каждую минуту какую-нибудь гадость об одном из наших коллег…Мы здесь все живём так тесно, что нужно принимать специальные меры, чтобы сохранять минимальную чистоту воздуха…Когда я вспоминаю, что говорят обо мне, я всегда думаю: «Бедные Шаляпин и Горький! По-видимому, всё, что о них говорят – такая же неправда…».
Далее Анна Андреевна рассказывает случай из своей жизни:
– В одном доме меня познакомили с дамой. Потом, через несколько дней, узнаю;: дама рассказывает, будто она была моей соседкой, когда я была замужем за Островским. Но я никогда ни за каким Островским замужем не была. Оказывается, замужем за Островским была Наталья Грушко. Для дамы женщина-поэт ассоциировалась именно с Грушко Вот и получилось…
– С этой минуты ко всем вашим мужьям неизменно присчитывался Островский, – подвела итог остроумная Фаина Раневская.
Одним мужем больше, одним мужем меньше – не это возмутило Ахматову, а явная неправда – ей приписали чужого мужа, и она дала ясно понять: чужого нам не надо.
Действительно, муж Натальи Грушко – племянник драматурга А.Н. Островского, скоропостижно скончался в 1924 году. Вдова с тремя малолетними детьми пыталась ещё зарабатывать литературным трудом, хотела издать свой третий сборник стихов, но тщетно. Близко знала Блока, Гумилёва, Горького, но все её друзья рано ушли из жизни. Через жизнь пробивалась с трудом. С Ахматовой они были знакомы, но дружбы особой не наблюдалось. Пережила Ахматову на пять лет.
•
"Ребята, давайте жить дружно" - такие призывы, исходящие из уст разного рода миротворцев, часто звучат на планете Земля. Создать «общество людей, не говорящих худо о своих ближних» практически невозможно, но Фондаминский в Париже и Ахматова в Ташкенте понимали, что людям надо хоть что-то делать, чтобы налаживать добрососедские отношения в нашей и без того задёрганной жизни. Собрались, поговорили, разошлись, забыли, и всё покатилось наезженной колеёй. Как будто слово это и есть дело.
Интересно, что никто из озабоченных ораторов не упомянул Бога и вторую из двух главных заповедей: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Да и первую заповедь: «Возлюби Бога своего всем сердцем, всем разумом, всей душой…» никто не цитирует. Если любишь ближнего, то не будешь о нём худое говорить. С Фондаминским понятно: он принципиальный атеист, революционер; а вот Ахматова, судя по её поэзии, знакома с Библией хорошо, и даже учит христианской морали своих читателей, предоставляя самой себе полную свободу от всякой морали. Не удивительно, что большинство её поклонниц составляют эмансипированные девушки и женщины, пренебрегающие христианскими заповедями.
Так уж повелось на Руси: законы пишутся для подчинённых, под видом закона исполняется беззаконие, а учителя жизни из литературного сообщества, уча других, сами ничему не учатся. Они как бы умные от рождения. Лёгкая придавленность славой уже ограничивает умственные способности человека, а если славы много, то придавить она может сильно, даже расплющить. Ну и начинается: что ни изрёк, что ни написал – всё сойдёт за шедевры – имя работает.
Лидия Чуковская удивляется отношению своего отца к поэзии Ахматовой: «…А почему, при его любви к поэзии, всё, что касается АА и её стихов, ему явно неприятно – я не пойму…Сложные люди неврастеники».
Да, сочувствую ЛЧ, с неврастениками трудно…Свою оценку поэзии Ахматовой Корней Чуковский сделал со слов Блока ещё в 1921 году, когда Блок нелестно отозвался о стихах Ахматовой. Видимо, та предвзятость ещё сохранилась в нём, и он просто отмалчивался, чтобы не расстраивать Ахматову своим честным отзывом о книге стихов, ибо не мог соврать себе и другим – натура не позволяла. Ну, никак и ничем не привлекала Чуковского поэзия Ахматовой!
Время лечит. Время меняет людей. Позднее, четверть века спустя, после смерти Ахматовой, Корней Иванович переменил своё мнение о поэтессе и ставил её в один ряд с Блоком и другими лучшими поэтами страны.