Слуги Господни

Юрий Каргин
В последние годы проявляется огромный интерес к истории российской церкви. И это обусловлено не столько ростом количества верующих, сколько стремлением историков и краеведов восстановить истинную историю страны или конкретного населённого пункта. А какая история без церкви? Ведь именно церковь в течение многих столетий была не только духовным, но и административным, общественным, образовательным центром, особенно в провинции. И если информация о храмах в той или иной степени сохранилась, то подавляющее большинство имён священноцерковнослужителей до сих пор остаётся в забвении.
Однако, похоже, РПЦ не особо-то и торопится их оттуда возвращать. Во всяком случае, автор этих строк неоднократно обращался к представителям Саратовской епархии и местного благочиния с предложением восстановить послужные списки священников балаковских церквей, но так и не получил поддержки. Что ж, Богу Богово, а краеведу – краеведово. Возьму на себя смелость хотя бы частично восполнить те пробелы церковной жизни, которые образовались за многолетнюю балаковскую историю. И это никак не связано с так называемым воцерковлением – просто дань памяти.

Из пыли архивов

Одним из самых интересных источников по изучению церковной жизни являются клировые (от «клир» - духовенство, то же, что и «причт») ведомости. Это журналы о службе лиц духовного сословия. Впервые они были введены 20 января 1769 года под названием «Именных списков всем лицам духовного звания православного исповедания». Окончательная их форма утверждена в 1829 г. А в 1876 г. она дополнена графой о собственных имущественных владениях духовного лица, его родителей и жены.
Клировые ведомости состояли из трёх частей. В первую вносили сведения о здании церкви, о церковном имуществе и доходах, о наличии школы и богадельни. Во вторую включались послужные списки причта. Она содержала фамилию, имя, отчество церковнослужителя, его возраст (позже дату рождения), семейное и имущественное положение, сословие, образование, место службы, должность, награды и наказания. Кроме того, в неё вносились все дети членов причта, даже если они проживали отдельно от семьи. В третьей части давались статистические данные по приходу. Обычно велось два экземпляра: один оставался в храме, а второй отправлялся в духовную консисторию.
И чем ближе к XX в., тем полнее информация о состоянии церквей и длиннее послужной список церковнослужителей. Первое связано с укреплением материальной базы провинциальных причтов, второе - с уменьшением текучести церковных кадров и ростом их «профессионализма».
Но в данном «исследовании» будут использоваться и другие архивные документы.

Свято место…

Как известно, в Балакове издавна существовало две церкви: во имя Рождества Христова и во имя Святой Троицы – Христорождественская и Троицкая (с той, одноимённой, которая существует сегодня, она никак не связана). Судя по некоторым документам, первая была построена на 7 лет позже второй – в 1769 году, но почему-то благодаря именно ей Балаково на заре своей «юности» получило второе название – Рождественское тож (такая уж была традиция – называть сёла по имени храмов).
Надо сказать, что даты «рождения» храмов «гуляют». Например, в одних клировых ведомостях указывается, что в Христорождественском храме метрические книги (записи о рождении, бракосочетании и смерти) хранятся с 1762 года, а это значит, что он в указанном году уж точно существовал. В то же время, в других записано, что церковь «построена когда и кем неизвестно».
Ещё более запутанной получается история Троицкой церкви. Если в клировых ведомостях за 10-20-е гг. XIX в. указывается точный год её построения: «…деревянного здания во имя Живоначальной Троицы без придела построена и освящена в 1762 году города Волска протоиереем Николаем Кирилловым», - то в 1835 году эта дата уже утеряна: «Построена когда и кем неизвестно, в 1834-м вся вновь поновлена и освящена епископом Иаковом Саратовским и Царицынским и Кавалером».
Спустя 20 лет в ведомости вновь «возвращается» дата основания, но она уже не совпадает с прежней – 1780-й. Впрочем, скоро об этом снова забывается, т.к. вместо старой церкви в 1861-м году построена новая, «распространённая по причине тесноты в 1875 г. усердием прихожан и иногороднего купечества»: «деревянная, на каменном фундаменте, внутри оштукатурена, снаружи обита тёсом и окрашена белилами, с такой же колокольней, ограда каменная с железными решётками». В ней уже два престола: во имя Троицы и Святого Благоверного Великого князя Александра Невского.
В конце XIX в. появляется новая информация о «происхождении» храма. По версии того, кто заполнял клировые ведомости, он был построен вместо «древней дубовой церкви», которая «называлась Студенецкою по месту жительства первых посельников крестьян села Студенцов Симбирской губернии, откуда они переселились на сие место». В связи с этим дата построения изначальной церкви была отодвинута ещё дальше - в 1750-е годы.
Какие «документы» вдруг обнаружили церковные летописцы, неизвестно. Возможно, это просто дань времени: ведь именно к концу XIX в. интерес к истории вырос до необычайных размеров. И в провинции местные краеведы нередко пользовались легендами и преданиями, которые казались более привлекательными. То же произошло и с Троицким храмом в Балакове. Ведь если бы он действительно был построен в 50-х гг. XVIII в., то это было бы отражено в более ранних клировых ведомостях. Однако в них зафиксирован «точный» год постройки – 1762-й.
Тем не менее, точку в этом вопросе ставить ещё рано. В Российском архиве древних актов (РГАДА) хранится план села Балакова, составленный в 1801 году, на котором нанесено три «крестика», т.е. три церкви (!): в левом верхнем углу, в правом верхнем и между ними почти посередине. Но во всех документах того времени написано, что в Балакове – два храма. Тогда что это? Либо составитель плана ошибся, либо он отметил ту самую «древнюю дубовую церковь», которая, скорее всего, официально считалась часовней. И, возможно, она была поставлена на первом балаковском кладбище, о котором писал ещё 20 лет назад наш известный краевед, Почётный гражданин  БМР Анатолий Деревянченко.
Ещё интереснее то, что на более раннем плане, составленном в конце XVIII в. во время генерального межевания, - всего две церкви. Причём, на том месте, где должна была стоять Христорождественская церковь (на углу нынешних улиц Топоринская и Красная Звезда), пусто (!).
И уж совсем неожиданным кажется появление на «традиционном» месте Троицкой церкви (почти напротив нынешнего городского центра искусств на улице Коммунистической) церкви Христорождественской! Эта «неожиданность» обнаружена на плане строительства мастерских братьев Маминых 1899 года. Опять ошибка?! Или…
Словом, даже в, казалось бы, уже сложившейся истории балаковских храмов много неясного. Тем не менее, это не помешает нам познакомиться с теми, кто в этих храмах служил. Для удобства используем обыкновенную хронологическую схему.

1818

Самая ранняя клировая ведомость, какую пока удалось найти, относится к 1818 году. В ней – служители Троицкой церкви.
Священником тогда был 34-хлетний бездетный вдовец Никифор Судаков, сын пономаря Митрофана Козмина «из Аткарской округи села Судачья». Сначала он учился в Астраханской семинарии, затем был переведён в Пензенскую. После её окончания, в 1805 году Пензенским епископом Гийем «произведён» диаконом Троицкой церкви в Балакове, а спустя пять лет другим Пензенским епископом, Моисеем посвящён здесь же в священники на место сбежавшего в Иргизские раскольничьи скиты Алексея Тимофеева. Петь Никифор Судаков не умел.
Его главным помощником был 37-летний дьякон Евграф Спиридонов. Он был сыном дьячка и происходил «из Хвалынской округи села Лебежайки». Служить в церкви начал с 1798 года: сначала в селе Воскресенском «Волской» (Вольской) округи, а с 1800-го года – в Балакове, дьячком, а с того времени, как Никифор Судаков стал священником, - дьяконом. Евграф Спиридонов был женат – на Марье Ивановой, женщине, старшей его на 10 лет. У них были сыновья: Иван – семи лет и годовалый Кир.
Дьячком в Троицкой церкви, с 1811 года служил 24-летний сын балаковского пономаря Николая Никитина Иосиф Николаев. Он был женат. У него были годовалый сын Иван и трёхлетняя дочь Наталья.
Пономарём, с 1817 года, служил 19-летний, уже женатый, Иван Сергеев. Его отец занимал такую же «должность» при храме села Баклуш «Волской» округи. После его смерти на руках у Ивана остались 11-летний брат Василий, трёхлетний – «Евдокей» и 14-летняя сестра Аксинья. Предшественник Ивана Сергеева Фёдор Федотов был переведён в священники с. Красный Яр.
Кроме штатных «слуг Господних» при храмах нередко числились «пенсионеры» или родственники умерших церковнослужителей. В 1818 году в списке Троицкого причта значилась 30-летняя дьяконская вдова Праскева Иванова с восьмилетним сыном Николаем.
В приходе Троицкой церкви находилось 237 дворов не только Балакова, но и Селидьбы (нынешнего Натальина) и Дмитриевки (рядом с Селидьбой). Балаковских прихожан было 270 душ «мужеска» и 259 «женскаго» пола, селидьбенских и дмитриевских соответственно – 394/337 и 156/124.

1824 год

В 1824 году в Троицкой церкви причт был практически тот же. Только священник и дьякон успели проштрафиться.
Священник Никифор Судаков «находился под епитимьей (наказанием, повинностью – Ю.К.) один год в Пензенском монастыре за возмущение крестьян против господина графа Кочубея» (как уж он «возмущал» своих прихожан, неизвестно). А дьякон Евграф Спиридонов, хоть и «поведения доброго», но «за пьянство находился в Петровском монастыре два месяца в 1822 г.»
На место пономаря был зачислен 10-летний ученик Саратовского духовного училища Николай Иванов. Понятно, что служить он не мог, и эта должность была ему отдана на перспективу. Возможно, он был сынком какого-то священноцерковнослужителя.
В клировой ведомости за 1824-й год появились некоторые подробности и о дьяконской вдове Прасковье Николаевне, которая вместе с сыном Николаем числилась при церкви (см. выше). Оказывается, её муж. Иван Герасимов, служил в с. Камелик, а сама она занималась в храме выпечкой просфоры (просвиры), богослужебного литургического хлеба, т.е. была просфорней (просвирней). О ней писалось, что она определена в должность по выбору священнослужителей, руги, т.е. жалования, не получала, а питалась у своего зятя, дьякона той же церкви Евграфа Спиридонова и. главное, была «поведения порядочного».
Настоятелем Христорождественской церкви в то время был 36-летний Иван Иванов. Он – балаковец. Сын священника того же храма Ивана Михайлова. Окончил семинарию (какую, не указывается), и в 1801 году стал служить при отце дьячком. Когда в 1814 году Иван Михайлов «бежал в раскольники», на освободившееся место поставили его сына.
Иван Иванов был женат – на дочери священника с. Шаховского «Хвалынской округи» Ивана Гаврилова Евдокии. В 1824 году у них было два сына: Василий (род. в 1809-м) и Георгий (род. в 1815-м). Иван Иванов поведения считался порядочного, но почему-то «редко службу божию исправлял» (вероятно, не очень хорошо её знал) и в 1822 был оштрафован «за нечистоту и неопрятность в церкви» на 10 рублей.
Дьяконом Христорождественской церкви был брат священника 33-летний Ефим Иванов. Дьяконскую службу он начал в с. Широкий Буерак в 1811 году, а спустя 7 лет, когда перебрался к брату, на место умершего Александра Гаврилова. Ефим считался поведения среднего, «пению не умел», за то же самое, что и брат, был оштрафован на 10 рублей, но служил исправно. О его семействе информации нет.
Между тем, отец Ивана и Ефима, несмотря на духовную «измену», числился заштатным священником. Он был женат на некоей Евдокии Исидоровой, которая кормилась за счёт сына.
Кроме «Ивановых», в Христорождественской церкви служил 21-летний дьячок Василий Сергеев, сын пономаря из с. Баклуш. Он учился в Саратовской семинарии до 3 класса, а затем, в 1823 году, был назначен в балаковский храм. Дьячок был почти идеальным священноцерковнослужителем: и поведения хорошего, и читал и пел хорошо. Он был женат на дочери священника с. Сулак Луки Самсонова Лукерье, которая была старше его на четыре года.
Ещё один служащий Христорождественской церкви – 28-летний пономарь Дмитрий Михайлов, сын одного из балаковских пономарей, к 1824 году уже умершего. Служить он начал «по указу» с 1803 года. Поведения был хорошего, в «чтении нотном и… пении» был «исправен», но был оштрафован на 10 рублей за то же, что и братья «Ивановы». Его жена Евдокия Сергеева была дочерью «раскольнического попа». У них был сын Василий, которому в 1824-м исполнилось 6 лет. В личном деле Дмитрия Михайлова есть ещё одна любопытная отметка: «обучает азбуку». Вероятно, речь идёт о его «частной» учительской деятельности. Почему «частной»? Потому что тогда в Балакове не было ни одной школы.
А просвирней при храме служили 69-летняя Васса Васильева, вдова балаковского пономаря Михаила Михайлова (уж не отец ли это Дмитрия?) и её 41-летняя дочь-девица Марфа. Обе были безграмотные, руги (пособия) не получали, а жили «от своих трудов и доброхотного подаяния от прихожан».

1830-е.

С 1832 года в Христорождественской церкви священником служил Афанасий (Африкан) Стефанов (Степанович) Карпов. Он родился в 1807 году, в Балаково был поставлен по окончании Саратовской духовной семинарии, «исправен, поведения хорошего, хмельные напитки употребляет мало». Его жену звали Анна Андреевна. В 1835 году у них родился сын Александр. Вместе с ними жила тётка Афанасия Степановича, т.е. сестра его отца, Мария Семёновна. В клировых ведомостях записано, что она родилась в 1781 году в семье священника с. Терса Семёна Петрова и всю жизнь просидела в девках. Благодаря этой записи можно выстроить целую генеалогическую цепочку Афанасия Степановича Карпова: отец Стефан (Степан) – дед Семён – прадед Пётр.
Здесь обращает на себя внимание то, что у церковносвященнослужителей начали появляться фамилии. Эта «волна» докатилась до глубинки не сразу. Сначала, в XVIII веке, она «накрыла» города. С фамилиями было удобнее – меньше путаницы. Представляете, если в отчётах консистории два священника Ивана Иванова? Служители церкви получали фамилии по названию храма или местности, в которой они служили. Нередко они давались ещё в то время, когда будущие «слуги господни» учились в семинариях. И тогда появлялись красивые Феноменовы, Гиацинтовы, Добровольские, Гиляровские и пр.
У Афанасия Степановича фамилия оказалась простая, незамысловатая, – скорее всего, по имени одного из его предков. А вот дьякон, находившийся в его подчинении, фамилию имел самую что ни на есть церковную – Пророков. И звали его Алексей Лукьянович. Родился он в семье дьякона в 1804 году. В 15 лет начал служить пономарём в с. Черкасское Вольского уезда, откуда, прослужив всего несколько месяцев, был перемещён в с. Сулак того же уезда, но уже в должности дьячка. Оттуда в 1830 году он был переведён в Христорождественскую церковь с. Балаково – уже дьяконом. О нём в клировых ведомостях было записано: «исправен, поведения хорошего, хмельные напитки употребляет».
Жену его звали Александра Акимовна. В 1835 году у них были дети Татьяна (1823 года рождения), Пётр (1825 г.р.), Иван (1827 г.р.), Василий (1835 г.р.) Алексей Лукьянович даст начало известному роду церковносвященнослужителей по фамилии Балаковские.
В 1835 году дьячком при Христорождественской церкви служил 15-летний сын пономаря Пётр Фёдорович Ливанов, который обучался в Саратовском духовном училище: «поведения смирного, хмельные напитки не употребляет», - писали о нём. А пономарствовал 18-летний сын пономаря Василий Дмитриевич Рождественский, который учился там же, где и Ливанов.  Вот его характеристика: «петь имеет хорошую способность, катихизис отвечает не бодро, поведения доброго, хмельных напитков не употребляет».
При церкви были записаны и так называемые заштатные и сиротствующие: уже известные нам священник Иван Михайлов и пономарь Дмитрий Михайлов с семьёй: женой Евдокией Сергеевной и детьми Ефросиньей, Ульяной и Михаилом. В этом же списке находилась вдова дьякона с. Покурлей Хвалынского уезда Мария Филипповна. Как она оказалась в Балакове, неизвестно.
В причте Христорождественской церкви было 159 дворов («485 душ мужеска и 581 женскаго пола») с. Балаково; 52 двора (219 и 208 душ соответственно) крестьян полковника Николая Сергеева Дурова в дер. Матвеевке (в 15 верстах от Балакова); 17 дворов (61 и 64 души соответственно) господина Пармена Иванова Владыкина в дер. Малой Балаковке (в 12 верстах от Балакова – впоследствии эта деревня получит название Куржевка). Кроме того, церковносвященнослужители Христорождественской церкви «курировали» 14 дворов (50 и 53 дущи соответственно) раскольников-поповцев, ставших (большинство) с середины XIX в. раскольниками Белокриницкой иерархии, к которой, как известно, принадлежали знаменитые балаковские купцы Мальцевы.
Что касается Троицкого храма, то он в 1834 году был обновлён и опять освящён  епископом Иаковом Саратовским и Царицынским и Кавалером. За 4 года до этого его настоятелем стал Иван Гаврилович Элпидинский. Он, сын священника, родился в 1804 году. С отличием (с аттестатом 1-го разряда) окончил богословский курс Пензенской семинарии. 13 сентября 1828 года  был «посвящён во диакона» в соборной церкви г. Инсар Пензенской епархии епископом Пензенским и Саратовским и Кавалером Иренеем, а на следующий день тем же епископом в приходской Богословской церкви «рукоположен в иерея» ко храму Казанской Божьей Матери с. Яблонка Вольского уезда. Через год церковь сгорела, и Элпидинского перевели в с. Глотовка того же уезда к «новостроящейся» Казанской церкви.
Между тем, удельные крестьяне с. Балаково обратились в Саратовскую удельную контору с просьбой прислать им «учёного священника». Контора передала эту просьбу в Саратовскую духовную консисторию, а та кинула клич по всем приходам. Первым откликнулся Элпидинский, и 4 февраля 1830 г. его перевели в Балаково. Спустя два года он начал хлопотать о построении храма в дер. Натальино, чтобы «удержать проживающих там раскольнических иноков Зосимы и Александра от распространения раскола». Его хлопоты увенчались успехом: сначала, в 1836-м, в деревне появился молитвенный дом (и первым дьячком при нём служил брат упоминаемого выше священника Христорождественской церкви Фёдор Степанович Карпов), а в 1847-м открылась церковь во имя Марии Египетской, которая строилась на средства владельца этой деревни, князя Михаила Викторовича Кочубея.
18 сентября 1832 г. «за ревность к украшению» Троицкой церкви, «за отличное прохождение должности и за похвальное поведение» Элпидинский был награждён набедренником. Это матерчатый продолговатый прямоугольник (плат), в центре которого изображён крест. Он носится на длинной ленте у бедра и символизирует «меч духовный, который есть Слово Божие». Набедренник появился в Русской православной церкви в XVI веке и является её уникальной иерархической наградой, которой нет в других православных Церквах.
В 1834 г. священник Элпидинский был утверждён благочинным, т.е. руководителем нескольких церковных приходов, Заволжья, а вскоре и миссионером «для увещания старообрядцев».
Элпидинский был женат. Его жену звали Анна Дмитриева. В 1835 году детей у них ещё не было.
Дьяконом при Троицком храме служил всё тот же Евграф Спиридонов, а вот дьячок сюда пришёл новенький – «сторожевский сын» (вероятно, сын церковного сторожа) Игнатий Сергеевич Сургучёв. Он родился в 1807 году, учился до второго класса в Саратовском духовном училище, потом, по какой-то причине был исключён и в 1826 году направлен пономарём к Богоявленской церкви с. Терса Вольского уезда. В Балаково он был переведён в 1835 году. В то время он уже был женат - на Евдокии Александровне и у него была дочь Татьяна двух лет.
Пономарём при храме с 1835-го года тоже служил весьма молодой человек - Николай Иванович Шатров. Он родился в 1815 году в семье священника, обучался в Саратовской семинарии только до «синтаксического», т.е. второго, класса и до перемещения в Балаково один год служил при молитвенном доме сельца Маянга.
За штатом Троицкого храма, но в его списке находилась вдова дьячка Иосифа Николаева Марья Ивановна с детьми Натальей, Праскевой и Акилиной.
В причте храма 147 дворов («461 душа мужеска и 487 женска пола») удельных крестьян с. Балаково и 43 двора (147 и 144 душ соответственно)
раскольников дер. Колокольцовки, которая принадлежала Анне Дмитриевне Майоровой.
На этот же период приходится начало разгона Иргизских старообрядческих монастырей.

Разгон

Первым под напором власти пал Нижне-Воскресенский монастырь, который находился недалеко от Криволучья. В 1828 г. саратовский губернатор князь Александр Борисович Голицын дважды посещал «Иргизы», пытаясь склонить их обитателей к принятию единоверия. При первом посещении в начале весны переговоры ни к чему не привели. При втором - 14 июня Голицын собрал всех 62-х Нижне-Воскресенских иноков и прочитал им не¬существующее секретное положение правительства об уничтожении всех Иргизских монастырей, если те не пожелают принять единоверие. Так, обманом ему удалось получить от монастырского настоятеля Адриана подписку о принятии единоверия.
Известие об этом взволновало Иргиз. В Верхне-Спасо-Преображенском монастыре (сегодня на его территории санаторий «Пугачёвский») немедленно был созван собор, который отлучил от общения отступников от веры. 50 старообрядцев из Криволучья предъявили Адриану требование отказаться от своего намерения. Многие из Нижне-Воскресенских иноков и бельцов бурно протестовали, а некоторые из них, опасаясь преследования, вообще покинули обитель. Под давлением старообрядческой общественности 29 июня Адриан послал князю Голицыну письмо за подписью 29 иноков и бельцов с просьбой вернуть подписку, однако тот, вопреки своему слову, отказал им. В октябре Адриан, не способный и не имевший сил устоять в неравной борьбе, отказался от должности настоятеля, и на его место был избран Никанор.
Между тем, губернатор арестовал 5 иноков Нижне-Воскресенского монастыря, а потом и единственного его священника. В январе 1829 г. репрессии продолжились: «воскресенцев» стали по одному вылавливать из обители и забирать в рекруты. Уступив насилию со стороны князя Голицына, Никанор окончательно согласился на принятие единоверия и сумел склонить к этому часть иноков, хотя и осознавал, что идет вопреки своим убеждениям.
Активных противников обращения, не согласившихся принять единоверие, во главе с иноком Прохором (до 60 человек) губернатор велел удалить из монастыря. Они были либо отданы в солдаты, либо сосланы в Сибирь. В обмен за принятие единоверия Никанор просил у князя Голицына отпустить 8 человек, жителей обители, содержавшихся в этот момент под стражей. Однако тот просьбу не выполнил.
Известие о согласии Никанора принять единоверие привело крестьян соседних селений Мечетной (будущего города Николаевска, теперь Пугачёва) и Криволучья к волнению. В марте в Криволучье собирались тайные сходки, на которых произносились пламенные речи с целью возмутить старообрядцев и подтолкнуть их к активному противодействию.
Однако ничего не вышло. 27 июля император Николай I утвердил доклад Синода об обращение Нижне-Воскресенского монастыря в единоверие. В октябре тихо прошло освящение обеих (бывших старообрядческих) церквей. Старообрядцы молча подчинились.
Между тем, в народе появились фальшивые указы о дозволении строительства раскольничьих часовен и беспрепятственного отправления в них богослужений по старой вере. На этом указе раскольники построили целую систему пропаганды и противодействия миссионерам, проповедникам православия и единоверия. Пропагандистов секли розгами, сажали в остроги, ссылали, но вместо них появлялись новые, и Поволжье бурлило непереставаемыми смутами. В то время в Саратовской области проживало почти 63 с половиной тысяч раскольников, причём, крестьян, которые традиционно считались самыми отсталыми, всего около 12 тысяч. Справиться с такой огромной армией раскольников, среди которых было немало богатых и влиятельных людей, за короткий срок не было никакой возможности.
Это утверждение решил опровергнуть новый саратовский губернатор Александр Степанов. Адъютант генералиссимуса Суворова, храбрый вояка, он в первые же дни своего губернаторства пообещал завершить начатое дело по искоренению раскола и привести раскольников «к общему знаменателю».
После инспекторской поездки по Заволжью, он сообщил в Петербург, что, по его убеждению, Средне-Никольский монастырь, что находился в двух с небольшим километрах от города Николаевска (к тому времени слобода Мечетная уже была переименована в город Николаевск), может быть приобщён к единоверию «без всякого со стороны раскольников противословия и без отлагательства времени».
Отзыв этот доложен был государю, который, дав изволение на обращение монастыря в единоверческий, повелел оставить при нём все земли и угодья, как средства к содержанию. Епархиальному же архиерею и гражданскому губернатору вменялось в обязанность «распорядиться, по общему совещанию, негласно и с должной осторожностью…»
С важной миссией на Иргиз были посланы архимандрит Высоковского монастыря Зосима с братией (Высоковский монастырь был одним из первых единоверческих в России, находился в Нижегородской губернии , в 70 км от города Макарьева), саратовский протоиерей Гаврила Чернышевский (отец писателя-демократа Николая Чернышевского) и пристав Константиновский. 8 февраля 1837 года они явились в монастырь с десятью солдатами и двумя унтер-офицерами. Но старообрядцы, видимо, были заранее предупреждены о надвигающейся грозе. Из окрестных сел сбежалась защищать монастырь огромная, в несколько сот человек, толпа. Люди заявляли, что «не допустят отдать церковь к единоверию, хотя бы даже до пролития крови…» Уговоры оказались напрасными. Исполнители воли начальства удалились ни с чем.
На следующий день они снова двинулись к монастырю с более внушительной командой: 24-мя понятыми, 25-ю солдатами, унтер-офицерами и двумястами жителями, собранными на подмогу. Монастырские ворота оказались запертыми, а за стенками их ожидало до 500 человек, которые не расходились и не собирались отдавать своей святыни. Исполнители снова отступили от монастыря.
«Лёгкое» дело оказалось не из легких. Необходимо было принимать «сильные меры». Послали с нарочным эстафеты губернатору и архиерею, обложили монастырь караулом из православных, для чего к прежним понятым было прибавлено ещё 400 человек, и стали ждать распоряжения из «губернии».
16 февраля из Саратова прискакали новые чиновники: советник Зевакин и исправник Микулин. Но и эта «подмога» ничего не смогла сделать. Целых две недели десятки чиновников и сотни понятых безуспешно старались привести в исполнение Высочайшую волю относительно монастыря. Епископ Иаков, потеряв терпение, попросил своего приятеля жандармского офицера Быкова съездить на Иргиз, посодействовать обращению монастыря. Однако и его миссия не увенчалась успехом. Наконец 21 февраля в Николаевск явился сам губернатор, которого встретили торжественно.
Несмотря на то, что приближался вечер и свита не советовала губернатору начинать «дело», Степанов приказал ввести в монастырь и пустить в «работу» понятых, которых было до 800 человек. Он велел им силой вытаскивать раскольников за ограду монастыря. Понятые приступили к делу, но, встретив сопротивление, принялись жестоко бить попадавшихся им в руки. Особой жестокостью отличались саратовские жандармы. Люди кричали от ужаса и боли.
«Началась свалка, – писал впоследствии историк Даниил Мордовцев. – Не было выведено и половины «бунтовщиков», как темнота превратила свалку в какую-то рукопашную битву. Понятые смешались с раскольниками и, не распознавая друг друга, схватывались со своими же. Из монастыря вытаскивали тех, которые сами были согнаны, чтобы вытаскивать других. Шум и отчаянные голоса избиваемых были слышны в Николаевске и всполошили всё городское население. Раздался набатный звон. Набат поднял всех на ноги. Почти весь город бросился на помощь монастырю: одни верхом, другие пешком, третьи в санях. Так что даже в Николаевске было ощущение ужаса.
…Тысячами хлынул к монастырю народ и из соседних сёл. Многие являлись с ружьями, пистолетами, копьями, кистенями, дубинами. Понятые, расставленные около монастыря, не выдержав напора, бежали в монастырь. Завязалась ещё более ожесточенная свалка. Толпа полезла через ограду, словно в осаждённую крепость. Там снова завязалась рукопашная, и православные на всех пунктах были разбиты».
Губернатор Степанов в это время был в покоях настоятеля. Узнав из «доклада» о критическом положении дела, он приказал бросить защиту монастыря от ещё прибывавшего народа и «более не раздражать толпы». Опасаясь за собственную особу, он бежал в город. За ним последовали и все чиновники. Монастырь остался в руках старообрядцев.
«Так кончилось неблаговременное распоряжение губернатора», - говорит сохранившееся от тех дней описание, составленное Гавриилом Чернышевским.
Наутро губернатор распустил по домам понятых, число которых достигло 1000 человек, приказал возвращаться на свои места и чиновников. После этого он сам уехал в Саратов и тут же составил донесение о происшедшем в Петербург.
А старообрядцы послали депутацию к шефу жандармов Бенкендорфу, прося его защиты. В прошении они писали, что, молясь по священным обрядам, «они никому не делают вреда, усердно платят все требуемые правительством подати, не уклоняют себя ни от какой общественной или государственной службы, повинуются гражданским законам, почитают священными власть и особу государя и всегда готовы для него и за него пролить кровь свою».
"Прошли две-три томительных для старообрядцев недели. Их просьба не была услышана. Степанов получил дополнительные инструкции из Петербурга и снова отправился на Иргиз завершать начатое.
Из Саратова прибыла военная команда в 200 солдат с офицерами и боевым запасом, команда казаков из 3-го казачьего полка Астраханского войска. Из Хвалынска губернатор вызвал квартировавшую там конно-артиллерийскую бригаду. Он даже прихватил половину саратовской пожарной команды с пожарными трубами. А на месте из православных крестьян окрестных сёл было собрано уже 2000 человек понятых.
12 марта 1837 года раскольникам предложили «изъявить покорность» и принять единоверие. Но все 432 человека мужчин и 617 женщин, засевших в монастыре, ответили решительным отказом: «Монастыря не оставим, церкви нашей никому не выдадим. Сила наша будет крепче вашей силы». Тогда губернатор созвал «военный совет», и на нём было решено действовать не огнестрельным оружием и артиллерией, а нагайками казаков, прикладами солдат и пожарными трубами.
Так и было сделано. Вот как впоследствии этот разгон описывал в 1910 году в газете "Саратовский листок" журналист Лев Мизякин:
13 марта подступили к монастырю.
Вокруг храма в несколько рядов лежал народ, крепко сцепившись друг с другом. Гарцевавший впереди отряда Степанов скомандовал «пли!», и началась стрельба холостыми зарядами. В то же время на «бунтовщиков» начали качать воду из пожарных труб. Казаки ударили в нагайки, пехота начала действовать прикладами по неподвижно лежавшим защитникам монастыря. Гул выстрелов, вопли и стоны избиваемых смешались в одном хаосе, который способен был нагнать панический страх на самого храброго человека.
Понятые и солдаты бросились на старообрядцев и начали их вязать и вытаскивать из монастыря. В течение двух часов шла «работа», пока все сопротивлявшиеся не были выставлены за ограду.
Николаевский благочинный протоиерей Элпидинский (тот самый, который служил до этого, с 1830 года, в балаковском Троицком храме), вызванный в числе других для приёмки покорённого монастыря, доносил в рапорте епископу Иакову:
«Подъезжая к воротам монастыря, увидел множество народа обоего пола, лежащего связанным… Увидел по всему двору текущую воду и множество крови; ибо насосами разливали народ, а на лошадях разбивали оный в кровь; оттого вода и кровь омыли монастырскую площадь. У холодной церкви, в которой служба совершалась летом, господин губернатор встретил нас таковым приветствием: «Ну, господа отцы, извольте подбирать, что видите». Засим в тёплой, т.е. зимней церкви, по сбитии замков, освящена вода и всё оной окроплено, и паки благодарен губернатор. Между тем, пока был отслужен молебен, воинство и понятые разбойнически, в присутствии губернатора, грабили имущество монастырское. Окна, двери, полы, погреба, подвалы, кладовые, сундуки, шкафы, - словом, всё как бы от ужасного землетрясения разрушалось. Всего имущества, кроме находящегося в церквах, в ризнице, при всей нашей тщательной заботливости, не собрано по всему монастырю более, как на 300 рублей. Хлеб, кроме трёх амбаров, которые остались не разломанными, рыба, масло, овощи, одежда, плуги, сани, колёса, телеги и всякая домашняя рухлядь – всё как бы огнем пожжено. Словом, монастырь сей оставлен в жалком положении, по соизволению господина губернатора».
Этот рассказ подтверждается и «официальным рапортом» епископу Иакову протоиереем Чернышевским, который, между прочим, свидетельствовал:
«По личному моему осмотру найдено, что внутри оных келий мало что оставлено в целости: сундуки и шкафы разбиты, киоты с иконами изломаны; кладовые, принадлежащие вообще монастырю и частью монашествующим, разорены, и всё то, что в оных получше и что можно было похитить, похищено, а всё оставшееся или разбито, или рассыпано; из выходов, погребов и амбаров почти всё растаскано, даже полы в некоторых кельях взломаны».
Из людей пострадало в тот день 160 человек, которые оказались «хворыми, слабыми и утомлёнными» (битьём).
Некоторый материальный урон, однако, понесли при «усмирении» и участвовавшие в деле войсковые части: «при сём действии изломано было ружейных лож до нескольких десятков», - рассказывали старообрядцы. По отзывам николаевских старожилов, не в полной целости вернулись в Саратов и пожарные насосы, сыгравшие роль пулемётов в воинских подвигах храброго суворовского «птенца». Впрочем, могла ли быть какая-либо мысль, какая-либо забота о целости чего-нибудь там, где происходило то, что «описать невозможно»: «смятение, вопль, плач, убийственные кровавые раны между старообрядцами, в особенности же между женским полом и малолетними детьми», где лежали кучами избитые, «обагрённые оных кровью».
Относительно того, куда девались обильные материальные богатства, утварь и другие ценности монастыря, Мордовцев писал, что старожилы рассказывали, что «некоторые из мелких официальных лиц принимали участие в фактическом уничтожении скитов, набивали громадные сундуки серебряными ризами от ободранных икон и другими сокровищами, скопленными раскольниками». Не безупречными в этом оказались и понятые, у которых при обыске найдены были крупные суммы денег, не говоря уже о вещах: у некоего Зайчинова, например, отобрано 1211 рублей.
Часть добра, по рассказам, схимники успели всё же попрятать в лесу и на берегах приютившего их Иргиза. Подтверждением этому могут служить возникавшие время от времени слухи о кладах и находках в окрестностях Николаевска.
В мае 1841-го новый саратовский губернатор Фадеев (дед известного политического деятеля рубежа XIX-XX вв. Сергея Витте) двинулся с войском неожиданно и секретно к последним двум оставшимся за раскольниками монастырям: Верхне-Спасо-Преображенскому мужскому и Верхне-Покровскому женскому. Оба монастыря были лишены связи с соседними селениями. Защитить их было некому. Раскольники в очередной раз отказались принять единоверие, но были обмануты".
В мужской обители настоятель Нижне-Воскресенского (уже единоверческого) монастыря архимандрит Платон на глазах у изумленных монахов окропил их «святая святых», главную церковь своей, «единоверческой» святой водой, и раскольничья святыня вмиг потеряла святость. Так, вероломно, была покорена последняя староверческая твердыня на Иргизе. Это случилось 28 мая, и этот день раскольники назвали «днем вавилонского пленения», с горечью признав, что закатилось «солнце православия».
Вместо пяти старообрядческих монастырей стало три православных единоверческих: два мужских – Воскресенский и Спасо-Преображенский и один женский – Никольский.

После разгона

"Но «старая вера» не была разрушена с «падением» монастырских стен, - писал уже упоминаемый Мизякин, - она только разбилась в куски, разделилась на множество толков и сект, стала фанатичнее и замкнутее, твёрже и недоверчивее в своих устоях. Из разрушенных «гнездилищ» старые и юные птенцы разбрелись по всей России. С Иргиза старая вера перешагнула за Волгу на горы (в район Хвалынска), создала Черемшань и другие скиты, перенеслась на Урал, на Обь, на Дон и Терек, за Кубань и т.д. Старцы и старицы, ютившиеся в «пустыни прекрасной», как иногда называли раскольники Иргиз и озеро Калач, над которым стоял один из монастырей, превращались в бродячих более неуловимых пророков и пропагандистов. «Овечьи избы» превращались в ряды келий, на месте хуторов и лесных сторожек вырастали новые скиты и обители".
Например, сразу после ликвидации Нижне-Воскресенского монастыря у Криволучья два монаха-раскольника Зосима и Александр переселились в деревню Натальину (тогда название писалось «Натальина») и за очень короткий срок «совратили в раскол» 92 мужчин и 89 женщин. Вольским духовным правлением это было воспринято как бедствие, а священник балаковской Троицкой церкви Иван Элпидинский, в чьём приходе находилась эта деревня, направил в 1832 году епархиальному начальству докладную записку, в которой попросил разрешения на строительство в Натальине православного храма. Разрешение было получено. Через четыре года, здесь открыли молельный дом и только спустя 10 лет построили храм.
По всему Саратовскому Заволжью после разгона старообрядческих монастырей прокатилась волна слухов о «дурных» предзнаменованиях и силе раскольничьего духа. Вот несколько примеров из книги Дмитрия Дубакина «Обращение Иргизских раскольнических монастырей в единоверие», опубликованной в «Самарских епархиальных ведомостях» в 1883 году:
«В 1843 году на границе Николаевского и Новоузенского уездов прошел таинственный слух, что на Еланском хуторе, принадлежащем вольскому мещанину Мунину, совершилось чудо:
«Накануне нового года из образа Рождества Богородицы текла кровь».
Под влиянием этого слуха бывшие раскольники стали ожидать великого бедствия «крови», иначе народ не мог объяснить странного чуда. При освидетельствовании действительно оказалось, что кровь капает. Её собрали в пузырек и отправили к епископу Саратовскому Иакову вместе с донесением о мнимом чуде. Сообщили также и Саратовскому губернатору. Назначили расследование, виновных следовало доставить в Саратов в кафедральный собор. Иаков сообщил и министру внутренних дел.
Следствие выяснило, что «на полку, выше образа сделанную, был положен кусок сырой свинины, и мокрота из онаго, по случаю покатости полки, стекала на самый образ Рождества Богородицы, в чем созналась частью семенная Мунина – Матрена Гаврилова. Это доказывалось и тем более, что по испытанию налитием на полку воды произошло то же самое». Суд оправдал Гаврилову и других, приняв во внимание полное невежество всех обвиняемых лиц.
Чуть позже по нижнему течению Иргиза пошёл «новый слух»: будто бы недалеко от слободы Криволучья в версте от Нижне-Воскресенского монастыря на могиле «праведного человека», раскольничьего монаха старца Ионы, высланного из Средне-Никольского монастыря и недавно похороненного, горит «небесный огонь». И раскольники Криволучья стали тайком посещать могилу и молиться. В то же время распространился ещё один слух, что в доме криволучского крестьянина Пармена Назарова, в «образной избе», горит лампада с неугасимым огнем, добытым будто бы от небесного огня, горевшего по ночам на могиле старца Ионы. После этого жители Криволучья, как и раскольники соседних поселений, начали толпами сходиться в дом к Назарову для молений и для получения от его неугасаемой лампады небесного огня. Последний разошёлся по многим селам, заселённым раскольниками, и по возможности поддерживался в разных раскольничьих домах, составляя предмет самого бдительного неусыпного внимания. Между раскольниками распространилось верование, что этот небесный огонь будет спасительным для тех, кто сохранит его до дня страшного суда. При помощи этого огня раскольники надеялись в ночь страшного суда «найти дорогу в рай».
Власти произвели секретное дознание, а потом и формально следствие. Оказалось, что огонь в лампадке зажигался по праздничным дням и иногда действительно очень долго горел. На вопрос, почему он назвал этот огонь небесным, Назаров отвечал, что «всякий огонь, горящий перед иконой, есть огонь Божий, а следовательно, небесный».
А ночью следователи вместе с Назаровым пошли к могиле Ионы. Они действительно увидели свет, но при тщательном осмотре обнаружили, что его издает «кусок гнилушки», вделанный в небольшое выдолбленное в кресте углубление. Назаров объяснил, что это он вделал в крест кусок гнилого дерева по духовному завещанию Ионы, который просил будто бы Назарова, за несколько дней до смерти, «освятить его могилу останками от честного гроба усопшего в Никольском монастыре инока Филарета», которого Иона захватил, когда его выгоняли из Средне-Никольского монастыря. Назарова отправили в суд в Николаевск».
Покорить хранителей древлеправославной веры официальной церкви и государственной власти так и не удалось. Мало того, именно из старообрядческой среды вышло множество богатейших и известнейших купеческих родов Российской империи. Среди них московские Рябушинские и Морозовы, нижегородские Бугровы, балаковские Мальцевы и другие.

Явление святого

С 10 июля 1843 года в Балакове начинает служить священником человек, который в 2001 году будет причислен русской православной церковью к лику святых. Это Александр Чагринский. Он последние годы жизни, с 1881-го по 1900-й, служил при Чагринском Покровском женском монастыре, где прославился своей проповеднической деятельностью и «даром чудотворения». Рассказывали, что в некоторые дни число посетителей его доходило до тысячи человек: люди приезжали со всей России, чтобы хотя бы услышать его голос…
Но это будет потом. А пока он, Александр Степанович Юнгеров, сын священника, прослуживший после окончания Саратовской семинарии менее года сначала в с. Третьяки Сердобского уезда, а потом в с. Неверкино – Кузнецкого (теперь это Пензенская область), приезжает в небольшое село Балаково, которое из-за своих больших торговых оборотов претендует на статус города. Храм молодому священнику (ему всего 22 года) достаётся скромный, деревянный, ветхий – во имя Святой Троицы. И он усердно принимается за работу.
Едва ли не с первых дней службы в Балакове и до 1861 года отец Александр преподаёт в удельном «девичьем» училище Закон Божий.
В 1850 г. он - помощник благочинного (благочиние - часть епархии, объединяющая группу приходов, находящихся в непосредственной территориальной близости друг от друга), в 1859-1865 гг. - духовник по округу местного благочиния для лиц духовного звания; с 18 декабря 1859 г. - миссионер по с. Балакову и Натальино, а с 10 ноября 1876 г. - по округу местного благочиния.
За это время ему удаётся построить новый храм. В его официальной биографии пишется, что он был сделан из красного кирпича. Однако на самом деле церковь была деревянная, на каменном фундаменте, внутри оштукатуренная, снаружи обитая тёсом и окрашенная белилами, с такой же колокольней и окружённая каменной оградой с железными решётками. В храме было два престола: во имя Троицы и Святого Благоверного Великого князя Александра Невского. Из-за своей тесноты он был расширен, как написано в клировых ведомостях, «усердием прихожан и иногороднего купечества», в 1875 году. А тот храм, который ошибочно приписывается к тому времени, когда служил Александр Юнгеров, был построен гораздо позже.
Вот что ещё сегодня пишут об Александре Юнгерове:
«Отец Александр благоговейно, тщательно, согласно с церковным уставом, совершал богослужения и от причта требовал тщательности в исполнении церковных служб, чем привлёк в храм всё село, а также иногородних, приезжавших в Балаково по торговым делам.
Очевидцы свидетельствовали, что со слезами он благословлял за литургией освящаемые Святые Дары и произносил поучения, направленные на искоренение пороков и суеверий и дающие православные понятия о предметах веры. Отец Александр сохранял неизменную сердечную приветливость ко всем людям. «Это – Златоуст», - говорили о своём добром пастыре балаковцы. Слушая его, невозможно было удержаться от слёз, и потому почти все стояли с влажными глазами, с умилением и покаянием в сердце.
Сохранилась легенда о том, как по молитве отца Александра ожил почивший в бозе усердный и добрый сельский плотник Мартемьян Фаддеич. Якобы когда батюшка обратился к усопшему: «Мартемьян Фаддеич! Встань и исповедайся, так как тебе нужно исповедаться и проститься с родными», - мёртвый ожил, был причащён и, только выслушав благодарственные молитвы и получив напутственное благословение отца Александра, упокоился навечно.
Говорили, когда во время пожаров, которые нередко случались в Балакове, батюшка со святым крестом обходил горевшие здания, огонь, по его молитве, угасал и не перекидывался на другие дома».
Однако при жизни отца Александра ни о чём подобном не было и речи. У него и наград-то за службу было не так уж и много:
- наперсный тёмно-бронзовый крест в память о Крымской войне 1853-1856 гг., которая, как известно, закончилась поражением России: такие кресты вручались практически всем священникам в благодарность за то, что они молились во славу русского оружия;
- набедренник, которым его наградили «за доброе поведение, попечение о храме Божием и полезные труды по обучению детей» 7 июня 1859 г.;
- бархатная фиолетовая скуфья (головной убор в виде мягко складывающейся шапочки);
- бархатная фиолетовая камилавка (головной убор в виде расширяющегося кверху цилиндра).
А в 1871 году ему было «объявлено архипастырское благословение и признательность за добрую жизнь и деятельность небесплодную через пропечатание в «Самарских епархиальных ведомостях».
А что касается пожаров, то, как ни молился отец Александр, в Балакове, во время его службы произошло несколько опустошительных пожаров: в 1859-м, когда остались только один квартал и обгорелые каменные дома и церкви, и в июле 1873-го, когда сгорело 240 домов.
У отца Александра было три сына. О старшем, Дмитрии, ничего неизвестно (он родился в Балакове в 1849 году). Средний, Василий (родился в 1852-м), выпускник Самарской духовной семинарии, сменил своего отца на посту священника в конце 1880 года. Младший, Павел (родился в 1856-м), выпускник Казанской духовной академии, знал 14 языков, из них несколько древних: древнеарабский, древнегреческий, латынь. Он был доктором Богословия, профессором Казанской Духовной Академии на кафедре Священного Писания Ветхого Завета, написал магистерскую диссертацию «Учение Ветхого Завета о бессмертии души и о загробной жизни», а затем докторскую – «Книга пророка Амоса». Кроме того, издал большое количество трудов по истории, критике и толкованию книг Священного Писания Ветхого Завета. Его перевод книг Ветхого Завета и поныне остается одним из лучших. В 1913 году Николай II присвоил доктору Богословия Павлу Юнгерову звание Почётного гражданина России и вручил ему Почётную ленту, орден и позолоченную саблю. Рассказывают, вручая эти регалии, царь многозначительно заметил: «У меня в России таких только двое». Павел Юнгеров скончался в Балакове в голодном 1921 году.
Внук отца Александра (сын отца Василия) Николай накануне революции 1917-го служил в Иоанно-Богословской (Кладбищенской) церкви, и с его дочерью Антониной дружил сын дьякона той же церкви, будущий Народный артист СССР Евгений Лебедев, который потом об этом так писал в своих воспоминаниях:
«До этого самой красивой для меня была Тося, но мы с ней вчера поругались, потому что она не захотела играть со мной в папу и маму. Я так на неё разозлился, что хотел ей косы вырвать».
А жена отца Николая - Глафира - была дочерью Серапиона Максимовича Маслакова, большого друга Ивана Мичурина. Он занимался разведением великолепных садов. Яблоки из сада Маслакова с хутора у с. Колокольцовка (недалеко от Балакова) были удостоены диплома на первой сельскохозяйственной выставке в Москве в 1923 г. Особенно славились его яблоки «антоновка-фунтовка». Сейчас и этот сад с хутором, и село оказались на дне Саратовского водохранилища.

«Скрытая угроза»

Господствующая православная церковь всегда активно боролась с раскольниками: то уговорами, то репрессиями. Чтобы подчинить себе строптивцев, она даже придумала некий синтез двух вер – единоверие: старообрядцам разрешалось жить по своим обычаям и молиться по своим обрядам, но только в случае признания главенства Московской Патриархии. С одной стороны, это было уступкой раскольникам, с другой, развязывало руки в борьбе с наиболее ярыми сторонниками самобытности и самостоятельности старой веры: мол, мы идём вам навстречу, а вы сопротивляетесь, неблагодарные.
Под флагом единоверия довольно быстро, всего за каких-то 10 лет, удалось расправиться с Иргизской старообрядческой твердыней. Все пять раскольничьих монастырей упразднили. Причём, как мы уже рассказывали, жителей Средне-Никольского монастыря и их сторонников из соседних сёл, вставших на защиту своей святыни, разгоняли кулаками, дубинами и водой из брандспойтов.
После разгона иноки раскольничьи разбрелись по всей приволжской округе. Их вылавливали то в одном месте, то в другом. Главное, чего от них требовалось: веровать – веруй, но других с толку не сбивай и службы не веди, чтобы даже те, в ком ещё сохранились остатки старой веры, о ней поскорее забыли. Однако большого проку от этих гонений не было. Если уж языческие колядки, гадания и масленичные гуляния из русского народа вытравить не удалось, то что уж говорить о тех обрядах, с которых, собственно, и начиналась  христианская Древняя Русь: со времени крещения её великим князем Владимиром в 988 году (конец X века) до церковной реформы середины XVII века прошло семь с лишним столетий, а со времени церковной реформы, т.е. раскола, до середины XIX-го всего два. Борьба осложнялась и тем, что среди раскольников было немало богатых людей, которые и укрывали своих одноверцев. Одним из таких людей был рыльский купец 3 гильдии Михаил Трофимович Мальцев, который перебрался в Николаевский уезд и открыл в Балакове салотопенный завод, т.е. небольшое предприятие по производству сала.
В Самарском архиве сохранился рапорт чиновника по особым поручениям Васильева Самарскому губернатору от 30 сентября 1849 года, которым он сообщал о результатах обыска в Балакове и Николаевске:
«Во исполнение предписания Вашего Превосходительства от 25 сего сентября за № 2102, прибыв с г. штабс-капитаном корпуса жандармов Фон-дер-Паленом в г. Вольск и получив здесь сведения, что купец Мальцев не живёт в Балакове и близ онаго у него нет никакого хутора, но есть огромный салотопенный и бойный завод при выезде из Балакова, на котором множество рабочих, мы, взяв с собою несколько солдат инвалидной команды, будто бы для поисков в близлежащем лесу и оврагах указанных преступником Гусевым его сообщников, прибыли в с. Терсу, где взяли понятых для той же, выдуманной надобности, и таким образом, совершенно секретно для всех, ночью переправились за Волгу. Достигнув завода Мальцева в совершенной тишине, окружили оный солдатами и понятыми и приступили к обыску.
Беглых попов не оказалось, но найдено 15 человек без письменных видов и 12 с просроченными видами. Тут же взят сам Мальцев. Прикащик (так в тексте – Ю.К.) его рыльский мещанин Сидоров, раскольник, совратившийся из православия. Тут же проживают еще двое рыльских мещан-раскольников.
После этого, ни мало не мешкая, взяв с собой Мальцева, отправились в Николаевск и на рассвете другого дня, сделали внезапный обыск в его доме и особой усадьбе. Вместе с тем, узнали, что на дворе Николаевского мещанина Ивана Решетова бывают собрания раскольников, тотчас обратились с обыском и туда и действительно нашли моленную с живущими при ней раскольничьми инокинями.
За сим мы на следующий день отправились на дальний хутор Мальцева, за 100 вёрст от Николаевска, после имеем осмотреть хутор Решетова и о дальнейших последствиях этих розысканий, незамедлительно донесём…»
Среди вещей, найденных в Балакове, - 17 писем, «из которых видно сношение Мальцева и его прикащиков с их родственниками и другими раскольниками, клонящееся к поддержанию раскола»; 9 раскольничьих книг, 17 медных образов, 2 подстилки, на которых молились раскольники и некоторые другие атрибуты «запретного» богослужения.
А при обыске в Николаевской мальцевской усадьбе на заднем дворе был найден особый флигель, в котором жили крестьянки-раскольницы с. Толстовки Анна Фролова и Федосья Яковлева. В этом флигеле – «в переднем углу, в один ряд - 3 иконы, из коих две старинные, написанные по-раскольнически, пред ними висит лампада». Около флигеля была землянка, из сеней которой особый ход вёл к небольшому погребку. Кроме того, на территории усадьбы, на берегу Иргиза была «устроена лазейка, в которую удобно можно человеку спрятаться, а потом выползти вон; в самой ей найден мешок с сухарями, глиняная кадильница, два медных образа и ставенек с ладаном».
Какое наказание за всё это получил Мальцев, неизвестно. Скорее всего, Михаил Трофимович просто откупился. Денег у него было много, и уже к концу 50-х гг. он становится одним из самых богатейших раскольников Самарского Заволжья, прикупив огромное количество земель в Николаевском уезде.
Боязнь влияния раскольников была столь велика, что при деревнях, не имеющих своих храмов, в спешном порядке стали создаваться православные причты. Такой причт появился в 1836 году и в деревне Широкая Селитьба («Натальина тож»), которая находилась в нескольких километрах от Балакова. Активно хлопотала о его открытии вдова владельца деревни Виктора Павловича Кочубея Мария Васильевна. Первым Натальинским священником стал Алексей Егорович Павперов, а диаконом -  Михаил Кузьмич Голубев. Первые годы им пришлось служить в наскоро сооружённой часовне. Кроме того, им было поручено обучать крестьянских детей грамоте и Закону Божию. За это барыня платила священнику 180 руб. в год, а диакону – 120, снабжая «сверх того на каждую душу хлеба в месяц по две меры, полагая в то число меру пшеницы и меру ржи (мера равнялась примерно 25 с половиной килограммов – Ю.К.), и для каждой семьи нужный корм на одну корову и одну лошадь».
15 июня 1841 г. протоиереем г. Николаевска Иоанном Элпидинским в Натальине была заложена церковь во имя Марии Египетской. Строилась она на деньги князя Михаила Викторовича Кочубея, и освятили её 7 июля 1847 г. Вот как она описывалась в клировой ведомости:
«Здание каменное с таковою же колокольней, покрыта железной кровлей, ощикатурена (оштукатурена – Ю.К.), иконостас есть и утварью достаточна».
Первому её священнику, уже упоминаемому выше Алексею Егоровичу Павперову в год открытия храма было 40 лет. Он учился в Пензенской семинарии, но, из-за болезни, не смог её закончить. Служить начал диаконом с. Синенькие Саратовской округи с 5 сентября 1829 г. 28 августа 1832 г. рукоположен в священника Никольской церкви с. Голицыно той же округи. С 16 мая 1836-го – священник д. Натальиной. В главную заслугу ему ставилось то, что он обратил в православие почти 130, а в единоверие – более 160 раскольников-беглопоповцев.
Вопреки давно укрепившемуся в сознании балаковцев утверждению, что Балаково основали старообрядцы, раскольников на самом деле в 40-х гг. XIX в. здесь было не так уж и много. Всего 33 семейства. С учётом того, что семьи были многодетными, это где-то чуть более двухсот человек. Причём средин них – немало вдов. Под первым же номером в списке балаковцев-раскольников 1848 года – 60-летняя вдова Варвара Антоновна Рослякова. С ней жили 37-летний сын Алексей с женой (детей у них не было), 30-летний сын Иван с женой и двумя детьми, великовозрастные дочери-девицы Надежда, 38 лет, и Елена – 24-х.
Часть балаковцев не имела фамилии, в сегодняшнем понимании этого слова, и величались по имени отца семейства: Ивановы, Игнатьевы, Фёдоровы и т.п. Однако были и фамильные: Мухины, Красильниковы, Шерстянкины, Пестовы, Кузнецовы, Исаевы, Вилковы, Коломаскины, Заслоновы. Самые известные в то время – Золотовские и Шикины: главы этих семейств неоднократно избирались сельскими старостами.
Балаковские раскольники своего храма не имели. Сначала они отправляли церковные требы в старообрядческих Иргизских монастырях, а потом, после их ликвидации, в одной из немногих сохранившихся в Николаевском уезде старообрядческих церквей, которая находилась в Криволучье. Ещё они пользовались «услугами» раскольничьих священников, которые попрятались в Черемшанских скитах около Хвалынска.
Старообрядцев в Балакове не преследовали – только уговаривали отказаться от своей веры. Но за тем, чтобы никаких обрядов церковных они в селе не совершали, следили строго. Причём священникам господствующей церкви, при поддержке местной власти, разрешалось даже обыскивать подозрительных людей.
Весной 1852 года будущий святой, священник Троицкой церкви Александр Юнгеров остановил на улице незнакомого человека «немолодых лет, у коего под левою рукою синяя сумка, а в правой - крашеная палка, опираясь на которую, шёл он мерными шагами». Ну, а дальше уж представляем слово самому церковнослужителю, который написал рапорт епископу Самарскому и Ставропольскому (напомню, что в то время Балаково относилось к Самарской губернии. А значит. И к Самарской епархии:
«В сумке, как это я мог заметить, лежит книга, а не что-либо другое. Поэтому счёл за нужное узнать достовернее, что именно находится у него в сумке. Почему, остановив его, спросил: кто ты, откуда и что у тебя в сумке? Ответствовал он мне: Саратовской губернии Волгского (Вольского – Ю.К.) уезда села Куликовки госпожи Милашевой крестьянин Дионисий Михайлов, а в сумке у меня 12 псалмов, поёмые на Афонских горах, окроме них нет ничего». Услышавши о псалмах, подозвал его поближе. Велев ему подать сумку для собственного моего рассмотрения, где нахожу:
1) рукописную книжку по заглавием: чин како подобает петь 12 псалмов;
2) тоже рукописную книжку, содержащую в себе: а) скитское покаяние; б) чин како подобает самому себя причаститься пречистых и животворящих Тайн Христовых;
3) рукописный венчик, полагаемый на тела умерших;
4) запасные дары, по его названию, для причащения себя нужды ради, состоящие из семи частиц крупных и нескольких мелких, завёрнутые в бумажке (это слово подчёркнуто – Ю.К.).
Закончивая этим осмотр сумки, спрашиваю: есть ли у тебя письменный вид на прибытие сюда? Ответствовал: нет. Засим беру его с собою и представляю лично в Балаковский Удельный Приказ, где он – Дионисий – в присутствии Головы, Мирского Старосты и Писаря Приказа вновь спрашивается: кто он, откуда и имеет ли письменный вид? Ответствовал точно так же, как и мне одному. Потом, немного спустя, именуется иноком Уральского старообрядческого монастыря (в общем Сырту находящегося) Дионисием, звания, из которого поступил в монашество, не помнящим. Был он будто в городе Волгске для покупки деревянного масла, которое, купивши, отослал со старцем Андреем в Черкасские леса Волгского уезда, где там он с ним имел жительство настоящего года в подземельной келье. В Балаково только сегодня пришёл для покупки сапог и потом намеревался отправиться в Черкасские леса. При нём по пересмотру сверх упомянутых мною вещей, найдено:
1) монашеская скуфейка (шапочка – Ю.К.);
2) воскрилия монашеской одежды (воскрилия - нити синего цвета, которые, в напоминание заповедей Божиих, нашиваются на бахроме вокруг одежды – Ю.К.);
3) плат набойчатого холста с шнуром;
4) очки;
5) две сумки: одна – белая, а другая – синяя;
6) денег 2 р. 55 коп. серебром;
7) ножечик (так в тексте – Ю.К.) складной.
Но как к означенным вещам, найденных у инока Дионисия, должны быть и прочие принадлежности, относящиеся до священнодействий, а Дионисий отозвался, что кроме тех вещей никаких ещё не имеет и квартиры своей в Балакове не объяснил, то посему предположили: для отыскания таковой и учинении обыска, отправиться в дома балаковских единоверческих начетников, которым свойственнее прочих принять к себе такого человека, что и учинено Головою Балаковского Приказа Яблошниковым, Мирским Старостою Вьюшковым и удельным крестьянином Фёдором Миловым в присутствии меня, но квартиры Дионисия не отыскано, священных его вещей тоже. Кроме как из них в двух домах таковых единоверческих начетников найдено:
У 1-го) удельного села Балаково крестьянина Егора Фирсанова: а) несколько мелких, таких же, как и у Дионисия, частиц, лежавших на белой тарелочке, покрытых ситцевым жёлтым воздухом (платком – Ю.К.) с нашивным осмиконечным крестом; б) рукописная книжка во 168 листов, в которой между прочим помещён чин исповеди и в) три просфиры нецелые. Все вещи эти у Фирсанова были вместе, одна подле другой в холодной горнице пред иконами.
У 2-й) удельной пожилой девицы того же села Аграфены Дмитриевой Федосеевой в холодном чулане найдено крошек несколько просфорных, завёрнутых в бумажке, и одна частица с несколькими мельчайшими частичками в особой бумажке, похожая на Святые дары по красноте своей. Частицы сие лежали в маленькой деревянной чашечке, в которой была таковая же ложечка. Девица сия долго ратовала, не давая нам сих вещей.
Упомянутый инок Дионисий со всеми вещами отправлен в 1-й стан Николаевского уезда, а удельный крестьянин Егор Фирсанов и девица Аграфена Дмитриева на свободе, о чём покорнейше и рапортую…»
После этого и Дионисия, и всех остальных тщательнейшим образом допросили, и ничего архипротивозаконного, за что можно было бы в тюрьму отправить, не обнаружили. Зато удалось уговорить бродячего монаха присоединиться к единоверию. Что он и сделал, благополучно перебравшись на постоянное место жительства в Спасо-Преображенский единоверческий мужской монастырь.
Как уже говорилось выше, чтобы ослабить влияние раскольников, которые лишились своих монастырских «гнёзд», в 30-х годах XIX в. в деревнях спешно стали открывать молитвенные дома и строить храмы господствующей церкви. Ещё в 1815 году князь Кочубей, владелец деревни Широкая Селитьба («Натальина тож») жаловался саратовскому губернатору Панчулидзеву, что в его вотчине раскольники устраивают в ближайших лесах «кельи или особенные жилища, в коих находясь, принимают нередко беглых и производят другие беспорядки, вредные вотчинам».
Под «беспорядками» в данном документе, который сохранился в архиве Саратовской учёной архивной комиссии, подразумевалось исполнение религиозных треб (крещение, венчание, погребение и пр.) по старым обрядам. Службу в таких кельях и несли беглые попы, которые некогда жили в старообрядческих Иргизских монастырях.
В 1844 году 170 крестьян сельца Натальино обоего пола, среди которых были Агап Провоторхов, Евгений Мошков и Ефим Мурзин, объявили о том, что принимают единоверие и «желают быть причислены» к приходу единоверческой церкви в с. Криволучье. Однако, принимая обновлённую веру, натальинские старообрядцы в душе оставались верны древним религиозным традициям.
В архиве Самарской духовной консистории сохранились документы 60-х гг. XIX в., в которых «расследуется» дело «Об уклонении из православия в раскол поповщинской секты села Натальина Николаевского уезда князя Кочубея крестьян вдовы Ксеньи Агаповой Ериной с прочими в количестве 459 душ обоего пола» (203 мужчины и 256 женщин), которое было начато в 1861 году.
Как выяснилось, «почти все они с 1836-го по 1842-й год были присоединены из раскола в православие, где при содействии их владельца князя Кочубея все христианские требы исполняли в видимом согласии с православной церковью». Причём посланнику консистории, благочинному города Николаевска протоиерею Евфимию Леопольдову «уклонисты» объявили, что они «не отпадшие из православия в раскол, а давние раскольники; что они, если крестили своих детей в православной церкви, венчали, хоронили умерших по обряду православному, то это делали из страха и побуждению вотчинной конторы». Кроме того, натальинцы объясняли, что «об них уже делал дознание чиновник особых поручений начальника губернии г. Погодин и на вопрос их, относиться ли им уже к православному священнику или нет, он не сказал ни слова, и это они признали, что гражданская власть считает их раскольниками».
Попытка уговорить натальинцев успехом не увенчалась. Тогда власть решила действовать силой. Самарский губернатор потребовал от  Николаевского земского суда «немедленно распорядиться о воспрещении временно обязанным крестьянам с. Натальина князя Кочубея Елисею Правоторхову и Кузьме Мурзину составлять в домах своих сборища раскольников и открыто отправлять свое богослужение к соблазну православных, а тем более обращать дома свои в молена (молельни – Ю.К.), предварив их, что за подобные действия они будут подвергнуты строгому взысканию».
Однако натальинцы не подчинились, и, что интересно, даже местный полицейский сотник отказался преследовать их за «сектантство». А уже спустя четыре года количество раскольников увеличилось. В 1865 году об «уклонении из православия в раскол» объявило уже более 600 человек из 143-х семейств Натальина и Никольской.
Как известно, в то время раскольникам запрещалось переманивать православных в свою религиозную общину. Это «деяние» приравнивалось к уголовному преступлению. И губернская власть всеми правдами и неправдами и пыталась доказать, что налицо духовное «совращение». Но натальинцы твёрдо стояли на своём: нас никто не совращал - мы раскольниками были всегда.
В конце концов, консистория отступилась. В декабре 1870 года в этом деле была поставлена точка:
«Делаемые увещания в течение 9 лет упорным раскольникам не имели желаемого успеха. Посему уведомить духовенство приходское о существе решения и предписать строго следить за ограждением православных от поползновения к расколу».
Верность старым обрядам подтверждалось и более ранними «расследованиями». В 1839 году Саратовской палатой уголовного суда было рассмотрено дело о трёх натальинцах Михаиле Разине, Евстафии Слепкове и Филимоне Козлове, судимых «за похоронение детей своих без обряда христианского».
Как выяснилось, все младенцы прожили всего несколько недель. Покрестить их просто не успели: слишком далеко проживал старообрядческий священник – в Хвалынске. Поэтому родители решили похоронить их без отпевания. Обратились за разрешением к Натальинскому священнику Алексею Павперову. Дали ему кто гривенник, кто двугривенный, и он позволил. Впрочем, Павперов божился, что денег ни с кого не брал и потребовал доказательств. Доказательств у крестьян не оказалось.
Наиболее распространённым течением в старообрядчестве было поповство. Поповцы - раскольники, наиболее близкие к официальной православной церкви. Они признают священников и церковную иерархию, но разделялись на единоверцев, беглопоповцев и Белокриницкую иерархию. К последней во второй половине XIX в. относились наиболее влиятельные раскольники Самарского Заволжья братья Мальцевы.
Приведу некоторые цифры. По данным 1833 года, в Балакове проживало более 300 поповцев мужского и почти столько же женского пола, в Терсе, соответственно, 265 и 312, в Красном Яре - 166 и 172, в Быковом Отроге – 63 и 60, в Кормёжке - 25 и 24, в Сухом Отроге – 65 и 55, в Перекопной Луке - 92 и 98.

Во имя Рождества Христова

Первая каменная церковь в Балакове была построена в 1850 году на месте старой, деревянной, построенной в 1766 году и на несколько десятков лет давшей селу второе название: Рождественское тож (чуть ли не до середины XIX в. сёла нередко имели не только «светское», но и «церковное» имя).
На строительство храма собирали всем миром. Тогда к нему было приписано 343 двора, 50 из них – в деревне Ивановке, которая находилась в нескольких километрах от Балакова и принадлежала потомкам знаменитой придворной фрейлины княгини Шарлотты Ливен. Всего в причте проживало около тысячи душ мужского пола и более тысячи – женского.
Первым священником в обновлённом храме стал молодой выпускник Саратовской духовной семинарии Пётр Захарович (Захариев) Милославский, который, после рукоположения в сан в Саратове, в Александро-Невском соборе, был поставлен сюда в ноябре 1849-го, когда ему едва исполнилось 22 года. Тогда же он стал законоучителем в удельном училище для мальчиков, а спустя три года – и в приходской школе для девочек.
Пётр Захарович был женат на воспитаннице Царскосельского училища девиц Евпраксии Евграфовне, которая к 1855 году родила ему трёх девочек: Екатерину, Александру и Ольгу. О достижениях Милославского на священническом поприще пока ничего неизвестно.
Его главным помощником был дьякон Алексей Лукьянович Балаковский, который уже упоминался выше, чьи старшие сыновья уже учились в духовных учебных заведениях.
По данным 1855 года при Христорождественском храме дьячком служил Пётр Фёдорович Ливанов, которому к тому времени исполнилось 36 лет. Он был женат на ровеснице Любови Ивановне. 15-летняя дочка Евдокия жила с родителями, а 13-летний сын Александр учился в Вольском духовном училище.
В списке «заштатных и сиротствующих» в 1855 году числились 47-летняя вдова-дьяконница Пелагея Сергеенва Правенова и 38-летняя вдова-пономарица Ирина Фёдоровна Разумовская с четырьмя детьми (пятый – Иван – учился в Вольском духовном училище).
В 1862 году настоятелем храма стал 30-летний сын дьякона Иван Алексеевич Балаковский. До возвращения на родину и по окончании Саратовской духовной семинарии он, «при очень благонравном поведении», успел послужить в сёлах Малой Быковке, Михайловке, Карловке и Брыковке Николаевского уезда; в городе Новоузенске, в Соборной Покровской церкви, куда его переместили «за особенную благонадёжность» и, буквально за несколько дней до перевода в Балаково, в селе Орлов Гай Новоузенского уезда.
В 1860 г., в память о Крымской войны, как тогда писалось, «счастливо оконченной» (хотя по её итогам Россия на 15 лет лишилась черноморского флота, а значит, и своего влияния на Чёрном море), «за молебство, совершаемое при богослужении в храме», как и многие священнослужители, Иван Алексеевич был награждён наперсным (нагрудным, от устаревшего «перси» - «грудь») бронзовым крестом.
Хоть отец Балаковский и прослужил на одном месте более 30 лет, его послужной список довольно большой. В основном он состоит из наград, поощрений и разных должностей, которые настоятель Христорождественского храма занимал в разное время (публикую так, как писалось в клировых ведомостях):
25 ноября 1866 г. за доброе и честное житие награждён набедренником;
2 декабря 1866 г. определён на должность благочинного;
2 сентября 1867 г. от епархиального начальства за постоянное проповедание слова Божия объявлено одобрение через напечатание в Епархиальных ведомостях;
2 ноября 1868 г. указом Самарской духовной консистории за постоянное проповедание слова Божия объявлена благодарность епархиального начальства;
3 апреля 1871 г. указом Священного Синода за отлично-ревностную службу церкви Божией награждён бархатной фиолетовой скуфьей;
1 ноября 1873 г. Николаевской земской управой определён законоучителем в Балаковское женское училище;
15 октября 1874 г. съездом духовенства избран уполномоченным на училищный съезд;
в 1876 г. съездом местного Благочиннического собрания избран в члены Попечительного совета по делам эмиритальной кассы, в каковой должности утверждён епархиальным начальством и с 1882 г. состоит председателем сего совета;
(Здесь необходимо пояснить, что эмиритальные кассы – это специальные страховые кассы, учреждавшиеся в России при различных учреждениях военного, духовного и гражданского ведомства с целью обеспечения участников кассы и их семей пенсиями и пособиями, или, как иногда это называлось, эмиритурой)
3 октября 1877 г. указом Самарской духовной консистории и отношением Николаевского училищного совета выражена благодарность за занятия по закону Божию при Балаковском мужском училище;
21 апреля 1877 г. объявлена благодарность епархиального начальства через напечатание в Епархиальных ведомостях со внесением в послужной список  за усердное и ревностное преподавания закона Божия;
31 августа 1877 г. через печатание в Епархиальных ведомостях со внесение в послужной список выражено одобрение епархиального начальства за разумное преподавание слова Божия;
в том же 1877 году по представлению Николаевского училищного совета награждён 30 руб. из миссионерских сумм за усердное и успешное преподавание Закона Божия при Балаковском мужском училище…
Отец Иван вёл очень активную «общественную» жизнь. Он был смотрителем местной лавочки Самарского свечного завода, постоянным участником  епархиальных и училищных съездов, действительным членом миссионерского общества, благочинным. В 1883 году был поставлен наблюдателем за церковно-приходскими школами. Тогда же епископом Самарским и Ставропольским ему было поручено провести ревизию Криволучского единоверческого монастыря. А спустя год советом Императорского человеколюбивого общества был утверждён председателем комитета богадельни во имя Св. Александра Невского в Балакове.
В том же году церковь была расширена, и в ней уже появилось три престола: во имя Рождества Христова, Покрова Пресвятой Богородицы и Святителя Николая Чудотворца. И всё это по инициативе отца Ивана. Его трудолюбие и аккуратность были отмечены задолго до этой перестройки. Ещё в 1868 году «Самарские епархиальные ведомости писали:
«Особенным благолепием и красотой отличается Христорождественский храм знаменитого по торговле приволжского с. Балакова. Храм сей каменный, тёплый и приведён в отличное состояние старанием настоятеля Иоанна Балаковского, старосты церковного Петра Балахонова, жертвами усердствующих прихожан и гостей-купцов, как то: В. Ковригина, В. Медынского, М. Лукьянова, П. Захарова, К. Калинина и П. Голованова. В этом храме пять Святых Евангелий, из которых два серебряно-позлащённые. Самое большое Евангелие с камнями весит 30 фунтов. Шесть напрестольных серебряно-позлащённых крестов, два серебряных кадила, великолепные и дорогие в нём две иконы: Сретения Господня и Богородицы, именуемой «Скорбящих – Радосте» пешехонской работы, пожертвованы иногородними гостями ценой в 4000 рублей серебром без риз. Есть иконы и в память тысячелетия России (праздновалось в 1862 году – Ю.К.), и в память избавления Государя Императора от злодейского покушения на Его жизнь (до 1868 года на императора Александра I было совершено два покушения: 4 апреля 1866 года – Дмитрием Каракозовым, у решётки Летнего сада в Санкт-Петербурге, и 25 мая 1867 года – поляка Антона Березовского, в Париже в районе Булонского леса – Ю.К.).
Около храма каменная ограда с чугунной фигурной решёткой и железными воротами. Для большей сохранности и безопасности храма два сторожа окарауливают его, соблюдая такой порядок: в летнее время один из них постоянно находится на колокольне, а другой – внизу и в каждый час обходит вокруг храма; в зимнее время оба сторожа попеременно, во время ночи, бодрствуют поочерёдно в сторожке при ночнике и каждочасно ударяют в колокол и обходят храм».
В «Самарских же епархиальных ведомостях» в 1873 году была опубликована щемящая статья отца Ивана Балаковского об опустошительном пожаре, который уничтожил пол-села:
«Как быстро ни распространяется Балаково своими постройками, но, можно сказать, ещё быстрее и в большем размере оно сокрушается.
Так, назад тому лет около 14 с. Балаково в два года подряд горело и всё почти начисто было уничтожено, остался только один квартал и обгорелые каменные дома и церкви. После этого оно снова построилось и постепенно застраивалось и улучшалось. Но вот, наконец, настало опять то тяжёлое время, когда огонь привёл село в великое запустение.
Начиная с мая месяца сего 1873 года в Балакове было шесть пожаров.
Вначале сгорел один корпус, и корпус огромный, с подвалом и лавками, где помещался всякого рода товар: лён, масло, крупчатая мука, колёса, верёвки и тому подобное. Потом, спустя дней пять, были опять пожары: загорелись у одного крестьянина (тут же и гостиница) на дворе щепы. Дней через пять снова пожар, причём сгорел целый квартал домов. После сего загорелся амбар недалеко от церкви нашей. К счастью, пожар вскоре был затушен.
Засим, в день приезда г. Начальника губернии, вечером в хорошую погоду загорелся верх у одного флигеля, на каковой пожар выезжал и сам Начальник губернии. Пожар этот ограничился одним только строением.
О последнем пожаре, бывшем в июле, без слёз, кажется, никто не может рассказать. Это было так. 13 числа июля в 2 часа ночи вдруг зазвонили в набат на церкви, которая от наших домов всего саженях в 50.
Пробуждённый, я побёг на колокольню, чтобы узнать, где горит. Горел, оказывается, один большой дом, где и гостиница. Я думал, что на этом остановится огонь, но вышло не то. Дувший ветер со всей силой и порывисто в скорое время произвёл пожар в разных кварталах. Из жителей всякий кинулся спасти кое-что из одежды. Но и тут беда! Ветер дул с северо-востока на юго-запад, где в конце села находится р. Линёвка. Все поспешили тащить своё имение к речке, дабы хоть здесь спасти немногое. Но бедный народ ошибся в своих соображениях. Огонь, подобравший все дома и келии, направился к речке, где не оставил и самого трепья (так в тексте – Ю.К.), последней защиты. И этому бедному люду пришлось в третий раз гореть в продолжение немногих лет. Жалко этих бедных потому ещё, что хлеб-то ныне, коим они занимаются, не уродился. Теперь одно всякий твердит: беда да беда! Сгорело 240 домов.
Насколько возможно, я, по долгу пастырскому, стараюсь утешать поучениями свою паству и убеждать других, кто не сгорел, помогать страдальцам чем кто может.
Св. И. Балаковский».
Увы, в 1882 году настоятель Христорождественского храма стал свидетелем ещё одного опустошительного пожара. Тогда, тоже в июле, в Балакове сгорело 206 домов с надворными постройками, 76 лавок, дом сельского управления, пожарный сарай с каланчой и общественный дом для духовенства.
Священник Христорождественской церкви Иван Алексеевич Балаковский умер в октябре 1894 года. За несколько месяцев до его смерти вторым священником к храму был назначен его сын Александр, который и заменил отца.
Александр Иванович родился в Балакове 16 января 1863 года. По окончании богословского курса Самарской духовной семинарии, где, кстати, «изучал историю раскола при успехах очень хороших», 14 августа 1884 года был назначен на должность псаломщика в село Левинка Николаевского уезда. Менее, чем через два года, он был рукоположен в сан священника и, по его просьбе, определён на священническое место при Покровском храме села Кунья Сарма. Служил отец Александр так же ревностно и честно, как и его отец (вёл все уроки в школе грамоты, был заведующим и законоучителем местной церковно-приходской школы, читал прихожанам катехизис), и в уже 1893 году, по ходатайству епархиального начальства, был награждён набедренником. За время службы в Балакове снискал особое уважение у местных жителей. Почти 8 лет он состоял заведующим и законоучителем Христорождественской  двухклассной церковно-приходской школой, затем преподавал Закон Божий во втором земском училище, обучал грамоте женщин с 14 до 40 лет. По церковной службе Александр Иванович Балаковский состоял членом братства Святого Алексея, избирался миссионером, членом благочиннического совета, а затем духовником всего духовенства округа.
В 1909 году полицейский пристав Тедерс пыталась привлечь отца Александра в качестве одного из основных свидетелей по делу Корнеева, Иоффе и других, которых подозревали в политической неблагонадежности. Однако в своих показаниях священник опроверг все подозрения полиции: «о существовании в селе Балакове какой-либо преступной противоправительственной группы или организации мне совершенно ничего неизвестно, как равно совершенно ничего неизвестно и давно ни разу не слышал, чтобы на кого-либо указали, что таковой принадлежит к какой-либо организации».
По данным клировых ведомостей 1915-го года, Александр Иванович был женат на Антонине Андреевне (род. 17 февраля 1869 г. – происхождение неизвестно); у них были дети:
- Иван - родился 16 января 1890 г., по окончании Вольского духовного училища работал надзирателем Николаевского духовного училища и преподавал там черчение и чистописание;
- Елизавета - родилась 7 октября 1893 г., по окончании епархиального училища и гимназии в 1915 г.  уехала в Петроград (так называли Петербург после начала первой мировой войны) учиться на сельскохозяйственных курсах;
- Евгений - родился 16 февраля 1895 г., учился в Самарской духовной семинарии;
- Екатерина - родилась 22 октября 1897 г., по окончании Самарского епархиального училища с 1915 года училась в Саратовской консерватории;
- Алексей - родился 30 сентября 1899 г., учился в Самарской духовной семинарии.
Ещё один священник Балаковский, Александр Александрович (племянник Ивана Алексеевича), служил в 1899 году в селе Пронькино Бузулукского уезда Самарской губернии и обвинялся в вымогательстве и ростовщичестве. Но, вероятно, это обвинение оказалось голословным, так как сана он не лишился и спустя несколько лет был переведён к Александро-Невской церкви в с. Абдулино Бугурусланского уезда той же губернии. Там он преподавал в частной смешанной прогимназии в с. Абдулине Бузулукского уезда Самарской губернии в 1911 г. и даже был благочинным. Однако и на новом месте он сумел «прославиться»: в Самарском архиве хранятся дела «о нетрезвости и неблаговидном поведении» священника.
Балаковские Балаковские были похоронены на прицерковном кладбище. В 30-е годы XX века церковь снесли, а о кладбище забыли. Когда в 80-х здесь начали строить здание для фирмы «Суби», то обнаружили останки священника…
Торжественного их перезахоронения не было.
Но вернёмся в XIX век.
Вторым священником в Христорождественском храме с 1901 года служил Константин Андреевич Введенский. Он родился 1 мая 1864 года в с. Емельяновка Бугурусланского уезда Смарской губернии в семье дьякона. Окончил Самарскую семинарию и курсы в семинарии Симбирской. По их окончании, с 19 сентября 1885 года стал работать псаломщиком при  церкви с. Головкино Ставропольского уезда Самарской губернии и там же преподавать в земско-общественнной школе. 27 октября 1891 года Константин Введенский был рукоположен во священники при храме с. Быков Отрог Николаевского уезда. За 10 лет службы здесь он  был миссионером и катихизатором, преподавал в местной школе. За отличную службу Церкви был награждён набедренником и скуфьей. Не раз поощрялся епархиальным начальством и «за успехи по народному образованию».
Жену Константина Введенского звали Зоя Ивановна. Она была моложе мужа почти на 10 лет. У них родились три сына – Владимир, Дмитрий и Николай – и дочь Варвара.
Вторым священником Христорождественской церкви был Константин Андреевич Введенский. Он заведовал женской церковно-приходской школой и преподавал Закон божий в 2-хклассной женской учительской школе.
Некоторое время был казначеем попечительства о народной трезвости. Вот как об этом писала газета «Саратовский листок» в 1909 году:
«Наш иерей о. Введенский воюет с местным попечительством о народной трезвости, членом коего он состоит. В результате его первого натиска местная народная читальня осталась на текущий год без газет. Затем Введенский представил доклад, в коем пытался доказать, что в местном отделении попечительства о народной трезвости беспорядки в деловодстве. Доклад этот подвергся подробному обсуждению в местном отделе попечительства, и вдруг оказалось, что если небольшой беспорядок и был допущен, то только со стороны казначея, обязанность коего исполнял не кто иной, как о. Введенский. «Шнуровые книги не ведутся и денежные расходы производятся помимо казначея заведующими отделами, а это терпимо быть не может», - говорил о. Введенский.
- Но позвольте, - останавливали его, - так вы же были казначеем, почему же вы не вели шнуровых книг? Ответ получается неожиданный: он не вёл их потому, что не умел их вести, да и считает, что это было обязанностью канцелярии отдела.
Кстати, наши народные чтения, раньше бывшие такими интересными, после того как перешли в заведывание о. Введенского, потеряли всякий интерес, и есть полная вероятность, что публика совсем перестанет их посещать».
В том же 1909 году было опубликовано ещё две критические публикации в адрес отца Введенского.
В одной заметке рассказывалось о том, как Введенский проводил народные чтения в чайной. Он занимался не просвещением, а нравоучительными беседами о пользе самодержавия и вреде революционных взглядов. Люди собирались на чтения чуть ли не насильно. Причем, «батюшка» даже  приглашал полицейских, чтобы они наблюдали в зале, чтобы все внимательно слушали и никто не сбежал. И если кто-то от скуки слишком часто начинал подкашливать, жандарм обязательно тыкал «ослушника» в бок, чтобы не мешал.
- Если раньше балаковские обыватели мало что знали об особенностях революционного движения в России, то о. Введенский, сам того не желая, значительно расширил их кругозор в этом направлении, - шутил корреспондент газеты.
В другой заметке писалось о том, что Введенский пытался не пустить на новогодний бал в учительской женской школе учителя Авдеева, который находился под надзором полиции. Введенский, несмотря на то, что у посетителя был пригласительный билет, заявил ему, что он его не приглашал, а потом пытался выяснить, кто дал неблагонадежному учителю приглашение.
- Теперь это пятно неблагонадежности будет на всём нашем учебном заведении, - сокрушался осторожный Введенский.
Тогда же именно он был одним из тех, кто донес балаковскому полицейскому приставу Тедерсу о том, что в Балакове существует кружок социалистов-революционеров, в который входят врачи: ветеринарный Корнеев и вольнопрактикующий Иоффе. Подозрения Введенского не подтвердились. Массовых арестов не последовало.
Ещё одна громкая история произошла в церковно-приходской школе, которой заведовал Константин Введенский. И снова свидетельствует «Саратовский листок»:
«Старшая учительница Родионова уже много раз замечала, что живущая при школе учительница Любимова не следит за своими действиями, и это ставилось ей на вид. Между прочим, благодаря тому, что г-жа Любимова не имела привычки затворять за собой двери уборной, в коридоре, в который выходит пансион для иногородних учениц и столовая, всё время был невозможный воздух. На этой-то почве и разыгрался инцидент. Г-жа Родионова через кухарку сделала замечание Любимовой, на что последняя, прибежав на кухню, разразилась репликами, достойными Пуришкевича: «Как ты смеешь мне говорить! Ты – воровка, мерзавка», и в заключение последовали плевки.
Г-жа Родионова за защитой обратилась к заведующему школой о. Константину Введенскому, который отделался фразой: «Это ваше личное дело!» Но нашёл нужным почему-то уволить свидетельницу происшедшего – кухарку.
По слухам, ревизия предлагала обеим учительницам помириться, но они отказались, и в настоящее время решено их уволить».
«Тычков» от корреспондента «Саратовского листка» (а им был ветеринарный врач Михаил Корнеев нередко фамилия писалась Карнеев) Введенский получал немало.
В 1912 году ему досталось за народные чтения, посвящённые 100-летию Отечественной войны 1812 года:
«Что касается светской стороны торжества, то она, нужно сказать, очень хромала и, собственно говоря, вся выразилась в устройстве в Народном доме народного чтения. Заведующий народными чтениями св. Введенский, перед тем только подавший прошение об отказе, спохватился, взял свою отставку назад и занялся устройством чтения, но оно вышло у него очень скучным и даже нудным, так что публика ещё далеко до его окончания начала расходиться и в финальном чтении самого св. Введенского уже почти никого не оставалось в зале».
Священник Христорождественской церкви Константин Андреевич Ввведенский сначала учился в Самарском духовном училище. Затем в Самарской духовной семинарии и, наконец, окончил курс в Симбирской духовной семинарии. По её окончании, в 1885-1891 гг., служил псаломщиком в с. Головкино Ставропольского уезда Самарской губернии. В 1891 г. он был рукоположен в сан священника при церкви с. Быков Отрог, где прослужил 10 лет. За это время он побывал в должности миссионера и катехизатора, получил в награду набедренник (за ревностную службу) и благословение Священного Синода (за труды по народному образованию – он преподавал в местной церковно-приходской школе). В Балаково переведён в 1901 г.
О его участии в церковной и общественной жизни Балакова мы уже начали рассказывать. Отец Введенский нрава был дерзкого и сварливого, а по убеждениям – консерватор. Но именно это свойство позволило ему достичь немалых успехов по службе. Кроме традиционного набора церковных поощрений, он получил именную Библию от Священного Синода (1911 г.) и орден Святой Анны 3-й степени (1915 г.)
Константин Введенский был женат на Зое Ивановне. Старший их сын Владимир накануне революции 1917 года служил в Георгиевском войсковом соборе в Оренбурге дьяконом. Средний сын Дмитрий по стопам своего отца не пошёл и во время Первой мировой войны служил в армии прапорщиком. Дочь Варвара тоже решила не посвящать себя церковнослужению и кончила Балаковское коммерческое училище. Младший сын Николай родился в 1904 году и учился в церковно-приходской школе.
А вот кто ещё состоял в штате Христорождественской церкви накануне революции 1917 года.
Дьякон Иоанн Степанович Источников. 42-х лет. Он родился в семье псаломщика. Окончил Николаевское духовное училище. После его окончания служил сначала псаломщиком, а затем дьяконом в с. Левинка Николаевского уезда. В 1910 г. несколько месяцев служил при церкви села Казков Хутор (ныне Никольско-Казаково) того же уезда. В том же году перемещён в Балаково.
Псаломщик Пётр Васильевич Никаноров, 31 года. Он происходил из мещан. Окончил курс в Саратовской миссионерской школе. Служить Цери начал с 1906 года: сначала в Теликовке, а затем в Балакове.
2-й псаломщик Николай Васильевич Разумовский, 39 лет. Из духовного звания. Окончил Самарскую духовную семинарию. Служил в сёлах Грачёв Куст и Никольское Николаевского уезда, затем, два года, при Троицкой церкви Покровской слободы (теперь г. Энгельс) Новоузенского уезда. В Балаково был переведён в 1906 году, почти девять лет прослужил здесь при Троицой церкви и только потом причислен к Христорождественской.
При Христорождественском храме числилась и 63-летняя вдова священника Мария Петровна Архангельская, которая жила в деревянном флигеле рядом с церковью.
Церковным старостой был Николаевский купец 2-й гильдии Александр Васильевич Смирнов, 58 лет. До этого, с 1897 по 1911 гг., он состоял попечителем Христорождественского храма. В 1908 году был награждён золотой медалью на Аннинской ленте (за что, неизвестно). Из клировых ведомостей выяснилось ещё, что он был сыном купца, окончил начальное училище, имел в Балакове четыре каменных дома (в одном из них, на ул. Московской, сегодня размещается институт переподготовки и повышения квалификации), мануфактурный магазин (на углу нынешних улиц Ленина и Пролетарской) и хлебные амбары на Балаковке.
Те же клировые ведомости «проливают свет» на имущество храма. В его собственности были: деревянная, на каменном фундаменте церковная сторожка, крытая железом; старый шатровый дом, разделённый капитальной стеной на две части; дом для первого псаломщика «ветхий, холодный и мал»; ветхие надворные службы у дьякона; дом 1-го священника (Балаковского), построенный в 1887 году; каменный дом второго (Введенского), купленный неизвестно когда на общественной земле; дом дьякона, построенный в 1904 году и дом 2-го псаломщика, перестроенный в 1906 году.
В приход Христорождественской церкви входило несколько учебных заведений:
- второклассная женская школа, открытая в сентябре 1903 г., и при ней образцовая;
- одноклассная церковно-приходская школа, открытая в сентябре 1904 г.;
- двухклассное министерское мужское училище, основанное в 1835 г. и преобразованное в 1899 г.;
- женское земское училище, работающее с 1872 г.;
- мужское земское училище (с 1906 г.);
- смешанное земское училище (с 3 ноября 1912 г.)
Здесь требуется некоторое пояснение. Пусть вас не смущает слово «училище». В то время так назывались обычные неполные средние школы. В одноклассном училище работали один учитель, а в двухклассном — два. Отсюда и название. А были ещё трёх- и четырёхклассные.

Во имя Сына и Отца и Святаго Духа

В главе, посвящённой самому знаменитому священнику Балакова, настоятелю балаковской церкви во имя Святой Троицы Александру Юнгерову, причисленному в начале XXI в. в лику святых под именем Чагринского, мы уже рассказали о том, что в 1880 г. отца Александра сменил его сын Василий.
Прежде, чем вернуться на свою родину, Василий, после окончания в 1874 г. Самарской духовной семинарии, преподавал в Николаевском духовном училище сначала географию, затем русский и славянский языки. По всей видимости, он зарекомендовал себя как грамотный и добросовестный учитель. Не случайно на какое-то время ему доверяли должность помощника смотрителя по училищу.
А с 1877 по 1880 гг. отец Василий служил священником Михаило-Архангельской церкви с. Удельная Маянга.
За время службы в Балакове Василий Юнгеров был отмечен церковными наградами и благодарностями. Он был женат на дворянке Александре Васильевне Златорунской. У них было трое детей Александр, Николай и Елизавета. В 1893 г. Юнгеров неожиданно скончался от какой-то болезни. Ему был всего 41 год.
На его место был прислан 62-хлетний протоиерей Пётр Константинович Румянцев с огромным послужным списком. В общественной жизни Балакова он особо отмечен не был, но, благодаря довольно обширной записи в клировых ведомостях, можно восстановить всю его биографию.
Пётр Константинович родился 29 июня 1831 года в селе Алмазов Яр Балашовского уезда Саратовской губернии в семье дьякона. По окончании полного курса Саратовской духовной семинарии в 1852 г. был рукоположен в священники Христорождественской церкви чувашского села Таурма Бугульминского уезда Самарской губернии. Здесь он открыл школу для крестьянских детей-«чувашлят» (так написано в клировых ведомостях – Ю.К.), где преподавал законоучителем до 1855 г. Затем Румянцева перевели в с. Дергачи Новоузенского уезда той же губернии на должность старшего священника местной Михаило-Архангельской церкви, где он прослужил 32 года.
Всё это время он по-прежнему преподавал в школе. Причём на свои деньги он нанял квартиру для обучения девочек и покупал учебные пособия.
Отличился он и на церковном поприще: был благочинным и сотрудником Самарского духовного попечительства, состоял благотворителем Самарского епархиального женского училища, действительным членом Самарского миссионерского общества, проходил должность выборного (депутата – Ю.К.) по делам окружного духовного училища и по делам епархиального съезда, состоял гласным Новоузенского земского собрания и членом Новоузенского училищного совета. По инициативе Румянцева в 1880 г. был «открыт» походный храм в Натальинской волости Новоузенского уезда. Благодаря этому выездными церковными службами было охвачено 20 хуторов, в которых проживало до 5 тысяч человек, среди которых около полутора – старообрядцев.
31 мая 1888 г. Пётр Румянцев был переведён в городской собор Новоузенска. Перевод совпал с крупным пожаром, во время которого этот собор (деревянный) сгорел. Пришлось в течение некоторого времени проводить службы в здании городской Управы. Но долго это продолжаться не могло – прихожане решили построить на месте хотя бы временный, тоже деревянный храм. Однако где взять материал? - все лесные склады сгорели. Выручил балаковский лесопромышленник Гончаров. Благодаря ему за предельно короткий срок (с июня по сентябрь) удалось выстроить новый храм, который мог вместить две с половиной тысячи прихожан.
В том же году Румянцев открыл церковно-приходскую школу, начал хлопотать о постройке в Новоузенске церкви для единоверцев, которая была освящена в 1891 году. Тогда же, по инициативе протоиерея, был организован кирпичный завод для производства кирпича на строительство нового храма. В мае 1893 г. в основание каменного собора был заложен первый камень, и буквально через несколько дней Румянцев был переведён в Балаково.
За время службы в Новоузенском уезде Пётр Константинович был отмечен не только всеми церковными знаками отличия (набедренник, скуфья, камилавка, наперсный крест, благодарности), но и «гражданскими» наградами: орденами Святой Анны 3-й (в 1875 г.) и 2-й ( в 1890 г.) степени.
И вот за что: «за труды по должности сотрудника Попечительства», «за отлично-хорошее исполнение благочиннической должности», «за полезную деятельность и заботливость по делу улучшения средств содержания духовных заведений», «за особенную заботливость об улучшении сирот духовного ведомства», «за отлично-усердное и разумное прохождение благочиннической должности», «за усердное учатие в деле народного образования и умные с этой стороны распоряжения». «за усердное преподавание Слова Божия», «за полезную деятельность по делу увеличения свечного дохода», «за усердие по делу сбора пожертвований в пользу голодающих в Самарской губернии», «за примерную исправность в ведении благочиннических дел», «за заботливость в ограничении сектантства», «за орудование миссионерским делом и возбуждение энергии в духовенстве». «за присоединение 32-х человек к православию, за работу о спасении заблуждающихся».
Пётр Константинович был женат на Екатерине Васильевне. Его старший сын Анатолий умер рано, и его вдова, Ольга Алексеевна, с тремя детьми находилась на содержании свёкра. Другой сын протоиерея. Вениамин, был штабс-капитаном и служил в 157-м пехотном Имеретинском полку.
Именно при нём в клировых ведомостях храма неожиданно добавилась существенная добавка к его истории. Приводим её здесь полностью:
«Свято-Троицкая церковь построена… в 1861 году вместо древней дубовой церкви. Называлась эта дубовая древняя церковь Студенецкою по месту прежнего жительства первых насельников-крестьян из села Студенцов Симбирской губернии, откуда они перевелись на сие место. Эта церковь построена, вероятно, в 1750-х годах и существовала около ста лет на одном месте… в 200 саженях от описуемой, там, где стоит теперь, на улице Студенецкой на месте престола сей церкви древней часовня.
Эта древняя церковь пожертвована балаковским едниноверцам и перенесена на другое место в селе Балакове и существовала единоверческим храмом более 20 лет.
В эту древнюю Троицкую балаковскую церковь Великая Государыня Императрица всея России Екатерина Алексеевна пожертвовала следующие вещи, которые и теперь сохраняются:
1. Евангелие, напечатанное при Императрице Екатерине Алексеевне 1784 г. 1 мая;
2. сосуд, дискос (блюдо на подножии с изображением сцен из Нового Завета, чаще всего младенца Иисуса Христа – Ю.К.), звездица (две металлические крестообразно соединённые дуги, символизирующие Вифлеемскую звезду; звездицу ставят на дискос четырьмя концами над находящимися на нём частицами хлеба – Ю.К.) и ложица сребро-позлащённая, на которых клейма 1780 года;
3. бархатная, зелёного цвета священническая риза, епитрахиль (длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь – Ю.К.), диаконский стихарь (прямая, длинная одежда, с широкими рукавами – Ю.К.) с орарем (длинная узкая лента из парчовой или иной цветной ткани – Ю.К.), с предписанием, чтобы совершать Божественные службы в этих ризах один раз в год на первый день Святой Пасхи, что в точности исполняется и ныне».
Короткий исторический очерк о «Студенецкой» церкви был опубликован в балаковской газете «Заволжье», которая выходила с мая по август 1914 года. По всей видимости, именно её прочитал и впервые в современной истории озвучил балаковский краевед Анатолий Деревянченко. Он же «вычислил» и местоположеение «древней дубовой» церкви: недалеко от перекрёстка улицы Студенецкой с улицей Пушкинской (посёлок Дзержинского). В начале 90-х гг. XX века, во время подготовки фундамента под дом рабочие обнаружили здесь человеческие останки. Это позволило краеведу предположить, что здесь было и первое балаковское кладбище. Об этом и местные газеты писали, и сюжет вышел тогда на балаковском «ТВ Экспресс». Информацию об этом «открытии» Анатолий Деревянченко включил и в свою книгу «У реки великороссов».
Однако до сих пор никакого документального подтверждения существования этой церкви не найдено. Везде, в том числе, и в документах рубежа XVIII-XIX вв., указывается только два храма: Троицкий, построенный в 1767 году, и Рождества Христова, построенный в 1770 году. А судя по записи всё в тех же клировых ведомостях, она была освящена в честь Святых Бессеребренников Косьмы и Дамиана, т.е. была Косьмодамианской (потом это слово почему-то писалось Козьмодемьянская или Космодемьянская). 
Кстати, в упоминаемой выше заметке, опубликованной в «Заволжье», тоже немало противоречий. Вот как писал в 1914 году о Студенцах некто В.М.:
«Вскоре после основания села Балакова из села Студенцов тогдашнего Симбирского губернаторства (нынешнего Кузнецкого уезда Саратовской губернии) поселилось свыше 100 душ православных, оставшись в той части Балакова, которая и до сих пор носит название Студенцов.
Как и ранее поселившиеся балаковские, так и новые переселенцы (а в клировых ведомостях записано «первые насельники» - Ю.К.) числились казёнными, и земли принадлежали казне.
С изданием императором Павлом «Положения об императорской фамилии» значительная часть казённых земель была причислена к ведомству уделов, и почти свободной жизни балаковцев был положен предел.
Правда, удельные крестьяне не испытывали того гнусного давления крепостного права, которому подвергались крестьяне барские. Все удельные крестьяне были на оброке. В начале 19 столетия 6-8 р. серебром, в 20-30-х - 15-16 р., а в 60-х - 25-40 р.
О первых десятилетиях жизни Балакова сведений мало. Единственным крупным событием была постройка православной церкви святых Косьмы и Дамиана в 1765 г. (а в клировых ведомостях записано «в 1750-х» - Ю.К.), для которой Екатерина II, внимательная ко всем новым поселениям на окраинах, прислала серебряную утварь, богослужебные книги и роскошное облачение из зеленой парчи, которое и до сих употребляется во время пасхальной заутрени в Троицкой церкви».
Скорее всего, эти сведения – из разряда народных «преданий», которые, при передаче из уст в уста, от поколения к поколению, как правило, теряли свою историческую точность. Тем не менее, сбрасывать их со счетов нельзя, ведь дыма без огня не бывает. Ведь, прежде чем построить храм, крестьяне возводили часовню или молельный дом. Может, именно её (или его) и назвали в честь Косьмодамианской. А Студенецкая – это название «народное».
Несмотря на некоторую «легендарность» истории о Студенецкой церкви, якобы построенной в 50-х гг. XVIII в. в честь святых бессеребренников Косьмы и Дамиана, балаковцы память о ней всё равно решили увековечить. В 1897 года началось строительство нового, каменного храма Святой Троицы, и вместо двух престолов (во имя Святой Троицы и Святого Александра Невского) было решено открыть» три: главный – всё тот же, Троицкий, правый – во имя Святителя Николая (в честь коронования императора Николая II) и левый – как раз Косьмодамианский, «по желанию жителей-крестьян села Балаково в воспоминание того Святого храма, коей был в селе Студенцах Симбирской губернии, из коего они переселились в село Балаково».
Новый, величественный, островерхий храм из красного кирпича строился долго – до 1906 года. Причём строительство едва не закончилось трагедией. Когда 20 октября 1905 года, по окончании Божественной литургии и молебна, на колокольню стали поднимать медный крест весом в 15 пудов (240 кг), не выдержала слега, и крест рухнул на землю. Та же история произошла и со вторым крестом такого же веса, который предназначался для главного купола. Во время его подъёма подломились леса, и процедуру срочно пришлось прервать. Было воскресенье – народу у строящегося храма собралось много, но, к счастью, никто не пострадал. В срыве важного церковного мероприятия обвинили подрядчика, который использовал в возведении вспомогательных построек слишком хрупкое дерево.
Ещё один интересный факт из истории строительства собора. Новый большой колокол в 500 пудов был поднят на колокольню почти одновременно с 400-пудовым колоколом соседней, одноимённой, но старообрядческой (белокриницкой, или как говорили в народе, «австрийской») церковью, строившейся, как известно, по проекту Фёдора Шехтеля, - осенью 1912 года. И в те дни, балаковцы, оглушаемые «пробными» колокольными звонами, спорили, чьи звучат лучше.
«Обыватели говорят, что когда идёшь мимо православной колокольни во время звона, то от земли через пятки проходит в сердце и в голову зудящее дрожание. Так сильны звуковые волны православного колокола», - писала тогда газета «Саратовский листок».
Строился Троицкий собор при Василии Петровиче Виноградове, который стал служить в храме второштатным священником с февраля 1900 г., а с 1903 г., вероятно, после смерти своего престарелого предшественника Петра Константиновича Румянцева, назначен настоятелем.
Василий Петрович родился 28 января 1865 года в семье священника. После окончания Самарской духовной семинарии в 1885 г., он начал церковнослужение с должности псаломщика в с. Еланка Николаевского уезда (теперь это территория Балаковского района). Уже через два года он рукоположен в священники приходского храма с. Родионовка того же уезда. Ещё через три года отец Василий был перемещён в Ивантеевку (в пределах того же уезда) к Михаило-Архангельской церкви. В храмах с таким же названием он служил ещё дважды: с 1895 г. – в Таволожке, с 1896-го – в Старой Порубежке. С 1900-го он – в Балакове. За это время, помимо традиционных церковных наград, отец Василий, в знак любви и благодарности, получил от крестьян Старой Порубежки 100-рублёвую сребропозлащённую икону.
Когда 22 апреля 1912 г. Троицкая церковь получила статус соборной, т.е. главной, священник Виноградов получил сан протоиерея и стал благочинным 9-го округа, в который входили храмы Балакова и ближайших к нему сёл.
Где бы отец Василий ни служил, всюду оп преподавал Закон Божий при местных начальных учебных заведениях. Причём преподавал настолько усердно, что в 1911 г. был награждён орденом Св. Анны 3-й степени.
Именно протоиерей Виноградов отслужил молебен на площади перед Троицким собором перед многотысячной толпой в первый день мобилизации на фронт Первой мировой войны – 18 июля 1914 г. И он же произнёс патриотическую речь, содержание которой пока неизвестно.
Василий Петрович был женат на Лидии Петровне. В 1915 году их старший сын Николай служил в армии ветеринарным врачом, старшая дочь Вера училась на Высших педагогических курсах в Москве, другая дочь Люба преподавала в одной из балаковских церковно-приходских школ (скорее всего, в Троицкой), младшие сыновья, Сергей и Борис, учились в Вольском реальном училище, в 6-и и 4-м классе соответственно.
А вот ещё об одной дочери протоиерея Виноградова, Ольге, в клировых ведомостях ничего не написано. Вероятно, чтобы не дискредитировать благочинного. Ведь дочь священника была «сожительницей анархиста Михаила Степанова Иловайского» (о нём пока никакой информации найти не удалось), и балаковские жандармы готовы были установить за ней наблюдение, если бы она вернулась в Балаково.

За упокой

Самым большим в Балакове было кладбище в районе нынешнего детского парка. С какого времени в этом месте балаковцы стали хоронить своих родных и близких, неизвестно. Можно только предположить, что к началу 70-х гг. XIX в. это кладбище (тогда это была окраина села) уже было настолько обширным, что потребовалось строительство особого, кладбищенского храма. Он был построен в честь Иоанна Богослова в 1877 году и сначала был однопрестольным. Но в 1889 году был перестроен в трёхпрестольный по инициативе и при активной поддержке протоиерея Александра Началова, церковных старост Георгия Лаврентьева и Михаила Стародубцева (впоследствии промышленник Иван Мамин женился на его дочери), попечителей Н. Ковригина, Н. Менькова, В. Кобзаря, И. Вьюшкова, С. Кудряшова и И. Шувалова (он впоследствии усыновил своего племянника Ивана Евсеевича, урождённого Борисова, который в 1906 году стал депутатом Первой Государственной Думы).
Церковь могла вместить до трёх тысяч человек и, как уже было сказано, имела три престола: Иоанна Богослова – главный, Сретения Господня – с южной стороны и Успения Божьей Матери – с северной. Главный престол имел металлическое позлащённое облачение, пожертвованное крестьянкой Феодосьей Яблошниковой (вероятно, она была дочерью того самого удельного головы Яблошникова, который составил первое неофициальное описание с. Балаково, опубликованное в газете «Самарские губернские ведомости» в 1857 году). Особо чтимой в храме была икона Божьей Матери Тихвинская, как считалось, написанная в начале XVIII в., с «камнем» от гроба Господня.
Усопших хоронили не только на кладбище, но и в пределах церковной ограды. Причём только с разрешения епископа Саратовского и с оплатой в 100 рублей. Копившиеся деньги были неприкосновенны и шли на содержание церковно-приходской школы для мальчиков. Эта школа была построена в черте церковной ограды в 1890 году и сохранилась до сих пор (как известно, в ней учился народный герой Василий Иванович Чапаев). Кроме неё рядом с церковью находилась деревянная сторожка и деревянный дом для школьных учителей.
Кроме этой школы в приход храма входили двухклассная женская сельскохозяйственная школа им. А.М. Маминой ведомства Главного управления земледелия и землеустройства (открыта в 1909 г. на средства И.В. Мамина), смешанная церковно-приходская (открыта в 1896 году) и низшая сельскохозяйственная школа (училище) от земства (открыта в 1913 году).
К Иоанно-Богословскому храму были приписаны церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы в Ивановке, освящённая 29 июня 1913 года, и каменная часовня на базарной площади в Балакове, построенная в память чудесного спасения царской семьи 17 октября 1888 года. О первой пока никаких сведений не найдено, а история второй довольно интересна.
Эта часовня стояла на углу нынешних улиц 20 лет ВЛКСМ (100 лет назад - Мариинская) и Пролетарской (Александровская). До недавнего времени о ней было известно немного. Пять лет назад, при составлении «Балаковской народной энциклопедии», информации не удалось даже набрать на отдельную словарную статью.
Что же тогда находилось в моей «копилке»?
Первое. Часовня построена в начале 90-х гг. XIX в. «в память об удивительном спасении императорской семьи» 17 октября 1888 г. В тот день в 50 км от Харькова произошло крушение поезда, в котором Александр III с семьёй возвращался с юга. Тогда семь вагонов разбилось, было много жертв, но царские особы не пострадали. В момент катастрофы Романовы ели пудинг в вагоне-ресторане. Когда на них обвалилась крыша, император невероятным усилием удерживал её на своих плечах до тех пор, пока жена и дети не выбрались наружу.
Второе. Балаковцы не очень-то одобряли постройку часовни из-за её дороговизны. «Всякий говорил: на эти средства лучше бы построить храм или школу, или что-либо другое в этом роде», - писал в 1915 году священник Иоаникий Владыкин в комиссию по постройке часовни-памятника, на внутренних стенах которой планировалось «начертать имена всех погибших героев из местных жителей».
Вот, собственно, и всё.
Но архивы постепенно раскрывают свои секреты. За несколько лет удалось отыскать и другие документы.
Один находился совсем рядом – в архивном отделе районной администрации. Здесь, в деле о закрытии Кладбищенской (Иоанно-Богословской) церкви сохранилось описание часовни:
«На базарной площади круглая большая часовня (8,5 сажен), каменная, крытая железом, внутри оштукатурена. По стенам изображения Кирилла и Мефодия. К восточной стене стоят три позлащённых киота с иконами: в середине – из 7 лиц, с левой и правой – из 3-х. Перед ними массивный бронзовый подсвечник из 3-х свечей. В часовне находится аналой с лежащей на нём иконой Св. Александра Невского и тумба с кружкой. Обнесена часовня массивной чугунной решёткой».
Благодаря этой записи можно сделать вывод, что часовня называлась Александро-Невской и что, возможно, именно при завершении её строительства улица, на которой она стояла, получила название «Александровская».
Александр Иванович Началов родился 21 ноября 1845 г. в с. Вязовый Гай Николаевского уезда в семье местного диакона. По окончании Самарской духовной семинарии в 1870 г. преподавал в  Николаевском духовном училище греческий язык. В апреле 1876 г. он появился в Балакове, где стал служить вторым священником при Христорождественской церкви. В 1890 г. он назначен старшим священником Иоанно-Богословской церкви сразу после её перестройки.
В том же, 1890 году, стараниями Началова при храме была открыта мужская двухклассная церковно-приходская школа, для которой был построен отдельный двухэтажный каменный дом (именно в этой школе впоследствии учился народный герой Василий Иванович Чапаев). В 1902 г. в ней училось 116 мальчиков, среди которых было 8 раскольников и один немец. Заведующим и законоучителем школы был второй священник Иоанно-Богословской церкви Иоаникий Владыкин, о котором речь ещё впереди. Преподавали в ней учителя Геннадий Соловьёв (в первом классе) и Александр Надеждин (во втором классе). Их помощником был Дмитрий Несмелов. При школе была довольно внушительная библиотека – более 600 книг.
В 1896 году Александр Началов открыл школу и в приходской деревне Ивановке, в деревянном здании церкви-школе, построенной при поддержке местного крестьянина Ивана Захаровича Хромоногова. Правда, она была одноклассной и смешанной (для мальчиков и девочек), и училось в ней всего 50 детей. Заведовал школой сам Началов, преподавал местный крестьянин Михаил Брусникин.
В течение нескольких лет Александр Началов был миссионером и благочинным 9 благочиннического округа. В это время его отчёты и материалы о нём регулярно публиковались в «Самарских епархиальных ведомостях»:
«За сим заслуживающим внимания должна быть выставлена деятельность миссионера священника с. Балакова Александра Началова. В минувшем 1881 году его собеседования с сектантами, как частные, так и публичные, были преимущественно в с. Балакове, как потому, что это было для него более удобно, как местного священника, так и потому, что жители с. Балакова, благодаря своей по торговым делам бывалости, охотнее вступают в собеседования, не опасаясь никаких могущих от бесед быть последствий, чем в прочих селах округа, где сектанты, не имея почти никакого понятия ни в православии, ни в кривославии, редко вступают в состязания и на беседах считают даже бесполезным. «Мы знаем, - говорят, например, миссионеру явившиеся на собеседование беглопоповцы с. Еланки, - что без церкви и священства спастись нельзя и что для нас пользы душевной беглые попы никакой не приносят, но хотим исполнять свою волю: как делали наши деды и отцы, так и мы желаем; они молятся двумя перстами, и мы так будем, а щепотью не согласны». И больше никаких рассуждений. А то были случаи, например, в Удельной Маянге, Казённой Маянге и Быковом Отроге, что раскольники и совсем не являлись на беседы, или отзываясь недосугом, или говоря, что они «люди темные». Совсем не то, что в Балакове. Здесь лишь только сектанты заслышат о беседе, как массами стремятся в назначенное для собеседования место, и здесь нисколько не стесняются в выражениях ни миссионера, как местного священника, ни предстоящего народа из разных классов общества, всегда во множестве собирающегося на беседы. И это открытое высказывание сектантами своих задушевных мыслей давало миссионеру полную возможность разоблачать перед присутствующими всю неосновательность их религиозных убеждений, что православных всё более и более убеждало в истине православия, что именно они находятся на правой дороге ко спасению, а не мнимые старообрядцы; тех же сектантов, которые являлись на беседы узнать истину, а не словопрения только слушать, положительно убеждало в несостоятельности раскола и заставляло их бросать его и делаться усердными посетителями или православного, или единоверческого храма и ревностными защитниками православия и обличителями мнимого старообрядчества» («Самарские епархиальные ведомости», 1882 г., №6).
«…Александр Началов изъяснил в рапорте, что воскресные собеседования о вопросах веры и нравственности причтами церкви ведутся, по возможности, постоянно, преимущественно между утренней и литургией и преимущественно в зимнее время, когда народ, свободный от полевых работ, более располагает досугом. К чести простолюдина должно сказать, что он любит слушать, когда пастырь церкви о предметах веры и нравственности говорит не по книжке, какую иной из прихожан и сам может прочитать, а изустно, живой речью. Особенно народ любит слушать беседу пастыря, а за недосугом и по назначению его, кого-либо из опытных и грамотных прихожан, во дни говений, когда ему вполне хочется предаться размышлению о своих душевных недугах и вполне отрешиться от дел житейских, по крайней мере, на сказанные дни. Священники пользуются таковым настроением прихожан и охотно предлагают их вниманию обычно жития святых, преимущественно на славянском языке, как более уважаемом ими, чем русский текст, или же поучение известных авторов о покаянии и исповеди.
Он же сообщил, что в 1882 году содержание балаковского приходского духовенства было удовлетворительно, благодаря почти повсеместному урожаю хлеба, как главного источника благосостояния края... За всем тем, в некоторых приходах по случаю обеднения в хозяйстве крестьянского населения в предшествующие годы от неурожаев хлеба, причтовые дома, пришедшие в ветхость, ещё остаются непоправленными» («Самарские епархиальные ведомости», 1883 г., №6).
К началу 90-х гг. XIX в. священник Александр Иванович Началов имел уже довольно много благодарностей, «одобрений» и традиционных церковных наград и поощрений епархиального начальства: за миссионерскую деятельность и усердие в преподавании Закона Божия. А затем в его послужном списке появились и «нестандартные» награды.
В 1894 году священнику Началову была вручена специальная грамота за «оказывание помощи населению во время постигших оное в 1891 и 1892 годах неурожая и холерной эпидемии» (вероятно, речь идёт о сборе пожертвований). В том же году духовенством округа, которым руководил Александр Иванович, преподнесена икона «соименного Ангела Св. Благоверного князя Александра Невского в сребро-позлащённой ризе с эмалию (эмалью – Ю.К.) с адресом, а прихожанами – дорогой серебряный посох с адресом («за деятельное участие в деле постройки Иоанно-Богословского храма»). В 1897 году Началов получил 40 рублей от Министерства народного просвещения «за содействие религиозно-нравственному просвещению народа посредством школы». В 1898 году, в год 25-летия служения в сане священника, прихожане отблагодарили своего пастыря золотым наперсным крестом с драгоценными украшениями. В 1900 году Началов получил самую выдающуюся награду – орден Св. Анны 3-й степени (к тому времени он «присоединил к церкви Божией из раскола и других сект 150 душ»). Наконец, в 1901 году его отметили особой грамотой от епископа Самарского и Ставропольского «за устройство единоверческого храма в селе Балакове».
Александр Иванович Началов был женат на Пелагее Трофимовне. У него был сын Александр и дочь Ольга, вышедшая замуж за священника.
В 1905 году настоятелем Иоанно-Богословской церкви был назначен Иоаникий Иоаникиевич Владыкин, который с 1890 года служил при храме вторым священником. Куда делся его предшественник, пока неизвестно: то ли он скончался, то ли был переведён на службу в другое место.
Отец Владыкин родился в 1866 году в семье священника (не в Балакове). По окончании Самарской духовной семинарии в 1888 году был назначен псаломщиком в село Палимовку Бузулукского уезда Самарской губернии. В 1890 году – переведён священником в Иоанно-Богословский храм с. Балаково и с того же времени назначен заведующим и законоучителем одной из балаковских школ. Отец Владыкин был помощником благочинного и наблюдателя церковно-приходских школ, катехизатором; состоял членом ревизионной комиссии по Воскресенскому единоверческому монастырю (у с. Криволучье), депутатом на окружных и епархиальных съездах, балаковского отдела попечительства о народной трезвости; с 1909 года состоял законоучителем школы им. А.М. Маминой (получал за это 200 руб. в год), а с 1910 года – коммерческого училища (с зарплатой 800 руб. в год). Из наград, полученных за усердную деятельность, выделяются две: орден Св. Анны 3-й степени и икона Св. Апостола и Св. Иоанна Богослова в сребро-позлащённой ризе с адресом, подаренная прихожанами в честь 25-летия служения церкви – обе в 1915 году.
Кстати, информация о «Владыкинском» юбилее попала на страницы газеты «Саратовский листок»:
«В иоанно-богословском приходе происходило скромное торжество чествования 25-летия пастырской деятельности настоятеля о. Владыкина. Официальное чествование в храме не было разрешено епархиальным начальством, а потому в храме был лишь отслужен молебен, поднесение же иконы и адреса от прихожан было в квартире юбиляра, куда после обедни собрались представители от прихожан. В кратком, но тепло написанном адресе говорилось о той любви и благодарности, которые чувствуют прихожане к своему «доброму пастырю» и выражалось желание, чтобы это пастырское служение продолжалось ещё на многие лета. О. Владыкин был очень трону этим публичным выражением любви к нему прихожан, которое ему тем более дорого теперь, когда он, благодаря разным интригам и проискам, попал под следствие, уже законченное. При этом следствии, между прочим, местный благочинный (тогда эту должность занимал настоятель Троицкого собора Василий Виноградов – Ю.К.) позволил себе высказаться об о. Владыкине так: «Тогда только иоанно-богословский приход облегчённо вздохнёт, когда не будет в нём священника Владыкина».
Чем уж так «насолил» епархиальному начальству Владыкин, ещё предстоит выяснить. А пока несколько слов о его семье.
Иоаникий Иоаникиевич был женат на Марии Фёдоровне. У него было четверо детей: два мальчика и две девочки. Старшие, Владимир и Людмила окончили Балаковское коммерческое училище.
Вторым священником Иоанно-Богословской церкви с 1905 года был Дмитрий Андреевич Орлов, который родился в 1877 году в семье священника (не в Балакове). Он так же, как и Владыкин, окончил Самарскую духовную семинарию и, так же, как и он, начинал служить в Бузулукском уезде, старшим учителем Землянской второклассной школы (видимо, в с. Землянском). В 1899 году он был переведён в Балаково – старшим учителем в двухклассную церковную школу (так записано в клировых ведомостях). В 1900-м Орлов был рукоположен в сан священника к Казанско-Богородицкой церкви с. Еланка, а с 1903 по 1905 гг. служил при храме с. Сухой Отрог.
Когда Дмитрий Андреевич был переведён в Балаково, он был законоучителем местного двухклассного министерского училища, состоял членом попечительства о народной трезвости, заведующим церковно-приходской школы в деревне Ивановке и там же законоучителем низшего сельскохозяйственного училища.
Дмитрий Андреевич Орлов был женат на Ольге Александровне. У них было пятеро детей: три девочки и два мальчика. Старшие, Вера и Александр, учились в коммерческом училище.
В 1911 году церковным старостой Иоанно-Богословской церкви был выбран торговец Фёдор Яковлевич Махунцов, чей дом находился в двух кварталах от храма и сохранился до сих пор.
В 1916 году в Иоанно-Богословской церкви стал служить дьяконом Алексей Михайлович Лебедев. К сожалению, о его послужном списке пока ничего неизвестно. Зато сохранились воспоминания его сына, будущего народного артиста СССР, Почётного гражданина г. Балаково Евгения Алексеевича Лебедева, который родился в январе 1917-го:
«Я родился ночью. С первым словом «мама» во рту у меня был крест, я сосал его вместо соски. С крестом были связаны мои первые слова, их меня научили произносить. Первое, что увидел, кроме лиц отца и матери, - крестное благословение. Первое, что запомнил, - «Бог накажет!»
«Вечером мы собирались и сидели допоздна у любимого места – у ворот. Солнце садилось за домом, перед нами высилась громадная кладбищенская церковь. Перед ней огромная площадь, а за ней тысячи крестов и памятников на забытых могилах и склепах. Небо как будто только что из парикмахерской, с шестимесячной завивкой, в локонах и завитушках, золотое, красно-жёлтое, как голова моего соседа, рыжего Витьки, курносого и конопатого. Витька прижался щекой к моему плечу и ковыряет указательным пальцем в носу. Брат его, точно английской породы поросёнок – такой же толстый и круглый, - лежит на траве животом вниз, подперев руками круглую, спелую голову.
Все мы жадно слушаем деда Афанасия – сторожа кладбищенской церкви. Он наш друг и товарищ. Обут он в столетние валенки, такие же дырявые и заплатанные, как и его кафтан. Пальцы будто в сучках, жёлтые руки покрыты синенькими жилками, скрученными и перекрученными между собой большими узлами, словно Волга, как её изображают на географических картах. В руке его палка с крючком на конце, такая же старая, как и он сам.
Жил он один в маленькой сторожке с низким потолком, скрипучим полом, двумя кривыми окошками, заляпанными замазкой, газетами и листками из поминаний за упокой Александра I, Александра  II, Александра III… В углу икона на толстой верёвке, изображающая сухого, старого, с вытянутым лицом и тонким длинным носом Христа, который смотрит во все стороны. Где бы ты ни сидел, он грози тебе тонкими пальцами, сложенными в благословение. На столе всегда лежал старый рыжий кот, облезлый, ленивый, единственный друг дедушки. Когда дед обедал, кот сидел рядом с его деревянной миской и ел из такой же, только чуть поменьше.
Мы называли дедушку Афанасия «золотым». Он и вправду был золотой. Его гладкая голова, всегда смазанная лампадным маслом, походила на позолоченный серебряный чайник, на котором золото протёрлось и местами видно серебро. Волосы его тоже когда-то были золотыми, а теперь покрылись серебром. Он перевязывал их кручёным белым шнурочком вокруг головы, таким же засаленным, как и сами волосы. Когда он читал нам Евангелия и жития святых, на носу, на самом его конце, торчали в железной оправе очки, забинтованные ниточками и тряпочками, а на самом острие носа висела чиста белая капелька его чистых свежих слёз. Читая, он плакал. Плакали и мы.
Почему мы не плачем так в церкви, когда стоим и слушаем чтение псалмов? А тут так ярко, как в сказке, представляем картину страстей Господних? Дедушка читает, и мы как будто бы рядом с ним идём по Гефсиманскому саду, поднимаемся на Голгофу, где распинают Христа. Только мы стоим в стороне. Нам хочется облегчить страдания распятого, перебить его врагов. Но мы не можем…
Сколько рождалось силы и отваги в эти часы в наших детских сердцах! Как крепко сжимались наши пальцы, как будто наливались в громадные кулачищи маленькие детские кулачки! Глаза у всех горели. Сидели молча, старались не пропустить ни одного слова, ни одного взгляда всемогущего дедушки Афанасия.
Но вот из глаз у него покатилась слеза, голос дрогнул, мы все зашмыгали мокрыми носами, и сила вдруг ушла от нас, мы стаи жалкими и смешными. Стараясь не смотреть друг на друга и на дедушку, мы плакали. Маленькое Евангелие, закапанное воском, с истлевшими чёрными уголками, перелистывалось страница за страницей и оживало перед нами. Казалось, Христос явится сейчас и совершит чудо. Или вдруг будет конец света. Явится архангел Гавриил и затрубит в свою громадную трубу и встанут мёртвые из гробов в белых рубашках с распущенными волосами, худые, длинные, и начнётся Божий суд над ними и над нами, живыми. Все будут плакать, просить отпустить им грехи. И рыжий Витька тоже будет плакать и кричать, чтобы простили его за то, что он меня избил, нос расквасил. А я подойду к Богу и попрошу его, чтобы простил Витьку, ведь он мне не откажет?
Я читаю Евангелие, почти каждое воскресенье причащаюсь, и если можно было бы каждый день это делать, то я с большой охотой подходил бы и проглатывал горько-сладкую ложечку красного вина и запивал подкрашенной водичкой. И потому бы ещё я это делал, что все после этого тебя поздравляют и дают тебе пять копеек на сладости
…И подойду я к Богу так, чтобы обязательно было видно Витьке. Ох, как он будет меня бояться и завидовать мне, что я накоротке с Богом и что он, Витька, ничего не может тут со мной сделать! Или вдруг Бог позовёт меня и скажет: «Соверши чудо!» и я совершаю. Я собираю всех мальчишек и девчонок, надеваю на себя самую лучшую, самую богатую ризу, подхожу к самой красивой девочке… До этого самой красивой была для меня Тося, но мы с ней вчера поругались, потому что она не захотела играть со мной в папу и маму. Я так на неё разозлился, что хотел ей косы вырвать. И вот теперь-то я ей отомщу… Я выбираю самую красивую девчонку из всех – Верку с Лягушовки. Кладу на её белую головку и говорю ей: «Дотронься до моей одежды рукой, и ты увидишь, кто ты такая». Вера вся дрожит от страха, перед нею Бог, рядом я, а сзади разные святые и чудотворцы. Она протягивает ко мне дрожащую руку, а я смотрю, какое впечатление это произведёт на мою Тоську. Та стоит и плачет. Она раскаивается в том, что не хотела играть со мной вчера в папу и маму. Я молчу, виду не показываю, что мне её жалко, пусть поплачет следующий раз не будет мне отказывать. Веерка дотрагивается рукой до моей одежды, и голова её становится как солнце. Ангелы на большом подносе приносят ей много-много платьев, белых, голубых, красных, каких она только хочет, одевают её в самое лучшее…»
Здесь стоит сделать несколько пояснений. Тося – это Антонина, дочь одного из священников Иоанно-Богословской церкви Николая Васильевича Юнгерова, внука знаменитого священника балаковской Троицкой церкви, который в начале XXI в. был причислен к лику святых (см. ранее). По всей видимости, отец Николай стал служить в Иоанно-Богословской церкви в 1916 году, как и отец Евгения Лебедева, потому что в клировых ведомостях за 1915 год он является священником с. Андреевка.
А Лягушовка – это часть города в районе детской поликлиники №1 на ул. Факел Социализма. Называлось это место так потому, что здесь было небольшое озеро, густо заселённое лягушками. Кстати, и сегодня, по весне, когда грунтовые воды выступают на поверхности земли, у поликлиники раздаётся громкое лягушачье кваканье.
Но вернёмся к воспоминаниям Евгения Лебедева.
«…И вдруг кто-то бьёт меня по затылку не то палкой, не то рукой, я даже не понял. Так треснул, что всё чудо враз вылетело.
- Ты почему не слушаешь. Сопляк ты этакий? А? – это дедушка Афанасий – Вот Боженька тебе уши отрежет!
Я дотрагиваюсь до своих ушей, они висят на том же месте, только почему-то стали горячими-горячими. Я потрогал рукой затылок – под пальцами вздувалась шишка. Губы мои сжались, я захлюпал, заорал и пошёл жаловаться папе.
Мы жаловались так: я жаловался папе, а брат – маме, сестра Нина тоже жаловалась папе, а Алевтина была ещё совсем маленькая, всегда сидела на руках у мамы и, конечно, жаловалась ей. Нас было четверо, двое папиных, двое маминых, но все мы были и папины, и мамины.
Папу я любил больше, и папа любил меня больше других детей. Во-первых, я самый старший, а во-вторых, я знал кое-что про папу, что не должна была знать мама. Это мне внушил папа, и за это я пользовался у него особым покровительством. Если папа куда-нибудь уходил, то всегда брал меня с собой, только меня. Уходили мы с ним часто, например, на рыбную ловлю. Мы ходили ловить рыбу на Волге или на озёра, но после заходили в дом, где жила Самарина…
…После вечерни отец шёл на дежурство к умирающему игумену при женском монастыре (о каком монастыре идёт речь, неизвестно – Ю.К.) За ним шёл и я. В комнате, узкой и высокой, с одним окном, раскрытым на кладбищенскую площадь, на широком деревянном топчане, утопая в больших пуховых подушках, умирал отец игумен. Белое опухшее лицо с большими отёками под глазами, с отвисшей жирной нижней губой смотрело стеклянными глазами в правый угол, завешенный иконами святых и чудотворцев, с семью лампадками, горевшими ровным бледно-жёлтым огоньком. Посреди комнаты стоял высокий аналой с раскрытой толстой книгой. Перед аналоем стояла высокая костлявая старуха игуменья в длинной чёрной рясе с чёрным клобуком на голове. Ржавым уставшим голосом, жуя сухим беззубым ртом, она дочитывала своё «дежурство». Его окружали точно такие же чёрные, но без клобуков монахини разных возрастов, человек двенадцать, красивых и некрасивых. Они беззвучно повторяли за своей игуменьей слова молитвы, шевеля губами и перебирая чётки с маленьким чёрным крестиком. Комната была наполнена запахом розового масла, горящих лампадок и ладана. Тишину нарушал шелест перелистываемой книги…»
В Балаковском архиве сохранилось описание Иоанно-Богословской церкви, составленное незадолго до её разрушения при Советской власти:
«Иоанно-Богословская церковь – каменная, одноэтажная, с каменной, трёхэтажной колокольней – покрыта железом, в длину с колокольней 24 сажени (сажень – примерно два метра – Ю.К.), в ширину – 12. В церкви три двери – Западная, Северная и Южная – с тремя железными затворами. Она пятиглавая с 36-ю окнами, рамы каковых двойные с железными решётками. Внутри церковь оштукатурена и окрашена масляной краской с священными изображениями. Внутри колокольни с левой стороны устроена кладовая, а с правой – ход на колокольню. Над Северной и Южной дверями устроены фронтоны с парапетами, каковые поддерживаются четырьмя каменными колоннами…»
По «легенде», он был чуть ли не самым бедным учеником и якобы, в отличие от своих более обеспеченных сверстников, ходил не в ботиночках и сапожках, а в лаптях, за что его постоянно дразнили. Но в это трудно поверить. Ведь церковно-приходские школы как раз и создавались для детей из малообеспеченных семей, и о каком-либо жёстком неравенстве говорить не приходилось. Вероятно, чтобы усилить образ борца за народные идеалы, и была придумана эта «лапотная» история.
Вызывает недоумение и другая «легенда», распространяемая правнучкой Чапаева Евгенией. Якобы за какую-то провинность директор и законоучитель школы (им тогда был священник Иоанно-Богословской церкви Иоаникий Владыкин), который являлся дальним родственником Чапаева, отправил его почти без одежды в карцер, который находился на самом верху старой пожарной каланчи. И якобы оттуда сорванец выпрыгнул и переломал ноги:
- Он буквально полз от пожарной каланчи (ну, там его, конечно, кто-то подобрал и помог дойти), - говорит Евгения Чапаева в документальном фильме «Чапаев на земле балаковской», снятом студией «Отечество». -  Ноги переломаны, след окровавленный…
Как утверждает Евгения, отец Василия Иван Степанович взбеленился и разорвал все родственные отношения со священником («это я точно знаю, мне бабушка (дочь Василия Ивановича Клавдия Васильевна – Ю.К.) рассказывала».
Но во-первых, какой, извините, дурак потащил бы мальчишку за несколько кварталов в пожарную каланчу (она находилась в границах сквера на нынешней площади Ленина в старом городе).
Во-вторых, это всё-таки было учреждение (да ещё и стратегически важное для того времени), и никто бы не допустил использовать его в качестве карцера.
В-третьих, в 90-х гг. XIX в. в школах телесные наказания уже не применялись, и уж, тем более, в таком изощрённом виде – за это можно было бы навсегда лишиться права на преподавание, а то и на богослужение.
В-четвёртых, Евгения, убеждённая в том, что говорит, вместе с тем утверждает: «жуткий» случай произошёл, когда Василию исполнилось 10 лет, и после этого он больше не учился. Но ведь, когда он был в этом возрасте, семья Чапаевых только ещё приехала в Балаково, и в том же фильме сообщается, что он проучился в церковно-приходской школе неполных три года: получается – 1897-98, 1898-99 и 1899-1900 учебные годы. А в книге «Василий Иванович Чапаев», один из её авторов, дочь легендарного начдива Клавдия Васильевна пишет, что Василий учился всего год, «окончив за это время два класса» (?!).
Наконец, в-пятых, жестокий священник называется родственником Чапаевых. Но никаких документальных подтверждений этой «версии» не существует. Мало того, она же опровергается и последующим утверждением, что в родственных связях с Чапаевыми состоял и другой священнослужитель Иоанно-Богословской церкви, отец Народного артиста СССР Евгения Лебедева, диакон Алексей. Но два чапаевских родственника в одном храме – это уже перебор. Тем более, что теперь известно: Лебедевы приехали в Балаково буквально за год до пролетарской революции.
Евгения Чапаева ссылается опять же на рассказы бабушки, которая в детстве якобы бывала в доме Лебедевых, находившемся (сохранился до сих пор) недалеко от церкви. Но это было, скорее всего, уже после гибели Василия Ивановича, когда сирота осталась в Балакове на попечении бабушки и дедушки, и наверняка не в связи с родственными отношениями, а в связи с тем, что в 1920-1921 в Поволжье начинался голод, и, традиционно, при храмах устраивались благотворительные обеды для бедных (такая «столовая» могла существовать и в доме Лебедевых).
Говоря о Чапаеве, нельзя пройти мимо и его отношения к церкви. Правнучка начдива в уже упоминаемом выше фильме утверждает, что её прадед был очень набожным. По её словам, доходило до того, что он молился перед боем по три, а то и по три с половиной часа (!). Да если бы Чапаев столько молился, он бы не выиграл ни одного сражения: какие уж тут длительные молитвы, когда, чтобы победить, необходимо было принимать быстрые решения?!
Кстати, в советское время говорилось, что «в семье Чапаевых религиозное воспитание не было в чести» (книга «Василий Иванович Чапаев»).
Но более точно о своём отношении к церкви и вере сказал сам Чапаев.
- Я академиев не проходил и их не закончил, а вот всё-таки сформировал 14 полков и во всех них был командиром. И там везде был у меня порядок, там грабежу не было и того, чтобы из церкви утаскивали сосуды золотые и рясу поповскую. Поп, известное дело, обманывает народ. Поп потому нам и опротивел, что говорит – «ты не ешь скоромного», а сам жрёт, «ты, говорит, не тронь чужого», а сам ворует, - вот почему он нам опостылел. А всё-таки веру чужую не трожь, она тебе не мешает, - записал в своём дневнике слова начдива его комиссар Дмитрий Фурманов.

Во имя святого Николая

Выше уже говорилось, что единоверие – это компромисс между новой и старой верой. Старообрядцам, принявшим единоверие, разрешалось исполнять церковные требы по своим обрядам, но при этом они должны были признать верховенство господствующей церкви.
Долгое время для балаковцев-единоверцев главным храмом была Ильинская церковь в слободе Криволучье. Свою церковь, деревянную, во имя святителя и чудотворца Николая, они получили только в 1865 году. Она была построена «на доброхотные пожертвования местных прихожан» с разрешения епископа Самарского и Ставропольского Феофила из старой (Троицкой) церкви, купленной у православных балаковцев. Освящение состоялось 9 мая 1867 года. Эту дату удалось узнать из документов, сохранившихся в Пугачёвском архиве. Здесь, в одном из дел было обнаружено приглашение на эту церемонию. Оно подписано первым старостой и попечителем Никольской церкви Матвеем Кирилловичем Каныгиным. Из него выясняется, что церковь освящалась архимандритом Иоасафом, игуменом Исаакием (оба – из единоверческого Спасо-Преображенского монастыря) и священником Криволуцкой Ильинской церкви Фёдором Таганцевым. Последний и был первым настоятелем балаковской церкви. Причём работать на два фронта, да ещё в одиночку, ему пришлось до 1868 года, пока при Никольской церкви не появилась должность причетника.
Фёдор Елисеевич Таганцев родился в 1816 году. Образование получил домашнее. Своё служение Богу начал с 26 апреля 1858 года в Самаре, при Казанской единоверческой церкви, диаконом, в октябре того же года был перемещён в Криволучье иереем к Ильинской единоверческой церкви и уже через год был награждён набедренником «за присоединение сектантов (старообрядцев – Ю.К.) в недра Св. церкви». За свою миссионерскую деятельность Таганцев отмечался церковным начальством ещё не раз. В его послужном списке есть благодарность даже от митрополита Санкт-Петербургского Исидора.
В 1871 году у Таганцева умерла жена. У него был сын Степан и дочь Матрёна.
Но вернёмся к Никольской церкви. Буквально через несколько месяцев после освящения, в октябре 1867-го, она была ограблена. Вот что об этом сообщал в Самару архимандриту Иоасафу Фёдор Таганцев (орфография и пунктуация сохранены):
«Вашему Высокопреподобию имею честь донести, что 29 числа протекшего месяца октября в воскресный день, будучи в Балакове, я, отслужив там в единоверческой церкви божественную литургию, по причине носящихся в селе Балакове тревожных слухов о кражах, я, сложил в потир со всей принадлежностью и крест напрестольный в особую укладку и вынес в кладовую, лучшую же ризницу запер в особый шкаф церковный. А до этого выдя вместе с попечителем церковным Матвеем Кирилловым Коныгиным, мы высыпали и деньги из двух церковных кружек, устроенных вне церкви.
На другой день, 30 октября, в понедельник, по случившейся христианской требе, часов в 8 утра я, подходя к церкви единоверческой, увидел, что одно церковное окно взломано, и в ту же минуту я отпер церковные двери и поспешил осмотреть в оной и в Св. алтаре, ибо оказалось, что на Св. престоле двух евангелий нет, а покрывало с престола сброшено, я тотчас же пригласил попечителя Коныгина и других лиц из прихожан, немедленно же объявив о сем г-ну начальнику находящихся в селе Балакове жандармов, все и с ним вместе осмотрели в церкви и нашли, что из церкви похищено и не одни те два евангелия, но и прочие вещи, коим представляя при сем особый реестр, нужным считаю объяснить, что г-н начальник жандармов со всевозможной скоростью сделал по сему несчастному случаю распоряжение, почему в скором времени взято и посажено под стражу подозреваемых лиц в похищении из церкви до десяти человек.
Реестр.
1. Евангелие в серебряном украшении коего весом 84 золотника – 45 р.
2. Евангелие в оплековом украшении – 130 р.
3. Октай на 4 гласа – 20 р.
4. Минея октября месяца служебная – 5 р.
5. Псалтирь – 5 р.
6. Служебник полный – 10 р.
7. Риза священническая голубого штофа – 30 р.
8. Риза желтой парчи – 25 р.
9. Три подризника шелковой материи – 40 р.
10. Три епитрахили – 15 р.
11. Пояс священнический – 2 р.
12. Ложка серебряная столовая для кутий 84 пробы – 4 р.
Итого 331 р.
…нахожу нужным необходимо донести вам о такой особенному (по тому обстоятельству) важности, ибо во Св. алтаре оной церкви найдено, что не только такая дерзость преступников – касаться святого престола, но к ужаснейшему возмущению христианского чувства, и человеческое испражнение…»
Неизвестно, найдены ли были воры, но спустя несколько дней, чтобы очистить осквернённый алтарь, «грязное место» окропили святой водой, а в храме совершили специальное богослужение.
В честь Никольского единоверческого храма в Балакове улица, на которой он стоял, была названа Никольской (теперь Советская). Церковь находилась на месте памятника Ленину на центральной площади старого города.
Документов о единоверческих приходах сохранилось не очень много. То, что удалось отыскать их описание, - несомненная удача. Причём хранились единоверческие клировые ведомости совсем рядом – в Пугачёвском филиале Государственного архива Саратовской области, в фонде Иргизских монастырей. Почему именно там? Да потому что в 1829-1841 гг. они были, один за другим, преобразованы из старообрядческих в единоверческие и со временем стали центром заволжского и уральского единоверия. Спасо-Преображенский монастырь, на территории которого сегодня находится санаторий «Пугачёвский», с 1908 года стал штаб-квартирой единоверческого епископа Уральского и Николаевского Тихона (Оболенского).
Во время гражданской войны 1918-1921 гг. большая часть монастырских архивов погибла, в том числе и самая древняя. И всё же довольно обширную «коллекцию» документов, хоть и разрозненных, удалось спасти. Для этого «на Иргизы» из Самары был послан молодой историк Михаил Тихомиров, который впоследствии стал крупнейшим учёным. Во многом благодаря ему у сегодняшних исследователей  есть возможность познакомиться с «живой» историей некогда знаменитых на всю Россию монастырей.
Но вернёмся к Никольской церкви в Балакове.
Кто был её первым священником, мы уже знаем. А первым её старостой был купец 2-й гильдии Матвей Кириллович Коныгин (иногда фамилия писалась с буквой «а»). Именно он особенно активно хлопотал об открытии храма и вложил в его возведение немало своих средств. Какие-либо другие подробности его биографии неизвестны.
Неоценимую помощь в становлении в Балакове единоверия оказывал и купец-лесопромышленник Прокофий Лобанов (этого его внук Виктор в начале XX в. станет зятем знаменитого журналиста и писателя Владимира Гиляровского).
С первых же лет существования Никольской церкви при ней была открыта школа для детей-единоверцев. Их обучали чтению, письму и пению. В Пугачёвском архиве сохранилось письмо балаковцев епископу Самарскому и Ставропольскому Герасиму с благодарностью в адрес первых преподавателей – причетника Фёдора Лупповича Волгина и священника из Вольска Фёдора Коржеманова. Они благодарили «за внушение ученикам истин Святой Веры и правил христианской нравственности: благоразумия, честности и гражданского общежития».
В 1874 году балаковские единоверцы просили Самарскую духовную консисторию заменить «приходящего» (из Криволучья) священника на постоянного. И кандидатура вроде бы нашлась хорошая – николаевский мещанин Михей Степанович Муравьёв, который служил при храме уставщиком, «занимался усердно и ревностно» и находил общий язык с раскольниками, а некоторых из них даже переманил в единоверие. Однако духовное начальство согласия не давало: по всей видимости, его пугало его старообрядческое прошлое.
Первым, документально зафиксированным священником Никольсокй церкви «на постоянной основе» стал Афанасий Арефьевич Давыдов, который был назначен на эту должность в 1879 году. Он родился в 1838 году в семье государственного крестьянина села Болтуновки Хвалынского уезда. Образование получил домашнее. С 1866 года начал служить единоверию: причетником при Вознесенской единоверческой церкви г. Хвалынска. В 1871 году, после «увольнения» из крестьянского сословия, - получил духовное звание. С 25 января 1876 года был рукоположен в священники единоверческой церкви с. Дёмкино Хвалынского уезда, и только спустя три года после этого перебрался в Балаково. У него были жена Феодосия Корниловна, сын Александр и дочь Евдокия.
Отцу Афанасию помогал причетник Василий Иванович Темников. Он родился в 1858 году в семье священника Никольского единоверческого монастыря Ивана Феоктистовича. Образование получил при Спасо-Преображенском единоверческом монастыре. До Балакова, с 1878 по 1881 годы, служил при Духосошественском единоверческом храме с. Красный Яр. У него были жена Анна Ивановна, сын Павел и дочь Елизавета.
В 1882 году к Никольской церкви было приписано 27 душ мужского и 25 – женского пола из крестьян-собственников, 8 и 7, соответственно, - из военных, 158 и 169 – из «купцов, мещан, крестьян и прочих городских обывателей».
В Пугачёвском архиве сохранилась духовная ведомость Никольской церкви за 1887 год. В ней записаны семейства всех её прихожан. Вот несколько из них: коренные балаковцы Максим Африканович Вилков, Иван Петрович Яблошников, Никита Иванович Золотовский, Матвей Малафеевич Лупилкин, Пётр Савельевич Сельянов, Софон Кириллович Коблов; Владимирской губернии Меленковские (город Меленки) мещане братья Прокофий и Павел Григорьевичи Зайцевы (известные торговцы), Николаевский мещанин Филимон Филимонович Прянишников, Вольский мещанин Иван Васильевич Ливанов, крестьянин с. Юлова Маза Вольского уезда Григорий Ефремович Расторгуев.
В 1899 году на месте старого, ветхого деревянного храма был построен красивый кирпичный, с такой же колокольней, огороженный каменной оградой. Освящение храма состоялось в 1900 году. Он мог вместить до 1600 человек.
Первым священником новой Никольской единоверческой церкви был Николай Васильевич Николотов. Он родился в 1861 году в Хвалынске, в семье мещанина. Закончил Хвалынское уездное училище Министерства народного просвещения и Саратовскую противораскольническую Кирилло-Мефодиевскую миссионерскую школу. (Вот противоречие, противораскольническая школа называлась в честь Кирилла и Мефодия, которые придерживались старой веры, ведь новая, современная появилась в России только в середине XVII в.)
Служить начал с 1895 году – псаломщиком Спасопреображенской единоверческой церкви в Саратове. Через несколько месяцев был переведён дьяконом в с. Кошки Самарского уезда. Менее, чем через год определён в священники храма села Новый Сарбай того же уезда. А ещё через год Николая Васильевича перевели в Балаково.
Здесь он не только служил священником, но и был миссионером сёл Балаково и Красный Яр. Кроме того, заведовал прихрамовой церковно-приходской школой, где преподавал Закон Божий. Эта школа была построена на средства прихожан в 1894 году. Она была деревянной, обложенной кирпичом и оштукатуренной изнутри. В школе учились только мальчики. В 1901 году их было 43.
Николай Васильевич был женат на Антонине Степановне. У них было пятеро сыновей: Николай, Александр, Виктор. Леонид и Валериан.
Его помощником был дьякон Семён Давыдович Мишуков, человек с довольно интересной судьбой. Он родился 11 сентября 1858 года в деревне Титовой Богородского уезда Московской губернии в семье крестьянина. Образование получил домашнее. В 1873 году поступил в послушники в знаменитый Керженский монастырь, который находился в Семёновском уезде Нижегородской губернии, где до 1877 года «отправлял клиросное послушание», т.е. пел в церковном хоре. С 1877 по 18880 гг. состоял уставщиком при Ильинской единоверческой церкви с. Бор того же уезда.
Обязанности уставщика заключаются в строжайшем наблюдении за чином церковных служб, чтобы они совершались в соответствии с церковным и монастырскими уставами. Уставщик следит за суточными чтецами, которые обязаны заблаговременно приготавливать кафизмы, тропари, кондаки и иные чтения и читать на клиросе без ошибок, благоговейно и отчётливо, без переливов голоса, что является признаком самомнения и гордости. Мало знающих чтецов уставщику следует обучать чтению. На обязанности уставщика лежит следить, чтобы всегда исправно прочитывались синодики и поданные поминальники. Уставщику подчиняются регент, канонарх и очередные чтецы и певцы. У уставщика также могут быть помощники, например, ответственные за правый и левый клиросы.
В этой же должности Семён Давыдович прослужил в селе Бонячки Костромской губернии (1880-1889 гг.), при Нижегородской Семёновской единоверческой церкви (1889-1895 гг.) В последней. В 1895 году он стал псаломщиком и пробыл в этой должности до октября 1900 года. А затем был приглашён единоверцами-балаковцами (откуда они о нём узнали, неизвестно). Здесь, в Балакове, он и был рукоположен в дьяконы.
Семён Давыдович был женат на Анастаси Ивановне. У них восемь детей: Алексей, Михаил, Александра, Дмитрий, Иван, Екатерина, Владимир и Клавдия.
Псаломщиком при Никольской единоверческой церкви с 1891 года служил Степан Иовлевич Цветиков. Он родился в 1866 году в Вольске в семье мещанина. Образование получил домашнее. Был женат дважды. Первая жена, скорее всего, умерла, вторую звали Мария Алексеевна. У него было трое детей: Мария. Николай и Иван.
По данным 1901 года при Никольском храме числилось 537 прихожан: 265 мужского и 272 женского пола.
В общественной жизни Балакова церковносвященнослужители единоверческой церкви активного участия не принимали. Во всяком случае, пока об этом не найдено ни одного документального свидетельства. Зато она "прославилась" другим. Из-за небрежного обращения с огнём священника или его домашних сгорела пожарная часть, которая примыкала к церковной ограде. Это произошло днём 25 октября 1914 года. Вот как об этом писала газета «Саратовский листок»:
«Пожар начался на соседнем дворе священника: загорелся сарай. Огонь быстро перебежал на плотно примыкавшие к сараю постройки пожарной части, где на чердаках конюшни хранилось сено, и через четверть часа всё было в пламени. Едва удалось спасти пожарных лошадей и машины. Постройки застрахованы в земстве в 3500 рублей. Убыток города 5 тысяч. Для уцелевшего пожарного обоза снято временное помещение у г. Якимова».
В 1888 году в Никольский храм был переведён священник из Самары, из Казанской единоверческой церкви Кирилл Никитич Онуфриев. Он родился в 1834 году в Хвалынске, в мещанской семье.  Образование он получил домашнее. В 1873-1876 гг. занимал должность «миссионера по расколу» при хвалынской Казанской церкви. За усердную миссионерскую должность 24 декабря 1876 года епископом Симбирским и Сызранским Феоктистом зачислен в духовное звание и определён внештатным причетником к Успенской единоверческой церкви в Симбирск (сегодня Ульяновск). Уже 2 января 1877-го Кирилл Никитич был рукоположен в диакона, а 6-го – в священники. В этом звании и переведён в Сызрань, к местной Николаевской единоверческой церкви. В Симбирске и Сызрани убедил отказаться от раскола пять человек, за что получил архипастырское благословение и благодарность через «Симбирские епархиальные ведомости». Но самый большой успех в начале его миссионерской деятельности пришёлся на 1883 год, когда он уговорил принять единоверие 41 беглопоповца из села Головина. Затем, в течение ещё нескольких лет, паства священника Онуфриева пополнилась ещё более, чем на 40 человек. 
В 1885 году ему поручили надзор за единоверческой церковью в с. Темрязань, а потом перевели служить в Самару при местной Казанской единоверческой церкви, где отец Кирилл исполнял ещё и должность благочинного. В Балакове, как уже было сказано ранее, он появился в 1888 году. Сколько он прослужил при Никольском единоверческом храме, неизвестно. В честь Никольского единоверческого храма в Балакове улица, на которой он стоял, была названа Никольской (теперь Советская). Церковь находилась на месте памятника Ленину на центральной площади старого города.
Документов о единоверческих приходах сохранилось не очень много. То, что удалось отыскать их описание, - несомненная удача. Причём хранились единоверческие клировые ведомости совсем рядом – в Пугачёвском филиале Государственного архива Саратовской области, в фонде Иргизских монастырей. Почему именно там? Да потому что в 1829-1841 гг. они были, один за другим, преобразованы из старообрядческих в единоверческие и со временем стали центром заволжского и уральского единоверия. Спасо-Преображенский монастырь, на территории которого сегодня находится санаторий «Пугачёвский», с 1908 года стал штаб-квартирой единоверческого епископа Уральского и Николаевского Тихона (Оболенского).
Во время гражданской войны 1918-1921 гг. большая часть монастырских архивов погибла, в том числе и самая древняя. И всё же довольно обширную «коллекцию» документов, хоть и разрозненных, удалось спасти. Для этого «на Иргизы» из Самары был послан молодой историк Михаил Тихомиров, который впоследствии стал крупнейшим учёным. Во многом благодаря ему у сегодняшних исследователей  есть возможность познакомиться с «живой» историей некогда знаменитых на всю Россию монастырей.
Но вернёмся к Никольской церкви в Балакове.
Кто был её первым священником, мы уже знаем. А первым её старостой был купец 2-й гильдии Матвей Кириллович Коныгин (иногда фамилия писалась с буквой «а»). Именно он особенно активно хлопотал об открытии храма и вложил в его возведение немало своих средств. Какие-либо другие подробности его биографии неизвестны.
Неоценимую помощь в становлении в Балакове единоверия оказывал и купец-лесопромышленник Прокофий Лобанов (этого его внук Виктор в начале XX в. станет зятем знаменитого журналиста и писателя Владимира Гиляровского).
С первых же лет существования Никольской церкви при ней была открыта школа для детей-единоверцев. Их обучали чтению, письму и пению. В Пугачёвском архиве сохранилось письмо балаковцев епископу Самарскому и Ставропольскому Герасиму с благодарностью в адрес первых преподавателей – причетника Фёдора Лупповича Волгина и священника из Вольска Фёдора Коржеманова. Они благодарили «за внушение ученикам истин Святой Веры и правил христианской нравственности: благоразумия, честности и гражданского общежития».
В 1874 году балаковские единоверцы просили Самарскую духовную консисторию заменить «приходящего» (из Криволучья) священника на постоянного. И кандидатура вроде бы нашлась хорошая – николаевский мещанин Михей Степанович Муравьёв, который служил при храме уставщиком, «занимался усердно и ревностно» и находил общий язык с раскольниками, а некоторых из них даже переманил в единоверие. Однако духовное начальство согласия не давало: по всей видимости, его пугало его старообрядческое прошлое.
Первым, документально зафиксированным священником Никольской церкви «на постоянной основе» стал Афанасий Арефьевич Давыдов, который был назначен на эту должность в 1879 году. Он родился в 1838 году в семье государственного крестьянина села Болтуновки Хвалынского уезда. Образование получил домашнее. С 1866 года начал служить единоверию: причетником при Вознесенской единоверческой церкви г. Хвалынска. В 1871 году, после «увольнения» из крестьянского сословия, - получил духовное звание. С 25 января 1876 года был рукоположен в священники единоверческой церкви с. Дёмкино Хвалынского уезда, и только спустя три года после этого перебрался в Балаково. У него были жена Феодосия Корниловна, сын Александр и дочь Евдокия.
Отцу Афанасию помогал причетник Василий Иванович Темников. Он родился в 1858 году в семье священника Никольского единоверческого монастыря Ивана Феоктистовича. Образование получил при Спасо-Преображенском единоверческом монастыре. До Балакова, с 1878 по 1881 годы, служил при Духосошественском единоверческом храме с. Красный Яр. У него были жена Анна Ивановна, сын Павел и дочь Елизавета.
В 1882 году к Никольской церкви было приписано 27 душ мужского и 25 – женского пола из крестьян-собственников, 8 и 7, соответственно, - из военных, 158 и 169 – из «купцов, мещан, крестьян и прочих городских обывателей».
В Пугачёвском архиве сохранилась духовная ведомость Никольской церкви за 1887 год. В ней записаны семейства всех её прихожан. Вот несколько из них: коренные балаковцы Максим Африканович Вилков, Иван Петрович Яблошников, Никита Иванович Золотовский, Матвей Малафеевич Лупилкин, Пётр Савельевич Сельянов, Софон Кириллович Коблов; Владимирской губернии Меленковские (город Меленки) мещане братья Прокофий и Павел Григорьевичи Зайцевы (известные торговцы), Николаевский мещанин Филимон Филимонович Прянишников, Вольский мещанин Иван Васильевич Ливанов, крестьянин с. Юлова Маза Вольского уезда Григорий Ефремович Расторгуев.

Во имя Марии Египетской

Настало время познакомить вас с историей храмов, которые находились в сёлах, входящих сегодня в состав Балаковского района. Наиболее полную летопись удалось составить пока только по церкви с. Натальино.
Подробности жизни крепостных крестьян графа, а затем князя Виктора Павловича Кочубея, живших в деревне Натальиной, архивы не сохранили. Наверняка они жили так же, как и многие другие люди их сословия. Совершенно точно известно одно: все они были русскими, или, как писалось в начале XIX в., великороссами, и православными. Правда, одни придерживались новой, государственной веры, а другие сохраняли верность старой и назывались старообрядцами, или раскольниками. О том, каково было соотношение между первыми и вторыми, сведений не найдено. Но, по всей видимости, староверов было достаточно много, раз Кочубей в 1815 г. жаловался саратовскому губернатору Панчулидзеву, что в его вотчине раскольники устраивают в ближайших лесах «кельи или особенные жилища, в коих находясь, принимают нередко беглых и производят другие беспорядки, вредные вотчинам».
Под «беспорядками» в данном документе, который сохранился в архиве Саратовской учёной архивной комиссии, подразумевалось исполнение религиозных треб (крещение, венчание, погребение и пр.) по старым обрядам. Службу в таких кельях несли беглые попы, которые жили в старообрядческих Иргизских монастырях, имевших до 30-х гг. XIX в. огромное влияние во всей России.
После их разгона, в начале 40-х гг. XIX в. из пяти раскольничьих монастырей осталось три единоверческих: два мужских и один женский. «Обиженные» монахи-староверы разбрелись по другим скитам, в том числе, в Хвалынские Черемшаны, продолжая втайне от властей обслуживать свою ещё крепкую паству, а у крестьян-раскольников оставалось два пути: либо по-прежнему твёрдо стоять на своих позициях, либо поступиться принципами: или признать единоверие, или перейти в православие.
В 1844 г. 170 крестьян обоего пола, среди которых были Агап Провоторхов, Евгений Мошков и Ефим Мурзин, объявили о том, что принимают единоверие и «желают быть причислены» к приходу единоверческой церкви в с. Криволучье. Однако, принимая обновлённую веру, натальинские старообрядцы в душе оставались верны древним религиозным традициям.
В архиве Самарской духовной консистории сохранились документы 60-х гг. XIX в., в которых «расследуется» дело «Об уклонении из православия в раскол поповщинской секты села Натальина Николаевского уезда князя Кочубея крестьян вдовы Ксеньи Агаповой Ериной с прочими в количестве 459 душ обоего пола» (203 мужчины и 256 женщин), которое было начато в 1861 г.
Как выяснилось, «почти все они были с 1836-го по 1842-й гг. присоединены из раскола в православие, где при содействии их владельца князя Кочубея все христианские требы исполняли в видимом согласии с православной церковью». Причём посланнику консистории, благочинному города Николаевска протоиерею Ефиму Леопольдову «уклонисты» объявили, что они «не отпадшие из православия в раскол, а давние раскольники; что они, если крестили своих детей в православной церкви, венчали, хоронили умерших по обряду православному, то это делали из страха и побуждению вотчинной конторы». Кроме того, натальинцы объясняли, что «об них уже делал дознание чиновник особых поручений начальника губернии г. Погодин и на вопрос их, относиться ли им уже к православному священнику или нет, он не сказал ни слова, и это они признали, что гражданская власть считает их раскольниками».
Попытка уговорить натальинцев успехом не увенчалась. Тогда власть решила действовать силой. Самарский губернатор потребовал от Николаевского земского суда «немедленно распорядиться о воспрещении временно обязанным крестьянам с. Натальина князя Кочубея Елисею Провоторхову и Кузьме Мурзину составлять в домах своих сборища раскольников и открыто отправлять свое богослужение к соблазну православных, а тем более обращать дома свои в молена (молельни – Ю.К.), предварив их, что за подобные действия они будут подвергнуты строгому взысканию».
Однако натальинцы не подчинились, и, что интересно, даже местный полицейский сотник отказался преследовать их за «сектантство». А уже спустя четыре года количество раскольников увеличилось. В 1865 г. об «уклонении из православия в раскол» объявило уже более 600 человек из 143-х семейств Натальина и Никольской (соседней деревни).
В то время раскольникам запрещалось переманивать православных в свою религиозную общину. Это «деяние» приравнивалось к уголовному преступлению. Губернская власть всеми правдами и неправдами и пыталась доказать, что налицо духовное «совращение». Но натальинцы твёрдо стояли на своём: нас никто не совращал - мы раскольниками были всегда.
В конце концов, консистория отступилась. В декабре 1870 года в этом деле была поставлена точка:
«Делаемые увещания в течение 9 лет упорным раскольникам не имели желаемого успеха. Посему уведомить духовенство приходское о существе решения и предписать строго следить за ограждением православных от поползновения к расколу».
Сначала в деревне Натальиной своего храма не было и натальинцы, скорее всего, пользовались «услугами» священников из Алексеевки на правом берегу Волги, где была церковь во имя Сергия Радонежского. В 1782 году в ней служил священник, поповский сын, Василий Фёдорович. Ему было 38. Он был женат на дочери дьякона из с. Яблонки Матрёне Семёновне. Ей было 35. У них были дети: Семён 12 лет, по всей видимости, парализованный (в документах написано «руками и ногами движение не имеет»), Владимир тоже 12 лет, Анна – 8-ми и полугодовой Иван.
Священнику помогали 33-летний дьякон Василий Семёнович, (судя по совпадению отчеств, брат Матрёны) и 30-летний пономарь Ларион Иванович.
Именно эти церковнослужители крестили, женили и отпевали первых натальинцев.
В начале XIX в. жителей деревень Натальиной и Никольской стали приписывать к заволжским храмам. В Саратовском архиве найдено два документа: один датируется 1804 годом, второй – 1824-м.
Из первого выясняется, что деревни Натальина и Никольская, как и часть сёл нынешнего Балаковского района, в том числе Балаково, Красный Яр и пр., тогда входили в состав 5-го благочиннического округа Саратовской епархии. Только они не имели своих храмов и были приписаны к приходу Богородской церкви Быкова Отрога (именно напротив неё в списке отмечены Кочубеевские деревни). Непонятно, почему натальинцам приходилось так далеко ездить, когда совсем рядом, в семи верстах, находилось крупное село Балаково с двумя храмами. Возможно, в документах просто была допущена ошибка, а, может, церковная власть руководствовалась какими-то своими соображениями.
Впрочем, вскоре всё встало на свои места – в 1824-м, обе деревни уже входят в приход балаковского храма Святой Троицы. Об этом записано в клировой ведомости. Из неё мы узнаём, что тогда в деревне Натальиной, имевшей второе название – Селитьба (от слова «селить», сравните: в Балакове есть улица Селитьбенская, т.е. заселённая), проживало 394 ревизских душ мужского пола.
В 1836 году, хлопотами вдовы Виктора Павловича Кочубея Марии Васильевны, в деревню Натальину был определён первый причт: священник Алексей Егорович Павперов и диакон Михаил Кузьмич Голубев. Первые годы им пришлось служить в наскоро сооружённой деревянной часовне (молельном доме). Кроме того, им было поручено обучать крестьянских детей грамоте и Закону Божию. За это барыня платила священнику 180 руб. в год, а диакону – 120, снабжая «сверх того на каждую душу хлеба в месяц по две меры, полагая в то число меру пшеницы и меру ржи, и для каждой семьи нужный корм на одну корову и одну лошадь».
15 июня 1841 г. протоиереем г. Николаевска (ныне Пугачёв) Иоанном Элпидинским в Натальине была заложена церковь во имя Марии Египетской. Строилась она на деньги князя Михаила Викторовича Кочубея, и освятили её 7 июля 1847 г. Вот как она описывалась в клировой ведомости:
«Здание каменное с таковою же колокольней, покрыта железной кровлей, ощикатурена (оштукатурена), иконостас есть и утварью достаточна».
Здесь стоит сделать отступление и несколько слов сказать о той, в честь кого был назван храм. Как сообщается в православных справочниках, Мария Египетская — одна из самых необычных и удивительных святых.
Она родилась в 5 веке в Египте. Рано уйдя из дома родителей, Мария стала блудницей и вела распутную жизнь, соблазняя многих мужчин и предаваясь разврату. Перемена в её жизни наступила, когда она оказалась в группе паломников, направлявшихся в Иерусалим на праздник Воздвижения Креста Господня. Правда, оказалась она там не по благочестивым соображениям, а видя, сколько мужчин находится одновременно на корабле и как многих можно соблазнить. В Иерусалиме она не смогла войти в храм — невидимая сила трижды оттолкнула её.
В тот момент Мария осознала, как она жила, и решила покончить с прежней жизнью. Взяв с собой хлеба, она ушла в пустыню, где сорок лет молилась и каялась о греховной жизни. Она не знала грамоты, но знала всё Священное Писание наизусть. Свою историю она рассказала старцу Зосиме, который, молясь в пустыне, встретился с ней.
По церковной легенде, старец своими глазами увидел, как на молитве она приподнялась над землёй.
Ровно через год Зосима пришёл к Иордану со Святыми Дарами, чтобы причастить её, и стал свидетелем чуда. Осенив воды реки крестным знамением, святая перешла к нему по реке с другого берега, как посуху, и, приняв Дары, удалилась вглубь пустыни. Повинуясь её просьбе, отец Зосима вновь пришёл на место их первой встречи ещё через год и нашел её уже умершей. На твёрдой, как камень, земле было начертано её имя и время упокоения.
Интересно, что (опять же, согласно легенде) могилу для Марии выкопал лев, который оказался поблизости и которому это приказал сделать старец.
Вернувшись в монастырь, Зосима рассказал другим монахам о подвижнице, многие годы жившей в пустыне. Это предание передавалось в устной форме до тех пор, пока не было записано в VII веке Софронием Иерусалимским.
Во время Великого поста слова об этой святой обязательно звучат в храмах. Как правило, говорится о её обращении от греха и о долгом покаянии в пустыни.
В 1846 году первому её священнику, уже упоминаемому выше Алексею Егоровичу Павперову было 40 лет. Он учился в Пензенской семинарии, но, из-за болезни, не смог её закончить. Служить начал диаконом с. Синенькие Саратовской округи с 5 сентября 1829 г. 28 августа 1832 г. рукоположен в священника Никольской церкви с. Голицыно той же округи. С 16 мая 1836-го – священник д. Натальиной. Главной его заслугой было то, что он обратил в православие почти 130, а в единоверие – более 160 раскольников-беглопоповцев.
Алексей Павперов был женат на Марье Григорьевне, родившейся в 1812 г. У них было четверо сыновей и две дочери. Старшие, Иван (1822 г.р.) и Пётр (1823 г.р.), учились в Саратовском духовном училище: первый в высшем отделении, второй – в низшем. Другим сыновьям, Фёдору и Александру, было 8 и 6 лет соответственно, дочерям, Пелагее и Анастасии, – 4 и 2 года.
В 1846-м к храму Марии Египетской были приписаны не только крестьяне князя Кочубея из села Натальина (844 души мужского и 885 женского пола), но и крестьяне подпоручика Кривского (64 мужчин и столько же женщин) и некоей Марии Дмитриевны Вилькеной (48 мужчин и 52 женщины) из с. Дмитриевки (Колокольцовки) и крестьяне полковницы Дуровой из Матвеевки (274 мужчины и 285 женщин).
Странно, но спустя 8 лет церковнослужители почему-то «забыли», что церковь была построена на средства Кочубея. В клировых ведомостях 1855-го года записано «тщанием прихожан», т.е. на средства натальинцев.
В 1855-м в храме уже другой священник – Пётр Платонович Карпов, родившийся в 1829 году в семье священника. В Натальино он был назначен в 1851-м после окончания Саратовской духовной семинарии.
В 1866 году в церкви во имя Марии Египетской уже есть своя библиотека. В ней 16 поучительных книг:
1. Проповеди праздничные и воскресные, 1819 года;
2. Вседневные проповеди 1835 года;
3. Катихизис православного вероисповедания 1819 года;
4. Пастырское увещание о прививании осп;
5. Слова Преосвященного Иакова Епископа Саратовского;
6. Книга о должности христианина 1834 года;
7. Проповеди протоиерея Путятина;
8. Слова и речи Синодального члена Московского митрополита Филарета;
9. Речи Преосвященного Феодосия Епископа Симбирского;
10. Книга-лествица и слово к Пастырю преподобного отца нашего Иоанна игумена Синайской горы;
11. Лаксаик или повествования о жизни Св. отец епископа Еленопольского Палладия;
12. Беседа о седьми спасительных таинствах Православныя Кафолическия церкви епископа Евсевия Самарского;
13. Воспитание детей в духе христианского благочестия;
14. Увещание во утверждение истины и в надежду действия любви Евангельския;
15. Беседы на воскресные и праздничные евангелия Евсевия епископа Самарского, первая и вторая части;
16. Слова и поучения на воскресные и праздничные дни Самарского  Спасовознесенского кафедрального протоиерея Иоанна Халколиванова, в двух частях и даже «одна книга историческая, именно История русского раскола под именем старообрядства Макария епископа Тамбовского и Шацкого».
К тому времени священник Пётр Карпов был награждён Бронзовым крестом в память о Крымской войне (1853-1856 гг.) и набедренником «за доброе житие и отличноревностное служение Церкви Божией». Он подготовил для своей паствы 5 бесед и немало поучений.
Пётр Карпов неожиданно скончался в 1870 году в 41 год. 9 октября его тело было найдено в одной из ближайших проток (ерике). То ли он утонул, то ли умер от сердечного приступа: архив эту тайну пока не раскрыл. Зато сохранились документы, в которых подробнейшим образом описывается всё имущество, которое перешло по наследству его жене, 35-летней Параскеве Андреевне, и детям, 18-летнему Александру и 16-летнему Петру, которые обучались в Самарской духовной семинарии, 14-летней Марии, которая обучалась в Казанском училище для девиц духовного звания, Александре – 12-ти лет, Надежде – 9-ти, Павлу – 6-ти, Алексею – 4-х и Анастасии – 2-х.
Что же осталось после священника Петра Карпова?
Деревянный дом, подаренный князем Кочубеем, с кухней и 4-мя комнатами, которые отапливались двумя «голландскими», наполовину изразцовыми печами; амбар, сарай, погребица, конюшня, баня и огород; из скотины - гнедой мерин 20 лет, тёмно-серый жеребчик-двухлеток и две коровы: черноухая и бурая белоспинная; из «транспорта» - дрожки на деревянном ходу, с крыльями, телега, обшитая тонким тёсом, рыдван, выездные чёрные санки и дровни. Из мебели привлекают внимание два ломберных стола для игры в карты – значит, священник был не чужд светским развлечениям.
На место умершего священника был назначен Василий Тимофеевич Иргизов. Он родился в 1834 году в семье священника, после окончания в 1856-м Саратовской духовной семинарии служил в Бузулукском уезде Самарской губернии: сначала в Андреевке, затем в Грачёвке и Куляшевке. «За труды по обучению грамоте детей», в 1865-м, был награждён набедренником, а уже в Натальине, в 1885-м, – скуфьей: «за ревностную службу».
В Натальине Василий Иргизов оказался не случайно. Он был женат на дочери дьячка Натальинской церкви Ивана Андреевича Покровского Екатерине. У них был один ребёнок – дочь Екатерина. Кроме неё, на содержании у Иргизовых был племянник Василия Тимофеевича 17-летний Алим Иванович Орлов.
Псаломщиком храма во имя Марии Египетской в те годы служил сын священника Христорождественского храма с. Балаково Ивана Балаковского Константин (1860 г.р.) Он окончил Самарскую духовную семинарию, год прослужил в с. Козловка Новоузенского уезда, а после этого перебрался поближе к отцу. Константин был женат дважды. Первая жена, скорее всего, умерла, а вторую звали Евгения Васильевна (1863 г. р.) У них были сын Николай, 1884 г. р. и дочь Мария – 1885-го.
В 1884 году в Натальино открылась церковно-приходская школа, в которой обучалось 20 мальчиков. По данным клировых ведомостей, в селе тогда проживало 790 раскольников, из них 359 мужчин и 431 женщина.
В 1900 году священником храма во имя Марии Египетской был назначен Михаил Иванович Херасков, который стал последним Натальинским священником. Он родился в с. Вауче Новгородской губернии Череповецкого уезда 31 октября 1873 года в семье дьякона. По окончании Саратовской духовной семинарии в 1895 году, был определён учителем церковно-приходской школы с. Еланка Николаевского уезда и псаломщиком к Казанско-Богородицкой церкви того же села. Через год был рукоположен в священники. В 1899-м - награждён набедренником «за отлично ревностную службу Церкви Божией», в 1901-м – «Архипастырским благословением с грамотою Преосвященнейшего Владыки Гурия».
Михаил Иванович был женат на Евгении Васильевне, которая родилась 1 января 1877 г. У них были дети: Александра (род. 13 апреля 1897 г.), Нина (10 декабря 1900 г.)
Священник Херасков был человеком образованным: он составил более ста поучений разного рода для своей паствы, за что неоднократно получал благодарности от церковного начальства.
К началу XX в. штат церквей, подобных Натальинской, сократился до двух человек, и в помощниках у Хераскова был лишь псаломщик. Его звали Василий Николаевич Несмелов. Он родился в Балакове в семье дьякона 27 февраля 1869 г. В 1888-м он окончил Сызранское духовное училище и, до назначения в Натальино, служил в разных сёлах Николаевского уезда: в Еланке, Кирсановке и Кормёжке. По состоянию на 1901 год, женат не был.
Доход церковнослужителей от добровольных денежных пожертвований в 1900 году составил более 600 рублей, плюс так называемого хлебного сбора примерно на сотню и 400 рублей жалования от казны.
В церковной библиотеке было более 70 книг и журналы «Братское слово», «Кормчий», «Воскресение», «Руководство для сельских пастырей» и «Миссионерское обозрение».
В Пугачёвском архиве сохранился так называемый «Школьный листок» за 1908-й год с описанием одноклассной церковно-приходской школы с. Натальино. В этом документе записано, что школа была открыта в 1884 г. (в каком помещении неизвестно), а в 1897-м для неё построили отдельное, по всей видимости, каменное здание.
Заведовал школой священник Михаил Иванович Херасков. Он же преподавал Закон Божий. Совершенно бесплатно. А вот содержание ещё одного учителя обходилось уездной казне в 240 рублей в год, да ещё 24 рубля платило местное сельское общество за наём для него квартиры.
В школе обучалось 72 ребёнка, из них 54 мальчика и 21 девочка. Для них в школьной библиотеке было 148 книг для внеклассного чтения. Учащиеся несли и «общественную нагрузку»: читали псалмы и пели в хорах во время богослужения в местном храме.
В 1905 г. в Натальино, на средства Николаевского земства и местного сельского общества, в здании сельского управления была открыта библиотека-читальня. Она выписывала газеты «Колокол», «Русское слово», журналы «Русский паломник», «Нива» и «Вокруг света». Согласно статистическим данным, в 1906-м году за книгами приходило 185 мужчин и 49 женщин, 76 мальчиков (парней) и 19 девочек (девушек), из них 228  крестьян и ни одного представителя «более высшего сословия». Чаще всего брали книги «общелитературного и исторического содержания».
За тем, чтобы на библиотечные полки не попала «крамольная» литература, следил всё тот же священник Михаил Херасков. И если поначалу подбор книг, журналов и газет его устраивал, то спустя несколько лет он был «вынужден» обратиться с жалобой в Самару:
«В первые годы своего существования библиотека пополнялась полезными книгами и журналами по моему личному усмотрению, а теперь второй год библиотека снабжается газетами и журналами по усмотрению Управы. Высланные в нынешнем году журналы (богоотводный журнал на жидовской подкладке «Вестник знания», журнал «Современный мир», преследующий своей целью распространение среди читателей идей социал-демократического характера и противная газета «Копейка») до того возмутили меня, что я счёл своим нравственным долгом донести до сведения г. Губернатора о неблагонамеренных действиях Управы и просить его обязать управу при выписке журналов, книг и газет держаться прежнего порядка».
Однако вряд ли к совету священника Хераскова кто-либо прислушивался. Влияние церкви на общественную жизнь к тому времени уже сильно ослабло. Приближалась Великая Октябрьская социалистическая революция.

Одна из немногих

Троицкая церковь в с. Малое Перекопное – одна из немногих сохранившихся в Балаковском районе до сего времени. На официальном сайте Покровской и Николаевской епархии сообщается, что она была построена из кирпича в 1833 году тщанием прихожан. Вот и всё о первых годах её существования. Однако клировые ведомости за 1837 год позволяют сделать несколько добавлений.
Во-первых, храм строился с 1826 года, т.е. 7 лет. Во-вторых, в церкви хранились метрические книги с 1809 года, а это значит, что первый храм, а, скорее всего, молитвенный дом, появился в селе ещё в начале XIX в.
Кто был первым священником в Малом Перекопном пока неизвестно. Но в 1836 году сюда перевели из Сулака Михаила Николаевича Грекулова (сына священника Покровской слободы – ныне г. Энгельс). Он окончил Саратовскую семинарию. Ему было тогда 28 лет, его жене Наталье Яковлевне – 20. Своих детей у них на то время не было, но зато им пришлось содержать трёх братьев и двух сестёр главы семейства.
А по церкви священнику помогали 38-летний диакон Иван Николаевич Бобров, который служил в селе с 1827 года, и 39-летний дьячок Дмитрий Михайлович Воронцов, который служил в селе с 1829-го. Последний, кстати, был выслан в Малое Перекопное из Сухого Отрога за «неблагопристойные поступки» (что под этими словами подразумевалось, неизвестно) всего на месяц под надзор благочинного, который проживал по соседству, в Перекопной Луке, да так здесь и задержался. А в 1831 году его тоже «ссылали» на месяц, но в Саратов, в Спасскую церковь под присмотр её настоятеля - «за безпачпортное держание работника».
При храме с 1832 года служил 26-летний пономарь-холостяк Мефодий Иванович Лазарев и числились за штатом вдова прежнего пономаря Гликерия Михайловна и её 16-летний сын.
Тогда в селе был 141 дом, в которых проживало 774 душ казённых крестьян мужского пола и 833 - женского. Рядом с селом находился посёлок Привольский, который принадлежал помещику Устинову, но сколько там было крестьян, почему-то не указывается.
И опять обратимся к официальному сайту епархии. Здесь написано:
«При церкви имелось сельское общественное училище, открытое в 1843 году. Помещалось оно в церковной сторожке. Позднее, в 1863 году, было преобразовано в земское училище. В мае 1868 года при храме была открыта воскресная школа. В 1887 году был составлен проект на пристройку и расширение храма. В том же году, 19 июня, проект был утвержден Строительным Отделением Самарского Губернского управления, однако, ввиду недостаточного расширения храма (на 500 человек), проект не был одобрен Епархиальным управлением. Позже был составлен новый проект, согласно которому требовалось уничтожить полностью трапезную часть храма и колокольню, расширив храм и построив новую колокольню. Проект был утвержден 5 августа 1891 года и получил одобрение Епархиальных властей. Но воплощение проекта не получило никакого финансирования, кроме добровольных пожертвований прихожан, поэтому возведение перестроенного храма затянулось до 1897 года. Трёхпрестольная церковь была сделана тёплой и вмещала до 1 500 богомольцев. Главный престол новой церкви — во имя Святой Живоначальной Троицы — был освящён 27 сентября 1897 года; престол в правом приделе — в честь Казанской иконы Божией Матери — освящён 1 ноября 1901 года, в левом — во имя святых бессребреников Космы и Дамиана — 2 ноября 1901 года. В 1898 году при храме открылась церковно-приходская школа, занявшая ту же деревянную сторожку».
А теперь обратимся к клировым ведомостям за 1915 год. Если уж заговорили о школе, то, согласно им, она открыта не в 1898-м, а в 1894-м, и была смешанной: в ней обучалось 33 мальчика и 66 девочек. Основные предметы здесь преподавала крестьянка с. Балаково Александра Прохоровна Аверьянова, которая окончила второклассную женскую школу в Ставрополе (нынешний г. Тольятти). Заведующим школой и законоучителем был местный священник Николай Петрович Поспелов, а пение преподавал псаломщик Николай Фёдорович Соломин.
Николаю Петровичу было 49 лет. Он окончил Самарскую духовную семинарию, по окончании которой служил в разных сёлах Николаевского уезда:Овсянке, Острой Луке, Берёзовой Луке, Плюсковке, Куньей Сарме. В Малое Перекопное был переведён в 1907 году. Помимо стандартных церковных наград имел ещё крест и бронзовую медаль в память 300-летия Дома Романовых (тогда эту награду получали многие: она была выпущена в огромном количестве, как в советское время медаль «100-летие В.И. Ленина»). Он был женат на Александре Ильиничне. Их дети обучались: Владимир - в Варшавском университете, Василий – в Самарской духовной семинарии, Мария – в Баронской (Баронск – нынешний Маркс) женской гимназии). Другие дети – Николай, Виктор и Нина – были ещё малы.
А псаломщику Соломину, о котором мы уже упоминали, был 31 год. Он родился в семье крестьянина с. Быков Отрог. Там же закончил церковно-приходскую школу, а затем второклассную школу в Липовке. Сначала был вольнонаёмным псаломщиком в с. Пензенки Новоузенского уезда, а потом выдержал экзамен на это звание пари Самарском духовном училище и был назначен в Малое Перекопное – в 1912 году. В семействе у него были жена Доминика Григорьевна и две дочери Мария и Галина.
А главным помощником священника был, конечно, диакон. В этой церковной должности в 1915 году служил 32-летний Владимир Михайлович Любарский.
Диакон Троицкой церкви с. Малое Перекопное Владимир Михайлович Любарский через год после окончания Самарской духовной семинарии (5 июля 1903 г.) отправился на русско-японскую войну и находился на передовой с 17 июня 1904 г. по 5 марта 1905 г. (вероятно, служил священником). Был ранен в левую руку в бою на Далинском перевале (сражение за него, с перерывами и на разных направлениях, длилось с июня 1904 г. по февраль 1905 г.), который прикрывал подход к Мукдену. Именно за этот город развернулось самое кровопролитное сражение русско-японской войны. В результате него русская армия потеряла 8 705 чел. убитыми, 51 388 - ранеными и 28 209 пропавшими без вести и пленными, японская - 15 892 чел. Убитыми, 59 612 ранеными и 2 тысячи пленными.
За участие в войне Владимир Любарский был награждён светло-бронзовой медалью на Георгиевской ленте «В память русско-японской войны». Эта медаль была учреждена 21 января 1906 г. по указу императора Николая II. Она имела три основных варианта, изготовленных из разного металла: из серебра, бронзы и тёмной бронзы (медь). Светло-бронзовая - полагалась всем военным и морякам, независимо от звания и должности, в том числе, и добровольцам, которые побывали хотя бы в одном сражении на суше или на море.
После возвращения с войны Владимир Михайлович был назначен на должность псаломщика к Троицкой церкви с. Старой Полтавки Новоузенского уезда (с 20 июля 1907 г.), затем диакона – к Космо-Дамианской церкви с. Сухой Отрог Николаевского уезда (с 29 сентября 1909 г.) В Малом Перекопном Любарский появился в 1910-м. Он был женат на Анисье Михайловне, и у них было три сына и дочь.
Из клировых ведомостей выясняется, что его отец был священником того же села. Вероятно, Владимир перебрался в Малое Перекопное после его смерти, поближе к матери, Олимпиаде Петровне, которая, овдовев, осталась при храме и получала за своего мужа пенсию в 112 рублей в год от казны и столько же из эмеритальной кассы, т.е. кассы взаимопомощи. В 1915 году у неё на руках был младший сын Виталий (8 лет). Средний сын, Борис, был ветеринарным врачом, а дочери вышли замуж: Александра – за священника, Екатерина – за диакона.
В Малом Перекопном тогда проживало 1754 души мужского и 1609 – женского пола. В церковный приход входило и ближайшее село Васильевское. В нём проживало менее двухсот человек.

Два в одном

Ещё один храм, сохранившийся в Балаковском районе, - храм во имя Архангела (Архистратига) Михаила в с. Маянга. По данным Покровской и Николаевской епархии он был построен в 1865 году. Однако это совсем не так.
Дело в том, что до революции Маянга делилась на две части: Казённую, где проживали казённые (государственные) крестьяне, и Удельную, где проживали крестьяне удельные, т.е. живущие на удельных (царских) землях. Вот во второй части и был построен дошедший до нашего времени каменный храм, но не в 1865-м, а в 1907-м. А его предшественницей была деревянная церковь, построенная в 1855 году. Тогда её настоятелем был Степан Андреевич Миролюбов, 1815 года рождения, который окончил Саратовскую духовную семинарию и начинал служить с 1836 г. при Троицкой церкви с. Балаково. В Удельную Маянгу он был переведён в 1842 г., когда здесь существовал только молельный дом.
А в 1907 г. священником служил Иаков (Яков) Таратынов (почему-то отчество в клировых ведомостях не указано). Он родился 29 октября 1877 г. в с. Новоспасское Сызранского уезда Симбирской губернии в семье бывшего дворового. Окончил Симбирскую духовную семинарию и, по окончании её, служить начинал псаломщиком в с. Кормёжке Николаевского уезда в 1899 г. Но уже через год получил сан священника, и в 1900 г. сменил аж 4 села: Екатериновка, Малая Быковка, Рахмановка и Сухой Отрог. В последнем он задержался на три года, пока не его не перевели в Удельную Маянгу. В то время здесь проживало почти полторы тысячи человек. При их поддержке м был построен новый, каменный храм. Его первым церковным старостой был выбран богатый крестьянин Алексей Трофимович Пахомов, который удостоился этой чести «за деятельное участие в изыскании средств на постройку приходского храма».
В 1915 г. священник при храме уже другой – Онисим (Анисим) Алексеевич Пряхин. Сын крестьянина, он родился в с. Широкий Буерак Хвалынского уезда Саратовской губернии 8 февраля 1877 г. В 1902 г. окончил в Саратове противораскольническую миссионерскую школу при Братстве Святого Креста. До неё успел послужить псаломщиком в с. Озинки Николаевского уезда Самарской губернии и в с. Троицком Самарского уезда той же губернии, а после – в той же должности – служил в Кормёжке. В 1905 г. он -  диакон в родном селе. Через три года, уже священником, Онисима Алексеевича сначала посылают в с. Чернавку Петровского уезда Саратовской губернии, потом в с. Сосновку Бугурусуланского уезда Самарской губернии и только после этого – в Удельную Маянгу.
Здесь он – заведующий и законоучитель местной церковно-приходской смешанной школы. В 1915 г. в ней обучается 40 мальчиков и 30 девочек. Кроме церковно-приходской – в селе ещё и земская, открытая в 1912 г.: в ней обучалось 29 мальчиков и 17 девочек. По данным того же года в Удельной Маянге проживало более полутора тысяч православных, более 120 старообрядцев-беглопоповцев и 100 с лишним поморцев.
Деревянная Михаилоархангельская церковь находилась в другой части Маянги – Казённой. Она была построена на средства прихожан в 1846 г. и имела три престола: во имя Архангела Михаила (главный), во имя Святителя Михаила, первого митрополита Киевского (правый) и во имя Святителя и Чудотворца Николая (левый).
Однако, по данным клировых ведомостей 1915 года, в церкви – лишь один, главный престол. Что стало с двумя другими, не указывается. В том году священником в храме служил Иван Васильевич Смоленский, сын дьякона. Он родился 23 марта 1874 года. По окончании Самарской духовной семинарии в 1895 году был назначен настоятелем храма в с. Росляковка Николаевского уезда. После этого служил в Горяиновке и Липовке того же уезда, а в 1911-м перемещён в Казённую Маянгу. «В нагрузку» исправлял должность ревизора балаковской епархиальной свечной лавочки. Он был многодетным отцом. У них с женой Серафимой Андреевной было три сына и шесть дочерей: старшие Наталья и Нина – первая преподавала в местной церковно-приходской школе, вторая закончила высшие женские курсы в Казани.
При церкви числились пожилые дочери-девицы священника Ивана Александровича Унгвицкого, который служил в Казённой Маянге в 70-90-х гг. XIX в.: Любовь (64 года), Апполинария (59 лет) и Екатерина (57 лет). А 43-летний сын Унгвицкого Иван служил псаломщиком в Астраханской епархии.
С 1915 г. церковным старостой был крестьянин Яков Спиридонович Курочкин. Тогда в Казённой Маянге проживало 1076 душ мужского и 1146 женского пола. Все – православные. Плюс пять семей старообрядцев-поморцев.
 
Накануне революции

Накануне 1917 года большинство церквей сёл нынешнего Балаковского района входило в состав 9-го благочиннического округа Николаевского уезда Самарской губернии. Вот их краткий обзор.
С. Малая Быковка. Храм во имя Святителя Николая. Каменный. Построен в 1834 г. тщанием прихожан. В 1852-м «распространён» ещё двумя престолами: во имя Архистратига Михаила (северный) и во имя Успения Божией Матери (южный). Был рассчитан на 600 человек.
Настоятель храма – Николай Иванович Попов, сын местного священника, родившийся 8 апреля 1856 года. Окончил Самарскую духовную семинарию. В семействе у него жена Любовь Степановна, сын Иван 9дьякон в с. Куриловка Новоузенского уезда, дочь Раиса (замужем за священником слободы Покровской Виталием Ивановичем Ливановым), дочь Клавдия (замужем за офицером Алексеем Николаевичем Ивановым).
Церковный староста – крестьянин Алексей Тимофеевич Колесов.
С. Быков Отрог. Храм во имя Казанской Божией Матери. Построен в 1870 г. тщанием прихожан. Деревянный, на каменном фундаменте. Мог вмещать до 700 богомольцев.
Настоятель храма – Алексей Васильевич Смоленский, сын диакона, родившийся 9 февраля 1972 года. Окончил Самарскую духовную семинарию. В 1900-м получил благодарность «Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны за содействие к улучшению детских яслей и за деятельное участие в обеспечении детей». В семействе у него жена Екатерина Николаевна, четверо сыновей и две дочери.
Церковный староста – крестьянин Василий Дмитриевич Панин.
С. Еланка. Храм во имя Казанской Божией Матери. Построен в 1886 г. тщанием прихожан. Деревянный, на каменном фундаменте. Сгорел 3 декабря 1900 г., но снова построен на средства богатого крестьянина из Казённой Маянги Григория Аверкиевича Бурмистрова. Был рассчитан на 700 человек.
Настоятель храма – Вячеслав Иванович Кавторев, сын священника. Окончил Самарскую духовную семинарию. В семействе у него жена Анна Васильевна, три дочери и сын.
Церковный староста – мещанин Иван Фёдорович Ганичкин, участник Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг., но в сражениях участия не принимал.
В церковный приход, помимо Еланки, входили хутора Горин, Карасёв и Тупилкин.
Казаков Хутор. Храм во имя Казанской Божией Матери. Построен в 1886 г. тщанием прихожан. Деревянный. Мог вмещать до 700 прихожан.
Настоятель храма – Павел Александрович Попов, сын священника. В семействе у него жена Елизавета Лукинична и трое сыновей.
Церковный староста – крестьянин Фёдор Федотович Реченский.
С. Кормёжка. Храм во имя Архистратига Божия Михаила. Построен в 1889 г. тщанием прихожан. Деревянный.
Настоятель – Василий Афанасьевич Мурысов, сын священника с. Андреевка. В семействе у него жена Мария Серапионовна, дочь и сын.
Церковный староста – крестьянин д. Журавлихи Семён Иванович Шлеев.
В церковный приход, кроме Кормёжки, входили деревни Журавлиха, Николаевка и Павловка, посёлки Алексеевский и Юльевский.
С. Красный Яр. Храм во имя Рождества Христова. Деревянный на каменном фундаменте. Построен в 1767 г. тщанием прихожан. В 1882-м и 1903-м расширен.
Настоятель храма – Виталий Герасимович Березовский, сын псаломщика, родившийся в 1882 году. Окончил Самарскую духовную семинарию. В семействе у него жена Антонина Ивановна, сын Всеволод и дочери Галина и Марта.
Церковный староста – крестьянин с. Красный Яр Яков Иванович Сазанов.
С. Матвеевка. Храм во имя Казанской Иконы Божией Матери. Построен в 1898 г. тщанием прихожан. Деревянный, на каменном фундаменте.
Настоятель храма – Александр Васильевич Юнгеров, сын священника, родившийся в 1883 году. Окончил Саратовскую духовную семинарию. В 1909-м получил серебряную медаль на двойной Владимирской и Александровской ленте в честь 25-летия церковных школ. В семействе у него жена Анна Дмитриевна, дочь священника (в девичестве Колпикова). Детей у Александра Васильевича не было (во всяком случае, в ведомостях они не указаны). Брат его жены Николай служил в тот год священником при Троицком соборе в Балакове, а сестра Александра была замужем за протоиереем Иоанно-Предтеченского собора в Вольске Афанасьевым.
Церковный староста – крестьянин Фёдор Евдокимович Елшин.
В приход с. Матвеевка входила деревня Дмитриевка.
С. Наумовское. Храм во имя Казанской Иконы Божией Матери. Построен в 1840 г. тщанием помещицы Милашевой. Каменный. Мог вмещать до 500 человек. Помимо главного престола, в нём было ещё два: во имя Святителя Николая (правый) и во имя Святых Праведных Иоакима и Анны, родителей Пресвятой Богородицы Марии.
Настоятель храма – Василий Копосов, сын священника. Родился 23 февраля 1872 года. Окончил Костромскую духовную семинарию. За участие в деле организации яслей в с. Наумовском в 1900 и 1901-м гг. получил благодарность от комитета попечительства о домах трудолюбия и работных домах, которая была подписана императрицей Александрой Фёдоровной. В семействе у него жена Ольга Степановна, три дочери и два сына. Старшая дочь Мария, по окончании Самарского епархиального училища, служила учительницей в земской школе с. Наумовское.
Церковный староста – крестьянин с. Наумовского Степан Иванович Филиппов.
С. Николевка. Храм во имя во имя Архистратига Божия Михаила. Построен в 1897 г. тщанием прихожан. Деревянный, на каменном фундаментие. Любопытно название главного престола, вписанное в ведомости: «во имя Святого Архистратига Божия Михаила и прочих бесплотных сил».
Настоятель храма – Василий Фёдорович Жуков, сын священника. Родился 30 января 1873 года. В семействе у него жена Пелагея Афанасьевна, трое сыновей и дочь.
Церковный староста – крестьянин Поликарп Максимович Косолапкин.
В приход с. Николевка входила деревня Голубовка.
С. Пылковка. Храм во имя во имя Архистратига Божия Михаила. Построен в 1889 г. тщанием прихожан. Деревянный, на каменном фундаменте.
Настоятель – Вениамин Иванович Соловьёв, сын диакона. Родился в 1867 году. В семействе у него жена Александра Васильевна, пять сыновей и дочь. Старший сын, Вениамин, служил псаломщиком в Балакове, средний, Аполлон, служил в армии.
Церковный староста – крестьянин Климент Михайлович Гарин. В 1899 году был награждён золотой медалью (за что, не указывается).
В приход с. Пылковка входила деревня Новая Александровка.
С. Сухой Отрог. Церковь во имя Святых Бессеребренников и Чудотворцев Космы и Дамиана. Построена тщанием прихожан.  Освящена 3 мая 1830 года протоиереем с. Малого Перекопного Тимофеем Ивановичем (Ивановым). В 1887-м – «расставлена» (расширена). Деревянная. «Ограда с фундаментом из дикого камня, столбы и ворота у ней из кирпича, а самая решётка деревянная».
Настоятель – Михаил Ионович Смирнов, сын псалмщика. Родился в 1873 году. В семействе у него жена Александра Сергеевна, трое сыновей и дочь.
Церковный староста – крестьянин Михаил Васильевич Андриянов. Обучался грамоте в армии, где начал служить с 1873 года. В 1875-м награждён чином ефрейтора, в 1876-м – бронзовой медалью и орденом Святого Георгия 4 степени (за что, не указывается: до начала русско-турецкой войны оставался ещё год, но в 1876-м союзники России Черногория и Сербия объявили войну Турции, и, возможно, русской армией велись какие-то неофициальные военные действия). Принимал участие в русско-турецкой войне 1877-1878 гг.
В приход с. Сухой Отрог входили посёлки Красноярский, Александровский, Горталовский и Скобельский.

В качестве альтернативы

А для старообрядцев Заволжья немалое значение имели единоверческие храмы, которые примирили часть раскольников с господствующей церковью. Такие храмы существовали в Большом и Малом Красном Яре (оба села затоплено водами Саратовского водохранилища) и Большом Кушуме (о единоверии см. в предыдущих номерах). О них – ниже, и тоже по клировым ведомостям 1915 г.
С. Малый Красный Яр. Храм во имя Казанской иконы Божией Матери. Деревянный на каменном фундаменте. Построен в 1911 г. тщанием Тихона, епископа Уральского, о котором упоминается в главе, посвящённой единоверческой Никольской церкви в Балакове.
Настоятель храма – Иван Семёнович Алексеев, родившийся 25 августа 1893 г. Окончил двухклассную церковно-приходскую миссионерскую школу с учительским классом при Спасо-Преображенском монастыре. В семействе у него жена Валентина Гавриловна и сын Геннадий.
Церковный староста – крестьянин Тарасий Автономович Шахов.
С. Большой Красный Яр. Храм во Архистратига Михаила. Построен в 1905 г. «тщанием и на средства священника с. Злобинки Николаевского уезда Василия Ивановича Пересыпнинского и других жертвователей». Деревянный, на каменном фундаменте.
Настоятель храма – Никифор Федосеевич Пёрышков, сын крестьяна, родившийся в 1869 году. Образование получил домашнее. Свой «трудовой путь» начинал с дьякона в 1909 году. В семействе у него жена Прасковья Ермолаевна. Детей у них то ли не было, то ли они разъехались к тому времени кто куда.
С. Большой Кушум. Храм во имя Архистратига Михаила. Построен в 1913 г. тщанием настоятеля Воскресенского единоверческого мужского монастыря отца архимандрита Марсалия. Каменный.
Настоятель храма – Михаил Вуколович Лазарев, сын крестьянина. Родился 11 июля 1881 года. Окончил двухклассную церковно-приходскую миссионерскую школу с учительским классом при Спасо-Преображенском монастыре. В семействе у него жена Олимпиада Петровна, две дочери и сын.
Церковный староста – крестьянин Нефёд Петрович Астафьев.
С. Малый Кушум (по данным 1909 г.) Храм во имя Казанской иконы Божией Матери (Казанско-Богородицкая). Построен в 1897 г. «на средства прихожан и доброхотных дателей». Деревянный. Большой: мог вмещать до 1200 богомольцев.
Настоятель храма – Фёдор Данилович Петряшкин, сын крестьянина. Родился 15 сентября 1870 года в с. Богородское Николаевского уезда, где окончил земскую школу. Состоял учителем пения в двухклассной школе Спасо-Преображенского монастыря. Служить в церкви начал с псаломщика в 1898 г. В семействе у него жена Варвара Исидоровна, две дочери и сын (обучался в частной прогимназии).
С. Алексеевка (по данным 1909 г.) – находилось недалеко от с. Красный Яр. Храм во имя Архистратига Михаила. Построен в 1891 г. на местных жителей. Деревянный, мог вмещать до 500 человек.
Настоятель храма – Евстафий Тихонович Купцов, сын крестьянина. Родился в 1859 году в с. Мордовские Ключи Вольского уезда. Окончил Саратовскую Кирилло-Мефодиевскую противораскольническую школу. В семействе у него жена Васса Макаровна, две дочери и три сына.
В приход церкви, помимо Алексеевки, входили хутора Плеханы и Бителяк.
Но, пожалуй, одна из самых ранних единоверческих церквей находилась в слободе Криволучье (потом село). Она была построена на месте раскольнической часовни в 1842 году, на деньги прихожан, с одним престолом – в честь пророка Илии. Церковь была деревянной на каменном фундаменте, внутри оштукатуренная, снаружи покрашенная белилами.
Кто был первым настоятелем храма, выяснить пока не удалось. А вот в 1867 году в нём служил священником сын самарского мещанина Фёдор Семёнович Таганцев. Он родился в 1818 году и получил домашнее образование. 26 апреля 1858 года он был рукоположен в диаконы к Самарской единоверческой церкви, а уже через несколько месяцев, с 4 октября, стал служить священником в Криволучье. Будучи очень исполнительным (отец Фёдор неоднократно получал благодарности от начальства), он всё-таки однажды проштрафился: «за повенчание малолетнего брака» ему на 10 месяцев были запрещены «священнослужения и благословения рукой и ношения рясы». Но в 1866 году он получил от Св. Синода грамот «за обращение к Св. церкви заблудших ея чад». В 1867 году он был женат на Домне Савельевне, и у него было двое детей: 29-летний Степан, самарский мещанин, и 10-летняя Матрёна.
В 1893 году вместо деревянного храма прихожане построили каменный, в основном на свои деньги плюс 3 тысячи от Священного Синода. Он мог вмещать до 900 человек.
В 1901 году настоятелем храма был уроженец с. Широкий Буерак Вольского уезда  Сергей Алексеевич Пряхин, который родился 20 октября 1865 г. в семье крестьянина. Обучался в Саратовской миссионерской противораскольнической Кирилло-Мефодиевской школе. Начинал служить в 1895 году псаломщиком единоверческой Михаило-Архангельской церкви с. Чернавки Петровского уезда Саратовской губернии. В Криволучье – с 1895 года. В семействе у него были жена Параскева Архиповна, сыновья Александр, который обучался в Николаевском духовном училище, и Иван (Иоанн), учащийся Криволучской церковно-приходской школы, дочери Александра, Мария, Павла и Клавдия.
В 1909 году священником в Криволучье служил Иван Фёдорович Бочуров, сын николаевского солдата, уроженец Вольского уезда (15 февраля 1869 г.) Он окончил Саратовскую противораскольническую миссионерскую школу при Братстве Святого Креста. Начинал служить в Бугурусланской единоверческой церкви в 1901 году. В Криволучье – с 1907 года. Был женат на Гликерии Зиновьевне и имел сына Сергей, который обучался в Преображенского второклассной школе и дочерей Веру и Анну, учениц епархиального училища, Марию и Евдокию.
При церкви существовало две церковно-приходских школы, мужская и женская. Они помещались в одном здании. Мужская школа существовала с 1894 года и сначала была смешанной, пока, в ноябре 1900 года, не открылась женская. В 1900 году для мужской и женской школы воздвигнуто великолепное каменное здание с двумя отделениями стоимостью в 9 842 руб. 29 коп. На его постройку сельчане израсходовали 3 624 руб. 15 коп., а остальные были пожертвованы игуменом Воскресенского единоверческого монастыря отцом Марсалием.
Школы отапливались за счёт монастыря, освещались и охранялись («окарауливались») на общественные средства. При школе существовали квартиры для учителя и учительницы. В 1901 году мальчиков училось 40, а девочек - 28, из них раскольников 12 и раскольниц 8. Учебники и учебные пособия школы получали из Николаевского отделения Самарского Епархиального училищного совета. Библиотеки при школе не было. Заведующим школы, как и полагалось, был местный священник, который получал вознаграждение от Воскресенского монастыря в 100 руб. и от Криволучского общества 50 руб. В 1901 году учителем в мужской школе сначала работал псаломщик Василий Поляков, который получал вознаграждение от монастыря в 70 руб. в год, а затем ученик Спасо-Преображенской двухклассной школы Андрей Николаевич Шашорин, который имел соответствующее свидетельство и тоже получал вознаграждение от монастыря.

Вихри враждебные

Великая Октябрьская социалистическая революция дала старт широкомасштабной борьбе с церковью. Лозунг «религия – опиум для народа» стал одним из основополагающих в социальной политике нового государства. На вопрос, почему народ так быстро отвернулся от церкви и с какой-то садистской жестокостью стал громить храмы, очень простой ответ дал один из самых известных балаковских большевиков, герой гражданской войны Василий Иванович Чапаев (эти слова записаны в дневниках чапаевского комиссара Дмитрия Фурманова):
- Поп, известное дело, обманывает народ. Поп потому нам и опротивел, что говорит – «ты не ешь скоромного», а сам жрёт, «ты, говорит, не тронь чужого», а сам ворует, - вот почему он нам опостылел.
Причём несмотря на такое отношение к церковнослужителям, Чапай наложил жёсткий запрет на разграбление церквей:
- Я академиев не проходил и их не закончил, а вот всё-таки сформировал 14 полков и во всех них был командиром. И там везде был у меня порядок, там грабежу не было и того, чтобы из церкви утаскивали сосуды золотые и рясу поповскую. …веру чужую не трожь, она тебе не мешает.
И в самые первые годы революции к церкви действительно отношение у власти было более-менее лояльное. Мощное давление на неё началось в середине 20-х гг. XX в. Оно завершилось массовым уничтожением храмов в 30-х под лозунгом «Переделаем дома мракобесия под дома культуры». И если бы он выполнялся, а не был прикрытием, то удалось бы сохранить немало настоящих произведений церковного искусства. На самом деле их просто стирали с лица земли. Особенно этим грешили в российской глубинке. Так, в Балакове сохранился всего один храм из пяти.
В архивном отделе администрации Балаковского района сохранилось несколько документов о взаимоотношениях советской власти и церковью. Один из них - опись церковного имущества Троицкого собора, который находился напротив завода бр. Маминых. Эта опись составлена в 1919 году, ведь тогда всё помещичье, буржуйское и церковное было объявлено народным достоянием, и часть этого достояния была изъята в помощь голодающим в 1921 году. Описывали его так дотошно, что теперь этот документ не менее ценен, чем клировые ведомости.
«Собор каменный кирпичный, трёхпрестольный, крыт железом; имеет пять больших глав и 12 малых; с колокольнею; крестов на главах медных золочёных 18; имеет четыре железные двери, пол терракотовый, подвальное помещение, в коем две железные печи и склад для дров. Крыша окрашена графитом на масле, стены внутри отштукатурены и расписаны. Лестницы в колокольне деревянные…
Часовня в ограде каменная, с одной главой, крыта железом, окрашенная ледянкою на масле; крест на главе из белой кости; имеет железную дверь. Построена в 1908 году.
Ограда каменно-железная: основание и столбы каменные, ворота и пролёты железные; все верхи крыты железом и крашены медянкой; ворот в ограде двое и, кроме того, при воротах и отдельно шесть калиток».
А далее идёт длинный список церковного имущества.
В соборе было три иконостаса: главный - с 13-ю иконами в медных посребрённых ризах-окладах и 25-ю без окладов, право- и левопредельный – в обоих по 20 икон без окладов. Все три были украшены «золочёнными на полимент (грунтовка специального состава – Ю.К.) колоннами и резьбой»
Кроме них были иконы на подставках, отдельные иконы в сребро-позолоченных окладах, иконы Пресвятой Богородицы в колокольне над дверью, иконы на стенах, аналоях и столах (8 - в серебряных окладах, малого размера, 15 – в медных окладах, 42 – без окладов) плюс 30 икон в часовне и на воротах.
Самым дорогим «предметом» было двухкомплектное облачение (две ризы, стихарь, две епитрахили, два набедренника, два пояса, орарь и три пары поручей) из парчи серебряной, золочённой. Этот комплект церковной одежды оценили в одну тысячу двести рублей. Как эта сумма соотносится с сегодняшним временем, сказать сложно, т.к. неизвестно, по каким параметрам она рассчитывалась, но, по некоторым данным, якобы для сравнения её надо умножать на 10.
Далее идёт паникадило бронзовое, золочённое, трехъярусное, на железной цепи стоимостью в одну тысячу.
Следом - гробница с плащаницей, крытая золочёной серебряной мишурой. Её оценили в 600 рублей.
Потом - икона Пресвятыя Богородицы «Взыскание погибших» на подставке, в сребро-позолоченном окладе, украшенном искусственными камнями, в медной посеребренной раме – 400 рублей.
Во столько же поначалу был оценён серебряный, золочённый, с эмалью, чеканной работы, ковчег в главном алтаре. Но спустя несколько лет кто-то приписал рядом карандашом другую цифру – 600.
Суммой от 400 до 600 рублей оценено несколько комплектов одежды священноцерковнослужителей. Выполненные в той же технике, что и самый дорогой комплект, они отличались друг от друга рисунками («затканные» цветами или крестами) и цветом (красного, болотного, фиолетового, голубого, вишнёвого, белого, жёлтого).
Ниже по ценности, чем перечисленные выше предметы (от 1 тыс. 200 руб. до 400 руб.) – прибор, состоящий из потира, дискоса, звездицы, двух тарелок и лжицы, сребро-позолоченный, чеканный, весом в 6 фунтов. Его оценили в 360 рублей.
Чуть дешевле, за две сотни, оценили икону Пресвятыя Богородицы «Казанская», украшенную сребро-позолоченным окладом.
150 рублей поставили напротив весьма редкой иконы - Святых Гурия, Самона, Авива и Бонифатия.
И далее – длинный список икон, церковной одежды, мебели и предметов. Из него особо выделяется так называемый «звон» - колокола: главный – весом весом 499 пудов 23 фунта, полиелейный (использовался в поилиелейные церковные праздники, т.е. праздники в честь особо чтимых святых, чудотворных икон Божией Матери и некоторых особых дней церковного календаря) – 148 п. 23 ф., будний – 56 п. 43 ф. и 7 колоколов поменьше: 18 п. 20; ф., 12 п. 26 ф., 6 п. 3 ф., 2 по 40 ф., 30 и 15 ф. Среди финансовых бумаг – несколько кредитных билетов почти на 10 тыс. руб. и денег немногим более 5 тыс.
Среди подписавшихся под описью – отец будущего главного конструктора первых советских атомных подводных лодок Владимира Перегудова Николай Перегудов. «От государства» её подписал Иван Тупилкин.
В том же архивном деле – списки учредителей и членов общества верующих при Троицком соборе, датируемый 22 ноября 1930 г. Председателем общества был Гавриил Иванович Шустов, соборным старостой – Оисп Прокофьевич Модин, секретарём Яков Тимофеевич Мишаткин. Большинство из более, чем полутора сотен членов были неграмотные женщины.
Настоятелем собора тогда был священник Гавриил Ильич Борщёв. Он родился 17 марта 1870 г. в с. Сокур Саратовского уезда Саратовской губернии (ныне Татищевский район). С 1903 по 1929 г. служил «священником Саратовской губернии». Уволился за штат по болезни из прихода с. Шилова-Голицына Балашовского уезда 29 июля 1929 г. Выздоровев, со 2 апреля по 1 декабря 1930 г. он снова служит в одном из балашовских сёл, а потом снова остаётся заштатным, т.е. безработным. Тем временем верующие балаковцы, лишившиеся священника в Троицком соборе (по какой причине, неизвестно), обратились к митрополиту Саратовскому Серафиму с просьбой прислать замену. Так и появился в Балакове священник Борщёв. Жил он в сторожке Троицкого собора.
В 1932 году церковный совет отказался от использования здания Троицкой церкви (по всей видимости, и содержать его было не на что, и противостоять антирелигиозному давлению уже не было сил). Соответствующая просьба была рассмотрена на заседании президиума Балаковского горсовета 23 октября 1932 г. и, естественно, удовлетворена. В течение трёх дней храм и всё его имущество было принято в собственность города.
А через два года оргкомитетом Всероссийского центрального исполнительного комитета Саратовского края было удовлетворено ходатайство Балаковского райисполкома о закрытии Троицкого собора и передаче его для использования под клуб. В связи с тем, что:
- собор «за отказом от последнего коллектива верующих бездействует с июля 1933 г.;
- «о закрытии указанного собора ходатайствует преобладающее большинство населения гор. Балакова, выраженное в решениях общих собраний рабочих, колхозников и неорганизованных групп граждан гор. Балакова в количестве 5901 человек, или 80,2% от общего количества избирателей города в 7357 человек»;
- «религиозные запросы верующих собора удовлетворяются в кладбищенской церкви».
Однако от идеи перестроить собор под клуб отказались. Ещё через два года, 20 сентября 1936 г., на заседании президиума Балаковского горсовета было принято решение «здание Троицкой церкви сломать, и кирпич реализовать по установленным ценам: для постройки дома ИТР (инженерно-технических работников – Ю.К.) затона 400 тыс. и остальное – заводу им. Дзержинского, поручив Горфо (городскому финансовому отделу – Ю.К.) заключить с указанными организациями договора на продажу им кирпича; к разбору здания церкви приступить с 21 сентября». Причём на выписке из соответствующего решения было написано чернилами: «не печатать». По всей видимости, местная власть не хотела излишней огласки.
Что касается последнего священника собора Гавриила Ильича Борщёва (в документах его фамилия иногда писалась через «о» или через «е»), то, после закрытия Троицкого храма в Балакове, он переехал в Вольск, где тоже служил при одной из оставшихся церквей. Там он был арестован 17 марта 1933 г. и тройкой при полномочном представительстве ОГПУ по Нижне-Волжскому краю 7 июля того же года был приговорён к трём годам лишения свободы условно за антисоветскую агитацию. По обвинению в том же самом Гавриила Ильича арестовали ещё раз, 13 июня 1935 г. Но вскоре из-под стражи был освобождён, т.к. дело было закрыто «за недоказанностью». Священник был реабилитирован 25 сентября 1989 г. Саратовской областной прокуратурой.
В 1919 году при Иоанно-Богословской церкви служили протоиерей Иоаникий Владыкин, священник Дмитрий Орлов, дьяконы Алексей Лебедев (отец Народного артиста СССР, Почётного гражданина г. Балаково Евгения Лебедева) и Николай Несмелов.
Председателем приходского совета был Игнатий Давыдович Прахов, который некогда был помощником первого старосты г. Балаково Ивана Васильевича Мамина. В состав самого совета входили (далее, как в документе) Фёдор Махунцов, А. Подъячков, Ефим Махунцов, Александр Родионов, М. Шаронов, Н. Юленков, Иван Громов, Иван Григорьевич Кузнецов, Константин Макарихин, Иван Максимов Проживалов, И. Макковеев, Николай Виноградов, Н. Зайцев, Н. Кудряшов, М. Родионов. Ф. Челышкин. Г. Баннов.
Полномочными представителями Совета рабочих и крестьянских депутатов Иван Иванович Путилин и Дмитрий Андреевич Орлов, член горсовета Красовский.
Как и в деле по Троицкому собору, в материалах по Иоанно-Богословской церкви сохранилась опись церковного имущества. Она была составлена в 1926 году.
В этом документе есть некоторые детали описания храма, в клировых ведомостях не отмеченные. Так, сообщается, что в главном алтаре было две железных печи, а трапезная и главная часть храма отапливалась так называемой аммосовской печью, устроенной в подвальном этаже храма.
Эта печь была так названа в честь своего изобретателя, военного инженера Николая Амосова. Благодаря её особой конструкции, нагретый воздух по специальным каналам мог обогревать большие площади. Одно подобное устройство заменяло около тридцати использовавшихся в XIX веке «змеевиков» - предтечей радиаторов отопления. Печь впервые была опробована в 1835 году в Санкт-Петербурге в Императорской Академии художеств. Затем аммосовская печь была поставлена в Зимнем дворце. Её эффективность произвела такое впечатление на императорскую семью, что Николай I пожаловал генералу Аммосову золотую медаль и две тысячи десятин земли.
Далее – подробное описание внутреннего убранства храма. Здесь мы опишем только несколько деталей.
Главный алтарь во имя Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова был сделан из дуба с липовой верхней доской и в металлической «одежде».
С правой стороны престола на тумбе был установлен крест, а с левой – икона Божьей Матери.
Перед жертвенником на стене в правом приделе, во имя Сретения Господня, находилась икона Спасителя с хлебом жизни в руке, в левом, во имя Пресвятой Богородицы, - икона Спасителя с чашей.
Тело главного иконостаса было сделано из сосны, а резьба и колонны – из липы, и всё – позолочено особым способом. Над царскими вратами размещалась икона «Тайная Вечеря», а на них самих вверху – Благовещение Пресвятой Богородицы, внизу – икона четырёх евангелистов.
В молельном зале около правой колонны с правой стороны находились иконы Архангела Михаила и Тихвинской Божией Матери. На груди последней была устроена звезда, где хранился камень Гроба Господня.
А далее попредметный список церковной одежды, утвари и посуды – без указания стоимости.
Церковный звон состоял из восьми колоколов. Самый большой весил 494 пуда 28 фунтов, далее, по уменьшению веса, - 12- п., 55 п. 7 ф., 19 п. 11 ф., 4 п., 3 п. 37 ф., 1 п. 37 ф. и 1 пуд.
Далее следует список предметов, изъятых в специальную кладовую балаковского уездного финотдела как фонд ЦК Помголод (вероятно, изъятие произошло в 1922 или 1923 гг.) В списке – вещи из серебра иили серебряно-позолоченные: 7 риз, 2 крышки с Евангелии, 2 креста, 2 потира, 2 ковчега и кадило.
Следом – ещё один список: предметов, изъятых по распоряжению заведующего по отделению церкви от государства Ивана Тупилина. В нём в основном вещи, пожертвованные храму прихожанами, среди которых немало известных и уважаемых в Балакове людей: Залогины, Вьюшковы, Смирновы, Кудряшовы, Праховы и Кобзари. Последние подарили икону Св. Василия Великого в серебряно-позолоченной ризе – вероятно, в память о Василии Григорьевиче Кобзаре.
Сразу после революции (ещё Февральской) русская церковь раскололась: в пику традиционной возникла обновленческая. Она декларировала идею «обновления Церкви» (демократизацию управления и модернизацию богослужения), выступала против руководства Церковью Патриархом Тихоном, заявляя о полной поддержке нового режима и проводимых им преобразований. В 1922-1926 гг. это движение было единственной официально признаваемой государственными властями Советской России православной церковной организацией.
В 1929 году в голос заявили о себе и балаковские обновленцы. Они попросили местный исполком отдать Иоанно-Богословскую церковь им:
«В административный отдел
Балаковского РИК
Вольского округа
нижеподписавшихся уполномоченных
протоиерея Александра Корчагина
и гражданина Суворова Петра Егоровича
заявление.
Желая положить начало Синодальному Обновленческому православно-христианскому течению в г. Балакове, доселе не представленному ни одним храмом в городе, среди крайне реакционного староцерковного Тихоновского направления местной религиозной жизни, - мы, нижеподписавшиеся уполномоченные Вольским Епархиальным управлением протоиерей Александр Фёдорович Корчагин для организации обновленческой группы при Иоанно-Богословской Кладбищенской Церкви и служения в ней, и председатель существующего тихоновского староцерковного коллектива при той же церкви Суворов П.Е., примкнувший к обновленческому течению и желающий перевести храм к этой ориентации, - констатируем факт сочувствия Синодальному течению нижепоименованной группы граждан г. Балакова и желания их, чтобы кладбищенский храм, согласно декрету Советской Власти о равном распределении существующих в городе храмов между новым и старым церковным течением, был предоставлен обновленческой церковной организации, управляемой Священным Синодом, избранным Поместным Собором Российской церкви и утверждённым Вселенскими Восточными Патриархами, в лице Вольского Епархиального управления с Арсением архиепископом во главе.
Совершившийся факт: арест и предполагаемая ссылка обоих священников кладбищенской церкви, дают достаточное основание власти для недоверия староцерковному коллективу данного храма, покрывавшему противозаконные реакционные действия этих людей, и арестом двух членов совета, притом служителей культа, давшему повод для закрытия храма и ликвидации совета и самого церковного коллектива, и для передачи храма новому обновленческому прогрессивному направлению. Мы оба подтверждаем, что в г. Балакове среди граждан, уже сознательно примкнувших к новому гражданскому и социальному порядку, существует стремление и к обновленческому церковному течению, цель которого уяснена ими, как подведение с религиозной стороны религиозной массы к этому строго и примирение с ним.
Но обновленческое течение местным духовенством и фанатиками тихоновщины окружено такой массой клевет и кривотолков, что вполне понятна радость и нерешительность существующего в городе сочувствия граждан к обновлению выразить это открыто и смелой записью в новый коллектив, хотя эти сочувствующие не отказываются, «если дело привьётся», поддержать его вначале посещением храма, материальной поддержкой, а потом открытой записью.
На основании всего сказанного мы, представляя список сочувствующих, берём на себя смелость и ручательство заявить об этом административному отделу и почтительнейше просить зарегистрировать данных граждан, как коллектив обновленческий при Иоанно-Богословском храме кладбищенском, а нас обоих, как представителей коллектива, а одного из данного совета гражданина Рогачёва Петра Семёновича, давшего на это согласие, в качестве церковного старосты, передать нам по договору храм с имуществом.
15 декабря 1929 г.»
Однако исполком храм обновленцам не передал, сославшись на то, что «передача Иоанно-Богословской церкви обновленцам может быть только в том случае, если Тихоновская группа отказалась от пользования таковой добровольно или не выполняет условия договора». А так называемая «Тихоновская группа», по всей видимости, условия до поры до времени выполняла. Единственная проблема – священники менялись очень часто.
В 1929 году, как видно из вышеназванного письма, под каток истории попали сразу оба священника (кто именно, не указывается). Именно в то время, скрываясь от преследования, уехал из Балакова диакон Алексей Лебедев с семьёй, в которой, как известно, рос будущий народный артист СССР Евгений Лебедев.
Далее в деле публикуются краткие биографии всех священников, которые служили в храме до его закрытия и уничтожения.
В 1929 году это был протоиерей Александр Васильевич Юнгеров, внук знаменитого отца Александра, который в начале XXI в. был причислен к лику святых и назван Чагринским (по месту последнего служения – в Чагринском женском монастыре). Александр Васильевич родился 14 июня 1881 г., понятно, в Балакове. С 1917 г. по 30 августа 1929-го служил священником при храме с. Матвеевки. Затем вышел за штат и вернулся в родное Балаково, не получая за службу никакого вознаграждения.
Архив сохранил краткие биографии и других (последних) священников Иоанно-Богословской церкви.
Фёдор Дмитриевич Александровский. Родился 8 февраля 1861 г. в с. Судечево Корсунского уезда Симбирской (интересно, что в документе написано Ульяновской: Симбирск уже переименован в Ульяновск, но документовед по старинке пишет «губерния» вместо нового «область»). В 1876 г. Александровский закончил Алатырское духовное училище. В 1877-1884 гг. - учитель земской школы в Корсунском уезде, в 1885-1905 - дьякон в с. Куроедове Сызранского уезда. Затем служил диаконом в Балакове при Христорождественской церкви, священником - в с. Большой Дубовке Алатырского уезда, а с 25 июля 1930 г. - в с. Быков Отрог. По всей видимости одновременно он исполнял обязанности настоятеля Иоанно-Богословской церкви.
В марте 1931 г. его сменил Алексей Савельевич Карташов. Он родился 17 марта 1909 г. в с. Колычево Турковской волости Балашовского уезда Саратовской губернии. Закончил школу 2-й ступени уже в советское время. В 1926-1927 гг. -  священник в с. Краснояре Балашовского, уже округа. В 1928-1929 гг. - псаломщик в с. Голицине того же округа. В 1930 г.  несколько месяцев служил в с. Малая Сердоба Астраханского округа, потом болел и после выздоровления был назначен в Балаково, но прослужил здесь недолго, уступив место Ивану Васильевичу Дьяконову.
Он родился 12 июня 1891 г.: где, неизвестно. В 1914-1918 гг. – дьякон с. Урусова Сердобского района, в 1918-1923 гг. – священник с. Тамалы-Войново того же района, в 1930-1931 гг. – с. Вязовки того же района. Затем несколько месяцев Дьяконов служил в Балакове.
С 8 сентября 1932 г. в Иоанно-Богословской церкви священником начал служить Константин Петрович Соколов. Он родился в 1877 г.: где, неизвестно. С 1914 г. он – священник с. Куракино Сердобского района, с мая 1922 г. – Казанской церкви г. Сердобска, с 5 августа по 5 сентября 1931 г. – Петропавловской церкви Покровска, потом Ново-Троицкой в Вольске.
В 1935 г. на место священника Иоанно-Богословской церкви был прислан Никита Андреевич Малеин. Он родился в 1881 г. В 1914-1917 гг. – священник с. Юльева Маза Черкасского района, в 1917-1918 гг. – законоучитель Вольских городских народных училищ, в 1918-1919 гг. – учитель 4-й Советской Трудовой школы г. Вольск, в 1919-1933 гг. – священник в с. Кряжим Черкасского района, в 1933-1934 гг. – с. Толстовка Базарно-Карабулакского района, с 1935 – Малая Сердоба того же района.
Последним священником храма стал Павел Петрович Крюков. Он родился в январе 1864 г. Первое место его церковной службы - Свято-Троицкий монастырь в г. Царицыне. В 1922 г. он был переведён в Средне-Никольский монастырь у г. Пугачёв, в 1929-м - в с. Порубежка и только потом в Балаково.
14 июня 1936 г. состоялось заседание президиума Балаковского горсовета. На нём был рассмотрен протокол комиссии по вопросам культов при президиуме горисполкома от 7 мая 1936 г., утверждённый краевым (тогда Саратовская область называлась краем) исполкомом 25 мая: «о расторжении договора с обществом верующих Иоанно-Богословской церкви, закрытия здания церкви и передачи её для использования под культурные цели». Вот выписка из решения:
«Принимая во внимание, что общество верующих распалось, церковного совета фактически не существует и что о закрытии и передаче церкви горсовету было объявлено в печати районной газеты 1 июня 1936 г. имущество и здание церкви использовать под культурные цели, а колокольню (верх) разобрать и кирпич использовать на строительство дома инженерно-технических работников Балаковского судоремонтного завода».
Об этом сообщили верующим на общем собрании, которое состоялось 25 июня 1936 г. в рабочем клубе. На нём присутствовало 600 человек. Вели его председатель церковного совета Тимофей Матвеевич Соловьёв, его заместитель Фёкла Дмитриевна Торнакова и секретарь Анастасия Ивановна Ганина. Представителем от городского совета был Николай Грязнов. Он и предложил верующим взять молитвенный дом (чей, непонятно), а церковь отдать в пользу города. По его словам, церковный совет отказался содержать храм из-за отсутствия средств на его капитальный ремонт.
В результате Иоанно-Богословскую церковь разобрали полностью, а следом стёрли с лица земли и кладбище, которое было рядом.
Троицкий и Иоанно-Богословский храмы закрылись позднее остальных трёх церквей: Христорождественской, Белокриницкой (Троицкой, Шехтелевской) и единоверческой (Никольской). В Балаковском архиве сохранилась выписка из протокола заседания президиума горсовета от 6 февраля 1931 г. На нём как раз и рассматривали вопрос о дальнейшей судьбе их церковных общин.
Председательствовал на заседании А. Синицын, вёл протокол И. Хлюснев, а «о результатах проверки выполнения договоров религиозными общинами Белокриницкой, Единоверческой и Христорождественской церквей» докладывал Щербаков. Текст доклада не сохранился, а резолюцию приведу здесь почти полностью. Какие к церковным общинам предъявлялись претензии?
Они, во-первых, небрежно и бесхозяйственно относились к церковным зданиям и имуществу; во-вторых, не выполняли государственные и местные повинности (так в тексте) по уплате налогов. Кроме того, «коллективы верующих» Белокриницкой и Единоверческой церквей «фактически распались» (осталось только 30-35 человек), а значит, «не могут выполнять требований (! – Ю.К.) по содержанию церквей». Причём прихожане первой к тому времени уже пожали соответствующее заявление, в котором просили подыскать им «другое небольшое помещение».
«Что по Христорождественской церкви, коллектив хотя и насчитывает пока ещё превышающее количество верующих, чем две указанные выше церкви, но с каждым годом число их уменьшается. Причём церковь эта находится в районе расположения по преимуществу рабочих водного транспорта, которые, а равно и их жёны, дав явку на выборные собрания горсовета более 90%, при проработке наказа новому состава совета определённо высказались за закрытие и этой церкви, поддерживаемой, по существу, только состоятельно нэпманскими элементами и некоторыми отсталыми лицами, которые также живут в данном районе».
Так что, посчитали депутаты, хватит верующим и двух церквей - Троицкой и Иоанно-Богословской:
«Нет никакой целесообразности и необходимости в дальнейшем оставлять три вышеуказанных церковных здания в распоряжении небольшого числа верующих, но, с другой стороны и главным образом, следует учесть, что город крайне нуждается в таких зданиях под культурные очаги, т.к. не имеет, например, даже такого единого учреждения, как театра, которого лишился в 1929 году в связи со сносом его под расширение предприятий водного транспорта» (речь, по всей видимости, идёт о Народном доме, который находился в районе нынешнего перекрёстка улиц Чапаева и Московской).
В связи с этим было решено:
«Просить крайисполком передать здания этих церквей в бесплатное распоряжение горсовета с целью использования их под культурные очаги (гортеатр, дом физкультуры, дом книги, читальню и т.п.), подчеркнув, что на приспособление одной из церквей под гортеатр уже имеется средств в наличии до 40 тыс. рублей, полученных с водного транспорта за старое здание снесённого гортеатра.
А в целях предотвращения могущих быть в данный момент, в связи с настоящим ходатайством, хищений и недобросовестного отношения к церковному имуществу со стороны общин, предложить райфо (финансовому отделу – Ю.К.) принять теперь же меры к проверке наличия и состояния всех предметов имущества и к обеспечению надлежащей их охране».
Как известно, в итоге из трёх этих церквей очаг культуры решили «разжечь» только в одной – Белокриницкой, Шехтелевской. Специальная комиссия осмотрела её ещё 7 декабря 1930 года. В её состав входили председатель горисполкома Андрей Федотович Карпушин, инженер завода №18 им. Дзержинского Илья Николаевич Никишов, зав. массовым отделом Балаковского райкома ВКП(б) Евгений Николаевич Моложаев, начальник райадмотдела Семён Григорьевич Гаврилин, техник горко (коммунального отдела) Иван Михайлович Андерсон, зав. МУНИ (по всей видимости, предшественник нынешнего комитета по управлению имуществом) Аким Васильевич Кандалов и заведующий кинотеатром Александр Иванович Чесноков. Вот отрывок из их заключения:
«Молитвенный зал церкви, вследствие отсутствия среди зала колонн (колонны сосредоточены в углах церкви, составляя со стенами одно целое), вполне может быть без особой переделки приспособлен под зрительное зало театра, причём над зрительным залом имеются хоры, которые могут быть приспособлены под балкон театра. При главной зале имеется пристрой, второй придел церкви, который может быть использован под фойе или другие подсобные помещения. Внутренние стены церкви никакой живописи не имеют. Все иконы легко могут быть изъяты, так как таковые в особых кивотах и легко разбираются».
Проект плана «перевооружения» Белокриницкого, Троицкого храма под гортеатр был составлен Андерсеном. Его стоимость оценивалась в 120 тыс. рублей. Экономия предусматривалась за счёт использования «материалов, полученных от разборки Христорождественской церкви» (использовались ли они на самом деле, неизвестно). Рационально подошла местная власть и к другой церкви – единоверческой (Никольской). Её тоже снесли до снования.
О судьбе сельских храмов, которые располагались на территории нынешнего Балаковского района, сведений пока удалось собрать немного.
Первая, скудная информация о них появилась в балаковских «Известиях» уже в 1919 году.  Из них мы узнаём, что в Криволучье в церковном доме разместилась милиция, а на территории Нижнее-Воскресенского монастыря, по инициативе балаковского отдела народного образования, открылась школа коммуны, которую возглавил школьный работник (сокращённо шкраб) Масловский. Кроме того, упоминается священник Смоленский села Казённой Маянги. Какое-то время он одновременно с церковными исполнял обязанности и делопроизводителя местного волостного исполкома, но был уволен с этой должности из-за своих убеждений (попу в органах советской власти не место!).
А в 30-х годах активизировалось местное отделение союза воинствующих безбожников. О его деятельности пока ничего неизвестно. Но результатом активности безбожников стали заявления детей церковнослужителей с отказом от своих родителей. Одно из таких заявлений было опубликовано в балаковской газете «Пятилетка» в 1930 году:
«Я, Анастасия Александровна Спицина, ученица IX группы школы II ступени отрекаюсь от своего отца священника Александра Георгиевича Спицина и от матери Анастасии Михайловны. Связь с ними порываю и ничего общего больше не имею».
Представляете, каково было родителям этой юной Анастасии?!
Кстати, о сельских церковнослужителях Балаковского района первых лет Советской власти почти ничего неизвестно. В архивном отделе районной администрации пока удалось отыскать информацию о священниках Иване Степановиче Источникове и Дмитрии Михайловиче Табунщикове. По данным 1932 года, первый служил в Малом Кушуме, второй – в Николевке.
Источников родился 17 апреля 1873 года, до Малого Кушума служил дьяконом в Балакове, священником в Пылковке и Казённой Маянге, «был осуждён народным судьёй Абрамовым на три года за неуплату твёрдого задания» (по всей видимости, у него было своё подсобное хозяйство, за которое он не смог уплатить налог). Жил Иван Степанович в Балакове по адресу Почтовая, 15.
Табунщиков родился в 1881 году. О его послужном списке ничего неизвестно. А в семействе у него были жена Анастасия Ивановна и дочь Антонина.
В том же архивном отделе хранится «Список попов и руководителей культов верующих по Балаковскому району», составленный в апреле 1931 года.
К тому времени священников уже не было в Еланке, Плеханах, Пылковке, Казённой Маянге и Ивановке, причём в последней оба молитвенные дома были отданы под детские ясли. Но во всех них ещё сохранялись церковные общины. Их возглавляли: в Еланке – Василий Архипович Трофимов и Давыд Петрович Белов, в Плеханах – Василий Константинович Ерчев и Кузьма Сергеевич Булатов, в Пылковке – Григорий Емельянович Агеев, в Казённой Маянге – Ульян Никитич Туманов.
А теперь о тех сёлах, где священники были.
Красный Яр – священник Виталий Герасимович Березовский и церковный староста Иван Фомич Сызранцев;
Быков Отрог – Фёдор Дмитриевич Александров и Алексей Яковлевич Пикляев;
Сухой Отрог – Василий Тихонович Поляков и Андрей Тимофеевич Лыков;
Николевка – уже упоминаемый Дмитрий Михайлович Табунщиков и Алексей Гаврилович Михеев;
Удельная Маянга – Василий Васильевич Баннов и Андрей Фёдорович Ганичкин;
Перекопная Лука – Дмитрий Ионович Козляков и Иван Петрович Паницков;
Малое Перекопное – Николай Петрович Поспелов и Григорий Иванович Нетрусов.
Что касается храмов и молитвенных домов, то их закрывали один за другим. В Наумовке это произошло в апреле 1931 года (в церкви разместили школу), в Натальино – в феврале 1932-го (отдали под народный дом), в Красном Яре – в мае 1932-го (отдали под детскую площадку и детские ясли), в Перекопной Луке – в конце 1932-го (отдали под детские ясли). Причём в последней это произошло не сразу. Сначала крайисполком на прошение балаковских советских чиновников о закрытии храма ответил отказом. Но наверх было послано повторное прошение с дополнительными аргументами:
«В Перекопной Луке не молитвенное здание (церковь), а молитвенный дом (дом, занимаемый ранее служителем культа, изъятый в муниципальный фонд), переданный во временное пользование верующих в 1918-1919 гг. после сгоревшей церкви. Но ввиду его неиспользования по его прямому назначению и при наличии острой нужды в помещении для детяслей во время весенне-посевной и уборочной кампаний и, принимая во внимание важность указанных кампаний, таковой был занят под детясли, в которых размещается до 60-70 человек детей. Более же подходящих помещений для детяслей в Перекопной Луке не имеется».

2012-2013 гг.