Лазейка

Игорь Агафонов 2
 

Чуть ли не по А.С. Пушкину:

«Гости съезжались на дачу…»

А может, я ошибаюсь,

и про гостей у Чехова А.П.?..

Хотя нет, Антон Павлович

упоминал ружьё на стене…

Ну да ладно, и мы на гвоздик

что-нибудь привесим.

Филимон Гворчин.

 

Собственно говоря, съезжались к Максиму Максимовичу совсем немногие: само собой, – Влад, школьный друг,  затем сторожил фирмы «ЛАЗ» Сидор Иванович. Пожалуй, он только один, и помнит, откуда такое название у нашего учреждения, – всех пережил и перетерпел, обронил кто-то давеча в его адрес, я запамятовал, по какому поводу. И – всё, кажется. Маловато даже. Себя я за гостя не считаю, так как соседствую по даче. Правда, соседство наше переросло если не в дружбу, какая случается чаще меж ровесниками, соединёнными славными бескорыстием и прямодушием детства и юности – тот же Влад, скажем, – то в устойчивую приязнь – совершенно точно… Я бы даже сказал ещё: мне, как младшему и безбашенному компаньону, он почему-то охотно покровительствовал и протежировал. Это ведь он меня вовлёк служить фирме, сказав, что призвание – «…это замечательно, –  а я уже учился на вечерних сценарных курсах, – но на хлеб насущный лучше и необходимо зарабатывать более надёжным способом…» Он что, интересно, имел  в виду – бесперспективность моего поприща или мою бесталанность? – сейчас только пришло в голову… Кстати, скоро защита диплома и я готовлюсь предъявить экзаменаторам сценарий короткометражного фильма, называется «Рацио»… отрывки из него я, быть может, дам в конце этого моего опуса, или даже раньше – по ходу изложения сообразим.

Да, и мне лестно, что он, Макс, посвящал меня в свои замыслы-прожекты, в том числе и по рацпредложению. Не буду распространяться на эту тему – на то у меня нет ни оснований, ни разрешения. Скажу лишь, он был увлечён своим изобретением столь сильно… до чрезвычайности, до упоения, будто оно было единственным и последним… Он вообще увлекающаяся натура… И Любаша, его жена, также относилась ко мне по-сестрински. О Марье Фёдоровне и говорить нечего – прям-таки родная бабушка, да и только.

Да, ещё, разумеется, супруг Марьи Фёдоровны присутствовал – немногословный и, если можно так выразиться, навроде неизбежного приложения. Он, насколько знаю и помню его, всё время помалкивает, а после третьей рюмки вообще отключается – засыпает сидя в предназначенном ему кресле, даром, что не давит храповицкого, иначе бы ружьецо, каковое висит над ним, как дамоклов меч, тюкнуло бы его по размягчённому темечку. Родители же Макса не приехали по причине отдалённости селения, где они проживают, отметились телеграммой – рифмованной и довольно цветистой: «Мы годочки посчитали… все на перечёт… мы опять… ля-ля-бренчали – тру-ля-ля-… почёт…»

Теперь подробнее. Как ещё выражаются: снова да ладом. Упорядочим, так сказать, моё обозрение…

Итак, Максим Максимыч с женой, милейшей и миловидной Любашей, рьяно готовились к встрече гостей… готовились они скорее психологически, поскольку приехали на дачу позавчера, прихватив с собой маму-тёщу, повелительницу всяческих изысканных блюд и непревзойдённую  сервировщицу и дизайнера стола. Так что в этом смысле всё было на уровне и не вызывало никаких опасений. Тем более, как сказано, гостей пребудет немного, и все, как говорится, свои.

Психологически – это в плане совмещения нескольких, в общем-то самостоятельных и самоценных причин торжества… Впрочем, об этом позже. Упомяну пока лишь последнюю причину – по чину. Суть в том, что перед  самым уходом в отпуск, то есть позавчера, Макс через посредничество Влада (и коллегу по фирме, добавим для ясности), передал руководству своё рацпредложение (рацуху). И вот сегодня, если Влад привезёт благую весть, об этом в застолье объявится также…

С этим рацио супруги связывали не только будущее благополучие – карьерный рост, материально-финансовый достаток, надёжность соцстатуса, но и рождение наследника или наследницы… и проч., проч., что всецело подразумевало дальнейшее развитие их гармонических супружеских отношений – по выражению чтимой мной Марьи Фёдоровны. Несколько витиевато, конечно, даже в мыслительном плане, однако так уж у них заведено выражаться меж собой… Они и выражаютя.

Да, в этом аспекте особенно воспарила Любаша.  А Макс попросту сиял гордым и невозмутимым профилем на позолоченной медали. И сейчас, когда они прогуливались по дачной своей улочке, ведущей к электричке, Любовь (повторим с удовольствием: стройная красотка с пышной золотисто-каштановой копной на изящной головке), прямо-таки, не скрывая, упивалась близкой безоблачностью и семейной идиллией… тем более, что она знала, какие серьёзные надежды возлагает на это муж, несмотря на его... некоторую, скажем, несобранность в плане достижения благ. А Макс был рад, что она вот так восторженно к этому относится… Словом, обозначенная идиллия налицо.

Итак, как обещал, фрагмент сценария.

«Простор реки.

Дорога вдоль неё, машины в сторону леса и мимо...

В сосняке – дачи. Не элитные, обычные, разнокалиберные. Но место хорошее…

Видим (я несколько отступаю от канонов сценарной записи, но это для удобства читающего в данный момент, за что педагоги мои меня высекли бы непременно): по лесному просёлку прогуливаются двое, под ручку. Он в парусиновом костюме и соломенной шляпе, она в лёгком сиреневом платье (ну чисто позапрошлый век)…

Закадровый голос рассказчика-персонажа: «Я уже давно вернулся (отлучался в город за подарком), и получилось раньше предполагаемого времени, потому и пошёл кромкой леса, в тенёчке. И вот я – не чаяно - не гадано, как говорится – наблюдаю тех, к кому нынче направляюсь в гости, они же  меня – не наблюдают, нет… И я не спешу выказать своё присутствие, поскольку знаю наверняка, что не я у них сегодня заглавный гость… Я даже не уверен, что кто-либо спохватится, если я не прибуду вовсе (о причине этого я позже кое-что скажу ещё). Сейчас же меня интересует, отчего так торжественны и взвинчены эти двое, кого издали я поначалу и не признал: другой антураж, видите ли, выправка иная, чем на службе...

Приглядевшись, как к незнакомцам, я, как это сказать… к удивлению своему обнаружил, что случись мне встретиться с ними где-нибудь в людской толчее, вряд ли узнал бы. Что значит, личина или, точнее, обличье, коей облекаются люди-человеки в определённой среде… ну вы понимаете: один и тот же ракурс, избранная и всеми признанная  и принимаемая роль его в устойчиво сплочённом коллективе и так далее. В сущности, мы многих так не знаем… вернее, знаем лишь с какой-то одной стороны. И вдруг – бац: обескураживаемся…

 И вот смотрю я и не узнаю человека. Он средних лет, упитан, круглолиц, с миной нетерпеливого ожидания на круглом лице, поэтому, вероятно, не в меру суетлив: то остановится-оглянется, то передёрнет плечами, то разгладит пальцами брови свои изогнутые, как в планшете при увеличении изображения, поглядит на свою спутницу вопросительно-обожаюче…

Она, моложе на десяток годков, – стройна, легка, и при её роскошных волосах шляпка ей вовсе ни к чему, вместо шляпки – ажурный полупрозрачный зонтик, а личико в лёгкой его тени простодушно-праздничное.

То, как оба исподтишка по-ребячьи поглядывают в даль, прерывая себя на полуслове, навевает мысль: кого-то они сильно ждут-пождут… встречают. И вряд ли меня, как уже сказал.

Женщина, наконец, усмешливо замечает своему спутнику:

- Ты, похоже волнуешься, Макс.

В этот момент я и признал их…

- Я? - вскидывается Макс и берёт спутницу под локоток. - С чего бы… Просто не люблю ждать. Ты же знаешь.

- Обманщик, - говорит женщина. – А вот скажи мне… он правильно всё… там… объяснит? Владик такой ветреный… С самой школы, ты разве забыл шустрого первоклашку, своего ординарца? Как хвост за тобой волочился. Не лучше было бы тебе самому?.. И с почтением, и солиднее…

Макс морщит нос, как пёс-барбос, намерившийся чихнуть:

- Да чего там объяснять – любому ёжику с полуслова... Фирма влетит в такие барыши!.. Я и расчёты все предоставил… Убедительнейшие.

И, пфыкнув, покрутил головой – будто из опаски быть услышанным вражеским ухом.

Я невольно присел за куст, хотя меня и так не могли заметить.

Вы, надеюсь, понимаете: в шпики я не нанимался, и мне было бы неловко быть застуканным шпионом: не нарочно же я оказался подсматривающим.

- Да ты чи-то, Любаш! - воскликнул Макс.

Любаша счастливо смеётся. Колокольчато-заливчато. Вдруг обрывает смех и останавливается, увидев…

Макс переводит взгляд с лица жены на нашу улочку и видит то же, что и она – гостя…

Навстречу – из солнечного летнего простора как бы – возникает: по виду, привилегированная персона – шаг размашист и уверен; одет, как и подобает солидному мужчине предпенсионного возраста, и ухожен своими домашними: то есть сдержанно – и по погоде и по моде.

Да! – это Сидор Иваныч. Он, кстати, тоже надо мной шефствует, но не по должности, как шеф Макс, а по своей инициативе, что ли. Есть такая достопочтимая порода людей – дай им кого-нибудь воспитать, поучить уму-разуму. Бескорыстно и нисколько не морщась.

Заметив встречающих, он энергично машет правой рукой; в левой у него пакет – очевидно, с подарком.

Шага за четыре – до произнесения лестных слов очаровательной женщине и непременного поцелуя собственного запястья – он успевает извиняющимся тоном сообщить:

- Сегодня без машины, а потому – без своей половины! Не то чтоб электричек жена моя не переносит… но надулась… на транспорт, должно быть.

Любаша, качает головой в осуждение:

- Сидор Иваныч, как вам не стыдно!

- Если б имел аргументы! – разводит тот локти. - Без них – как убедишь?

Любаша капризно топает ножкой в босоножке:

- Ну, тогда я вас оставляю. Ступайте сами-с усами – до хаты  до дому… Макс, поручаю тебе... Я обожду остальных.

И она остаётся на повороте просёлка-улочки – под ажурным своим зонтиком.

Макс с Сидор Иванычем отправляются «до хаты…»…

А я крадусь за ними – это, пожалуй, правильнее, чем оставаться под женским чутким приглядом… Анекдотическая ситуация, не правда ли? Но… что делать? Бывает.

Любаша бойким голоском им вслед:

- И мамуле скажите…

Оба мужчины разом оборачиваются.

- Нет, ничего. Я передумала.

Гость с хозяином опять одновременно разворачиваются и идут в направлении дачи.

Макс интересуется с внутренним нетерпением:

- Как там без меня, не заскучали? Новостёв хочу!

Он обожает коверкать слова на свой лад. И надо отдать ему должное – получается у него славненько. И вообще скажу: он высокоталантливый человек. Немало, конечно, и гениальных людей было востребовано лишь столетия спустя, но… что делать? Такова  пресловутая селяви.

 Сидор Иваныч, пригладив загорелую лысинку, и в тон визави подыгрывает – удивляется:

- Ба-тюшки! Два дни минуло всего – откель, дружок, новостёв набраться?..

- Так ноне чуть не каждый день да что-нибудь…

Сидор Иваныч смотрит сбоку проницательно-подзрительно.

- Стоп! Какой блеск в глазах! Чего-то ждёшь приятненького?..

И Макс, точно распахивается – открывая секрет, и кистью руки – ключом будто бы в скважине замка проворачивает:

- О рацухе моей слыхать что-нибудь?

- О чём? О рацпредложении?

Кусты поредели, и мне пришлось отдалиться в лес.

Издали смотреть тоже любопытно: то один вроде ребёнка – жестикулирует и пританцовывает, чуть ли ни паф-паф изображает… Другой учтиво слушает, не перебивая, внимателен, кивает… и шаги его замедляются, а фигурой подаётся он вперёд, как если бы заприметил опасность или замыслил хохму какую. Наконец, отстаёт настолько, что увлечённый Макс замечает-таки это и притормаживает:

- Что? У вас лицо… изумлённое. Вы не ожидали от меня такой природной прыти?

Сидор Иваныч, остановившись совсем, склоняет набок птичью свою голову, облизывает клювик своих выпяченных губы, а свободной рукой изображает замысловатость – то есть крутит перед собой щепотью:

- Ну почему же, мой мальчик, ты башковит, ещё как! Вполне, вполне… прилично.

- Тогда что?

- …но ты не заручился поддержкой Палыча, правильно я понял?

Вкрадчивость в голосе в совокупности с приподнятыми круглыми бровками намекают на нечто... непостижимое.

Макса берёт оторопь – видно невооружённым глазом даже с моего расстояния.

- Ай-яй-яй, молодой человек! - И медленное вращение зрачков  – признак сильнейшего (впрочем, наигранного, возможно) ещё большего удивления. - Напра-асно. Неосторо-ожно, я бы даже сказал. Он бы, Палыч наш любезный, преподнёс, конечно, твоё рацио как некий зрелый плод своих усилий – и воспитал-то он тебя, и окрылил-вдохновил, и поддержал в минуты сомнений, и сберёг от чужих когтей и соблазнов… от чего-нибудь да сберёг, короче... от разных искушений незрелой юности, к примеру. Или, наконец, от интриг злопыхателей оградить – обычное дело…

И выразительный скорбный взгляд с поджатием губ и покачиванием головы.

Макс невольно копирует чужую мимику-эмоцию… смешно ему.

А Сидор Иваныч продолжает нагнетать:

- Зато изобретение твоё выглядело бы сверкающим хрустальным замком… или пухлым конвертиком с розовым бантиком, так что никому из высшего руководства и в голову не проникло бы – отказать. А теперь чего?.. Съесть могут? Мо-огут. Всенепременно. И ещё охо-хо как. Со всеми потрошками? Запросто. Не поперхнутся… лишь облизнутся.

Макс вдруг, нервно рассмеявшись, протестующе машет руками и не без напускного задора:

- Да нет! Идея такова, что… все будут в восторге! Все же будут только в выигрыше! Все! Без исключения!

Сидор Иваныч вмиг обидчиво насупился и, помедлив, сухо изрёк:

- Дай-то бог. Но психология утверждает… такая наука есть, слыхивал, мальчик мой?.. Так вот, она, голубушка, утверждает… А что она утверждает, мил человек? А то она утверждает: надобно быть завсегда на-че-ку!

И всё же, показалось мне,  Макс воспринял скептицизм старшего коллеги как перестраховку и нисколько всерьёз не омрачился, хотя… нет-нет, всё же по лицу его было заметно: не воспринял  он угрозы… Превентивный напряг наизготовку к бою не для таких!..»

Когда все собрались, долго тянули с усаживанием гостей за стол, гуляли во саду ли – в огороде, шуточки-прибауточки… и нечаянный мой сосед слева, какой-то на десятой воде племянник (сам о себе напомнил, его-то я не учёл)  этакий долговязый и нетерпеливый акселерат, осведомился у меня через учёные свои очёчки:

- Кого-нибудь ждём ещё? Кушать хочется. Пора уж. Не правда ли, и вам тоже?

Я ответил вполголоса:

- Очен-ная правда. Влада ждём-с, Влада. Друг детства. С сюрпризом.

- О! - выпрямился племяш-очкарик. - Сюр-сюр?

Также  я заприметил, как Макс лицезрел свой мобильник, затем Любаша постукивала ноготком по дисплею своего айфона… Одна Марья Фёдоровна была невозмутима и несколько раз повторила с укоризной в пространство:

- Семеро одного не ждут.

Мой сосед-племяш охотно с этим согласился:

- Семеро с ложкой, один…

- С кочерёжкой? - подхватил я машинально:

- Нет, я хотел сказать…

Чего он хотел акселерат, не знаю: меня отвлёк сосед справа – Сидор Иваныч...

И всё же застолье началось без Влада. Он позвонил: запаздывает…

Марья Фёдоровна постучала по фужеру ложечкой, и мелодичный звук растворился в воцарившейся тишине.

- Нынче у нас три причины для празднования… - И многозначительно помолчала: - Во-первых, десять лет семейной жизни – заглавный повод, по моему – может, и не просвещённому – мнению-разумению. Во-вторых, сорок пять моему обожаемому «Мак Маку» – тоже, знаете, не проходная дата и… наконец, третье…

- Неплохо было б разделить паузами ваши замечательные тосты, а то, знаете ли, помереть у столь шикарного пиршества жалко будет… - и очкарик-акселерат, в свою очередь, тоже постукал ножиком о вилку, - не берите грех на душу…

Тень мелкой гримаски пробежала по лицу Марьи Фёдоровны, затем, однако, она быстро сообразила, что замечание исходит от младого родственничка да, к тому же, направлено в её пользу – не она ли сие пиршество готовила? – и бойко завершила:

- С третьим поводом подождём до приезда друга Макса – Владика. Лишь только скажу… Оно сулит нам прибавления в семействе… Надеюсь! А сейчас вернёмся к первому поводу!

Сидор Иваныч, внимая Марье Фёдоровне, продолжал протирать салфеткой свои костистые запястья:

- Люблю, дабы оне были сухими, - пояснил он, перехватив мой взгляд.

До этого он уже раз пять вытер их – перед застольем в ванной комнате полотенцем, затем салфетками уже непосредственно за столом… Мне невольно подумалось, что не с ладоней набегает влага ему на запястье, а из-под мышек струится пот… И я глянул на его рукава – не потемнели?

- Да, молодой человек, иногда хочется всё бросить… и махнуть рукой!

Я не смог взять в толк, о чём это он, потому как внимание моё было приковано к другому – я наблюдал за именинником и его жёнушкой… На всякий случай я сказал, дабы меня не заподозрили в непочтительности.

- Зачем сжигать мосты?..

- Как это вы каждый раз и, главное, ко времени находите самое подходящее словцо, - состроил изумление Сидор Иваныч. - Надо, знаете ли, записывать. Вы, случайно,  не балуетесь сочинительством?

- Зачем сразу сочинять?.. - возразил я, не глядя в его сторону. - Ведь вот поразмыслить ежели: что есть за предмет такой, литература? Всего лишь частичка бытия. Так вот и надо для жизни обыденной оставлять что-нибудь эдакое сверх придуманного… Изустное – для слуха. А для зрительного восприятия – кино имеется…

Но вот и Влад! Как всегда внезапно и выразительно… Я всегда восхищался этим свойским парнем. Этакий Цезарь во плоти – и высок-то он, и статен… А сколько шарма! Непринуждённость, открытость, чистота искреннего, незамутнённого взора, осанка же – королевская… Впору сказать – малый что надо… целиком и полностью.

А каков блистательный спич из уст монарха последовал?!. Приличный на любой случай жизни. Судите сами:

- Мне случалось довольно много бывать на семейных юбилеях. Поверьте, этот сегодняшний случай особый… как никакой другой он близок  к идеалу. Если уже не эталон. Почему? Скажу прямо, без обиняков. Он полон. Чем? В нём есть всё. Что именно? Прежде всего – любовь с большой буквы. Истинная. Настоящая. Божественная. Я всегда поражался этой счастливой паре. Они так подходят друг другу. Они прямо созданы для… сего случая. Это тот  самый сакраментальный момент, когда говорят: две половинки нашли друг друга. Так выпьем же за то, чтоб такое чудо никогда не закончилось!

Все очарованы, все будто только и ждали, когда это свершится: явится сей благодетель и осчастливит своим присутствием и своей речью… никто и не вспомнит теперь, кто и что говорил допреж. Поражаюсь я таланту всякому… а таланту спичрайтера особенно.

Обожаю, поклоняюсь, воскликнул бы любой обыватель, коему довелось попробовать, пощупать, ощутить харизматическое существо, каким и был, скорее всего, Влад… Но дослушаем его изумительный спич.

- Ещё только два слова – о возрасте вашего… нашего счастливчика. Он – на пороге… нет, на вершине своего оптимального развития, на самом пике своего потенциала. И дай ему бог, удержаться на сей вершине лет этак сто сорок пять с гаком. Метафорически сказать если: пусть сия вершина плавно переходит в долголетие плоскогорья…

Если кто и ёрзал в эту минуту, то, как ни странно, сам виновник торжества и сама виновница – Макс с Любашей… уж не знаю почему.

Влад осушил бокал и сел так, словно почтил судьбу за предоставленную возможность сказать слово о лучших своих друзьях.

Марья Фёдоровна энергично обмахивалась китайским веером, который до этого висел сбоку – рядом с инкрустированным ружьецом.

Странно опять же, однако, то, что на лицах Любови и Макса застыло некоторое разочарование и растерянность… Люба даже покусывает слегка губы. В чём дело?

Хотя Макс, менее напряжён и более непроницаем… Очевидно, давешнее мудрое остережение возымело-таки действие (это я вспомнил разговор его с Сидором Иванычем на пути к дому), и он что-то там себе в уме уже просчитывал…

Внезапно я обнаружил, что вместо Сидора Иваныча справа у меня очаровательную соседку – чур меня! – таких карих глазок, извините, я опасаюсь и откуда она взялась? (И куда девался Сидор Иваныч – запястья, что ль, протирать опять побежал?) На всякий случай я сказал:

- Вы с тем расчётом, мадам, подкладывает мне в тарелку пищу, чтоб я не опьянел и не устроил скандал?

Гнутые бровки её вспорхнули, глазки поморгали, затем последовало:

- Фи, какой! – и отвернулась.  И двинула стул, и удалилась… Ну, воля ваша…

Сегодня мне явно везёт на подслушивание… при том, что у меня нет к этому склонности…

Когда в застолье образовался перерыв: Марья Фёдоровна отлучилась на кухню, кто-то вышел покурить, кто-то вдохнуть, наоборот, природы, и за столом остались только Влад и хозяева, я (находясь в этот момент в коридорчике на пути из туалетной комнаты в террасу – за перегородочкой из китайской ширмы –  невольно придержал шаг) услышал вот какой разговор:

- Ой-ёй-ёй!.. Совершенно закрутился! - воскликнул Влад, схватив себя правой ладонью за лоб, а левой за сердце. - Не убивайте сразу! Всё исправлю. Завтра же…

И виновато глянул на Любашу с Максом:

- Да, негодник я! Забыл за суетой…

- То есть, - перебил Макс, - о моей рацухе ещё никто не знает?

- Да, я подлец…

Тогда Макс будто обрадовался даже и с неожиданной горячностью изложил ему своё новое видение ситуации – подключить Сидора Иваныча, который поспособствует созданию благоприятного климата для удачного прохождения проекта…

Влад сразу с восторгом эту  идею оценил и одобрил.

Любаша сидела на кушетке, прижав ладони к порозовевшим своим щёчкам, и во все глаза смотрела на друзей детства.

Поздно вечером, когда гости ушли-уехали,  с кухни ещё долго доносился рассерженный стук посуды – так, воображалось мне, Марья Фёдоровна вымещала на ней свою запоздалую, должно быть,  неудовлетворённость – за мизерность комплиментов в свой адрес.

Я не спешил уходить, дышал вечерним воздухом на терраске, куда выходило одно из окон комнаты, где укладывались спать хозяева, задёрнутое шторой, но не прикрытое створкой…

Почему я поставил многоточие?

Скажу сейчас странную вещь, может быть… Знаете, я о себе как-то, давно уж, подумал: я из тех людей, коих никто не замечает… вернее, так: никто всерьёз не обращает внимания на то, что я нахожусь рядом (в том числе и на службе… Как вам это покажется?)… не придают никакого совершенно значения моему физическому присутствию… ну не совсем уж так буквально, но… такие, дескать, мелкие и незначительные в своих реальных возможностях, как моя персона, не опасны, что ли?.. Общаются почём зря – как с зеркалом, допустим... Нет, в самом деле, при мне постоянно обсуждают чуть не государственные секреты. И в детстве моём такое бывало не раз и не два: и мальчики и девочки… шу-шу-шу при  мне о своих интимных глупостях… точно я пустое место… иногда такое отношение даже обижало и злило. Но, в конце концов, я сделал вывод для себя: это удобно… и сам, в свою очередь, стал относиться к этому как к нормальному явлению… Короче, перестал обижаться и тем более злиться.

Теперь же я услышал, как Любаша разочаровано вздохнула:

- Какая жалость. Я уже измечталась вся и привыкла к новому рэномэ… незнамо что… в заоблачных высотах…

 Ровный голос Макса успокоил:

- Так даже лучше будет, поверь старому интригану...

- Ты считаешь?

- Да… теперь считаю. Я не учёл некоторых вещей и шероховатостей отношений… Но повезло: вовремя спохватиться – тоже много чего значит… Стало быть, что?

- Что?

- О-оченно полезно проводить, тэк сказать, предварительные мероприятия… как наше сегодняшнее. Раз – и все ошибочки выплыли на мутную поверхность. Мы их хвать-похвать!.. А дальше дело техники. Вернусь из отпуска и, если… сам займусь! Ты права: сам – это сам…

Как я понимаю, их отпуск пролетел в ожидании известий. Никуда они, как собирались, не поехали.

Наконец, Влад им сообщил, что всё путём.

Макс перезвонил Сидору Иванычу и тот подтвердил (при мне), что всё не просто хорошо, а прямо-таки замечательно: «Ты оказался прав: все в полном восторге… руководство млеет от удовольствия…»

Макс и ещё перезванивал, справляясь, как проходит внедрение… Оно шло успешно…

Любаше от переполнявших её чувств было тесно в дачном домике… и она, предполагаю, выходила в сад-огоро и парила над яблонями и капустой с морковью… Упивалась и блаженствовала. Блаженствовал и Макс, на неё глядючи, – так я себе представляю.

Да, слышал я со всех сторон, Макс был воистину воодушевлён весь этот месяц. Встретив его однажды, я поразился его значительному выражению лица…

А я, между тем, упражнялся в сценарном ремесле…

Вот вам ещё фрагмент из него:

«Макс:

- Это подымет нас в материальном плане!.. У-у как высоко! Да!.. Это наша лазейка!.. на самую верхотуру, можно сказать…

Марья Фёдоровна не выдаёт себя ни голосом, ни мимикой, разве что словечком:

- Уж не на небушко ли самое вознесение предвидится?

Любаша улавливает материно ехидство, но развивает мысль мужа как ни в чём ни бывало:

- Да, ма, такова грандиозная наша перспектива. А  то кроишь-выкраиваешь лоскутами бюдже, а что толку? Ведь так? Машину заменить который год не можем… Да и здесь, например, - обводит рукой пространство вокруг себя, - мебеля поменять не мешало бы.

Марья Фёдоровна качает головой:

- Всё это я приветствую, дети мои… и новые машины, и мебеля. А вот мальчика или девочку… малюсенькие такие бывают, знаете?..

- Ну ма-ам!

- Что мам?

Макс встревает:

- Именно, именно, дорогая Марья Фёдоровна! Вы совершенно правы: достаток предполагает… именно, именно то, о чём вы прозрачненько намекнули.

Марья Фёдоровна:

- Да ничего я не намекаю. Я всегда говорю прямиком.

Любаша опять:

- Так ты поможешь мне, ма? Без тебя никакое пиршество не получится.

- Да об чём разговор? Когда я тебе отказывалась помочь? Ты только скажи, сколько там будет… этих ваших гостей… коронованных.

- Да какие коронованные, все свои. Просто…»

А вот и ещё кусмачек…

«В доме (всё том же, дачном).

Дама в возрасте, энергичная, с осанкой и строгостью в облике главного распорядителя оглядывает стол в гостиной – последним как бы полководческим взором перед сражением: всё ли готово к приходу гостей…

Остаётся довольна:

- Так!

И обернувшись в дверях на выходе, прибавляет:

- Девочка моя останется довольна. Про гостей и знать не хочу.

И ещё прибавляет, сделав паузу, как знак препинания:

- Ай да Марья Фёдоровна, ай да молодец! Сама себя не похвалишь, никто-о ж не спохватится… Гра-ациос!

И прислушалась в ожидании похвал».

Да-с, я уже строчил сценарий со счастливым финалом, когда всё перевернулось до наоборот…

Далее, что называется, пунктирно… я, как вольный творец, невольно и резко потерял творческий пыл: ведь я был воодушевлён триумфом, а тут стало происходить нечто совершенно непонятное и невнятное. Судите сами.

Выйдя из отпуска, Макс друга не застал – тот, в свой отпуск, – отчалил на Кипр – туризму-с…

Неожиданно обнаружилось – автором рацио стали Влад и Сидор Иваныч… (Вот так да, скажете вы про меня: а ведь при нём секретничали все, не стесняясь… А тут, значит, что получается: дезу через него (через меня) сливали?..

В связи же с осуществлением рацио – произошло сокращение штатов. Макса уволился.

Он встретил школьного друга месяца через три. И спросил:

- Как же так?

Ничего личного, ответил Влад стандартно. Бизнес. В интересах фирмы…

Да, и последнее (на прощание): Любаша ушла к Владу. В связи с этим Макс вспомнил (и поделился со мной: мы с ним вместе устроились в другую фирму)… вспомнил он, что тогда, перед тройным торжеством на даче… впрочем, это уже неважно.

29.01.20...г. Низко над землёй завис тонюсенький серпик. И кажется мне, что снизу его подсвечивает прожектор – из соседнего садового посёлка, где обитал последние дни Максим Максимович… снимал комнатушку.

Недавно я встретил в городе шикарную парочку – Влада с Любашей. Складно выглядят, рука об руку. Оба красивы. Нет, точно, ничего себе смотрятся. Действительно пара. Никогда б не подумал…

Да, Макс умер… (чуть не брякнул: король умер, да здравствует…) а если опять точнее – застрелился. Было на стене ружьецо инкрустированное (дача имеется  в виду), я ещё, помнится, подумал в тот памятный день троекратного торжества: игрушечное, старинное. Кто, хотел спросить, замыслил коллекцию собирать, да и раздумал – не по карману, что ль, пришлось?

Одни назвали Макса идиотом, другие – слабаком, третьи – никак не называли… четвёртые скромненько ухмылялись: «Нашёл лазейку!» - что при этом они имели в виду?

А Макса, к слову, перед сокращением штатов обвинили в сутяжничестве и плагиате. У Влада и Сидор Иваныча, оказывается, был уже в загашнике патент на изобретение… Когда успели? – не сразу подробности узнаются…

Шутка-прибаутка болталась в те дни по коридорам – из протокола заседания комиссии, разбиравшей внутренний конфликт сотрудников  (и кто-то срифмовал диалог той корпоративной разборки в творческих отношениях  и претензиях изобретателей):

 

«Итак – продолжим!

Кто и кому чего должен?

Итак, продолжим?..»

 

Макс решил не продолжать…

Чем же его так надломили обстоятельства? Отсутствие хэппи-энда ещё ж не трагедия… Я б ему сейчас сказал так: «Никто не знает наверняка, что будет завтра… А уворованное всё равно уворовавшим впрок не пойдёт. Когда-нибудь да отрыгнётся…» Жаль, что не имею возможности… Жаль, что мысль сказать ему это пришла только сейчас.

Тут ещё ведь что… всё ж таки человек решился на поступок. В отличии от многих из нас… Какой бы он ни был, поступок – глупый или отчаянный, – а всё же, всё же… Это уже ж другой совсем вопрос, согласитесь...

(Сценарий так и не был закончен Ф.Гворчиным. – Ред.)