золотая флейта

Хома Даймонд Эсквайр
пока что почеркушка - скелетик, с едва намеченными героями, атмосферой и сюжетом, одни стволы, как у ребенка на рисунке, палки-то он нарисовал, а вот ветви и листья пока боится, примеривается, краски подбирает, впрочем, я и сам так и не научился рисовать ветки и листья, какой смысл, ведь в конечном итоге все бревна будут сплавляться по реке времени, безжалостно обрубленные до гладкого бревна бригадой лесорубов...куда они потом деваются, я не знаю, но зрелище плывущих гладких стволов всегда останавливало для меня мгновение, я понимал, что вижу нечто, отгадку или загадку, а может быть и самою истину, если она вообще существует в пределах нашего мира и ума...однажды некто на моих глазах перешел на ту сторону реки, балансируя на ненадежной, ускользающей опоре.
таков и наш мир и наша попытка перейти реку, но не пробовать мы не можем, ибо слышим внутри хлопок стартового пистолета и понимаем, что надо бежать, игра началась и все билеты проданы.
вчера во сне я стоял с группой людей в очереди к оракулу и мне сказали, что меня ждет внезапная смерть. я совсем не удивился, наверное, всегда это знал, с этим я живу, как парашютисты в самолете, мой парашют за спиной, я знаю, что нужно дергать, но до этого все инструкции были только устными, сейчас же наша безмолвная группа уже поднялась по трапу и мы сидим молча, не глядя друг на друга, слушая только мерный гул мотора. пока еще есть этот ум, мы вспоминаем свою жизнь, мы уже не мужчины и не женщины, мы души и память, облаченные в скафандры тел. есть одно отличие от нормальных земных прыжков, когда раскроется парашют, скафандр автоматически сбрасывается, этот момент равен моменту приземления и важно все сделать правильно, нужна концентрация, нужно успеть сказать "люблю"...мои дорогие питер и хлоя, сильные, веселые, смеющиеся над моей пижамой с котиками, любимые, любимые мои друзья.


глава первая… немножко обо мне и немножко о питере.

в скучное субботнее утро, когда, как говорится, ничего в нашем привычном мире не предвещало столь бурного продолжения уныло начатого дня, в мою дверь позвонили.

я, конечно, понимаю, что так начинается процентов девяносто всех историй на свете, но ничего поделать не могу, она именно так и начиналась, буквально из ничего.

да еще как позвонили, не просто подошли и нажали на кнопочку в виде носа льва, периодически западающую от старости, из-за чего друзья шутили, что у меня звонком работает лев - сифилитик.

нос льва вообще редко становился на свое, указанное механикой место, поэтому, чтоб хоть как-то до меня достучаться, приходилось засовывать палец в дыру на месте носа и нащупывать там, в недрах, то, что издает при нажатии громкий звук.

тильнь – тильнь - тильнь.

а вы ожидали свирепый рык, не так ли, но смирите свой пыл, невежды, это и есть культура, обуздание низких, так сказать, инстинктов нашего звероподобия.

что- то в звонке настораживало, я это понял, даже несмотря на то, что для полного пробуждения мне нужно выпить еще минимум шесть чашек кофе, первая с тремя ложками сахара, вторая и третья с двумя, остальные три с одной.

какая в этом система я вам не скажу, но она есть, это мое личное открытие, и я им горжусь и охраняю как истинную формулу пепси колы, ну и кое о чем умалчиваю, да.

пока что я только бродил недовольной брюзжащей тенью по своей наследственной обширной квартире напротив датского посольства, в любимой пижаме с котиками и корзинками, чихая от пыли и спотыкаясь об своего старого драного кота иммануила.

или эммануила, не помню точно, эта тварь такая старая, что сам уже не помнит, как его зовут, так что не важно, он все равно отзывается на кис- кис.

что за идиоты придумали называть котов именами, они все равно из всех звуков предпочитают звук открываемой двери холодильника и шуршание под плинтусом, тут их звать не надо.

иммануил уже лет пять как ненавязчив, в какой-то момент нашего с ним совместного бытия он сделал открытие, что в доме еда - редкий гость, а лично для него я завел мышей, ну, не сам завел, они, как верно утверждал парацельс, завелись из грязи, и с тех пор я избавлен от утомительного его "мяу-мяу, дай пожрать" он охотится сам в душистых прериях старого паркета, гоняя с восторгом клубящуюся в углах, как перекати-поле в степи, пыль.

иногда он, видя мою худобу, приносит и мне их в постель, и я, чтоб его ненароком не оскорбить в лучших чувствах, изображаю как страстно поедаю мыша, а сам прячу эту мерзость в целлофановый пакетик, специально для этого припрятанный под подушкой, потом тайком от кота выношу в мусоропровод.

не знаю, раскусил ли он меня, или тоже из вежливости делает вид, что не замечает, но у нас с ним полная идиллия, и он и я знаем, что мир за стенами жесток и туда лучше наведываться как можно реже, почти партизанским вылазками.

строго говоря, я дружу только с датским послом на почве преферанса и мизантропии, видимо, мы два самых унылых осла в этом солнечном городе.

остальных людей в своем окружении я называю друзьями, скорее, по привычке, чем по факту, я, увы, слишком ленив для всех этих байронических чувств и не люблю спорт и пиво, да и громкие звуки слишком утомляют.

между нами с питером ничего нет, ничегошеньки, и те часы, что он мне якобы подарил, он вовсе не дарил, а проиграл, взяв с меня слово джентльмена, что я никому не открою истинную причину появления у меня его узнаваемых часов.

только у меня нет жилетного кармана, чтоб их туда класть, ношу в кармане брюк.

то, что нас теперь воспринимают парой, ему, мерзавцу, только на руку, он считает это очень удачным ходом, учитывая, что он втрое старше меня и равнодушен к женщинам.

я все подумываю, на обложить ли его данью из-за вопиющей разницы в нашем положении, - быть педиком-послом и педиком-гражданским это две большие разницы.

стены посольства куда толще стен моего дома, и он там сидит, как в средневековой крепости, даже в этом европа куда более защищена, а на меня тут из-за него разве что кошки не оглядываются.

я первый педик в нашем доме, на нашей славной улице имени красного комиссара, и даже в моей родной школе, где я слава богу, уже не учусь,

в плане женщин я питера понимаю, я тоже равнодушен к самим женщинам, меня привлекает только их красивый антураж, а не то пламенное сердце и раздвинутые ноги, что под ним находятся, - боже сохрани!

утром я обязательно должен выйти на свой французский балкончик, чтоб ему показаться, брррррр, холодно, да где же он???

в этом проявляется почти отеческая забота, когда он узнал, что я практически сирота, то сразу стал относиться с немыслимой для его бюргерской наружности нежностью.

между нами это главный утренний ритуал - встретиться глазами и помахать друг другу с балконов, едва заметным жестом, над текущим, как время, потоком машин, он в строгом костюме, я - в пижаме с котиками, мне двадцать лет, ему? - считайте сами…

как же холодно сегодня, пожалуй, надо набросить халат и вернуться ждать питера.

ему давно пора тоже выйти выкуривать первую сигару и традиционно глянуть на старомодный брегет, дома он любит хай-тек, но странно привержен к этим часам на цепочках, наверное, сам жест ему нравится, дает какую-то почву под ногами в чужой, далекой, дикой стране тьмутаракани.

я называю его часы биг беном, с внешностью питера надо сидеть в палате лордов времен королевы виктории, рядом с гладстоном и дизраэли, а не протирать дорогие штаны в посольстве невразумительного государства.

но это только так кажется на первый взгляд, по сути питер такой же бездельник и лентяй, как и я, и его незавидная карьера - прямое следствие его собственной лени, из всей семьи питер самый не амбициозный, и поэтому практически сирота в бодром стане своей родни.

да он и не особенно стремится общаться с этими скучными снобами, в мире он предпочитает всему остальному свои часы, сигару и… меня, такое же неприкаянное существо.

до сих пор питер для меня - большая загадка, я даже не знаю, как он умудряется еще и работать при такой мизантропии, один, в чужом неприветливом мире, держась за часы и сигару, как за спасительную кедровую мачту в бурю.

меня он увидел и почувствовал сразу, когда я перебегал дорогу с двумя французскими батонами в руках, - он как раз курил на балконе, а я, лавируя между машинами, игнорировал красный свет, потому, что в нашем квартале туалеты только в домах.

я невольно остановился, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, поднял глаза и увидел его бульдожью физиономию, улыбка сама собой разлилась по моему лицу и я, не задумываясь о последствиях, помахал ему батоном, перед тем, как скрыться в подъезде.

с тех пор питер и наблюдал за мной, постоянно скашивая глаза через дорогу, и, когда выходил курить, смотрел на наш дом с тоской моряка, проголодавшегося по портовым девкам.

удивительно даже, как нежно и туманно может быть такое бульдожье лицо.

из-за моих ног панически выглядывает иммануил, огромными зелеными расширенными глазами, его пугает грохот улицы.

получив заряд адреналина, иммануил ретируется в свои пыльные владения.

ах да, звонили же!

что- то в звонке по-прежнему тревожит, без кофе я плохо соображаю!

я подкрался на цыпочках к двери, стараясь не наступать на скрипучие места, - давно научился ходить по этому болоту бесшумно, - и приложил ухо.

там кто-то порывисто дышал и явно нервничал, переминаясь с ноги на ногу, и то отходил от двери, то стремительно бросался обратно и… замирал, прислушиваясь, потом снова и снова, туда-сюда, как маятник.

судя по звукам, посетитель был тяжелый и, вероятно, высокого роста, посмотреть я не мог, так как никогда принципиально не пользовался дверным глазком, в детстве я слышал краем уха, что это вызывает глаукому, и очень испугался, даже не зная, что такое глаукома (мне казалось тогда, что это очень злой дух) - с тех пор я полагаюсь исключительно на слух, а на дверном глазке нарос такой слой пыли, что он сам теперь, как глаз с бельмом.

новый звонок чуть не снес меня с места, он звучал из… замочной скважины, с которой мое ухо как раз опасно соприкасалось.

святая дева мария, это же автомобильный клаксон!

даже иммануил от неожиданности подпрыгнул на месте и зашипел на дверь.

он сроду не слышал таких громких звуков.

продолжение следует…

глава вторая… явление хлои.

существо за дверью начало проявлять нетерпение, и наконец я услышал, как чиркнула, не с первого раза, обмелевшая зажигалка и запахло дымом от дорогих дамских сигарет, кажется данхилл.

женщина?!

к крупным женщинам я отношусь особо, они меня пугают менее других, особенно, если не просто безобразно толстые, а, так сказать, статуарно-фактурные.

одно время я даже просматривал объявления на предмет такой массивной дамы для… созерцания.

только вот как ей объяснить, что мне нужен не секс и не грязные вуаеристские штучки, а самое ощущение от ее массивной фигуры, мне, с моей истерической худобой, этого всегда не хватало, я как провинция, добровольно желавшая сдаться риму.

но на своих условиях - чистого пред ним благоговения.

однако, у меня хватило ума понять, что у рима на сей счет свое мнение, и он будет меня, в свою очередь, пользовать, как самую завалящую безродную козу!

я посмотрел на иммануила, надеясь найти в нем поддержку и дружеский совет.

так открывать или нет, - за дверью в этот момент снова зашаркали и нажали на клаксон.

кот опять подскочил и зашипел, но уже тише и не так агрессивно, почти нехотя.

я ощутил, что там, за дверью меня тоже ощущают и прощупывают чувственно мое состояние.

резко зазвонил телефон. это питер!

- почему тебя нет, ты не заболел?!

- питер… прости, но… я перезвоню, тут у меня, ко мне… пришли… я…

- да что, ради всего святого, у тебя там происходит?!

- питер, прости, мне надо срочно открыть!

клаксон уже квакал, не переставая, на загнанного его напором в угол, шипящего иммануила.

я бросился к двери и начал отмыкать хитрые, старые, поставленные еще дедом, любителем всякого механического антиквариата, замки.

нормальный человек мою дверь не откроет, дед-механик страшнее собаки!

услышав все эти скрипы и тихие шорохи проворачивающихся механизмов, существо за дверью успокоилось и больше не распространяло нервических эманаций.

все это я делал автоматически, почти в сомнамбулическом состоянии, не потрудившись сообразить насчет смешной пижамы; в такую рань никто и никогда ко мне не приходил.

редкие посетители, букинисты и коллекционеры, предпочитают являться под покровом ночи, само их ремесло таково, что не терпит солнечного света и публичности.

они готовы скупать мою квартиру по кускам, один оригинал даже предлагал продать ему дверь целиком, слава о моих замках уже давно не дает спать спокойно этим крысам темных подвалов времени.

надо видеть, как они смотрят на меня, все эти тайные талмудисты, на меня, доходягу в пижаме с котиками и дверью, от продажи которой можно выучить свое бестолковое розовое чадо в кембридже.

сия же славная дверь хранит от мира сомнительное сокровище моей бесполезной жизни, старого иммануила и его мышей, а так же, что греха таить, - прекрасную библиотеку!

они думают я дурак, наркоман и гомосексуалист, им невдомек, что одно из моих тайных наслаждений - это водить их кругами, как моисей по пустыне, - до двери они доберутся не ранее, чем за сорок лет постоянного хождения к вопиюще холостяцкой бестолочи - гедонисту, ха-ха, я намерен их помучить!

интересно, способны ли они прозреть в простую истину, что на свете есть кто-то такой же умный, но при этом честный и неплохо разбирающийся в антикварной механике и манускриптах.

вроде нас с питером.

был момент, когда я всерьез заболел и был так напуган, что готов был продать свою дверь, предложил ее питеру по совсем смешной цене, но он только покачал головой, надулся, покраснел, засопел и к вечеру прислал мне своего врача. сколько ему стоило мое лечение он говорить наотрез отказался, и больше мы это не обсуждали, но моя душа запомнила намертво, и я клялся себе, что отдам за него жизнь, если понадобится и если не понадобится - тоже!

мы, мизантропы, бываем очень сентиментальны!

все это проскочило в моей голове, как картины прошлой жизни перед смертью, пока я открывал все эти сказочные замки.

и вот он, момент истины, - на пороге стоит… я чуть не упал в обморок от смеха!

помните двух дам из "в джазе только девушки"?!

на пороге стоит… дафна!

собственной персоной, только без черного футляра, вместо него у нее в руках элегантная дамская сумка и… игрушечный клаксон.

- дафна?!

псевдо-дафна засмущалась и, опустив глаза, басом возразила:

- нет, хлоя, я - хлоя, - и протянула руку, которая, несмотря на жару, спряталась в тугую лайковую перчатку.

- ой, простите, - хлоя спешно сняла перчатку и протянула мне свою огромную твердую лапу, уже обнаженной, как душа младенца.

даже иммануил выглядел удивленным, он не шипел и только рассматривал незнакомку в упор немигающими изумрудами.

- а я - витя. чем обязан?!

- не лгите мне так сразу, - руки дамы театрально взлетели вверх. - я точно знаю, кто вы, вы не витя, у вас другое, редкое имя, красивое, музыкальное!

- ну вы даете, мадам, - незнакомка вызывала, несмотря на всю нелепость своей внешности, явно ощущаемое уважение, - мне всегда казалось, что никто не знает, кто он, и я в том числе понятия не имею, кто я!

- зато я знаю, кто вы, - ничуть не смущаясь, возразила хлоя, - только поймите все правильно и не смейтесь!

- да мне как-то и не смешно!

- вы… - хлоя помедлила, явно собираясь с духом, и над ее верхней губой проступили бисеринки пота, - вы - моя настоящая жена!!!

на некоторое время я даже лишился дара речи, я ожидал всего, что угодно, даже того, что она окажется переодетым очередным искателем моих замков, но все оказалось куда интересней!

- я ваша жена???!!! - скорее проскрипел я, чем сказал, еще бы, от такого у кого угодно в горле пересохнет!

- подождите, подождите, только не думайте всякой ерунды, ради бога, - когда хлоя волновалась, у нее проступало вместе с потом глубокое контральто, и внешне она начинала напоминать монсеррат кабалье в особо трагических позах.

- и потом у меня есть доказательства, все сходится!!! - с этими словами хлоя резко протянула мне клаксон, - с этим уже не поспоришь!

- я ничего не понимаю… ничего, я даже не понимаю с чем, собственно, могу теоретически спорить!

- я нашла это на скамейке в парке, когда присела выкурить сигарету, перед визитом к вам, - хлоя явно имела обыкновение выражаться помпезно, что, вкупе с ее внешностью, находилось на опасной грани барочной избыточности, не хватало только нимба из порхающих голых младенцев.

- по-прежнему ничего не понимаю, какая связь между мной и клаксоном из парка, - это же игрушка, детская игрушка!

- да, прямая, что вы за тупица! у вас звонок не работает!и никакая это не игрушка, это вещдок.

- глупость какая-то! - я все еще пытался ей противоречить.

- нет, нет, не глупость,- отмела робкие попытки сопротивления моя новая знакомая, - когда идешь по следу, важно все!!!
о, боги олимпа, эта матрона начинает мне нравиться!!!

продолжение следует…

глава три… хлоя закрепляется в квартире.

хлоя вывела меня из ступора почти властным тоном.

- так я пройду, долго мне тут топтаться в коридоре, ох, как же мне надоели каблуки!

с нескрываемой радостью жизнелюба афина (а именно так я ее уже успел окрестить про себя) сбросила туфли и, не дожидаясь тапок, двинулась в гостиную прямо в капроновых колготках, оставляя за собой след на паркете, почти как лыжник,- пыль с утра, пока ее не разгоним мы с котом, лежала ровно, как выпавший ночью снежок.

афина направлялась прямо к… раскрытой двери балкона, вряд-ли намереваясь ее прикрыть.

о, боже, сейчас ее увидит питер, она же непременно выглянет на улицу! она не может не выглянуть, мне казалось, что я откуда-то знаю ее повадки, сейчас обшарит всю квартиру, заглянет в кладовку и мышиные норы, откроет холодильник и забасит недовольно.

- нет,- выкрикнул я первое, что пришло в голову, - не подходите к двери, там снайпер!

хлоя-афина застыла на полпути и внимательно посмотрела на меня, как на милого, но умалишенного ребенка.

но я уже выиграл время и дрожащими руками терзал непослушное железо, балкон у меня тоже закрывался не как у людей, а как дверь погреба или каземата, на скрипучий массивный амбарный засов.

- я так шучу, - простите…- от волнения я зарделся, как начинающая модель на кастинге от предложения повернуться задом и показать голую попу комиссии.

- а вы оригинальный мальчик, - хлоя уже устраивалась на моем диване, и по тому, как устраивалась, я понял, - это надолго!

- дайте мне подушку и принесите кофе, не очень крепкий, без сахара и с небольшим кусочком горького шоколада, апельсинового сока, я полагаю, у вас нет.

- шоколада тоже нет, но кофе…

- несите как есть, черт с вами, тогда добавьте пол-ложки коричневого сахара.

- какого?

- любого, мой мальчик, любого, лишь бы сладкий, - она уже развалилась на диване как одалиска на персидском ковре в гареме шаха и доставала из сумки сигареты.

- надеюсь у вас тут можно курить, а впрочем, какая мне разница, если я все равно не собираюсь покидать диван, - тут я первый раз заметил странную привычку хлои говорить с самой собой или с кем-то в себе, - в этот момент она все еще рылась в сумке.

пока я варил на кухне кофе, она сигареты нашла, и по квартире поплыл ароматный дым, смешиваясь с запахом закипающего напитка, стало даже как-то уютней, будто в древний замок, населенный только приведениями, наконец пробрался кто-то живой.

- она как питер,- подумал я, - такая улитка, таскает свой домик с собой, мощная теплокровная, но улитка.

как ни странно, от ее туфель исходил еле ощутимый аромат духов, я обратил на это внимание, когда шел на кухню.

и решил теперь проверить, такой я дотошный, когда дело касается запахов, и все потому, что у моей матери были, помимо всех остальных ее безумств, еще и обонятельные галлюцинации, - все свое недолгое детство я прожил в кошмаре ее наваждений, чем бы ни запахло в ее мозгу, она тут же кричала мне.

- витти (так она звала меня в минуты нежности или страха), опять этот запах, - пахнет крысами, собаками, волками, фиалками, медведями, гарью, подгоревшим мясом, гнилыми яблоками, дерьмом слона (не шучу, в зоопарке я слышал этот запах вместе с ней), - скорее беги и проверь, мне же не мерещится, - и я, сонный, вылезал из постели и плелся нюхать дверь, туалет (там была единственная тонкая стенка, почти перегородка от соседей), иногда она даже требовала, чтоб я вышел нюхать на улицу, так как запах мог и оттуда просочиться.

моя бедная мать и не подозревала, что прививает мне привычку все проверять на нюх и немедленно, не затягивая, пока это не стало паранойей, - не будь меня, ее давно упрятали бы в психушку на этой почве, ведь тогда она будила бы среди ночи соседей, и не эпизодически, а почти каждый день.

представляете себе, что вас будит ночью странная женщина с нечесаными черными лохмами до пояса и спрашивает, не пахнет ли слоновьим дерьмом на лестнице вашего солидного дома в стиле ампир.

позже ее одолела мысль, что под нами кто-то устроил лакокрасочный цех и какие-то люди под покровом ночи красят и залачивают там какие-то загадочные крупные предметы, так что она сто раз посылала меня туда проверять, - в милицию я ей звонить не давал, обрезал провод у телефона, мне не то, чтоб была так дорога мать, но без нее меня могли отправить в детский дом, поэтому я берег безумную как зеницу ока (понятия не имею, что это, но убедительно).

оставив кофе на маленьком огне, я тихо, как шпион, вернулся в коридор и поднял одну туфлю к носу, - она действительно пахла кристиан диором и была такая чистая, будто хлоя не шла по улице, а парила на крыльях над землей.

- уму непостижимая женщина!

кофе сбежал, и я метнулся спасать невыкипевшие остатки.

когда я, как идиот в пижаме и с подносом, явился в гостиную, чудо-женщина уже вовсю разговорилась сама с собой и в этот момент спрашивала, - интересно, а где здесь у нее книжки?!

- ваш кофе, хлоя!

- ах, да, давайте его сюда, а милая у вас пижамка,- она смерила меня с ног до головы беглым, но цепким взглядом человека, отвечающего за пополнение гарема.

- так, где у вас тут книжки, я вас спрашиваю, а вы не отвечаете!

- вы меня спрашиваете, не понял, как это вы меня спрашиваете и я не отвечаю, если я только что вошел.

- ах да… правда… но понимаете, я ведь с вами давно знакома и мы постоянно спорим, вы несносный мальчишка сейчас.

от этой бабы, недосыпа и не выпитого кофе у меня голова уже шла кругом, даже мелькнула мысль, не позвать ли на помощь питера.

хлоя каким -то чутьем уловила мои намерения и отрезала.

- даже не мечтайте, я не уйду, я здесь надолго, хотите вы этого или нет, иди сюда, кошечка, тебе со мной тоже придется подружиться!

иммануил обреченно поплелся к хлое на колени и улегся с видом полной капитуляции.

- ну вот и славно, один есть, теперь я начну приручать вас, мой мальчик, так как же вас зовут на самом деле?!

- так просто я вам сказать не могу, это долгая история и начинать надо издалека! - стоя босым, с торчащими из пижамных штанов тонкими лодыжками, я напоминал узника освенцима перед начальником лагеря, определенно хлое не хватало в руках миленькой девятихвостой плетеной плеточки.

- так я и не спешу никуда, я отменила все дела на сегодня… много дел!- она умеет виртуозно использовать интонации, легко перемещаясь по всем октавам!

в том, что хлоя деловая женщина не было никаких сомнений, даже не удивился бы, достань она из сумки вместо сигарет секретаря с печатной машинкой, он мне представился эдаким знойным латиносом мачо, вроде юного бандераса или комманданте че.

- и не смотрите на меня так оценивающе, совершенно не важно, нравлюсь я вам внешне или нет, мы связаны такими глубокими узами, что это уже абсолютно не важно, и, заметьте, я не сентиментальна, я не говорю любовными или страстными узами, все это еще глубже и значимей, любовной ерундой пусть страдают прыщавые подростки, а не серьезные люди вроде нас с вами.

продолжение следует…

 глава четыре… мой выход.

я понял, знакомства не избежать, и думал только, откуда начинать свою историю, чтоб плавно, так сказать, на рессорах, подкатить к ужасному моменту, когда я назову свое полное имя и грянет гром оглушительного смеха, схожий с громом аплодисментов только своей громкостью.

- мне нужно еще две чашки кофе, обычно я выпиваю с утра шесть, я так к вам спешила, что успела выпить дома только три!

мое сознание опасно сблизилось с обмороком, - она еще и пьет утром шесть чашек кофе, прям как я, - к горлу подступил и чуть не придушил истерический комок жирного склизкого страха.

в голову полезли снова тревожные мысли о талмудистах - коллекционерах, кто ж еще мог так все обо мне выведать, чтоб свести с ума и завладеть моей дверью.

но беглого взгляда на хлою оказалось достаточно, чтоб отмести сомнения, - на диване покоились девяносто килограмм невинности, не так давно с успехом перешагнувшие полувековой юбилей, без всякого ущерба для психики и мучительных разговоров с зеркалом в духе гамлета, - судя по всему, ни возрастом, ни комплекцией уму непостижимая леди не тяготилась!

слава богу, запас кофе у меня изрядный, такие леди пьют галлонами, если им что-то понравилось.

когда я принес свежую чашку под номером пять, хлоя уже покоилась на моем старом плюшевом медведе по имени гитлер, засунув его плотно под бок вместо подушки, иммануил сместился при этом в ноги и там спал, прижившись спиной к мощным икрам этого олимпийского спецназовца.

картина полного умиротворения среди руин постмодернизма.

- кто вам подарил эту жуткую пижамку, надеюсь, вы ее не сами купили на распродаже, она же явно дэвичья, - глумливо исковеркала слова богиня, - и вам мала?!

чертова баба опять угадала, пижаму подарила уезжающая в америку с семьей девочка соседка, так она хотела сохранить память о нашей детской дружбе, и с тех пор я в ней и хожу и буду ходить, пока не разлезется на теле от старости,- такой уж я человек, люблю постоянство в тонких эмоциональных вещах.

даже если это делает меня нелепым в глазах окружающих.

раньше я выходил в пижаме смотреть, не принесли ли газеты или письма, но ни газет, ни писем так ни разу и не обнаружил, мой ящик - какая-то аномальная зона, на него распространяется мощная филантропическая аура двери со ста замками.

и хоть ящик и не имеет замка, в отличии от всех остальных озамоченных ящиков, никто и ничего в него не кладет, даже наркоманы не бросают туда окурки и шприцы.

как осужденный на казнь, радостно поддерживающий любой разговор под гильотиной, я с жаром бросился рассказывать про девочку юлию и ее родителей, про бостон и неваду, но хлоя перебила.

- достаточно, я все поняла, так как же вас зовут?!

я упал в кресло, поджал под себя ноги и начал эпическое повествование, в том виде, в котором оно давно сложилось в голове на тот случай, когда придется все выкладывать на чистоту, ибо сейчас как раз этот случай развалился на диване!

мой прадед был незаконным сыном немецкого барона и, поскольку барон не мог развестись и жениться на его матери оперной певице (барон был католик), то и ребенка, обличающего их обоих в связи, так явственно переставшей быть только слухами, привез в россию, где любил охотиться и имел даже какие-то земли.

прадеда отдали егерю, повесили на вторую большую молочную грудь жены егеря,- на первой уже висел ее собственный ребенок, молочный, так сказать брат и родственник, какую именно прадед сосал грудь, правую или левую, история умалчивает, хотя лично мне это представляется значимым.

у егеря прадед не прижился и сбежал в большой город, как только ему исполнилось четырнадцать (какое-то роковое для нашего рода число), чем он там занимался - никто не знает, но к моменту женитьбы на прабабке был уже весьма богат и обожал оперу.

жена оперу не очень любила и оперная повинность чуть не свела ее в гроб, она начисто отказалась учить музыке ребенка и все время тайно портила пианино, пока прадед не понял, почему оно все время расстроено, но, на ее счастье, он сам к тому моменту оглох и махнул на сей саботаж холеной кистью.

мой дед родился у него в преклонных годах, а сам прадед умер ровно день в день, с указанной в дневнике датой, - дневник нашли после его смерти, прочли и тут же потеряли, но легенда о необычной проницательности прадеда осталась в семье вместе с прочими приятными, оставшимися после него, вещами.

прадед часто ездил в европу, но что он там делал - не знает так же никто.

он исчезал и появлялся неожиданно и всегда привозил с собой какие-то манускрипты, или фарфор, его жена не то что читать, она это слово с трудом научилась выговаривать и то не сразу, фарфор тоже мало что для нее значил. она почти все время сидела с чулком или пяльцами, наполняя квартиру вышитыми наволочками и шторами, все это складывалось в комод и большой, кованый ее наследственный сундук и перекладывалось душистым плотным анисом.

мой дед, его сын, с отцом знаком почти не был, с дедом никто не был знаком, даже его терпеливая жена, моя прабабка, они жили будто на разных планетах и непонятно зачем он вообще окружил себя семьей,- семья была единственное, что вопиюще не совпадало с ним стилистически в его доме.

когда он умер, это оказалось для семьи почти незаметное событие, главное, он оставил прекрасное наследство и эту квартиру, со знаменитой дверью.

дед в советское время стал большим человеком, но это сослужило ему плохую службу, однажды он так же пропал, оставив сына, его же жена в тот же день сошла с ума и не приходила в ум до самого момента своей смерти.

а мой отец стал… хиппи.

там и познакомился с будущей женой, прям на клумбе, где эти дети цветов произрастали тогда в изобилии.

она была дочь генерала и даже мать у нее была из разведки.

сумасшедшая пара моих предков все время ссорилась, и, как мне кажется, они родили меня только затем, чтоб вымещать на мне всю накопившуюся злость.

я долго валялся у них на куче тряпья в какой-то конспиративной квартире безымянным, они недели две спорили, как меня называть, перебирая все имена, от античности до наших дней, так что я вполне мог стать гомером, диогеном, парменидом, ричардом львиное сердце, авесалломом, бенвенуто, бенито, спартаком или даже гуингмом - на горе мне они оба были весьма идиотски начитаны.

в конце концов, решено было поступить как в сказке и назвать меня именем, которое им первым бросится в глаза на афишах.

запеленав в тряпочки, лохматые, как черти, предки в драной джинсе и с фенечками на тощих запястьх поволокли меня в загс.

на горе путь их пролегал мимо оперного театра и там, - я тяжко вздохнул и перевел дух, сглотнув.

хлоя сочувственно закивала с выпученными глазами, еще плотнее вжав гитлера в диван (при этом то ли диван, то ли гитлер тяжко застонал).

- и там…?!!!! - о,что у нее за глаза, янтарный магнит какой-то!

- там шла… травиата!!!

- теперь вы понимаете, да…почему я - витя!

- ох, и в этом мы схожи, - бас хлои вернул меня на землю, - мои родители тоже долго спорили, отец был профессор- германист, а мать специалист по аничности, так что вы представляете пространство вариантов, не так ли, какие опасности мне грозили, с именем брунгильда или валькирия я вряд ли стала бы счастливой, или розамунда (гы-гы) - уже тогда звезды оказались ко мне благосклонны, и победила мать-античность.


- правда, отец не простил и в отместку ее бросил, поэтому мать тоже вымещала на мне всю злость на него и германскую культуру, когда же стало очевидно, что я и комплекцией в него, она отказалась от меня окончательно и… слава богу.

- я давно заметила, что без матери дети вырастают заметно умнее, если они, конечно, не идиоты с рожденья.

- что вы молчите, вы согласны, травиат, что все дети с рождения идиоты, или нет?- суровый тон намекал, что мне лучше не спорить с богами, - я невразумительно кивнул и уставился в выбоину на паркете.

- а мы с вами не идиоты, это очевидно!!! - хлоя неожиданно задорно, по-пацански подмигнула, - гитлер опять жалобно взвыл под ее тушей, но резко замолчал на половине жалобы, казалось, это был его последний взвизг.

продолжение следует…

глава пять… хлоя вселяет сомнения.

едва слышный шорох под плинтусом включил пусковой механизм в голове иммануила, и кот мгновенно слетел с дивана, проехал лапами по скользкому паркету и врезался башкой в стену.

когда он повернулся к нам, в зубах его оргазмически пульсировала в агонии неосторожная жирная мышь, испуская мышиный дух с каким-то сексуально-бесстыжим безразличием к миру.

в восторге иммануил тут же догрыз ее за шею и начал гонять по паркету, пока несчастная окончательно не околела в муках, прямо у нас на глазах, его звериные зенки при этом сияли.

к бездыханному, безвольно поникшему, размякшему мышу он сразу остыл, как обычно, и, взяв осторожно в пасть, решительно двинулся к дивану.

я не верил своим глазам, - предатель нес мыша хлое?! - так просто не бывает, это мой кот, кот, который спит со мной десять лет и отдает последнего мыша, теперь несет его к едва знакомой чужой даме, пусть теплой и властной, но все же… это из рук вон никуда не годится!

сомнения снова зашевелились, как спруты, смутные и неопределенные, накручиваясь вокруг шеи длинными мягкими водорослями, да кто же она, черт ее дери, не сам же сатана, князь тьмы, ко мне пожаловал, лучше б она была талмудистом! - неосознанно я пытался спасти репутацию кота в собственных глазах.

тем временем иммануил, преданно заглядывал в янтарные очи гостьи, будто прощупывая там в них заповедное пространство ее души (а есть ли у нее душа!?)…

хлоя, не дожидаясь милости, выхватила мыша из зубов иммануила прямо за хвост и, о боги, широко открыла рот, запрокинув голову, будто собралась глотать.

кот смотрел ошалело и тоже лишился дара мява, по крайней мере, на пять минут,- так искусный борец внезапным выпадом обезоруживает противника.

молниеносным жестом хлоя отправила мыша в рот и сделала театрализовано утрированные глотательные движения, потом, будто поперхнувшись, сама ударила себя пару раз в грудь и прокашлялась.

- хорошо пошел!- краем глаза я уловил движение, с которым она быстро сунула мыша в карман, несомненно не дешевого, черного пиджака!

- это засада! я должен, должен от нее избавиться, пока она не свела меня с ума, но как?! - мозг вспучился от напряжения придумать что-то подобающее случаю.

- знаете, хлоя, я вам не сказал главное, у меня ведь шизофрения, почти с детства, я - псих, законченный псих! и у меня это… аноргазмия!

хлоя заморгала часто-часто, кажется ее мозг тоже вспух.

- аноргазмия и шизофрения!!! боже, до чего это все романтично! иммануил, ты случайно не знаешь, что такое аноргазмия, впрочем, я даже не знаю, что такое оргазм, только наслышана, что это…та-а-ак, дай-ка вспомню…ага…"чувство интенсивного физического удовольствия и снятие напряжения, которое сопровождается ритмическими сокращениями мышц тазового дна" - это по определению большой советской энциклопедии.

несомненно, черт! - сама собой завертелась догадка, скручивая мои астеничные извилины спиральками, - в ней сидит черт, двадцать пятым кадром, и она так мельтешит, что черт не определяется.

- и без этой ерунды вы страдаете, травиат, полно вам, миллионы людей живут без оргазма и ничего, особенно если есть деньги!

- это черт!- назойливо зудил мозговой зуммер, - сейчас он мне сунет договор и деньги, доллары, или евро… или рубли, нет… если черт, то доллары!

хлоя же продолжала говорить сама с собой.

- а шизофрения это вещь вообще почетная, все гении были шизофрениками, вот, к примеру, - ампер, он не только шизофреник, однажды он чего-то накурился и прозрел в самую суть вещей… написал на бумажке, чтоб не забыть (была у него такая манера), а утром прочем буквально следующее!!!

- травиат, да вы меня не слушаете, проснитесь и внемлите, что написал ампер, это же важно!

от ужаса я вовсю хлопал глазами, как внезапно разбуженный ребенок и неистово тер глаза, а хлоя немилосердно наседала.

- утром ампер прочел… "банан велик, но кожура еще более велика!" каково, а, чуете, какая глубина и какой важный по последствиям для философии и науки вывод!

- какой?!

- а такой, что вы, травиат, плохой мальчик! вы меня не слушаете!

- хлоя, умоляю!

но хлоя безжалосно басила надо мной.

- вы невнимательны, травиат, вы ленивы, вы абсолютно неотесанный самородок, вам нужна твердая рука и только тогда…!

- хлоя-я-я!- я, кажется, кричал и закрывался от невидимых крыльев, бьющих меня со всех сторон, - хлоя-я-я, я всего лишь слабоумный тощий шизофреник, моя прабабка наполовину еврейка, я писался в кровать в детстве до пяти лет, я далек от совершенства, оставьте меня в покое, в семь лет меня чуть не изнасиловали в подвале бомжи, когда я доверчиво пошел смотреть с ними котят, они зажали меня в темноте и что-то совали мне в руки… теплое, в форме свечи!!! и не лезьте к моему коту, - он старый, блохастый и лишайный… у него глисты и это, ну, на букву "ф", которое водится в сибирских реках, а потом через рыбу попадает внутрь кота, опасное для беременных, вы его не видите, но оно сейчас в коте, оно в коте, хло-о-о-я!

я мог продолжать это до бесконечности, меня несло на теплой волне самоуничижения, как серфингиста, я поймал ветер безумия, но хлоя неожиданно смилостивилась, переключившись с меня на иммануила, подняла кота за шкирку, внимательно оглядела, попеременно поднимая ему лапы, и только после этого осторожно опустила в кресло, все это время, удивленный донельзя кот, висел и не сопротивлялся осмотру (точно черт!), соприкоснувшись же с креслом, мгновенно уснул (она - черт, никаких сомнений!) - коты не поддаются человеческому гипнозу!

- ладно, ладно, остальное в другой раз, хватит с вас на сегодня… я вижу, что хватит, при вашей-то астеничной конструкции я (хо-хо) нешуточная нагрузка для психики!

- в другой раз?!!

вопрос завис в воздухе без ответа, среди искрящихся в лучах нежного утреннего солнца пылинок.

- откройте мне вашу несносную дверь, - хлоя поспешно всовывала огромные ноги в благоухающие диором туфли.

казалось она, с трудом помещается в моем немалом по объему коридоре, или коридор тоже сжался от ужаса, все пространство вокруг этой женщины тут же схватывалось как плотная лайковая перчатка на руке с ее телом, посему можно сказать, что даже мой коридор на хлою залипал туго и прочно.

- открывайте!!! и, да, принесите мне сумку, она на диване, осторожно несите, олух, за ручки, чтоб ничего не вывалилось, все, что там лежит мне очень нужно!

я, как сомнамбула, принес неожиданно тяжелую сумку (может там и правда секретарь или аккумуляторная батарея для подзарядки ее буйного темперамента!), подошел к двери и на полном автомате начал проворачивать хитрые прадедовские механизмы.

после того как ее шаги стихли в пространстве внешнего мира, я без сил рухнул на кровать и уснул на сутки.

телефон и иммануил все это время молчали, дух тихой квартиры переживал последствия налета и бомбардировки.

продолжение следует…