Еще один нудный день прошел. Отключил компьютер и, обязательно, монитор, ибо строгие правила пожарной безопасности в нашем офисе. Глянул снова на свой стол. Бумаги, канцелярские принадлежности, пустая чашка с одноразовой заваркой. Вот она, радость. Закрываю глаза на мгновение, потом проклинаю в душе все и вся, глубоко вдыхаю кондиционированный воздух и встаю из-за стола. Создатель офисной работы! Гореть тебе в Геенне огненной до конца дней.
Вечер, пятница, июль. Прощаясь, киваю грозному охраннику, а он в ответ внимательно смотрит на меня, видимо, пытаясь вспомнить, кто я такой. У него ничего не выходит, но чтобы не выглядеть глупо кивает мне в ответ. Старость – не радость. Человеку бы на покой уже, лет ему, думаю, глубоко за шестьдесят. Но он все еще тверд в своих убеждениях, что общество в нем нуждается. Или он в обществе. А еще больше – в доплате к пенсии. Интересно, где мне предстоит в его возрасте работать, чтобы не протянуть ног? Если, конечно, не протяну их раньше.
Дневной зной отпускает город медленно, не спеша. Хотя откуда я знаю, что зной отпускает? Когда его ощущал последний раз? В офисе все едино: дождь – не дождь, снег – не снег, жар или холод. Отчего-то вздохнул грустно. То ли от жалости к себе, то ли от того, что идти до остановки предстоит около километра. А если еще посчастливиться сесть на автобус, что идет до нужной мне остановки, без пересадок, можно будет смело сказать: я – счастливчик.
Иду не торопясь. Некуда спешить и не к кому. Ведь сначала карьера, как говорится, пожить для себя, а потом все остальное. Так и живу для себя. Теряю нервы, ращу горб, становлюсь бесчувственным и апатичным. И все это для себя любимого. Сейчас хотя бы ненависть и презрение ко всему сущему имеется, но вскорости и этого лишусь. И чувствуешь, себя как тот пес, который все понимает, но сказать, а в моем случае сделать, ничего может. Или еще страшнее: не хочет.
Что за чудный вечер в этом гниющем вместе с людьми городе! Как быстро чистое небо заволокли черные тучи, а чуть ниже крыш многоэтажек показалось нечто похожее на красное зарево. Стало трудновато дышать, и мерзкий запах ударил в нос. Меня чуть не вывернуло наизнанку, благо желудок был пуст и не ответил рвотным позывам. Должно быть очередной выброс на очередном заводе в городе. Поддерживая возгласы прохожих, громко и грязно изрыгаю проклятия и нецензурную брань. Будто это что-то изменить, будто воздух очистит или станет легче.
Потом вдруг стало еще чуднее. Раздался непонятный краткий, но громкий звук такой мощи, что я и все люди на улице, что были рядом, упали на колени, а из ушей, казалось, полилась кровь. Оказалось – не казалось. Не знаю точно, сколько прошло времени прежде, чем в глазах перестало двоиться. Я не нашел в себе сил, чтобы встать на ноги. Просто опираясь на стену скользкими от крови руками, заставил свое тело принять вертикальное положение.
Многие вокруг либо пытались проделать тот же трюк, что и я, либо сидели, обхватив голову руками. Либо лежали в разных странных позах без движений, а может и без дыхания. Собирающиеся лужи крови вокруг них явились более явным доказательством этому, чем мои предположения. На мгновение прикрыл глаза и вновь открыл их. Нет, не прошло и не исчезло.
Тишина стала гнетущей и давящей. Я видел, как у припаркованного автомобиля мигала аварийная сигнализация, и был уверен, что это сработала сигнализация. Но она мигала, не издавая и звука. Я видел, как люди что-то не то говорят, не то бормочут. Видел, как какой-то мужчина начал отчаянно кричать и нечто тяжелое швырнул в витрину магазина. После броска в витрине зияла пробоина, и осколки стекла сыпались на асфальт. Я все это видел, впадая в панику и истерику. Начал было что-то кричать, но это быстро прекратилось.
Вновь этот звук и снова я на земле, бесполезно закрывая уши. Звук стал громче и будто четче. И лишь некоторое время спустя, на третий раз, я смог понять, что это. Грозным раскатом протрубили трубы в третий раз под хор чьих-то голосов поющих на непонятном языке. Вновь все стихло.
Честно, я не хотел открывать глаза. Потому что знал, что ничего хорошего не увижу. Но об меня кто-то споткнулся и кубарем повалился наземь. Невольно поднял веки. Узрел я, как небеса разверзлись и вокруг разрыва тучи кружились вихрем. Как яркий луч пронзил средину вихря и устремился вниз, на землю. Следом за лучом, оплетая его сверху короткими витками, к земле спускалось нечто.
Все было настолько тихо, что я даже не слышал своих мыслей. Увиденное, хоть и не осознанное, вселило какой-то ужас. И, кажется, я все понял. А может и не только я. Люди просто брели наугад, не разбирая дороги, но в одном направлении. Встав и оглянувшись, побрел и я.
Запустил руки в карманы брюк, зачем-то, видимо по инерции, достал телефон. Решил посмотреть время, хотя не понял, зачем оно мне сейчас. Через экран наискосок шла трещина. Сенсор отзывался через раз, связи не было, время – восемнадцать пятьдесят три. А потом бросил его на землю, потому как больше он мне не понадобится. Никогда.
Вышли на проспект уже приличной толпой. Там, среди замерших потоков транспорта, стояли люди, точно в оцепенении. Они тревожно озирались по сторонам. Я не сразу понял, что сама земля вибрировала. Вибрация увеличилась до настоящего землетрясения, и проспект разошелся по длине вдоль улицы, насколько я мог видеть. Из разлома, будто под большим давлением взметнулись этажей на пять вверх столбы раскаленного пара. Жуткий жар окутал все вокруг.
Дальше – хуже. Я в ужасе пригнулся, когда в полной тишине услышал приближающийся скрежет когтей и клацанье зубов. Их были тысячи, сотни тысяч, и с каждым мгновением они становились все ближе. Они лезли из глубины разлома. Не стал дожидаться сего эпичного явления, и что есть мочи дал деру в противоположную от разлома сторону. Уверен, что многие, увлекаемые моим примером, поступили также.
Улицы озарил какой-то утробный рык. Он не был громкий, как те трубы, но от него сердце забилось чаще. От страха. С разбегу влетел в какой-то дворик, замедляя шаг, чтобы перевести дыхание. Вижу, как женщина лет тридцати стоит на коленях посреди детской площадки, склонив голову, что-то говорит и крестится. За ее спиной прячется мальчонка лет шести или семи.
Где-то поблизости из тишины раздалось мерзкое чавканье вперемешку хрустом, похожим на хруст ломающихся костей. Из-за детской беседки показало свою морду нечто настолько мерзкое, что я невольно шмыгнул к дереву в надежде, что меня не заметят. Будто медведь с длинной шеей и содранной полностью шкуры, оно плелось, не косолапя, на четырех лапах, которые венчали огромные когтища. У этой твари была голова, похожая на человеческую, но также без кожи, нос был точно отсеченный чем-то острым, лишь сухожилья переплетали кости, и непонятно на чем в глазницах держались вполне человеческие глаза. Из пасти торчали желтые и кривые, и по виду острые, зубы.
Тварь обошла кругом женщину, очень близко, что-то явно пытаясь вынюхать своим обрубком. Потом резко отскочило, скривив свою и без того страшенную рожу, и зарычало. Несколько раз оно кидалось на нее, но тут же отскакивало, возможно, передумав уже в прыжке. Немного обождав, оно облизнулось длиннющим языком и с воплем ринулось. Я хотел отвернуться, понимая, что тварь сейчас с ними сотворит, но не смог. Страх сковал меня на столько, что закрыть глаза был не в состоянии.
Будто молния сверкнула, и тварь, с пронзенной насквозь головой, оказалась повержена подле ног женщины. Вынимая из головы твари свой меч и широко расправляя крылья, наверное, чтобы устранить последние сомнения, золотоволосый ангел в серебристых доспехах, мускулистый, будто атлант с древних картин, одарил ее, женщину, и ребенка снисходительной улыбкой. Трехметровый исполин резво оттолкнулся от земли и взмыл в небо, устремляясь куда-то далее город.
Немного погодя, прилетел другой. Темноволосый, коротко стриженный, тощий, но столь же высокий, как и предыдущий, в простых белых одеждах, покрывающих его в полный рост до самых сандалий. Он плавно коснулся земли перед людьми, поклонился им и раскинул руки, будто для объятий. Женщина, встав с колен, ни минуты не сомневаясь в чем-либо, и потянув за собой ребенка, шагнула к ангелу. Ангел прижал их к своей груди, что-то молвив на своём, и, спокойно взмахнув крыльями, мягко оторвался от земли. Просто вверх, просто в небо.
Не знаю, почему у меня полились слезы. Я вытер их грязным рукавом рубашки. И тут снова услышал в кромешной тишине скрежет когтей, приближающийся теперь со всех сторон. Бежать, похоже, некуда, но животный инстинкт самосохранения сквозь страх и отчаяния заставил драпануть меня куда-то наутек.
Последние силы покинули меня на широкой улице, забитой, как и тот проспект, людьми и машинами. Скрежет и лязг становились все ближе и отчетливее. Взобравшись на одну из машин я глянул в начало улицы и обомлел. Тысячи таких же тварей, как на той детской площадке, бешено неслись по улице, пожирая всех и каждого, кого встретят на своем пути. Кажется, я закричал в ужасе, но, конечно же, не слышал этого. Спрыгнув с крыши автомобиля, пытался бежать, гонимый страхом. Но из шустрого бега получался лишь бег трусцой. Лавина тварей с гадким смрадом неумолимо неслась следом.
Видимо, одна из тварей настигла меня, больно оцарапав спину и боднув меня в бок. Упав, я сразу, не смотря на боль, перевернулся на спину. Тварь летела на меня, разинув пасть с обильно льющейся слюной. Все бы кончилось быстро, коли бы ангел в доспехах не влетел между мной и этой дрянью. Своим громадным мечом он сразил одну, потом другую и третью тварь. Он разил быстро и сильно, безошибочно попадая в цель. По обе стороны от него явились еще также одетые ангелы, задерживая поток этих исчадий.
Несколько метров я полз на спине, оставляя за собой кровавый шлейф. С трудом поднялся и поплелся дальше. Вижу, как над улицей летают сотни ангелов, некоторые – вооруженные, другие – в белых одеждах. Видел, как на одного ангела налетела целая стая крылатых чудищ, а его товарищи не успели ему помочь, и как его безвольное тело рухнуло с двенадцатиметровой высоты. Видел, как десяток ангелов сдерживали целую орду тварей.
Я поднял взгляд и увидел, как на меня летел невооруженный ангел. Раскинув руки для объятий, как можно быстрее, пошел к нему на встречу. Не сбавляя скорости, он плечом сшиб меня, тут же подхватил за ногу и потащил меня вверх.
«Каешься ли ты в своих грехах?!» - грозно ревел ангел. «Раскаиваешься в деяниях своих?!». Он уносил меня все выше и выше. «Каюсь!» - я услышал свой хриплый и дрожащий голос. «Каюсь, Господи!». «Прощения проси!» - велел ангел, поднимая меня на уровень своих глаз. «Прости, Господи! Прости раба Своего! За все прегрешения мои, за мысли черные! Прости, Господи!». Ангел взглянул на небо, а потом снова на меня: «Он прощает». И разжал свои пальцы.
Вниз спускался быстрее, чем поднимался ввысь. Может, мне так казалось, а может время замедлило свой бег, чтобы добавить мучений. Я больше не чувствовал страха, боли и усталости. Скоро все закончится. Посмотрел по сторонам и увидел, как еще сотни таких же, как я, летят вниз. Мы не особенные, мы – обычные. Нам даровали такое спасение, которое мы заслужили своим обыденным равнодушием, ставя во главе угла Золотого Тельца – искупление через страх и ужас, очищение через мучительную смерть. В конце не только этого вечера, но и своей жизни, я счел это высшим благом. Истинно заслуженным благом, и в этом я не сомневался.
Я не участник всего этого действа, что творится сейчас вокруг, как и те, которые летят вместе со мной. Нам не предстоят великие свершения для спасения человечества. Мы просто свидетели.
Свидетели Армагеддона.