ЭСКИЗ СМИРЕНИЯ
Перевод книги Джина Эдуардса
Посвящается
Сокрушенным сердцем христианам – выходцам из авторитарных групп, ищущим утешения, исцеления и надежды. Да восстановит вас и поведет за Собой тот, Кто есть свобода.
А также христианам, которые прошли или проходят сейчас через ранящие душу переживания раскола в братстве. Да даст вам эта повесть света, ясности и успокоения. Да восстановит также и вас и поведет за Собой тот, Кто есть мир и покой.
Да будут полностью исцелены и те, и другие настолько, чтобы суметь по-прежнему отвечать на зов того, Кто просит полной отдачи, ибо Сам есть Всё.
СКАЗАНИЕ О ТРЕХ ЦАРЯХ
"Поставляли царей сами, без меня;
Ставили князей, но без Моего ведома…"
Осия 8:4
Как приятно, дорогой читатель, снова оказаться вместе. Для меня большая честь – провести это время с тобой. Спасибо тебе за встречу и предлагаю поторопиться в зал: уже гаснет свет.
Вот два места, оставленных нам не так далеко от сцены. Пойдем, займем их.
На мой взгляд, это драма. Однако, надеюсь, ты не сочтешь ее скучной и угрюмой.
История состоит из двух отдельных частей. В первой мы должны встретиться со старым царем по имени Саул и юным пастухом, которого зовут Давид. Во второй части мы снова встретимся со старым царем и юношей. Но на этот раз старый царь – Давид, а молодой человек – Авессалом.
История представляет собой портрет (возможно, тебе больше понравится называть его очерком или эскизом к картине) покорности и власти в Божьем Царстве.
О! Свет совсем погас, актеры заняли свои места. Зал затих. И вот, поднимается занавес.
Наш рассказ начался.
Пролог
Всемогущий живой Бог обратился к Гавриилу и изрек следующее:
– Пойди, возьми две частицы Моего существа. Две судьбы уже ждут. Каждой из них дай по частице Меня Самого.
Неся два ярких, пульсирующих огня Жизни, Гавриил открыл дверь в пространство между двумя вселенными и исчез. Он ступил в аллею Неродившихся судеб.
– У меня здесь две частицы Божьей сущности. Первая – внешнее облачение. Когда оно на тебе, ты одет в дыхание Самого Бога. Как вода объемлет находящегося в море, так и дыхание Его Самого облекает тебя. С ним, облачающим ветром, ты будешь обладать властью – силой подавлять армии, постыжать врагов Божьих и совершать Его работу на земле. Это дар Божьей власти. Это погружение в Дух.
Одна судьба вышла вперед:
– Эта Божья доля для меня.
– Верно, – ответил ангел. – И помни: получивший такую великую силу наверняка станет известным. Прежде, чем закончится твое земное странствование, откроется твоя истинная сущность, да, эта сила обнажит ее. Такова судьба всех наделенных этой долей, ибо она касается только внешнего человека, нисколько не влияя на внутреннего. Внешняя сила или явит внутренние источники, или покажет, что их нет.
Приняв свою судьбу, первый сделал шаг назад.
Гавриил вновь заговорил.
– Вот другой элемент Живого Бога. Это не дар, а наследие. Дар облекает внешнего человека. Наследие же помещается глубоко внутри – как семя. И все же, хоть и малое насаждение, оно возрастает и со временем заполняет всего внутреннего человека.
Другая судьба выступила вперед.
– Я полагаю, этот элемент должен быть моим в моем земном странствовании.
– Правильно, – снова ответил ангел. – Должен сказать, тебе досталась славная доля, единственный известный Богу и ангелам элемент во всей вселенной, способный изменить человеческое сердце. И все же, даже он не сможет выполнить своей задачи и заполнить все твое внутреннее существо, если не соединится с нужными компонентами. Он смешивается со скорбью, обильно сдабривается страданием и подвергается давлению.
Принявший вторую судьбу ступил назад.
Рядом с Гавриилом сидел ангел-писарь. Он старательно внес в книгу запись о двух судьбах.
– И кем должны стать эти судьбы, когда войдут в двери видимой вселенной? – спросил писарь.
Гавриил с мягкостью ответил:
– Каждый в свое время станет царем.
ЧАСТЬ I
Глава I
Самый младший ребенок в любой семье отличается двумя качествами: его не считают ни чрезмерно воспитанным, ни достаточно обученным. Обычно от него многого не ждут. Неизбежно, он проявляет меньше черт вожака, чем другие дети в семье. Он никогда не главенствует, чаще руководят им, поскольку у него нет никого моложе, на ком можно практиковать свое лидерство.
Так считают в наши дни. Также было и три тысячи лет назад в селении, называемом Вифлеем, в семействе с восемью мальчиками. Семь старших сыновей Иессея работали вблизи отцовской фермы. Самого младшего отправили в горы пасти небольшую семейную отару.
В своих веселых пасторальных походах младший сын всегда имел при себе две вещи: пращу и небольшой музыкальный инструмент, что– то вроде гитары. Свободного времени на злачных горных пажитях, где овцы днями пасутся на одном лугу, у пастуха в изобилии. Но шло время, дни сливались в недели, и от однообразия юноша начал скучать. Чувство одиночества, которое всегда обитало в нем, вырастало. Он часто плакал. Еще он много играл на своей арфе. У него был хороший голос, так что он часто пел. Когда эти занятия переставали его утешать, он собирал груду камней и, один за другим запускал их в какое-нибудь дерево с чувством близким к ярости.
Когда куча камней таяла, он шел к обстрелянному дереву, собирал свои камешки и назначал еще одного лиственного врага, теперь уже подальше.
Он вступал во множество таких поединков.
Еще этот воин-певец-пастух любил своего Господа. Ночью, когда овцы засыпали, он устраивался у костра и, уставившись на умирающий огонь, подыгрывал себе на арфе и пел, разражаясь сольным концертом. Он исполнял древние гимны веры своих предков. Когда он пел, он плакал, а когда он плакал, у него часто вырывались давно забытые славословия и лились, пока дальние горы не подхватывали их вместе с его слезами и не передавали их еще выше, откуда они уже поднимались в Божьи уши.
Когда он не пел свои хвалебные гимны и не плакал, он ухаживал за своими овечками, не пропуская ни одной. А когда не занимался своим стадом, он запускал камни из своей неразлучной пращи до тех пор, пока они не попадали точно туда, куда он их посылал.
Однажды, когда он во все легкие пел своему Богу, ангелам, овцам и проплывавшим мимо облакам, он заметил живого врага: огромного медведя! Юноша ринулся вперед. Оба они стремительно двигались в одном направлении – к ягненку, который мирно пасся на склоне с сочной зеленой травой. Юноша и медведь остановились на полпути и, повернувшись, застыли друг против друга. Инстинктивно шаря по карманам в поисках камня, молодой человек вдруг осознал:
– О, да я совсем не боюсь!
Тем временем коричневая молния на мощных мохнатых лапах с бешенством разрядилась прямо в него. Движимый силой юности, он зарядил камень в пращу и вскоре обточенный ручьем камень просвистел в воздухе навстречу этому разряду.
Мгновения спустя, человек, не такой уж и молодой, как минуту назад, подобрал маленькую овечку и сказал:
– Я – твой пастырь, а Бог – Мой.
И вот, поздно ночью дневная сага сплелась в песню. Он разражался этой песней вновь и вновь, покуда все ангелы, имевшие уши, не выучили мелодию и слова. Они, в свою очередь, стали хранителями этой дивной песни и передавали ее как целебный бальзам всем сокрушенным сердцем во всех грядущих веках.
Глава II
Издалека кто-то бежал в его сторону. Фигура, приближаясь, росла и вскоре стало ясно, что это его брат.
– Беги! – кричал брат. – Беги домой скорее. Я присмотрю за стадом.
– Зачем?
– Старик, мудрец. Он хочет видеть всех восьмерых сыновей Иессея, и он видел всех, кроме тебя.
– А зачем?
– Беги!
Давид побежал. Останавливался только для того, чтобы перевести дыхание. Пот струился по его загорелым щекам, лицо раскраснелось под цвет огненно-рыжих кудрей, когда он влетел в дом своего отца, охватывая взглядом всех перед собой.
И вот он, самый младший из сыновей Иессея, предстал пред всеми, высокий, стройный и сильный… но из всех присутствующих в доме только глаза прозорливого старца видели его таковым. Родные не всегда замечают, что человек вырос, даже если смотрят прямо на него. Старик видел это. А заодно и кое– что еще. Каким– то чудом старцу было известно то, что знает Бог.
А Бог проверил в царстве один за другим все дома в поисках чего-то особенного. И в результате проверки Господь Бог Всемогущий обнаружил, что этот певец с крепкими легкими любит своего Господа искреннее всех на всей священной земле Израиля.
– Преклони колени, – сказал седовласый старец. Почти по-царски для человека, никогда не бывавшего в этой позе раньше, юноша опустился на колени и почувствовал, как ему на голову льется елей. Где-то в скрытом уголке его разума с пометкой «информация детства» всплыла мысль: «Это делают, чтобы человек стал царем. Самуил делает меня… кем?»
Еврейские слова были недвусмысленны. Их знали даже дети.
– Вот помазанник Господа!
Вот это день, скажете вы, вот уж повезло юноше! Тогда, не покажется ли вам странным, что это знаменательное событие привело молодого человека не к трону, а к десяти годам адских мук, страданий и скорби? В тот день Давид был зачислен не в царский род, а в школу смирения.
Самуил вернулся к себе. Сыновья Иессея, за исключением одного, пошли на войну. Младший, еще не созревший для сражений, получил, тем не менее, повышение в доме своего отца… из пастухов в разносчики. Теперь его работой было доставлять еду братьям на линию фронта. Делал он это регулярно.
В один из таких визитов на передовую он убил еще одного медведя, точно таким же образом, как и первого. Медведь этот был, однако, под три метра ростом и человеческого рода. В результате этого необычайного подвига молодой Давид стал народным героем.
А со временем он оказался еще и в замке злого царя. И в условиях, таких же безумных, как и сам царь, юноше предстояло узнать много существенного в жизни.
Глава Ш
Давид пел злому царю. Часто. Музыка, казалось, помогала старику. И по всему замку, когда Давид пел, в дворцовых коридорах останавливались люди и, прислушиваясь к звукам, льющимся из царской палаты, дивились. Как удалось молодому человеку написать столь замечательные стихи и музыку?
Казалось, самой любимой у всех была песня, которой он научился благодаря маленькой овечке. Люди, как и ангелы, любили в этой песне всё до последнего звука.
Однако, царь страдал приступами злобы и, поэтому завидовал. Или все наоборот? Во всяком случае, царь чувствовал угрозу со стороны Давида, что часто происходит с царями, когда в их царстве есть любимый всеми одаренный юноша. А также, царь, как и Давид, знал, что однажды этот молодой человек просто займет его место.
Но взойдет ли Давид на трон честным путем или обманным? Саул не знал. Этот вопрос был одним из тех, что сводили царя с ума.
Давид попал в очень неудобную ситуацию, однако, в своем положении он, казалось, ясно представлял себе суть разворачивавшейся вокруг него драмы. Он, похоже, понимал нечто такое, что было доступно лишь немногим из мудрейших того времени. То, что в наши дни, когда люди еще умнее, совсем мало кто понимает.
И что же это такое?
У Бога не было, но Ему очень нужны были люди, готовые пережить страдания и скорбь.
Богу был нужен кроткий и смиренный сердцем сосуд, прошедший через сокрушение.
Глава IV
Сумасшедший царь видел в Давиде угрозу своему царству. Казалось, царь не понимает, что следует предоставить Богу решать, каким царствам надлежит устоять и против каких угроз. Не зная этого, Саул делал все, что делают безумные цари. Он кидал копья в Давида. Ему можно. Он – царь. Царям можно делать такие вещи. И они почти всегда делают. Цари считают, что у них есть право метать копья. Все знают – у таких людей такое право есть. Все знают это очень, очень хорошо. Откуда? Оттого, что царь им это говорил много, много раз.
Возможно ли, чтобы этот бешеный царь был настоящим царем, даже Божьим помазанником?
А твой царь? Божий ли он помазанник? Может быть. А может быть, и нет. Никто никогда не может знать этого наверняка. Люди говорят, что знают. Даже наверняка. Но они не знают. Бог знает. Но Он не скажет.
Если твой царь и вправду Божий помазанник, и если он тоже швыряет копья, тогда существует то, что ты можешь знать и наверняка:
твой царь, без сомнения, безумен.
И он – царь по роду царя Саула.
Глава V
У Бога есть университет. Небольшой. Немногие поступают туда, еще меньше людей его заканчивают. Воистину очень, очень немногие.
Бог держит его, потому что Ему нужны смиренные, а их у Него нет. Вместо этого у Него есть несколько других видов. У Него есть люди, которые заявляют, что они – Божья власть… и таковыми не являются. Есть люди, которые считают себя смиренными… и тоже таковыми не являются. И люди, которые являются Божьей властью, но они сумасшедшие и не смиренные. И есть у Него, к сожалению, целая палитра промежуточных оттенков. Всего этого у Него в избытке, но кротких и смиренных почти нет.
Почему так мало учащихся в Божьей священной школе смирения и покорности? Потому что всем, кто в ней учится, приходится переносить много скорбей. И как ты можешь догадаться, их количество часто определяет правитель, не прошедший смирения (которого, кстати, самодержавно назначает Бог). Давид в свое время был учеником в этой школе, а Саул был Богом избранным инструментом для смирения Давида.
По мере того как росло безумие царя, росло и понимание Давида. Он знал, что Бог поместил его в царский дворец под настоящую власть.
Власть царя Саула – настоящая? Да, Богом, избранная власть. Избранная для Давида. Не смиренная власть, да. Но, тем не менее, назначенная самим Богом.
Да, это возможно.
Давид вздохнул, покорился своему злому царю и двинулся дальше по тропе своего земного ада.
Глава VI
У Давида был вопрос: что делать, когда в тебя бросают копья?
Не кажется ли вам странным, что Давид не знал ответа на свой вопрос? В конце концов, любой другой человек в мире знает, что делать, когда в него летит копье. Что ж еще – бери его и кидай обратно!
«Когда кто-нибудь швырнет в тебя копье, Давид, просто выверни его из стены и кинь назад. Так делают абсолютно все, можешь быть уверен.»
Этим маленьким подвигом возврата кинутых копий ты докажешь многое. Ты мужественен. Ты стоишь за правду. Ты смело противостоишь злу. Ты силен и тобой нельзя помыкать. Ты против несправедливости и нечестного обращения. Ты – защитник веры, хранитель огня, распознаватель ереси. Ты не дашь причинить себе зло. Все вместе эти качества доказывают также, что ты, очевидно, кандидат на царство. Да, возможно, ты и есть Божий помазанник.
По роду царя Саула.
Есть также возможность, что спустя каких– нибудь два десятка лет после коронации ты станешь самым искусным метателем копий во всем царстве. И, вероятнее всего, к тому времени…
совершенно безумным.
Глава VII
В отличие от всех остальных в истории метания копий Давид не знал, что делать, когда их в него кидают. Он не бросал копья Саула назад в него. И не делал собственных, чтобы метать их. Что-то было в Давиде, отличающее его от всех. Все, что он делал в ответ – лишь уклонялся от ударов.
Что может сделать человек, особенно молодой, если царь задумает использовать его в качестве мишени? Что, если он решит не отвечать на комплимент?
Прежде всего, он должен притвориться, что не видит копий. Даже, если они летят прямо в него. Во-вторых, он должен научиться уклоняться очень быстро. И наконец, он должен вести себя так, будто совсем ничего не случилось.
Легко определить, когда человека задело ударом. Он покрывается густой тенью обиды. Давида никогда не задевало. Со временем он узнал один скрытый от других секрет. Он обнаружил три вещи, которые всегда спасали от попадания в него.
Первая: никогда не учись модному и легко доступному искусству метания копий. Вторая: сторонись общества метателей. Третья: держи свой рот на замке.
При этом копья никогда не заденут тебя, даже если пройдут сквозь сердце.
Глава VIII
«Мой царь сошел с ума. По крайней мере, похоже на то. Что мне делать?»
Прежде всего, признай этот непреложный факт: ты не можешь сказать (никто не может), кто есть Божий помазанник, а кто – нет. И некоторые цари, про которых все будут клятвенно заявлять, что те – по роду царя Саула, на самом деле – по роду царя Давида. А другие, которых все считают по роду царя Давида, на самом деле относятся к роду царя Саула. Кто прав? Как знать? Какой голос слушаешь ты? Нет мудреца, способного решить эту головоломку. Все, что нам остается делать, так это – ходить и задавать себе вопрос:
«Является ли этот человек Божьим помазанником, и если да, по роду Саула ли он?»
Запомни этот вопрос хорошенько. Тебе, возможно, придется задавать его себе десятки тысяч раз. Особенно, если ты – житель царства, в котором царь только предположительно сошел с ума.
Может показаться, что задавать этот вопрос несложно. Но это не так. Особенно когда ты сильно плачешь… и уклоняешься от ударов… и испытываешь искушение послать копье назад… в то время как другие подталкивают тебя поступить именно так. И твоя рассудительность, и трезвость, и логика, и разум, и здравый смысл соглашаются. Но в своих слезах не забывай: ты знаешь только вопрос, но не ответ.
Ответа не знает никто.
Кроме Бога.
А Он не скажет.
Глава IX
«Мне не понравилась эта последняя глава. Она обошла проблему. Я в положении Давида, и это мука. Что делать, если царством, в котором я живу, управляет царь-копьеметатель? Уйти? Если да, то как? Просто, что делать человеку в разгар состязания по метанию ножей?»
Ну, если тебе не понравился вопрос в последней главе, то тебе не понравится и ответ в этой.
Ответ таков: «Дождаться, пока тебя не забьют до смерти.»
«Какая необходимость в этом? Или какая от этого польза?»
Ты смотришь не на того царя Саула. Пока ты будешь смотреть на своего царя, ты будешь винить его и только его за тот ад, в котором ты находишься. Будь осторожен, потому что Бог устремил Свои глаза на другого царя Саула. Не на того, видимого, над тобой, бросающего в тебя копья. Нет, Бог смотрит на другого царя Саула. Такого же плохого, а то и хуже.
Бог смотрит на царя Саула в тебе.
«Во мне?!»
Саул у тебя в крови, в мозге твоих костей. Из него состоит сама плоть и каждый мускул твоего сердца. На нем замешана твоя душа. Он живет в ядре твоих атомов.
Царь Саул и ты – одно целое.
Ты – царь Саул.
Он дышит нашими легкими и бьется в груди каждого из нас. Есть только один путь избавиться от него. Он должен быть полностью уничтожен.
Тебе это, может, будет не особенно приятно, но, по крайней мере, теперь ты знаешь, почему Бог поставил над тобой того, кто только возможно является царем Саулом.
Давид, пастух, вырос бы царем Саулом Вторым, если бы Бог не вырезал Саула из сердца Давида. Операция, между прочим, заняла годы и была жестоким испытанием, чуть не убившим пациента. И какой скальпель с пинцетом использовал Бог для удаления этого внутреннего Саула?
Бог пользовался Саулом внешним.
Царь Саул мечтал уничтожить Давида, но преуспел лишь в том, что послужил Богу инструментом в истреблении Саула, скитающегося в лабиринтах Давидовой души. Да, это правда, Давид был почти уничтожен в ходе операции, но так и должно было быть. Иначе Саул в нем выжил бы.
Давид принял свою судьбу. С распростертыми объятьями встретил он жестокие обстоятельства. Ни руки не поднял, ни сопротивления не оказал. И даже не хвалился своим благочестием. Молча, в одиночестве, он переносил суровые испытания. Раны его от всего этого были глубоки. Все его внутренне существо было изувечено. Сама личность его переменилась. Когда кровопролитие прекратилось, Давида нельзя было узнать.
Тебя не удовлетворил вопрос в предыдущей главе? Тогда тебе, наверно, не понравился и ответ в этой.
Никому из нас не нравится.
Кроме Бога.
Глава Х
Как узнать, что пришло, наконец, время уйти от Божьего помазанника – особенно Божьего помазанника по роду царя Саула?
Давид никогда не принимал такого решения. За него это сделал Божий помазанник. Все решил царский указ. «Загоните его, убейте его как собаку!» Только тогда Давид ушел. Не ушел, нет, он бежал. Даже тогда он не говорил ни слова, не поднимал руки на Саула. Пожалуйста, отметь также, что, оставляя царство, он не расколол его. Он не забрал с собой половины населения. Он бежал один.
Один. Совсем один. Царь Саул Второй никогда так не поступает. Он всегда берет тех, кто «настаивает на том, чтобы пойти вместе».
Да, люди, действительно настаивают, чтобы уйти с тобой, ведь так? Они хотят помочь тебе основать царство Саула Второго.
Такие люди никогда не отваживаются уходить поодиночке.
Но Давид ушел один. Понимаешь, настоящему помазаннику Божию хватает сил уйти в одиночку.
Есть только один способ оставить царство: уйти одному. Не взяв никого.
Глава XI
Пещеры – не лучшее место для укрепления морального духа. И сколько их ни меняй, все они похожи между собой. Темно. Холодно. Сыро. Затхло. А когда ты – ее единственный обитатель, пещера становится еще хуже… а еще этот лай собак вдалеке.
Но иногда, когда собаки и охотники были далеко, гонимый ими пел. Он начинал тихо, затем возвышал голос и пел песню, которой он научился от маленького ягненка. Пещерные стены отражали каждый звук точно так, как когда-то это делали горы. Музыка стекала вниз, в глубину пещерной тьмы, и вскоре эхо превращало ее в хор, вторящий ему.
Но теперь у него не было даже того малого, что он имел, будучи пастухом: ни арфы, ни солнца, ни даже компании овец. Воспоминания о царском дворе рассеялись. Самая великая из амбиций Давида теперь была не выше пастушьего посоха. Все былое крушилось и вытеснялось из него.
Он много пел.
И каждая нота его сопровождалась слезой.
Как странно, не правда ли, что зарождается в страдании?
Там, в пещерах, уйдя в печаль своей песни и в песнь своей печали, Давид просто, без лишних стараний, стал величайшим создателем псалмов и утешителем разбитых сердец из всех, которых когда-либо знал этот мир.
Глава ХII
Он бежал – через болотистые равнины, по скользким берегам рек. Иногда собаки подходили близко, иногда даже обнаруживали его. Но быстрые ноги, реки и ямы с водой спасали его. Он добывал себе пищу в полях, рыл корни у дороги, спал на деревьях, прятался в оврагах, полз через тернии и грязь. Бывало, он бежал целыми днями, не отваживаясь остановиться или поесть. Жажду он утолял дождем. Полуголый, весь в грязи, он шел вперед, спотыкался и полз, цепляясь за землю ногтями.
Пещеры теперь были дворцами. Ямы – домом. Прошли те времена, когда матери говорили детям, чтоб вели себя хорошо, не то закончат как городские пьяницы. Больше так не говорили. Появилась новая история, лучше и страшнее. «Не будешь хорошим – закончишь как тот победитель великана».
В Иерусалиме, когда учили покорности перед царями и почтению перед Божьими помазанниками, Давид был притчей во языцех. «Вот что Бог делает с мятежниками». Молодые слушатели вздрагивали при этой мысли и угрюмо решали никогда связываться с мятежом.
Так было тогда, так это сейчас, так будет всегда.
Много времени спустя Давид достиг чужой земли и малой, очень малой меры безопасности. Здесь его тоже боялись, ненавидели, клеветали на него, строили замыслы. Не раз он вплотную знакомился с убийством.
Это были самые мрачные часы в жизни Давида. Тебе, но только не ему, они известны как дни перед его воцарением. Он же полагал, что таков его жребий навеки.
В страдании происходило рождение. Рождались кротость и смирение.
По земным меркам он был поверженным и разбитым, а по небесным – сокрушенным и смиренным.
Глава ХIII
Другие пускались в бегство по мере роста царского безумия. Сначала – один, потом – три, потом – десяток и в конце – сотни. После длительного поиска некоторым из этих беглецов удавалось найти Давида. Они долго не виделись.
Правда, при встрече они его просто не узнавали. Он изменился, его личность, его характер, вся его суть переменилась. Он меньше говорил. Больше любил Бога. Пел по-другому. Они никогда раньше не слышали этих песен. Некоторые были хороши – не описать словами, от других кровь стыла в жилах.
Те, кто нашли его и решили стать его товарищами по изгнанию, были жалким сбродом: воры, лжецы, нытики, придиры, мятежники с непокорными сердцами. Они были слепы от ненависти к царю, а, заодно, и ко всем власть имущим. Они бы доставили много хлопот и в раю, попади они туда.
Давид не был их вождем. Он не разделял их мнений. И все же, они добровольно стали следовать за ним.
Он никогда не говорил с ними о власти. Он никогда не говорил о подчинении, но они покорились ему как человеку. Он не устанавливал никаких правил. Законопослушность – термин не из словаря бродяг. Тем не менее, они очистили свою внешнюю жизнь. И постепенно их внутренняя жизнь стала изменяться.
Они не боялись подчинения или власти, они и не думали на эту тему, и, тем более, не обсуждали ее. Почему тогда они следовали за ним? Вообще-то, они не следовали, если быть точным. Просто, это получалось само собой, потому что он был… Давидом. Это не требовало объяснений.
И таким образом, впервые за две попытки, родилось настоящее царство.
Глава ХIV
– Почему, Давид, почему?
Местом действия была еще одна безымянная пещера.
Их окружала беспокойная толпа. Медленно и с большим трудом, люди начали успокаиваться. Все были в замешательстве, как и Иоав, который, наконец, и произнес возникший у всех вопрос.
Иоав хотел услышать что-нибудь в ответ. Немедленно!
Давид должен был бы смутиться или начать оправдываться. Ни того, ни другого. Он смотрел сквозь Иоава так, как человек созерцает иной мир, доступный только его взору.
Иоав подошел и встал прямо перед Давидом, и смотря на него сверху вниз, обрушил все свое недоумение.
– Он много раз покушался на тебя в своем дворце! Я своими глазами видел, как он метал в тебя копья. Наконец, ты сбежал. Уже годы как ты – его мишень. Более того, весь мир верит его клевете на тебя. И вот он, сам царь, пришел обыскать все пещеры, ямы и канавы на земле, чтобы найти тебя и убить как собаку. Но сегодня он был у тебя на кончике твоего собственного копья, и ты ничего не сделал!
– Посмотри на нас: мы снова – загнанные звери. Менее часа назад ты мог бы покончить со всем этим. Да, мы все могли бы быть свободны прямо сейчас! Свободны! И Израиль тоже. Страна была бы свободна. Почему, Давид, почему ты не поставил точку в этой череде бедствий и нищеты?
Долгая тишина. Люди, чувствуя себя неловко, вновь зашевелились. Нечасто им приходилось быть свидетелями того, чтобы кто-то ругал Давида.
– Потому что, – сказал Давид очень медленно (и с мягкостью, которая как бы говорила: «Я слышал, что ты спросил, но не как ты это сказал»), – потому что когда– то, очень давно он не был сумасшедшим. Он был молодым. Он был великим. Великим в глазах Бога и людей. Ведь это Бог сделал его царем, Бог, не люди.
Взорвавшись, Иоав выпалил:
– Но сейчас-то он сумасшедший! И Бог оставил его. И, Давид, он все же убьет тебя!
На этот раз ответ Давида полыхнул огнем.
– Пусть лучше он убьет меня, чем я научусь поступать как он. Лучше умереть, чем стать таким. Я не буду заниматься тем, от чего цари сходят с ума. Я не буду ни метать копья, ни растить ненависть в своем сердце. Мстить я не буду. Ни сейчас, ни потом.
Иоав не мог принять такой бессмысленный ответ. Он с шумом вылетел во тьму.
В ту ночь люди легли спать на холодных мокрых камнях, ворча по поводу извращенных мазохистских взглядов своего вождя на отношение к царям, в особенности, к сумасшедшим.
Ангелы тоже легли спать в ту ночь и грезили в сиянии прошедшего редкого дня, что Богу еще, возможно, удастся доверить Свою власть достойному сосуду.
Глава ХV
Что за человек был Саул? Кем был ставший врагом Давида? Божьим помазанником, спасителем Израиля. И все же, его помнят, главным образом, за его сумасшествие.
Забудь плохое. Оставь едкую критику. Забудь его репутацию. Просто посмотри на факты. Саул был одной из величайших фигур в истории человечества. Он вырос на ферме, настоящий деревенский мальчик. Он был высоким, привлекательным и любимым.
Он был крещен Духом Святым.
К тому же, он был родом из хорошей семьи, то есть его родословие велось от нескольких великих личностей в истории всего человечества. Авраам, Израиль, Моисей – все они были его предками.
Помните историю? От Авраама произошел народ. Моисей освободил этот народ из рабства. Иисус Навин привел этот народ в землю, которая была обещана им Богом. Судьи удерживали все от развала и полного хаоса. Тогда-то и появился Саул. Именно Саул взял этих людей и сплотил их в единое царство.
Саул объединил народ и основал царство. Немногие люди совершали такое. От из воздуха соткал армию. Он побеждал в битвах Божьей силой, поражал врага вновь и вновь, что удавалось немногим. Помните это и не забывайте того, что на этом человеке был Святой Дух. Более того, он был пророком. Дух сходил на него с силой и могуществом. Он делал и говорил неслыханное, и всё силой Духа, пребывавшего на нем.
Он воплощал все то, о чем люди мечтают сегодня… быть облеченным силою Святого Духа… способным делать невозможное… для Бога. Вождь, избранный Богом, с силой от Бога.
Саулу была дана власть, которая есть только у одного Бога. Он был Божьим помазанником, и Бог обращался с ним соответственно.
А еще он был снедаем злобой и завистью, способен на убийство и жизнь в духовной тьме.
Есть ли мораль в этих противоречиях? Да, и она разобьет вдребезги многие из твоих представлений о власти, о великих людях под Божьим помазанием и о Самом Боге.
Многие люди молятся, чтоб обрести Божью силу. С каждым годом все больше. Эти молитвы звучат уверенно, искренне, благочестиво и бескорыстно. Однако за этой молитвой и рвением кроется честолюбие, жажда славы и желание быть признанным духовным гигантом. Человек, молящийся об этом, может даже не знать, что эти темные мотивы и желания есть у него в сердце… в твоем сердце.
Даже молясь об этом, человек остается пустым внутри. Духовный рост при этом незначительный. Молитва о силе – быстрый и короткий путь в обход внутреннего роста.
Существует огромная разница между внешним облачением силы Духа и внутренним наполнением жизнью Духа. В первом случае, несмотря на силу, скрытый в сердце человек может остаться неизмененным. В последнем, над этим монстром совершается работа.
Интересное о Боге. Он слышит все эти просьбы о силе, эти пламенные молитвы от молодых людей (в любом поколении) и Он отвечает на них! Очень часто он удовлетворяет эти просьбы о силе и власти. Иногда, отвечая на них, Он говорит «да» некоторым очень недостойным сосудам.
Он наделяет недостойных людей силой? Своей силой? Даже, если внутри они – груда мертвых костей?
Почему Бог делает такое? Ответ простой и, в то же время, шокирующий. Иногда Он дает недостойным сосудам больше силы, чтобы со временем обнажить истинное состояние внутренней наготы этого человека для всеобщего обозрения.
Поэтому задумайтесь, когда услышите торговца силой. Помните: Бог иногда наделяет силой людей без видимых к тому причин. Человек может жить в самом вопиющем из грехов, а внешний дар при этом будет по-прежнему действовать совершенно. Дары Бога, данные однажды, назад не отзываются. Даже при наличии греха. Более того, некоторые люди, живущие такой жизнью, являются помазанниками Божьими… в Божьих глазах. Саул был живым доказательством этого факта.
Дары назад не забирают. Ужасно, правда?
Если ты молод и никогда не видел такого, будь уверен: когда-нибудь в ближайшие лет сорок ты это увидишь. Высокоодаренные и очень сильные люди… признанные вождями в Божьем Царстве, творят темные и безобразные дела.
Что нужно этому миру: одаренные люди, наделенные внешней силой? Или смиренные, внутренне преобразованные?
Не забывайте, что некоторые из людей, которым дана сила Самого Бога, поднимали армии, поражали врага, совершали великие дела Божьи, проповедовали и пророчествовали с бесподобным красноречием и силой…
и метали копья,
и ненавидели людей,
и бросались на них,
и затевали убийства,
и пророчествовали голыми,
и даже обращались к колдунам.
Глава ХVI
– Все же вы не ответили на мой вопрос. Человек, под властью которого я нахожусь: я считаю, что он – царь Саул. Как узнать наверняка?
Нам не дано знать. И помни: даже Саулы – часто Божьи помазанники.
Понимаешь, всегда найдутся люди – везде, во все века, в любой группе – которые встанут и скажут тебе: «Вот человек по роду царя Саула.» В то время как другой, столь же уверенно встанет, чтобы заявить: «Нет, он – Божий помазанник по роду Давида». Никто не знает на самом деле, кто из двух прав. И если тебе случится с балкона наблюдать этих двух людей, орущих друг на друга, ты, возможно, задумаешься, к какому роду, если это вообще уместно, они принадлежат.
Помни, твой вождь может быть Давидом.
– Это невозможно!
Разве? Большинство из нас знает, как минимум, двоих из родословия Давида, которые были прокляты и распяты людьми. Людьми, которые были уверены, что те, которых они распинают, не Давиды.
А если тебе неизвестны оба этих случая, то уж один ты знаешь наверняка.
Те из нас, которые пошли в Саулов, часто распинают Давидов среди нас.
Кто тогда может знать, кто – Давид, а кто – Саул?
Знает Бог. Но Он не скажет.
Будешь ли ты настолько уверен в том, что твой царь – Саул, а не Давид, что пожелаешь занять место Бога и пойти войной против своего Саула? Если так, то позволь поблагодарить Бога за то, что тебя не было в дни Голгофы.
Что же тогда можно сделать? Очень мало. Возможно, ничего.
Однако, течение времени (и поведение твоего вождя за это время) раскрывает нам очень многое о нем.
А также, течение времени и то, как ты реагируешь на этого вождя, будь он Давид или Саул, раскрывает многое о тебе.
Глава ХVII
Спустя два поколения после правления Саула некий молодой человек с энтузиазмом вступил в ряды Израильской армии под предводительством нового царя, правнука Давида. Вскоре до него стали доходить легенды о славных храбрецах Давида. Он твердо решил узнать, не остался ли один из тех храбрых, случайно, в живых, и если да, то найти его и поговорить с ним, хотя, по подсчетам, такому человеку должно было быть более ста лет.
Наконец, он обнаружил, вполне достоверно, что один такой человек жив. Разузнав о нем, юноша поспешил к его жилищу. С волнением, если не с колебанием, он постучал в дверь. Медленно она открылась. За ней стоял человек-великан, с седыми… нет, белыми волосами… и сверх ожидания морщинистым лицом.
– Вы, сударь, один из тех храбрых Давида из далекого прошлого, о ком мы так много слышали?
Старик долго всматривался в лицо юноши, изучая его черты, потом мундир. Затем ветхим, но твердым голосом отвечал, не отводя взгляда от лица молодого человека.
– Если ты спрашиваешь, я ли – бывший вор и пещерный житель, и тот, кто шел за истеричным беглым плаксой, то да. Я был одним из «храбрых» Давида.
При последних словах Он распрямил плечи, хотя в них и прозвучала усмешка.
– Почему Вы говорите о Великом Царе как о слабаке? Разве он не был величайшим из всех правителей?
– Он не был слабаком, – сказал старик. Затем, оценивая мотивы, приведшие юношу к его двери, он ответил мягко и мудро:
– Но и великим вождем он не был.
– Тогда кем же он был, милостивый сударь? Я ведь пришел узнать про Великого Царя и его… э-э… храбрецов. В чем же было величие Давида?
– В тебе я вижу честолюбие юности, – сказал старый воин. – Чую, ты мечтаешь сам возглавить и повести людей однажды.
Помолчав, он продолжил задумчиво:
– Я расскажу тебе о величии моего царя, но мои слова могут удивить тебя.
Глаза старика наполнились слезами, когда он подумал сначала о Давиде, а потом о безрассудном молодом царе, совсем недавно коронованном.
– Я расскажу тебе о моем царе и его величии. Мой царь никогда не угрожал мне, как это делает ваш. Ваш новый царь начал свое правление с законов, правил, указов и запугиваний. Самое яркое воспоминание, оставшееся у меня о моем царе, когда мы жили в пещерах, это то, что его жизнь была покорностью. Да, он показывал мне покорность, а не власть. Он учил меня не быстрым мерам правил и законов, а искусству терпения. Именно это изменило мою жизнь. Приверженность законам есть не что иное, как попытка начальствующего не усложнять себе жизнь и избежать трудностей.
Правила были изобретены старейшинами, чтобы они могли пораньше ложиться спать! Люди, твердящие о власти, только доказывают, что ее у них нет. А цари, произносящие речи о покорности, лишь выдают страх в своих сердцах: они не уверены, являются ли они истинными вождями от Бога. Еще они живут в смертельном страхе перед мятежом.
Мой царь не говорил о подчинении ему. Он не боялся мятежа… потому что… потому что его не волновало свержение с трона!
Давид научил меня проигрывать, а не побеждать. Давать, а не брать. Он показал мне, что именно вожаку, а не тем, кого он ведет, достаются неудобства. Он ограждал нас от страданий, а не создавал их нам.
Он научил меня, что власть уступает мятежу, особенно, когда это восстание не опаснее простой незрелости, а то и глупости. – Старик, очевидно, вспоминал какие– то напряженные, а может, и смешные эпизоды в пещерах.
– Нет, – на этот раз велеречиво сказал он, – власть от Бога не боится бросающих ей вызов, не оправдывается и совершенно не волнуется о свержении с трона. В этом и была сила Вели… настоящего царя.
Старик собрался уходить. Гнев и царское достоинство проступали в его манере держаться, когда он повернулся. Затем он еще раз обратился к юноше, прогремев последним залпом:
– А о том, была ли у Давида власть: люди, у которых ее нет, говорят о ней все время. «Покорись!» «Подчинись!» – только и слышно. У Давида была власть, но я не думаю, что этот факт вообще занимал его мысли. Нас было шесть сотен, отнюдь не паинек, с вожаком, который много плакал. Вот и всё, кем мы были.
Это были последние слова, которые молодой рекрут услышал от старого воина. Тихо выскользнув на улицу, он задумался, будет ли он когда-нибудь снова счастлив, служа Реховоаму.
Глава ХVIII
Итак, подойдя к концу истории Саула и Давида, чувствуешь ли ты оказанную ею помощь? Что такое? Теперь ты уверен, что человек, под властью которого ты находишься, не истинно от Бога… или, если он от Бога, то он, в лучшем случае, только Саул? Боже, как уверены мы, смертные… в том, что неизвестно даже ангелам.
Можно спросить тебя тогда, что ты собираешься делать с этим свежеприобретенным знанием? Да, я понимаю, ты сам – ни Саул, ни Давид… а простой житель царства. И все же, ты собираешься поделиться своими новыми находками с немногими друзьями? Понятно. В этом случае мне следует предупредить тебя, что опрометчивость с этим новым знанием таит в себе опасность. Странная мутация может произойти в твоем собственном сердце. Понимаешь, это возможно… но постой!
Что это я вижу вон там? Там! В той дымке вдалеке позади тебя. Повернись. Ты видишь? Что за неясная фигура движется в тумане? Кажется, я видел его раньше.
Посмотри повнимательнее. Неужели мы не сможем разобрать, что он делает?
Похоже, он наклоняется над каким– то старинным сундуком. Да, он открыл его.
Кто же он такой? И что он делает?
Что– то вынул из сундука. Плащ? Какая– то накидка ... Ба! Да он одевает ее. Эта штука сидит на нем прекрасно: спадает с его плеч как настоящая мантия.
А теперь что? Снова наклоняется в сундук. Без сомнения, я видел этого человека раньше. Что он достает на этот раз? Щит? Нет, герб. Это герб какого– то древнего, давно забытого ордена. Он поднял его, словно собирается присвоить этот орден себе! Кто этот человек? Манера держаться. Осанка. Движения. Я, без сомнения, видел все это раньше.
А! Он вышел на свет. Сейчас– то мы точно увидим его.
Это лицо… Неужели это – ты?
Да. Точно. Это ты. Ты, который умеет так мудро распознавать присутствие недостойного Саула!
Пойди, посмотрись вон в то зеркало. Этот человек – ты! Взгляни также на имя на гербе.
Смотри: АВЕССАЛОМ ВТОРОЙ!!!
ЧАСТЬ II
Глава ХIХ
– Смотри, Давид!
Сияющие улыбки, кое-где усмешки и легкий смех.
– В самом деле, Давид, да и только!
Снова широкие улыбки, приветственные взмахи рук при всеобщем тихом ликовании.
– Это не Давид, – обратился мальчик к сопровождавшему его опекуну, когда они оба пробирались по краю улицы. – Почему они так говорят? Ведь этот человек – не Давид!
– Правильно, дитя. Это не Давид. Люди всего лишь приветствуют появление Авессалома из царских ворот.
– Почему его называют Давидом? – мальчик спросил, оглядываясь через плечо на красивого человека в колеснице, перед которой бежало пять десятков стражников.
– Потому что он напоминает нам всем Давида, когда тот был молодым. И потому, что мы все рады, что есть такой прекрасный молодой человек, который когда-нибудь займет место Давида. А также, наверно, потому что Авессалом еще красивее Давида. Возможно, он самый красивый из всех живущих.
– А Авессалом скоро станет царем? И сколько лет Давиду? Ему пора умирать?
– Конечно, нет, мой мальчик. Давай посмотрим… сколько лет Давиду? Вероятно, столько же, сколько было Саулу, когда его царствование подошло к концу.
– Сколько лет Авессалому?
– Примерно столько же, сколько было Давиду, когда Саул так яростно пытался его убить.
– Давид в возрасте Саула. Авессалом в возрасте Давида, когда тот только-только стал царем, – прикидывал мальчик. Некоторое время они продолжали идти молча. Затем он, явно глубоко размышляя о чем-то, заговорил вновь.
– Саул притеснял Давида, да?
– Да. Очень.
– А царь Давид собирается обращаться с Авессаломом так же? Давид будет притеснять Авессалома?
Опекун сделал паузу, чтобы обдумать вопрос, но ребенок продолжал:
– Если Давид будет плохо обращаться с Авессаломом, будет ли Авессалом вести себя так же благородно, как Давид?
– Дитя, будущее ответит наверняка. Боже мой, какие вопросы ты задаешь! Если ты вырастешь и сможешь отвечать на них так же хорошо, как сейчас задаешь их, то наверняка прослывешь самым мудрым человеком на свете.
Они свернули в дворцовые врата.
Глава ХХ
Всегда приятно быть знакомым с человеком, который видит всё насквозь. Прозорливый. Да, это слово лучше всего определяло его способности, он умел всё видеть ясно и понимать. Он обладал даром проникать в сердце любой проблемы.
Люди чувствовали себя уверенно просто от его присутствия. Они жаждали быть с ним. Разговаривая с ним, они осознавали, что на самом деле они мудрее, чем полагали. Такое открытие льстило им. Когда он обсуждал проблему за проблемой, решение за решением, люди начинали мечтать о том дне, когда он станет их вождем. Он смог бы исправить столько неправильного. Он давал им надежду.
Но этот впечатляющий, прозорливый человек никогда не будет намеренно ускорять день своего воцарения. В этом они были уверены. Он был слишком смиренным и покорным, слишком почтительным к вождю, находящемуся у власти. Все его окружение стало слегка расстраиваться, что им придется долго ждать лучших дней правления этого человека.
Чем больше они сидели в его гостиной и говорили, тем больше они осознавали, что в их царстве не все ладно. Да– да, не все было гладко, о чем они никогда и не думали раньше. Существовал непорядок. На свет выходили проблемы, которые они и представить себе не могли. Да, они, действительно, росли в умении видеть и становились мудрее.
С течением дней все больше народа собиралось послушать. Весть распространялась тихо. «Вот тот, кто всё понимает, и у кого есть ответы». Приходили обиженные. Слушали. Задавали вопросы. Получали отличные ответы и начинали надеяться.
Кивали головы. Рождались мечты. Со временем таких собраний становилось больше. Предположения превращались в истории, истории о несправедливости, которые другие сочли бы тривиальными. Но только не этот слушатель! Он был сострадательным. И пока все вокруг него говорили, вскрытые неправедные деяния, казалось, росли в числе и жестокости. С каждой новой историей люди больше поражались несправедливости, которая теперь казалась широко распространенной.
Но мудрый молодой человек сидел тихо и не добавлял ни слова к этому ропоту. Видишь ли, он был слишком благороден. Он всегда заканчивал вечерние разговоры кротким словом в защиту тех, на ком лежит ответственность…
Но было бы слишком ожидать, что человек может безмолвствовать вечно. Этот бесконечный парад несправедливости был готов расшевелить даже самого почтительного человека. Даже чистых сердцем можно поразить гневом. (А этот человек был, конечно, чистейший сердцем!)
Такой сострадательный человек не мог вечно отвращать свое лицо от этих страданий или вечно безмолвствовать. Такой благородный характер как этот, должен был однажды проявить себя.
Наконец, его сторонники, наличие которых он клятвенно отрицал, почти разъярились. Их знание о непорядках в царстве не просто выросло, а уже переполнило их. Все они хотели сделать что-нибудь с этой бескрайней несправедливостью.
И вот, наконец, показалось, что этот великолепный молодой человек готов уступить. Вначале было только одно слово. Потом – фраза. Людские сердца затрепетали. Царила, если не бурная радость, то тихое ликование. Благородство, наконец, вставало на дело. Но нет! Он предостерег их от неправильного понимания. Он был опечален, да, но он не может выступать против тех, кто занимает ответственные места. Нет, категоричное нет. Как ни велико недовольство, как оно ни оправдано. Он не станет.
Все же, печаль его становилась все больше и больше. Было ясно, что некоторые известия доводили его до страдания. Наконец, его праведный гнев разразился в спокойных, взвешенных словах, полных силы.
– Этого не должно быть. – Он стоял, сверкая глазами. – Если бы я отвечал за это, я бы сделал вот что…
И с этими словами разразился мятеж. То есть во всех, кроме одного. Только не в этом благороднейшем и честнейшем человеке.
В его сердце мятеж уже жил годами.
Глава ХХI
– О, премудрый!
– Да.
– Премудрый, можно тебя на минутку?
– Ну конечно. У меня много времени.
– Ты только что пришел с собрания друзей в доме Авессалома?
– Да, это верно.
– Ты не поделишься кое-какими впечатлениями о том, что там было?
– Ты имеешь в виду общее представление об Авессаломе и его друзьях?
– Да, этого было бы достаточно.
– Ну, я видел много людей подобных Авессалому. Много.
– И что же он из себя представляет?
– Он одновременно и честен, и самолюбив. Противоречиво, конечно, но верно, тем не менее. Вероятно, он на самом деле думает кое-что из того, что говорит. Но его самолюбие будет еще долго упорствовать после того, как он обнаружит свою неспособность осуществить обещанное. Исправление несправедливости всегда становится второстепенным при восхождении к власти.
– Прости, премудрый, я не понимаю.
– Два случая встают в моей памяти. На одном собрании, когда Авессалом отвечал на вопросы, он постоянно подчеркивал, что должно быть больше свободы в царстве. Всем это понравилось. «Народ должен идти за Богом, а не за людьми», – сказал он. – «Люди должны делать только то, что, они считают, их призывает делать Бог. Мы должны слушать только Бога, а не человека». Примерно такими были его слова.
На другом собрании он говорил о великих откровениях, которые были у него о Божьем царстве – о великих достижениях, на которые способны люди. С другой стороны, он говорил о многих изменениях, которые он внес бы в управление царством. При этом казалось, он сам не замечал того, что делал два совершенно несовместимых заявления. Много перемен, больше свободы.
Да, действительно, он напоминает мне много других людей, которых я встретил за прошедшие годы.
– Премудрый, кажется, я понимаю, что ты сказал, но не знаю, к чему ты клонишь.
– Авессалом мечтает. Мечтает о том, что должно быть, что будет: «Вот что я сделаю», – говорит он. Но чтобы претворить эти мечты в жизнь, он должен иметь поддержку народа. Вот то, что люди упускают из виду. Подобные мечты основываются исключительно на том, что народ Божий пойдет за новым вождем, что все будут разделять его видение. Такие люди не могут предвидеть проблем в своем будущем царстве. Возможно, народ захочет пойти за ним, а, возможно, и нет.
Самое большее, Божий народ будет идти за вождем несколько дней. Люди никогда не бывают долго ни с кем. В основном, они поступают только в угоду себе. Их можно остановить на некоторое время, чтобы сделать что-то нужное другим, но ненадолго. Народ не будет усердствовать, даже если он идет за Богом.
Как поступит Авессалом, когда люди перестанут охотно идти за ним? Вот в чем вопрос.
Видишь ли, нет царства без разногласий. Как известно, даже у Бога были свои критики на небесах. Все царства идут по ухабистому пути. И народ, особенно Божий, никогда не идет ни за одной мечтой в полном согласии. Нет, на исполнение всего сказанного им сегодня потребуется время. Не все захотят пойти с ним. Будет ли он и тогда столь же решительно осуществлять свои мечты? Если да, тогда у Авессалома только один выход: диктатура. Или это, или исполненным из своих великих мечтаний он увидит немного, если увидит вообще. А если он возьмет и станет диктатором, то, уверяю вас, в недалеком будущем появятся недовольные им, точно так же как сегодня недовольны нынешним царем. Да, если Авессалом станет царем, то скоро вы будете наблюдать новые собрания, подобные тому, с которого мы пришли сегодня… только с новыми лицами, новыми мечтами и планами на новый бунт, на этот раз против Авессалома! А когда Авессалом услышит о таком собрании и о разговорах про мятеж, у него будет только один выход.
– Что же, по-твоему, он сделает, премудрый?
– Бунтарям, взошедшим на трон с помощью мятежа, не хватает терпения с другими бунтарями и их мятежами. Когда Авессалом столкнется с бунтом, он станет тираном. Он принесет зла в десять раз больше, чем сейчас он видит в своем царе. Он подавит мятеж и будет править железной рукой… и страхом. Он уничтожит всю оппозицию. Это всегда является заключительным этапом бунтов высокого звучания. Таков будет путь Авессалома, если он захватит трон у Давида.
– Но, премудрый, разве некоторые восстания не приносили пользы, свергая жестоких тиранов и деспотов?
– О да, некоторые. Но я напоминаю тебе: это отдельное царство отличается от всех других. Оно состоит из Божьего народа. Это духовное царство. Запомни, ни одно восстание не уместно в Царстве Божьем и никогда оно не получит полного благословения.
– Почему ты так считаешь, премудрый?
– По многим причинам. Одна очевидна. В духовной сфере человек, возглавивший бунт, уже доказал, что как бы ни были грандиозны его слова, или какими бы ангельскими ни были его средства, у него склонность к недовольству и критике, беспринципный характер, и скрытые мотивы в сердце. Откровенно говоря, он – вор. Он создает неудовлетворенность и напряженность в царстве, а затем либо захватывает власть, либо разметает сторонников. Тех сторонников, которых он приобретает, он использует для основания своей власти. Такое вот жалкое начало, построенное на фундаменте мятежа… Нет, Бог никогда не жалует разделения в своем царстве.
Я нахожу странным, что люди, считающие себя вправе раскалывать Божье царство, не находят в себе сил пойти еще куда-нибудь, в другие земли, чтобы создать там совершенно новое царство. Нет, они должны украсть у другого вождя! Я не встречал исключений. Кажется, им всегда нужно, по крайней мере, несколько заранее заготовленных сторонников.
Начало в одиночку и голыми руками пугает лучших из людей. Это также красноречиво говорит о том, насколько они уверены, что Бог с ними. Каждое их слово, если на него посмотреть правильно, говорит об их неуверенности.
Существует много нетронутых и никому не принадлежащих земель. Есть много людей в других местах, ожидающих настоящего царя, настоящего мужа Божьего. Я повторяюсь. (Есть те, которые говорят, что я часто повторяюсь.) Почему бы этим несостоявшимся царям и пророкам просто не уйти тихо, в одиночку, и не найти другой народ, в другом месте и там не построить царство, которое им грезится?
Люди, возглавляющие бунты в духовном мире – недостойные люди. Исключений нет. А теперь я должен идти. Я должен присоединиться к проходящему шествию.
– Скажи мне, премудрый, как твое имя?
– Мое имя? История.
Глава ХХII
Давид стоял, глядя вниз с балкона садовой террасы дворца. Огни домов Святого Города мерцали под ним. Сзади подошел человек. Давид вздохнул и, не оборачиваясь, заговорил:
– Да, Иоав, что такое?
– Ты знаешь?
– Знаю, – он ответил тихо.
– Давно? – взволнованно удивился Иоав.
– Несколько месяцев или лет, возможно, десятилетие. Возможно, я знал все тридцать лет.
После такого ответа Иоав не был уверен, что они говорят об одном и том же. Авессалому ведь было немногим более тридцати.
– Господин, я говорю об Авессаломе, – он сказал, немного колеблясь.
– Я тоже, – сказал царь.
– Если ты знал так долго, почему ты не остановил его?
– Я только что задавал себе этот вопрос.
– Хочешь, я остановлю его за тебя?
Давид вихрем обернулся к нему. Сомнения Иоава мгновенно разрешились.
– Не смей! Не смей говорить ему ни слова. Не смей критиковать его. И не позволяй никому другому осуждать его или то, что он делает. И, тем более, не смей останавливать его.
– Но разве он тогда не захватит царство?
Давид снова вздохнул, мягко, медленно. Мгновение он колебался между слезами и улыбкой. Затем слегка улыбнулся и сказал:
– Да, возможно.
– Что ты будешь делать? У тебя есть планы?
– Нет. Никаких. Вполне откровенно, я не имею ни малейшего представления о том, что делать. Я сражался во многих битвах и повидал много осад. Обычно я знал, что делать. Но для данного случая у меня есть только опыт моей юности, из которого я могу почерпнуть что-нибудь. Тот путь, по которому я шел в то время, кажется мне лучшим для данного момента.
– И что это был за путь?
– Не делать абсолютно ничего.
Глава ХХIII
Давид снова был один. Он молча медленно разгуливал по висячим садам. Наконец, он остановился и заговорил вслух сам с собою.
– Я ждал, Авессалом, ждал и наблюдал годами. Я спрашивал вновь и вновь: «Что в сердце у этого юноши?» Теперь я знаю. Ты хочешь сделать то, о чем и подумать страшно. Ты хочешь расколоть царство Самого Бога. Все остальное – разговоры.
Мгновение Давид молчал. Затем, почти в ужасе, он заговорил, голос его притих.
– Авессалом не боится расколоть Божье Царство! Теперь я знаю. Он ищет сторонников. По крайней мере, он их не отвергает. Хотя он кажется необычайно чистым и потрясающе благородным, тем не менее, он за раскол. Число его сторонников растет, хотя он убедительно утверждает, что у него их нет.
Долгое время Давид не говорил ничего. Наконец, с оттенком юмора в голосе он начал обращение к себе.
– Хорошо, добрый царь Давид, один вопрос у тебя решен. Вокруг тебя зреет раскол и ты вполне можешь лишиться трона. Теперь, ко второму вопросу.
Он сделал паузу, поднял руку и почти обреченно спросил себя:
– Что ты будешь делать? Царство на весах. Похоже, мне предстоит выбор: или потерять все, или стать саулом. Можно остановить Авессалома. Только нужно быть саулом. В мои преклонные года стать саулом? Чувствую, сам Бог ожидает моего решения.
– Мне стать саулом? – он спросил себя снова, на этот раз громко.
Голос позади него ответил:
– Добрый царь, он не был давидом с тобой.
Давид обернулся. Это был Авесса, который вошел без объявления.
– Людное место эта терраса, – иронично заметил Давид.
– Господин? – переспросил Авесса.
– Ничего. Достаточно сказать, что без посетителей я сегодня не был. И это в день, когда я бы предпочел уединение. Что ты сказал? Вернее, что я сказал тебе?
– Ты сказал: «Стать ли мне саулом по отношению к Авессалому?» А я ответил: «Он не относился к тебе как молодой Давид».
– Я никогда не бросал вызов Саулу. Никогда не пытался расколоть его царство во время его правления. Ты это имеешь в виду?
– Более того, – отвечал Авесса твердо. – Саул питал злобу к тебе и сделал твою жизнь пыткой. Ты отвечал только уважением и страданием внутри себя. Все зло в те дни исходило с одной единственной стороны. Все рушилось на тебя. При том, что ты мог разделить царство и, вероятно, смог бы свергнуть Саула. Вместо этого ты собрал вещи и оставил царство. Ты бежал, чтобы не вызвать раскола. Ты рисковал своей жизнью ради единства, закрыв рот и глаза на все его обиды. У тебя было больше причин для бунта, чем у любого другого человека в истории всех царств мира. Авессалому придется изрядно потрудиться, чтобы вызвать в своей памяти обиды… среди которых значительных немного, должен заметить. Авессалом когда-нибудь вел себя так? Авессалом уважает тебя? Авессалом стремится сохранить царство? Авессалом отказывается выступать против тебя? Авессалом отвергает сторонников? Авессалом оставил землю, чтобы не допустить раскола? Авессалом почтителен? Авессалом переносит страдания молча? Зло валится на Авессалома? Нет, он чист и благороден! – последние слова Авесса будто рубил. Затем он продолжил снова, на этот раз более печально.
– Повод для его недовольства ничтожен в сравнении с твоими справедливыми обидами на Саула. Ты никогда не обращался с Саулом плохо. И ты никогда и никоим образом не был несправедлив к Авессалому.
Давид с усмешкой прервал его.
– У меня, кажется, дар заставлять стариков и молодежь ненавидеть меня без причины. В моей юности старики нападали на меня, когда я состарился, нападают молодые. Какое прекрасное достижение!
– Я к тому, – продолжал Авесса, – что Авессалом – не давид. Поэтому я спрашиваю тебя, почему ты не останавливаешь его мятеж. Останови его, этого жалкого…
– Осторожно, Авесса. Помни, он еще и царский сын. Мы никогда не должны говорить плохо о царском сыне.
– Добрый царь, я напоминаю тебе, что ты ни единого раза не поднял меча или копья против Саула. Я повторяюсь. Авессалом денно и нощно выступает против тебя. Однажды, очень скоро, он поднимет армию против тебя. Нет, народ. Этот народ! Молодой Авессалом – не давид в молодости. Я советую тебе остановить его.
– Ты просишь меня, Авесса, чтобы я стал Саулом, – тяжко ответил Давид.
– Нет, я говорю, что он не давид. Останови его!
– А если я остановлю его, буду ли я, по-прежнему, давидом? Если я остановлю его, разве я не стану саулом? – спросил царь, устремив взор на Авессу. – Чтобы остановить его, Авесса, я должен быть саулом или авессаломом.
– Мой царь и мой друг, позволь сказать тебе с любовью: я иногда думаю, что ты немного ненормальный.
– Да, я вижу, почему, – усмехнулся Давид.
– Дорогой царь, Саул был плохим царем. Авессалом является, в некоторой степени, его юношеским воплощением. Только ты постоянен. Ты навсегда – пастушок с кротким сердцем. Скажи мне правду, что ты замышляешь?
– До настоящего момента я колебался. Теперь я знаю точно: в молодости я не был авессаломом. В старости не стану саулом. В молодости, по твоим собственным словам, я был давидом. И в старости намереваюсь по-прежнему быть давидом. Даже если это будет стоить мне трона, царства и, возможно, головы.
Какое-то время Авесса молчал. Затем медленно он заговорил, проверяя, правильно ли он понял смысл решения Давила.
– Ты не был авессаломом. Ты не хочешь быть саулом. Сударь, если вы не хотите силой подавлять Авессалома, то я предлагаю вам приготовиться к эвакуации из царства, потому что Авессалом, наверняка, будет у власти.
– Так же наверняка как царь Саул убил пастушка, – ответил мудрый старый царь.
– Что? – спросил Авесса удивленно.
– Подумай, Авесса. Бог однажды избавил беззащитного пастушка от могущественного свирепого царя. Он может избавить еще и старого правителя от самолюбивого молодого мятежника.
– Ты недооцениваешь своего противника, – возразил Авесса.
– Это ты недооцениваешь моего Бога, – с безмятежным спокойствием отвечал Давид.
– Но почему, Давид? Почему не сразиться?
– Я дам тебе ответ. Если ты помнишь – а ты там был – я однажды дал тот же самый ответ Иоаву в пещере много лет тому назад. Лучше я буду поражен, и даже убит, чем научусь поступать как… Cаул, или как Авессалом. Царство – не самое важное. Пусть он возьмет его, если такова воля Божья. Я повторяю: я не буду учиться у саулов или авессаломов.
А теперь, будучи стариком, я добавлю слово, которого я не мог знать тогда. Авесса, ни один человек не знает своего собственного сердца. Я точно не знаю своего. Только Бог знает. Защищать ли мне свое маленькое царство именем Бога? Метать ли мне копья, плести ли интриги и замышлять расколы… и убивать души людей, а то и их тела… для защиты моей империи? Я не поднял и пальца, чтобы стать царем. Не подниму и, чтобы остаться. И чтобы сохранить царство. Даже Божье Царство! Бог поставил меня сюда. Это не моя обязанность брать или удерживать власть. Неужели ты не понимаешь, что это, возможно, происходит по Его воле? Я подозреваю, что, если Бог захочет, Он сможет защитить и сохранить царство даже сейчас. В конце концов, это Его царство.
Как я сказал, ни один человек не знает своего сердца. Я не знаю своего. Кто знает, что на самом деле в моем сердце? Может, в Божьих глазах я уже больше не достоин царствования. Возможно, Он уже закончил со мной. Возможно, Его воля, чтобы царствовал Авессалом. Я, честно, не знаю. Но, если Его воля такова, я желаю ее. Может, Бог закончил со мной!
Любой юный бунтарь, поднимающий руку на того, кого он считает саулом и любой старый царь, поднимающий руку на того, кого он считает авессаломом, на самом деле, может, поднимает руку на волю Бога.
Ни в коем случае я не стану поднимать руки! Не будет ли немного странно, если я буду пытаться сохранить власть, когда Бог желает моего падения?
– Но ты знаешь, что Авессалом не должен быть царем! – отвечал Авесса расстроенно.
– Я знаю? Никто не знает. Только Бог знает, а Он не говорил. Я не буду сражаться, чтобы быть царем или остаться царем. Пусть Бог приходит сегодня вечером и забирает трон, царство и… – голос Давида дрогнул, – и Его помазание с меня. Я ищу Его воли, а не Его власти. Повторяю, я жажду Его воли, более чем власти. Он, может быть, закончил со мной.
– Царь Давид, – раздался чей-то голос у них за спиной.
– Да? А-а, посланник. Что такое?
– Авессалом. Он хочет видеть вас. Он хочет попросить разрешения сходить в Хеврон принести жертву.
– Давид, – сказал Авесса хрипло, – ты знаешь, что это на самом деле значит, да?
– Знаю.
– И ты знаешь, что он сделает, если ты разрешишь ему пойти?
– Да.
Давид повернулся к посланнику.
– Скажи Авессалому, я немедленно буду.
Давид взглянул в последний раз на тихий город внизу, повернулся и пошел к двери.
– Ты разрешишь ему пойти в Хеврон? – настойчиво повторил Авесса.
– Да, – сказал Царь всех царей. – Да, разрешу.
Затем он повернулся к посланнику.
– Это мрачный час для меня. После окончания разговора с Авессаломом, я удалюсь от дел. Завтра пусть один из пророков придет ко мне для совета. Или книжник. Потом пусть придет ко мне Садок, первосвященник. Спроси его, не составит ли он мне компанию здесь после вечернего жертвоприношения.
Авесса позвал еще раз, теперь уже мягко. На его лице светилось восхищение.
– Благодарю тебя, добрый царь.
– За что? – спросил озадаченный царь, поворачиваясь в дверях.
– Не за то, что ты сделал, а за то, что ты не сделал. Спасибо за то, что ты не кидаешься копьями, не восстаешь против царей; за то, что не разоблачаешь человека у власти, когда он уязвим; за то, что не чинишь раскола в царстве; не нападаешь на молодых авессаломов, которые очень похожи на молодых давидов, но ими не являются.
Он сделал паузу.
– Спасибо тебе за страдание, за желание лишиться всего. Спасибо тебе, что ты дал волю Богу положить конец и даже разрушить твое царство, если это угодно Ему. Спасибо тебе за то, что ты – пример для нас всех. А больше всего, – он усмехнулся, – спасибо за то, что не обращаешься к колдунам.
Глава ХХIV
– Нафан!
– Что…? А, это ты, Садок.
– Прости мое вторжение, но я наблюдаю за тобой уже несколько минут. Ты, наверно, собирался войти к царю в тронный зал?
– Да, Садок. Намерение было, но я сильно переоценил себя. Царь не нуждается во мне.
– Я разочарован, Нафан. По-моему, царь очень нуждается в тебе. Перед ним величайшее испытание в его жизни. Я совсем не уверен, что он сможет справиться с такой сложной задачей как эта.
– Он уже прошел это испытание, Садок, – парировал Нафан с уверенностью в голосе, достойной истинного пророка Божьего.
– Уже прошел? Прости, Нафан, но я не представляю, о чем ты говоришь. Кризис, как тебе известно, только что начался.
– Садок, твой царь выдержал это испытание еще давно, когда был юношей.
– Ты говоришь о Сауле? Но это, мой друг, было совсем другое дело.
– Совсем нет. Это в точности то же самое. Нет абсолютно никакой разницы. Так же как Давид относился к своему Богу и поставленному над ним человеку в то далекое время, так же он будет относиться к своему Богу и человеку под собой сейчас. Не может быть никакой разницы. Никогда. Правда, обстоятельства могут измениться… немного. Очень немного, я бы добавил. Но сердце…! О, сердце всегда остается прежним.
Садок, я всегда был благодарен за то, что Саул был нашим первым царем. Я содрогаюсь при мысли о том, какая была бы беда, окажись Давид молодым человеком под другим царем. Практически нет разницы между человеком, обнаружившим саула в своей жизни и тем, кто нашел авессалома в своей. В любом случае развращенное сердце найдет свое ‘оправдание’. Саулы этого мира не смогут никогда увидеть давида, они могут увидеть только авессалома. Авессаломы этого мира никогда не смогут увидеть давида, они могут видеть только саула.
– А чистое сердце? – спросил Садок.
– А-а, теперь вот, действительно, редкая вещь. Как смиренное сердце и укрощенная воля поступят с авессаломом? Так же как с саулом? Скоро нам предстоит узнать это, Садок!
Ты и я не были удостоены чести быть там, когда пришел час Давида и Саула. Зато нам оказана честь присутствовать здесь в его час с Авессаломом. Я, например, собираюсь очень внимательно наблюдать за разворачивающейся драмой; при этом у меня добрые предчувствия, что я получу пару уроков. Попомни мои слова: Давид проложит свой путь через все это и справится с испытанием с тем же изяществом, которое он проявил в юности.
– А Авессалом?
– Авессалом? Через несколько часов он вполне может стать моим царем, ты это имеешь в виду?
– Такая возможность существует, – ответил Садок почти с юмором.
Нафан рассмеялся.
– Если Авессалом получит трон, да сжалятся небеса над всеми саулами, давидами и авессаломами царства. По-моему, наш юный Авессалом станет превосходным саулом, – повернувшись продолжил Нафан и зашагал по длинному коридору.
– Да, превосходный саул. Потому что во всем, кроме возраста и положения, Авессалом уже – саул.
Глава ХХV
– Спасибо, что пришел, Садок.
– Мой царь.
– Ты священник Божий: ты не расскажешь мне историю давно минувших дней?
– Какую историю, мой царь?
– Ты помнишь историю Моисея?
– Помню.
– Расскажи ее мне.
– Она длинная. Рассказать ее всю?
– Нет, не всю.
– Тогда, какую ее часть?
– Расскажи мне о восстании Корея.
Первосвященник устремил на Давида горящий взгляд. Давид устремил свой взгляд в ответ, его глаза тоже горели. Оба понимали.
– Я расскажу тебе историю восстания Корея и поведения Моисея во время этого восстания. Многие слышали историю Моисея. Он – высочайший пример помазанника Господня. Настоящее Божье правление держится на человеке, нет – на смиренном человеческом сердце. У Божьего правления нет особой формы или структуры, есть только человек с кротким сердцем. Моисей был таким человеком.
Корей не был таковым, хотя он был двоюродным братом Моисея. Корей хотел власти, которая была у Моисея. Однажды мирным утром Корей проснулся. Не было никакого разногласия среди Божьего народа, но до окончания дня он нашел двести пятьдесят два человека, согласных с его обвинениями против Моисея.
– Выходит, у народа были проблемы и тогда, когда правил Моисей? – спросил Давид.
– В царствах всегда существуют проблемы, – ответил Садок. – Всегда. Более того, способность видеть эти проблемы – воистину, дешевый дар.
Давид улыбнулся и спросил:
– Но, Садок, ты знаешь, что были несправедливые царства и несправедливые правители, и притворщики, и лжецы на разных уровнях власти. Как может простой народ узнать, где царство с недостатками, но возглавляемое людьми Божьими, а где царство недостойное народного подчинения? Как различить?
Давид остановился; он понял, что наткнулся на то, что хотел узнать больше всего. С трудом он заговорил вновь.
– И царь… как он может узнать? Может ли он узнать, справедлив ли он? И чего стоят обвинения в его адрес? Есть ли какие-нибудь знаки? – последние слова Давида звучали взволнованно.
– Ты ищешь некий список, спущенный с небес, Давид. Даже если бы и был такой список, даже если бы и был способ узнать, нечестивые люди устроили бы все так, что их царства подходили бы под него! И если существовал бы такой список, и хороший человек достигал бы по нему совершенства, то нашлись бы те, которые заявили бы, что он не отвечает ни одному из пунктов, перечисленных в нем. Ты недооцениваешь человеческое сердце, Давид.
– Тогда как людям узнать?
– Им не узнать.
– Ты хочешь сказать, что среди сотен голосов, делающих тысячи заявлений, простой народ Божий не может знать, кто истинно помазанный нести Божью власть, а кто нет?
– Они никогда не будут знать наверняка.
– Кто тогда может знать?
– Бог всегда знает, но Он не скажет.
– Тогда нет никакой надежды для тех, кто вынужден следовать за недостойными людьми?
– Их внуки смогут увидеть события ясно. Они будут знать. А сами участники драмы? Они никогда не будут знать наверняка. Тем не менее, все это к добру.
– Как это?
– Так же неизбежно, как восход солнца, наступает время проверки людских сердец. И несмотря на все претензии и обвинения, скрытые мотивы в сердцах всех участников драмы обнаружатся. Это может показаться неважным в глазах людей, но в глазах Бога и ангелов такие вещи являются центральными. Сердце обязательно обнажится. Бог об этом позаботится.
– Ненавижу такие испытания, – ответил Давид устало. – Терпеть не могу такие вечера. Но все же Он, кажется, посылает много, много всего в мою жизнь, чтобы испытать мое сердце. Эта ночь еще раз подтверждает, что мое сердце на проверке. Садок, есть кое– что, что волнует меня больше всего. Может, Бог уже закончил со мной. Неужели нельзя это как-нибудь узнать?
– Я не знаю другого правителя во всей истории, который хоть раз задал бы такой вопрос, добрый царь. Большинство людей к данному моменту уже давно разорвали бы своего противника – даже воображаемого – в клочья. Но, отвечая на твой вопрос, скажу: мне неизвестно ни одного способа проверить, закончил ли Бог с тобой или нет.
Давид вздохнул, подавляя рыдание.
– Тогда продолжи рассказ. У Корея было двести пятьдесят два сторонника, так? Что случилось потом?
– Корей подошел к Моисею и Аарону со своими воинами. Он сообщил Моисею, что у него нет права на всю власть, которой он пользуется.
– Да, мы, евреи, последовательны и верны себе, не правда ли?
– Скорее, это сердце человеческое верно себе, Давид, – ответил Садок.
– Скажи мне, что ответил Моисей Корею?
– В сорок лет Моисей был горячим своевольным человеком, не лучше Корея. Как он поступил бы в сорок, я не могу сказать. Но в восемьдесят он уже был смиренным. Он был…
– кротчайшим человеком из всех живущих, – завершил Давид.
– Человек, несущий жезл Божьей власти, должен быть таким. Иначе народ Божий будет жить в страхе. Да, перед Кореем предстал смиренный человек. И я полагаю, ты уже знаешь, Давид, что сделал Моисей. Он… не сделал ничего.
– Ничего. О, какой человек!
– Он пал ниц перед Богом. Это все, что он сделал.
– Почему он так поступил, Садок?
– Давид, уж ты-то должен знать. Моисей знал, что один Бог поставил его над Израилем. Ничего не нужно было делать. Или те двести пятьдесят три человека захватили бы царство – или Бог отстоял бы Моисея. Моисей знал это.
– Такую жизнь перед людьми подделать нельзя, не так ли? Ведь притворщик нарочно такое смирение воспроизвести не сможет, правда? Но скажи, как Бог подтвердил права Моисея?
– Моисей сказал людям вернуться на следующий день с кадильницами и фимиамом… и Бог Сам разрешит вопрос.
– Так! – воскликнул Давид. – Так! – он воскликнул еще громче. – Иногда Бог все же говорит, – сказал он радостно. – Что случилось потом?
– Корей и двое его друзей были поглощены землей. Остальные двести пятьдесят умерли при…
– Это неважно. Достаточно сказать, что власть Моисея была подтверждена… Богом! Бог Сам сказал! Люди узнали, кто на самом деле имел власть от Бога и, наконец, Моисей мог успокоиться.
– Нет, Давид. Он не обрел покой, и люди не были довольны Божьим ответом! Прямо на следующий день все общество возроптало против Моисея и умерли бы, наверно, все, если бы не Моисеевы молитвы.
– И люди борются за то, чтобы быть царями! – Давид покачал головой в недоумении. Садок, помолчав, продолжил:
– Давид, я чувствую, тебя терзает вопрос о том, что является настоящей властью, а что нет. Ты хочешь знать, что делать с мятежом, если это на самом деле мятеж, а не десница Божья. Я верю, ты найдешь то единственное чистое решение и поступишь именно так. Тем самым ты научишь нас всех.
Дверь открылась. Ворвался Авесса.
– Милостивый царь! Твой сын, твоя плоть и кровь, провозгласил себя царем в Хевроне. Похоже, весь Израиль перешел к нему. Он намеревается захватить трон. Он движется к Иерусалиму. Некоторые из людей, близких тебе, перешли к нему.
Давид отошел. Он что-то сказал себе, но это было не для чужих ушей.
– Израильский третий царь? Разве настоящие вожди Божьего царства приходят к власти таким образом?
Садок, не уверенный, надлежит ли ему слышать слова Давида или нет, проговорил:
– Мой царь?
Давид обернулся. Его глаза были влажными.
– Наконец, – сказал Давид тихо, – наконец все разрешится. Может завтра уже кто-то, кроме Бога, будет знать.
– Возможно, – сказал Садок, – а, возможно, и нет. Такие вопросы могут оставаться спорными даже после нашей смерти.
– Это все может быть завтра, – смеялся Давид. – Иди, Авесса, скажи Иоаву. Ты найдешь его в башне на восточной стене.
Авесса отбыл, как и вошел, второпях и в ярости.
– Интересно, Садок, – задумчиво произнес Давид, – может ли человек сделать что-нибудь, что заставит Бога сказать?
Глава ХХVI
Авесса стремительно пересек внутренний двор, пронесся в открытую дверь в основании восточного бастиона и полетел вверх по винтовой лестнице. Сверху лестницы на него смотрел Иоав. Затем, схватив факел, он начал быстро спускаться вниз. Они встретились в мерцающем свете факелов, вперив взгляды в лица друг друга. Затем Авесса заговорил.
– Ты слышал, Иоав?
– Слышал! Да тут полгорода не спит от этой новости. Как это может быть, Авесса: сын против собственного отца!
– Когда царства ослабевают, люди видят странные вещи, – отвечал Авесса, уставившись вдаль.
– И пожертвуют всем, чтобы удовлетворить свое тщеславие, – гневно добавил Иоав. – Как тебе это все, Авесса?
– Как? как? – вторил Авесса, добавляя своей ярости к гневу Иоава. – А вот как! У Авессалома нет никакой власти в царстве. Ни силы, ни положения… и все же он восстал, чтоб расколоть царство. Он поднял руку против самого Божьего помазанника, против Давида! Давида, который никогда не сделал ничего против него, ни единого злого слова не сказал.
– Как? – голос Авессы звучал все громче и громче. – Вот как: если Авессалом, не имеющий никакой власти, совершит это; если Авессалом, который есть ничто, расколет царство Самого Бога, – теперь его голос грохотал как гром, – слушай, если Авессалом готов сделать все это зло сейчас, то что, во имя благоразумия, скажите мне, может сделать такой человек, когда он будет царем?
Глава ХХVII
И вновь Давид и Садок наедине.
– А теперь, что ты будешь делать, Давид? В юности ты не говорил ни слова против недостойного царя. Что ты будешь делать сейчас со столь же недостойным юнцом?
– Я уже говорил, – отвечал Давид, – что такие времена я ненавижу больше всего, Садок. Все же, против всякого здравого смысла, в первую очередь я сужу свое собственное сердце и поступаю против его интересов. Я буду делать то, что делал при Сауле. Я оставлю судьбу царства в Божьих руках. Может быть, Он уже закончил со мной. Возможно, мой грех слишком велик и я уже недостоин быть царем. Только Бог знает, так ли это, и, похоже, не скажет.
Затем, сжав кулак, но все же с оттенком иронии в голосе, он добавил многозначительно:
– Но сегодня я не буду стоять на пути и дам волю обстоятельствам, чтобы открылся наш чудный Бог. Я знаю только один способ, как вызвать такое исключительное событие: не делать ничего! Трон не мой. Ни чтобы им владеть, ни завоевывать, ни защищать и ни удерживать.
Я должен оставить город. Трон принадлежит Господу. Как и царство. Я не буду препятствовать Богу. Никакая преграда, никакое действие с моей стороны не встанет между Богом и Его волей. Нет препятствий, способных устоять перед Его волей. Если я не должен больше править, наш Бог без труда сделает Авессалома царем Израиля. Теперь это возможно. Бог должен быть Богом!
Настоящий царь повернулся и тихо покинул тронный зал, потом дворец и город. Он шел и шел…
в души всех людей, чьи сердца чисты.