Проходите, проходите, молодой человек. Осторожнее, здесь корыто висит, у соседей ребенок, «коммуналка», знаете ли. А здесь – детский велосипед, не споткнитесь, пожалуйста. Извините за тесноту. В 1936 году вселился, и с тех пор в этой комнатке проживаю. Блокаду здесь пережил, с первого дня до последнего.
А мне знаете, много и не надо: немного хлеба, сыра, вина… Оливки еще люблю, а их у нас в Ленинграде не достанешь, в последний раз до войны лакомился… Знаете, я бы не сказал, что я богач, но какое какие сбережения имею, вы не смотрите, что у меня пиджачишко такой рваный и грязный. Это мне полагается так, потом сами поймете…
А вот и моя дверь, заходите, гостем будете. Садитесь на стул, вон там, в углу, а я пока альбомы принесу. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома? Зачем весло на стене? А я расскажу, расскажу...
Значит, старинными монетами интересуетесь? Древнегреческими? Это вы по адресу, как раз древнегреческих у меня полным полна коробочка. Вы не смотрите, что я в такой бедности существую. Моей коллекции любой музей позавидует, и я не хвалюсь, святая истинная правда…
А вот и монетки наши. Посмотрите – обол пятого века. Может, его в руках Платон держал. Расплачивался на рынке. Впрочем, он, наверно, на рынок раба посылал. Ну, тогда Сократ. Он сам ходил. А вот обол… Что? Нет, драхм у меня нет. И статеров нет. И гект. Только медные оболы, уж простите великодушно…
Подлинные, спрашиваете? Конечно, подлинные... Откуда они у меня? А я возьму и расскажу вам. Все равно вам никто не поверит. Как вы думаете, как меня зовут? Харитон Эрастович? Ну это, друг мой, по советскому паспорту, а он у меня с 1932 года… Сколько же мне лет? Да я же говорю, не поверите. Я и сам не знаю точно. 5 или 6 тысяч, не меньше. Некоторые говорят, что я из древнего Египта, но я не помню такого… Я себя помню в Греции, и уже тогда я был стариком… Души перевозил с одного берега Стикса на другой. Да-да. Тот самый Харон, хотите верьте, хотите нет. Клянусь Плутоном! Пресквернейшего характера, скажу я Вам, был этот Плутон! Постоянно доводил до слез бедную Персефону! Впрочем, сейчас не знаю. Две тысячи лет его не видел… Все на свете меняется…
Что Вы на меня смотрите как на сумасшедшего? А откуда, сударь, полагаете, у меня тогда столько медных оболов? Здесь ящиков 6 не меньше. А еще в огороде прикопаны… Веками, веками копил… Пока из Греции покойники прибывали, у каждого во рту по оболу было… Я оболы-то эти не тратил, складывал, потом пригодилось, как видите…
Ну а потом варвары разные пошли – тьфу! Голодранцы безденежные! А я, знаете ли, бесплатно работать не намерен! Я вам не раб за просто так горбатиться, веслом махать! Пусть кого-нибудь другого поищут! Тогда я и задумал уйти. Ну а уж, когда христиане появились, а у них свой путь в другой мир, то тут и Стикс обмелел, и Цербер сдох… Мне уж ничего другого не осталось, и я на север подался. Сначала к Элевсинскому Понту, потом в Скифию, а потом уж и вглубь Гипербореи… А как город здесь Петр построил, в нем и поселился. Здесь люди культурные, старинные монеты любят, цену за них хорошую дают… Я, между прочим, и Рейхеля знавал, и великого князя Георгия Михайловича. А с Василием Васильевичем как с вами сейчас разговаривал. Как с каким? С Розановым, конечно… Не знаете? Понятно, советское образование…
Что? ОБХСС? На психиатрическую экспертизу? Эх, молодой человек, наверное, вы вуз закончили, комсомольцем были, теперь, может, в партии. А в болтовню стариковскую верите… Шучу я, шучу. Харитон меня зовут, а Хароном сосед прозвал – профессор-античник. Уж больно я неаккуратный всегда был, борода клочками, рубаха мятая, да и паромщиком одно время работал…
Откуда оболы? А где вы видели оболы? Нет, вы посмотрите получше, посмотрите! Это же я вам марки показывал. Вот, почта СССР, цена 5 копеек. Филателист я, молодой человек, фи-ла-те-лист. Что? Оболы превратились в марки? Вы серьезно? Может, это вам, молодой человек, так сказать, на психиатрическую экспертизу?