8
- Что за дурь показывают, Владимир Георгиевич?! – с недоумением и горечью Матвеев отвернулся от ожившего новостным выпуском телевизора в своем кабинете, говорил в трубку спецсвязи повышенным, срывающимся голосом,
- Ты-то неужели веришь этому огрызку? Репин человек честнейший и старый милиционер. Какой еще приказ на подавление митинга?
- Ты не расходись там, Дмитрий Иванович, - спокойно журчал в трубке баритон Озерова, - Не нашего ума дело. Разберутся, кому следует. Скажи лучше, депутатов собрал?
- Собрал, - буркнул Матвеев, - через полчаса начнем. Толпа у меня кучкуется под окнами. Похоже, спланированная акция. Спасибо, хоть оцепление поставили…
- Какое оцепление? – на секунду умолк голос в трубке, - Кто распоряжался? Ты сам вызывал?
- Не вызывал никого, - огрызнулся Матвеев, - Судя по обмундированию, СОБР. Мало только очень. Бойцов пятнадцать. На ступеньках стоят, у входа. Направил бы им подкрепление, Владимир Георгиевич. Толпа на площади – человек триста уже…
- Разберемся, - раздраженно буркнул Озеров и повесил трубку.
Секретарь, встревоженная, с выбившейся из прически прядью волос, открыла дверь в кабинет, пропустила полковника Репина. Начальник ГУВД улыбался, вполоборота остановился на входе, обратился к женщине:
- Вот я, Лидочка, гляжу на вас и так завидую вашему начальнику, просто слов нет. Ведь с таким помощником его на работу точно крылья несут. Ну, не хмурьтесь, девушка. Весна идет! Скоро солнышко выглянет. Тогда я вас точно приглашу прогуляться в обеденный перерыв вон по тому бульварчику. Вы же помните, там тюльпанов в мае полным-полно…
Репин закрыл дверь, поглядел в окно на площадь, где кто-то начинал выкрикивать в мегафон агитационную речевку, подошел и остановился в шаге от Матвеева. Улыбка, немного рассеянная и больше – грустноватая – застыла на небритом лице.
- Ну что, Митя, кажись – все, - Снял фуражку, взъерошил ежик седых волос, - Прокурор подписал ордер на мое задержание. Реализацию поручат, наверное, конторе. Я, кого смог, внизу тебе поставил, пока команда на отстранение не прошла. Жаль, одно отделение только. Но ребята – что надо. С ними Иван Зубов, помнишь, прапорщику в том году Орден Мужества запоздало вручали?
У Матвеева от недоумения, злости и несправедливости сжало левую лопатку и шею. Репин усмехнулся, похлопал его по плечу:
- Враги оказались умнее, Дима. Конец комедии. Последний совет – не проводи свое сборище. Прямо сейчас оденься и выйди через черный ход, через столовую. Они вас на размен поставили.
Матвеев замотал головой:
- Андрей, я не могу так. Людей собрал. У меня еще работников – целое здание. Чего мне бояться? В конце концов, преступники будут те, кто устроит погром…
Полковник улыбнулся криво, пожал руку, собираясь идти:
- Победителей ведь не судят, Митя. Новая власть им все спишет. Впрочем, как знаешь. Тогда, вот тебе напоследок подарочек. Чем могу.
Репин выудил из-под мокрого плаща черный увесистый ПээМ и опустил в карман пиджака Матвеева.
- Прощай, друг. Не поминай лихом, - Полковник обнял Дмитрия Ивановича и вышел прочь.
Студенты промокли насквозь и начали очень скоро недовольно гундеть. Дина, осунувшаяся после ментовки еще больше и непривычная уже без утраченного беременного живота, с подругами обегала кучки людей, тормошила, плескала из пластмассовой полторашки водку по стаканчикам. Обеспеченные продуктовыми наборами и мятыми пятитысячными бродяги вели себя более стойко, начинали по команде орать и размахивать транспарантами.
Сегодня пластиковые таблички лозунгов прихватили к деревянным черенкам наживую, по паре мебельных гвоздиков, да и древки закупили толстые, чтоб уж шибануть – так дух вон. Широгоров с беспокойством поглядывал на тонкую цепочку полиции у самых стеклянных дверей горсовета, наверху крыльца. Откуда взялись?! Обещали не будет никого, только вахтер. И целых три этажа жертв народного гнева… Однако, все равно нужно шевелиться. Время идет.
Свистнул Динку, с жалостью посмотрел в дикие глаза на синюшном лице. С утра уже укололась.
- Дина, начинайте слева. Видишь, там стекло не закрыто ментами. Бичам камушков раздала? Ну, пусть кидают. А мы отсюда сразу студентов толканем.
- Бля, ты дурак, что ли?! Бомжарам не докинуть. Сама щас… - повернулась на ходу, уже исчезая в толпе, усмехнулась бледными губами, - Что, Серега, страшно подыхать?!
Страшно, конечно. Человек от шефа шепнул – мол, выставили по ошибке СОБР. Широгорова слегка потряхивало, когда глядел на черные фигуры с автоматами. Даже не ОМОН – ни щитов, ни дубинок. Пригнали головорезов. Они только стрелять могут. Пазганут сейчас по толпе – все разбегутся, остальных похватают. Уже не выпустят. Шеф прикажет в камере удавить, и нету Сережи Широгорова…
- Ребята, ну давай!! – сам отхлебнул водки из фляжки, заголосил в мегафон, - Ме-н-ты!!! Па-а-зор!! Паа-а-зор!!
Он подхватил под локти рядом стоящих своих бойцов, кто половчее, те увлекли дальше толпу парней, мужиков с пропитыми лицами, чеканя, припечатывая ботинками шаг, двинулись к крыльцу. Полиция не двинулась с места. Чуть вперед вышел высокий офицер, вытянул руки ладонями вперед в предостерегающем жесте, наплечная говорилка у него вещала гнусаво, и разлетались, путались слова в дождливой пелене:
- Требую остановиться и разойтись. Применить … оружие… Разойдитесь …преступление…
Дина в замызганной красной куртке выскочила из толпы, приблизилась и рассадила камнем стекло на входе, осыпавшееся с печальным вздохом. Оттуда же, с левого фланга, полетели булыжники и палки. Молодежь, распаляясь, швыряла в полицейских куски арматуры, тем временем, один из бойцов Широгорова бросил горящий смоляной комок на крыльцо, пока безобидную дымовуху, грея под курткой бутылки с зажигательной смесью.
Выстрела Сергей не расслышал. Все орали, воздух сырой, тяжелый, будто вата. Зато увидел очень четко, как Дина вдруг изогнулась дугой вперед, выбросила в стороны руки и поломанной куклой с размаху упала наземь, припечатавшись со стуком головой о брусчатку. На мгновение все замерли, и Сергею стало отчетливо ясно – вечная память тебе, подруга. Пусть хоть смерть твоя станет поводом для нашей красивой победы.
- Аа-ааа-аа! – заорал Широгоров, выхватывая у помощника деревянный черенок, - Уби-и-ли!! Менты, суки, бабу убили-и-ии! Вперед, ребята!!!
Члены группы по команде качнули с разных сторон толпу и люди ринулись на крыльцо.
«Жестоко. Очень. Почему именно ее? Потому, что мне больно. И я бегу вперед. Сука. Палач».
Первые пару секунд Широгоров ожидал следующую пулю снайпера себе в череп, но потом дошло – пока нужен. Значит – вперед!
Полиция сомкнула ряды, угрожающе поднялись автоматы. Офицер что-то скомандовал, и в толпу полетели баллоны, опутывая нападающих струйками сизого дыма. Черные фигуры отступили еще на пару шагов, разбегаться не думали.
Зубов сразу понял, откуда стрелял снайпер – напротив высотка госучреждения. Крыша замечательная, со множеством слуховых окон. Дистанция – триста метров. Лучше не придумать. Иван присел на колено, обшаривал монокуляром крышу. Лейтенант Дроздов схватил его за плечо, после выстрела недоуменно крутил головой, в первую секунду ничего не понял:
- Николаич, кто стрелял?! Не наши ведь?! Наповал девчонку…
- Отводи бойцов в здание, Саша, - Зубов отодвинулся чуть вправо, шуганул юного пацана, подбежавшего было совсем к крыльцу с пластмассовой битой, - Сейчас по нашим будет …
Договорить не успел, чуть дернулся от шлепка, поймал рухнувшего на руки ему Дроздова с мокрой красной жижей вместо лица.
- Выцелил, сука, - зашипел Зубов, оттаскивая мертвого лейтенанта к дверям, заорал натужно: - Отделение, слушай команду! Попарно, в здание – отходить!!
Булыжники сыпались уже кучно. В считанные секунды от стеклянного подъезда остался один алюминиевый скелет. Последняя пара бойцов словила под ноги зажигательную бутылку, бросились кататься в траву и исчезли, погребенные людским морем.
- Предупредительный огонь!! - крикнул Зубов, и, понял, что отступая последним, уже отрезан толпой от своих. Вразнобой простучали выстрелы где-то рядом, глухо перемешиваясь со звоном стекла, грохотом мебели и воплями. Толпа ворвалась в здание, поздно, значит стрелять…
Кто-то сдернул с прапорщика шлем, пятерней вцепился в лицо под черной маской, схватили за горло крепкими руками, судорожно рвали из кобуры пистолет. Зубов выдохнул коротко, не сопротивляясь молотящим рукам, чуть присел, повиснув на щупальцах толпы, заученным движением выхватил из-за спины две своих кровожадных «Кобры».
Рез, укол, удар. В толпе лучше такая комбинация. Обводя по кругу согнутыми в локтях руками, очерчивая себе жизненное пространство, обратным хватом держа пятнадцатисантиметровые смертельные жала – по сухожилиям ног и рук, по шеям, по пальцам. Переходя по очереди – левая, потом правая рука– на прямой хват, -смертельные уколы самым опасным нападающим – в оскаленные лица, в пах, над ключицей. И напоследок – удар стальной рукояткой самым нелепым – трусливым, но кровожадным недоноскам, стремящимся выдавить бойцу полиции глаза…
Как волчок крутился Зубов и время замерло для него, растянулось. Тело пело смертельную шаманскую песню и ярость, не багровая волна, а металлическая пружина, раскручивалась, подчиняясь его сознанию.
Когда толпа противников распалась воющей, хрипящей израненной сворой, у Ивана мелькнула мысль – ударить сзади в спину льющейся в здание ораве. Остановил себя, понял – нет, не переломить ситуацию. Если только швырнуть в гущу народа маленькую пузатую РГН, смотреть, как граната изувечит людей, потом ворваться следом и добивать оставшихся двойками из пистолета. Нет, не война ведь. Свои же, пусть больные, отравленные ложью и еще чем-то, а свои…
- Простите, братки, - прошептал, откатившись за ели и перебежками удаляясь в сквер, - Вы уж там сами… А у меня должок остается… Те, которые за нитки дергают. И за спусковые крючки…