1
В марте месяце – только и есть хорошего, что светлеет за окнами все раньше и раньше. После вьюжного февраля приходит такой же холодный и ветреный март. Лишь воздух будто бы посырее, чуть теплее и пахнет водой.
В детстве весну Матвеев определял по песенке неведомой птицы, которая, еще до метелки дворника с утра, и к вечеру, в предсумерки – пили-пили-пили… Начинала веселиться еще в первые февральские солнечные деньки, а к марту уж вовсю распевала, заставляла дышать полной грудью, будила радужные мечты.
Когда повзрослел – опознал певунью. Оказалась желтобрюхая неромантичная синица. Однако, отважная, не отнимешь. Это же надо – еще с морозных зимних ночей чувствовала весеннее наступление и всем о том рассказывала.
Батареи в квартире ледяные. Воды нет второй день. Видел, еще позавчера, когда ехал с работы, застывшее озеро в размытом котлованчике на обочине проезжей части, у военкомата. Угрюмые фигуры в касках за решетчатыми воротами швыряли огоньки докуренных сигарет в ледяное зеркало.
Жена в толстой кофте суетится на кухне у плиты, где еле живым голубым цветком неохотно тлеет газ. Нос у нее бледно-красный от холода, глаза опухшие, заплаканные.
- Митя, что делать-то? Я всю ночь не спала опять. Ты пришел, свет был? А то вчера дали на час, около восьми вечера и все. Олю спать утолкала раным-рано. Вот пока есть, надолго ли?
Матвеев покряхтел, обнял ее за плечи, по голове погладил. Очень быстро невзгоды ломают людей. Женщины превращаются в старух. Мужчины – бегут, куда глаза глядят, если могут. Еще и горе настоящее не пришло - а рассыпается реальность, будто и не было.
Когда это только начиналось, многие веселились. Воодушевленно голосили на кухнях – ну, наконец-то, заживем. Конечно, поминали некоторые про столетней давности дела, да не все их и в школе-то теперь изучают. Изучали. Закрыты сейчас школы. Там батареи лопнули, да и без света плохо детишкам науки постигать. Каникулы у всех.
- Не реви, Наташа, - плеснул себе кипятка из чайника, бросил пакетик, отмечая – почти не осталось заварки, - давай мы так решим – сегодня вечером точно скажу, что дальше делать. Ты, на всякий случай, собери самое нужное в небольшую сумку и жди меня дома. Ольку не отпускай никуда.
- На работу не ходить, что ли? – растерянно спросила жена, подавая ему на блюдечке кусок черствого хлеба с ложкой варенья, - Дима, ничего больше нет. Мясо я сварила и заморозила на балконе, как велел. Сухари собраны. А магазины же закрыты. Говорят, в ларек от мукомольного завода хлеб в двенадцать привозят. Пойду сегодня, попробую купить.
- Чего тебе на работе делать? – хмыкнул, пожал плечами, - Школа ведь закрыта. Дома сиди. За хлебом можешь сходить. Паспорт, фонарик и спички с собой, помнишь?
Матвеев собрался на работу. Раздумчиво медлил, одевая костюм и галстук. Дрогнуло внутри, мысль проскочила – может, надеть джинсы, свитер и пуховик?
Страшнее с каждым днем выходить из дома в человеческом обличье. Ненавидящие редкие лица в подъезде и на улице. Да ведь нельзя же всем в одночасье сдаться?! Страх и растерянность заполонили город. Что там город, может статься – страну?
Нет сотовой связи. Нет кабельного вещания. Умер интернет. Ну, это не хуже. Во всяком случае, единственное верное решение. Не собрать предателям так быстро своих бойцов в ударный кулак.
Плохо другое – удалось провокаторам все-таки ввергнуть людей в ужас неопределенности. Сначала отравить обещаниями, убаюкать радужной мечтой, изломать существующий порядок и разделить людей – на правых и виноватых. Виноватых всегда меньше.
Как же быстро это все случилось. Исподволь, за полгода, рухнула банковская система, остановились фондовые рынки. Быстро растрачивая сырьевые запасы, замерли производство и торговля. Исчез почти полностью бензин. Выплаченная зарплата превратилась в бумагу, да и ее не выдавали уже пару месяцев. И люди пошли к начальству, сначала протестуя, потом требуя, а потом – сметая на своем пути полицейские кордоны.
Чрезвычайное положение, конечно, немного спасло ситуацию. Исчезли группы маргинальных дебоширов с улиц, остановился грабеж магазинов. Только просвета не видно, уже дважды продлевал чрезвычайку самый большой начальник в стране, однако, и там, наверху, ничего не ясно.
Матвеев проверил свой портфель. Бумаги на месте. И обрез двустволки тоже там, вместе с картечными зелеными цилиндриками. Когда на кухне опиливал стволы своего ЦКИБовского «ИЖа» с серебряной гравированной колодкой, чуть не плакал. Посоветовался с начальником УВД на предмет служебного оружия или дежурного сотрудника для сопровождения, тот махнул рукой, - уймись, мол. В городе на необходимые-то дела полиции не хватает. Дружище из органов шепнул – не валяй дурака, нож охотничий в карман, да ружьишко приспособь. Не ровен час, убивать начнут. Всех. И сразу.
Вчерашняя вечерняя сводка совсем расстроила Матвеева. Нападение на почту, попытка захвата. Перестрелка с полицией, убиты четыре сотрудника, трое нападавших. Неизвестные протаранили белым днем патрульную машину с дежурной группой. Убили сотрудников, завладели четырьмя единицами огнестрела. В пригороде группа людей сожгла дом местного бизнесмена. Вместе с цепными собаками и всей семьей. Убит директор школы. К судье в квартиру ворвались неизвестные и изувечили престарелого заслуженного юриста до смерти.
Самое плохое – полицейское охранение самовольно оставило пост в районной прокуратуре и толпа ворвалась в здание. Жгли бумаги, издевались над сотрудниками. Два отделения ОМОНа вызволили бедолаг, задержали больше тридцати нападавших. Среди них – ни одного уголовника или приезжего. Местные. Студенты, безработные, таксисты… Оказывали упорное сопротивление.
Девушка-соседка спускает по темной лестничной клетке коляску с привязанными снизу и по бокам объемными тюками. Ребенок тихонько попискивает в нагромождении тряпок.
- Дмитрий Иванович, скажите, когда тепло включат? – с надеждой смотрит на Матвеева покрасневшими глазами, - Дома совсем мороз. Пошла вот за водой. Как обратно потащу коляску на восьмой этаж, не знаю… Может, мне к маме в деревню ехать?
- Муж-то твой где? – Матвеев подхватил скрипящую коляску за заднюю ось, помогал спускать. Лифт не работает третью неделю. В подъезде – сквозняк из разбитых где-то внизу окон.
- Ушел он, - всхлипнула соседка, - Три дня назад. С ребятами с работы. Сказал – разбираться пошел к начальству. К какому начальству?...
Утренний сумрак влажен. Пролетают за окном машины серые силуэты многоэтажек, тонущие в утренней мгле. Кое-где мелькнут освещенные окна. Улицы темны, без единого фонаря. Голые ветви берез гнет мартовский порывистый ветер.
- Дмитрий Иванович, дороги-то совсем не чищены, - водитель Алексей сосредоточенно вцепился в баранку «Волги», жалуется:
- Вот и припозднился с утра. Я жену с детьми к матери в деревню отвез, спешить теперь некуда. Мне механик сказал – раскладушки для всех ребят в боксах поставили, можно там ночевать. А я уж лучше в нашем здании, у вахтеров. Вдруг - срочно ехать…
- Правильно, – рассеянно кивнул Матвеев, - Тушенку отвез своим?
- Да, спасибо! Воняет в салоне бензином – это я канистры в багажник набил, про запас. Механик говорит – следующая автоцистерна через неделю придет. А попросите там, чтобы нам вместо баржи нашей «УАЗ» выдали? Сподручнее будет. Видать, дороги-то лучше не станут…
На перекрестке у школы угловатым гробом замер армейский броневик. Оранжевые глаза мигающих светофоров выхватывают из тьмы каску солдата за пулеметной турелью на самой макушке БТРа. Город не хочет просыпаться. Городу страшно.