Лонг-лист 10-го Номерного конкурса Клуба Слава Фон

1 Жизнь - это миг
Надежда Франк
   Скорый поезд прибыл без опоздания. Рейс  был  будничным, обычным. Праздники прошли, и пассажирский поток схлынул. Но любая поездка всегда непредсказуема. Этот же рейс выпал на то время, когда была объявлена амнистия.

 Из мест отсидки возвращались попавшие под  неё. Об этом были оповещены все службы и все сотрудники железной дороги. Но для молодого проводника Матвея, который шёл в свой первый рейс, это оповещение показалось не очень серьёзным. Он даже пошутил насчёт бдительности, но был одёрнут напарницей по рейсу.

 Всю серьёзность положения он понял только тогда, когда на пункте отправления закончилась посадка, и поезд тронулся. Вагон был плацкартный, так что проводники видят всех пассажиров на протяжении пути следования.

  Второе купе заняли два бритоголовых мужчины. Вскоре по их разговору проводники поняли, что те возвращаются домой из мест заключения. Мужчина постарше стал показывать попутчику картины, которые он вёз в подарок жене и дочери. Картины были выполнены в технике выжигания по дереву. Это было настоящее мастерство!  Пассажиры,  шедшие  за кипятком,  останавливались посмотреть и  восхищались.

  Такие же пассажиры оказались и в середине вагона. Зайдя  в своё купе, проводница Алла сказала, что  отдохнуть ночью не придётся, что надо предупредить  людей .
 Проводя влажную уборку, она громко повторяла:
- Пассажиры, будьте внимательны! Смотрите за своими вещами! Не проспите документы!


  В третьем купе ехала молодая пара. Проводники не обратили на них особого внимания. Только пожилая женщина, увидев, что попутчица беременна, предложила поменяться с внучкой полками.  Девочка устроилась на верхней полке и стала читать книгу.

- Не побоялась в дорогу отправиться,- сказала пожилая,- срок-то у тебя уже не маленький. Первый ребёнок?
- Второй,- ответила молодая.- Сына к маме отвозили. Нам недалеко, утром должны быть на месте. Я поездки хорошо переношу. Душно вот только очень.

К полуночи стало тише. Беременная встала.
- Что, милая, неудобно лежать?- спросила пожилая.
- Жёстко,- ответила та,- и на боку лежу – давит, и на спине. Не знаю, как и устроиться.
Муж подал ей свою подушку.
- Потерпи немного, утром будем дома,- сказал он.
-Кого ждёте?- спросила женщина.
- Девочку.
- Девочки часто рождаются раньше срока. Внучка родилась на двадцать дней раньше.

По вагону прошёл проводник.
- Первый рейс у парня,- шёпотом сказала женщина.- Неспокойный рейс. Обычно проводники по очереди дежурят, а сегодня оба на ногах с момента отправления.
-Амнистированных много в вагоне,- сказал муж беременной.- В соседнем купе один три года   отсидел, а другой – пять. Я слышал, как они разговаривали.
- Ужас! И за что же он пять лет отсидел, не огурцы, поди, воровал,- прошептала пожилая.

  Беременная вновь пошла в туалет. Муж спустился с верхней полки и пошёл вслед за ней. Вскоре они вернулись и стали о чём-то тихо говорить, стоя у окна.
- Ребята, что-то вы часто в туалет ходите,- сказала женщина.- У тебя ничего не болит?- обратилась она к беременной.
- Да вроде бы, ничего. Только не пойму, я вся мокрая. Уже и джинсы промокли.
- Так у тебя воды отходят!- воскликнула пожилая.
- Нет, не может быть, ещё не срок,- чуть не плача проговорила молодая.- Господи! Что же будет?- заплакала она.

  Пожилая поднялась и прошла в купе проводников. Через минуту оттуда выскочил перепуганный проводник и едва не бегом проследовал из вагона. К беременной подошла проводница и сказала:
- Успокойтесь. Сейчас начальник бригады свяжется с машинистами. Они передадут на ближайшую  станцию, там к поезду подадут «Скорую».
А про себя с тревогой подумала, что ночные перегоны длинные, ближайшая станция будет только через два часа.

  Когда вернулся запыхавшийся напарник, она велела ему достать и приготовить чистый набор белья. А сама прошла по вагону, негромко спрашивая, нет ли среди пассажиров медиков. Отозвалась девушка, сказав, что она – студентка медакадемии.

Весть о том, что в вагоне рожает женщина, разнеслась быстро.  И пассажиры готовы были помочь всем. Не секрет, что русские люди в сложные минуты и времена становятся сплочёнными и отзывчивыми. Проводники то и дело слышали советы и предложения. Казалось, что рожать собрался весь вагон.

 Бритоголовые мужчины в соседнем купе тихо переговаривались. Женщина за стеной натужно застонала.  В это время мимо с комплектом белья проходил проводник.
- Слышь, парень,- обратился к нему один из мужчин,- женщина эта с кем едет?
- С мужем,- ответил тот.
- Позови-ка сюда мужа, пусть выйдет,- сухо сказал мужчина.
В проёме показался бледный худощавый пассажир.
- Ты – муж? – спросил бритоголовый. - Не будешь против, если я помогу твоей жене? Я – врач, правда, не акушер, но знаю, как и что делать.
- Что Вы! Я не против.  Помогите!- горячо воскликнул  тот.

 Бритоголовый встал, снял свитер, попросил у проводника мыло  и, тщательно намылив руки до локтей, старательно вымыл их. Потом достал из своей сумки бутылку водки, протёр  руки и шагнул в купе, где лежала женщина.
-  Ты – останься,- кивнул он студентке.- Остальные выйдете, я – врач.
Он осмотрел женщину,  велел студентке налить в чистый стакан водки и опустить туда ножницы, которые нашлись у неё в косметичке, и отрезок ниток. Девушка подала ему ватные диски,  получив похвалу за предусмотрительность.
- Роды принимала?- спросил он
- На практике видела,- ответила она.
- И то ладно. Слушай меня и делай, что я прошу,- сказал он.

  Проводница принесла тазик с горячей водой и поставила на стол. Распечатала комплект  чистого белья и положила рядом.
Женщина уже не могла сдерживать стоны, слышно было, что начались потуги…

   Снаружи все ехавшие затаили дыхание.
- Сколько же мук приходится принять, чтобы новая жизнь появилась,- тихо сказала одна из попутчиц.
- Да ты не переживай,- успокаивал  бледного мужа второй мужчина,- мы на зоне на Николаича молились, как на Бога.  Ему многие жизнью обязаны.
 
   В это время раздался такой стон, что казалось, в нём отразилась боль всей вселенной.
- Всё, сейчас станет легче, услышали грубоватый голос врача.- Выдохни сильно. А вот и красотуля!
Послышались неясные звуки, а потом раздался плач ребёнка.

- Дыши! Живи! Вишь, какая красавица.  Путешественница! – рокотал бас.

Подошёл начальник поезда и сообщил, что на станции будет ждать «Скорая».
Через двадцать минут поезд подошёл к станции, где уже ждала бригада «Скорой помощи». Женщину с ребёнком увезли, муж последовал за ней.

                                       2
  В вагоне стало тихо. Проводник отослал напарницу отдохнуть и стал наводить порядок. Мужчины не спали.
- Что ж, у нас тут водка осталась,- сказал врач,- давай по грамму за жизнь новорождённой и её родителей примем.
Проводник выпить отказался, но присел рядом. Мужчины выпили.

- Жизнь – это миг,- сказал врач.- Человек не знает, что с ним произойдёт через мгновение. Один миг – и родилась новая жизнь. Один миг – и сломались судьбы. Три года назад я и предположить не мог, что буду возвращаться с зоны, что вообще туда попаду. Всё решил один миг.

- Давали сколько?- осторожно спросил проводник, не решаясь узнать, за что.
- Пять лет. Три года отсидел. Под амнистию попал. Но виноватым буду считать себя всю жизнь.

 Я же военврач, в части служил. Три года назад, под самый Новый год, тридцатого числа, домой торопился. С женой договорились, что после работы поедем в магазин к празднику всё купить. Машина моя на территории части стояла, хотя это запрещено делать, возле санчасти ставил её. Сел за руль, стал выезжать. Вижу, ворота у КПП распахнуты. Видимо, кто-то только что выехал. Я и решил побыстрее проскочить, пока дежурный их не закрыл.

Тут жена позвонила. На один миг глаза отвёл, на телефон глянул. В это время дежурный лейтенант из КПП выскочил и прямо мне под колёса. Он тоже торопился закрыть ворота. Ударил я по тормозам. От удара его на перед машины бросило, головой вышиб лобовое стекло. Череп снесло, всё в крови – страшная картина!

«Скорая» быстро сработала. Увезли его, оперировали сразу, потом в кому ввели. В один миг сломалась жизнь многих людей. У него двое маленьких детей, жена не работает. Я дома своим ничего не сказал. Утром пошёл в больницу, хирурги знакомые, честно сказали, что, если выживет, останется инвалидом: часть мозга повреждена, не восстановить. Если умрёт – меня военный суд будет судить, лет десять получу.

Иду в часть – голова гудит.  Как дочка будет расти: пальцами будут показывать – отец убийца. Такое отчаяние – не рассказать словами. Думаю, пойду в наряд, оружие выдадут – вот и будет конец всему. Зачем жить для тюрьмы.

Только в наряд меня больше не отправили. Командир части поговорил со мной по-человечески, посоветовал рапорт об увольнении из армии написать, пока дело ещё не возбудили. Гражданский суд меньше срок даст. Сказал, чтобы я не дурил, а помог семье лейтенанта всем, чем могу и даже больше, чтобы тот выжил. Вся часть деньги собирала на его лечение.

 Я как бы очнулся. Лекарство покупал, в больницу возил. Дома своей семье сказал. Нерадостным был у нас тот Новый год. Жена моя в его семью ходила, с детьми оставалась, пока та женщина в больнице за мужем ухаживала. Материально мы тоже помогали.  Через неделю лейтенанта увезли на специальной машине в Москву, в клинику  Бурденко.    Самолётом нельзя было переправить: давление черепное сильно поднимается на высоте.

   Состоялся суд. Получил я пятилетний срок, да вот попал под амнистию. Адвокат просил жену лейтенанта забрать заявление, но она не забрала.
- А лейтенант? Умер?- спросил проводник.
- Нет. Жив! Ему несколько операций сделали, полчерепа из искусственных пластин. Инвалид.

 За три года я многое пересмотрел и переосмыслил в своей жизни. Мне теперь надо всё наверстать: и дочку поднимать, и семье лейтенанта помогать, там дети, да и он беспомощный, как ребёнок.

Вот так один миг может сломать судьбы многих людей,- закончил он свой рассказ.

Светало. Приближалась очередная станция на пути поезда дальнего следования.
2 Ясный свет. Рассказ
Ави -Андрей Иванов
https://vk.com/ivanov1963

ЭПИГРАФ

«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Слова Лиса, обращенные к Маленькому принцу.
Из повести «Маленький принц» (1943) французского военного летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери (1900—1944).

Люблю к нему приходить. Да и привык уже за столько лет. Дружу с Глебом с юности. Сейчас мы с ним обычные пожилые мужики за пятьдесят. Но так было не всегда. Этот возраст только внешний. На самом деле мы остались пацанами.

Раньше я приходил к другу чаще. Почти через день. Сейчас стал более домашним, оседлым, мало подвижным. Но в душе нам лет по пятнадцать. Инфантильность это или нежелание стареть - думать не хочется. Какая разница, сколько кому, - мы ведь старые друзья. Теперь захожу к нему раз в неделю.
Глеб всегда дома. Особенно зимой. Летом он, бывает, вытащится на прогулку. Но всё равно его можно легко найти возле дома. Далеко не забредает. Глеб слепой. С рождения.

Обычно предупреждаю его, что приду, звонком по телефону. А могу придти и без звонка. В этом доме мне всегда рады.
Мы часто шуточно зовём друг друга "старик". Это уже привычно, но всё равно весело и прикольно. Прям, как в американских детективах. На самом деле то мы себя стариками не считаем.
- Здорово, старик. - Приветствую я друга, заходя в его комнату.
Стоит у окна, ко мне спиной, но я знаю - он мне рад. К нему мало кто заходит. Как и ко мне. Мы старые холостяки.
- Здоровей видали. - Шутливо отвечает мне спина Глеба и я знаю, что он сейчас улыбается, хотя, по правде, никого он с рождения не видал. Ни здоровее, ни дохлее.

Его старушка-мать Валентина Дмитриевна заваривает в это время чай. Она ещё в прихожей, открывая мне дверь, спросила - буду ли с ними обедать. Я сыт и искренне отказался.
- Ну, от чая то ты не откажешься. - Без лишних уговоров ответила старая женщина и пошла хлопотать на кухню.

Люблю эту маленькую семью. Глеб и его мама. В этом доме я свой, родной. У них как-то по особенному хорошо. Спокойно, тихо, уютно.
- Что у тебя нового? - Негромко спрашивает Глеб. Он курит, сигаретный дым тонкой струйкой вьётся от его пальцев к приоткрытой форточке.
- Да так, ничего. Мелочи. Мне даже нравится, когда мало новостей. - Отвечаю я. А сам размышляю, а действительно, что у меня нового произошло с прошлого посещения Глеба. Почти ничего. - Никак не могу в режим нормальный войти. Почти до утра сижу, сам себя убеждаю, что работаю. Но пишется мало, вяло, тяжело.
- Отдохнуть тебе надо, писатель. Отключиться от всего. Обстановку сменить. Или влюбиться без памяти. Тогда и оживёшь. - Глеб поворачивается ко мне, дома он без тёмных очков. Его глаза всегда закрыты. Но он всё чувствует и прекрасно слышит Душой, позорче многих зрячих.
- Не смеши, старый. Кому я нужен? И кто нужен мне? - Говорю я и смотрю в закрытые глаза друга. - Ты прав, обстановку сменить надо. Свежие впечатления, новые места, другие люди, разговоры. Мне нужен новый материал для книг. Закис я. Приходишь домой, делаешь чай, садишься в кресло, и вокруг тишина. И сам не знаю, что это: одиночество или свобода.

- Ребята, чай готов. Вам сюда принести или на кухню пойдём? - Валентина Дмитриевна любит смотреть, как мы с Глебом пьём чай с ватрушками и разговариваем.
- Мам, на кухню. - Глеб тушит сигарету и мы идём за его мамой...

За свои пятьдесят с половиной я повидал многих людей. С кем-то даже дружил, кого-то считал товарищем. А кто-то так и остался просто знакомым. А Глеб оставался мне настоящим другом все эти годы.
Иногда ко мне приходили мысли, что ведь он, тоже видит сны. Никогда, ни разу не видя этого цветного мира, Глеб, наверное, смотрит свои интересные сновидения. Странно, никогда об этом его не спрашивал.
- Давай сегодня погуляем. - Предлагаю я за чаем. - На улице весна. Ты когда последний раз выходил?
- Не так давно. Дней пять или шесть назад. - Глеб задумчиво отхлёбывает из чашки. - Там тепло?
- Там хорошо. Тепло и скользко. - Почему то улыбаюсь я тому, как спокойно и внимательно наблюдает за нами тётя Валя.
- Я с радостью. - Мямлит Глеб с полным ртом.

На улице начало весны. Мы неспешно идём по бульвару. Глеб чувствует моё плечо.
- Что тебе снится, старик? - Предлагаю я тему разговора.
- В смысле? По разному. Иногда совсем без снов. Это чаще. А бывает, какие-то картинки.
- Они цветные?
- В основном цветные. Круги, вспышки, шары. Бывают бессвязные сны. Что-то напоминающее светящиеся ленты или дорогу. Ещё снится темнота, а потом, где-то далеко, в конце этой темноты, точка света. Я иду, вроде как по пещере, к этому свету. Всё ближе, ближе... Свет увеличивается, растёт. И радость тоже увеличивается, накрывает волнами, с каждым шагом. Приближаюсь почти в плотную к выходу. И тут, как назло, всегда просыпаюсь. А тебе что снится?
- Да разная чепуха. Бессмыслица. Если мало поужинал, то, бывает, еда снится. Или вижу себя маленьким, в детстве. Представляешь, Глеб, сплю, вижу себя малышом, а в голове, прямо во сне, вопрос - а кто это, интересно, видит меня маленьким? Я ведь сплю...
- Ну, это не удивительно. У всех писателей мозги набекрень. Нормальные люди никогда не смогут интересную книгу написать.
- Вот это ты верно подметил. Я самый настоящий псих. Только тихий. - Соглашаюсь я и мы несколько минут идём молча.

- Чего ты не женишься, старик? - Меняет тему Глеб. - Неужели нет для тебя подходящей женщины?
- Подходящие замужем. А остальные счастья ждут. Разве я похож на чьё-то счастье? Да и привык я уже жить один. И как-то боязно. Вдруг начнутся разногласия, требования, недовольства. Притирки, придирки, привязки. Так то хорошо, конечно, полюбить и быть любимым. Но уже мало верится, что это можно воплотить. Раз обжёгся. Повесил на Душу ржавый замок, закрыл и ключик выкинул. Всё чаще приходит мысль - а пошли они все на... Вот они и идут. Мимо, мимо...
- Это не они мимо идут, Виталя. Это ты закрылся от всех, от страха, боли и смирился в своём одиночестве.
- Думаешь мне плохо, Глеб? Да, может быть, я самый счастливый на свете человек. Никому от меня ни вреда, ни страданий. У меня есть любимое дело, мои книги. Пока ещё и здоровье в порядке. Доживу свой век без потерь и страстей, и слава Богу.

Глеб как-то грустно, мне так показалось, усмехнулся моим словам, и мы повернули назад, к дому.
- Жаль мне тебя, Виталя. - Ни с того, ни с сего выдал Глеб. - Я слепой, но счастливый, а ты несчастный и трусливый.
- Поясни.
- В то место, где всё приспособлено для любви, ты напихал всё, что угодно. Там не осталось места только для любви. И живёшь, будто так и надо. А кому это надо? Тебе? Я не уверен.
- Ну ты, старик, даёшь! Прямо психолог - универсал. - Я чувствовал, что Глеб прав, но мне нужно было хоть что-то ответить. - И в чём же твоё счастье?
- Сердечную боль способна исцелить только сердечная радость. - Загадочно ответил слепой.
- Давай-ка с этого момента поподробней, Глеб. Колись уже. Что это у тебя за внезапная сердечная радость появилась откуда ни возьмись. - Я был уже действительно сбит с толку и заинтригован.
- Ты думал, я самый несчастный инвалид из-за того, что не могу видеть? - Серьёзно заговорил Глеб. - Отвечай правду, думал?
- Ну было такое. - Пришлось мне ответить. Врать слепому было неловко, да и бесполезно. Глеб чувствовал людей сердцем.
- Так вот. Ты ошибся. Самый счастливый человек на свете не ты под своим ржавым замком. А я. Потому что я ждал и дождался.- Глеб зачем-то снял свои чёрные очки.

Я терпеливо молчал и пытался понять, к чему клонит Глеб.
- Я встретил её.
- Твою мать, Глеб, не тяни. Кого ты дождался и встретил? - Не выдержал я.
- Её. Свою единственную.
- Где?! - Я ошарашенно вглядывался в закрытые глаза друга.
- В обществе слепых. Я почувствовал её. Она так приятно пахнет и голос такой, о котором я и мечтать даже не мог. Тихий, нежный, приятный.
- Так вы встретились в библиотеке для слепых?
- Да, Виталя. Ты не представляешь, мы не могли наговориться, потом слушали музыку. Расставались с трудом. Я почувствовал в ней своё, родное. Она теперь мой ясный свет. Мы держали друг друга за руки и трогали за плечи. У неё такие ласковые руки и нежное тело.
- Глеб, да ты настоящий мачо! Породистый жеребец! Первый раз встретились и уже трогали друг друга. Круто!!! - Я был в шоке и в неподдельном восторге от рассказа друга.
- А чего медлить? Я сразу понял, она моя судьба. Нас тянет друг к другу. Сегодня утром она уже звонила мне. Скучает. - По лицу Глеба блуждала огромная, по-детски счастливая улыбка, напомнившая мне улыбку Чеширского кота.

Я понял, что ему безумно приятно делиться со мной своей радостью. Только я никак не мог понять, кто из нас сейчас счастливей. Он или я. Мне казалось, что я. Потому что такой радости за друга я не испытывал ещё никогда. Это было выше и сильней всех, вместе взятых, моих личных радостей.
Слепой от рождения пятидесяти пяти летний одинокий мужик встретил свою любовь. Всю свою жизнь проживший с матерью, в четырёх стенах. Не видящий ни света, ни людей, ни даже солнца.

Остальную дорогу до дома Глеб взахлёб расхваливал свою возлюбленную. От него я узнал, что её зовут Наташа и она тоже слепа с рождения. Моложе его на пятнадцать лет. Одинока. Мать её спилась и давно умерла. И живёт она с отцом в другом районе города.

Мой друг оказался прав. Место в сердце, предназначенное для одной только Любви, нельзя занимать чем-то другим. Пусть даже прекрасным и полезным. Нельзя подменить Любовь ни творчеством, ни заботой о детях, ни развлечениями, ни зарабатыванием денег.

Глеб сказал: сердечная боль и одиночество лечится только одним лекарством. Сердечной радостью, Любовью. Он это смог увидеть раньше меня. Значит, слепой был не он, а я. Но сегодня, благодаря счастью моего старого друга, я прозрел.
3 Одинокая лошадка Ру-ру
Любовь Казазьянц
Одинокая лошадка Ру-ру
1.
Марина вышла из кабинета профессора онкологического отделения центральной московской больницы. Её бледное лицо и застывший взгляд выдавали крайнюю растерянность. В руках она держала лист с результатами анализов. Неуверенным шагом она шла по залитому весенним солнцем больничному коридору и остановилась у выхода. Глядя в открытое окно, прошептал, еле шевеля губами:
-Боже! Что мне теперь делать? Что будет с Сашенькой? С кем я его оставлю?!.. – сгорбилась и горько заплакала, комкая в руке лист бумаги.

2.
Последний месяц Марина плохо спала по ночам: что-то давило в груди, мучили кошмары. Не жалуясь, глотала болеутоляющие таблетки, а сердце болело от тревожных мыслей о сыне. Надеяться ей не на кого: с мужем развелась, родители умерли.
Марина работала в больнице медсестрой. В ночные дежурства за сыном присматривала подруга Тамара. Она посоветовала Марине обратиться в детский дом, чтобы заблаговременно найти мальчику новых "родителей".
Как-то вечером Тамара снова навестила Марину Подруга сидела в гостиной на диване, играла с Сашенькой в кубики. Любуясь золотыми кудрями мальчика, она сказала:
-Какой он у тебя ангелочек! Не понимаю, как этот негодяй посмел тебя оставить? Ты ему такого сына подарила! Когда у Сашеньки день рождения?
-Через месяц, в мае четыре годика исполнится. Он уже большой, да сынок?
-Мамочка, а ты мне купишь ту красную машинку с подъёмным краном? – спросил малыш, переставляя кубики.
-Обязательно, моё солнышко, вот только поправлюсь немного. Тамара, пошли на кухню, чайник закипел. Кстати, ты ходила насчёт моих дел? – спросила Марина, накрывая на стол.
-Конечно. Заведующая обещала предоставить сведения о желающих усыновить ребёнка, - сказала она и закинула в рот шоколадную конфету.
-Сколько? – настороженно спросила Марина.
-Двести, - причмокнула Тамара и уточнила, - долларов. Она поправила складки на юбке и, пока подруга недоумённо смотрела на неё, невозмутимо отпила чай из тонкой фарфоровой чашки.
-Договорились. Я найду деньги. Приходи через два дня, - заверила Марина.
-Ага, приду, - согласилась Тамара.
Она поспешно допила остаток чая, подошла к зеркалу в коридоре. Достала помаду, подкрасила губы, кокетливо подправила расчёской "карэ", пригладила брови.
-Ну что ж, тогда я пошла. Пока, малыш.
Тамара поцеловала Сашеньку, чмокнула Марину и торопливо вышла, громко захлопнув входную дверь.
-Пойдём спать, моя рыбка, мама сказку почитает, - сказала она и прильнула губами к мягкой щёчке сына.
-Принеси мою Руруню! – крикнул Сашенька, лёжа в постели. – Хочу, хочу сказку!
       
3.
Через несколько дней Марина отдала деньги и получила информацию – телефоны новоиспечённых кандидатов в "родители". Она обзвонила пять пар и со всеми претендентами договорилась о встрече, но никак не могла представить разлуки с сыном.
За неделю она выбрала из пяти пар одну: муж с женой среднего возраста. Судя по обстановке в их доме, Марина сделала вывод, что они – люди состоятельные: машина, свой дом в Москве и дача с приусадебным участком в пригороде. Супруги предложили любые деньги, чтобы завести ребёнка. Марина пообещала подумать о цене, соблазнившись выгодной сделкой. Эта "перспективная" мысль постепенно заняла её воображение.
В этот же вечер Марина рассказала Тамаре о намерении продать Сашеньку. Даже по телефону Марина почувствовала, как у подруги аж дыханье спёрло от такого поворота событий.
-Маринка, ты чего плачешь, глупая? Ведь они сами предложили тебе деньги! Ты сейчас должна хорошо питаться, да и на лекарства тратишь не мало. Дурочка, тебе же повезло! Перестань хныкать. В конце концов, отдохнёшь как человек. Можно и на юг!..
-Нужно время как-то подготовить Сашеньку – сквозь слёзы неуверенно ответила Марина.
Тамара убедительно продолжала:
-Послушай, попробуй объяснить сыну, что ты ему вовсе не "мама", а... "чужая тётя". Не глупи, подружка, рыбка сама в сети просится, а ты нюни разводишь! Ведь тебе главное обеспечить будущее твоего чада, отдать его в хорошие руки. Тут и думать нечего!
Марина, словно не слыша подругу, продолжала плакать.
-Ты говоришь о моём сыне, как о котёнке – "отдать в хорошие руки"! У меня ведь сердце кровью обливается... - причитала она.
Но делать нечего, как известно – "слезами горю не поможешь". Спустя неделю Марина взяла залог за сына у будущих "родителей", попросив подождать месяц, другой после оформления документов, чтобы психологически подготовить ребёнка. Она была совершенно уверена в своей обречённости и не хотела, чтобы сын увидел её смерть.
Каждый день Марина методично внушала Сашеньке, что является для него "чужим человеком", что у него есть "настоящие родители", которые скоро возьмут его к себе жить. Обещала часто навещать ребёнка.
В первый момент мальчик отреагировал на её слова очень болезненно. В его голубых глазёнках отразилась боль, но он не заплакал. Постепенно сын начал называть родную мать по имени, стал холоден. Обида глубоко запала в сердце мальчика.
Нельзя сказать, что Марина не страдала, стараясь приучить себя к мысли о надвигающейся разлуке. Сын часто спрашивал, когда уже увидит "маму с папой".

4.
После дня рождения Сашеньки все документы на усыновление Сашеньки были заверены у нотариуса.
Прошёл месяц. Наступил тягостный день расставания матери с сыном. Новые "родители" за Сашенькой на шикарном "мерседесе". Приёмный отец взял мальчика за руку. Мальчик улыбнулся ему.
-Папа, как хорошо, что ты пришёл. Поскорей бери мои вещи, и поскорей поехали к... маме. Мне так надоело ждать тебя у этой чужой тёти! – воскликнул Сашенька и потянул "папу" за руку.
Марина выскочила в другую комнату, чтобы сын не услышал её рыданий.
Мужчина отвёл ребёнка в машину, где сидела его супруга, и вернулся назад. Он попросил только ту сумку, в которой находились вещи мальчика.
-Игрушки мы брать не будем, у нас их – целая комната. Вот деньги, - сухо сказал он, подавая увесистый конверт. – Но у меня есть одно требование: мы не можем разрешить вам видеться с сыном, это будет травмировать его психику. Он должен привыкнуть к новой обстановке. Ну, вы сами понимаете... Напишите расписку, что вы получили сполна всю сумму, и не будете просить о встрече с ребёнком... Спасибо. Прощайте. Не надо меня провожать.
Марина через закрытое окно смотрела на отъезжающую машину и мысленно прощалась с сыном навсегда. Из её глаз катились крупные слёзы. В руках она держала любимую игрушку Сашеньки – серую плюшевую лошадку.

5.
Прошёл год, полный отчаяния и безысходности. Через несколько недель Марине предстояло контрольное обследование в онкологическом центре. Накануне отъезда в больницу Марина попросила Тамару срочно приехать. Марина сидела у окна в ожидании подруги, нервничала, теребила в руках излюбленную игрушку Сашеньки – плюшевую Руруню.
На улице моросил ленивый осенний дождь. Печально хмурилось тяжёлое серое небо. Наступили ранние сумерки.
"Увижу ли я сына хоть раз перед смертью? Не уж то эти бессердечные люди не сжалятся надо мной? – думала она, зябко поёжившись под толстым клетчатым пледом. – Как холодно. Некому обо мне позаботится, так и умру в одиночестве. А может, ему будет напоминать обо мне эта игрушечная лошадка? Не забывай мамочку, сынок!.."
Мрачные мысли больной женщины перебил дребезжащий дверной звонок. Пришла Тамара. Раздеваясь, она спросила с тревогой в голосе:
-Ну, как ты? Что-то случилось?
-Нет, ничего особенного не произошло. Просто у меня к тебе есть очень важная просьба. Пообещай, что обязательно исполнишь!
-Хорошо. Что тебя тревожит?
-Виновата я перед сыном. Передашь ему моё письмо в день совершеннолетия. В письме - моё завещание. Все свои сбережения оставляю ему. Обещай выполнить мою просьбу независимо от обстоятельств, - сказала Марина дрожащим голосом.
-Не беспокойся, подруга. Но к чему такая срочность?
-Завтра я еду на обследование в онкологию. Вполне возможно, что меня оставят в больнице.
-А-а. Но я всё равно буду навещать тебя, подруга.
-Спасибо, Тамарочка! Я за всё заранее благодарна, - с болью прошептала Марина и разрыдалась.

6.
Спустя месяц после проверки, Марина нехотя поехала в онкологию за ответом. Поставленный ранее диагноз оказался ошибочным...
 Выходя из здания онкологического центра, Марина ликовала: "Боже, неужели мне никогда больше не придётся возвращаться в это унылое нагромождение человеческого страдания?!"
Она словно родилась во второй раз. На сердце стало светло и радостно. Природа вновь обрела прежние живые краски. К Марине вернулось желание жить. Она спешила домой, твёрдо решила вернуть сына, обрадовать подругу.
Всю следующую неделю Марина с подругой хлопотали по вопросу "отмены усыновления", бегали по адвокатам, но никто не пожелал браться за спорное дело, считая его заочно проигранным.
Марина неоднократно беседовала с приёмными родителями Сашеньки, но они наотрез отказались от свидания матери с сыном, не говоря о возрасте мальчика.
Марина подала в суд. Суд постановил, что усыновление исполнено по закону, в постановлении суд назначил для матери дни посещения сына, но отобрать ребёнка у приёмных родителей не удалось.
После долгих раздумий Марина поняла, что должна смериться со своим теперешним положением. Она успокаивала себя, что жива и сможет, по крайней мере, хотя бы видеться с сыном. Этого ей теперь никто не запретит.
Марина смотрела в чёрный проём окна, сжимая в руке платок, мокрый от слёз, и думала о том, что на всю оставшуюся жизнь обрекла себя на наказание: разлуку с сыном, самым дорогим для неё существом в жизни. На подоконнике стояла плюшевая лошадка, напоминая о потере. Казалось и она тоскливо глядит в чёрное беззвёздное пространство... И ей так же горько и одиноко...
4 Неудавшийся транзит
Любовь Казазьянц
(Посвящается Николаю Дроздову, ведущему программу «В мире животных».)

-Ну, что! Показывайте ваш хвалёный товар! – властно  воскликнул седоватый, подтянутый клиент.
Охранники сосредоточенно молча следовали за представительным пожилым господином.
Клерк торжественно начал хвалебную тираду:
-Наша фирма ещё с прошлого века успешно обслуживает самых достойных и богатых заказчиков со всего мира. Рекомендую вам на выбор четыре самых ярких и дорогостоящих модели. Сделано на совесть и с большим вкусом, изяществом, выглядит красиво и удобно! Вот модель "Классик" – из чёрного дерева с инкрустированными металлом ручками, на заказ можно выполнить любые украшения из металла – бронза, серебро. Внутри обивка – красный бархат, цвет можно поменять на ваш вкус. Сверху – добротно выполненная откидывающаяся крышка. Эта модель пользуется повышенным спросом. От заказчиков нет отбоя. Дорого и шикарно!
Пожилой человек неодобрительно покачал головой.
-А вот, посмотрите направо, модель "Безе" – выпускается из дуба, модель белого и серебристого цвета, внутри отделка соответствующего цвета, под обивкой мягкая прокладка. При желании заказчика можно заменить велюровой обшивкой с серебряной нитью. Эта свободная модель отличается большей шириной. Пользуется спросом для полных, тучных клиентов. Один высокопоставленный заказчик, которому очень понравилась эта модель, сказал: "Моя вещь, что хочу то и делаю! Хочу в длину лягу, хочу в ширину..."
Пожилой клиент вопросительно взглянул на клерка и с явным раздражением заметил:
-Вы что, простачком прикидываетесь? Или из меня хотите сделать идиота?  Посмотрите на меня, я похож на бегемота?
-Что вы, что вы... Я вовсе не хотел... даже в мыслях... Эту модель заказывали месяца два назад для жены нашего губернатора. Вы несомненно помните, она была внушительных размеров.
-Послушайте, прекратите нести околесицу! – с ещё большим раздражением в голосе произнёс заказчик. – Вы хотите сказать, что я похож на мадам Грендель?
-Ну что вы, я вовсе не имел в виду... – брови клерка приподнялись,  превратившись в прямой угол. Он подобострастно изогнулся в извинительной позе.
-Нет, этот вариант меня не устраивает.
-А вот модель "Барокко" из красного дерева, со всякими завитками и украшениями.
-Вы что, с ума сошли? Завитки и резьба – это явно женское.
-А вот самое лучшее наше изделие, оно пользуется большой популярностью в верхних эшелонах. Рекомендую, модель "Невада" с бронзовыми ангелами у изголовья. Статуэтки можно заказать любой величины из серебра, с позолоченными крыльями и даже из золота. В прошлом году именно эту модель выбрали для одного крупного мафиози. Статуэтки ангелов заказали из чистого золота. Выглядело так внушительно! Эта модель предназначена для политиков и звёзд.
-Угу! Что ж, этот вариант ближе к теме. Так что об этой модели, пожалуйста, поподробнее. Какая внутри обивка?
-Велюр, цвет по желанию заказчика.
-Замечательно! Я хотел бы ознакомиться с этой моделью поближе.
-Нет проблем! Прошу, пройдёмте, я вам всё продемонстрирую, - нараспев произнёс клерк, широко улыбаясь.
Клерк подошёл к возвышению.
-Вот, обратите внимание, на крышке сверху есть дверца для лица. Ну, вы понимаете для каких случаев... Вот так она открывается, - он щёлкнул затвором сбоку модели, и дверца отодвинулась, открывая внутреннее пространство.
-Можно потрогать, там мягко? – спросил седовласый заказчик, подойдя к изголовью модели.
-Конечно, пожалуйста, просуньте руку, - предложил клерк.
-Да, действительно, очень мягко.
-И уютно. А ещё модель можно электрифицировать, то есть провести подсветку вовнутрь, - добавил клерк.
-Да, это мне нравится. А вы можете продемонстрировать эту модель в действии?
-Конечно, для вас с особенным удовольствием! – радостно воскликнул клерк.
Он незамедлительно поднялся на постамент, торжественно открыл крышку гроба, демонстративно снял обувь, многозначительно улыбнулся, словно решил показать фокус и улёгся в гроб, закрыл крышку. Она с мягким щелчком автоматически захлопнулась. И вдруг, все услышали приглушённые крики клерка:
-Откройте! Мне не хватает воздуха! Спасите, помогите! Теперь я не выйду отсюда никогда, крышка захлопнулась! Спасите, помогите!...
Седовласый господин засуетился. Крикнул одному из охранников, срочно принести топорик из коридора, который они видели на пожарном стенде, в проёме.  Охранник тут же выполнил приказ. И пожилой заказчик принялся молотить по гробу острым топором. Открылась щель. Воздух начал поступать и клерк немного успокоился. Тут сбежались служащие похоронного бюро. Незамедлительно открыли ключом гроб. Испуганный клерк, белый как полотно вылез наружу, шумно вдыхая воздух. И начал благодарить заказчика за своевременное спасение.
Со временем за производственную травму элитное похоронное бюро выплатило пострадавшему клерку большие деньги за моральный ущерб. Оказалось, что у этого клерка была клаустрофо;бия - боязнь замкнутого пространства. Этот молодой чиновник передал седовласому высокопоставленному заказчику за спасение, в знак глубокой благодарности  денежное вознаграждение. Но несостоявшийся клиент посчитал за унижение брать у простого клерка деньги и отдал их в счёт возмещения убытка элитной похоронной фирме – за проломанный топором гроб. Сказав при передачи подарка: "Транспортному средству на тот свет не повредит денежный взнос! И вообще, пусть мой щедрый жест послужит авансом для безглазой гостьи с косой."
А клерк дожил до глубокой старости и часто рассказывал в виде анекдота о падарке для Смерти и о своём несостоявшемся скороспелом транзите на тот свет.
5 Парикмахер
Анатолий Куликов
                           Парикмахер

Его привезли в пансионат для пожилых людей из больницы. Говорили, что подобрали его на улице сильно избитого. Документов при нём не оказалось. Кто он-не помнит. Частичная амнезия. Скорее всего, обычный бомж.
Он молча ходил по коридорам пансионата, трогал ручки дверей, подоконники и улыбался. В его светлых наивных  глазах читалось детское удивление. На расспросы о себе он лишь пожимал плечами.
В одно из воскресений в пансионате отмечали юбилей. Нине Михайловне, худощавой и капризной женщине исполнилось 80 лет. На кухне, по такому случаю пекли торт, готовились торжественные речи и пожелания. Приодевшая юбилярша сидела в холле возле большого зеркала и капризно сетовала: «Ну, что за вид! Космы торчат, кожа висит. И так плохо…а,так, ещё хуже. Да, старость не радость». «А, можно я попробую?» Все оглянулись. Новенький подошёл к Нине Михайловне и подняв указательный палец к губам с минуту смотрел на неё. «Мне бы расчёску железную, ножницы и плойку». Во время работы он чудесным образом преобразился. Исчезла сутулость, в глазах появился осмысленный блеск. Его руки, как птицы летали вокруг головы старушки. Закончив, он отошёл в сторону, склонил голову на бок и произнёс :  «Вот, как-то так…»
Посмотрев на себя в зеркале и покрутив головой, Нина Михайловна, забыв про свою палочку, встала со стула и, раскинув руки, плавно прошлась по кругу. «И меня…и меня!» -послышалось со всех сторон. Старик взялся за следующего клиента. «Вы, прямо, как  парикмахер высшего класса!»
«А я и был  парикмахером всю жизнь. В детстве фигурки из пластилина лепил и делал им разные причёски».  «Ого! Вспомнил!  И имя своё знаете?» «Знаю. Лавров Илья Иванович…. Головку вот, так повыше. Во-во, хорошо. 1953 года рождения» «Семья есть?» «Жена умерла восемь лет назад. Есть два сына. Васька и Витька. Васька, старшой, машины продаёт. Бизнесмен. А, Витька…Он несчастный. Не везёт ему. Он в понедельник родился. Помню, после работы пришёл, а мне звонят из роддома. Опять сын! Следующий… А, вам лучше каре, вот, так. Согласны? Витьке с детства не везло. То учителя на него «окрысятся», то ребята. Потом начальники, такие придирчивые попадались. Девушка от него к другому ушла. Он слабенький. Срывается. Васька, когда женился, квартиру купил, съехал, а мы с Витьком жили. А, потом, он на краже попался. Крупной. Следователь мне циферку на листочке написал, за сколько Витьку отпустят. Ну, я квартиру и продал. Не обманул. Выпустили. Васька меня приглашал к себе жить, но, только без Витьки. Не любит он его. Лодырем называет. А, куда же я без него. Он без меня пропадёт. С работы меня выгнали, когда пьяный Витька в салон заявился. Дебоширил. У него, после тюрьмы срывы нервные бывают. Вот мы и жили вместе. Дом на Пионерской знаете? Пустой? Всё ни как не снесут. Нас там пятеро. Все несчастные. Кто подрабатывает периодически, кто подворовывает. Я Витьке воровать не даю. Воспитываю. Когда, уже, совсем не в моготу, иду на Чкалова, недалеко от банка сажусь, шапку положу…Хорошо подают. Рублей по шестьсот набрасывают. Только участковый паспорт отобрал. Раз, говорит, на моей территории попрошайничаешь, плати или посажу.
Чего-то ноги устали. Я посижу, потом продолжим. Ноги-то я там застудил. Витька, когда пьяный заснёт, всё норовит меня с матраца на пол скинуть».
«А избил вас кто?»   «Так, ребята. Школьники. Я Витьку пьяного домой тащил, а тут и они. Во дворе. Я Витьку-то собой накрыл…Если бы у них палок не было, то обошлось бы. Злые они какие-то. Не пионеры. По голове хрястнули, и всё…»
Юбилей прошёл отлично. Все веселились , пели песни, танцевали. Такая  коллективная раскрепощённость бывает только в детстве и глубокой старости. Илья Иванович подружился почти со всеми обывателями и персоналом.
Через два дня парикмахер пришёл к директору пансионата. «Мне назад пора. Тут, конечно, хорошо, но Витька там, без меня пропадёт.» «Да вы что! Что там вас ждёт? Разве это жизнь? Ну, погодите, Илья Иванович, я вам документы оформлю. А, знаете, что? Приходите-ка к нам с сыном. Ставку парикмахера я «выбью», а сын или охранником или грузчиком будет. Вместе будете».
Сварливо каркали вороны на голых ветках, небо свинцом давило сверху. По тонкому, неокрепшему мартовскому ледку к воротам учреждения шёл сгорбленный старик. Из окна за ним наблюдали директор пансионата и старшая медсестра. «А, что у него в сумке?» «Еда на первое время. Я распорядилась. Думаешь он придёт назад?»  «Вряд ли…Чёрт, всё отцу позвонить забываю…»
6 Стучи, тебе откроют
Ольга Пыжова
   Анна находилась в жутком горе: умерла мама. Она всегда знала, что для нее это будет очень тяжело, физически невыносимо, но чтобы так, представить не могла. При жизни мамы она и не подозревала, что, соприкасаясь с таким огромным нематериальным богатством, как любовь своей мамы... мамочки... и, лишившись его, потеряет смысл и интерес к жизни: - Почему она умерла? Как без мамы жить? - Задавала и задавала сама себе бесконечные вопросы.
  Она привыкла, что мама есть – можно дотронуться, прильнуть, поплакать и порадоваться. Всегда мудрый совет с лаской и той любовью матери, которой больше нигде и никогда не будет! В этом Анна была не одинока: родня, друзья, соседи и знакомые также испытывали не поддельное горе, соболезновали и пытались утешать. При встрече с Анной, они рассказывали чем ее мама им помогла, что советовала и с каким неподдельным участием выслушивала, держа в тайне, доверенное ей. Для всех потеря была из потерь.
  Анна не могла утолить боль потери - она, душевная, оказалась самым сильным  страданием.  При жизни мамы дочь старалась ей угодить, во всем помочь... Покупала ей наряды (мама любила красиво одеваться, имела утонченный вкус,  хорошо танцевала и обладала музыкальным слухом и оперным голосом). Но это все не то... Не то! Казалось, любви было мало, надо больше любви. Но ее много не бывает, любви всегда мало. В горе этого не понимаешь и укоряешь себя вновь и вновь: сделала не так, не столько, не вовремя...
  Не реагируя на уговоры, Анна часто отказывалась от еды, осунулась и потихоньку умирала от тоски и отчаяния. Ее дочь, еще школьница, старалась спасти мать уговорами и однажды сказала: - Ты умрешь, а я как буду жить? Ты же моя мама!
   - Вот именно, как? - Медленно, как сквозь толстую пелену, смысл дошел до сознания: - Надо бороться, ради дочери, противостоять убивающей тоске, выкарабкаться. Но как?
   Соседка, жившая через несколько домов от нее, посоветовала обратиться в церковь. Там Анне дали псалтырь для ежедневного чтения. Читала долго с усердием и верой, но перемен не было. От беспомощности становилось только хуже. Сама поняла – умрет. Церковь, благословляя,  продолжала наставлять: -"Исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными".
   При очередном чтении, не теряя надежды на пока не помогавшие тексты, вдруг поддалась требованию наития и повернула  взор в пустой (без иконы) угол комнаты направленный на восток и в сердцах, не по церковному уставу почти прокричала к Богу: - Господи! Зачем тебе моя смерть? У меня ребенок,помоги-и!
   То, что последовало дальше, не забыть никогда. Это, как вчера было. Анна услышала ответ, но не слухом, а всем своим существом и отдельно каждой клеткой, и не столько услышала, сколько почувствовала каким-то способом, не понятым ею...
   - Я бы тебе помог, но креста на тебе нет. – Прозвучало спокойное и властное одновременно.
   Креста на шее действительно не было – порвалась цепочка накануне похорон и ненужная лежала в трюмо. Сама туда положила и забыла. Не мудрено, горе – то какое. Хоть мама и долго болела, но она была. "Была" - какое страшное слово!
Наконец вняла, что говорят ей и, оцепенев на какое-то время от Великого участия, сорвалась с места к трюмо: - Скорей... меня ждут... найти!
Но ни креста, ни цепочки найти не удалось. Потрясенная и понурая Анна вернулась на то место, где услышала голос. Она уже знала, с Кем будет говорить и, воспринимая все, что происходит, очень серьезно, не могла и не хотела ослушаться.
   С осознанием вины, с глубокими душевными муками и надеждой сказала: - Я не могу найти крест, прости! Помоги мне сейчас! Я больше никогда его не сниму.
В комнате царствовала тишина. Анна ничего не услышала в ответ, но по сгустившемуся вокруг нее пространству поняла, что рядом Явление, ее поняли и повелевают замереть в смирении и ожидании. Ждать было чего...
   Начиная с волос, обегая каждую клетку сверху вниз с нее (не понять как быстро) сползала тоска. Горе потери оставляло ее, освобождая от длительного гнета мучений и одновременно наполняла спокойствием и даже какой – то торжественной радостью с мелкой дрожью. Дрожь медленно спускалась вниз вплоть до подошв. Это было сродни ликованию. Так счастлива Анна никогда не была!
Она продолжала стоять в блаженном ступоре и потихоньку оживала. Новое состояние причастности к чуду наполняло тело светом и невесомостью.
   - Господи! Почему Ты позволил мне стоять, почему я не упала на колени?!
И что это было?
Вопросы сыпались уже без ожидания ответа, но спустя некоторое время, Анне показалось, что она сама нашла его:
   - Это был Божественный восторг, второе рождение и меня Великой любовью спас Бог!
   Восторг, постепенно тая, сошел на нет. Тоска опять навалилась, но с этого дня пошла на убыль. Пришло понимание, что умрем все, что не каждая мать имела такую заботу и будет иметь вечную память, и что есть Бог, который всегда спасет!
 
                         Стучи, и тебе откроют!
7 Звонок из прошлого. Быль
Стас Литвинов
Картинка из интернета.


Я проснулся внезапно, будто кто-то позвал меня. Была глухая ночь. Всё внутри дрожало мелкой-мелкой дрожью и тяжело ворочалось сердце. В свете уличного фонаря, проникающего через раздвинутые шторы окна, видна привычная обстановка спальни. Спокойно и ровно дыхание спящей жены. Но чувство тревоги было разлито вокруг и заполняло трясущуюся грудь. Дышать приходилось коротко и часто.

Ощущая сильную слабость, с трудом выбрался из кровати и медленно прошёл на кухню.  Достал из аптечки корвалол, накапал полную чайную ложку снадобья, разбавил водой и выпил. Сердце, по-прежнему, вырывалось из груди. Опираясь о подоконник попытался придти в себя после такого необычного пробуждения. За окном продолжалась ночь. Март закончился, но остатки грязного зимнего снега смутно белели кое-где неряшливыми кучками. Безлюдье. Тёмные окна домов и лишь свет уличных фонарей отражался от крыш припаркованных автомобилей. Тревога не проходила. 

Странно начинался первый день апреля. Я не находил себе места, Эта мелкая дрожь в груди и колотящееся сердце преследовали меня весь день. Жена настаивала на вызове «Скорой помощи», но к вечеру стал чувствовать себя увереннее, а чувство тревоги не основание для вызова врача. Но впереди была ещё одна тяжёлая ночь и день, когда никак не мог избавиться от присутствия чего-то необычного, необъяснимого. А на третий день, когда сердце, наконец, успокоилась и улеглась тревога, раздался телефонный звонок.

Звонил из Тольятти друг моей далёкой юности. Я не виделся с ним более  пятидесяти лет, но общение  поддерживалось телефонными звонками. И вот сейчас голос в трубке негромко произнёс:

- Здравствуй, Стас!  Хочу тебе новость печальную сообщить.
- Здравствуй, Федя! Что случилось?
- В ночь на 1-е апреля умерла Света Е. Что молчишь? Понял меня?
- Понял, Федя, понял. Как же это случилось? Ведь я с ней разговаривал три месяца назад, 1-го января, и поздравлял с Новым Годом. Тогда она ни на что не жаловалась.
- Скоротечный рак, Стас. В два месяца сгорела. Сегодня похоронили. Видел её брата, он всё и рассказал.
-  Вот ещё одна смерть среди наших  друзей, – я был под впечатлением от известия. -  Сколько их уже лежат на том поселковом кладбище, которое мы, Федя, в молодости старательно обходили стороной?
-  Да, Стас.  Всех я помню и каждую весну навещаю их могилы.   
-  Федя! Ты знаешь, какое странное совпадение случилось? Позапрошлой ночью, это как раз на 1-е апреля было, я вдруг проснулся среди ночи, так  мне внезапно стало плохо с сердцем. Отчего, почему? До этого всё было спокойно. А ведь получается, что в это же самое время за три тысячи километров от меня умирала женщина, которая девчонкой-школьницей мелькнула в нашей далекой, наивной молодости. Мистика какая-то.

NNNN

Я перебирал старые фотографии, на которых друзья оставались молодыми. Будущие жизненные проблемы ещё не видны на лицах. Фотобумага исправно хранила застывшие мгновения прошлого.  Отложив в сторонку старый альбом, я подошёл к окну. За окном был пасмурный день начала апреля. Холодный дождь подгонял прохожих, заставляя их вжимать голову в поднятые плечи. Мокрые голые ветви деревьев шевелил ветер. И в эту хмурость с каплями дождя на оконных стёклах припомнились мне другие солнечныё апрельские дни. Вспомнился небольшой посёлок судоремонтного завода, названный кем-то «Ново-Шлюзовой».  Его дома расположились  на берегу канала Куйбышевской ГЭС. Отсюда, из того давнего времени и началось моё знакомство с умершей три дня назад женщиной.

Заканчивалась очередная зимовка, первые суда покидали затон и уходили в весенние разливы  Волги. Мы расставались со своим временным жилищем на берегу.  Двоих моих друзей провожали жёны, держа на руках свёртки с младенцами.  Мой уход в навигацию был рядовым событием и, думаю, никого особо не волновал. Правда, в течение прошедшей зимы 1962-1963 года в нашем кругу появилась милая девочка Света, которая выказывала мне явные знаки внимания. Ей было 16 лет, она училась в 9-м классе, в её речи была слышна лёгкая приятная картавинка. Учитывая её возраст, с моей стороны отношение к ней  было чисто дружеским. Общение не выходило за пределы воскресных поездок в театры города Куйбышева, посещение поселкового клуба «в кино» или походами «на танцы». На обратном пути я провожал Свету до подъезда, где находилась их квартира. Короткое прощание заканчивалось дружеским касанием губами её разрумянившейся щеки.  Будет неправдой сказать, что я не замечал её  робкого чувства влюблённости девчонки-школьницы, но держался от неё на безопасном расстоянии. Я дорожил своей личной свободой.   

После зимовки 1963 года я получил должность первого (старшего) штурмана на новый большой грузовой теплоход. Это назначение приятно отразилось на моём честолюбии,  но оно подразумевало смену места будущей зимовки и прощание с друзьями. Служебные обязанности призывали отдаться работе, все разошлись по своим теплоходам и ушли в рейсы. У Светы продолжался учебный год и мы легко распрощались. Полагаю, она думала, мол, осенью вновь появлюсь в посёлке.

А навигация была в разгаре и рейсы сменяли друг друга. В конце июля мы на своём новом теплоходе шли с грузом на Астрахань, когда появилась надобность зайти в «Ново-Шлюзовой» и получить от завода-строителя высланные в наш адрес запасные части. Пользуясь появившейся возможностью, я повидал старых знакомых и, конечно, Свету. Она отработала одну смену пионервожатой в школьном пионерлагере и теперь бездельничала, загорая на бетонной стенке канала и любуясь проходящими судами. Её мама, Антонина Петровна, пояснила:

- Делать-то девчонкам нечего, скучно им, вот и пропадают целыми  днями на канале. Вся молодёжь-то ушла в плаванье и в посёлке тишина.
- Антонина Петровна! Мы завтра снимаемся с якоря и пойдём на Астрахань. Так, если Вы не против, а Света будет согласна, то я спрошу у капитана разрешения и мы возьмём её пассажиром в этот рейс. – Пришла мне в голову неожиданная мысль.
- Да как же это так? – засомневалась Антонина Петровна.
- Так очень просто. У Светы будет отдельная каюта, питание вместе с экипажем. Пусть загорает, любуется Волгой, а я за ней присмотрю. На обратном пути мы её доставим прямо домой.  Когда ещё такой случай представится?  Ты как на это смотришь, Света?
- Ой, я согласна. Мама, можно я со Стасиком схожу в рейс?
- А в школу-то успеет? – на всякий случай уточнила Антонина Петровна.
- До Астрахани и обратно потребуется 2 недели. В середине августа обязательно будет дома, - успокоил я колеблющеюся Антонину Петровну.

На следующий день мы снялись с якоря. Светлана впервые плыла на настоящем теплоходе и, прощаясь, долго махала маме рукой. Она была в восторге от своего нового жилища -  одноместной каюты, что находилась рядом с каютами капитана и старшего штурмана. В каюте был душ и туалет.  Она быстро освоилась в экипаже, подружилась с поварихой, помогая ей чистить картошку. Курсанты-практиканты с удовольствием общались с ней, а жена капитана взяла под опеку, видимо, имея своё мнение на будущее о такой пассажирке.

А судно шло и шло. По берегам проплывали незнакомые сёла,  на песчаных «косах» стояли палатки рыбаков, купались ребятишки, кучки деревьев вплотную подходили к воде. Часто расходились с другими судами грузовыми и пассажирскими. На моей вечерней вахте, спросив разрешение, Света тихой мышкой устраивалась в уголке ходовой рубки и смотрела,  как  судно проходило волжские перекаты и широкие разливы,  как уходили за корму дымы из труб цементных заводов Вольска, а опускающуюся темноту рассекали далёкие всполохи зарниц. Прошли Саратов, Камышин, шлюзы Волгограда, миновали вход в Волго-Донской канал. Впереди Нижняя Волга и Астрахань.

Свете нравился мой контроль за её пребыванием на борту. На скуку она не жаловалась, что меня и устраивало. В Астрахани накупили арбузов и помидоров, а браконьеры привезли свежую рыбу. На обратном пути капитанша взялась обучать Свету премудростям засолки рыбы и помидор. Так незаметно обратным рейсом мы добрались до «Ново-Шлюзового», где Света распрощалась с экипажем и, нагруженная арбузами, на катере была отправлена на берег, где её уже  ждала Антонина Петровна. Прощаясь, она прижалась губами к моей щёке и тихо поблагодарила: 
- Спасибо тебе.
Тогда я не мог знать, что нас ждёт впереди ещё только одна встреча.

NNNN      

Навигация закончилась, но я уже не вернулся в старые стены. Теперь новый «дом» находился в тысяче километров от «Ново-Шлюзового». Был конец декабря 1963 года, когда мне захотелось встретить Новый  год вместе со старыми друзьями.  Долго не раздумывая, я купил билет на самолёт и он доставил меня на аэродром Куйбышева. Автобус. Знакомая дорога и вот я уже в привычном кругу своих товарищей. Собрались на квартире одного из наших «женатиков» Гены Жиганова. Его жена Эльвира с помощью своих подружек накрыла прекрасный стол, где всем хватило места. Пригласили и Свету, хотя имелась небольшая неловкость. Дело в том, что тесть Гены, он же отец Эльвиры, Александр Александрович преподавал немецкий язык и являлся классным руководителем в классе, в котором училась Светлана. Однако, неловкость от встречи за праздничным столом учителя и ученицы быстро прошла и праздник продолжился.

Я держу в руках фотоснимок, возраст которого более 50-ти лет. Это единственный снимок, сделанный 31 декабря 1963 года, где можно увидеть ту 17-ти летнюю девушку с сияющими глазами, которая влюблена в сидящего рядом с ней  25-ти летнего молодого человека. Она не скрывает свою влюблённость, а вот её сосед старательно делает вид, что ни о чём не догадывается. Весело отметили наступление Нового года, а Светлана шепнула мне:   
- Пусть у нас будет всё только хорошее. 
Заиграла музыка, начались танцы, веселье было в разгаре и, глядя на довольные лица хозяев дома, я полушутя предложил:
-  Смотри-ка, Света, как хорошо Жиганову с Эльвирой. Может быть и нам с тобой пожениться?
-  Не-е-т! - протянула Светлана. - Мне надо закончить 10-й класс, а потом я буду поступать в университет. 
- Хорошо. Нет, так нет, - согласился я с её доводами. - Конечно, надо сначала школу закончить. 
На этом тема замужества была закрыта и мы её больше не касались.

Веселье продолжалось, а поздно ночью все пошли провожать гостей. Весёлой гурьбой проводили домой и Свету. А в обед я уже сидел в автобусе, который вёз меня в аэропорт. Ни с кем из своих друзей, включая Светлану,  больше никогда не встречался.  Правда, через три месяца, в апреле 1964 года, я неожиданно получил вызов на телефонные переговоры. Это Света хотела о чём-то поговорить со мной. Однако, к тому времени жениться я уже расхотел и боялся возможного вопроса на эту тему. Стыдно признаться, но я смалодушничал и на переговоры не пошёл. А жизнь несла меня всё дальше и дальше от старых друзей и дорога не всегда была прямой.

Годы шли, складываясь в десятилетия. Старые друзья несколько раз сообщали, что Света пыталась узнать мой адрес. Каждый раз, услышав о такой её попытке, у меня возникало чувство какой-то вины перед Светой. Однако, постоянного места жительства у меня не было. При необходимости я пользовался простой почтовой формой «до востребования».  Так и получилось, что прежние связи ушли в тень, забылись, а другие заботы приняли меня в свои объятия.

NNNN

Прошло более 50-ти лет с того декабря 1963 года, а из старых товарищей  в живых остался только Фёдор З. и две вдовы моих бывших однокашников. Все остальные упокоились на поселковом кладбище вместе со своими жёнами. Теперь мы с Фёдором постоянно общаемся по «Скайпу», сообщая друг другу о своих болезнях. Год назад он встретил Свету Е., которая вернулась домой из каких-то далёких краёв. Она похоронила мужа и теперь живёт в окружении внуков. Узнав от Фёдора, что со мной есть телефонная связь Света попросила его передать просьбу, чтобы я выбрал время и позвонил ей.

Набрав номер телефона, я услышал незнакомый голос:
- Слушаю Вас.
- Здравствуйте, Светлана Кирилловна! – вежливо поздоровался я.
- Здравствуйте! С кем я разговариваю?
- Сейчас, Светлана Кирилловна, Вы слышите голос из глубины прошлого века. Не узнаёте? – попробовал я пошутить.
 
Долгое молчание...и следом, будто между нами и не было нагромождения из более чем полусотни, прожитых в полном неведении друг о друге, лет:
- Боже мой! Стасик! Неужели я слышу тебя?

Я невольно улыбнулся, услышав  в забытом имени «Стасик» отголоски своего детства и уже не удивился, что через пятьдесят лет мы не узнали голоса друг друга. У Светы пропала её давняя картавинка, которую было приятно слушать. Теперь в трубке звучал голос незнакомой женщины. Наше общение ограничилось общими фразами, обещанием не забывать и звонить. После того, первого разговора, мы перезванивались пару раз, поздравляя друг друга с днём рождения, и старательно обходили стороной прожитую каждым жизнь. Но однажды случился ещё один разговор. И он, последний, нёс какую-то необычность, тревожность. Я позвонил Светлане 1-го января 2016 года, чтобы поздравить её с Новым годом.

- У тебя есть сейчас время поговорить? – в ответ на поздравление спросила она, видимо, желая удостовериться, что моя жена не будет присутствовать при разговоре.
- Да, конечно, я слушаю тебя.
- Я знаю, что ты не захотел разговаривать со мной, тогда, помнишь, я приглашала тебя к телефону, - напомнила Светлана о моём давнишнем и не лучшем поступке.
- Да, помню, но мне тогда нечего было сказать тебе, - честно признался я.
- А ты помнишь, как я с тобой ходила в рейс?
- Да, Света, помню, конечно. Ты две недели тогда плавала с нами.
- Так вот, я тебе хочу сказать, что это были самые лучшие две недели. Я помню их всегда. Больше у меня в жизни ничего лучшего не было. 
- Света! О чём ты говоришь? У тебя дочь, сын, внуки. Они тебя любят, -  что-то в её словах меня беспокоило. – Мне, конечно, приятно, что ты помнишь то наше плаванье, но всё же думаю, что у тебя были и другие поводы ощутить себя счастливой. Вспомни, ведь у нас с тобой ничего такого и не было. Да и поцеловались-то мы всего пару раз.
- Стасик! Ты не хотел тогда видеть, что я была влюблена в тебя. Тебе так было удобнее, потому что я была школьницей. Но я тебя не осуждаю. Сейчас у меня к тебе единственная просьба: звони, пожалуйста, чаще.
Так закончился тот необычный новогодний разговор, оставивший в душе тревожный осадок.

Незаметно минул январь, февраль, а 8-го марта я держал в руках телефон, намереваясь поздравить Свету с Женским днём. Не знаю почему, но я тогда отказался от звонка. Я не мог знать, что в это время страшная болезнь рак лёгких поедала её. Потом пришла для Светланы её последняя ночь, ночь на 1-е апреля 2016 года. И тогда Необъяснимое вдруг подняло меня ото сна, видимо, желая сказать, что в трёх тысячах километров отсюда в муках доживает последние минуты жизни несчастная женщина. Это она много-много лет назад девчонкой-школьницей случайно встретила свою первую влюблённость,  отзвуки которой она хранила в тайниках своей души всю жизнь.
8 Дочки- Матери рассказы часть 1
Каменцева Нина Филипповна
РАЗНЫЕ СУДьБЫ - Роман -рассказы сборник 11
Дочки- Матери рассказы часть 1

Нина Каменцева (Галустян)
К-18 Разные судьбы – Новокузнецк:
«Союз писателей», 2016. – 328 с.
ISBN 978-5-00073-271-7

Уважаемые читатели!
Книга Нины Каменцевой «Разные судьбы» – непростая книга. Она сложна для восприятия тем, что в ней много личностных переживаний, тяжёлых жизненных перипетий героев, а местами она просто пропитана болью. Книга неоднозначна, в ней, словно в вечном сплетении Инь и Ян, смешаны две стороны, тёмная и светлая.
Тёмная – это несчастья, войны, борьба за жизнь. Это трагическая сторона. К примеру, Юсуп, главный герой романа «Юсуп. Отголосок войны…», прошёл чрезвычайно трудный жизненный путь. Война, плен, концлагерь… Едва проходит одна беда, тут же сваливается новая. Кто-то скажет, зачем автору так часто испытывать героя на прочность? Что ответить? Только одно – так было. И воспоминания тех, кто прошёл ад этой страшной войны, говорят, что судьбы, изобиловавшие многими страданиями, были, к сожалению, нередки.
Но есть и светлая сторона этой книги. Это, конечно же, любовь. Этим чувством пронизаны все произведения книги, причём временами автор описывает всё слишком откровенно. Это любовь помогла Юсупу выжить в столь тяжёлые времена, это любовь даёт силы жить героине рассказов «Дочки-матери». И это любовь, любовь к матери наполняет строки поэтической части книги «Настоящая мать».


Дочки– Матери рассказ

Часть 1 Смысл жизни – найти себя
и направить мысль в правильное русло

Смысл жизни – найти себя и направить мысль в правильное
русло. Можно ли жить дружно в семье, несмотря на то, что во-
круг всё так неординарно. Найти оптимальный вариант в от-
ношенихя в семье возможно на любом этапе, только надо очень
захотеть. Все мы были дочерьми с разными характерами, и для
своих родителей так и остаёмся детьми, пока они живы, неза-
висимо от того, сколько нам лет. А когда мы сами становимся
родителями, то по-прежнему остаёмся детьми своих родите-
лей. Так и бежит жизнь, думаешь о своих детях, порой забывая
всё, что так бережно безвозмездно отдавалось нам родителями.
Никогда не думала, что проблема дочек и матерей так глобаль-
но заденет и меня. Всегда я думала, что никогда не будет ссоры
с ней, с моей родной крохотуленькой, которая перед глазами с
рождения смотрела мне в глаза, улыбаясь. Но вот получилось.
И сейчас не будем выяснять, искать причину, кто виноват, а кто
прав. Так получилось, хотя не должно было этого быть, я так
считаю: на родителей и детей не обижаются. Родители быва-
ют разные, но сколько помню себя, всегда старалась делать всё,
чтобы было хорошо. Как-то своей проблемой в семье подели-
лась со своей подружкой Галиной, у которой тоже дочка, хотя
никогда не любила выносить сор из избы. И что же она рас-
сказала? Чем старше становится дочь, тем больше растёт не-
допонимание, тем более в наше время высоких технологий. Я
удивлялась, это у меня впервые, хотя и дочь давно не ребёнок.
И даже сейчас, хотя мы и в ссоре, постоянно названиваем друг
другу. Может быть, потому что она у меня одна?! Может быть, я
понимаю, что у меня дороже нет никого на свете?! Часто Гали-
на, которая намного старше меня, рассказывала о своей дочери,
что растёт эгоисткой, всё делает, как ей выгодно. Спит до две-
надцати дня, а работать не хочет, надеется на мой заработок. И
хорошо, что до самой глубокой старости она полностью взяла
на обеспечение и её дочь –внучку, которую она родила ещё ма-
лолеткой. Содержать уже довольно зрелую женщину и внучку,
которой тоже уже двадцать лет, не так легко, растут с каждым
днём потребности. Порой мы понимаем, как не справедливы к
своим родителям. И это эхом, заколдованным кругом, наверное,
ложиться и на нас. Но если глубоко копнуть, я не такая, какая
была мать, а напротив. Она всегда думала о себе, я же думала
о ней, о своей крошке, дочурке. И куда бы я ни уезжала, ни-
когда не оставляла её одну, пока не началась школа. А школа?!
Сколько было забот, я же не спала, лишь бы она пошла в школу
в хорошо наглаженной форме с беленьким воротничком. Всё
для неё, абсолютно всё. И если купить платье, то ей. Нанять
педагога по разным предметам – тоже ей, чтобы она успевала в
школе лучше всех. Безвозмездная помощь матери своей дочери
делает её эгоисткой, кружит голову... Дочь лишь тогда поймёт,
когда она сама станет матерью. Или поймёт, или же не захочет
понимать. У Галины дочь замужем, и она месяцами ждёт, пока
ей позвонит дочь. Постоянно смотрит на телефон своими на-
полненными слезами глазами.
Они становятся матерями, и только с появлением ребёнка,
а особенно, когда у них дочь, понимают, что они не правы, но
это пока. А на самом деле становятся более недоступными:
мать подождёт, мать подождёт. Позвоним – успокоится! И бу-
дет всё, как прежде. Но как видно, месяцы им кажутся одним
днём. Я тогда перечитывала роман «Отцы и дети». Я понима-
ла, что он, может быть, написан давно, но и сегодня он актуа-
лен. Как видно, дети относятся хорошо к своим родителям,
пока они тебе помогают, до самых твоих старческих лет, пока
живут они. Сколько помню эпизодов из жизни друзей, что
мать отдаёт последнюю пенсию до копейки, лишь бы было
спокойствие в семье. И любовь, которую она уже покупала за
свою пенсию. Не оставляя себе ничего, не одеваясь, как они...
И мне кажется, что таких матерей дети сами стеснялись, когда
они показывались в их обществе не всегда в новой одежде.
Помню, как-то внук моей подруги Светланы хотел получить
пенсию своей бабушки, а она запрятала её в пазуху. Он достал
и быстро выбежал, была зима и скользко во дворе. Споткнув-
шись, упал, а она ему вдогонку: «Осторожно, чтобы не упал,
внучок». До самых седин своих, до самых глубоких морщин
матери опекают детей. И до конца своих дней мать всегда опе-
кает и любит своих детей. Если есть что сказать, скажи. Не
стесняйся сказать в лоб, ты мать, ты родила и вырастила, не
думай, что они сами поймут. Пускай никогда не будет вражды
в семье, любите жизнь, какая она есть. И не надо думать о том,
как разбогатеть, а надо думать, как сохранить семью, которая
является главной основой нашего гражданского общества. Се-
мья – это костяк нашей страны. Как бы вам трудно не было,
любите жизнь, любите своих родных, родителей, ведь в пер-
вую очередь, если что, придут только они! Не оглядывайтесь
в прошлое, если там было что-то и плохое, не задерживайте в
воспоминаниях грязь. Лучше выбросить, перевернуть лист. И
живите, живите на пользу семьи, без которой вы останетесь,
как кактус среди пустыни.

Мысль кружевная тщеславия...
Пускай не суждено и сбыться,
Надежду дам в последний раз,
Подам я утопающему руку,
Водицу подам жаждущему
И горсть зерна,
посеять хлеб ему на завтра.
Из уважения к ним
я дам последний шанс.
9 Нефертити - красавица грядёт Фантазия 1-1
Каменцева Нина Филипповна
 "Женские истории любви" сборник 8

В самых невероятных ситуациях оказываются героини ро-
манов и повестей Нины Каменцевой – и в опасных, трагиче-
ских, и в интригующе-загадочных, фантастических, а порой
и забавных, – но всегда остаются настоящими Женщинами.
Именно женская мудрость, удивительное сочетание стойко-
сти и гибкости, присущее прекрасному полу, позволяют им
выйти с честью из любых испытаний, сохранив верность
своему предназначению: любить, быть любимыми и служить
продолжению на Земле... и не только!

Фантастика
Нефертити –
«красавица грядёт»
1. ПРОСНУЛАСЬ В НОЧЬ. ЕГИПЕТ
(НАЧАЛО XIV ВЕКА ДО Н. Э.)
1. «Красавица грядёт» – царицей Египта

   Нефертити – «красавица грядёт» – царицей Египта про-
снулась в ночь. И кто такой счастливчик, кто знал меня в
лицо, зачем по имени меня позвал? Неужто мои миндале-
видные глаза открыли правду обо мне, а может, шея вытя-
нутая и вырез платья глубокий пронзили насквозь душу,
сердце молодого царя, а может, он не царь, Жрец Древне-
го Египта, который день и ночь молил и вымолил подарок
от матери-солнца – на землю дочь спустить.
– Живи и наслаждайся, не забывай, чья дочь. И делай
лишь добро, за это благословит Господь. Спаси народ от
голода и нищеты. Ты освети всем путь, тогда ты лишь с
нежностью родишь. Ты станешь матерью земной, ты не-
порочна, ты дева и рождена, чтобы любить и миру счастье
подарить. Не нужно войн, одним движением глаз, лишь
ты моргнёшь, заставишь камни двигаться, и ты одна смо-
жешь, создашь, что не под силу даже сотне лошадей, вер-
блюдов, мужиков. Построишь город на песках, сады там
зацветут, о чём ты будешь мне рассказывать в молитвах
по утрам и объявлять победу каждый день, когда зарёй
покину – уходя.
– Спасибо, солнце-мать, что ты доверила эту миссию
мне, хотя и было много дочерей, дала возможность зем-
ною девой стать и своим лучом по лестнице надежды на
землю опуститься, но я не смею с тобою согласиться,
ты ж меня направила в пески, где жизни нет, на верную
смерть. Неужели на земле ты не выбрала других мест,
чтобы мне жилось свободно и богато? В лес ходить, и
ягод набирать, и страсть испить из минеральных вод. И в
океане тёплом мне искупаться?!
– Ты замолчи! – сказала солнце-мать. – Тебе не велено
перечить взрослым, я знаю, понимаю лучше всё и знаю,
где найдёшь ты счастье. Лишь только делай всё ты и не
ленись, тебя заметят, будешь там богата, не позволяй ез-
дить на себе, одни мечтают впиться в кровь бесплатно.
Всегда горда была и будь и там такой же.
Поникла головой, но что же делать, никто ещё не смог
перечить матери завету, тихонько пошла вперёд навстре-
чу счастью, но остановилась: захотелось пить! А здесь
одни пески, вдали как будто что-то... иду туда, а там алоэ
лист один, взяла его, надрезав там, две капли слегка по-
мазав на язык.
В себе же думаю я плохо: «За что меня ты наказала,
меня послала умереть...» – но так к алою присосалась,
показалось – литра два воды. Иду я дальше, есть охота,
но нет, не встретился никто, достала нож, вонзаю в яще-
риц двух. Поймать сумела, распорола брюхо, раскрыла,
уложив на камень припекать (мать луч послала), и, на-
сладившись мясом вкусно, пошла к кактусу, его я увидав.
Какая сладость, а витамин!.. Так где же мне переночевать
здесь?
Идёт в пустыне ничейный верблюдов караван. Что там
случилось, кто посмел напасть? Остановила, приказав им
садиться, сама людей пошла искать. И вижу я карету Па-
дишаха, а в ней ребёнок, мальчик.
– Как же тебя звать? А где же все твои людские воины?
На руки я взяла его, а он ручонками растягивает кофту,
полез к груди и начал её сосать. А молоко, как будто бы
с коровы, на глазки брызнуло ему. Неужто я, не став же-
ною, могла дитя родить?! Вдали – опять заметила – шли
люди, истекали кровью... оставляя след. И кто они? Иди-
те вы за мною, я помогу, хотя не человек.
Приблизились они, меня заметив, и взяли с рук мла-
денца, и благодарят:
– Спасибо мало нам сказать тебе за это, и, если жен-
щина, ты будешь мне сестрой, а если девушка, женюсь и
будешь ты царица, спасла ты братца моего, – сказал мне
царь. – Напали чужеземцы, растаскали тюки с золотом и
серебром, убили мать, жену мою, сестру забрали в плен,
но ты дала родник к дальнейшей жизни, ты наша гор-
дость, невеста и любовь! Я верю, вместе мы раздвинем
горы, построим замки и дворцы, пойдём войною и по-
бедим мы чужеземцев, чтоб не уничтожали больше ма-
терей; плодились женщины, в достатке жили, одаривали
радостью любви и добротой. Как звать тебя, скажи мне,
сама нежность, неужто я тебя, любимая, должен Нефер-
тити звать?!
– А я не против, забыть должна, как звала мать, тебе
лишь одному буду покорна и рада Нефертити стать!
Какое счастье: среди песков Египта сошлись два тела
молодых, и тут он понял, что она девица, и объявляет её
своей женой.
На этом же месте строились дворцы, кто проезжал по
Восточному караванному пути, тот помнит: когда-то были
здесь пески, сейчас воздвигнуты дворцы, хоромы. Одним
мизинцем, одним взглядом переворачивала многотонные
камни и строила пирамиды до неба высоко. Хотелось
достать до мамы, поближе быть к ней, но солнце разве
можно ли достать? Придумывала всё и находила много
правил красок, косметику и маникюр на ногти, рисунок
на руках, чтобы показать любовь для милого в подарок.
Он удивлялся моим способностям, любил и нежил по но-
чам. Такие страсти не подвластны солнцу, но здесь зем-
ная любовь была. Видела измену людей и замечала рев-
ность, страсть других по отношению ко мне, одна была
верная ведь дочь матери своей я солнца. И непристойно
как они за ширмой лёгкой разных принимали, а может, он
так ревновал меня, что обольщал меня в присутствии его
другими. Но страстно он потом уж ночью целовал.
А каждое утро я молюсь богам, из них одна – мать-
солнце, когда ж по вечерам, молясь, кричу вдогонку: куда
уходишь, мама... буду ждать.


~*~*~*~*

 


    Нефертити Египетская царица (начало XIV века до н. э.), супруга Аменхотепа IV. В 1912 году в Амарте были найдены поэтичные портреты Нефертити, созданные скульптором Тутмесом.
*Наиболее известными авторами, писавшими о Египте, были Геродот (V век до н.э.), Гекатей (IV—III в. до н.э.), Диодор Сицилийский (I в. до н.э.)
**... 2400 годом до нашей эры. Барельеф в древнем месте захоронения в Саккаре изображает серию медицинских сцен, включая обрезание с помощью кремниевого ножа .
***В 305 году до нашей эры он объявил себя королем Птолемеем I. Египтяне вскоре приняли Птолемеев, как преемников фараонов независимого Египта.
****Древний Египет считается колыбелью косметики. Уже за 5000 лет до нашей эры там пудрили лица, накладывали тени на веки, употребляли благовония, красили ногти .
*****конструкторские изменения во времена основателя четвертой династии, во времена фараона Снофру, правившего с 2613 по 2589 года до нашей эры.
****Ждецы Древнего Египта - хранители знаний Атлантиды.
*****Приблизительно 1286 году до нашей эры Рамсес II возглавляет поход в Финикию и около 1285 года до нашей эры, даёт начало войне предприняв поход на города....
10 Наедине
Данилко Софья
Я сидела напротив нее и не знала, с чего же начать разговор. Мне хотелось узнать о ней все, но что-то препятствовало исполнению этого желания – то ли ее задумчивое выражение лица, то ли ее молниеносные взгляды, бросающие в дрожь. Собравшись с мыслями, я все-таки начала разговор.

– Скажите, сколько Вам лет? 

– Временного пространства для меня не существует, а значит, у меня нет возраста. Я могу быть старше тебя, или, наоборот, младше. Все зависит от того, насколько человек может во мне нуждаться, от того, что он захочет получить.

– И что же хотят получить от Вас люди?

– Совет, приятный разговор, помощь в нахождении ответов, чувство радости, меланхолии и многое другое. Сколько людей, столько желаний.

–  Помогая другим, что же Вы получаете взамен?

– Свое существование. Этим я обязана людям – пока они нуждаются во мне, я живу, но как только человеческий род отвернется от меня, отринет от себя, я тут же умру. А вместе со мной и вся прелесть этого мира.

–  Значит, Вы не только помогаете людям, но еще и пытаетесь сделать этот мир ярче и красивее?

– Ну что вы, одна я бессильна что-либо сделать. Мир краше может сделать лишь человек – его доброта, труд, любовь. Я всего лишь помогаю ему в этом. 

– Простите, я совсем забыла Вас спросить о вашем имени.

– У меня много имен, всех и не перечислить. А с другой стороны, его и вовсе нет. Кто мог мне дать одно единственное имя, если все люди разные, говорят на разных языках, занимаются разными делами, и для каждого я имею свой неповторимый образ? 

– Образ? Вы, вероятно, ангел? Или демон?

– Я могу быть даром, могу стать проклятьем, - ответила она рассмеявшись. – Я нечто иное, чем какое-либо известное существо. У меня нет плоти, я всего лишь эфир, летающий в пространстве и обретающий формы, которые желает увидеть человек. Или услышать. 

– Как же тогда узнать Вас, если человеку понадобиться Ваша помощь?

Она встала со стула, взяла меня за руку и подвела к зеркалу. Я увидела лишь свое отражение, хотя девушка стояла рядом и должна была отразиться в серебряном стекле. Я недоуменно посмотрела на нее, а она отпустила мою руку, встала напротив меня и шагнула назад, проникая внутрь зазеркального мира. Однако по-прежнему там отражалась одна лишь я, как вдруг отражение мое заговорило:

– Меня не нужно искать, ибо я всегда есть рядом, внутри каждого человека. Ты хотела узнать кто я. Так вот же ответ – я это ты, а ты это я. Я та часть, что делает тебя уникальной, что дает тебе силы творить. Я никогда тебя не покину, как бы ты сильно этого не желала.

Я хотела услышать эти слова больше всего на свете, ведь мне так не хотелось ее терять. Моя Муза, мое Вдохновение, не покидай меня никогда, ведь без тебя мои труды бессмысленны и черствы. Но ты пообещала быть всегда со мной, так будь же!

Я прикоснулась ладонью к зеркалу, а она ко мне. Я улыбнулась, и увидела ответную улыбку по ту сторону зеркала. Она стала мной, а я ей - теперь мы едины и неразлучны, как того пожелало мое сердце...
11 Монолог срезанного цветка
Данилко Софья
Как страшно оказаться в незнакомом месте. Я проснулась в хрустальной вазе на подоконнике в квартире многоэтажного дома. Тишина. Ночь. Я ничего не чувствую. Только теплую воду. Рядом нет сестер, меня отрезали от семьи. Ах, как не хотели они меня отдавать! Цеплялись листьями за мой стебель, лепестки, кололи шипами незнакомца. Зачем меня срезали?

Я стою в теплой воде и смотрю в окно, вспоминая рассказ старой розы. Она говорила, что иногда прекрасные цветы страдают за свою красоту. Мы благоухаем сладкими ароматами, наши лепестки гладкие словно шелк. Как может устоять человек против силы нашей притягательности?! Он непременно захочет сорвать цветок для себя или кого-то. Люди слабые. Они берут то, что хотят, то, что им нравится только затем, чтобы просто обладать. Человек срезает цветок, ставит в вазу и любуется им, пока тот не завянет. Наши дни быстро уходят, и мы умираем.

Я думала об этом, наблюдая рассвет. Сколько мне осталось? Три дня. Максимум пять, если человек позаботится обо мне перед тем, как я завяну. Я размышляла о своей судьбе и почти смирилась с ней. Но вдруг ко мне подошла девушка. Она посмотрела на меня, вдохнула аромат и тяжело выдохнула. Молодая барышня взяла вазу, вытащила меня. И снова темнота. Мне показалось, что я умерла. Яркий свет разбудил меня. Я почувствовала легкость и распустилась, чтобы дышать свободно.

 - Оклемалась, бедная, - услышала я радостный, мягкий женский голос. - Как подрастешь немного, я пересажу тебя в свой большой сад.

Большой сад! Я буду жить на свежем воздухе, купаться в утренней росе, наслаждаться лучами солнца и соседством с другими цветами. Так вот что такое человеческая любовь! Заботиться о том, кто тебе нравится, о том, кого ты любишь. 

12 У Лукоморья
Головачук Виктория
В тот день ничто не предвещало беды. Царевна Лягушка лежала на большом листе кувшинки и любовалась белоснежными облаками, которые медленно , словно корабли уходящие в дальнее плаванье, плыли по просторам синего неба.

- Красота, - квакнула она, счастливо прищурившись, как вдруг услышала  громкий бульк. Будто что-то на огромной скорости хлюпнуло в воду.

- Вот незадача! Не попал, - донеслось с берега, на котором она увидела парня в красном кафтане, синих штанах, и будто золотыми волосами. Он был симпатичный, но вот тоненькое тельце, и полное отсутствие мужественности, портили всю картину. Поэтому, быстро потеряв к нему интерес, Лягушка, вновь улеглась поудобнее, смотреть на небо.

Теньк, и прямо возле ее лапы, в кувшинку вонзилась стрела. А вот это уже не порядок. Царевна вскочила и начала ругаться.

- Ты, что?! Совсем спятил?! А если бы ты в меня попал?!

- Недолет, - полностью проигнорировал ее слова парень, и начал натягивать тетиву, собираясь снова выстрелить.

- Убивают!!! - пронзительно закричала Лягушка, но с места не двинулась, надеясь, что его это остановит.

И действительно помогло. Незнакомец опустил лук, и замер в недоумении.

- С чего вдруг такие выводы? Вообще-то я за тобой ухаживаю.

- Странные у тебя методы, - скрестила лапки на груди зеленая. - А если бы ты в меня попал?

- Женился бы, - улыбнулся бестолковый.

- На чем? На моем хладном теле?

- На Царевне Лягушке.

- И кто это тебя надоумил, что именно так женятся?

- Батенька. Он у нас самый умный. Он вставными челюстями орехи колоть может, и знает где раки зимуют, - признался Иван Царевич. Теперь уж она его узнала, так как такую бестолочь во всем царстве не сыскать.

- И откуда же он знает где они зимуют? - решила поинтересоваться напоследок Лягушка, поняв, что отдохнуть не получится.

- Его туда маменька три раза посылала.

Царевна тяжко вздохнула. И решила помочь бедному парню. Дать хоть один совет, может ему в жизни пригодится.

- Ты Ваня совсем неправильно ухаживаешь. Женщины любят не силу, а комплименты и приятные слова.

Лягушка вспомнила знакомого красавца француза. Все приглашал ее в свой ресторан, такие красивые комплименты говорил, так ухаживал, но потом пришел с какой-то странной книгой, и сказав: - Фи, да это же самая обычная жаба! Ушел прочь. Вот и верь после этого мужчинам...

- Значит приятные слова? - задумался Иван.

- Особенно с французским акцентом, - улыбнулась Царевна.

- Хорошо, - довольно улыбнулся парень и зачем-то поплевав себе в руки и потерев их друг о друга, вытянулся в полный рост, да как гаркнет: - Синьерита жабуа! Не соизволите вы одарить меня своей лучезарной улыбкой, чтоб на сердце стало радостно-прерадостно!

- Ладно, соизволю, - махнула лапкой она, и улыбнулась. Царевич не реагировал. Она улыбнулась, растягивая губы еще сильнее. Тот почесал затылок, и пожал плечами. Лягушка растянула губы до такой степени, что у нее свело судорогой челюсти. А Ванька молчал. - Ну, как? - не выдержала зеленая.

- Улыбку видел, но какая то она не лучезарная, и от этого мне совсем мне радостно.

- Ах ты!.. - начала было ругаться она, но быстро взяла себя в руки. Что с дурака возьмешь.

- А может, вы знаете другой способ ухаживаний? Чтоб точно подействовал?

- "Тебе уже ничто не поможет", - усмехнулась Царевна, но ему сказала, что женщины больше всего любят мужчин за хорошие поступки.

- Понятно, - довольно улыбнулся он и начал стягивать сапоги.

- И что это ты делаешь? - удивилась водоплавающая.

- Я тебе сейчас сколько водомерок наловлю, что тебе на десять лет хватит, - прыгнул в воду он... И не вынырнул.

- Эй! Ванька! Ты чего это?! - забеспокоилась она смотря на воду. На поверхности появилось только несколько пузырьков, а Ивана не было.

Зеленая прыгнула в воду, и увидела, что тот почти уже утонул.

Вытягивали бестолкового с озера всей лягушачьей оравой. Потом, с трудом его откачав, Царевна Лягушка, недовольно скрестив лапки уселась рядом, и ждала пока он откашляется.

- Ты чего это в воду ныряешь, если плавать не умеешь?!

- Да я как-то об этом позабыл, - смутился утопленник.

- И кроме того, я не ем водомерок.

- Очень жаль.

- Жаль ему... - вздохнула зеленая.

- Так ты выйдешь за меня?

- Похоже, придется, - задумалась Царевна Лягушка. - Кому еще такой дурак то нужен?

Иван Царевич лежал на земле, и счастливо улыбался, во весь свой лягушачий рот... А по небу плыли белые облака, которые были так похожи на большие  корабли, уходящие в бескрайнее, синее море.
13 Наркоторговец
Шарай Денис
Элмас Текнеджан зовут в селе «бабкой Ленкой».
 Ленка – вдова. Она - маленькая, сухонькая. Про таких говорят : « в чем душа держится».
Ей скоро 85 лет стукнет. Но шустра  не по годам : и огороды раньше всех вскопает, и корова ее больше всех молока дает, и орешник у нее самый ухоженный,- травка под деревцами меленькая, ровная – ну прямо тебе английский газон, да и только.
Но последнее время стала бабка Ленка сдавать, к фельдшеру зачастила: то руки у нее ломит, то спина не разгибается…

А всё потому, что горе на нее обрушилось великое: сына ее младшего, Атамчика, в тюрьму посадили.
Троих сыновей бабка Ленка родила. Старшие сыновья выросли, женились, да и отделились. А младший, по армянским обычаям, в родительском доме жить остался.
Только не заладилась  жизнь-то у него.
Сначала всё хорошо складывалось. Полюбил он русскую девушку из соседнего села, в дом привел, свадьбу сыграли. И стали они жить весело да дружно. Видела Ленка: любовь у них большая.
А вот старшие снохи не  взлюбили  Любу, поедом стали есть: то оговорят, то нашепчут, то сплетню пустят, а то и вовсе скандал закатят.
Терпела Люба, терпела, да и не вытерпела. Стала она Атама уговаривать уехать из села.
А он – ни в какую: «Родителей не брошу!»
А Люба – девка рисковая, гордая была: собрала однажды чемоданы, дочку на руки подхватила, да только её и видели. Уехала, говорят, далеко, на Север. С тех пор и поминай, как звали…

Атам крепился, крепился, да и запил горькую. Нет, не то, чтобы не просыхал. Работал в совхозе, и дома по хозяйству: всё у него в руках горело. Да только без улыбки, без радости,- словно в воду опущенный. А как сорвется,- так и пьет неделю запоем, как прОклятый…
Тут и 90-е годы подоспели: совхоз развалился, работы совсем не стало. Только своим хозяйством и кормились: бычков на откорм брали, свинок расплодили. Хлопот, конечно, со скотом много, да вдвоем хорошо справлялись, к труду они привычные…

Как и когда, сынок начал  дурман-травой баловаться, Ленка и не заметила. Значения не придала, что Атам в лес  стал надолго отлучаться. Всё говорил, то дров надо заготовить, то грибов, ягод набрать на продажу. Так ведь правда, –  надо!
А когда нашла на чердаке схороненные трехлитровые банки с сушеной травой, то Атам и признался : «Есть у меня в лесу полянка, где коноплю рощу. Только ты, мать, не волнуйся,- никто ту полянку в «зеленке» никогда не обнаружит!»
«А я,- говорит,- как затянусь травкой, так Люба с дочкой ко мне приходят. Будто и не разлучались мы никогда. Поговорю,  поговорю с ними,- вроде и на душе легче становится.»
Поняла тогда Ленка, что однолюбом ее сын оказался: сколько вокруг баб да девок, а ни на кого так и не глянул.
Испугалась она, всякие заговоры-отвороты над сыном по ночам шептала, у Полинки- знахарки специальное зелье брала…Да только ничего не помогало.
Смирилась. Так вот и жили.

А про траву –  ни гу-гу. Никого не угощали и никому не продавали.
Да разве в селе скроешь какой секрет  от людских глаз и ушей!
И вот привязался к Атаму однажды Жорка-приятель: «Продай да продай стакан конопли хорошему человеку. Очень ему приспичило!»
Не соглашался Атам,- три дня его Жорка уговаривал, даже поллитру поставил.
И уговорил. А этот  «хороший человек» милицейским агентом оказался. Задание у него было такое: наркоторговцев выявлять и обезвреживать. Настоящих-то торговцев поди-ка, выяви: у них и связи многолетние ( случайного человека не подпустят), да и деньги большие , - если что, враз откупятся.
А задание выполнять надо, - вот он Атама и выявил.

Повязали. Три месяца в СИЗО держали. Ленка так думает: выкуп ждали. Да только где ей-то деньги взять? Хотела даже дом свой продать, да  Андрюшка-участковый отговорил: «Ты, бабка-Ленка, не суетись зря. С такой статьей, как у него, твои жалкие копейки не помогут. Наркоторговец он. Успокойся и жди: большой срок дадут твоему  Атаму».
Как в воду глядел,- пять лет строгого режима дали. И отправили на зону в Волгоградскую область…
А один бывалый мужик Ленке рассказал, что о зоне той дурная слава идет: «Стоит та зона посреди голой степи. Летом  палит солнце жгучее, а зимой – морозы лютые вымораживают всё живое. И охранники там злые и жадные, хуже зверей диких: ни посылки не дойдут, ни денежки!»

Захолонуло сердце у бабки-Ленки.
Стала она старших сыновей упрашивать, чтоб отвезли ее на свиданье с Атамом. А снохи сразу в крик: «Опозорил твой Атам всю семью, подлец! Знать мы его больше не хотим!»
Сыновья - подкаблучники молчат, только головы опустили. Раньше-то бы отец покойный им быстро мозги вправил. Да только нет его давно на белом свете: перед самой пенсией руку в молотилку затянуло. И пошел гулять по нутру  «Антонов огонь»- от гангрены в страшных муках умер…

Думала, думала Ленка,- поняла, что не на кого ей надеяться. Пошла к председателю селькома Ивану и попросила его на компьютере письмо ей отстукать самому Президенту.
Много надиктовала Ленка, длинное письмо получилось:  про всю свою жизнь рассказала, про обиду горькую пожаловалась, что сына ее  наркоторговцем объявили. Ленка не глупая: видала в Горячем Ключе, как наркоторговцы живут,- у них дома как палаты царские.
А у Ленки что есть? Халупа старая,- без мужских рук совсем обветшала, да скотина, выкормленная ее старыми руками. Вот и все богатство.

Попросила Ленка Президента помиловать ее сыночка. А если уж никак нельзя помиловать, то хоть на зону поближе перевести, чтоб могла Ленка доехать повидаться с сыном своим.
Отправила письмо Ленка и стала ждать ответа…Вроде и силы к ней вернулись.


А Андрюха-участковый увидел как-то в "компе" это письмо, да и стал ругать Ивана: «Ты зачем в высокие инстанции глупые старушечьи письма шлешь? Не знаешь что ли, что по Атамовой статье никаких послаблений не предусмотрено? Да вроде, ему  еще два года добавили за неповиновение охране!»
А Иван-сельком и отвечает : «Молодой ты, Андрюша! Жизни не понимаешь! Я-то знаю, что статья у Атама страшная. Но бабка – Ленка пусть надеждой живет. Авось, надежда эта поможет ей и сыночка дождаться!»
14 Жизнь в коробке
Анна Кул
     Духота и теснота доводили Кристину до нервного срыва. Она понимала, если через два-три дня не отправится в отпуск, то просто не выдержит и с кем-нибудь поругается так, что потом не оберётся неприятностей. И судьба сжалилась над ней: неожиданно наступил светлый радостный день, и Кристина отправилась на природу. Вот он, долгожданный отпуск!
     – Какое же счастье попасть на дачу, почувствовать прекрасный хвойный воздух, встретить старых знакомых! – радостно тараторил Кристина, улыбаясь смешной соседке Анфисе, словно сделанной из двух шаров разного размера, причём верхний «шар» украшала забавная шляпка, похожая на голубое ведёрко.
     «И где можно было такую шляпу купить?! – мысленно удивлялась Кристина. – Вот, что значит полное отсутствие вкуса!»
     – Звёздочка, я тоже очень рада вас видеть, – улыбнулась Анфиса, – несмотря на тяжёлый и малоподвижный год, вы, как всегда выглядите блестяще.
     Кристина привыкла, что её многие называли Звёздочкой, видимо, потому, что она была прекрасна и ярка, а также очень жизнерадостна.
     – Здравствуйте, Михаил Потапович, – приветствовала Кристина своего соседа, проживавшего чуть ниже и левее её.
     Сосед был, действительно, очень похож на старого медведя как внешне, так и в поведении. Михаил Потапович характер имел спокойный и медлительный, но, если его кто-то выводил из себя, он становился сердитым и даже опасным, грозясь обидчику непременно что-нибудь сломать или разбить. Все понимали, что старый сосед никогда этого не сделает и не обращали внимания на ворчуна.
     – Здравствуйте, Кристиночка,– махнул головой старик, – я тоже вас приветствую. Всё же молодость и изящество так радуют глаз! А то эти деды в старомодных шубах, да бабы, похожие на самовары, не улучшают отпускного настроения.
     Утро было ранним. Солнце светило пока только одно. Через пару часов зажглись все остальные, и вокруг стало ещё красивее и радостнее. Но, взглянув на небо, Кристина удивилась: и в прошлом, и в позапрошлом году, она очень хорошо это помнила, солнц было всего четыре, а сейчас их светило целых шесть. Повертевшись в разные стороны, Звёздочка недалеко увидела совершенно незнакомого, но необыкновенно интересного и блестящего молодого человека.
     «Настоящий принц», – подумала Кристина. А вслух произнесла:
     – Здравствуйте! Вы не знаете, отчего вдруг солнц стало шесть?
     Принц оказался плохо воспитан. Он даже не повернулся в сторону говорящей, а только надменно процедил, практически не размыкая губ:
     – Я в ваших краях впервые. Там, где я жил раньше, солнц на небе было великое множество, не то, что на вашем.
     Кристина решила не портить себе отпуск и не обижаться. «Если не воспитан, то, похоже, это навсегда. Не буду обращать на него внимания». Звёздочка подышала хвойным воздухом, пообщалась с соседями, поняла, что устала за целый день и с удовольствием уснула. И вдруг сквозь сон услышала звук, похожий на тихий звон маленького колокольчика. Кристина моментально проснулась, она испугалась и расстроилась, так как знала, что так звонит душа, улетающая на небо.
     – Ах, кто-то умер!
     Вокруг было темно, никто, похоже, этого звука больше не услышал. Кристина повздыхала, даже поплакала немного, но молодость взяла своё, и она снова уснула. Рано утром, как загорелось первое солнышко, она услышала шумные разговоры, вздохи и ахи: оказалось, что сегодня ночью душа Михаила Потаповича, действительно, улетела на небо.
     Но жизнь продолжалась. Оказалось, что в этом году появились и другие соседи, в отличие от Принца очень доброжелательные и общительные. Кристина среди новичков пользовалась большим успехом. Так в общении незаметно подошёл конец отпуска. Все это почувствовали почти одновременно, потому что совсем перестало пахнуть хвоей, солнца горели всё реже. А сегодня появилась эта ненавистная коробка.


     – Мамочка, я уже тоже большая. Я буду тебе помогать убирать ёлочные игрушки? – кудрявая девчушка умоляюще смотрела на маму снизу вверх.
     Мама улыбнулась:
     – Юленька, давай ты будешь снимать только нижние игрушки. А то стеклянный мишка уже разбился. Всё же жалко, очень старинная игрушка была.
     – Я буду очень осторожно снимать. Только можно, я сама спрячу в коробку стеклянного принца, которого мы с папой покупали в магазине перед самым Новым годом. И ещё вон ту Звёздочку, похожую на кристаллик.
     Мама погладила дочку по непослушным волосам, а Кристина подумала:
     «Ну, всё, опять в эту тесноту и духоту на целый год. Могли бы уже коробку побольше приобрести».
15 Кикимора Маруся
Анна Кул
     Кикимора Маруся внимательно оглядела себя в озёрной глади и осталась довольна. Ожерелье из засушенных лягушек очень шло к её зелёным глазам. Направившись было в сторону леса, Маруся снова вернулась к озеру, вспомнив слова Бабы Яги, что женщина всегда должна быть во всеоружии. Оставшись собой окончательно довольна, пошла в лес, где сегодня готовился большой праздник. Сегодня вся взрослая нечисть последний раз за лето могла искупаться в лесном озере. А завтра наступает праздник у людей под названием день Ивана Купалы. Люди будут петь, прыгать через костры и купаться в озере. И с этого дня и в течение всего лета кикиморы, водяные, лешие смогут освежиться только в болоте. Кикимора Маруся впервые будет участвовать в сегодняшнем праздничном купании, а завтра ей разрешат посмотреть на гулянья людей. А все потому, что теперь она стала взрослой, и её будут отпускать куда угодно.
     Выйдя на поляну, степенно, как взрослая, поздоровалась со всеми присутствующими. На поляне кого только не было: лешие, заросшие с ног до самых макушек мхом; взрослые кикиморы, нервно суетящиеся неизвестно зачем; водяные, похожие на толстых рыб; красавицы - русалки, плещущиеся у самого берега озера; и, конечно, Баба Яга, задремавшая в своей ступе. Взрослая нечисть с интересом рассматривала молодую кикимору, решив в итоге, что из неё выросла красавица - нос не такой длинный, как у мамаши-кикиморы, бородавку почти не видно, волосы какие-то кручёные, похожие на водоросли, а большим зелёным глазам могли позавидовать даже русалки.
     "Да, - подумал самый старый Леший, - сумела мамаша-кикимора как-то улучшить свою породу, теперь у Маруськи отбоя от женихов не будет. Вот выполнит свою главную миссию, украдёт человеческого детёныша, можно после этого и замуж идти".
     У каждой нечисти на болоте была своя работа. Лешии, например, запутывали человека в лесу и заводили в болотную трясину, откуда человек уже не мог выбраться. Русалки своей красотой заманивали в озеро, и человеческое существо оставалось там навсегда. А у кикимор была и вовсе тяжёлая задача. Они должны были пробраться в человеческий дом, откуда следовало украсть их детёныша и принести его на болото, а там как старейшины решат, то ли его Бабе Яге отдать, то ли в упыря противного превратить. Кикимора Маруся по малолетству людей ещё ни разу не видела, но очень боялась и не любила. Маменька таких страстей про них порассказывала! Поэтому молодая кикимора мечтала о том, чтобы украсть их противного детёныша и отдать Бабе Яге.
     Когда вся нечисть собралась на поляне, начался главный праздник. Кикиморы стали бегать по лесу, пытаясь поймать звериных детёнышей - белочку, зайчика или волчонка. Лешии обращались в старые замшелые пни, а потом неожиданно оживали, пугая окружающих. Баба Яга летала в своей ступе, бросаясь сверху шишками, и очень радовалась, если попадала кому-то в голову. Русалки строили всем глазки, а если кто-то по неопытности к ним подходил, тащили его в озеро и начинали щекотать. Всем было очень весело. А потом, набегавшись и насмеявшись, вся нечисть, в последний раз за лето, ринулась в озеро.
     Марусе праздник очень понравился, но ещё больше ей хотелось посмотреть на людей. На следующий день, заметив в лесу первых людей, Маруся удивилась. Она ожидала увидеть каких-то чудовищ, а на поляну приходили очень странные существа, если внимательно смотреть на них, то можно было получить от этого удовольствие. Люди были похожи друг на друга, не то, что нечисть. А одеты совсем в разные одежды, в белую или в яркую, легко развивающуюся на ветерке. Молодая кикимора первый раз внимательно посмотрела на своё платье, собранное из высушенных кусочков тины. Её мама могла сушить тину лучше всех, поэтому платье у Маруси не сильно кололось и сохранило даже какой-то коричневато-зеленоватый цвет. И теперь ей захотелось такое же лёгкое белое платье, как у людей. А бусы! Куда там засушенные Марусины лягушки?! У многих людей что-то блестело на шее, а у некоторых висело много разноцветных шариков. Придя немного в себя от удивления, кикимора стала различать, что у людей, как и у зверей, есть взрослые существа, а есть детёныши. И вот именно они, мелкие человеческие существа, Марусе понравились больше всех. Они были самые красивые, весёлые и подвижные. Взрослые сплели им веночки из цветов, отчего детёныши стали ещё красивее. И теперь молодая кикимора не понимала, за что же их надо было превращать в упырей. А потом малыши стали бегать за большим круглым шаром. Он у них всё время улетал то в кусты, то в озеро, а в последний раз залетел за то дерево, где пряталась Маруся. Ни о чём не думая, кикимора схватила эту круглую красоту, выскочила из-за дерева и побежала к малышам. Что тут началось! Малышня с дикими воплями бросилась в разные стороны, а взрослые стали кричать:
     - Кикимора! Кикимора! Бей её, гони её!
     В Марусю полетели палки, камни. Молодая кикимора пришла в ужас, она понимала теперь, почему её так пугали людьми. Они же её сейчас убьют! Маруся, что было сил, рванула в лес (чего-чего, а бегали кикиморы изо всей нечисти лучше всех), и через несколько минут разъярённые голоса людей остались далеко позади. Мамаша-кикимора, прикладывая поганки к синякам и ссадинам испуганной Маруси, только и проворчала:
     - Я же тебе говорила.
     Прошло несколько дней, но страх и обида у кикиморы Маруси так и не прошли. И она решила выполнить главную свою миссию - пойти и украсть человеческого детёныша. Мамаша-кикимора объяснила ей, что лучше идти к людям днём, всё время прячась. А днём потому, что в это время взрослых дома не бывает, и дети остаются одни. Маруся вышла из леса и, прячась за кочками или кустами, пробралась к первому дому в селе и стала за ним наблюдать. Наблюдала долго, но из детёнышей никого так и не увидела. А часа через два вдруг услышала странные звуки, от которых кикиморе стало грустно и даже страшно. Пробравшись на этот звук к другому дому, она увидела, что во дворе, на ветке высокой яблони, висит, зацепившись своей одеждой, малыш. Висел он, наверное, уже давно, потому что больше не пытался отцепиться, а только жалобно постанывал.
     Кикимора, сидя в засаде, решала, что же ей делать. Залезть на дерево труда для нее не составит, отцепить малыша от ветки тоже. Но тогда детеныш ударится о землю и разобьется. Маруся ещё раз с опаской оглядела двор, никого из взрослых не увидела, выскочила и начала собирать по двору мягкие предметы: сгребла всю сухую траву, в углу увидела старый матрас, а на заборе висело одеяло. Пока кикимора всё стаскивала к дереву, ребёнок перестал стонать и с нескрываемым любопытством стал смотреть на неё. Потом, нервно облизнув губы, спросил:
     - Ты кто?
     - Маруся.
     - А...
     Бегая по двору, чтобы спасти детёныша, молодая кикимора сначала не думала, что же она будет с ним делать, а теперь, уже сидя на ветке дерева и распутывая одежду ребёнка, вдруг поняла, что ей хочется с ним поговорить, подружиться. Тащить его в лес у Маруси совсем не было желания. Упав на подстеленную "подушку безопасности", малыш сначала молча лежал. А когда рядом с ним села, спустившаяся с дерева, кикимора, он тоже сел и очень серьёзно сказал:
     - Спасибо, Маруся, ты спасла меня. Я тут вишу, вишу, а мамы с папой нет и нет. Теперь ты моим настоящим другом всегда будешь.
     Маруся сильно застеснялась, друзей настоящих у неё ещё никогда не было:
     - Да ладно, что уж там, ерунда какая.
     - А меня Тимоша зовут, - представился мальчик, - а что это такое? - без перехода спросил малыш, дотрагиваясь до платья из тины.
     Маруся, растерявшись, не знала что сказать.
     - Ты в войну играешь? Это чтобы тебя никто не видел? - сам предположил Тимоша.
     - Наверное. Чтобы не видели, - тоже предположила молодая кикимора.
     - Послушай, а где же твоё платье? Пока ты меня спасала, его кто-нибудь украл, наверное.
     - Да, наверное, украл - снова согласилась вконец растерявшаяся Маруся.
     - Тогда пошли домой, я тебе сеструхино платье дам, их там много, она и не заметит.
     Маруся с опаской пошла за ребёнком. Тот принёс ей несколько красивых, очень мягких и лёгких платьев. Кикимора выбрала белое.
     - Я пойду во дворе переоденусь, - сказала кикимора, понимая, что ей надо припрятать своё старое платье.
     У Маруси то ли от волнения, то ли от радости начали дрожать руки. Она никак не могла снять старое и надеть новое. А когда справилась с этой задачей и вышла к Тимоше, тот радостно захлопал в ладоши:
     - Ой, какая ты красивая стала, а то на какую-то кикимору была похоже.
     Тут Маруся уже не смогла утерпеть:
     - И чем же тебе так кикиморы не угодили?!
     - Да я и не знаю, кто это. Просто мама так ругается на сестру, если она что-то не то наденет. Маруся, мама на обед мне суп оставила, а ещё она пирогов напекла, пойдём чай пить.
     Молодая кикимора не знала, что такое суп и, тем более, что это за штука - пироги. И на всякий случай отказалась, сказав, что ей надо домой.
     - Только ты тогда завтра приходи. Ты же теперь мой друг, будем на велике кататься.
     Маруся обещала завтра прийти снова.
     В лес она вернулась, переодевшись в старое платье, а новое спрятала в дупле большого дерева. Мамаше-кикиморе сказала, что, просидев целый день в засаде, так и не смогла поймать человеческого детёныша. И потом всё лето Маруся ходила в гости к Тимоше. Он научил её кататься на велосипеде, играть в футбол. Познакомил со всеми своими друзьями. Малыши Марусю сразу полюбили, чувствуя её незлобивый характер, но дети постарше, а потом и родители Тимоши отнеслись к молодой кикиморе не очень доброжелательно. Маруся часто слышала, как ей в спину говорили взрослые:
     - Странная девочка, страшненькая.
     - Да не то, что страшненькая, а на детей наших не очень похожа. И чего малыши к ней так льнут?
     - Если бы она тогда Тимошу не спасла, ноги бы её здесь не было. Чудная она какая-то.
     Молодую кикимору эти слова огорчали до слёз. Она не понимала, что же у неё не так. Тогда Маруся как-то ночью просочилась в ближайший магазинчик (кикиморы могли проникнуть в дом даже через замочную скважину). Увидела там много, много платьев и несколько штук с собой прихватила. Теперь в гости она стала ходить в разных платьях, но взрослые люди всё равно на неё косились. А однажды, сильно расстроившись, кикимора забыла переодеться и в ярком красном платье явилась к себе в лес на болото. И вот тут её ожидал полный успех. Марусю окружила вся лесная нечисть. Её трогали, вертели со всех стороны и искренне восхищались. С тех пор все кикиморы стали щеголять в ярких платьях.
     Когда Маруся в последний раз пришла в гости к Тимоше, он к ней не вышел, а его мама сказала, что теперь ему некогда по улице бегать, через год в школу идти, он теперь сидит дома и учится читать. А ещё мама добавила, что Маруся к ним может больше не приходить.
     Ах, как расстроилась молодая кикимора! Она еле добежала до леса, села на пенёк и горько заплакала. А ещё она почувствовала, что Тимоша сидит в своей комнате и тоже плачет. От этого ей стало ещё горше. И вдруг её кто-то пощекотал. Маруся прекратила плакать и оглянулась. Вокруг никого не было.  А потом засохшее дерево, рядом с которым она сидела, обратилось старым Лешим.
     - Маруська, это что ты так слёзы льёшь? - спросил он.
    И молодая кикимора вдруг всё-всё ему рассказала. Леший погладил её по головке и задумчиво сказал:
     - Маруся, ты умной девочкой растёшь. Я не хочу, чтобы люди тебя так огорчали. Поэтому расскажу историю, которую даже не вся взрослая нечисть знает. Нечистью нас люди издревле стали звать. Они, встречаясь с нами, видели, что мы другие, не такие, как они, поэтому пугались и всякую ерунду про нас придумывали. А мы, девочка, живём на земле, чтобы люди лучше были. Видишь, детки у них рождаются всегда хорошими, а потом из одних замечательные люди вырастают, а из других - ужасные. Мы, нечисть, пытаемся избавить человечество от плохих людей, хороших никогда не трогаем. А вы, кикиморы, очень хорошо в детёнышах человеческих разбираетесь. Сидит в вас какая-то штука, которая чувствует, каким человеком малыш вырастет. Хороших-то никогда не тронете, только плохих утаскиваете в лес. Вот и у тебя такая задача в жизни будет, не трогать хороших да светлых детишек, таких, как твой друг Тимоша.
     Молодая кикимора после таких слов опять затосковала. Сидела, долго думала, потом спросила:
     - Дядя Леший, а вдруг я ошибусь, хорошего ребёнка украду? Мы его в упыря превратим, а он бы... а он бы, ну, например, мог бы вот такие платья красивые шить, или ещё красивее. Пусть эти люди сами разбираются. Давайте, мы у себя жить будем, а они у себя.
     Маруся печально побрела в лес, а старый Леший медленно покачал головой, то ли с осуждением, то ли с восхищением.
16 Яблочки
Наталья Коряковцева
   Не  люблю яблоки. Их кислый, приторно - вяжущий вкус до сих пор преследует меня.
Мне было три года, когда это случилось. Мы с матерью, проходили мимо большого колхозного сада. Вернее сказать, мать несла меня на руках. Я был болен, плакал и все время просил есть. Голодно тогда было очень.  Время такое было, тяжелое, военное…  Я, яблоки на дереве увидел и давай кричать, просить. Мать мне говорит – нельзя!  А я, того пуще в рев. Маленький совсем был, глупый. Да, маленький был, а помню все, как сейчас.
Мать оглянулась на дорогу, меня возле забора поставила, а сама в сад. Только за оградой скрылась, упряжка обходчика появилась. Он остановился возле меня, спрашивает:
- Ты, что тут, малой, делаешь?
А я, с перепугу опять в крик!
Мать выбежала из сада, а в подоле яблоки. Встала и на нас с обходчиком  смотрит. Руки опустила, яблоки под ноги ко мне покатились. А я, глупый, маленький, схватил одно и  в рот, а оно кислое, во рту вяжет. Мать трясется вся, на колени перед обходчиком упала. Плачет, просит:
- Не губи! Один  у меня сынок останется, муж на фронте погиб! Болеет он, я одно яблочко, только возьму! Забери эти! Не губи!
Обходчик ей:
- Не бойся! Яблочки то, собери.
Мать собрала…
Четыреста грамм, яблочек, тех было…
Дали матери десять лет. А меня в детский дом оформили.
Долго я ждал свою мать. Освободили ее раньше срока. Когда через восемь  лет, она нашла меня в детском доме, сразу и не узнала.  Да и не мудрено! Когда она, меня, последний раз видела, я еще совсем крохой  был.  А я, ее, почти сразу узнал. У нее зуб золотой был, она улыбнулась, я сразу и узнал.
    Слышу, фамилию мою кричат, бегу, а сердце, заходится! Вижу, женщина стоит, а в руках, авоська с яблоками.  Меня воспитатель в спину толкает, иди мол! Она улыбнулась, тут я и побежал к ней, обнимаю ее! А она говорит:
- Прости, сыночек, что так долго я за яблоками этими ходила.  Привезла.  Ты кушай, родной!
  А сама,  плачет. А я, яблоки ем и тоже плачу.
Вот тогда только,  я яблоки вкусные и ел. 
А потом, нет…
Привкус тех, кислых яблочек, ни чем не перебить…
17 Сеанс
Наталья Коряковцева
   Почему, один человек, проживая свою жизнь, учится и понимает свои ошибки, а другой, бьется об одни и те же препятствия, как слепой котенок? Кому то, дана жизненная мудрость, а кто то, и в старости остается наивным, кто то,  безрассудным и  не опытным. 

Странные сны преследовали меня всегда, сколько себя помню. Этот старенький  дом, длинная дорога, убегающая вдаль, невысокий забор и маленький садик. Я  дома.
Кто я? Взрослый? Ребенок? Я не чувствовала себя как личность,  я просто дома. Я вижу сон, в котором я еду на велосипеде, к калитке дома, чувство радости переполняет меня, Это, то  чувство, когда долго не был дома, а сейчас, переступишь порог родного пристанища. Кого, я увижу в нем? Кого, я так хочу увидеть?  И я, вновь просыпаюсь.

Сеанс.
 Я сижу в мягком кресле, расслаблена и спокойна, врач смотрит мне в глаза, его взгляд холоден и пронзителен.  Он берет меня за руку, в области пульса, положив другую руку   на мое  правое плечо, тихим  и спокойным  тоном,  он, просит  расслабиться и смотреть ему в глаза. Затем, на переносицу,  не спеша,  с расстановкой в интонации он произносит уже известные мне фразы:
 Вы, ощущаете изнеможение. Вас, клонит ко сну, не противьтесь этому. Вы уснете, сон будет кратким, но  полезным для вас. Затем вы проснетесь, вы почувствуете бодрость в теле и прилив хорошего настроения.
  После этих слов  он убирает  руки, обходит меня, встает  сзади и просит   закрыть глаза. Проводит своей рукой по моим векам в направлении сверху вниз. По истечении некоторого времени  произносит несколько раз слова: «Спите! Вы, уже спите!»
   Я сплю... Да нет, я лечу, лечу, куда-то высоко-высоко. Небо такое ясное, светлое. Облака высокие и такие родные. Я парю, над красивой, утопающей в зелени местности, устремляюсь все выше и выше, затем поворачиваю к высокому каменному зданию, окруженному густой растительностью. Лечу к маленькому отверстию во флигеле. Пробираюсь в отверстие, ловко проскочив в узкую щель. Протискиваюсь в темноте, следую на тихий шорох, доносящейся из далека, слышу писк, это же мои дети, мое сердце сжимается, стучит сильнее-сильнее. Я - птица?!!!
       Теперь я бегу по дороге, сандалии сваливаются и мешают мне бежать быстро. Я останавливаюсь, пытаюсь застегнуть ремешки на непослушных башмаках, но тщетно, я еще слишком мал. Снова бегу, бегу быстро, как умею, закрываю глаза, расправляю руки, чувствую себя маленьким самолетиком или птицей. Легкий ветерок обдувает мое лицо. Прядь волос спадает на глаза, какие у меня пушистые, светлые волосы!
       Теперь я стремлюсь вверх, вверху тепло, лучи прогревают и почти касаются меня. Я стремлюсь, я сильный, мои корни уходят вглубь, так далеко, что я едва ли могу поведать об этом. Они, еще молоды, но крепки и сильны, я перезимую и эту и следующую зиму, и вообще, моя жизнь слишком длинная, что бы считать ее, только заморозками и весенними капелями. Я чувствую каждый лучик, на своих тонких, хрупких ветвях. Я чувствую влагу, которая податливо подходит к моим корням и утоляет мою жажду. Мне кажется, что солнце смотрит на меня и любуется, или оно, просто согревает меня?
     Я снова бегу, солнечные лучи освещают песчаную тропинку, вокруг меня дикие заросли густого   кустарника, пробираюсь вперед, иду тихо, стараюсь не шуметь. Раздвигаю кусты, где то рядом, гнездо, я знаю об этом. Вот оно, в гнезде маленькие пестрые яйца. Рядом кричит птица, она пытается увести меня прочь, наивная… Я уже дотягиваюсь до крошечного яйца, беру в руки, птица кричит сильнее. Она пытается атаковать меня, такая маленькая, глупая! С хрустом обламываю ветку и отмахиваюсь от птицы. Рукой запущенной  в гнездо ощущаю неприятную на ощупь липкую влагу. Это разбитое яйцо.
Темнота. Сквозь густую черноту пробивается знакомый голос:
- Просыпайтесь. Что вы видели?
Я плачу.
- Доктор, я  не когда больше не стану птицей… и деревом….. Кто я, доктор?
18 Я люблю тебя! Дождь
Агон Элла
Агон Элла
Новелла.


Я люблю тебя! Дождь.
   

Он был когда-то битником,
(строка из песни)


         Чакры-чакры-чакры
  Июль Плюс тридцать два. Серость. Душно и влажно.
 Он  смотрит на бегущую перед капотом ленту черного асфальта. Я любуюсь текущим видом за окном. Иногда мой взгляд останавливается на нем. «А он красив, как стареющий греческий бог, только не знаю какой», - думаю я. Мы весело болтаем ни о чем, а впереди еще около девяти часов пути. Гроза гонится за нами по пятам. Водитель жмет на газ. Меня вдавливает в сиденье. Гроза  нас не догонит, ну, а если и догонит, то и пусть. В автомобиле работает климат контроль, штука, которая делает жизнь приятной при любой погоде.
 
      Чакры-чакры-чакры.
 Мы,  взлетаем на холмы, или катимся по какому-либо мосту, который  соединяет берега,  или просто пролегает над автострадой. Бывает, дорога упирается в городок, и тогда мы  медленно ползем среди светофоров, домов и других автомобилей. А потом, вырвавшись на свободу,  весело катим среди лугов, но которым лениво бродят тучные коровы, или, соблюдая указанную скорость едим через лес.

  Чакры-чакры-чакры.
  Загородная дорога, это то место, где проходит граница между природой и цивилизацией. Естественно, мы, люди, делаем все, что можем.  Например, ставим предупреждающие  дорожные знаки, для того, чтобы защитить их, лесных жителей, от нас, и нас от них. Мы вас любим! Но, и вы поймите нас. Мы, все те, кто на дороге, на своей территории, и мы в пути.
   Да. Несомненно, мы, те, кто в пути, мы все куда-то направляемся. И все мы знаем,  куда стремимся попасть, куда  нас рано или поздно приведет  дорога.
 В теории все просто. Пункт отправления. Пункт назначения.
А в жизни, если ты в пути, тут, главное, не проскочить  нужный поворот, не пропустить указатель и не сбиться с дороги. И, кто бы,  что  не воображал себе о своей важности, здесь главным всегда остается тот, кто за рулем.
Да. Мне в этом плане повезло. Рядом со мной, за рулем находился  греческий бог, только не знаю какой. А в  нашем мире его зовут Эдгар.  И мы мчимся на пределе дозволенной скорости, и мы не зависим от внешнего мира, и той  удручающей жары, которая царит снаружи. Просто не надо окна открывать.  Что такое девять часов в пути? Это не мало, но и не много. Все в этом мире относительно.

Чакры-чакры-чакры.
Я выхожу из ванной, как Афродита из морской пены. Он лежит на широкой кровати с закрытыми глазами,  раскинув руки. Стройный, высокий. Тело бывшего спортсмена,  не забывающее что такое спортзал. Легкая седина, указывала на зрелость  этого идеала мужской красоты.  Я устраиваюсь на расстоянии вытянутой руки и наблюдаю за тем, как он дышит, как плавно поднимается и опускается его грудь. И я чувствовала, как только что выпущенный в мир сгусток переполнявшей нас обоих энергии начинает вновь пробивать себе дорогу. И, как нежная теплая волна медленно набирает силу, заменяя, вялую усталость,  трепетным порханием  невидимых крыльев ангелов. Легкий, чуть слышный  вздох невольно вырывается из моей груди. Эдгар, не открывая глаз, ищет мою ладонь.  Из его руки вырывается горячий поток и, как хорошее вино, мгновенно разносится по моему телу, согревая кровь. 

Чакры-чакры-чакры.
Она все же догнала нас. Гроза бушевала за окном приютившего нас старинного отеля, находящегося в историческом центре небольшого польского городка. Там, за окном, ветер бушевал, гнул деревья и в ярости обламывал ветви. На ночном небе ярко сверкали молнии, Зевс выражал свое недовольство громкими раскатами грома. Крупные капли стучали по подоконнику, выбивая ритмичную дробь. 
«Я люблю тебя, дождь! – Успела подумать, прежде, чем превратиться в сияющее облако на острие копья.

Чакры-чакры-чакры.
Дорога заканчивается у порога твоего дома. Путь не заканчивается никогда.
- Зайдешь?
- Я позвоню тебе!

Чакры=чакры-чакры.
Он позвонил в октябре.
- Привет!
- Привет! Я сейчас в Англии. У сына. Вернусь через неделю.
- Подари эту неделю мне! Продиктуй адрес. Спасибо! Вечером буду!
Если ты в пути, и ты не на дороге, значит, ты куда-то  летишь. Возможно, что на этот раз в Лондон с рюкзаком на плече, и букетиком ярких, как весеннее солнышко ноготков в руке. 
- Зайдешь?
- Да. Можно?
-  Поужинаешь с нами?
- Ты, не очень обидишься, если я украду твою маму на несколько дней? – Чувствуется, что ему неловко разговаривать с моим взрослым сыном.
- Я не обижусь. Только к воскресенью, пожалуйста, верните. У нее билет на вечерний рейс из Гатвика.
- Вот и отлично. Значит, вместе полетим! У меня тут машина.  Взял в аэропорту напрокат.  Поехали?
- Куда?
- Куда-нибудь! К морю!
Я смеюсь. – Море в десяти минутах ходьбы отсюда.
- Нет, я не об этом. Хочу показать тебе настоящую океанскую волну.
Меньше, чем через час, мы покидаем уютный курортный город у теплого моря, держа курс на север, туда, где суровые океанские волны бьются о скалистые шотландские берега.

Чакры – чакры – чакры.
Здесь очень важно хорошо запомнить, где право, где лево, а потом не перепутать. После этого можно любоваться панорамой за окном, или просто видом чего-нибудь, гостиниц, в том числе.  Интересно, скрипят ли там кровати в номерах? Возможно. Только у меня не спрашивайте, все равно я этого не вспомню.  А, что там тогда?  Там бабочки порхают в груди, и, ангелы, пробившись, сквозь серые тучи, дождь и туман, уносят тебя к звездам, туда, где луна, сияет, как рождественская елка на Трафальгарской площади. А потом, ты находишь себя в объятиях греческого бога, и, не успев  подумать, о том, что это только что было, быстро убегаешь в душ.
И, вот, ты снова  в пути, не забывая о том, что путь лежит к скалистым берегам. Главное, выбрать цель. И, даже, если процесс достижения цели, интереснее ее самой, конечная  цель путешествия  должна быть четко обозначена. Это важно. Даже, если сейчас вам кажется, что этот маленький кружочек на карте ерунда, вы ошибаетесь. То, что для вас не имеет в данный момент значения, может показаться важным другим людям. Да. Земля, планета людей, и все они разные. Никогда не забывайте об этом, и всегда имейте ответ на вопрос: «Куда вы направляетесь»? Да, мы знаем, куда направляемся, и  у нас тут все строго, по английский, и никаких излишеств.

Чакры-чакры-чакры.
И вот, точка на карте приобретает реальные очертания. И я стою на высоком скалистом  берегу, и вижу, как там, внизу, огромные голодные  волны цвета асфальта наваливаются на узкую полосу пляжа, ударяются о гору, и та, всю  эту грохочущую и ревущую атаку отшвыривает  обратно. Они возвращаются туда, откуда  пришли.  И так было и будет всегда. Бесконечная и бессмысленная, на мой взгляд, борьба. Но, в мире все имеет смысл, только нам не всегда дано понять его суть.
Холодный мокрый ветер пытается сорвать с меня легкий и очень теплый клетчатый плед, который на меня накинул мой заботливый спутник, поверх моего пальто. Меня пьянит запах моря и солоноватый вкус ветра. Где дождь, где брызги, все перемешалось в этом месте.   Потрясающая мощь. И, белое суденышко, качающееся на волнах то вверх, то вниз, бесстрашно и горделиво.

Чакры-чакры-чакры.
Двое суток спустя.  Мы стоим у дверей моего подъезда.
- Зайдешь?
- Такси ждет. Я позвоню тебе.
Я закрываю за собою дверь. Слышу за спиной звук двигателя автомобиля, и мысленно представляю себе, как желтое такси, плывущее по мокрому от дождя асфальту, увозит моего греческого бога в его жизнь, и оставляет мне мою.

Чакры-чакры-чакры.
Мы там были. Там остались наши тени.
19 Никто из нас не...
Альба Трос
-Неведение, стремление, разочарование, опустошение – такими, согласно графу де Вереньяку, являются четыре константы, на которых зиждется наша жизнь. Раскрытию сущности каждой из них посвящён наиболее известный труд философа – трактат «Размышления об ускользающем мире». В конце своего сочинения граф утверждает, что правильное понимание констант и умение увидеть их в неразрывной связи может привести человека к ответу на главный вопрос бытия...
-И в чём же заключается этот вопрос? - визгливые нотки в голосе мужчины, произнёсшего эти слова, неприятно отдавались в ушах.
-Де Вереньяк не говорит об этом прямо, однако нетрудно догадаться, что речь идёт о смысле существования, поисками которого издревле занимались выдающиеся умы человечества.
-Но если граф разгадал эту загадку, - вмешался всё тот же повизгивающий  голос, - то почему он не поделился ею с нами? Или же это очередной розыгрыш?
-Де Вереньяк никогда не был склонен к мистификациям. Он утверждал, что раскрытие тайны может повредить неокрепшие умы, подорвать психику ещё не прошедших испытание жизнью. Лишь искушённые и наделённые незаурядными способностями люди способны собрать воедино все детали мозаики и увидеть картину в целом. Правда, существует легенда, родившаяся уже после смерти графа. Согласно ей, иногда по необъяснимой прихоти мироздания истина может неожиданно войти в сознание того или иного человека, чаще всего молодого и неопытного. Упоминания об этой легенде вы не найдёте в трудах исследователей, она распространена исключительно в данной местности. Говорят ещё, что дух графа до сих пор блуждает по миру и время от времени проявляет себя в столь своеобразной манере. Ну а сейчас давайте пройдём к оранжереям. Де Вереньяк был большим любителем цветов. Надеюсь, его призрак не поджидает нас где-то между орхидеями и альстромериями.
Раздался всеобщий смех. Соланж Решо оторвалась от созерцания ползущей по травинке божьей коровки и посмотрела вслед удаляющейся группе. На фоне этих рано подзаплывших жиром мадам и месье со спины её приближающаяся к седьмому десятку бабушка смотрелась весьма выгодно. Впрочем, и глядя в лицо Виржини Решо, никто не дал бы ей её шестьдесят семь. В ответ на все вопросы о секрете сохранения молодости она всегда улыбалась и ссылалась на здоровое питание и чистый воздух. Потеряв незадолго после выхода на пенсию мужа, Виржини решила, что для неё настало время пожить для себя. Её сын был вполне счастлив в браке, имел стабильный доход, а внучка большую часть времени проводила в танцевальной школе. Решо продала свою столичную квартиру и купила домик в крошечном Шато-Сюр-Флёв, где провёл всю свою жизнь её кумир. Никто не понимал тот жгучий интерес, который бывшая преподавательница теории искусств испытывала к графу Филиппу де Вереньяку, философу второй половины восемнадцатого века. Впервые Виржини столкнулась с его трудами ещё студенткой, и с тех пор изучение жизни и произведений этого загадочного человека стало её страстью. Де Вереньяк был полной противоположностью своему современнику, либертину маркизу де Саду. Биография графа не изобиловала событиями. Он практически не покидал родной Шато-Сюр-Флёв, в юном возрасте женился на некой Матильде Скюдери, с которой прожил до самой кончины, заботился о цветах и писал бесчисленные трактаты. Три года спустя начала Великой революции граф отошёл в мир иной в своём родовом замке. Поразительно, но вихри, вверх дном перевернувшие страну, обошли его стороной. По какой-то необъяснимой причине потомственный дворянин де Вереньяк спокойно продолжал предаваться размышлениям, в то время как головы представителей его сословия одна за другой летели из под сверкающего ножа гильотины. Графиня ненадолго пережила супруга. После её смерти замок национализировали, однако не разграбили, напротив, специальным указом он был объявлен архитектурным достоянием. Труды же графа в девятнадцатом столетии обрели огромную популярность, став предметом дискуссий учёных мужей. Мадам Решо в итоге по просьбе мера города стала гидом, сопровождавшим группы туристов по замку де Вереньяка. Шато-Сюр-Флёв, для которого философ-затворник был главным источником гордости и доходов, боготворил столичную гостью, быстро ставшую своей. Здесь никому и в голову не приходило задавать ей набившие оскомину вопросы по поводу графа. Когда-то очень давно она пыталась объяснять любопытствующим, что видела в нём человека, наиболее близко подошедшего к пониманию истинной природы вещей, но вскоре оставила эти попытки и ненавязчиво переводила разговор в другое русло.
Соланж не было особого дела до увлечения бабушки. Шато-Сюр-Флёв она знала как свои пять пальцев и тихо ненавидела. Каждый год она проводила в городе три недели летних каникул по настоянию родителей, ссылавшихся на всё те же пищу и воздух. Никакие доводы в духе «мне уже …надцать» не действовали на чету Решо. Сверстники из местных наводили на девушку непреодолимую скуку, и Соланж целыми днями в одиночестве бродила по окрестностям, загорала и купалась в речушке, фигурировавшей в названии города. Спасали лишь долгие беседы по телефону с оставшимися в столице друзьями и подругами и подключённый к интернету ноутбук. Всё резко поменялось этим летом. Изменения явились в лице Флорьяна, её ровесника, приехавшего навестить свою тётку, продавщицу в городской кондитерской. С ним были его одноклассники Тьерри и Жизель, влюблённая пара. Соланж столкнулась с ними на центральной улице в первый же день их приезда, и с тех пор вот уже вторую неделю они практически не расставались. Девушка водила их своими привычными маршрутами, накупавшись до одури, они жадно поглощали гамбургеры в бистро, а вечерами собирались на пляже у костра. Алкоголь в городе им никто, естественно, не продал бы, но в чемоданах ребят нашлось место для нескольких бутылок виски, одна из которых непременно пускалась по кругу при свете звёзд. Три дня тому назад Соланж поняла, что Флорьян ей нравится, позавчера он поцеловал её, пока Тьерри и Жизель искали оброненную по дороге бандану, а вчера они уже обнимались в открытую. При воспоминании о губах Флорьяна, его руках на её плечах по телу девушки пробежала дрожь. Перспектива расставания, возвращение домой, последний год в лицее – всё это совершенно не волновало сейчас Соланж. Впитывая тепло солнечных лучей, она с наслаждением потянулась, предвкушая предстоящую встречу.
-Ваша бабушка – это удивительное сочетание красоты и ума. Вы должны гордиться ею, мадмуазель, - прозвучало внезапно над ухом. Соланж открыла глаза и увидела перед собой месье Вишона. В лёгком костюме кремового цвета и белой рубашке, он, улыбаясь, стоял перед ней, и ветерок мягко трогал его уложенные на пробор седые волосы. Этот интеллектуал, обладатель безупречных манер в семьдесят лет по-прежнему заведовал городским архивом. Эрик Вишон был ещё одной достопримечательностью Шато-Сюр-Флёв. Говорили, что он участвовал в потрясшем страну студенческом бунте шестьдесят восьмого года. Глядя в добрые, немного грустные глаза месье Вишона, Соланж с трудом могла в это поверить. Девушке нравился этот пожилой человек, всегда спокойный, будто бы обладавший неким недоступным другим знанием, и при случае она с удовольствием перекидывалась с ним несколькими словами.
-Бабушка отлично выглядит, да и мозги у неё такие, что многие позавидуют. Ну а насчёт её работы, тут вам, месье Вишон, виднее, я, честно говоря, не слишком разбираюсь в таких вещах.
-Это совершенно естественно в вашем возрасте (Соланж забавляло, что старик неизменно обращался к ней на вы). Вам нужно радоваться жизни, переживать каждое её мгновение, да и в выводах, которые делает граф, надо признать, мало оптимистичного.
-Вы хотите сказать, что сумели разгадать эту его знаменитую загадку?
-О, конечно нет, - Вишон поправил ворот рубашки, - однако иногда чтобы что-то понять, не обязательно докапываться до самого дна. Впрочем, несмотря на свои годы, я тоже не чужд мирским заботам, приятным, хотя порой и доставляющим хлопоты. К примеру, сейчас я ломаю голову над тем, какой подарок порадовал бы вашу бабушку в её день рождения. Я почему-то подумал о перчатках, но ассортимент наших магазинов, как вы понимаете, невелик, да и к тому же я абсолютный профан в подобных вопросах.
Соланж не удержалась от улыбки. Вот уже несколько лет Вишон трогательно ухаживал за мадам Решо, и она отвечала ему взаимностью. Девушка не могла понять, почему эти два человека упорно не желали оформить свои отношения или хотя бы съехаться. Ей казалось, что у взрослых всё должно было быть значительно проще, и тем не менее они часто оказывались не в состоянии осознать очевидные вещи.
-Месье Вишон, почему вы не сказали мне об этом раньше? Это же так просто. Сейчас всё что угодно можно заказать по интернету. Если хотите, я могу завтра придти к вам в архив, мы выберем то, что нужно, и сделаем заказ. Я неплохо знаю бабушкины вкусы.
Лицо старика вытянулось, брови поползли вверх, и он радостно заулыбался.
-Соланж, вы не представляете, какую услугу мне окажете. Мы, обломки ушедшей эпохи, похоже, совсем перестали ориентироваться в современных реалиях. С нетерпением жду вас завтра в любое удобное для вас время. Однако, кажется, я вас заговорил. Только что разглагольствовал о необходимости ловить момент, а сам утомляю юную особу своими стариковскими разговорами.
-Месье Вишон, вы меня совсем не отвлекаете. Я встречаюсь с ребятами на берегу, но до этого ещё куча времени. Мадам Прюдон с утра заставила Флорьяна и остальных помогать ей в саду, так что мне приходится ждать, когда они освободятся. Мы договорились пересечься в одиннадцать. Кстати, не подскажите ли вы, который сейчас час? Я забыла мобильный дома, а возвращаться за ним лень.
-Лень! Как это прекрасно, - от восторга Вишон слегка качнулся на месте. – Конечно, это самое малое, что я могу для вас сделать, моя спасительница. – Он оголил запястье и взглянул на циферблат. – Без двадцати одиннадцать, мадмуазель.
-Ничего себе! Вот это я замечталась. Не думала, что так поздно. Спасибо, месье Вишон, я, наверное, пойду.
-Вкушайте этот день, Соланж, возьмите от него всё возможное. – Вишон наклонил голову, повернулся и пошёл по направлению к выходу из замка. Несколько секунд Соланж смотрела ему вслед, а потом поднялась со скамейки.
Дорога, ведущая между кустами к берегу реки, легко ложилась под ногами. Девушка шла, думая о том, насколько далеко она готова позволить зайти их отношениям с Флорьяном, и не сразу почувствовала дискомфорт в правом кроссовке. По-видимому, в обувь попал камешек. Соланж присела на обочине, сняла кроссовок и вытряхнула непрошеного гостя. Поднявшись на ноги, она вдруг замерла. Прямо перед собой на противоположной стороне дороги девушка увидела тропинку, уводящую вглубь посадки. Соланж нахмурилась. Сколько она себя помнила, здесь никогда не было никаких ответвлений. Заинтригованная, Соланж пересекла дорогу и ступила на тропинку. Девушка колебалась. В конце концов, они могли вернуться сюда все вместе позже и исследовать таинственную тропу. В то же время впереди у неё был целый день, и любопытство первопроходца настойчиво требовало удовлетворения. Соланж решительно тряхнула головой и сделала первый шаг. Она шла между превосходивших её рост зарослей в тишине, нарушаемой лишь шумом шагов и гудением насекомых в жарком воздухе. Пройдя достаточно долго, она уже почти решила повернуть назад, утомлённая окружающим однообразием, как вдруг увидела, что тропинка перед ней сворачивала направо. Девушка повернула и в ошеломлении остановилась. Её глазам открылся самый настоящий лес – высокие мощные стволы деревьев, нагромождение мясистых листьев, наполненный скрипами и шорохами полумрак. Соланж стояла на границе света и тени. Всё это было невероятным, необъяснимым, ведь раньше она никогда не слышала о существовании подобного места. Самым же удивительным было то, что среди деревьев находилась огороженная площадка. Стены из выкрашенной в тёмно-зелёный цвет металлической сетки возвышались на добрых пять метров. Внизу некоторые фрагменты отсутствовали, их заменяли секции из колючей проволоки. Внутрь площадки вела дверь того же цвета, что и сетка, и в её проёме Соланж явилось завораживающее зрелище. Словно под гипнозом, девушка ступила под сень деревьев, пересекла отделявшее её от площадки пространство и вошла в дверь. Посреди прямоугольника сухой утоптанной земли рос изумительной красоты цветок, словно бы вобравший в себя все краски оранжереи графа де Вереньяка. Соланж медленно опустилась на колени перед этим чудом. Казалось, цветок принадлежал какому-то другому миру, его невозможно было описать словами, передать те образы, которые возникали между распахнутых лепестков, чтобы тут же исчезнуть. Соланж не знала, сколько просидела в трансе, одурманенная видениями самых причудливых форм жизни, превосходивших возможности человеческой фантазии. А потом всё внезапно погасло. Она встала, покачиваясь, словно сомнамбула, прошла несколько шагов по направлению к выходу и упёрлась в металл сетки.
Прикосновение холодной стрелой пронзило тело Соланж, и к ней вновь вернулась способность воспринимать окружающий мир. Никаких следов двери не было, будто бы она не существовала. Девушка обернулась, но цветок тоже исчез. Её охватило дурное предчувствие. Быстрым шагом она обошла всю площадку по периметру, но не нашла никакой возможности выйти наружу. Страх понемногу охватывал Соланж. Она вцепилась в сетку в попытке вскарабкаться по ней наверх, но обувь соскальзывала, а металл больно резал пальцы. Девушка проклинала свою лень, из-за которой не вернулась домой за забытым телефоном. От бессилия Соланж закричала, потом ещё и ещё. Звуки тонули в густом тяжёлом воздухе, и в глубине души она понимала, что никто не придёт на помощь, не заберёт её из этого проклятого места. Если она и сможет отсюда выбраться, то только самостоятельно. В голове мелькнула мысль о подкопе. Она попыталась рыть землю у сетки руками и тут же сломала ноготь. Соланж сняла с ноги кроссовок и стала долбить им твёрдую почву. Никакого эффекта. Она раньше умерла бы от истощения, чем ей бы удалось вырыть хоть небольшую ямку. В ярости девушка рванула на себя сетку, но та даже не прогнулась. Вдруг её взгляд упал на колючую проволоку. В одном месте две полосы слегка провисли. Соланж легла на землю, взялась за верхнюю проволоку руками, стараясь не задеть колючки, оттянула её вверх и просунула в образовавшееся пространство голову. В этот момент пальцы её соскользнули, и железное жало впилось в плоть. Слёзы брызнули из глаз Соланж, она отдёрнула руку, и шея тут же оказалась в капкане. Непроизвольно девушка дёрнулась, и колючка вскрыла ей артерию. Кровь побежала по коже, и Соланж истошно завопила...
-Соланж, Соланж, что с вами?
Тело девушки билось в державших её руках, голова моталась из стороны в сторону. Месье Вишон ещё крепче сжал объятия. Наконец, судороги стали утихать. Соланж разлепила глаза.
-Цветок, площадка, нет выхода, - бормотала она пересохшими губами. Старик приподнял её голову и положил себе на колени.
-Успокойтесь, мадмуазель, это был просто сон. Вас разморило на жаре, вы уснули, получили изрядную дозу ультрафиолета и увидели кошмар. Сейчас вы отдохнёте, мы вернёмся в замок, и всё будет хорошо, - приговаривал он, полой пиджака прикрывая девушку от солнца.
-Ничего, ничего, я уже в порядке, - Соланж приподнялась с колен Вишона и села на землю. - Но этого не может быть, я не засыпала. Я остановилась вытряхнуть камешек, потом эта тропинка... - взгляд девушки упал на противоположную сторону дороги, на заросли, в которых не было ни малейшего просвета. - Какой-то бред, я пошла по ней, попала в лес, там была площадка, потом выход пропал, я пыталась выбраться и... - Соланж дотронулась до шеи, а затем бессильно опустила руку.
-Мадмуазель, забудьте всё, что вы видели. Дурные сны пугают, но быстро исчезают из памяти. Как всё-таки хорошо, что я вас обнаружил. Мне, знаете ли, неожиданно пришло в голову прогуляться в сторону реки и нарвать для вашей бабушки букет каких-нибудь простых цветов. Она, конечно, привыкла к оранжерейному великолепию, а мне вот захотелось чего-то совершенно иного. А ещё говорят, что не нужно поддаваться своим импульсам.
-Постойте, постойте, - внезапная догадка вспыхнула в сознании Соланж, - цветок, граф Вереньяк, тайна. Неужели...
-Послушайте, - голос Вишона окреп и посерьёзнел. - Когда-то давно, когда мы были ещё молоды, существовали такие люди, как хиппи. Вы, конечно, слышали о них – дети цветов, думавшие, что любовь спасёт мир, и растворившиеся в наркотических грёзах. Я тоже верил в это, только моим стимулятором была музыка. Больше всего я любил парня по имени Джим, вы знаете его, он похоронен в вашем родном городе. Так вот, этот парень как-то сказал, что никто из нас не выйдет отсюда живым. Вскоре он умер,   собственным примером подтвердив своё утверждение. И, боюсь, с его словами не поспоришь. Этот Джим, к слову, был весьма образованным человеком. Не исключено, что среди прочитанных им книг были и труды де Вереньяка. По крайней мере, я никогда не слышал лучшего определения идеи графа. Помните, совсем недавно мы говорили о необходимости радоваться? Жизнь, Соланж, удивительнейшая вещь. Она рано или поздно неизбежно заканчивается и таким образом помогает нам осознать прелесть всего прекрасного, что в ней есть. Живите, мадмуазель, в этом, пожалуй, и есть главный смысл всего происходящего. А теперь давайте вернёмся в замок. Я не прощу себе, если немедленно не препоручу вас заботам мадам Решо.
Вишон встал, отряхивая брюки от пыли. Соланж, пытавшаяся осмыслить суть услышанного, медлила. Рассеянный взгляд девушки вдруг сфокусировался на одном месте, и она похолодела. Её левый кроссовок выглядел обычно, правый же был перепачкан землёй и деформирован, словно бы кто-то ожесточённо бил им о неподатливую почву. 
20 Свет в окне
Альба Трос
Сказать, что никто не ждал Севу Званцова этим дождливым ноябрьским днём, было бы верхом несправедливости по отношению к родным мальчика. Его бабушка уже достала из холодильника кастрюлю с борщом и сейчас ловкими движениями раскатывала по столу тесто. Время от времени она бросала взгляд из под очков в толстой роговой оправе на настенные часы, отмечая для себя, сколько осталось до прихода внука. Обычно по средам он возвращался около пяти, потому что посещал школьный кружок изо, начинавшийся сразу после седьмого урока. На самом деле Севу не слишком прельщала карьера художника, просто однажды мама решила, что её болезненно застенчивому ребёнку необходимо чаще бывать в коллективе. Спортивные занятия Званцову-младшему, с малых лет страдавшему разнообразными ОРЗ и ОРВИ, были противопоказаны, о танцах или театральной студии речь даже не шла. Из всех оставшихся вариантов рисование выглядело наиболее приемлемым. Сева, отягощённый ответственностью во всём, что казалось требований взрослых, старательно изображал в альбоме яблоки и конусы, заслуживал похвалы учителя и совершенно не понимал, зачем это было нужно. Однажды руководитель кружка, седовласый мужчина с профилем патриция, принёс в класс альбом с репродукциями картин великих живописцев. Тогда, вглядываясь в изменчивые глаза Джоконды, Сева вдруг остро почувствовал всю нелепость того, что они делали на занятиях. Впрочем, ему очень нравились рассказы о жизни художников, которыми всегда оканчивались их встречи. Слушая их, он словно бы взлетал над монотонностью   будней и устремлялся туда, где его ждала другая, исполненная волшебства и тайны жизнь.
Сегодня, подходя к кабинету № 218, Сева с удивлением обнаружил группу юных любителей изобразительного искусства, недоумённо толпившихся под запертой дверью. Явилась завуч Тамара Михайловна и объявила, что занятие отменяется из-за болезни руководителя. Званцов посочувствовал Анатолию Петровичу, который, несомненно, разжёвывал сейчас стрептоцид, морщась от горечи, и направился к выходу. Он совершенно не думал о том, что только что получил в распоряжение целых полтора часа свободного времени, и, выйдя за ворота, сразу же свернул на привычную дорогу к дому. Через два десятка шагов мысли мальчика приняли направление, в котором текли весь последний месяц. Очнулся он от того, что голове его стало подозрительно мокро. Все признаки указывали на то, что начался дождь, причём уже в третий раз с утра. Сева с некоторой укоризной посмотрел в небо, откуда лила холодная вода, приподнял воротник и вдруг обнаружил, что каким-то непостижимым образом оказался аж в трёх кварталах от нужного маршрута. Он не знал даже, как долго пробыл в своих мечтаниях, а мысль о том, что придётся узнавать время у незнакомого человека, повергала его в смятение. Неизвестно, сколько ещё Сева стоял бы на месте, беспомощно озираясь по сторонам, если бы не заметил большой циферблат над зданием универмага. Оказалось, что до возвращения домой оставался ещё почти час. Немного успокоившись, Сева направился в сторону улицы, которая, в конце концов, должна была привести его к тому месту, откуда он начинал путь.  Минуту спустя одна юная особа вновь завладела его сознанием.
Юля Белецкая пришла к ним в класс в начале этого учебного года. Отец её, кадровый офицер, несколько лет провёл в гарнизоне на севере и вот, наконец, получил долгожданное назначение в столицу. Поначалу Сева не обратил на новенькую внимания. Невысокая, тоненькая, с длинными русыми волосами, она ничем не выделялась на фоне остальных его одноклассниц, и уж конечно не шла ни в какое сравнение с Надей Верхоглядовой или Лерой Штерн, первыми красавицами 7-А и, как водится, невероятными воображалами. Всё изменило то самое сочинение. Творческие письменные работы по изученным произведениям были для Званцова невыносимой мукой. У него не укладывалось в голове, как можно на пятидесяти строчках передать эмоции, которые захлёстывали его при чтении «Принца и нищего» или «Мальчика со шпагой». По сравнению со словами, приводившими Севу в восторг на страницах любимых книг, всё написанное им самим казалось смешным и жалким. Темы в духе «Как я провёл лето» или «Что я мечтаю совершить в жизни» вдохновляли не больше. Делиться подробностями своей жизни, а уж тем более мечтами, с чужими людьми казалось Севе чем-то постыдным. Такое можно было позволить себе лишь с лучшим другом, которого мальчик из 7-А пока что не сумел найти. Тридцать шесть дней тому назад Вероника Игоревна,   учительница русского языка и литературы, задала классу домашнее сочинение на тему «Чем я чаще всего занимаюсь в свободное время». Битых два часа Сева не мог заставить себя подойти к письменному столу и ещё примерно столько же вымучивал корявые бессмысленные фразы.  В душе он был благодарен Веронике Игоревне за то, что она никогда не комментировала его «творения» перед классом и даже ставила за них нейтральные «четвёрки», и лишь однажды вскользь обронила, что «такой способный мальчик мог бы писать значительно лучше». Ему очень хотелось хоть как-то порадовать свою учительницу, но проклятый страх открыть кому-либо свой мир был выше этого желания. Пятью днями спустя Вероника Игоревна вошла со звонком в класс, села за стол и придвинула к себе стопку тетрадей. Объявив оценки, она сдержанно похвалила несколько работ, а потом внезапно подняла глаза и пристально взглянула на замерших за партами учеников.
«Я хочу, - сказала она, - прочесть вам сочинение Юли Белецкой. Оно получилось совсем маленьким, но в нём сказано больше, чем другой выразил бы на десяти страницах. Послушайте».
Свободного времени у меня и мало, и много. Мало, потому что мама и папа целыми днями работают, и кроме того, чтобы делать уроки, я ещё помогаю им по хозяйству. Правда, я часто отвлекаюсь. Например, начинаю гладить, задумываюсь и полчаса стою с утюгом в руке. Поэтому, свободного времени у меня много. О чём я думаю? О разном, о цветах, которые растут в жарких странах, о том, как здорово было бы спать летом на крыше, о волнах на море, которое я ни разу не видела. А ещё у меня есть карманный фонарик. Иногда вечером я тушу в комнате свет, сажусь на кровать и то включаю, то выключаю его много раз. Я представляю, что это маяк, и кто-то сейчас смотрит на него с корабля и радуется, потому что теперь знает, куда ему плыть. Вот то, что я больше всего люблю делать, хотя в моей жизни есть ещё много других хороших вещей.
Вероника Игоревна закрыла тетрадь. Ни единый звук не нарушал тишину. Никто не знал, как себя вести, и даже Верхоглядова со Штерн, надевавшие презрительные гримасы всякий раз, когда хвалили не их, сидели с недоумевающими лицами. Вдруг откуда-то с задних рядов раздался хлопок, потом ещё один, и вот уже звук аплодисментов заполнил класс. Все глаза обратились к тому месту, где сидела Юля, и Сева тоже повернулся в её сторону. Девочка никак не реагировала на такое проявление внимания, лишь слегка опустила взгляд. Учительница дождалась, пока стихнет шум, встала и подошла к парте виновницы столь бурного проявления эмоций.
-Скажи, Юля, ты когда-нибудь думала, кем хочешь стать, когда вырастешь? - с улыбкой спросила учительница.
-Я ещё не знаю, но самое главное, чтобы я никогда не переставала мечтать, -  тихо произнесла девочка, и Сева почувствовал, как что-то оборвалось внутри него от этих слов.
Никогда раньше ученик 7-А Сева Званцов не думал, что с ним может произойти нечто подобное. Ничем себя не обнаруживая, теперь он постоянно наблюдал за девочкой, каждый день открывая что-то новое. Ему нравилось в ней всё: то, как она сидела за партой, не горбясь и не сутулясь, всегда с прямой спиной, как здоровалась с одноклассниками, как спокойно отвечала у доски. В такие моменты он старался отводить глаза в сторону, чтобы  никто случайно не заметил его заинтересованности, но взгляд помимо воли хозяина упорно возвращался к лицу Юли. Он думал о ней над тарелкой с остатками остывшей котлеты в школьной столовой, по дороге на занятия и домой, перед сном в темноте своей комнаты, сидя в продавленном кресле на даче, куда часто ездил на выходных с родителями. Вечерами, под бесконечный стук дождя по стёклам, Сева подолгу вглядывался в осенние сумерки, представляя, как где-то в огромном городе в одном из окон сейчас вспыхивает слабый свет.
Мальчик так глубоко ушёл в свои воспоминания, что не заметил лежащий на дороге обломок кирпича, зацепился за него и на полусогнутых ногах пролетел вперёд несколько метров, чудом избежав падения. Затормозить ему удалось лишь в центре огромной лужи. В результате он оказался с головы до ног покрытым брызгами грязной воды. Сева выбрался на сушу и, огорчённо пошмыгивая носом, стал анализировать потери. За прорезиненную обувь можно было не волноваться, грязь на форменных школьных брюках тоже не бросалась в глаза, а вот с курткой следовало срочно что-то делать. Всегда аккуратный, Сева даже не представлял, что скажут мама и бабушка, если он предстанет перед ними в таком виде. Мальчик покрутил головой по сторонам и обнаружил в нескольких метрах от себя арку подъезда. Подойдя ближе, он увидел, что проход за ней вёл во внутренний двор-колодец, каких много в этой части города. Зная, что в подобных местах часто можно найти колонку с водой, Сева  вступил под арку, однако ожидания его не оправдались. Двор был абсолютно пуст, лишь на асфальте сиротливо валялись несколько размокших обрывков бумаги, по видимости, кем-то содранные со стен объявления. Сева уже собирался повернуть назад, но неожиданно уловил краем глаза что-то необычное наверху. Мальчик поднял голову. Сначала он не увидел ничего примечательного, как вдруг за одним из тёмных окон третьего этажа появилось и исчезло едва различимое пятно света. Званцов застыл на месте, не отрывая глаз от оконного стекла. Он был почти уверен, что увиденное только что произошло лишь в его воображении, но спустя несколько секунд вспышка повторилась, а за ней последовала ещё одна, и ещё, и ещё. Словно во сне Сева  нетвёрдыми шагами двинулся к ближайшему к себе входу в парадное. Он ни о чём не думал, его вёл какой-то необъяснимый инстинкт, и лишь в голове то вспыхивали, то гасли круги света. Мальчик добрался до площадки третьего этажа и остановился. Прямо перед ним находились две двери, ещё по одной располагались слева и справа. Протестующий голос раздался у него внутри, но тут же инстинкт снова взял верх над разумом. Сева подошёл к правой двери, на мгновение замер, глубоко вздохнул и нажал кнопку звонка. Какое-то время ничего не происходило, а потом изнутри послышался звук приближающихся шагов. Дверь отворилась, и в проёме возникла невысокая миловидная женщина.
«Ты что-то хотел, мальчик?», - спросила она, и Сева почувствовал, что не может даже пошевелить языком. Женщина внимательно посмотрела на него, чему-то улыбнулась и повернула голову назад.
«Юля, это, кажется, к тебе», - крикнула она, развернулась и исчезла в квартире. Будто со стороны ошеломлённый Сева наблюдал, как из глубины коридора к нему приближалась та, к кому он так стремился в своих мыслях. Юля остановилась возле мальчика и взглянула ему прямо в глаза.
«Здравствуй, Сева. Ну что же ты стоишь на пороге?».   
21 Знахарь
Марина Шатерова
Дорога. Не отрывается взгляд от разделительной разметки, мелькающей впереди. Небольшой провинциальный город принял в свои объятия легковой чёрный автомобиль и остался позади. У высоких непроницаемых ворот на окраине города завершила машина свой путь. Из авто вышел среднего роста мужчина. Стройная мускулистая фигура выдавала в нём спортсмена или танцора, но истинный род его занятий всегда был загадкой для людей нездешних. Густые тёмные волосы его ниспадали до плеч, большие серые глаза завораживали своим гипнотическим стальным оттенком. Правильные черты лица сделали бы его внешность неприметной, если бы не красивая борода, обрамлявшая его лицо с мужественным подбородком. Высокий лоб, манеры, что-то неуловимое в умении держать себя, двигаться, выдавали в нём человека, знающего себе цену, не простого, а некой «породы», присущей только царским особам.


Войдя во двор, мужчина потрепал по загривку большого чёрного пса по кличке Петербург, радостно бросившегося навстречу хозяину. Порода «ньюфаундленд» наиболее соответствовала духу мужчины. Поднявшись по ступенькам крыльца с ажурными коваными перилами, мужчина вошёл в большой двухэтажный дом из красного кирпича.


Внутреннее убранство дома выдавало в хозяине одинокого мужчину весьма неординарного рода занятий. Полоска соли у порога защищала дом от людей с недобрыми помыслами. Древний символ, начерченный мелом, таился под бордовым ковриком у мощной металлической входной двери. Большое овальное зеркало, увенчанное металлической кованой рамой, украшало стену прихожей.


Пол первого этажа выложен плиткой, стилизованной под мощение тесаным камнем. Треугольный коридор разветвлялся на скромно, но практично обставленную кухню, кладовую и большую комнату с камином. Массивная деревянная лестница с пролётом и коваными ажурными перилами вела на второй этаж, где располагались спальня и библиотека.


Большая комната с камином была особым местом в доме, так как отражала внутренний мир и род занятий хозяина. В центре комнаты величественно стоял круглый дубовый стол на изогнутых ножках. Рядом под стать ему стояли такие же деревянные стулья с высокими спинками и тканевым смягчением бежевого цвета. На полочке камина, забранного кованой ажурной решёткой, стоял канделябр на четыре свечи. Цвета свечей: черный, голубой, белый и красный, очевидно, символизировали четыре стихии – землю, воду, воздух и огонь.


В восточной части комнаты располагался «красный угол», где в окружении белых вышитых рушников, находились иконы Спасителя, Богородицы и Пантелеймона-целителя. На столике рядом лежало большое количество церковных свечей, подсвечник, лампадка, банка святой воды и деревянная коробочка с освящённой солью.


Вдоль стен стояли диван и два кресла, небольшой шкаф со стеклянными дверками, на полочках которого угадывались баночки с какими-то травами, мазями, настойками. В одном из кресел, свернувшись калачиком, сверкал зелёными глазищами чёрный гладкошёрстный кот.
Хозяин дома был знахарем.


Он разулся в прихожей, на кухне вымыл руки и поставил чайник на плиту. Из шкафчика извлеклась чашка с древнеславянской символикой, баночка с сушёными травами и ягодами, вазочка с малиновым вареньем.


Ожидая закипания чайника, знахарь подошёл к окну и отдёрнул красную занавеску, залюбовался пейзажем, примыкающим к дому. День переступил середину и стремился к вечеру, когда солнце уже не светит так нещадно, а переходит в мягкое освещение сумерек. Лёгкий ветерок колышет травы в поле, качает своими красными вытянутыми цветками люпин. Солнечный свет наполнил его своей энергией, дал жизненную силу, такую необходимую для целительства.

Чуть вдалеке от дома дорога поворачивает и перетекает в мост через реку.
Река. Её бурный поток снимает весь негатив с рук целителя после обрядов и ритуалов, проведённых над больными, заряжает через свою стремительность амулеты на успех и благополучие. Ветер. Невидимое, но ощутимое, прозрачное движение воздуха уносит вдаль, в параллельные миры слова молитв и заговоров, произносимых целителем. Земля. Это основательность, фундамент, сама мать-природа, дающая жизнь всему сущему. Когда стоишь на ней босыми ногами, то «заземляешься», весь нагатив уходит из тебя, а взамен ты напитываешься силой, исцеляешься сам и можешь исцелять других.

 
Закипел чайник. Две ложки смеси из трав и ягод упали на дно, заструился ароматный пар над чашкой, надо немного подождать, пока заварится и не так горячо будет пить. Мужчина присел за стол на табуретку. Как же хорошо дома!!! Скромная обстановка мужского жилища была лишена того уюта, который умеет создать только женщина, но какая-то необъяснимая энергетика места рождала в душе состояние спокойствия, расслабленности, отдыха и того самого уюта, который шёл не от внешних вещей, а изнутри, рождался сами хозяином этого дома.


Солнце обагрило красным горизонт, потемнели краски дня, уступая место неумолимо надвигающейся ночи. Наступила та сама грань между днём и ночью, как между двумя мирами. Именно в такие моменты можно заглядывать в прошлое и будущее человека, обращаться к обоим мирам за помощью.


Как будто услышав мысли знахаря, зазвонил радиозвонок – это посетитель стоял у ворот. Выйдя в прихожую и приоткрыв окно, мужчина с помощью дистанционного пульта открыл металлическую дверь ворот, после звукового сигнала посетитель мог войти во двор. Большой чёрный пёс встретил гостя – молодую красивую девушку, и проводил её до крыльца.


Впустив гостью в дом, знахарь не медля, провёл её в комнату с камином и приступил к ритуалу. Поставил на стол зеркало на подставке, кувшин с водой и одну из церковных свечей в подсвечнике. Помолившись Спасителю и Богородице, знахарь присел за стол. Зажёг свечу, некоторое время смотрел на огонь, входя в транс, затем поставил её между девушкой и кувшином. Спросив имя, долго и пристально стал всматриваться в глаза девушки. Сами же серые со стальным отливом глаза знахаря были огромны, цепки и сосредоточены, что вызывало у гостьи гипнотическое состояние, полное подавление воли и эмоций, что-то как бы шевелилось у неё внутри, чувство тревоги сосало под ложечкой.


Мужчина отвёл взгляд и сосредоточился на воде в кувшине. Спустя некоторое время в воде появилось белое марево, в котором, как в кино, стало отображаться прошлое девушки – детство, школа, первая любовь, студенческие годы, и теперешний момент жизни, когда девушка вышла на работу, служебный роман. Внутренним чутьём ощущая, знахарь озвучивал вслух те моменты из прошлого девушки, которые не были ей известны – об одноклассниках, о предательстве подруг, истинной причине развода родителей, сплетни институтских одногруппниц за её спиной о якобы романах с преподавателями, вызванные банальной завистью к её трудолюбию и отличной учёбе.


Чёрный кот в это время запрыгнул на стол, сидел на краешке и наблюдал за происходящим.


Затем знахарь взял зеркало, прочёл заклинание над его поверхностью, взял ладонь девушки в свою и положил зеркало поверх её ладони, попросил загадать желание, но ему не говорить. Глядя на зеркальную поверхность, в появившемся белом мареве, знахарь увидел будущее гостьи.


Будущее… Оно многовариантно, слишком уж зависит от неслучайных случайностей, событий, людей, находящихся рядом, от поступков и сказанных слов. Выбрав наиболее счастливый вариант судьбы (ведь то, что произнесёшь вслух, то и сбудется), знахарь неторопливо озвучил его девушке, дав при этом ряд наставлений, как поступать в ключевых ситуациях, чтобы всё произошло так, а не иначе. Лицо гостьи просветлело, ушли из него грусть и тревога. Уходя, оставила она на столе свёрток с продуктами и немного денег в благодарность.


Проводив гостью, знахарь убрал со стола ритуальные предметы, открыл окна, чтобы впустить в дом свежий воздух, устало сел на диван и смежил веки. Кот потёрся о его руку мордочкой, замурлыкал и свернулся клубочком на коленях. Интересное это занятие – изучать судьбы людей, помогать и подсказывать. Гораздо более трудоёмкое и обессиливающее занятие – лечить. Это ответственность за жизнь страждущего, оценка того, в силах ли я помочь или не справлюсь с недугом.


Ночь полностью вступила в свои права. Мужчина вышел во двор, взял с поленницы вязанку дров, спички и старую газету для растопки. Вышел за ворота и направился в поле, на берег реки. Придя на уже знакомое место, где округлыми камнями был обозначен круг кострища, разложил дрова в особом порядке, подоткнув бумагу, знахарь чиркнул спичкой и поджёг костёр. Устроившись здесь же на бревне, заворожено наблюдал за тем, как разгорается огонь, постепенно набирая мощь.

 
Было ясно. На небе виднелся серпик луны. Звёзды алмазным крошевом рассыпались по чёрному бархату неба. Было безветренно, но ночная прохлада вызывала лёгкий озноб, но от этого был больше восторг, чем желание одеться теплее. Стрекотали сверчки. В воздухе стояла эта неповторимая смесь ночной свежести и ароматов трав, земли, горящего дерева, реки, чьи воды в ночной темени кажутся чёрными.


Огонь. Одна из стихий, такая мощная и страстная. Ты даёшь тепло для жизни, но ты же можешь и поглотить её. Костёр догорал. Мужественное лицо знахаря было обращено к небу. Взгляд его успел уловить момент, когда одна из звёздочек сорвалась и полетела, покатилась по небосклону и скрылась за горизонтом. Перекинув стебелёк травы из одного угла губ в другой, знахарь улыбнулся – желание загадать успел.


Подождав, пока костёр догорит, мужчина скрылся в доме.
22 Валькина любовь
Вера Шкодина
Жила Валька Архипова в осевшей, тесной землянухе вдвоем со старой матерью. Отца она своего никогда не знала, да и не говорила про него мать ни в молодости, ни тем более теперь. Когда-то она, мать, была веселой, белолицей молодухой, из тех отчаянных бабенок, что зовутся разбитными. И поплясать мастерица, и выпить – не прочь, и приветить какого обиженного мужичка. Били, бывало, ей стекла отчаявшиеся супружницы, вешали на трубу красную тряпку. Слышала Валька в детстве оскорбительные, скороговоркой брошенные вслед слова. Вздрагивала и забивалась под одеяло от очередного звона стекол. Видела на утреннем, скудном столе с остатками вечерней пирушки измятую деньгу, с которой направляла ее мать в магазин купить продукт. Частенько утром ничего, кроме чая да хлеба в хате не находилось, и, позавтракав скоренько привычным тем продуктом, убегала Валька в школу. Но, несмотря ни на что, уже в седьмом классе она заметно поднялась, лихо отбивалась от наседавших, нагловатых подростков постарше. Так же белозубо, как мать, скалилась при них и легкомысленно хихикала. А потом, закончив семь классов, пошла “зароблять на хлеб”. Сначала в доярки, потом, окончив поварские курсы в городе – поваром.
Мать  как-то  в  одночасье  состарилась, стала  ворчливой  и  подозрительной, допекала  дочь  придирками, гнала  от  нее  женихов. В  отличие  от  матери, Валька  была  рыжеватая, с  многочисленными  крупными  кляксами  по  лицу - конопатинами.  Парни  серьезно  к  ней  не  относились,  каждый  норовил  пошалить. Привычная  репутация  матери  постепенно  закрепилась  и  за  ней. Валька  ни  к  кому  особенно  привязана  не  была. Меняла  парней  часто  и  без  сожаления. Слыла  среди  них  легкомысленной, но  никто  победой  своей  похвалиться  не  мог, да  не болтали  они  про  то в  тайной  досаде.
- Подумаешь, яблоко  от  яблони, - подумывал  не  один, - цаца  какая.                           
Поспешно  Вальке  осточертели  такие  женихи,  и  затосковала  бы  она  совсем,  не  подвернись  Николай.
Послали  ее  к  нему  в  бригаду  поваром. Против  обычного, тот  никогда  ничего  такого  не  позволял. Наоборот, часто  строго  окорачивал  других. И  Валька  постепенно  его  зауважала. А там  не  заметила, как  и  влюбилась. Николай  тоже  начал  замечать  напряженный  Валькин  взгляд, и  то, как  наряжаться  вдруг  стала, и  как  глаза  опускать. Усмехнулся. Однажды  в  августовский  денек  пошел в вишарник, что  в версте, за  полевым  станом, покислиться, вишня  уродила  крупная. Глядь – Валька  сидит  под  осинкой, ревет, трясется. Вдруг  увидела, вскочила и  опрометью – из лесу.
- Ты  чего? – уже  поздно вечером  после  ужина, когда  она  ковырялась чего-то  на  кухне одна, допросил  он.
Валька  зыркнула  на  него  отчаянно, да  как  заорет:
- Что  ты  лезешь, что  ты  лезешь в  душу-то? Все  вы  кобели распроклятые! – и реветь.
Спешил  Николай.
- Чего  ты, дуреха, чего? – и  помолчав  немного, постояв  неловко  рядом, спросил  сердито: - Может  кто  забижает, так  скажи. Ну,  кто, кто? Говори, ну?!
- Ты! -  вся  трясясь, красная  от  слез, зло  вскрикнула  Валька. – Ты  понял? И  уходи  отсюдова, понял? Катитесь  вы  все!
- Вот  дела-то, - удивился  Николай, оглядываясь, - Прямо  сдурела  девка. – Ну  хватит, - подошел  он, дотронувшись  до  плеча, - хватит, говорю, - и, покрутив головой, потащил  с  гвоздя  полотенце. – На, вот, вытрись, чего  реветь?
И  начал  сам  вытирать  ей  глаза  и  нос. Валька  притихла, покорно  поднялась, поправили  волосы.  И  вдруг, уткнувшись  ему  в  грудь, заскулила  тихонько  и  жалобно.
- Ну, ну – успокаивал  Николай, окончательно растерявшись. Валька подняла голову, и он наткнулся на ее горячие, мокрые, вздрагивающие губы.
С тех пор и началось все.
И совсем уже Валька в мечтах своих поверила в свое счастье, ан нет, видно, не так все просто у нее, как это было у матери.
Николай любил свою  жену и всегда торопился домой.
Да и дети тут же толклись при нем, посланные матерью к отцу в бригаду по вишню.
23 Уроки жизни
Вера Шкодина
Наталья умирала незаметно, в ночь, ровно боясь побеспокоить семью. С вечера еще наказывала Антониде:
- Береги Саньку-то. Эти повырастают, анчихристы, ничего с ними не станется. А эта – одна, девчонка-то, забьют ведь, балды эти, как есть, забьют.
- Ты  чего  это, мам? -испугалась Антонида
- Ничего, я так, на случай, - успокоила Наталья, - не полошись больно. Все помрут – старые-то. А я чо ж? А вы живите, да миритесь, хватит уж, душа-то вся изболелась на вас глядючи. Простила б. Отец, чать, им-то. Да уж не во зла он... Мужик ведь.Антонида наклонила голову, вспыхнула:
- Не могу я, мама, пойми ты, не могу.
- Ну, ну, - слабо махнула на нее Наталья, - ты потихоньку, да не озлобляйся больно. Злого тож жизнь не тешит. Тяжко злому-то, ох, тяжко. Смолчала Антонида.
- А перину мою, - продолжала старуха, - Саньке отдай. Ей готовила.
- Мам, – похолодела Антонида, - ты чего?
- Иди, ничего я, иди спи. Поздно уж, - слабо улыбнулась Наталья, - вспомнила тока.
- Может, врача, а мам?
- Не. На кой врача? – испугалась старуха. Говорю, спи иди, и я уже устала, иди.
Свирепела декабрьская вьюга. За ночь намело выше крыш, напрочь задуло окна, двери. Гудело и повизгивало в трубе, и глухо, тяжко выла, упав на материнскую постель, Антонида.
Покойница, обряженная, со строгим застывшим лицом, лежала в горнице. Рядом бормотали молитвы черные старушонки.
Ждали Петра с кордона. Николай откидывал проход к дверям. Снегу – с человеческий рост
- Строгая Наталья была, ишь, погода-то выкомаривает, - заметил, остановившись, шабер Василь, весь облепленный снегом. Постоял молча и побрякал с ведерком к колодцу.
- Заходи! – крикнул Николай ему, проходившему уже с полным ведром. – К завтраму, должно, к утру.
- Зайду, - просипел тот, задохнувшись ударившим в лицо встречным ветром. Повернулся задом, поставив рвущееся из рук ведерко, поцарапал ногтем заледеневшую корку на валенке.
 - Скоро не стихнет, суток трое еще покрутит! - выкрикнул почти на ухо Василий. - Язви ее совсем! – махнул рукой и поплескал с ведерком к дому.

Возникла, внезапно вынырнула из белого смутья запорошенная повозка. Завозились в ней точно куклы укутанные, забеленные фигуры. Еще от порога, бросив шаль на руки остолбеневшей соседке Зинке, едва размотавшись, завыла, заголосила сноха. Петр тяжело молчал, лишь руки его мелко подрагивали.
 Потянулись ко двору припорошенные снегом бабы, мужики. Испуганная Санька забилась на печку рядом с притихшим Леником. Младшенький спокойно спал в люльке, умаявшись на чужих руках. Вовка помогал отцу прокладывать дорожку к сараю.
Раскачивался от ветра поднятый на полотенцах гроб. Большими охапками швыряла разъяренная пурга колючий снег в лица людей, забивала глаза, перебивала дыхание. Вывели под руки почерневшую, шатавшуюся Антониду.
Через сутки отбыли все.
Опустело в доме. Антонида сидела в горнице, уткнувшись глазами в одну точку, ровно покачивалась на стуле, точно все еще баюкала кого-то.
- Пойдем спать, Тонь, - с жалостью попросил Николай.Антонида молчала.
- Ну, Тонь, - осторожно взял он ее за плечи, - мать помириться велела, слышь? Виноватый я, а, Тонь? Мать велела, Тонь.
Антонида вздрогнула, внезапно судорожная гримаса нестерпимой боли исказила ее лицо, и, уткнувшись в плечо мужа, она беззвучно затряслась, цепляясь за него руками...
24 Дива
Лада Арий
 
      Утро нового летнего дня. Город начинает просыпаться... По улице идёт эффектная молодая женщина держа за руку маленькую белокурую девочку. Они минуют два однотипных дома. Около пункта назначения— серой, облезлой пятиэтажки шаги девочки замедляются. Мать напротив, ускоряет шаг поторапливая ребёнка. Входят в подъезд.

     — Первый этаж!— громко произносит девочка.

       Поднимаются по лестнице.

     — Второй!

     — Дорогая, ускоряемся, Дива не любит опозданий!— говорит женщина.

     Девочка начинает считать ступеньки. С каждой последующей пропадает желание подниматься вверх. Ноги становятся ватными. На последней ступеньке она сбивается со счёта. Пытается освободиться от материнской руки для того, чтобы спуститься и сосчитать вновь. Ничего не получается!
 
      Перед ними распахивается дверь. Мама целует улыбающуюся Диву, затем дочь, прощается с обеими и убегает на работу. Ещё несколько минут в подъезде слышен  стук её каблучков. Всё тише-тише... Девочка готова броситься вслед за матерью, но Дива закрыла двери на замок, отступать некуда. Капкан!

       Дива, а точнее, Розалия Львовна, одинокая пожилая еврейка— няня и лучшая приятельница матери девочки. Когда-то, ну очень давно, она была знаменитой оперной певицей. Сейчас о былой славе напоминали лишь афиши украшавшие прихожую хозяйки и огромный рояль заполнивший огромное пространство одной из комнат квартиры. Когда и где познакомились они с её мамой, девочка не знала.

       У Розалии Львовны, кроме Юльки(так звали девочку), было несколько подопечных детей возрастом от полугода до трёх лет. По сути, эта энергичная женщина организовала мини-детский сад на дому.
 
       — Почему мою няню все называет Дивой?— спросила однажды Юлька свою мать.

       — Потому что она— невероятная и очень талантливая женщина!

       — А что такое— невероятная?— не унималась дочь.

       — Подрастёшь— узнаешь!— добавил отец, не отрываясь от просмотра газеты.

       Девчушку их ответ не удовлетворил. Своим детским умом она решила, что Розалия Львовна— загадочная женщина, а загадки, как известно, нужно разгадывать! Вообще-то, Юлька очень любила Диву, хотя та была дамой строгой. Единственное, с чем не могла смириться девочка, так это— с тихим часом. Ну не хочет она спать днём!

        И ещё. Юльке всегда казалось, что всё самое интересное происходит именно тогда, когда её заставляют спать! Это касалось не только няни, но и её родителей, которые отправляли Юльку вместе с сестрой в детскую комнату именно тогда, когда по телевизору шёл самый занимательный фильм!

        "Сегодня, я обязательно узнаю что-то необыкновенное!"— мысленно пообещала   себе Юлька.

         День у Розалии Львовны был расписан поминутно: завтрак, занятия, прогулка, обед, тихий час... Но на этот раз, Юлька решила не спать, а только притвориться спящей и узнать, что же такое— Дива!

         Когда дети, наконец угомонившись, мирно посапывали в своих кроватках, она встала со своей постели и на цыпочках подошла к плотно закрытой двери. С трудом отворив её оказалась в длинном коридоре. Прошла ещё немного вперёд. Перед нею опять была закрытая дверь. Ох уж эти двери! Приоткрыв её, девочка вошла в комнату с роялем. Розалии Львовны в ней не было.
 
         В этот момент откуда-то из вне, Юлька услышала пение. Балконная дверь была приоткрыта и нечаянный ветерок приподняв занавес подсказал девочке, где её няня. Юлька еле-еле взгромоздилась на широкий подоконник и затаив дыхание, впервые в своей маленькой жизни, слушала арию. Это было настоящее Чудо!
 
         Волшебный голос то поднимался высоко к небу, то возвращался на бренную землю приглашая Юльку совершить дерзкий полёт к прекрасному и до сих пор неведомому. Это были непередаваемые ощущения, девочка хотела, чтобы пение продолжалось как можно дольше...

         Когда вдруг наступила тишина, страшная, пугающая тишина, Юлька разрыдалась. Она испугалась, что больше никогда в жизни не услышит этого чудесного голоса. Ещё мгновение... и ребёнок оказался в нежных объятиях Розалии Львовны.

         — Солнышко, что тебя напугало? Это я, твоя няня.

         Юлька смотрела на Розалию Львовну, как-будто видела её впервые. Маленькой ручонкой она попыталась разгладить каждую морщинку на лице пожилой и такой удивительно невероятной женщины! Потом нежно поцеловала свою няню и тихо произнесла:"Нет, ты Дива! Моя любимая Фея!"
25 Просто
Николь Павлова
Просто обнять и закрыть глаза.
Просто слушать биение пульса и ровное, спокойное дыхание.
Просто читать до утра прекрасные стихи, засыпая с первыми лучами солнца и забывать во сне о том, что у людей за спинами не бывает крыльев.
Просто держать тебя за руки и смотреть в глаза, вместе напевая песню, которую знаем только мы. И так до рассвета, пока струны спят, ожидая новый влюблённый день.
Просто любить и знать, что ты тоже любишь.
26 Встреча под первым снегом
Валерий Слюньков
  - И за сколько, же ты, Вячеслав Сергеевич Журов, …так…номер участка тридцать два… двенадцать соток, всё верно…  за сколько дом продаёшь? –  глава поселения, оторвавшись от бумаг, поднял на него взгляд, в котором плохо спрятанная жалость.   
- Там написано.
- Вижу, да не верю глазам. Мы бы, администрация, может и больше дали бы.
- Вы бы дали. Да люди эти на ноги поставили... . Лежнём лежал.                                             
 Журов помолчал,  глядя  на осенние сизые облака за окном.                                                    
- Случилось, чего больше всего боялся… кому-то в тягость. Сам знаешь – инфаркт: повезёт – сразу и всё… А меня вот… сосед со своей женой выхаживали…  И в больнице сидели…  Что ж перед ними дорожиться буду?  Да и соседи они добрые, ладом жили. И мне ли сейчас выгоды искать? Силы-то...
Журов ждал вопрос и надеялся на такт собеседника, что не задаст его, не спросит, а что же сын-то со снохой… Не задал.
- Ну а куда дальше…? Жить-то надо? – громко хлопнул печатью.
- К сыну…больше куда? – и понял сам, как неуверенно прозвучали его слова, и под быстрым и острым взглядом главы, добром товарище, бывавшим и не раз гостем в его, когда-то хлебосольном доме, заторопился, вставая.
- Ты…того… Слава, не забывай совсем-то… Ирина твоя тут на погосте. Бывает, захожу – сколько заброшено… Нельзя так…- глава поставил размашистую подпись.
 - Она у меня… - голос предательски прервался, кашлянул – она…- вот здесь – приложил руку к груди, и взяв документы, заторопился к выходу.
 - Да погоди ты! Ну куда ринулся? Дай-ка хоть поручкаемся на прощанье, когда ещё свидимся.
Они постояли минутку приобнявшись.
 - Не шибко нравишься ты мне, Слава, настрой твой. Не обижайся. Понимаю – трудно. Надо переколотиться как-то…Да чего там, чужую беду…ладно. Помни и знай - если что – помогу. Понял? Сам знаешь, не мог тебе помочь, пытаюсь деревню поднять, из области, да в район мотаюсь...
 - Спасибо! Только нет у тебя нового сердца для меня… Ладно. Своё береги и…и жену тоже. Плохо нам без них.

 Ну вот и сделано дело. Теперь домой, хотя дом-то уже и не твой, верить во что не получалось, но и ощущения потери, которую ранее и представить не мог, и которую принял бы как трагедию, почему-то не было. Решение непонятным образом пришло ниоткуда и теперь, подчиняясь ему, жила уверенность, что делает так, как надо.
  Журов неспешно шагал, изображая вышедшего на прогулку, иногда останавливаясь и делая вид чего-то интересное разглядывающего, а на самом деле давая отдых сердцу, не желающему покорять пространства.
При выписке врач, крепенький седоватый старичёк, с доверительной интонацией в голосе настоятельно советовал: «Покой, и ещё много раз – покой, иначе… понятно?»
 Последняя ночь в родном доме.  Блажен, кто смог оставить при себе наследников, им такое не страшно. Продолжение-то - как будто сам жить дальше будешь жить в доме, где каждый гвоздь… А его сын давно оторвался от родного дома.



 В начинавшемся не столь давно лихолетье классный сварщик Журов был выдворен с оборонного завода. Страна разоружалась и каялась перед всем  человечеством в грехах, рвалась в ряды общечеловеков. Многим его уволенным сотоварищам потеря работы оказалась настоящим приговором: разваливались семьи, рушились планы, кто-то запил. Но Журов неожиданно стал востребованным специалистом. Оказалась нищая страна не так уж и нища. Вдруг открылась масса наживших большие деньги богатеньких «буратин». Вместо остановившихся строек квартир и заводов расцветало строительство скромных, порой под пять этажей, домиков новых русских.

 Балконы и ворота, на которых  нужно было изобразить  гербы новых «графьёв», бассейны, облицованные нержавейкой, трёхметровые заборы…да мало ли. Он часто оставался ночевать на «объектах», что бы не тратить время на переезды.  Хорошие деньги озаботили и самого подкопить на постройку дома на их, давно приобретённом участке под дачу в недальнем селе. Вместе с выручкой за  городскую квартиру хватило Журовым на воплощении своей мечты о жизни в деревне. Да недолго пришлось...

Как-то разом всё, неотвратимо и, казалось бы, ниоткуда, навалилась беда. Притихла, занедужила его Ирина и покатилось. Поликлиника, больница... 
И вот один. Да разве думалось о таком? Почему? За что?
Долго приходил в себя Журов. Вечерами, ставшими невыносимо долгими, жестокими от бессонницы ночами передумывал жизнь и корил себя за обиды, когда либо причинённые жене, вроде бы и мелкие, но становящимися в ночи горькими и значительными; стал всё чаще, заходя в магазин за продуктами, прикупать и бутылку-другую, чего раньше себе позволял только по праздникам.

Один из былых друзей, новый русский, основавший процветающий строительный бизнес при случайной встрече предложил поработать на объекте, где руководит его сынок. "Это же в вашей деревне, глава ваш ферму строит, где-то спонсоров нашёл. Тебе рядом с домом." Ну что ж! Надо как-то жить. С деньгами он не считался, стаж удалось набрать и пенсии вполне хватало. Но целые дни один..

В тот день Журов начал было сваривать арматуру для фундамента, но электродов нужных не было. Помошник пошёл на склад на другом конце села. В это время на крутой машине подъехал тот самый сынок, нарочито и смешно старающийся показаться знающим и значительным. Узнав причину простоя, вдруг изобразил "взрослое" негодование и всё дозволенное величие. "Да ты понимаешь, морда совковая, чего творишь? Сейчас бетон привезут...куда его? Да я тебя туда вместо арматуры...Сознательный! Твоё дело - прислюнявить. В бетоне кто увидит? Вари тем, что есть, или вали отсюда..."

"Как ты?...Кто я? Да я тебя, сопля недоношенная...жигалом сейчас насквозь"...
Журова с трудом оттащили от оторопевшего от непривычного отпора, начальника.
Бросив на прощанье рукавицы в ненавистную рожу сынка друга, ушёл.
Жизнь обкладывала со всех сторон, лишив и того, последнего - самоуважения за нажитое мастерство, над которым смог безнаказанно глумиться...и кто?
 
Одиночество стало ещё невыносимее, неотвязные мысли о несправедливости жизни,
которую и искать бесполезно, да и не нужно...
И однажды утром сердце сдавило такой болью, что он подумал:"всё, конец". Попытался выйти на воздух и упал на крыльце. Сосед, видевший это, вызвал скорую... 




….Что ж валятся-то? Сна всё равно нет…  Журов, в полумраке от лунного света, проникавшего через незашторенные окна, переходил с места на место, и каждая остановка будила столько воспоминаний, и радостных, и тревожащих былыми невзгодами. И плохо заживающее сердце не смогло это терпеть и напомнило о себе болью. Он опять улёгся с надоевшим вкусом таблетки во рту. Надо успокоиться, надо дожить…до завтра. Надо к сыну…

  Сосед, с плохо скрываемой радостью от удачного приобретения, вызвался отвезти Журова в город.
 - Сергеич, там я видел в сарае лодка у тебя, дюралька. Ты её заберёшь? Или как? – сосед, не сводил взгляд с разбитой дороги
 - Не заботься, Михаил. Всё твоё, никто ничего не спросит…Там и мотор подвесной где-то…рабочий. В чулане чемодан, да узел с одеждой. Сын заскочит как-нибудь – отдашь. Остальное – владей.
  Давно не верил Журов в искреннюю благотворительность людей, а может просто не везло на такое. Вот и сосед - как только понял, что с такой болячкой один он не сможет жить в деревне, затеял осторожный разговор, посетив в больнице. Сын с семьёй откуда-то с Северов домой собирается, и если Журов будет продавать, то пусть ему скажет. Вот с тех пор и помогали ему со своей женой, чем могли. Свой интерес и вроде как дело доброе… Сынок-то Журова один раз забежал в палату, соседей поблагодарил, сунул им какие-то деньги и исчез. У него дела, поездка, надо зарабатывать… Заводил с ним речь - как дом повыгоднее... и за лодку, и прочее
...отмахнулся. "Больше потеряю, некогда мне, отец. Сам как-ни будь. А лодка и ...Зачем оно мне всё? Рыбачить? Отдыхать? Когда?..."

 И вдруг острая тревога как пронзила всего: куда еду? Да примут ли? И опять неведомо откуда взявшаяся уверенность, непонятной силой руководившая им последние дни, что именно так надо делать, успокоила. Когда подъехали к дому сына с трудом смог выбраться из машины, и Михаил, видя это, помог донести его небольшой саквояж и подняться на крыльцо.

 …Вот так! Приехал… Вот и свершилось… Поздоровавшись, Журов увидел явную озадаченность сына, не знающего что сказать и растерянно замотавшегося по дому, а сноха, «через губу» поздоровавшись, тревожно посматривала на его поклажу – уж не на житьё ли прибыл, незваный и нежданный?   

Не ожидая приглашения, присел, тяжело и неловко на край табуретки здесь же в прихожей. Надо было чуть передохнуть и  принять то, чего где-то внутри побаивался. Конечно - не выгонят, может оставаться и жить. Не нахлебник - у него пенсия. Да и деньги за дом немалые… Но он-то, Журов, не сумеет быть нежеланным приживалом, а что не желанный ему уже дали понять. Что сноха, когда родной, единственный сын…

И Журов сидел с каменным лицом, не имея сил лукавить, изображать радость встречи перед теми, кто встречи этой не желал. В нём  разливалась какая-то пустота, не тревожащая и не беспокоящая обидой. Он один в этом, уже чужом и пустом для него мире, который не собирается видеть его беды и обиды. Сейчас немного пересидит и будет какое-то решение…будет.

 Сын с женой, многозначительно переглянувшись, ушли в глубь дома.                              

Журов перевёл взгляд в сторону открытой двери в ближнюю комнату и в свете от окна увидел большую картину на мольберте и… вздрогнул; сначала не поверил глазам, тяжело поднялся и прошёл в комнату. На холсте вихрастый  мальчишка стоял между такими молодыми Вячеславом и Ириной Журовыми.
Все трое хорошо и радостно смотрели на него, а за ними фоном цветущая яблоня. На верху мольберта пришпилена Фотография, с которой делалась картина, и Журов вспомнил тот день, когда сын сфотографировал их в один из редких приездов. Карточку - конечно, не дождались.

Он смотрел и не мог насмотреться на этот былой кусочек его жизни, не ценимый в то время счастливый кусочек, на такую ещё молодую и милую его Ирину, положившей в любви и нежности руки на плечи внучёнка. Переводил взгляд с одного на другого и себя, старающегося сохранять серьёзную солидность, но не могущему скрыть радость от общения с внуком, редкого, потому как не часто разрешала сноха  поездки в деревню. Взгляд переходил от фото на холст, и Журов удивлялся как здорово, как точно сделано всё, даже лучше, чем на фото, потому что яблоня тогда уже отцвела, а на холсте бушевала густым цветом.

За стенкой негромкие, но явно возбуждённые голоса и Журов разобрал …« к Полине Афанасьевне нельзя, она только девушек пускает», а вот и сын торопливо «так временно-же, приеду начну хлопотать в дом престарелых, связи есть…». Он равнодушно, потому что непонятно откуда знал - там речь не о нём, про него, но не о нём, смотрел и не мог насмотреться…

 - Вот ты где – зашёл, с озабоченным видом сын – мне ехать сегодня…даже сейчас… уже выходить. Ты…? И замолк, боясь и не зная как спросить о его планах.
 -Я?...- Журов помолчал, сейчас всё решается…Всё. Ещё помолчал, глядя, как мучительно ожидает его ответа…его сын – Да я… к себе. – и уже укрепившись в решении, выполнять которое будет ли ему по силам, но всё! Решено. – Внука хотел повидать, в школе?
И  увидел, как сын не смог сдержать облегчения, и удивился, что и к этому остался равнодушен.
 - Да, в школе, он в двух…ещё и в художественную ходит. Дома трудно застать. Любит рисовать… он называет это «писать». Только не просто учить, сам знаешь, платное всё – и оглянувшись – жена ворчит.
 - Его? – кивнул на картину.
 - Да, он с этой картиной на выставке в области приз и премию получил. Вот смотри…
Сын развернул мольберт и на тыльной стороне картины указал на какой-то приклеенный плакатик, но Журов увидел и прочёл название: «Мои любимые бабушка и дед». В горле встал непроглатываемый комок.
 - Торопишься, значит?
 - Да, товар застрял, надо ехать.
 - Счастливо, я ещё посмотрю, а ты езжай.

Сын торопливо вышел. Сноха заглянула в дверь и, увидев Журова у картины, хмыкнула и отошла. Снова быстро вошёл сын с большой сумкой в руках.
 - Ну, я уехал. Как-нибудь заскочу… Ты там потихоньку, не напрягайся…

 - Постой-ка. Сына учи. Этому делу учи – Журов кивнул на картину.- Я помогу. Но, запомни, не на товар твой…. Только на сына. Понял?

Сын нерешительно шагнул к двери, постоял, и вдруг резко повернулся к отцу.
 - Думаешь, ничего не понимаю? Думаешь, только о себе забочусь? Жизнь, отец, такая…Вот остановись я сейчас, завтра никому не нужен буду, на моём месте трое будут сидеть. А в доме-то - половина барахла на кредитах. Жена сейчас, в свой магазин и до ночи, без выходных...Парень растёт сам по себе...Что тебе рассказывать, ты сам новой жизни успел прихватить. Много мы тебя с матерью дома видели? Работа, работа! Дом строить!...- помолчал.- Ладно, не обижайся на меня, отец. Приеду, через недельку, заскочу к тебе, а сейчас…бегу.

Не ожидал, как прорвало сына-то. Да, он и сам часто вспоминал другое время, когда денег было меньше, купить чего было трудно. Но по выходным рыбалка, зимой лыжи, все вместе… Как часто на их участок без церемоний приезжали друзья. Походы по грибы, весёлые застолья, шашлыки, песни под хорошую гитару… Куда всё? За деньги? Ну и разбогатели? Обстроились и обставились? А жизнь-то где? Простая жизнь в человеческую радость? В колбасе? Или вот в его доме? Строили и для сына, а тот: «Зачем он мне? Работы здесь нет. В город не наездишься каждый день».

И друзья потихоньку растворились в новой жизни. Их деревня, наполовину дачный посёлок,  в запустении; нет смысла копаться на грядках, на которые доехать стало накладно, платить за воду, свет. А спроси про отдых? Удивятся: о чём ты?
Сейчас пытается глава что-то возродить: ферму заложил, людей собирает, какие-то спонсоры нашлись. Но ему-то что?

Журов ещё несколько минут смотрел на картину, как бы стараясь вобрать в себя, запомнить, потом, оглянувшись на дверь, подошёл к кровати внука и стал быстро доставать из внутренних карманов пачки денег, и торопливо засовывать их поглубже под матрац. Пусть их с Ириной дом не пропадёт, пусть для их потомка, внука будет помощью в начале жизни. Найдут не сразу, а сын поймёт, что это и есть обещанное. Так-то лучше, а то в его состоянии таскать с собой… Отдать сейчас? Поймёт, что дома у него уже нет, значит надо оставлять… Нет, проблем для других никогда в жизни не создавал, да и себе не хочет. Здесь от неприятия задохнёшься…

Спускаясь с крыльца, ощутил наступающее ощущение слабости собственного тела, тянущую вниз силу земли; постарался выйти за калитку и там остановился, ухватившись за штакетник. Отсюда окна уже не видны.
Куда? Остаётся крайне неприятное, но не до жиру… Пойти к старому товарищу, главе поселения. Он - человек, поймёт; поможет определить в районную богадельню, как ни называй - дом престарелых или ещё как. Там он со своей пенсией не будет чувствовать себя приживалом. Там помогут дожить работники, получающие за это деньги… Там старичьё, такие же, каждый по своему ушибленные жизнью, с которыми можно говорить, спорить, вспоминать. Жить. А здесь… Документы у него все есть… И это мысль о документах напомнила, что забыл свой саквояж, там всё. Но возвращаться ни сил, ни желания. Сын привезёт

Журов шёл в сторону автовокзала, останавливаясь всё чаще по требованию сердца, и вдруг, повернув за угол, остановился на полшаге. Это была ТА улица, ИХ улица, они вспоминали её всю их жизнь, в которой было всё: и настоящая любовь, и размолвки по мелочам, и радости и трудности. Была и прошла, прошла жизнь. Вот там, подальше… она тихонько щла и подставляла руки под только, что появившиеся, первые снежинки.
 И он догнал её, и тоже, ловя белые комочки, сказал: « ЗдОрово! Правда!?...» И вдруг неожиданно для себя, всегда стеснительного с девчатами, выдал: « А меня Слава зовут».
 Невольно убыстряя шаги, Журов, не обращая внимания на начавшуюся грозную боль в груди, узнавал, узнавал место. Деревья стали высокими, вот лавки другие, да вот тот же самый киоск газетный, здесь и увидел…нет, там подальше.  А вот и первые снежинки…

Раздирающая боль охватила всю грудь, но надо дальше. Вот оно, ведь он откуда-то знал…что и как надо.  Вот здесь она шла…

Боль исчезла. И он сразу увидел её… идущая впереди девушка, протянула вперёд руку, ловя снежинки. Он ещё не знает, как её зовут, но это его Ирина. Сейчас он догонит, и всё будет снова, всё будет… и  поравнявшись, радостно сказал: «ЗдОрово! Правда!? А меня Слава…»



Редкие прохожие обходили стоящие на тротуаре милицейскую «Газель» и «скорую» с надписью "специальная", небольшую группу людей за ними. Несколько раз сверкнули блики фотовспышки. Через десяток минут милицейский начальник передал бумагу в открывшуюся дверку водителя «скорой», потому как он старший и настоящий медик здесь лишний
- Мы закончили, можете забирать.
Разглядывая бумагу, водитель спросил.
- Что ни будь известно? Кто? Адрес?
- Там написано. Неизвестный.
- Бомж?
- Непохоже. Да только ни ключей от дома-квартиры, ни документов, только денег чуть, таблетки, да фотография, наверное, с женой и  каким-то мальцом.   Везти знаете куда? Всё. Мы уехали.

Через некоторое время «скорая», переваливаясь на бордюре, выехала на дорогу. Первый снег набирал силу, водитель включил «дворники» и не отрывая взгляда от дороги, спросил напарника.
- Обратил внимание? Лицо-то у него…выражение, счастливое… как бы.
- Да – удивлённо повернулся тот – а я подумал, что мне показалось.
- Добрый, наверное, человек был. И закончил, похоже, в душе с добром…
Колёса прорезали хрупкую белизну, машина уезжала и снег потихоньку заравнивал следы.
27 Плакала флейта
Тамара Авраменко
Плакала флейта.
рассказ
       Сквозь сон он услышал  мелодию, нежную, берущую за живое. Валерий Николаевич открыл глаза. Плакала флейта. Плакала где-то совсем рядом. Может быть, за теми валунами? Он глянул на часы: спал недолго, минут двадцать. Пытался хоть на время забыть о необходимости принять решение, давать согласие на перевод в другую часть или нет, и не заметил, как задремал. Жена Лариса мечтала перебраться из отдалённого гарнизона в Сосновск,  город детства, а ему  не хотелось покидать родной полк. Сюда он приехал лейтенантом прямо из училища. Теперь за плечами майора  Павленко был приличный лётный стаж.
      Он встал, потянулся и прислушался. Мелодия разливалась, то поднимаясь ввысь, натягиваясь в струну, то обрушиваясь вниз и замирая. Странно. Неизвестный музыкант, как и он, оказался в столь ранний час здесь, на диком пляже, примыкавшем к территории военного санатория. Валерий Николаевич приезжал сюда ежегодно вот уже лет пять. Командир авиаполка воинской части следил за оздоровлением лётного состава. В этот раз Павленко отдыхал без супруги. Отпуск у Ларисы по графику был осенью. Отпустила легко, в шутку пригрозив:
- Смотри у меня, не влюбись там! Впрочем, на всё воля Божья.
       Он красноречиво  повертел обручальное кольцо на пальце.
- Пустое, - махнула рукой супруга. – На курорте все мужики оказываются неженатыми.
- Ты у меня одна, единственная.
       Он не лукавил, он действительно любил свою Ларку, как мальчишка, несмотря на десять лет семейного стажа.
       Майор закинул полотенце на плечо и пошёл за зов мелодии. 
       У самой воды на камне сидела девушка с флейтой. Он видел её в пол- оборота. Длинные пальчики двигались уверенно, вздрагивали худенькие плечики. Бронзовый загар приятно сочетался с белым в синий горошек  сарафанчиком. Каштановые волосы рассыпались по плечам и спине.  Замерли последние звуки.  Девушка продолжала сидеть, глядя на волны, время от времени утирая ладонью слёзы. Майору стало неловко, он повернулся, чтоб незаметно уйти, но она увидела его и вскрикнула от неожиданности:
- Ой! Давно Вы здесь?
- Да, то есть нет…  Я хотел сказать, что просто заслушался. Это Моцарт?
- Нет. Это …  это неизвестный начинающий композитор.
- Давайте познакомимся. Неудобно разговаривать, не зная имени. Валерий, - он протянул девушке руку.
- Лика, - шагнула она навстречу. – Полное - Анжелика. А где Вы отдыхаете?
- Санаторий Министерства Обороны, проще - военный санаторий. Как раз за Вашей спиной.
       Она спрятала флейту в футляр. На крышке было выведено имя – Марк.
- Мне пора, - вдруг сказала Лика.
- Мы увидимся? – ему хотелось продолжить разговор.
-Трудно будет разминуться. Вы же придёте на завтрак? - сказала девушка и направилась к своему корпусу.
- Ты только глянь, какие кадры осчастливили нашу тихую обитель! – сказал капитан Скоробогатов, сидевший за одним столиком с Валерием.
       Капитану, как и Валерию, оставалась последняя неделя путёвки.  За время пребывания он успел завести две короткие интрижки, а любвеобильная натура искала новый объект. Небольшая группка вновь прибывших отдыхающих  выстроилась к столу диетсестры. Лика успела получить талон и глазами искала назначенный столик. Заметив Валерия Николаевича, улыбнулась и кивнула.
- Ну, ты даёшь, майор! Когда успел? – удивился Скоробогатов. – Кто такая?
- Не знаю. Утром у моря столкнулись случайно.
- Не вопрос. Выясним.
- Тут тебе ничего не обломится, - разговор Валерию был неприятен. – Меньше трепи языком.
      Пляж оживал, заполнялся людьми. Валерий подставил грудь приятным утренним лучам. Сегодня он займётся сувенирами для Ларисы и сынишек.
- Забьём партейку? – Скоробогатов вывалил на лежак шахматы.
- Можно, - согласился Валерий. Надо было скоротать время до обеда.
- Я разузнал о новенькой, - сказал капитан, делая рокировку  в начале партии. – Повезло. Сосед по комнате служит в одном полку с её отцом. Между прочим, командиром части. Любопытная история вышла. Девчонка-то замужем. Ранняя, всего двадцать два, а ребёнку три года. Она музыкантша, в филармонии работает. Муженёк – гитарист бросил. Анжелика  травилась, лежала  в психушке. Папаша отправил сюда отвлечься.
        Валерий вспомнил утро и будто снова услыхал плачущую флейту.
- Ничего. Клин клином вышибают, - разглагольствовал Скоробогатов. – Лекарство от любви - новая любовь. И я готов.
- Тебе мат, - объявил Валерий Николаевич и встал. – А девчонку тронешь – размажу по стенке. Уяснил? – он бросился в воду и поплыл.
      Когда майор вернулся к лежаку, капитана уже не было. Лику он заметил сразу. Узнал по волне каштановых волос. Она сидела на махровом полотенце у самой воды, закрыв глаза, подставив лицо солнцу. Он решил не подходить, но против воли наблюдал за девушкой. Ему нравилось, как она поправляла купальник, приоткрывая незагорелые места на бёдрах и опуская лямочки на лифчике. Вот она расчесала волосы, собрала их и, красиво завернув, схватила шпильками. Обнажилась загорелая шея, мочки ушей с бирюзовыми серёжками, чуть выступающие ключицы. Она показалась ему беззащитной и трогательной. Валерий рассердился и уткнулся лицом в лежак.
         Майор переходил из магазинчика в магазинчик. Трудно было выбрать, нравилось всё. Наконец он определился. Ларисе купил ожерелье из жемчуга.  Сынишкам – кораблик под парусами и большую раковину с шумом моря. Ходить по жаре было утомительно, и он зашёл в кафе выпить кружку холодного пива.  За дальним столиком сидела Лика. Она что-то писала, комкала листы, начинала снова.
- Добрый день. Можно присесть? – приветливо улыбнулся он.
- Пожалуйста, - ответила девушка и стала заталкивать в сумочку исписанные листы. Валерию бросилась в глаза строчка: «… тебя нет рядом, всё потеряло…»
- Лика, Вы тоже любитель побродить в жару по магазинам?
       Она подняла на него светло-карие глаза, полные безысходной тоски, и вдруг спросила:
- Скажите, Валерий, почему любовь так беззащитна? Почему проходит, как ветрянка у ребёнка? К чему тогда любить?
- Любовь не ветрянка. Она либо есть, либо нет.
       Девушка заговорила сначала путано, затем всё увереннее. Валерий узнал историю любви  новой приятельницы и амбициозного музыканта Марка. Майор понимал: ей надо высказаться.
- Что же мне делать? – с надеждой спросила она. Почему-то верилось, сейчас этот умный и сильный мужчина подскажет выход. 
- Жить, растить дочку, верить, что встретишь настоящую любовь, - сказал Валерий и почувствовал банальность слов.
- Так просто?
- А зачем усложнять? Люди разные, они подобны цветам. Иной, глядишь, вытянет всю влагу, и к утру ваза пуста. А иному её хватает надолго. Надо понимать, с каким цветком имеешь дело. Я думаю, Ваш Марк – нарцисс.
     Они спешили на ужин. У ворот санатория столкнулись с капитаном Скоробогатовым.
- Ну, майор! Ну, моралист хренов! Всё с тобой ясно, - процедил капитан.
       К вечеру погода резко поменялась. Валерий Николаевич долго не мог уснуть, лежал и слушал, как шумят деревья за окном. К утру ветер стих, но море оставалось беспокойным. Отдыхающие в основном осели в номерах.
        Постепенно народ выползал на берег в надежде, что распогодится. Любители экстрима пытались бороться с волнами. Время близилось к обеду. Валерий тоже решил пройтись. Он принял решение отказаться от перевода и надеялся, что здесь, у моря на свежем воздухе, придут умные мысли. Надо было найти веские аргументы, способные успокоить Ларису, но в голову лезла сплошная философия.  «Что есть Земля? Забавная игрушка в руках Всемогущей Силы, огромный завод по производству, переработке и утилизации рода человеческого. Конвейер Времени работает размеренно, запуская веретёна людских судеб. С момента пуска, с нулевой точки, веретено наматывает Временные Кольца, и человек живёт заданной жизнью. Достигнув положенной толщины, Кольца начинают убывать и переходят опять в нулевую точку. Веретено сходит с конвейера, и человек покидает этот мир. Значит, и я принял решение, заложенное свыше. К чему сомнения? Ларе просто скажу:  «Будет так, а не иначе».
       И тут он увидел Лику. Она вошла в воду и поплыла.
- Сумасшедшая! – вырвалось у него.
       Волны, одна за одной,  услужливо подставляли девушке свои горбатые спины и уносили всё дальше от берега. Медлить нельзя было. Валерий сбросил кроссовки и, как был в одежде, поплыл, стараясь не упустить пловчиху из виду.
       Несколько раз он крикнул:
- Возвращайся! Поворачивай назад! – но вряд ли она услышала.
       Видимо, Лика устала и вдруг исчезла под водой. Он энергичней заработал руками. Голова девушки вновь появилась на поверхности, и она повернула к берегу. Теперь оба плыли почти рядом.
- Не бойся! Я с тобой! – крикнул он. – Ложись на волну, она тебя понесёт!
- У меня нет сил!  Больше не могу! – крикнула Лика в ответ.
- Можешь! Только держись на поверхности! Осталось чуть-чуть!
       По рассказам других, он знал, подплывать совсем близко нельзя. Девчонка запаникует и потащит обоих на дно. Если начнёт тонуть, он успеет подхватить.
     Девушка  немного успокоилась.
- Приготовься! Сейчас самое главное! – орал Валерий Николаевич. – Волна выбросит тебя и тут же потянет назад. Будь готова и без паники!
       Её с размаху выбросило на берег. Она ударилась коленом о гальку, хотела встать, но волна накрыла с головой и потянула в море. Второй раз Лика попыталась удержаться на ногах, но упала и поползла вперёд. Вдруг до неё дошло: всё бесполезно, волна сделает с ней всё, что захочет. Неужели конец? Алёнку она больше не увидит. Чьи-то руки подхватили и сильно толкнули на песок. В этот раз волна только лизнула ноги и уползла. Лика убрала волосы, прилипшие к лицу и, пошатываясь, встала. Голова кружилась,  водило из стороны в сторону. Валерий тоже выбрался из пены и снимал прилипшие к ногам водоросли.
- О, ужас! – воскликнула Лика, увидев, во что превратился купальник. Лифчик и трусики сползли вниз, открыв  маленькие груди и низ живота. Она стала судорожно натягивать всё обратно, руки не слушались.
       Валерий  укутал девушку полотенцем, подхватил на руки и понёс в корпус. Лика уткнулась в его плечо. Зубы выбивали дробь.
- Горячий душ тебе не помешает. В ванной найдёшь халат.
       После чашки чая Лика почувствовала, как приятное тепло растеклось по телу. Валерий, заложив руки в карманы, ходил по комнате. Девушка исподтишка наблюдала за ним. Сейчас она походила на затравленного зверька.
- Зачем ты это сделала? – обратился он на «ты», словно знал её тысячу лет.
- Хотела испытать судьбу. Подумала: выплыву  - буду жить, а нет…
- А о дочке подумала? На кого её бросаешь?
       Она молчала. Валерий остановился. Щемящее чувство жалости разрывало сердце. Он положил руку на её плечо и сказал:
- Выбрось глупости из головы. 
       Лика рванулась к нему, обвила руками и поцеловала в шею.
- Солёный, солёный, - шептали губы.
       Валерий почувствовал, как тело напряглось, загорелось острым желанием. Он стиснул её в объятиях и припал к полураскрытым губам. Лика стянула лифчик, упругие соски коснулись его груди. Валерий отпрянул от девушки, как будто обжёгся обо что-то горячее, и торопливо вышел из комнаты.
- Куда Вы, Валерий Николаевич? Там дождь, - остановила его дежурная, скучавшая в вестибюле.
       Он отрешённо посмотрел на неё. Над столиком висел передвижной календарь. В рамочке стояло число – 18 августа. День рождения мамы! Как он мог забыть!
- Нужно дать срочную телеграмму, - сказал он скорее себе, чем дежурной.
       Через час Валерий вернулся. Лики в номере уже не было.
        Валерий  завтракал и поглядывал на Ликин столик. Девушка не появлялась. Он сходил на массаж  и шёл к себе переодеться.
- Вам звонили, но я Вас не нашла, - сказала дежурная. – Вот номер записала. Просили перезвонить.
       Майор узнал телефон части. «Что-то случилось дома», - с тревогой подумал он. После длинных гудков из трубки донеслось:
- Дежурный по части капитан Рудой.
- Майор Павленко, - успел сказать Валерий и тут же услышал взволнованный голос замполита:
- Павленко, завязывай с отдыхом и срочно возвращайся.
- Что случилось?
- Политическая обстановка требует. Подробности не по телефону.
- Виктор Сергеевич, к чему такая срочность? Можно подумать, началась война, – пошутил Валерий.
- Похуже. Государственный переворот, - ответил замполит, и трубка заныла короткими гудками.
       Новость ошеломила. Майор лихорадочно соображал.
- Как позвонить в аэропорт? – обратился он к дежурной.
       Через час Валерий и ещё два офицера из соседних номеров мчались в такси в сторону Симферополя.
***
- Сегодня обед готовлю я. Хотите борщ? - Валерий Николаевич  посмотрел на невестку.
       В последнее время по выходным он брал кухню на  себя, понимая, сейчас Марине надо больше внимания уделять  Светочке. Первый класс начался для внучки с травмы. Неудачное падение с качелей, и как результат – перелом.
- Борщ так борщ, - обрадовалась Марина. -  Кстати, договорилась с одной студенткой музучилища – мне её сотрудница порекомендовала – походит к Светочке. Будет заниматься. И девчонке заработок.
- Только платить за уроки буду я, - вызвался Валерий Николаевич.
      …Всё-таки мечта Ларисы сбылась.  Со временем он перевёлся в Сосновский полк. Здесь подросли сыновья. Здесь вышел на дембель. Здесь потерял Ларису. Нет, она не погибла, просто исчезла из его жизни.
      Как и предполагал Валерий, работу по специальности она не нашла, а другой не хотела. Её работой стали походы в церковь. Сказалось влияние семьи. Мать Ларисы каждый раз находила повод, чтобы дочка сопровождала её на службу. Вскоре Лара и сама пристрастилась. И как обухом по голове: жена заявила, что уходит в монастырь. Своё решение объяснила так: «Перед смертью мама сказала: «Лариса, будь ближе к Богу. Такой тебе мой материнский наказ».  Никакие доводы не смогли её переубедить… 
       Робкий звонок в дверь оторвал его от газеты. Валерий Николаевич пошёл открывать.
- Елена, - представилась девушка.
- Валерий Николаевич, дедушка Светочки.
- Я догадалась. А где моя ученица?
       Чтоб не мешать, он ушёл к себе, прихватив газету. За стеной слышались оживлённые голоса, Знакомство шло полным ходом. И вдруг по квартире разлилась нежная мелодия. Плакала флейта, тосковала по ушедшей любви.
- Не может быть! Это она, та самая мелодия!
       Он потихоньку вошёл в гостиную. На стуле лежал футляр.
- Марк, - прочитал Валерий Николаевич.
       Девушка доиграла.
- Как Ваше имя-отчество? – переспросил он
- Елена Марковна.
- Всё так, всё так. Алёнка. А мама Анжелика?
- Вы знакомы?
- Да. Встречались, - занервничал Валерий Николаевич. – Как она? Где? Сколько ж мы не виделись? Пожалуй, лет 17.
- У мамы всё хорошо. Завтра концерт в филармонии. Приходите.
- Приду. Только ей ни слова. Договорилась?
         Марина и Света смотрели во все глаза, ничего не понимая.
- А Вы – дядя Валера? – сказала Елена и покраснела.
- Лика рассказывала обо мне? – удивился он.
- Да, как Вы её спасали.
- Какие цветы она любит?
- Белые хризантемы.
       Валерий Николаевич пытался скрыть волнение. Объявили выход Анжелики и все её звания. Пианистку встретили аплодисментами. Пред ним  предстала уверенная в себе красивая женщина. Длинное чёрное концертное платье очень шло ей.
- Я думал, она будет играть на флейте, - обратился Валерий Николаевич к Елене, сидевшей рядом.
- Мама – пианистка, флейта – второй инструмент.
       Публика встречала тепло. Анжелика играла и играла, а он видел высокие волны и маленькую испуганную девочку, борющуюся за жизнь, слышал её голос:
- У меня нет сил! Больше не могу!
       Анжелика сидела перед зеркалом, разминая уставшие пальцы. Сегодня Алёнка пришла не одна. Рядом с дочкой сидел представительный интересный мужчина. «Забавно, забавно, - подумала она.  – Выросла      дочурка.  Ничего  не поделаешь».
      Он постучал в гримёрную и приоткрыл дверь
- Здравствуйте, Анжелика! Это Вам, - Валерий Николаевич протянул белые хризантемы.
       Она  удивлённо посмотрела на него.
- Валерий? – и неожиданно сказала, как тогда: - Давно Вы здесь?
- Давно. Сейчас мне кажется, всю жизнь.
       Анжелика подошла к нему, обняла за шею, уткнулась в плечо.   
- Как же я мечтала об этом, - прошептали губы.
       Сердце молотом стучало в груди теперь уже подполковника.
- Если позволишь, я буду рядом всегда.
       Она только крепче прижалась к нему. Слова были ни к чему.
28 Черно-белое кино
Виктория Белькова
«Никакое слово гнилое да не исходит из уст ваших,
а только доброе для назидания в вере…»

/Еф. 4.29/



Публикация рассказа в православной газете "Благовест"

16 января 2015

blago.91@mail/ru





      Подруги и знакомые свой отпуск проводили  в местах ближнего и дальнего отдыха, а Зоя в последние годы стала регулярной пациенткой больницы. Здоровье стало подводить, и, когда наступал кризис, без стационара не обходилось. Мой антикурорт – так полушутливо называла она стационар.


      Каждый раз, задавая себе вопрос, в чем смысл такого ее креста, женщина сделала для себя неожиданное открытие. Понятно, что болезни посылаются по грехам нашим, но было здесь еще какое-то другое объяснение. И это другое, вдруг проступило в сознании, связало во едино все случаи посещения больницы, придало иной смысловой оттенок. Во время каждого пребывания в стационаре, Господь посылал Зое встречу с человеком, с которым у Зои происходил разговор о Боге. Однажды это была врач – заведующая отделением, в другой раз – медсестра, в третий – соседка по палате. Причем разговор начинался по инициативе Зоиных собеседников.


       Обычно при поступлении в палату, Зоя, раскладывая свои вещи, ставила на прикроватную тумбочку икону Спасителя и Богородицы.  И это была молчаливая проповедь Православия.   Утренние и вечерние молитвы она старалась читать незаметно, про себя, пока все еще или уже спали.


      Соседки по палате, лечащий персонал иногда посматривали на стоящие в изголовье кровати иконы. Наконец, в какой-то момент звучал вопрос:
 
– Вы верующая? Я вот хотела спросить…

Далее следовал вопрос, на который женщина отвечала в силу своих знаний о Православии, советовала прийти в храм, побеседовать со священником. Вопросы сыпались один за другим. Иногда в разговор включались соседки по палате.


       На этот раз она, как могла, оттягивала поездку в больницу. Состояние здоровья не улучшалось.  Уже понимая, что дома не отлежаться, Зоя ухватилась за последнюю соломинку: «Почитаю Серафимово правило, узнаю волю Божию». Положила под иконы две записки, в одной из которых написала «Ехать в больницу», в другой – «Подождать». Сделала земные поклоны, и слова молитвы привычно потекли, заполняя пространство комнаты. После молитвы она потянула одну из записок.  «Ехать в больницу» – не оставляло шансов на самообман, что все как-то само пройдет.


      Бокс из двух смежных комнат с общим санузлом встретил ее удушливой волной. В палате на три человека все места были заняты. Она заняла в соседней палате единственную свободную четвертую койку.  Легла и прикрыла глаза. Недомогание сильно ослабило ее организм, а дорога в больницу отняла последние силы.
 
      Соседками по палате оказались три молоденькие женщины, которые по возрасту подходили ей в дочери. В соседней палате лежали еще две такие же молодые девчонки и армянка Вика. Вика оказалась по возрасту почти ровесницей Зое. И диагнозы у них были похожи. Но Зоя почти не общалась с Викой. Большую часть времени обе женщины не поднимались с больничных коек.


     Зато девчонки быстро нашли общий язык.  Они смеялись, шутили, сдабривая свою речь отборным матом.  Они не обращали на окружающих никакого внимания. Было видно, что они успели сдружиться. Отсутствие общения Зою устраивало, она берегла силы.  Время от времени девчонки из двух палат встречались на смежных балконах для перекуров. Духота в палатах не позволяла закрыть окна даже ночью. Поэтому все, что происходило на балконе, было отчетливо слышно и в палатах. Ох уж эти «современные» реалии – когда молодые мамочки катят по улицам коляски с грудничками, или выгуливают в песочницах детишек, не выпуская сигарету изо рта.  К этому невозможно привыкнуть.


     И эти молодые совсем женщины, кто-то из которых только собиралась стать матерью, кто-то уже стала, не хотели отвыкать от своей пагубной привычки. В общении между собой и по телефону с многочисленными родственниками и знакомыми, девчонки извергали такой шквал матерной брани, что Зоя, прожившая к тому времени немало лет, ничего подобного раньше не слышала.  Она понимала, что было в этом поведении девчонок много от подросткового самоутверждения. Я вот так могу! А я вот так! Нужно было бы что-то сказать им, остановить этот несущийся поток. Обличить, так сказать. Но женщина чувствовала, что не сможет сделать это без раздражения, а значит, обидит.  Обличение без любви – это уже осуждение.  И все-таки ей было жаль этих молоденьких глупышек, ведь ответ будут перед Богом держать за этот грех.  Если не покаются.

 
       А девчонки не унимались, как будто бравировали друг перед другом, кто круче. «Круче» всех оказалась громкоголосая девица из соседней палаты. «Горластая», как прозвала ее про себя Зоя. Речь Горластой нельзя было назвать речью. Это был сплошной поток брани с небольшими вкраплениями нормативной лексики. По децибелам все это зашкаливало за все допустимо-разумные нормы, и было похоже на бомбардировку.  Для Горластой неважно было день на дворе, или далеко за полночь.  Казалось, даже персонал больницы не рисковал противостоять такому мощному напору.


      Зоя понимала, что надо  как-то сказать Горластой о ее поведении.  Ведь она не одна в больнице.  Но из-за слабости не могла  оторвать голову от подушки. Обливаясь потом, впадая в тяжелое забытье, временами выныривая из него, она слышала брань из соседней палаты, слабо пытаясь защититься словами молитвы.  Но, произнеся несколько раз «Господи, помилуй!», снова впадала в тяжелый сон.  Откуда-то из подсознания всплывала вычитанная давно мысль: «В аду, должно быть, еще хуже». Она думала об армянке Вике. Вике, конечно, приходилось еще тяжелее, чем ей. Временами Вика разговаривала по телефону на армянском с характерными гортанно-восточными переливами. Проходя мимо соседней палаты, Зоя обменивалась с Викой понимающими взглядами.


      Через несколько дней одну из девчонок выписали. На ее месте поселилась Неля, старше Зои двенадцатью годами. К этому времени самочувствие Зои немного улучшилось. Заметив иконы на тумбочке, Неля заговорила о вере. Неожиданно к разговору подключились их молодые соседки. Они как будто ждали этого разговора, но боялись его начать.  Вопросы сыпались на Зою, как из кузовка. Коснулись и темы сквернословия.

 
 – Знаете, – Зоя старалась исключить из голоса любые назидательные нотки, – каждое скверное слово, как сказал кто-то из святых отцов – это пощечина Божией Матери. Как же мы будем просить ее заступиться за нас, наших детей, если так избиваем ее своими бранными словами?


Вопросы не заканчивались допоздна. Двери в обеих палатах были открыты. В соседней палате царила тишина, и казалось, что из этой тишины кто-то прислушивается к их разговору. Так прошел вечер перед выпиской.


        Наступил день выписки. Горластая к этому времени стала вести себя тише. Но стиль поведения и речи не изменила. Слушая ее, Зоя с удивлением отметила, что в речи Горластой проскальзывают даже литературные обороты.  И это очень ее удивило. Очень уж это не вязалось со сложившимся обликом Горластой.
 
      Всех соседок Зои выписали.  А ей врач сказала, как отрезала:

 – Не выписная!


В соседней палате тоже готовились к выписке. Выписывали армянку Вику и кого-то из молодых женщин. Складывая свои вещи в пакеты, Неля спросила:
 
– Горластую выписали? Нет? Нет!

 
     Неля с сочувствием поглядела на Зою. Ведь той предстояло еще неизвестное количество времени терпеть присутствие Горластой, выслушивать  ее бесконечные телефонные монологи. Напору, мощной энергетике Горластой не мог противостоять никто. Даже врачи и строгий медперсонал не решались делать ей замечания.


      Оставшись одна в палате, Зоя всплакнула о нелегкой бабской доле вообще и о своей в частности.  Из соседней палаты донесся голос Горластой.  Более тихо, чем обычно та разговаривала с кем-то по телефону.  В голосе появились даже нежные нотки, в речи слышался хороший литературный слог. Зоя недоумевала, как матерная сногсшибательная грубость  и то, что она сейчас слышала, могло умещаться в одном человеке? Наконец Зоя поняла, что Горластая, видимо, разговаривала со своей дочкой. Слушая непривычно ласково журчащий голос Горластой, женщина думала о том, что в каждом человеке, пока он жив, есть частица светлого.  У кого-то больше, у кого-то меньше, но обязательно есть.


    К вечеру неожиданно для Зои в дверном проеме показалась голова Горластой:

– А меня к вам переселяют. Пустите?

  Вопрос ее был, конечно, риторическим.  Пустить или не пустить – это от Зои не зависело, впрочем, как и от самой Горластой.  В ее палате санитарка собиралась проводить генеральную санобработку, а в палате Зои эту самую обработку уже провели.  Но Зоя решила поддержать игриво-шутливый тон Горластой:

– Пущу. Если материться не будешь.

– Че-о-о? – лицо Горластой вытянулось.

– Пущу, говорю, если матом ругаться не будешь, – и уже более мягко добавила, – а то у меня от матов давление повышается.

Зоя хотела сказать «настроение портится», но почему-то вырвалось про давление.  Горластая отреагировала мгновенно:

– Хорошо, не буду! Пожалею ваше давление.

– Ну, тогда давай знакомиться. Зоя.

– Ленка.

– Вот и познакомились.


      Ленка перетащила свои вещи и стала раскладывать их в тумбочке. Повисло тягостное молчание, которое тяжелело с каждой минутой, грозя превратиться в свинцовое. Женщина торопливо подыскивала тему общего разговора.  О чем можно было бы заговорить с Горластой?  То есть с Ленкой? Наконец, Зоя решилась:

– Ты по телефону с дочкой разговаривала? Сколько ей?

– Пять.

– И моей младшей пять. Ты в каком месяце рожала?

– В сентябре.

– А я в феврале.

– А вы откуда? – в свою очередь задала Ленка вопрос.

– Я из Б., а школу заканчивала в Р-скую.

– И я Р-скую! –  Ленка удивленно-радостно вскинула брови.

И потек между ними разговор об общих знакомых, учителях.

– Моя любимая учительница – Татьяна Алексеевна. Знаете, как я ее любила и сейчас люблю! Это такая супер-женщина! У меня по ее предмету, английскому, всегда пятерки были. По другим предметам тоже, но английский – мой любимый.


      Зое приятно было слушать Ленку. Потому что английский в родной школе преподавала ее лучшая подруга – Танюша, с которой они дружили вот уже более сорока лет. Татьяна была женщиной яркой и личностью неординарной.  Никто не относился к ней равнодушно: ее либо тихо обсуждали за глаза, либо открыто ею восхищались.

      Между тем Ленка продолжала:

– Знаете, мне нравилось учиться, по всем предметам были пятерки. Я очень много читала. Мои сочинения отправляли на районные и областные конкурсы.
 
«Так вот откуда литературный слог»,– улыбнулась про себя Зоя.


– Я была этакой звездой класса. Мне все было интересно. Участвовала в районных олимпиадах, в школьных спектаклях и смотрах художественной самодеятельности, ездила на соревнования по волейболу и баскетболу. Нужно было убирать морковку на поле? Я ехала сама и тащила за собой весь класс.  А потом... – Ленка замолчала, – потом я попала в плохую компанию и покатилось, – Ленка скривилась и махнула рукой.


    Зоя молча слушала.  А Ленка через некоторое время продолжила:

– А в этом году у меня умер муж.  Не своей смертью. Справили поминки. После поминок я пошла в храм.  День был где-то среди недели, службы не было. Я пришла, поставила свечку за упокой и прочитала молитву – там, на столике, листочек с молитвой есть.

Вдруг, глаза Ленки расширились, и она стала говорить горячо и торопливо, как будто боялась, что кто-то может помешать, и она не успеет сказать всего, что хотела.

– Вы знаете, про меня много плохого говорят. И это все как будто на меня налипает.  И так тяжело от этого. А я, когда свечку поставила, вдруг, как заплачу.  Я так сильно плакала и чувствовала, что от меня пластами отваливается налипшая на тело и душу грязь. И падает, падает рядом со мной.  А я чувствую, как мне становится легче, легче.  Я вышла из храма и почувствовала такой покой и умиротворение, такую легкость! Этого не передать словами!

      Женщина слушала Ленку и улыбалась.  Наконец, сказала:

– Это тебя благодать коснулась.

– А еще я так хотела  приложиться к мощам Матронушки! Так хотела! Я так много читала о ней! Но с работы не отпустили – некому было подменить.

 
    В город действительно не так давно привозили частицу мощей  святой Матроны Московской.  Два дня люди не переставали идти нескончаемым потоком к мощам святой праведницы. И это было удивительно для маленького провинциального городка.  Лена заговорила снова:

– У меня есть медальон с изображением Матронушки.   Муж незадолго до смерти подарил.


        Бальзамом были слова Лены о блаженной старице Матроне Московской, одной из любимых Зоиных святых. Как много оказалось у Зои с Леной общего! Она смотрела на нее и чувствовала, как ей становится нестерпимо жалко эту совсем еще молодую, запутавшуюся в жизни женщину.  А по сути беззащитную, как и большинство представительниц слабого пола, мечтающую о своем маленьком женском счастье. После этого разговора между ними возникла ниточка почти родственных отношений.

        Зоя понимала, что ей дано было увидеть совсем другую сторону души этой молодой женщины, сокрытую от посторонних глаз.  Произошло это помимо ее воли, и она была благодарна Лене за откровенность, а Богу за еще один жизненный урок.
 

         Еще она думала о том, что Господь ей показал, как бывает обманчиво первое впечатление о человеке.  Жизнь человека, как кадры черно-белого кино.  Только у Господа серого цвета не бывает – лишь черное и белое.  Сделал доброе дело – белый кадрик, сделал плохое – черный кадрик.  Но жизнь сложная штука. Бывает, что и в одном кадре соседствуют белый и черный цвет, в разном процентном соотношении. Но никогда для Господа они не смешиваются в серый оттенок. Доброе дело – шаг к Богу. Подлость, слабость ко греху или предательство –  шаг от Бога.


          Бывает, знаешь человека всю жизнь. Но наступает момент, и человек поворачивается к тебе такой чернотой, что ты и не подозревал, о таких его душевных тайниках, и не представлял, что этот белый и пушистый с виду человек, каким он всегда казался, способен творить такие нелицеприятные вещи.


          А бывает, как в случае с Ленкой. Презираемый и осуждаемый многими, хранит такой человек светлые кадрики в своей душе.  И через них держит связь с Богом, через них, может быть, когда-то придет к покаянию и очистится его душа. А Господь ждет. Ждет каждого, у кого в душе сохранился хотя бы  один светлый кадрик. Через это светлое в душе каждого дарует Господь и земные наши дни, в надежде, что исправим мы пути свои и устремимся к вечности.


     На следующий день обеих женщин выписали. Они расстались, как лучшие приятельницы.  А Зоя, вспоминая Лену, поймала себя на мысли, что испытывает к ней почти материнские чувства.  Это несколько удивило и обрадовало ее одновременно. Значит и ее, Зоина душа, не зачерствела, а значит жива.
29 Синдром опустевшего гнезда
Виктория Белькова
«…и кто примет одно такое дитя во имя Мое,
тот Меня принимает…»

(Евангелие от Матфея гл.18; стих 5)


(Фото из интернета)




              Только с возрастом начинаешь понимать родителей.  Когда в семье у молодых супругов появляются дети, появляется ответственность за эти крохотные создания.  Они растут, а вместе с ними растешь и ты, учишься быть папой или мамой, учишься быть педагогом и воспитателем.  Потом приходит время, и дети, словно птенцы, разлетаются по Божьему миру.

              У многих моих ровесников дети уже выросли, разъехались, обзавелись семьями.  И чаще всего, живут отдельно.  Встречи между родными людьми бывают такими редкими…  Оставшись одни, родители теряются.  Раньше времени на всё и на всех не хватало, а сейчас его уйма, масса!  Дома тихо, чисто и скучно. В старину детей рожали много, стариков одних не бросали.  Как правило, в родительском доме оставалась семья младшего сына.
 
               В наше время, к сожалению, совсем другой семейный уклад.  Два ребенка в семье считается более, чем достаточно.  И эти двое детей покидают родное гнездо, когда родителям не исполнилось еще и сорока.  Когда, еще столько жизненных сил, позади материальные трудности, а заботится не о ком.  Нередко именно в это время распадаются многие семьи, прожив в браке двадцать, тридцать и более лет. 

Как-то услышала фразу:

– Ходим с мужем, глазами по стенам водим, будто ищем кого-то…

              Психологи называют такое состояние «синдромом опустевшего гнезда».  Тоска и печаль по прежним временам, когда в доме было шумно и радостно, может развиться в депрессию и уныние, прогоняет сон, лишает аппетита.  Человек теряет интерес к жизни.  Если в этот момент не найти новый смысл, цель, ради которой стоит жить и тратить свои неизрасходованные родительские чувства, то все может кончиться плачевно.  Потребность заботы о ком-то особенно остро переживают женщины.

              Как-то повстречалась со своей доброй приятельницей.  Давно друг друга не видели, обнялись, присели на лавочку.  После обычных расспросах о домочадцах, здоровье, приятельница говорит:

– Ты заешь, Ванечка у нас в армию уходит по контракту на два года.  А если понравится служить, хотел бы пойти по военной стезе.  Мы с мужем уже сейчас боимся об этом думать.  Как мы с ним останемся одни?  Старшие дети вылетели из гнезда, так Ванечка таким утешением для нас остался.  Не представляю, как мы будем без него?

В глазах моей собеседницы мелькнула тревога.  Она помолчала, а потом продолжила:

– Я тут подумала, может, нам ребенка из детского дома взять?  Мужу осторожно «удочку» в разговоре закинула.  Он промолчал.  А я обрадовалась, что не ответил резким отказом.  Пусть подумает, поразмыслит.  Торопить его не хочу.  Мне и самой еще нужно время, чтобы все хорошо обдумать.  Хотя, внутренне я готова.  Есть еще здоровье, средства, а главное, нерастраченное желание о ком-то позаботиться, обогреть.  Маленького ребенка, с пеленок, вряд ли сможем поднять, а вот девочку лет пяти-шести так бы еще хотелось воспитать. Меня лично смущает только одно обстоятельство.

                    Видишь ли, несколько лет назад мы уже имели опыт общения с ребенком, оставшимся без родителей.  А дело было так.  Едем с мужем по Московской трассе, смотрим, пацаненок стоит, «голосует». На вид лет двенадцать-тринадцать, но потом оказалось, что он уже после девятого класса учится в техникуме при детском доме.  Мы подобрали его, в дороге разговорились.  Он нам сказал, что его отпустили из детского дома для того, чтобы он мог навестить своего родного отца.  Адрес он нашел, только дом тот оказался заколочен, и в нем давно никто не живет.

                  Мы подвезли его до города, дали денег на дорогу, а я, сердобольная, еще и свой адрес с телефоном.  Назавтра раздался звонок в дверь, на пороге стоял наш вчерашний попутчик.  Мы не ожидали так скоро с ним увидеться, но в дом пригласили, накормили, ночевать оставили.  Наш Ванечка и гость быстро нашли общий язык.  Ваня потащил его вечером в свою спортивную секцию, на другой день на каток.  Шли зимние каникулы, и мы не волновались, что нашего гостя ждут в техникуме.  Он заверил нас, что его отпустили к отцу на все каникулы.

                 В общем-то, мы так привыкли к этому парнишке, что уже готовы были его усыновить, или взять опекунство – как разрешат органы опеки.  Поехали мы за благословением к нашему батюшке, все рассказали.  Батюшка и благословил нас на доброе дело.  Но мне показалось этого мало, и я взяла благословение еще у другого священника. И после этого случилось такое искушение!

                 Паренек наш засобирался в дорогу, якобы у него появился еще один адрес отца.  Мы помогли ему купить билет, одели, дали денег с собой.  Слава Богу, финансы нам позволяют, и мы не делали различия между нашими мальчишками ни в покупке одежды, ни в чем-то другом.  Что покупали одному, то и другому. 

                 Появился наш «найденыш» через несколько дней раздетый, побитый и пьяный.  Мы, конечно, пережили с мужем шок.  И как-то пропало желание официально оформлять попечительство.  А благословение то уже получено!  Что делать? А что тут можно сделать?  Только молиться.  Вот я и молилась, чтобы Господь как-то все управил.  Господь и управил.  Прошло какое-то время, и в дверь позвонили люди из полиции.  Нас припугнули, что могут привлечь к ответственности за укрывательство ребенка.   Никто его из детского дома не отпускал, парень то в розыске!

                 Так и закончилась эта история.  А благословение?  Господь и об этом позаботился.  Любя и щадя.  Старшие дочь и сын, не сговариваясь, выбрали себе вторую половину из бывших воспитанников детского дома.  У нас очень хорошие зять и невестка.  Вот так.  Дважды брала я благословение на воспитание сирот. Две сироты и вошли в нашу семью…


                 Слушая приятельницу, я вспоминала истории на эту тему, свидетелями которых была сама или близкие мне люди.  Перед глазами –  счастливые семьи, в которых дети воспитываются с любовью, ничем не отличаясь от своих сверстников. Но не сотрешь из памяти и страшную историю, когда ребенка взяли в семью, чтобы поправить материальное положение.  Жутко звучит, но это так. 

                Опыт общения с детьми-сиротами (хотя большая часть детей в детских домах живут при живых родителях) был и у меня. Правда, очень коротенький.  Как-то настоятель нашего храма попросил меня подменить его.  Батюшка приезжал в детский дом с беседами на православные темы по просьбе руководства этого детского учреждения.  По занятости священник не мог какое-то время приходить к детям, вот и благословил меня.

                 Было очень страшно браться за новое дело.  Но дети слушали с интересом.  Готовилась я тщательно: перечитывала гору литературы, подбирала простые и понятные цитаты, приносила иконы, иллюстрации, чертила на доске какие-то схемы, рисовала рисунки.  Добрейшая женщина-воспитатель Валентина Ивановна давала мне темы занятий, она же мне как-то сказала примерно следующее:

– Дети у нас сложные, у каждого за плечами трагедия, предательство.  Постарайтесь…  Как бы вам это сказать… Не раскрываться полностью, что ли.  Иначе сгорите. 

              К моему великому стыду «сгорела» я или «сдулась» после третьей беседы.   Тема, подобранная Валентиной Ивановной звучала так: «Послушание».  Началась встреча, рассказываю детям, прежде всего, о послушании Богу через выполнение заповедей.  Потом плавно перехожу к разговору о послушании начальствующим, о почитании родителей.  Дети, как всегда, слушали затаив дыхание.  Совершенно не нужно было призывать их к дисциплине, они сидели не шелохнувшись.  И вдруг, в этой тишине послышались всхлипывания.  Плакала симпатичная девочка лет двенадцати-тринадцати.  Когда в конце занятия я попросила задавать вопросы, эта девчушка встала и с такой непередаваемой словами болью сказала:

– Вот вы говорите, что нужно слушаться и почитать родителей…  А как можно их почитать, если они тебя предали?!

               И она заплакала уже в голос такими горючим слезами, что я совершенно растерялась.  Подошла к ней, приобняла, пытаюсь успокоить, что-то бормочу там на тему «родителей не выбирают» и что «любить нужно даже своих врагов, а наши родители нам не враги».  И чувствую, какая неподъемная ноша, горе лежит на плечах этой девчушки.  И что ей эти мои заумные разглагольствования?!   Вот я сейчас вся такая «красивая и умная» прочитала деткам лекцию, а потом пойду в теплый уютный дом к мужу, детям, а они – эти воробышки-сиротинушки останутся здесь, в этом унылом и безрадостном месте.

                Вышла из зала, плохо соображая, куда нужно идти.  Валентина Ивановна семенила радом:

– Не принимайте близко к сердцу.  Я же вам говорила…

                Спазмы в горле не позволили мне даже толком попрощаться ни с детьми, ни с воспитателем.

                Стояла чудесная майская пора.  У детей наступали каникулы.  Летом я узнала, что жду четвертого ребенка.  Посещение детского дома с романтичным названием «Гармония» пришлось оставить.  Сначала на время, а после ухудшения здоровья и насовсем.  Валентина Ивановна еще звонила какое-то время.  В телефонных разговорах я малодушничала: не могла сразу отказать ей в просьбе.  Хотя, для себя уже решила, что не смогу, не понесу.  Не прошла проверки.  Как точно и хлестко говорится об этом в замечательном документальном фильме «Форпост»: «Кто они нам, эти дети?  Они – наша проверка!  Проверка на вшивость!»  И я эту проверку не прошла.  Не созрела еще тогда моя душа, чтобы вместить и понести эту боль, разделив ее хотя бы с одним ребенком… Не смогла последовать совету Валентины Ивановны и «не раскрыться» навстречу детям.  А, раскрывшись, не смогла вместить их страдания в свое сердце.  Просто, сердце должно быть большим…


                 С моей приятельницей мы просидели на лавочке довольно долго.  И пришли к единодушному мнению, что нельзя брать ребенка в свою семью, если ты его не полюбил.  Нельзя сначала пригреть сироту, а потом с ужасом осознать, что ты его не смог полюбить.  Сначала – любовь, а потом документы на усыновление.
 
                 Наблюдая за каким-то происходящим вокруг ажиотажем в отношении усыновления и попечительства детей, для себя решила: если Господу угодно, то и в нашей семье появится приемыш. Главное, чтобы в сердце зародилась любовь к ребенку раньше, чем он переступит порог нашего дома. Вот ту плачущую девчушку я бы сейчас удочерила, потому что люблю.  Но уже поздно. Вероятно, сейчас она уже совсем взрослая девушка.  Очень часто так бывает, что люди не могут встретиться на этой земле не только в пространстве, но и во времени…
30 Ди-Би-Би, Де-Бе-Бе...
Иван Эр
Моему отцу и его научным опытам посвящается...

Основано на реальных событиях начала 90-х годов прошлого столетия.

               Не желая мучить читателя неизвестными словами и понятиями, я перевел на обычный русский язык то, что произошло четверть века назад на одной планете, расположенной в центре нашей галактики. Воинские звания, меры длины, классификация звезд и многое другое изменены и приравнены к земным.

                                         ***

               Желтый мохнатый шарик просвистел по пластиковой трубе, вырвался на свободу, плюхнулся на стол, два раза подпрыгнул на гладкой поверхности и врезался в затылок спящего человека. Майора Пятой Регулярной Роты Батальона Чрезвычайных Ситуаций, имеющего за плечами десятки серьезных и сотни несерьезных спасательных операций, награжденного тремя высшими правительственными наградами за отвагу, мужество и самопожертвование, было очень трудно застать врасплох. Он ничуть не растерялся, вскочил, одернул красивую форму и четко доложил в никуда о своем звании, имени и нерушимом порядке на вверенном ему посту. Только после этого взгляд майора Крэйга-Си упал на странный предмет, лежащий перед ним на столе. Сердце на мгновение остановилось и яростно ударило в виски. Рука автоматически дернулась к левому запястью, чтобы сбросить адреналин, но усилие воли остановило рефлекс. Он наслаждался чувством, покинувшем его давным-давно. Желтый мохнатый шарик до сегодняшнего дня Крэйг-Си видел только в учебнике сигналов тревоги и дважды во сне. Это был шанс, мечта всей его жизни и в то же время — страшное проклятье. Взгляд затуманился и в памяти всплыл экзамен по истории.

               - Курсант Крэйг-Си! Последний вопрос! - громко выбивал знания генерал. - Почему два миллиона лет назад была свернута программа «Сеятель»?
               - Вопрос за пределами области необходимых знаний, товарищ генерал! - отрапортовал курсант. - Ответ мне неведом.
               - Вопрос не на знания, а на логику! - парировал экзаменатор. - Вы претендуете на высший бал и выпускное офицерское звание, имею право.
               - Предположение — не есть истина! Имею право на ошибку! - начал торговаться Крэйг-Си.
               - Согласен, вопрос сложный, допускаю даже диспут, смелее курсант!
               - Идея распространить человечество по всей галактике опасна, кроме того влечет большие потери энергии и ресурсов, - начал будущий офицер спасательного флота.
               - Так, хорошо, в чем опасность?
               - Огромные расстояния. Потеря контроля над саморазвивающимися цивилизациями. Большая вероятность военных конфликтов.
               - Что еще?
               - В дополнительной литературе было указано, что на кораблях экспедиции «Сеятель» стояли ограничители. Они не могли залететь дальше трех четвертей расстояния от центра галактики до ее границ. Могу предположить, что это из-за опасности насильственного выхода энергии либо материи за пределы галактики, теоретически ведущего к апокалипсису, - отчеканил Крэйг-Си.
               - Похвально, курсант! Но осторожнее с дополнительной литературой. В ней много информации, не являющейся истиной, - посоветовал генерал. - А что вы скажете о «Ментальном сигнале Грейса-Ди»?
               - Набор непереводимых слов, вызывающих пространственную аномалию, позволяющую мгновенно приводить в действие «Приёмник Грейса-Ди» независимо от расстояния между приёмником и источником сигнала. Он единственный в своем роде и его принято считать сигналом бедствия. Корабли экспедиции «Сеятель» несли с собой информацию о нем...
               - Правильно, а для чего?
               - Чтобы можно было послать нам SOS из глубин галактики, - нерешительно ответил курсант.
               - Вы подобрались практически вплотную к ответу, курсант Крэйг-Си, - печально сказал генерал. - Сколько времени вам понадобится, чтобы спасти людей, пославших сигнал из середины галактики?
               - С нашими новыми двигателями... архиваторным способом перемещения... около тридцати пяти - сорока лет, - подсчитывал Крэйг-Си. - Мы не успеем к тем, кто далеко...
               - Правильно, курсант, не успеем! Максимальный срок длительности спасательной операции — четыре года. Два года туда, два обратно. Иначе смысла нет! Несколько тысяч лет опыта нашей службы это доказали на все сто процентов! Мы находимся здесь, - генерал ткнул указкой в карту звездного неба. - В центре нашей галактики.  И вот представьте, будущий офицер Крэйг-Си, вы получили сигнал миллиона душ оттуда, из середины, куда не сможете успеть! Легко ли вам будет пережить это?   

               Крэйг-Си молчал. Он не знал свою реакцию на такое психическое потрясение. А предположение — не есть истина! Плакат с этими словами висел в каждой казарме.

               - Вы свободны, курсант Крэйг-Си! Я ставлю вам «отлично». Служите достойно, и не дай вам Бог принять сигнал из глубин галактики!

               Крэйг-Си, сглотнув ком, подкативший к горлу, отдал честь, развернулся на каблуках и вышел из кабинета. Генерал откинулся в кресле и вспомнил друга, покончившего с собой сорок лет назад из-за нелепой шутки своих однокурсников. Они подкинули спящему на посту возле «Приёмника» Вальсу-Ли желтый мохнатый шарик...

                                                ***

               Сорокалетний майор Крэйг-Си еще несколько минут стоял неподвижно и смотрел на предмет своего страха и вожделения. Розыгрыш? Вряд ли. Кто бы осмелился? Да и дверь закрыта на ключ. Дрожащими пальцами он взял со стола желтый мохнатый шарик и опустил его в дешифратор. Сигнал сотен тысяч душ, взывающих о помощи, пришел от системы Желтого Карлика, расположенной на расстоянии две трети от центра галактики до ее границ. Навигатор автоматически построил маршрут и выдал время пути. Пятьдесят два года на лучшем корабле Батальона. Замигали красные индикаторы и автоматика приступила к уничтожению информации.

               Крэйг-Си мигом выхватил из-за пояса лазерный кортик и разрубил дешифратор на две части. Аккуратно извлек из дымящихся обломков желтый мохнатый шарик и засунул его себе в карман. Быстрым шагом он направился в кабинет своего бывшего учителя генерала Мерни-Ка.

               - Здравие желаю, товарищ генерал, разрешите обратиться?! - спросил Крэйг-Си.
               - Обращайтесь, майор! - с улыбкой ответил генерал. Он обожал своего бывшего ученика и жалел, что его дочь выбрала себе в мужья не Крэйга-Си, а какого-то пройдоху-фермера с соседней планеты.   
               - Вопрос чрезвычайной важности. Опасен для психики. Примите, пожалуйста, две дозы успокоительного, иначе не расскажу.
               - Да брось, сынок, я уже настолько стар и выгорел эмоционально, что спокойно отреагирую даже на всемирный потоп. К тому же я уже принял, - генерал подмигнул майору и вытащил из-под стола полупустой графинчик с прозрачно-коричневой жидкостью. - Друг с Азалона привез. Знаешь, какие там виноградники? Будешь? Давай, садись, успеешь рассказать.

               Ноги внезапно подкосились и Крэйг-Си плюхнулся в кресло. Разом осушил содержимое стакана и налил себе еще. Целый час они болтали на отвлеченные темы, а еще через время разговор принял деловое русло в жанре плана грандиозного побега.

               - Да пойми ты, - говорил генерал. - Кротовые норы под запретом. Единственное, что мы о них знаем, это ДАНЬ, которую они берут за каждый проход. Только куда эта дань девается? В Черную дыру центра галактики или в пространство в виде фотонов и молекул, никто не знает. Те, кого забрали Кротовые норы, знали сигнал, но не подали его. Значит они мертвы.
               - Либо за пределами действия сигнала, - возражал майор. - Чтобы успеть за два года, мне потребуется всего девять переходов, десять кораблей. Один дойдет.
               - И девять добровольцев кроме тебя! Один вернется через пятьдесят с лишком лет, и кто знает, скольких он успеет спасти, а девять лучших спасателей галактики исчезнут бесследно! - голосил генерал.
               - Оно того стоит, Мерни-Ка! Для того я сюда и нанимался! Чего стоят мои награды за отвагу и самопожертвование, если...
               - Ладно, не кричи. Был бы ты моим зятем, ни за что не отпустил бы. Надежные люди есть?
               - Весь мой взвод. На последнем задании...
               - Знаю, знаю, - прервал его генерал. - Клятва Самопожертвования. У Свифта-Ру четверо ребятишек, пусть останется дома. Я пойду вместо него. И не спорить, иначе не отпущу! Мне нужно три дня, чтобы уладить свои дела, с родными попрощаться... Иди, готовь ребят. Общий сбор через два часа у меня в кабинете.

               В полночь третьего дня десять смелых и отчаянных спасателей вышли на своих кораблях из гавани Батальона. Они не знали, что будет в пути, кого и когда поглотит следующая Кротовая нора, но они знали наверняка, что один из них обязательно успеет...

               Выныривая из очередной Кротовой норы, они оплакивали товарища, оставшегося в ней навсегда и включали приёмник. Сигнал от планеты в системе далекого Желтого Карлика с каждым разом становился все слабее и слабее. Счет посылавших его уже шел на тысячи. Перед последней норой в живых остались только генерал и майор.

               - Ну что, вон она, последняя нора! - кричал в рацию обезумевший от горя генерал. За эти два года пути он потерял больше учеников, чем за последние двадцать лет в штабе. -  Сколько душ еще посылают сигнал?
               - Двести девятнадцать! - отвечал Крэйг-Си. - Пора прощаться, генерал! Вы были лучшим наставником!
               - Прощай, майор, теперь я знаю, ты дойдешь!
               - Почему я? - опешил Крэйг-Си. - Вы что-то знали и мне не сказали?
               - Нет, вычислил в процессе, - ответил генерал. - Нора забирает того, кому меньше всего надо вперед! Моей целью было увидеть, что именно ты дойдешь! Твоя цель дальше! Спаси их, ты сможешь!

               Магнитное поле Кротовой норы заглушило передатчик. Крэйг-Си вынырнул по ту сторону и проклял себя за всю эту затею. Сигнал от планеты, согреваемой Желтым Карликом, был одиночным.

               - Красивая деревня, - пробормотал майор, разглядывая Землю в иллюминатор. - Что же с тобой случилось?

               Подойдя к планете на необходимое для телепортации расстояние, Крэйг-Си накинул на себя комбинезон, поставил корабль на якорь и шагнул в камеру портала, настроенного на координаты источника сигнала.               

               Андрей Андреевич готовился ко сну после обязательного ритуала, который он неукоснительно соблюдал уже почти два года. Перед сном мужчина пенсионного возраста решил немного почитать свой любимый научно-правдивый журнал «Звёздный многогранник». Из него можно было узнать об инопланетянах, пирамидах, привидениях и исчезнувших цивилизациях, как обещал издатель, «правду», а главное - «Всю»! Внезапно левая часть комнаты потемнела, затем замерцала электрическими разрядами, и в комнате появился человек в смешном пушистом комбинезоне розового цвета. Андрей Андреевич испытал смешанные чувства в самом широком спектре.

               - Вот тебе на! - выпалил пенсионер. - Ты откуда свалилось?

               Переводчику в левом ухе Крэйга-Си хватило этой небольшой фразы, чтобы распознать диалект.

               - Да, дурацкий костюмчик, согласен, - в нарушение устава не начал с фразы приветствия Крэйг-Си. Как показал его личный опыт, начинать контакт лучше непринужденно, - Это всё наши психологи. Они выяснили, что люди не пугаются розовых пушистиков, неожиданно возникших перед ними. Позвольте представиться. Майор Пятой Регулярной Роты Батальона Чрезвычайных Ситуаций планеты Сунами-Ют, Крэйг-Си. Я прибыл сюда по Вашему сигналу бедствия. Предлагаю следовать за мной, чтобы покинуть опасное место.

               Тут уж Андрей Андреевич не на шутку испугался.

               - Но я... я никого не вызывал... - оправдывался он. - Мне не нужна никакая помощь! У меня все хорошо. Дети, внуки, да и в мире всё стабильно. Есть, правда, войны кое-где, вирусы, природу подпортили, но это мелочи...
               - Вы хотите сказать, что кроме вас на планете еще многие остались в живых? - опешил Крэйг-Си.
               - Да, еще несколько миллиардов осталось, -  слегка осмелел пенсионер и начал немного ёрничать.
               - Ничего не понимаю, - развел руками Крэйг-Си. - Сигнал бедствия сначала шел от сотен тысяч людей, а потом только от вас одного! Вы справились с бедой сами?
               - Да какой сигнал? Объясните мне наконец!
               - Вы произносили фразу: «Ди-Би-Би, Де-Бе-Бе, Кава-Ю-Стака и т.д.»?
               - Да, я вычитал в журнале «Звездный многогранник» это заклинание, которое по идее может привести к контакту с внеземными цивилизациями, если каждый день его произносить. Вот и решил проверить, работает оно или нет.

               Крэйг-Си вспомнил слова генерала о ненадежности дополнительной литературы и молча вдавил палец в свое левое запястье, пуская по венам двойную дозу успокоительного.
 
               - Вы хотите сказать, что я потерял в Кротовых норах восьмерых своих лучших парней и человека, заменившего мне отца, не ради спасения сотен тысяч душ, а ради вашего дурацкого эксперимента?! - негодовал Крэйг-Си, несмотря на двойную дозу.
               - Но я же не ЗНАЛ! - оправдывался Андрей Андреевич. - Вероятно... какие-нибудь археологи обнаружили эту тарабарщину в пирамидах, а газетчики подсмотрели и поместили в журнале, не предполагая ее истинного назначения! Кстати, о природе Кротовых нор там тоже было что-то написано...
               - Знаете что? Да идите вы в баню со своими журналами! - в отчаянии прохрипел майор, тихо присел на пол и обхватил голову руками. - Хотя нет, подождите! Что вы там говорили про Кротовые норы?

               Крэйг-Си уже знал, чем займется в ближайшее время..
31 Жидовка. рассказ из серии мир жёлтого треугольника
Рей Карсани
Что-то Любка долго не выходит, пойдем зайдем за ней? – предложила Поля.
Из-за двери раздавались крики, но разобрать, что кричат, оказалось не просто, потому что кричали сразу несколько человек. 
  Вдруг дверь распахнулась и наружу выскочила Люба, вслед за ней, с криком: "Щас пришибу, жидовка",- вылетела палка. А за палкой в дверном проёме появился мужчина, с трудом державшийся на ногах. Заметя девочек, он ретировался вглубь коридора. Не упустив удачный момент, Любка быстро побежала прочь, девочки за ней. Только оказавшись на улице, она остановилась и заплакала. 
- Что случилось, Люб? Чё он на тебя опять напал? – спрашивали подруги.
- Он деньги пропил! Мама их спрятала на шкафу, в гостиной, за зеркалом, она мне хотела штаны новые купить, а деньги пропали… Так что мне теперь еще долго в старых ходить, до следующих денег.
- А кто там еще был в гостиной с момента пропажи денег? - спросила Соня.
- Я была, мама, сестра младшая, так она не достанет, а если достанет так они ей нафиг не нужны, она маленькая. Отчим! Он обычно пьяный валяется, и до гостиной воще не доходит… так мама деньги спрятала, мы думали, он ни вжисть не найдёт, а он значит нашёл и всё пропил! Жид проклятый!
- У тебя, значит, отчим жид?
- Не знаю, жид он или нет, это у нас ругательство такое, он меня обзывает, а я его.
- А чего это он тебя так обзывает?
- Он знает, что моя мама в детдоме выросла и она не помнит ничего о своей семье… ну а потом всех детей с неизвестным происхождением записали русскими, это очень давно было, после великой отечественной войны. Но я русская, я на них не похожа.
А ты, Сонь, помнишь, обещала мне портрет жида показать… ну, когда?
- Можно сейчас.
- А где он у тебя этот портрет?
- Дома, в альбоме художественном, пойдем посмотрим.
- Ты лучше сама сходи и альбом этот вынеси… мы его здесь, на улице посмотрим.
- Мне мама не разрешает выносить альбомы на улицу.  Если хочешь смотреть, пойдем со мной.
- А там… у тебя все дома или никого нет?
- Вроде никого не должно быть.
- Тогда пойдем.


----------


  Люба прислонила ухо к двери и прислушалась… глаза перепуганные, лицо   покраснело от напряжения.
- Люба, скажи, чего ты боишься?
- А ты девчонкам не расскажешь?
- Нет.
- Просто если они узнают, что я так боюсь – засмеют, а я хочу быть смелой девочкой, понимаешь…   Дай отдышусь, у меня так бывает, я и к себе домой не сразу захожу. Сначала у двери постою…послушаю…если всё в порядке, тогда стучу, если мама откроет захожу домой, если отчим… 
а если никого дома нет, так я своим ключом открываю!
  У нас если чё… то начинают кулаками махать, или предметами разными кидаться… вообще-то в итоге я вырубаюсь… А ты чего-то боишься?
- Не знаю…
- Ну как же, все люди чего-то боятся, и я знаю, что ты тоже боишься.
- Со мной вроде как ничего такого страшного не происходит, только сны иногда очень страшные снятся, но это ведь сны, это неправда.
- Ну, ты портрет то мне этот мой показывать будешь…
Соня достала один из альбомов и принялась листать его:
Вот, я нашла этот твой портрет, смотри. -
- Ух ты, как здорово нарисовано, так все точно, даже еще страшней и смешней…. Только это не мой портрет.
- Как это не твой, твой. Ты же сама сказала: " Давай уже мой портрет смотреть".
- Нет! Я не такая, я не урод.
- Да кто- же говорит, что ты на него похожа.
- Как? Я вон уже сама стала видеть… может, если рожу сострою, так и похожа…
- Да успокойся. Тут написано: карикатура. Карикатуру можно на каждого человека нарисовать, даже очень красивого. Тут все написано про этого человека… который ее нарисовал…
- Что написано?
- Что он ее нарисовал по заказу фашистской газеты времен гитлеровской Германии, с целью разжигать в массах ненависть к евреям.
- Вот как? А еврей тот может красивый был… с которого рисовали карикатуру эту.
- Может… а может никто ему и не позировал.
- Позировать это когда с тебя рисуют в натуре?
- Ага.
- А еще есть портреты?
- Этот альбом весь с портретами евреев, он так и называется " евреи и антисемитизм в искусстве". Есть тут один портрет, я его очень люблю и иногда даже с ним разговариваю, вот, смотри.
- А это кто?
- Написано, что его зовут Виленский Гаон- Ха-Гра, раввин, каббалист, общественный деятель и математик. Слово "Гаон" в переводе означает "Гений". *
- У него глаза очень красивые… и мундир. Ой! Он отовсюду на меня смотрит как интересно, я отодвигаюсь, а он все равно за мной следит. Он на тебя сейчас не смотрит?
- Смотрит, он на всех смотрит одновременно, а каждому кажется, что только на него.
- Как же это, что-то мне не по себе.
- Это просто картина такая, художники умеют так рисовать. Тут написано, как нарисовать портрет, который следил бы за нами.
- Давай почитаем:
 

 "Прямая и обратная перспектива."
  Прямая перспектива это когда все прямые сходятся в одной точке на горизонте. Если взять расстояние между глазами за основу, и посмотреть вперёд, то на горизонте взгляды глаз соединятся в одной точке.  И в итоге получается треугольник на плоскости:
  Два глаза и точка на горизонте- это первый треугольник, наш, человеческий, так мы смотрим на мир.


  Наш портрет- он тоже треугольник, только перевёрнутый. Обратная перспектива получается, если продолжить линии первого треугольника после их пересечения. Получается, что на земле стоит обычный треугольник, а на небе перевёрнутый. Линии небесного треугольника могут быть какой угодно длины. Можно в любой момент провести между ними прямую и достроить таким образом треугольник.
 

  Художники иконописцы, хорошо знавшие математику и философию, взяли за основу небесного треугольника опять же расстояние между глазами и используя обратную перспективу хотели донести до народа идею ока всевидящего. У человека, смотрящего на один из таких портретов, создаётся впечатление что портрет на него смотрит и следит за нами и за нашими делами.   
  Человек, глядя на такой портрет, может ощутить желание проникнуть в его глубину. Мы смотрим на портрет, а портрет смотрит в нас. Таким образом треугольники как бы смещаются и приближаются друг к другу, получается более сложная геометрическая фигура, шестиконечная звезда.
  Но если отбросить законы перспективы нашего мира, то взгляды наших глаз это две параллельные линии, уходящие в бесконечность.
И еще он говорит, что наш мир — это "Мир желтого треугольника".


- Но это не так! Соня! Наш мир круглый! Этот дядечка, наверное, из другого мира… так бывает…
- Я уже не знаю, что правильно, раньше думала, как и ты, что это разные миры… Когда была маленькая, я попала в желтый треугольный мир, только оказалось, что они почти одинаковые эти миры, круглый и треугольный, и, возможно, он говорит про еще одно название для нашего мира.
- А давай у него спросим из какого он мира. Может, он инопланетянин?
- Может быть, но он точно из треугольника. Смотри в глубину.
- Вижу!  Он как будто сказать что-то хочет! Глазами говорит… прищурился и смеется: "Привет жидовка!"
32 Счастье сестры
Александр Сапшурик
                                                                      «Неожиданное, как огонь в ночи,
                                                                        Ослепительное и тревожное.
                                                                        А бывает и с привкусом горечи
                                                                        Это чувство – простое и сложное».
 
                                                                            
    – Что ты, Танюша, как в воду опущенная ходишь? – спросил Фёдор, с нежностью глядя на грустную и молчаливую сестру. – Может Толик обижает? Так ты скажи, я с ним разберусь. – непроизвольно сжал он свои огромные кулаки.
    – Да он сам себя обижает: пьёт уже который день, – печально отвечала Татьяна. Судя по интонации, просто проинформировала. Говорить так безучастно о своём муже было совсем не хорошо.
    – Изменился он в последнее время. Все дела забросил. Вник в водку. Жаль, Пётр Фомич рано умер, тот быстро бы его приструнил, – рассуждал Фёдор.
    Сестра, конечно, знала причину своего настроения, но говорить не хотела. Сверкнула на брата зелёными глазищами и пошла во двор кормить скотину, давая понять, что разговор закончен. Вот слабая с виду женщина, с тихим голосом и мягким характером, но есть в ней внутренняя сила. Или это просто её мудрость? Ведь хорошо знает её Фёдор. Только, как родную сестру. Как женщину вот понять не может.
    Зря приходил сегодня к ним. Толик ещё валяется после вчерашнего. А судя по словам сестры и позавчерашнего. И сестра неразговорчива. Хорошо, что хоть живёт он недалеко – всего через два двора от них. И время ему позволяет пока тратить его так легкомысленно. Весна не разошлась ещё как следует, и работы в поле немного. Да и выходной сегодня. Немного расстроенный, он вернулся в свой дом. Жена заканчивала кормить детей и прибиралась на кухне.
    – Быстро ты обернулся. Что там у Татьяны с Толиком? – спросила она, как только Фёдор появился на пороге. Тоже не терпелось ей видно узнать про них. Переживала за родню.
    – Потому и быстро, что Толик ещё спит. Соседка сказала, что всю ночь гармонь была слышна. Колобродил, чёрт кучерявый. И Татьяна опять не в настроении. Неразговорчивая такая. Ты не знаешь, что с ней происходит в последнее время? Может, какие женские секреты мне хоть раз выдашь? – улыбнулся он своей добродушной улыбкой усатого великана, доставая из кармана пачку папирос.
    – Какие вы, мужики, непонятливые, – укорила его Валя. – Или не замечаете вокруг себя ничего, или просто не помните.
    – Да ладно, других дел у нас нет, что ли, – продолжал шутить Фёдор, засунув папиросы обратно в карман и прижимая своей лапищей жену.
    Оба крупные и светловолосые, они больше походили на брата и сестру, чем на супругов. В отличие от них, Татьяна была тёмненькая и какой-то, совсем другой породы. Лицом и вовсе не походила на брата. Вот у них с Валюшей – лица широкие, с полными мягкими губами. Носы крупные, курносые, с виду как будто тоже мягкие.
     Мать Фёдора часто говорила, что если супруги похожи друг на друга, то это – хорошо и даже правильно. А вот брат с сестрой – необязательно чтобы были похожи. Так на самом деле и было. Сестра маленькая ростом и тоненькая такая. А черты лица правильные, жёсткие. Но, несмотря на внешнюю непохожесть, Фёдор очень любил сестру.
    – Юра Фролов на днях освобождается, вот и переживает Танюша. Пять лет от звонка до звонка – это тебе не шутки. Не слышал разве? Вся деревня обсуждает.
    – Так он в деревню решил вернуться? После того, что с ним тут сотворили...
    – А что тогда люди могли сделать? Против директора совхоза, да ещё Героя Труда, никто не хотел выступать.
    – Да, Пётр Фомич умел давить… На всех, даже на прокурора. Знаешь, я до сих пор чувствую себя гадко, думая об этом. Не знаю, как в глаза Юрке буду смотреть.
    – Тогда представь, что чувствует Татьяна. Выйти замуж за того, чей отец упёк твоего парня в тюрьму. Причём, ни за что. И все это знали. Понимали, что директор с участковым его подставили. Кто бы пустую бутылку от ворованного коньяка стал держать у себя в сарае? А у него нашли.
    Воскресное настроение Фёдора улетучилось, словно вслед за скрывшимся за тучку солнцем. Такая беда случилась у них пять лет назад! Трагедия в пределах одной деревни. Большая любовь у его сестры с Юрой была! Уже пожениться собирались. Хороший он парень. Вместе с Фёдором учился. Таня была на три года младше. Все в одну школу ходили. Ребят и в армию разом забрали. Только Фёдора в воздушно-десантные войска, а Юру в пехоту взяли. Они и из армии разом пришли. Совместную встречу праздновали. Как раз тогда и познакомились поближе его сестра и друг. А через два года, когда Танюшка уже совсем выросла, любовь у них получилась. Хотя, может и раньше... Просто говорить ему не хотели. Юра хоть и другом был, но за слишком тёплую связь с сестрой Фёдора мог и получить от её большого братишки.
     Татьяна тогда ещё и Толику стала нравиться. Директорскому сынку. Пётр Фомич этот выбор одобрял. В совхозе всё с его позволения и одобрения делалось. Даже в личные дела подчинённых мог спокойно влезть. А в своей семье так вообще всем руководил. Жена у него была тихая и послушная. Не видно и не слышно её было в деревне. Зато когда сам гулял, приезжая порой с хорошими новостями из района, всё село было в курсе.
    В тот год в совхозе строительная бригада работала. Издалека были ребята. Южные темпераментные парни. Обманул их тогда Пётр Фомич. Поговаривали, что или меньше заплатил им за построенный коровник или вовсе не рассчитал, придравшись к качеству. А по бумагам – вроде как расплатился сполна. Похоже, именно они ограбили тогда ночью сельповский магазин. Говорят, денег в магазине не было и в основном натурой тогда взяли. В том числе и тот злополучный ящик дорогого коньяка. Во всяком случае, они как-то слишком быстро уехали на машине к себе на родину. Пётр Фомич смекнул тогда, что может случиться, если на истинных воров указать. На следствии мог всплыть факт, который подтолкнул мстительных детей гор на их отчаянный поступок. Они же молчать не будут. Да и местные могут многое припомнить своему директору. В те времена было принято устраивать суды в населённых пунктах, где произошло преступление.
    Герой труда больше всего позора боялся. Вот и решил сразу двух зайцев валить: своего позора избежать и соперника сына убрать... Он Юру не только соперником сына посчитал, но и своим недругом. Поднял на ноги всю свою команду. Победили они тогда сообща настоящую правду. А когда внезапно умер, унёс остатки этой правды в могилу.
    – А почему ты себя к виноватым причисляешь? – внимательно всматривалась Валя в лицо мужа.
    Под её вот таким взглядом Фёдор всегда чувствовал себя неспокойно. У него в подобных случаях даже язык заплетался. Нет, говорить правду он мог свободно, но при любой попытке врать, язык становился будто заколдованным. Цеплялся за зубы, губы и даже, кажется, за усы.
    – Не верил я тогда, что Юра мог это сделать. Видел незадолго до ограбления его совсем в другом месте. Но на суде свои доводы не озвучил. Всё-таки до конца не был уверен. Хотя сомнения высказать имел право. Следствие ещё шло, а Толик уже стал Татьяне знаки внимания выказывать. Вроде как формально ей сочувствовал, но я же видел, к чему всё это. А Пётр Фомич догадался, что я это понимаю. Намекнул однажды, что можем породниться скоро. И хочет он своего будущего родственника поддержать. Тогда на наш совхоз единственный автомобиль «Волга» выделили. И вот, вроде желает он меня поощрить. Как лучшего механизатора. Раньше такие призы никогда до нашей деревни не доходили. Всё наверх шло. В район, как минимум. Я очень хотел машину, ты же знаешь. Вот, и промолчал на суде... Как трус и жадина.
    – Ты один, что ли промолчал тогда?
    – Да, но я один промолчал именно за награду, – опустил голову Фёдор.
    – Если парень и вправду невиновен, получается, что ловкачи они невероятные. Юра на суде говорил, что увидел на своём крыльце пустую бутылку от дорогого коньяка. Повертел её в руках и выбросил в кусты, за забор. А они подобрали бутылку с его отпечатками и в сарай ему подложили.
    – После этого и разбираться никто не стал. Хищение в особо крупных размерах предъявили, и в тюрьму на пять лет упекли. Я только сестру свою не понимаю. Она что, не видела всей мутности этой истории. Через полгода уже замуж на Толика пошла. Он тогда, конечно, первым женихом в деревне был. Сын богатых родителей, одно слово. Не думаю, что по любви шла. А со мной даже поговорить не захотела. Всегда скрытная была. Не только мне, но и родителям ни слова. Только матери призналась, что ненавидит Юрку теперь. За то, что любовь ихнюю на коньяк променял. Отец тогда тоже подарки от свата принял. Медаль от совхоза получил, ну и премии были. Он тогда тоже поступок Юрки осудил, а свадьбу дочери одобрил.
    – Ладно, поговорю с ней при случае, – жена сменила взгляд на свой обычный, ласковый. Снова стала любящей женой, а не экспертом по вранью.
    В понедельник в совхозных мастерских было жарко. Шла подготовка техники к весенним полевым работам. От качества ремонта зависела будущая зарплата механизаторов. Болтать было некогда. Но, несмотря на занятость, в мастерской слышалось порой обсуждение новостей. Выходной день всегда порождал интересные события в деревне. Это потом, когда начнётся сев, все разговоры закрутятся вокруг плана, поломок техники и сэкономленном топливе. Да и выходных не будет до конца сева.
    В обеденный перерыв к Фёдору подошёл Семён, бывший одноклассник его и Юры. Оглянувшись, потянул за рукав в коридор для секретного разговора.
    – Слышал я, что сегодня Юрка возвращается из зоны, – в голосе Семёна слышалась озабоченность.
    – Уже сегодня? – отозвался Фёдор. – А я слышал, что завтра должен приехать. Ну, это не важно.
    – Именно что важно, Федя. Может разборка начаться. Ты пойми, в этой ситуации твоя сестра тоже находится под ударом. Юрка может попытаться отомстить всем, кто подставил его тогда. Ходят слухи, что Толик команду собирает, чтобы его кулаками встретить. А может, чем-нибудь потвёрже или поострее. Теперь же батька за него не вступится, как раньше. Только вот деньги его ещё могут вступиться. Не всё же Толик успел пропить, что батька наворовал. Вот и наймёт за деньги каких-нибудь малолетних отморозков.
Фёдор молчал, обдумывая ситуацию. Представил, чтобы делал сам, если бы у него отобрали не только невесту, но и пять лет жизни. По-всякому выходило, что опасения Семёна справедливы.
    – Есть, Семён, в твоих словах сермяга, – задумчиво протянул он слова, а потом уже и руку, чтобы поблагодарить рукопожатием мудрого друга. – Спасибо, я приму меры.
    – Ты только не принимай их слишком увесисто, – постарался смягчить ситуацию Семён, с опаской поглядывая на широкие плечи и литую грудь Фёдора.
    – Ты прав, друг. Тут надо бы по уму всё решить. Пойду у Михалыча пораньше отпрошусь. Как бы чего не случилось, пока мы тут железки крутим.
    Прямо с работы Фёдор зашёл к сестре. Толик продолжал пьянствовать. В этот раз они с каким-то мужиком пили водку на кухне их большого, доставшегося от отца дома. Татьяны видно не было. Фёдор немного постоял перед дверью, прислушиваясь к разговору. Собутыльником Толика оказался Василий, сын местной врачихи. Именно она выписывала Толику многочисленные бюллетени в качестве оправданий его пьяных прогулов. Эта заведующая сельской амбулаторией была прикормлена ещё Петром Фомичом. Долго пользовался он её услугами и особым расположением, пока не сгорел на работе. Вот и оставались у Толика от неё льготы в виде больничных, позволяющие совмещать его обязанности завскладом с охотой на зелёного змия. Василий тоже пользовался уважением, но уже у Толика. Тот частенько делился с ним своими «лекарствами». Впрочем, Василий отрабатывал угощение: бегал за водкой в магазин, зажав в ладони заветный трояк, выделенный благодетелем.
    Никаких разговоров, касающихся Юры, у собутыльников не было, и Фёдор уже не таясь зашёл в их распивочную. Василий проворно вскочил, как будто освобождая место для почётного гостя. На самом деле, просто боялся Фёдора. Тот его откровенно недолюбливал. Часто выпроваживал вполне бесцеремонно, а пару раз делал это и совсем невежливо. Бутылка водки, стоящая на столе, была недопита и магнитом держала Василия возле себя. Но по виду обоих мужчин он догадался, что назревает между ними непростой разговор, и под горячую руку одного из них ему попадать не хотелось.
    – Я потом зайду, договорим насчёт рыбалки, – пробормотал он, не отрывая взгляда от бутылки. Шуряки остались наедине.
    – Всё пьёшь? – задал Фёдор для начала разговора самый простой вопрос, не спеша присаживаясь на табурет. Его вес всегда требовал осторожного обращения с мебелью.
    – Я выпил четыре года назад, когда женился на твоей сестре. А теперь всё время только опохмеляюсь,– сходу начал дерзить шурин.
    Это было необычно для него. Ведь всегда уважал Фёдора. Хотя некоторые считали, что просто боялся.
    – Не понимаю я, зачем вы тогда живёте вместе? Даже детей не завели. А уж любви между вами, похоже, никогда и не было.
    – Не желаешь успокоить нервы? – перебил Толик, налив в свой стакан водки и целясь в другой. – Нет? Тогда я сам.
    – Так ты ответишь мне или подождать, пока протрезвеешь?
    – Жди. Правда, долго ждать придётся. Но ты же у нас терпеливый, – хихикнул Толик, опрокидывая голову и ловя содержимое стакана улыбающимся ртом.
    – Я могу здорово ускорить процесс, – разозлился Фёдор. – На дворе ещё снегу много. Не весь растаял.
    Толик сравнил комфорт, который испытывал сейчас и который был однажды в снегу, после встречи с мощными руками Фёдора. Сделал вывод и заговорил уже уважительнее.
    – Ладно, не кипятись. Договор когда-то у нас был. Вернее, не у нас, а у твоей сестры с моим отцом. Обещала она замуж за меня пойти, если Юрке всего год дадут. Только обманул он её. Потом, после суда быструю амнистию обещал. И снова обманул. Видно, наколдовала она в отместку. Поэтому и умер так быстро, – подвёл итог, пьянеющий Толик. – Но это уже не мои грехи. А мне она жена. И точка. И никому её не отдам.
    Дальнейший разговор становился бессмысленным. Зато Фёдор узнал главное – тайну сестры. Что же касается предупреждения Семёна, так Толик, похоже, вообще не знал о прибытии Юры в деревню. Да и в таком состоянии он вряд ли скоро выйдет из дома. Максимум, позвонит Василию и вызовет его к себе. Телефоны в домах у бывшего директора совхоза и начальницы медучреждения делали мужиков удобными собутыльниками. Скорее всего, они продолжат возлияние. Так, что опасаться было нечего. И он спокойно пошёл домой.
    Дома Валентина с тревогой сообщила о возможном скором отёле их коровы. Это могло произойти даже сегодня. Наверное, нужно будет ночью дежурить, почаще заглядывая в хлев. Животное вело себя беспокойно, так что Фёдору даже не удалось заснуть. А потом уже и расхотелось. Выходил несколько раз на улицу. Курил «Беломор», размышлял о Татьяне. Она согласилась выйти замуж за нелюбимого, чтобы попытаться спасти своего возлюбленного от длительного срока. Почему же тогда так искренне говорила матери, что ненавидела его всей душой?
    Думая так, он невольно посматривал на дом, где вот уже четыре года совсем непонятной для него жизнью, жила сестра. Деревня ещё спала, в домах было темно. Вдруг в Таниной комнате вспыхнул свет. «Надеюсь, это не Толик геройствует?» – забеспокоился Фёдор. Кажется, они давно уже спят в разных комнатах. И всё-таки, мало ли что взбредёт пьяному в голову. В тишине было слышно, как негромко стукнула калитка, и женщина небольшого роста, в которой узнавалась Таня, быстро зашагала по улице.
    Несмотря на вес, Фёдор мягкой походкой бывшего разведчика, бесшумно последовал за ней. Ночь была тёплой и остатки снега уже не хрустели под ногами. Яркая луна позволяла увидеть одежду, в которую была Татьяна. Давно она так красиво не одевалась. Пройдя почти на другой конец деревни, она свернула к дому матери Юрия. «Как хорошо, что тётя Люба дождалась сына», – подумал Фёдор, огибая их двор со стороны огорода. Во дворе, при свете зажжённого фонаря он увидел, как из дома тихонько вышел мужчина. Он выглядел слишком худым и был в какой-то старенькой мятой рубашке. На висках серебрилась седина. Татьяна подошла и медленно положила свою красивую голову ему на грудь. Потом взяла его руки в свои и стала их целовать. Она выглядела счастливой, хотя слёзы блестели в её прекрасных глазах. В глазах, которые так долго были пустыми и печальными от сухих ветров её девичьих грёз, а потом и хрупких женских надежд.
33 Бисквиты миссис Паф
Поздняков Евгений
Семья Паф ничем не выделялась среди других деревенских семей. Бенджамин был обычным простачком, разводящим коров, свиней и куриц. Его решения ограничивались тесными рамками традиций: как поступал его прадед, так поступал и он. Оливия же являлась классическим примером замечательной жены. Искренне любящая своего мужа, она, порой, выдавала минусы его характера за плюсы и с радостью исполняла любой каприз своего избранника.
-Милый Бен! Что случилось? Почему ты такой бледный?
-Не обращай внимания, Оливия. – Устало ответил он, присаживаясь в кресло. – Соседские дети опять пробрались в наш двор и открыли загон со свиньями… Ох, и умаялся я загонять их обратно!
-Я давно тебе говорила, - сказала миссис Паф, протирая посуду, - что эту дыру в заборе нужно заделать! Иначе они не прекратят надоедать нашему скоту.
-Что бы я заделывал эту дыру? – воскликнул Бен. – Ее проделали сорванцы Роберта, вот пусть их отец и чинит забор! А еще раз увижу этих злосчастных близнецов рядом с моими коровами, все расскажу их матери! Пускай разберется со своими детьми!
-Не держи на них зла, Бен. – Сказала Оливия нежно-медовым голосом. – Они совсем еще малыши! И ты в их годы был тем еще проказником!
-Ну, что ты, любовь моя! – Засмеялся мистер Паф. – Не нужно врать! Я всегда был прилежным…
-Даже когда катался на лошадях старика Джеффа? И не смотри на меня так, он мне все про тебя рассказал!
-Тебя не проведешь! – Вздохнув, произнес Бен. – Эх, старик Джефф…. Помню, в детстве он не раз отчитывал меня за проступки. Хорошие были времена!
-Кстати говоря, пока ты работал на ферме, я тоже не ленилась! На кухне тебя ждут твои любимые бисквиты от миссис Паф…
-Боже, дорогая! – Бен вскочил с кресла. – Большое спасибо! Я так голоден…
-Не забудь помыть руки…
     Миссис Паф готовила восхитительные бисквиты! Из муки и яиц она творила настоящее произведение искусства, способное утолить голод любого, даже самого привередливого, мужчины. Каждый раз, когда в их дом приходили гости, они с восторгом отмечали мастерство Оливии и с упоением надеялись на то, что хозяйка позволит взять им пару бисквитов с собой.
-Господи, Бен! – воскликнул кузнец Ной, придя на обед к семье Паф. – Твоя жена – восхитительный повар! Тебе несказанно повезло, старина!
-Ной, ты весьма преувеличиваешь! – улыбаясь, ответил Бен. – Я уверен, Лаура готовит весьма и весьма прилично…
-Моя супруга способна только на овсянку! – вздохнул Ной. – Послушай, Бен, может, вы поделитесь со мной рецептом? Вдруг и Лаура сумеет состряпать что-нибудь более или менее сносное?
-Боюсь, мой друг, - мистер Паф похлопал его по плечу, - Оливия не согласится на это. Уж слишком она гордится своими бисквитами…
-Эх… Тогда можно мне еще один кусочек?
     Разумеется, главным поклонником  кулинарного мастерства миссис Паф был ее муж. Она с улыбкой проводила время на кухне, размышляя о том, как будет рад Бен, увидев, что на ужин его ждут замечательные бисквиты. Признаться, Оливия не хватала звезд с небес. Единственное, что она умела делать – готовить вкусные булочки. Казалось бы, в этом нет ничего страшного! Бог создает каждого из нас уникальным для того, чтобы любой человек мог найти свое место в мире. Чья-то лодка причаливает к пристани политики, а чья-то и к бисквитным берегам… Но Оливию этот факт сильно задевал. Поглядывая на чужих жен, она находила в себе тысячи недостатков, пока в один прекрасный день не пришла к выводу, что Бен любит ее только за сладкое тесто…
     Однажды, набравшись храбрости, миссис Паф сказала ему:
-Бен, ты не должен есть бисквиты, кроме тех, что готовлю я.
-Но Оливия! – воскликнул он.
-Никаких но. Просто сделай это ради меня. Пожалуйста.
     Многие мужчины такие вспыльчивые. Большинство из них стукнуло бы кулаком по столу и с криком: «Не указывай мне!» вышли из-за стола, но только не Бенджамин. Он действительно любил эту женщину, и потому, молча кивнув головой, согласился с ней. Мистер Паф перестал заказывать бисквиты в таверне (теперь он ел салат «Цезарь»), а на ежегодном фестивале выпечки не отходил от своей жены ни на шаг!
-Бен! Съешь хоть кусочек этого замечательного бисквита! – уговаривали его друзья.
-Не стоит, парни. Оливия, наверное, уже испекла булочки к ужину.…  Думаю, мне хватит того, что приготовила она.
-Как знаешь старина! Как знаешь…
     Семейная жизнь шла своим чередом, но, как это часто бывает, в их отношениях появилась третья сторона: в город приехал французский повар Антуан Бастьен. Фермеры, их дети и жены, бродяги, учителя – все сбежались посмотреть на открытие изысканной европейской пекарни.
-Мое имя Антуан Бастьен. – С небольшим акцентом сказал стройный мужчина, одетый в причудливый фиолетовый фрак. – Знайте, я король пекарей и пекарь королей! Если вы ищите самую вкусную выпечку в мире, то вы пришли по адресу!
-А бисквиты ты печь умеешь? – выкрикнул кто-то из толпы.
-Бисквиты! – пренебрежительно фыркнул француз. – Разумеется, я умею их печь! Яйца, мука и капелька любви – вот то, из чего я создам шедевр!
     Восхищенные словами иностранного пекаря, люди толпой ринулись скупать его изделия. Они с наслаждением ели сладкие булочки и, подсчитывая монеты в своих морщинистых ладонях, шли за еще одной порцией. Лишь Бен стоял в стороне от них. Глядя на счастливые лица, он с трудом сдерживался от покупки бисквита.
     Французский бисквит! Интересно, какой он на вкус? Сочный как лесные ягоды? Сладкий как молочные сливки? Тает ли он на языке?  А что если это самое вкусное лакомство во всем мире? В конце-то концов, европейские короли не могут ошибаться… Должно быть, Антуан действительно разбирается в выпечке, раз ее так быстро раскупают!
     Но что скажет Оливия? Наверняка, даже сейчас, она стоит на кухне и готовит бисквиты для него, ее любимого мужа! То-то миссис Паф разозлится, узнав о том, что он посмотрел на изысканные французские булочки… Стыд и грусть почему-то пронзили сердце уставшего фермера.
-Бен? – раздался голос из дальней комнаты. – Это ты, душка?
-Да, милая… Это я.
-Ты, наверное, голоден. Проходи скорее на кухню! Я испекла твои любимые бисквиты!
Бен угрюмо сел за стол. Налив себе кружку чая, он, пытаясь выбить из головы мысли о новой пекарне, медленно пережевывал выпечку жены.
-Ну, как, дорогой? – сладко спросила Оливия. – Нравится?
-Очень. – Сухо ответил Бен.
-Могу тебя обрадовать. – Улыбаясь, произнесла миссис Паф. – Сорванцов Роберта на нашем участке сегодня не было. Наверное, они нашли лучшее место для своих проказ.
-Нет, Оливия. Не нашли. Они были на открытии пекарни Антуана Бастьена.
-Антуан Бастьен? – удивленно спросила она. – Никогда не слышала это имя… Он не из здешних краев?
-Да, милая, он француз…
-Француз! – перебила его Оливия. – И что же он печет? – она немного улыбнулась. – Наверное, бисквиты?
-Нет! – замотал головой Бен. – То есть, да! То есть, не только их… Он печет все!
     Оливия вытерла руки. Повесив полотенце на спинку стула, она, поправив подол платья, села за стол.
-Не хочешь ли ты сказать, мой дорогой Бенджамин, что ты попробовал его бисквиты?
-Нет, Оливия…
-Вот и чудно. – Она сделала глоток воды из кувшина.
-Но, любимая! – воскликнул Бен. – Он же из Франции!
-И что ты хочешь этим сказать?
-Раз он из другой страны, то его бисквиты должны чем-то отличаться! Я хочу попробовать их!
-Ну, так иди, попробуй. – Спокойно сказала Оливия.
Не ожидав подобного ответа, Бен встал из-за стола и, накинув плащ на плечи, крикнул:
-Вот и пойду!
-Иди. – Тихо прошептала Оливия. – И можешь не возвращаться…
-Но почему? – воскликну он в ответ.
-Ты счел чужие бисквиты лучше моих. Тебе еще нужны объяснения?
-Господи, Оливия! – Мистер Паф обнял ее. – Это всего лишь булочки! Не стоит так нервничать…
-Всего лишь булочки? – она сбросила его руку с плеча. – Это символ нашей любви, Бен! То, что связывает нас, объединяет!
-Ну, что ты такое говоришь! Я же женился на тебе, а не на твоих бисквитах! Я просто хочу попробовать иностранной выпечки! И все!
-Хорошо. – По ее щеке побежала слеза. – Иди.
-Но, дорогая…
-Иди. Пожалуйста…
     За долгие годы совместной жизни, Бен понял, что когда Оливия начинала плакать – ее лучше не трогать. Начнешь успокаивать, и она любое твое слово воспримет в штыки, будто ты вовсе не тот, за кого эта красавица вышла замуж, а ее злейший враг. 
Опустошённый словно безжизненная пустыня, он медленно шел к пекарне изысканного французского модника. Стоило ли говорить Оливии о том, как чудно пахнут эти заграничные булочки? Хотя, если честно, перед этим ароматом трудно устоять. Приятный запах свежей выпечки, буквально пропитал небольшой городишко. Поскорее бы попробовать этот чудесный бисквит на вкус…
-Старина Бен! – воскликнул кузнец Ной, держащий за руку свою ненаглядную Лауру. – Какими судьбами? Неужто ты решил зайти к Антуану Бастьену?
-Наверное, он понял, что бисквиты Оливии не сравнятся с шедеврами мастера. – Чуть слышно прошептала Лаура своему супругу.
-Да. – Скромно ответил Бен. – Хочу проверить, правда ли он так хорош, как о нем говорят…
-О, дружище! – перебил его Ной. – Он великолепен! Знаешь, я даже рад, что тогда вы не дали нам рецепт! Не стоит портить аппетит деревенской стряпней перед обедом у профессионала.
-Это уж точно! – кивнула головой Лаура.
Смеясь, супруги оставили Бена одного. Черт возьми, неужели эти бисквиты действительно так хороши? Он непременно должен это узнать! Мистер Паф решительно открыл дверь пекарни…
-Еще один посетитель! – воскликнул хозяин заведения Антуан. – Проходите! Присаживайтесь за столик.
Бен аккуратно отодвинул стул и, сняв плащ, взял в руки огромное меню.
-Вы можете заказать все, что угодно! – начал разговор француз. – Я пеку все: от багетов до галет, от кексов до пирогов…
-Бисквиты. – спокойно произнес мистер Паф.
-Простите, что?
-Бисквиты. Вы печете бисквиты?
-Конечно, я пеку бисквиты! – воскликнул Антуан. – Это же просто как дважды два! Может быть, вам лучше заказать финансье с пралине из пекана? Или изысканный английский пирог «Высохшее озеро»?
-Нет. Я хочу бисквит. И что-нибудь попить.
-Пиво? – разочарованно спросил француз.
-Не стоит. Просто чай.
     Дождавшись своего заказа, Бен приступил к трапезе. Блаженно разрезав бисквит на несколько кусочков, он, зажмурившись, проглотил один из них. Впервые мистер Паф испытал столь сильное чувство, а именно… Разочарование. Ни феерии вкуса, ни торжества аппетита не произошло. Тщательно разжевав второй кусок, он ожидал, что французская кухня вот-вот доведет его вкусовые рецепторы до неизгладимого счастья, но… Опять ничего.
-Месье Антуан! – закричал он на всю пекарню. – Месье Антуан!
-Что у вас произошло? - молниеносно подбежал француз. – Не понравился чай? Ах, простите… В следующий раз сменю поставщика!
-Нет! Дело вовсе не в чае… А в бисквите!
-В бисквите? – его голос вздрогнул. – Что? Что с ним не так?
-Во-первых, - начал Бен, - он чересчур сладкий! Это портит все впечатление!
     Они так долго спорили о качестве французской выпечки, что вокруг них медленно начала собираться толпа. Каждому было интересно посмотреть на то, как обыкновенный фермер ищет изъяны в совершенных булочках пекаря. Разумеется, все думали, что Бен просто привлекает внимание к себе. Жаль, но в наше время многие смотрят лишь на звания и должности…
-Как ты можешь так говорить? – кричали люди. – Он великий французский повар!
-Даже великие могут совершать ошибки! – оправдывался Бен.
-Но только не короли! Между прочим, месье Антуан готовил обеды для многих европейских монархов!
-А разве у королей не может быть дурного вкуса?
-Какая наглость!
-Неслыханная дерзость….
-Прекратить выяснение отношений в моем дворце кулинарии! – истошно завопил Бастьен. Дождавшись тишины, он продолжил. – А вы, уважаемый господин, отныне не допускаетесь в мою пекарню! Будьте добры: покиньте помещение…
     Под осуждающий свист, Бен ушел из пекарни известного французского повара.  Подумать только! Он променял вкуснейшие бисквиты Оливии на жалкое подобие шедевра! Нужно немедленно вернуться домой и извиниться перед ней. Только бы она успокоилась и не выставила его за дверь…
     В доме семьи Паф горел свет. Пройдя в гостиную, Бенджамин увидел Оливию, читающую газету в уютном кресле.
-Здравствуй, любимая. – Скромно сказал он.
-Здравствуй, любимый. – Не смотря на него, ответила миссис Паф. – Я вижу, выпечка господина Антуана не пришлась тебе по вкусу?
-Нет, дорогая… Она ужасна…
-Что с ней не так? – заинтересованно спросила Оливия.
-Все, если честно. Слишком сладкая, а порции очень маленькие. – Он немного усмехнулся. – Признаться, этот Бастьен берет больше денег, чем нужно за его стряпню.
-Да? – она изумленно подняла бровь. – И во сколько бы ты оценил его бисквиты?
-Две монеты. Это максимум.
-Прости за вопрос…. Но сколько, по-твоему, должна стоить моя выпечка?
-О… Она бесценна, если честно!
     Оливия вскочила с кресла и крепко обняла мужа. По-детски улыбаясь и смеясь, она произнесла:
-Я знала, что ты вернешься! Знала!
-По-другому и быть не могло! – он нежно поцеловал ее в щеку.
-Пойдем на кухню…. Я испекла твои любимые….
Бен аккуратно приложил палец к ее губам.
-На кухне стынут твои бисквиты, но я ни за что не полюбил бы их так сильно, если бы их готовила не ты! Я люблю тебя, моя дорогая Оливия.
-И я тебя, мой милый Бен!
34 СУП
Поздняков Евгений
      Супруги Клутье были настоящим символом безвозмездной любви для крошечной деревушки, находящейся на краю Великого Королевства. По заверению многих старожилов это место никогда ранее не видело столь замечательной пары, как Эммет и Лили. Стоило им, взявшись за руки, выйти из дома, как вокруг тут же собиралась толпа растроганных до слез старушек, вспоминающих рано ушедших мужей и счастливую брачную жизнь. Молодые девушки, проходившие мимо, завистливо поглядывали на Эммета, ежеминутно порывающегося поцеловать свою избранницу. На фоне влюбленного красавца остальные деревенские парни казались черствыми сухарями, что сильно задевало их благоверных подруг. Никто не мог предположить, что эти счастливчики имеют серьезные проблемы в семейной жизни. Еще бы! Не каждый мужчина станет носить на руках супругу до торговой лавочки, помогая ей выбрать лучшие огурцы в городе. Однако даже в идеальной, на первый взгляд, семье существовала огромная пропасть между партнерами. Их отношения с самого начала превратились в любовный треугольник, где главным являлся обаятельный Скелет в шкафу, благодаря которому эта парочка сумела обменяться кольцами.
     Счастливая супружеская жизнь строилась вокруг… Обеденного супа, приготовленного по специальному рецепту Лили. Ежедневно она хлопотала на кухне, надеясь успеть приготовить очередную кастрюлю к приходу драгоценного Эммета, который буквально валился с ног после утомительной работы на ферме. Возвращаясь домой, он, с трудом раздевшись, тут же садился за обеденный стол, жадно выискивая излюбленное лакомство взглядом. Когда заботливая жена нежно ставила перед ним тарелку, до краев наполненную ароматным бульоном, он молниеносно хватался за ложку и жадно поглощал аппетитное блюдо. Заканчивая трапезу, Эммет всегда целовал Лили в щеку, лишний раз напоминая ей об искренности своих чувств. Удивительно, но трудолюбивая хозяйка не позволяла гостям пробовать суп, специально приготовленный для любимого мужа. Девушка утверждала, что если ее стряпню будет вкушать каждый житель деревушки, то она потеряет свои вкусовые качества, от чего Эммет впадет в депрессию! Признаться, мало кто верил в подобную чепуху. Но спорить с Лили никто не отваживался: уж больно вспыльчивый характер имела эта девица!
– Может быть, ты хоть с подругой поделишься своим секретом? – Упрекнула ее однажды невеста портного. – Я же вижу, с каким аппетитом твой муженек хватается за кастрюлю с супом! Что ты туда добавляешь? Индийские специи? Особую соль? Паприку?
– Прекрати, ты же знаешь, что эта тайна никогда не покинет пределы нашего семейного гнездышка! Если все-таки хочешь услышать ответ, могу сказать, что все дело в специальном ингредиенте – в любви.
– Увы, - вздохнула она, - в наше время эта приправа утратила былую ценность. Здесь дело в чем-то другом, более сильном…
     На самом деле кулинарный секрет хозяйки Лили был невероятно прост: важнейшей составляющей ее расчудесного супа являлась… Бутылочка отменнейшего эля. Да, да! Не удивляйтесь! Ровно на двадцатой минуте приготовления она добавляла в блюдо приятно пахнущий напиток, аккуратно помешивая содержимое кастрюли исключительно по часовой стрелке. Затем девушка добавляла мелко нарезанные морковь и укроп, что помогало скрыть яркий оттенок алкогольного напитка. Подавалось жгучее варево в тарелке с красочными узорами: Эммет любил разглядывать орнамент на посуде, что лишний раз отвлекало пристальное внимание жениха от странного привкуса.
     Разумеется, хрупкая Лили не хотела превратить своего любимого мужа в седовласого почитателя спиртного. Напротив, она постоянно следила за его здоровьем, а если настойчивый супруг начинал просить добавки, она тут же убирала кастрюлю в небольшой шкафчик, ключ от которого висел у нее на груди рядом с крестиком. Дело в том, что любовь Эммета к крестьянской девушке напрямую зависела от его состояния: стоило парню протрезветь и он тут же переставал испытывать к супруге теплые чувства. Эта особенность его организма выяснилась несколько лет назад, когда он, изрядно выпив в трактире, признался Лили во влюбленности. Утром красавчик всячески отрицал столь смелое заявление, однако на следующий день ситуация повторилась! С тех пор находчивая девушка постоянно поддерживала супруга в состоянии умеренного опьянения.
      С каким же трудом давалось семейное счастье Лили! Ей постоянно приходилось идти на всевозможные уловки, чтобы скрыть от окружающих тайну идеального брака, а домохозяйка, ежедневно покупающая несколько бутылок эля, выглядит, знаете ли, весьма подозрительно! Бедняжка меняла таверны чаще, чем кокошники, а разговоры с красноносыми стариками стали привычным делом для заботливой супруги.
– Красавица! – Пробурчал сквозь икоту завсегдатай паба. – Заставляешь порядочного христианина брать грех на душу!
– Вы разве не слышали? – Удивленно прошептала она. – После недавней церковной реформы грехом называют любой поступок, сделанный без выгоды. Смотрите: вы покупаете мне три бутылочки эля, а я даю вам денег на кружку янтарного пенистого пива. Бог будет плакать от счастья, глядя на столь приятное сотрудничество его детей!
– Ох, - томно вздохнул он, пересчитывая золотые монеты, - чего только не сделаешь, ради сохранения семьи…
      Гениальный план Лили по поддержанию теплых супружеских чувств казался безупречным: соблюдая четкое расписание дня, она не могла позволить своему мужу ни минуты голода. Счастливый Эммет всегда ходил сытый и довольный, однако камнем преткновения в грандиозном замысле девушки стала излишняя добросердечность супруга. Его коллега по работе на ферме, проныра Кларк, имел удивительную особенность – не пропускать ни одной юбки в маленькой деревушке. Однажды, в очередной раз, выгуливая скот, он приметил двух юных красавиц, мило беседующих о чем-то недалеко от загона. Молниеносно придумав сказку о внезапно разболевшейся спине, хитрюга уболтал простачка Эммета поработать за него несколько часов. К несчастью Кларка, привлекательные девицы оказались дочерями сурового мясника, однако эта тема достойна отдельного рассказа. Задержавшийся в поле месье Клутье неожиданно посмотрел на мир совершенно иными, трезвыми глазами: пейзажи родной фермы приобрели более реалистичные очертания, а воздух, ранее казавшийся чистым и свежим, впервые за долгие годы раскрыл всю прелесть работы с домашним скотом. При этом голова Эммета ужасно раскалывалась так, будто вчера он весь день провел с друзьями в таверне!
– Друг мой! – Обратился к нему владелец участка. – Дело не в том, что мне не нравится тяга к труду, но Вам бы не мешало поторопиться. Ваша супруга – девушка вспыльчивая! Она только что закатила скандал в моем кабинете, мол, какое право я имею задерживать ее драгоценного мужа? Увы, из моих уст, россказни о рабочем энтузиазме звучат несколько… Неубедительно.  Я не очень хороший рассказчик.
      Супруга? Что за вздор! Должно быть, это какая-то ошибка! Свадьба – событие грандиозное: забыть о нем невозможно! Он наверняка бы помнил о том, что женат, хотя… Откуда взялось это кольцо на безымянном пальце? Окончательно запутавшись в хитросплетениях своей бурной жизни, Эммет, преодолевая легкое головокружение, направился к выходу. Ему ужасно хотелось выяснить, откуда взялась эта нахальная девица, осмелившаяся выдавать себя за жену молодого фермера. Внимательно осмотрев окрестности рабочего участка, показавшиеся ему чуть менее яркими, чем несколько часов назад, он заметил хрупкий женский силуэт, отчаянно несущийся к нему. В попытке разглядеть черты белоснежного лица, к парню возвращались обрывки воспоминаний, поражающие своей неправдоподобностью. Последние годы его жизни напоминали дурной сон, буквально пропитанный пребыванием в нем одной взбалмошной и надоедливой барышни…
– Дорогой! – Крикнула девушка с кастрюлей в руках. – Я принесла тебе твой любимый суп! Быстрее! Иди ко мне! Морить себя голодом – вредно! Обедать всегда нужно в одно и то же время.
     До чего же знакомый голос! Точно! Это же дочь бакалейщика Лили! Помнится, как-то раз хорошенько выпив с друзьями, он признался ей в любви, а на следующий день, под действием яркого вкуса эля, полез целоваться. Как же смеялся Кларк, когда высказывал очередную глупую колкость про то, что когда-нибудь пиво и другие крепкие напитки доведут эту парочку до свадьбы… Эх, упрямый хитрюга никогда не умел шутить! С чего бы Эммету, не испытывающему чувств к девушке, предлагать ей руку и сердце? Вспомнив забавные моменты прошлого, парень радостно улыбнулся, однако нахлынувшая головная боль тут же пресекла никчемную попытку рассмеяться. Тем временем, девушка подошла к парню почти вплотную и, мило улыбаясь, протянула ему наполненную до краев, кастрюлю супа. Переводя взгляд с ароматного варева на Лили, Эммет неожиданно вспомнил события последних лет в мельчайших подробностях: словно запряженная тройка, в его голове пронеслись поцелуй в церкви, обмен кольцами и покупка семейного гнезда вдали от шумного рынка… Но как же так? Неужели все это время он был под влиянием… Алкогольного дурмана, а эта хрупкая девушка, по всей видимости, не стеснялась этим пользоваться? Впервые по-настоящему оценив трезвый взгляд на мир, Эммет молниеносно сорвался с места, надеясь убежать от надоедливой супруги как можно дальше.
      Царапая босые ступни о каменистую дорогу (он не привык работать в поле обутым), парень несся вниз по склону, изредка оборачиваясь: за ним, развивая бешенную скорость, гналась красавица Лили, тщетно стараясь не расплескать содержимое кастрюли, к составу которого у бедного фермера впервые за долгое время возник ряд вопросов. Осознав, что просто так от этой настырной барышни не оторваться, Эммет принялся петлять и огибать темные дворы, знакомые ему еще со времен ребячьих игр в прятки.   
      Приобретя адекватное мироощущение, он не собирался вновь потерять его во имя супружеского счастья миловидной девицы. Убедившись, что следы запутаны достаточно хорошо, парень решился на весьма отчаянный шаг: со всех ног броситься к берегу моря, в порт…
– Простите! – Обратился Эммет к просоленному капитану торгового судна. – Можете забрать меня с собой в плавание?
– Тебе что, в мозг волны ударили? – Ответил моряк, гневно размахивая трубкой. – Зачем мне в команде фермер-недотепа, который будет только мешаться под ногами?
– Я готов выполнять любое поручение и работать без жалования! Поймите: мне срочно нужно сбежать от девушки, которая обманом покушается на мою свободу…
– Хватит! Я редко, когда проникаюсь сочувствием к людям, но твой случай… Мне знаком. Ненавижу женщин, пытающихся накинуть цепи на мужчин! Поднимайся на борт, салага. Найдется и для тебя работа.
     Удаляясь от берега все дальше и дальше, Эммет с нескрываемым восторгом осознал, что его жизнь наконец-то принадлежит исключительно ему. Грудь, раздутая от гордости словно прямой парус, выдавала неподдельный восторг от происходящего. Несмотря на то, что с земли еще долго доносились отчаянные крики с просьбой вернуться, парень решительно принялся изучать азы матросской жизни: под руководством боцмана он невероятно быстро научился плести канаты и вязать морские узлы.  Молодой моряк легко управлялся с парусами и добросовестно выполнял все поручения.
– Прирожденный мореход! – с радостью в голосе говорил про Эммета старый боцман.
      Пораженная стараниями матроса команда не могла оставить его труды без награды. Лично капитан сделал предложение отпраздновать месяц пребывания парня на судне на широкую ногу. В ближайшем порту боцман закупил несколько ящиков отменного эля, которые были надежно спрятаны в трюме до назначенной даты. Наконец, долгожданный день наступил и воодушевленные столь радостным событием моряки принялись подбрасывать растерянного Эммета. Еще бы! Их судно со дня постройки не было в таком ухоженном состоянии! Приятно удивленный матрос поблагодарил своих товарищей за неожиданный подарок и собирался уйти отдыхать в каюту, однако его взор пал на подозрительные коробки, стоявшие на палубе у фок-мачты. Перебив тост капитана, он принялся отговаривать экипаж от дурацкой затеи, но, увы, прыть мореплавателей трудно остановить. Перейдя от уговоров к жестким действиям, они схватили бедного паренька и, под дружный хохот  команды, сумели заставить его выпить целую кружку жгучего напитка!
     Изменившийся в лице Эммет бросился к шлюпке. Капитан и старший помощник пытались оттащить его от борта, но их усилия оказались тщетны: матросом, не наделенным большой физической силой,  будто бы овладел сам дьявол. Легким движением руки он сумел отбросить закаленных в  походах  моряков, а затем, грозно оглядев весь экипаж, вежливо попросил не мешать ему. Развязав узлы, парень спустил шлюпку на воду и, выкрикивая странное имя: «Лили», отправился в неизвестном команде направлении.
      Я знал Эммета с детства, и недавно мне удалось навестить его семью! Счастливые супруги друг в друге души не чают, а их чудные дети уже пошли в первый класс. Оставшись наедине с главой семьи, я заметил, что он не ест суп, приготовленный заботливой хозяйкой Лили, а его взгляд не одурманен алкогольным туманом. Набравшись наглости, мне удалось спросить у трезвого Эммета: «Ты бы не хотел поменять свою жизнь?». Почесав затылок, он обвел взглядом сорванцов, обеденный стол и жену, хлопочащую на кухне, а затем, слегка улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Вдоволь наевшись, я покинул дом супругов Клутье, полный не только сытных блюд, но и добрых воспоминаний.
35 Метаморфозы
Анна-Мария Ситникова
     Metamorphosis

      К свету, к солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин… Мощная волна, подняв песок и обрывки водорослей с мелководья, подхватывает флюоресцирующую студенистую массу из миллионов микроскопических существ и с яростью откидывает обратно, к зубастым пастям крутолобых чудовищ. Ещё секунду назад живые полупрозрачные тельца, превращенные мощью океана  в комки питательной смеси, вперемешку с разорванными на мелкие кусочки тушками каких-то рыб, исчезают в ненасытных утробах. Радостный свист сытой дельфиньей стаи затихает  на горизонте… Как и было задумано природой, положенное количество белков, жиров, углеводов попадает в кровь, пополняя энергией гладкие тела новых хозяев. Только что-то ещё, не подающееся рациональному объяснению, тонкой светящейся плёнкой обернув красные кровяные диски, несётся к мозговому центру. Там, в сером веществе, между глазом и дыхальцем, это нечто замирает. Через несколько дней и ночей (по законам ли природы?), блестящее шарообразное образование начинает пульсировать, направляя полностью послушные живые дельфиньи машины к свету, солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин...

      О сколько пищи! Ещё дышащей, а значит свежей и вкусной! Хрустящие нежные ракушки с желейной начинкой, застрявшие в плавниках, личинки морских жуков под кожей мягких животов  этих огромных острозубых монстров, так вовремя  выброшенных на берег  в месяц великого голода. И попавшая в зоб вместе с горстью личинок кровь крутолобых вполне приятна на вкус, и сладок серебристо поблёскивающий мозг, вытекший из разбитого о прибрежные скалы черепа. Вот уже предсмертные крики обречённых морских обитателей почти не слышны за победными чаячьими песнями. Грязны белые перья на грудках пирующих, закрываются от сытости плёночные веки, слабеют лапки. Струятся к мозгу светящиеся сгустки - чужое хищническое стремление убивать мелких и слабых… Скинув дремоту, летят чайки, всё ещё повинуясь старому основному инстинкту, к своим гнёздам, несут в клювах добытую еду. Бросают переваренную жвачку доверчивым пушистым птенцам и, словно освободившись от природной власти, теряя плавность движений, начинают механически стучать крепкими клювами по головам своих накормленных досыта детей… О сколько пищи! Ещё дышащей, а значит свежей и вкусной!..

      Шевелит ветер кровавые перья. Покрываются по краям бурой коркой зияющие раны птичьих тел. Из прогретой кровью земли поднимаются к долгожданной манне тысячи белёсых червей-падальщиков. Жуткие копошащиеся пружинки сплошным ковром покрывают место побоища, с жадностью  буравят ходы в скрюченных предсмертной агонией мышцах, расплавляют едким личиночным соком крепкие сухожилия, сворачиваются клубками во влажных птичьих глазницах. Доев останки, хаотично копошащаяся масса вдруг прекращает движение, будто прислушиваясь к чему-то странному, происходящему в их маленьких булавочных головках. Затем зомбированная армия ровными колоннами  направляется к месту спячки: пустым грудным клеткам, с начисто обглоданными рёберными пластинкам. Тянутся тонкие шёлковые паутинки из каждой, даже самой мелкой особи, вязнет в липких нитях ворсистая оболочка, немеют растолстевшие сегменты. Шевелит ветер кровавые гроздья коконов. Зреет под оболочками  новая, неведанная ранее слепым червям сущность  чудесных белокрылых созданий, обладающих непомерной тягой к полёту…

       И раскрашивается калейдоскопическими узорами пасмурное северное небо. Шуршат над бесплодными скалами молодые крылья. Замирает от восторга случайно забредший на полуостров путник. Сбросив рюкзак, тяжело топая сапогами, он пытается поймать ускользающую красоту. Заскорузлыми пальцами человек срывает с плеч рыбацкую куртку, спустя минуту сидит над целой грудой агонизирующих бабочек. С удивлением отрывает бирюзовые, пурпурные, лимонно-оранжевые крылышки, подносит к глазам радужно раскрашенные  слюдяной пыльцой пальцы, проводит ими по серым плоским камням, рисуя своё имя. Капли мутного сока из смятых хитиновых оболочек втираются в мелкие порезы на коже, жгут и странно чешутся, проникая всё глубже, смешиваясь с горячей человеческой кровью. Ударяясь о стенки большого сердца, что-то непонятное и чужеродное струится к центру всех помыслов и мечтаний. Там, в сером веществе, растёт и крепнет, становясь главенствующей идеей прежнего носителя - червя. Медленно исчезает улыбка на заросшем щетиной лице путника. Останавливается взгляд на сотворённой наскальной картине. Грязные пальцы с обломанными ногтями рвут на груди ветхую тельняшку, царапают кожу на висках. Хрустят под сапогами сломанные ракушки. Из горла вырывается звериный вопль. Далеко внизу короткое эхо отражает одинокий всплеск упавшего в волны тела. Взмывают над безжизненной скалой оторванные крылышки. И раскрашивается калейдоскопическими узорами пасмурное северное небо…

        Это было  слишком необычно, чересчур ярко для серых предполярных широт… это была… красота… Человек, пришедший сюда смог бы оценить великолепие трепещущего красочного полотна, но разве кому-нибудь интересно мнение очередной жертвы великого и бесконечного бога-океана? Кровь упавшего бездыханного тела  смешивается с горько-солёной водой, проникает сквозь нежные мембраны удивительных микроскопических полупрозрачных существ, заставляя их покрытые ворсинками и чешуйками тельца забыть о мерном однообразном покачивании и механическом поглощении плавающих вокруг крупинок. Нечто (как и было задумано природой?), принесённое водой, застревает в нервных трубочках, растёт, просвечивая сквозь студенистые спинки, лапки и усики очередных хозяев  в темноте холодных волн, подражая  небесному магнитному сиянию. Куда-то зовёт…

        К свету, к солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин…
36 Вера - хайбун
Анна-Мария Ситникова
           В кабинете профессора неврологии первый пациент: пятилетний мальчик в инвалидной коляске. Врач постукивает блестящим молоточком по судорожно сведённым мышцам тоненьких рук и ног. Хмурится, вчитываясь в безжалостные строчки эпикриза: «детский церебральный паралич, спастическая диплегия, поздняя стадия». Двигается молоточек над переносицей ребёнка с деформированной выпуклой головой, косящим взглядом. Прозрачная струйка слюны стекает с непослушного уголка губ, капает на розовую рубашку. Стоящая за спинкой кресла мать ловко промокает кожу сына носовым платочком, целует его в макушку. Обращает  к врачу сияющее лицо: «Мишенька вчера сказал: «Ма»! Скоро ходить будет!» И столько веры в её чистых голубых глазах, что строгое светило медицины невольно улыбается, захлопывая листочек-приговор картонными челюстями амбулаторной карты.
              Разум в потёмках
              Не умирает вера
              Первые шаги
37 Новогодняя поездка к прабабушке. 6. Ковер Судьбы
Галина Гостева
              Храня нас, Матерь Божия с небес Свое Благословенье посылает.
              Пречистой Богородицы Покров над миром ярко, словно свет, сияет.

       Прождав три дня напрасно квартирантку из Минусинска, семидесятилетняя Кузьмина Нина Максимовна, хозяйка дома, в котором временно прописалась беременная двадцатилетняя Лыткина Илона Ильинична, разволновалась не на шутку. Ей сразу же пришла в голову мысль о преждевременных родах.

       Не раздумывая ни секунды, она достала из-под матраса свои «гробовые» деньги, поспешила в магазин, закупила детское приданое и на автобусе поехала в  роддом Минусинска. В этом роддоме у  нее работала медсестрой бывшая квартирантка,  Горюнова Оксана Михайловна.

       От Оксаны Нина Максимовна узнала, что Илона родила девочку 48 сантиметров длиной и весом в 2650 грамм. Роды  врачи  приняли в воскресенье 29 июля, а уже 30 июля 2001 года Илона написала отказ от ребенка, мотивируя тем, что не желает кормить и растить дитя от своего насильника, убийцы ее родной  матери.

      На просьбу маленькой, сухонькой, седой Нины Максимовны позволить ей свидание с Илоной, Оксана  презрительно ответила: « Ищи ветра в поле!  31 июля роженица сбежала из больницы».

      « Как сбежала? Куда сбежала? Что теперь с девочкой будет?» - встревожилась старушка.

      « Куда - не знаю. А у новорожденной родовая травма шейного отдела позвоночника, по- простому  -  кривошея. Роды- то были стремительные. В  автобусе Илону сильно растрясло.

      Девочку из роддома недели через две переведем в детское отделение. Там  ей проведут лечение массажами, различными ваннами, физиопроцедурами.
 
      А потом ей придумают имя, фамилию, выпишут Свидетельство о рождении  и  направят в Дом Ребенка .  За ней будут наблюдать невролог и ортопед, чтобы не было косолапости , гиперактивности,  отставания в развитии» - терпеливо  разъясняла Оксана бывшей своей  сердечной и душевной  домовладелице.

      « Если можно, запишите в Свидетельстве ее, как Кузьмину Екатерину  Викторовну, в честь моей покойной матушки. А я буду всегда молиться за нее, навещать и отпишу ей в завещании свой домик».

      «Наверное, можно. Пойдемте, я Вас проведу к Заведующей родильным отделением. Она лучше меня все Вам разъяснит, что и как нужно оформить».

      Еще через неделю Нине Максимовне через  верующую - православную христианку, тещу Начальника милиции Абакана, удалось все-таки разыскать Илону, которая находилась в коме в  Травматологии после  дорожно-транспортной аварии.
 
     Именные молебны, особые прошения, записки о здравии Илоны и младенца Катерины, благодарственные свечи Господу Богу, Пресвятой Богородице , всем святым и пророкам, ежедневные утренние и вечерние молитвы в доме – укрепляли веру Нины Максимовны в благоприятный исход событий.

     Со слезами на глазах  молилась верующая перед иконой Божией  Матери  "Нечаянная Радость»:  «Избранной от всех родов Божией Матери и Царице, явившейся иногда к человеку беззаконну, во еже отвратити его от пути нечестия, благодарственное пение приносим Ти, Богородительнице. Ты же, яко имущая милосердие неизреченное, от всяких нас бед и грехов свободи, да зовем Ти: Радуйся, нечаянную радость верным  дарующая».

     Батюшка сказал ей как-то однажды, что от списков этой иконы происходят всевозможные чудеса, когда молятся за детей, за обращение заблудших на Путь Истины, о духовном и телесном прозрении родных, близких и знакомых.

     В субботу 13 октября 2001 года в Танзыбее 53-летняя библиотекарь Панкова Альбина Альбертовна помогала девочкам- восьмиклассницам готовить реферат по ковроткачеству.  Было найдено много интересных  фактов  по истории возникновения ковроткачества, а также о том,  как в Персии в рисунках ковров с помощью узелков, цветов, листьев и других элементов зашифровывали пословицы, поговорки, легенды  и  важные сообщения. Знающие люди умели читать ковры по узорам, словно книги.

     Особый интерес у школьниц вызвал рассказ о « Весеннем ковре» царя  Хосрова Первого. Он был выткан в шестом веке в честь победы персов над римлянами и завоевания Аравийского полуострова.

     Своими размерами  « Весенний ковер»  просто поражал воображение всех, кто его лицезрел: 122 метра в длину, 30 метров в ширину, весом в несколько тонн. На узорах ковра земля была выткана золотыми нитями; вода – прозрачными драгоценными камнями; цветы и плоды на деревьях – самоцветами.

     В середине седьмого века Персия была захвачена арабами. Завоеватели разрезали ковер на части и увезли из столицы. Дальнейшая его судьба покрыта мраком.

     Альбина Альбертовна всегда охотно помогала школьникам готовить всевозможные
рефераты и доклады. В эти моменты она представляла себя счастливой многодетной матерью и одаривала ребятишек, пришедших к ней за советом и помощью, всей своей
нерастраченной материнской любовью и ласковым отношением. К сожалению, Бог не дал им с мужем своих детей.

     Неожиданно в библиотеку, постукивая палкой, вошел слепой дед Тимофей.  Глядя на Альбину Альбертовну своими незрячими глазами, он вдруг громко произнес:    "Радость для сердца и души – добрая весть. Радость для дома – гость долгожданный.  На Покров дома не сиди.Поезжай в Минусинск в церковь». Он вышел также неожиданно, как и вошел.

     После работы Альбина Альбертовна  купила билет на ночной рейс автобуса до Минусинска,хотя уверенности не было никакой, что автобус придет вовремя из Кызыла, столицы Республики Тыва.

     Сентябрь в тот год на редкость оказался теплым и сухим.  После августовских проливных дождей в лесу наросло неисчислимое количество грибов: груздей,волнушек, белянок, сыроежек ,маслят, рыжиков. Хоть литовками коси. Эти щедрые лесные дары собирали  вплоть до 8 октября.

     Листва на деревьях к тому времени лишь кое-где пробросилась золотом.  Малина и земляника в садах пыталась зацвести по второму разу. Смородина щедро выпустила набухшие почки. Садовые цветы радовали взоры своим пышным разноцветьем.

    Обильные снегопады обрушились на поселок уже 10 октября.Ледяной ветер пытался сбивать пешеходов с ног. Дорожная техника не успевала расчищать дорогу. На Буйбинском перевале скопилось множество легковых автомобилей и рейсовых автобусов.

     К 13 октября снегопад прекратился полностью, покрыв землю полуметровыми заносами. Было больно смотреть на деревья, так и не успевших сбросить с себя изумрудную зелень, на которую плотной, тяжелой массой налип мокрый снег, ломая
сучья и ветви.

    Слава Богу, автобус пришел вовремя. Альбина Альбертовна заняла свое место рядом с молоденькой азиаткой. Электронные часы в автобусе показали 10 минут первого.Водитель, поздравив пассажиров с Праздником Покрова Пресвятой Богородицы, погасил свет в салоне и пожелал всем спокойной ночи.

     Привычно прошептав про себя: « Пресвятая Дева Мария, Пречистая Богородица, раскинь над нами Пречистый свой Покров, огради нас от всяких бед и неприятностей, спаси и сохрани нас, грешных. Аминь», - Альбина и не заметила, как моментально провалилась в сон.

     Она оказалась в  просторном  светлом помещении. Посреди зала за ткацким станком сидела молодая женщина с пышными, распущенными ниже пояса, золотистыми волосами, огромными темно-синими очами и лучезарной улыбкой. Тихо напевая песенку, она неспешно ткала узорчатый ковер из множества разноцветных нитей:

   Сегодня Ковер Судьбы Кате соткем:
   Чудесный, волшебный, как в сказке.
   В основу его Любви Нити вплетем
   Вместе с родительской лаской.
   Пусть Птица Удачи успех принесет
   Катюше на радость и счастье.
   Пускай стороной от нее пронесет
   Случай все беды – несчастья.

      Около женщины бегал очень подвижный, озорной мальчик лет восьми. То и дело он вынимал из кармана небольшие клубочки нитей и пытался незаметно подсунуть их матери. Женщина делала вид, что сердится на него, отпихивала его клубочки в стороны, но затем, видя огорчение сына, вплетала осторожно их нити в основу ковра.

     Альбина Альбертовна видела ясно женщину и ее сына, но для них она оставалась невидимой, а ей так хотелось узнать, кто же это ткет Ковер Судьбы для ее будущей доченьки Кати.

    Вдруг кто-то ласково дотронулся до ее плеча. Повернувшись, она тут же непроизвольно опустилась на колени. Пресвятая Богородица раскрыла над нею Пречистый Свой Покров и произнесла : «Благодаря твоему искреннему желанию разыскать и удочерить Катеньку, Великая Мастерица Жизнь согласилась переткать Катин Ковер Судьбы, внеся в него магические Нити Изменения Судьбы в лучшую сторону. Эти чудесные Нити и вынул из своего кармана ее сынишка Случай, добрый и сердечный мальчуган. 

     Утром после церкви, закупи побольше  фруктов и сладостей  и отнеси в Дом Ребенка. Там ты и найдешь свою Катеньку».

     Все так и произошло. В церкви было многолюдно. Прихожане пришли целыми семьями. Они ставили свечи, прославляли Божью Матерь, прося у  Нее милости, здоровья и заступничества.

     Особо усердно благодарила Богородицу Альбина, помня свой чудесный ночной сон. Как и все верующие, она не сомневалась в заступничестве Божьей Матери.  Дева Мария, ведь, тоже жила на земле когда-то и испытала все тягости и проблемы земной жизни на себе.

    Закупив фруктов и сладостей, Альбина поехала на такси в Дом Ребенка. Дежурный воспитатель сначала не хотела впускать ее в учреждение, уговаривая придти в понедельник. Но к счастью, вышедшая из кабинета Директор, узнала давнюю посетительницу, выслушала ее, проверила документы, приняла охотно многочисленные кульки с подарками для детей и согласилась показать ей поступивших грудничков.

    Да и как было Директору не узнать посетительницу, ведь та уже несколько раз за последние годы была у них, желая удочерить кого-нибудь. Ей показывали разных детей, но она всякий раз отрицательно качала головой, шепча: " Нет! Это не моя девочка! Простите меня, пожалуйста!"

    Альбина  Альбертовна от такого доброго отношения и соучастия не смогла  справиться с охватившим ее волнением и расплакалась. Раздевшись в кабинете у Директора, облачившись в белый халат и тапочки, вымыв тщательно руки с мылом, она, не помня себя от радости, поспешила за руководительницей учреждения по коридору.

     В грудничковой группе было 7 малышей: 4 мальчика и 3 девочки.  Все они спали в кроватках сладким сном. Вдруг одна малышка открыла свои голубые глазки и жалобно заплакала.

    « Спи, Катенька, спи! Никто тебя не обидит! Все тут свои!» - стала уговаривать ее медсестра.

     У  Альбины разом  задрожали руки и ноги. Она взглянула на девочку, еще не веря тому, что нашла все-таки Катю. Да, это была именно та девочка, которую она во сне увидела в ведре у колодца.

     Медсестра вынула малышку из кроватки и подала Альбине Альбертовне. Прижимая девочку к себе,  Альбина сквозь слезы прошептала: « Я нашла тебя, доченька! Нашла! Благодарю Тебя, Божья Матерь, за помощь и заступничество».

     Директор и медсестра тоже не смогли сдержать слез от нахлынувших радостных чувств; " Слава Богу! Еще одно брошенное дитя обретет семью и будет расти в родительской любви и ласке".

     Оставшиеся дни октября и половина ноября ушли у Панковых на сбор всех  необходимых справок и документов в трех экземплярах для подачи в суд.

     Суд по удочерению Кузьминой Екатерины  Викторовны состоялся в среду 19 декабря 2001 года. Решение суда об удочерении было выдано на руки Панковым только после январских праздников.

     29 января 2002 года в доме у Панковых праздновали  6 месяцев со дня рождения  их доченьки, Панковой Екатерины Владимировны. Счастливая Катенька, нежно прижимаясь к матери, ласково всем улыбалась, заразительно смеялась, что-то радостно лепетала.

      А с небес Божья Матерь распростерла над ними Свой Пречистый Покров, посылая им Свое Благословение.

      В это же время на небесах Мастерица Жизнь, разглядывая вытканный  ею Ковер Судьбы Екатерины, удивлялась, каким образом ей удалось создать такой невиданный по красоте узор из судеб людей, живших так далеко друг от друга и никогда ранее не предполагавших, что они могут где-то встретиться.
      
      " Красота-то, какая получилась!" -разглядывая ковер, удовлетворенно
произнесла Мастерица Жизнь и добавила: " Один такой счастливый Ковер Судьбы ребенка во множество раз ценнее, важнее и дороже " Весеннего Ковра" царя Хосрова
Первого и всех остальных персидских ковров вместе взятых. Жаль, что не всегда сразу люди понимают это. Иногда, для осознания этой простой истины, они проживают бездумно целую жизнь".

      Прыгая и резвясь на пушистых, мягких облаках, любопытный Случай наблюдал
за жителями Земли, подбирая повсюду обрывки всевозможных цветных нитей, сплетенных из искренних, светлых настроений, чувств и эмоций людей, сматывал их в клубочки и прятал в своих бездонных карманах. Вдруг пригодятся когда-нибудь и для кого-нибудь в новых Коврах Судьбы.
38 Танька
Ирина Проскурина
Прошёл год моего пребывания в интернате.

Не скажу, что привыкла.
Это - как принять  должное, смириться и постепенно вживаться в новую, не особо радостную и счастливую жизнь, но зато насыщенную очень яркими, незабываемыми  событиями.

За день до новогоднего утренника ко мне подошла мой шеф Таня Антонова.
К каждому первокласснику прикреплялся восьмиклассник. Роль шефа заключалась в заботе о младшем, в помощи ему с уроками и присмотре за подопечным, чтобы никто не обижал.
На деле это выглядело немного иначе.

- Вынесешь мне подарок к моей спальне. Я буду тебя там ждать в три часа, - приказным тоном сказала Таня.

Подарок - это новогодний гостинец из сладостей: много карамельных конфет, ещё больше шоколадных, пачка вафель и печенья; иногда мандаринку положат.
И всё это я должна была отдать Таньке Антоновой.
Лишить себя радости предвкушения праздника, во многом долгожданного и возможности вдоволь наесться этих конфет…

В обычные дни в интернате их редко увидишь.

Иногда приходила к кому-нибудь из одноклассников посылка от родителей и то конфеты там были, в основном, "подушечки" или, как их ещё называли, "дунькина радость", - маленькие такие, внутри с вареньем.

Эту начинку смаковали, как можно дольше, пока не растаивала она полностью во рту, а саму карамельную основу перекатывали с одной щеки в другую, растягивая, тем самым, удовольствие.

Наступил праздник Новый Год.

Наш класс, вместе с воспитательницей, готовился к нему с особой тщательностью. Кто-то разучивал стихи; тот, у кого был голос, - пел; а кто имел хоть какие-то актёрские способности - выступал в сценках, похожих на короткие театральные постановки.
Я ничего из этого не предпочитала, не любила публичности.
Валентина Григорьевна, наша воспитательница, всегда меня упрашивала рассказать хотя бы стихотворение.

- У тебя хорошая память, учи, - и всучивала мне текст в руку.


На сцене у меня, при виде присутствующих в зале, моментально кружилась голова; лица ребят троились; я покрывалась испариной, голос мой предательски дрожал. Запиналась на половине стиха, начинала робко заново. В такие моменты хотелось провалиться от стыда. В пол, сквозь землю, ниже земли- в мантию, и даже во внутреннее ядро. Лишь бы не испытывать этот позор.

И вот уже все отвыступались и начинается главное действие - хоровод возле ёлки и выход Деда Мороза.

Дедом Морозом у нас обычно был Вадим Валерьевич, учитель географии.
Он был очень худеньким, и поэтому ему приходилось надевать под основной костюм ещё пару свитеров. Ватная борода постоянно сваливалась, а из-под неё высовывались жгучие чёрные усы. Во рту блестел золотой зуб. Речь его была как на уроке: растянутой, с акцентом на запоминание темы (не каждый мог усвоить за урок название всех рек Поволжья, к примеру, и для таких, он специально медленно произносил слова).

Вадим Валерьевич был самым терпимым из учителей и относился к нам по-доброму.
Никогда никого не выделял из учеников, ко всем относился одинаково, умело выделял способных не в обиду остальным.

Я не помню его раздражённым. Голос у него был мягким, вкрадчивым, он очень много шутил и называл нас - други мои. На его уроках было всегда интересно: помимо школьного материала, давал много дополнительной информации, принося из дома свои книжки и журналы.
Чёлку он смешно зачёсывал назад, на просвечивающую лысину, поправляя её каждый раз, когда она спадала.

В костюме Пьеро: в рубахе со слишком длинными рукавами, в высоком колпаке, - я выглядела грустной и меланхоличной, как персонаж самой сказки, страдающий постоянно от своих неразделённых чувств к Мальвине. Единственно, пожалуй, что отличало меня от настоящего Пьеро, так это полное безразличие к бегающей вокруг меня Ирке Панфёровой, переодетой в эту героиню, игравшей свою роль с удовольствием.

Вдобавок, страдала я от неприятного приближающегося момента, когда я должна была отдать Таньке свой сладкий подарок.
Лицо моё излучало скорбь и уныние. Эта роль подходила мне идеально, как никогда.

Настал момент раздачи подарков.

Вадим Валерьевич, сняв большую меховую перчатку, залезал в огромный мешок, усыпанный блёстками, доставая оттуда коробки конфет, в виде сундучка, и клал в вытянутые руки каждому подходившему ребёнку.
Я, неохотно, без видимой радости, приняла подарок и направилась из зала.
Антонова ждала меня у выхода, хотя уговор был встретиться в спальне.
- Пошли вниз, - полушёпотом сказала она, отворачивая от меня голову, чтобы никто не мог заподозрить её намерения.


Спускаясь по лестнице, понимая всю обреченность своего положения, но ещё рассчитывая на что-то, я обратилась к Тане.
- Можно я хотя бы три конфетки возьму?
Вместо ответа получила оплеуху по затылку и пинок в спину.
Не понимая, что творю, с огромной обидой на Антонову, я пустилась бежать вниз, перепрыгивая через две ступеньки, с подарком, прижатым к груди.
Таньке не составило  большого труда настигнуть меня. Припёрла меня в угол лестничного проёма и потянулась за подарком, который я не выпускала из рук.
- Страх, дура, потеряла? - с этими словами она локтём упёрлась мне в горло, а другой рукой схватилась за подарок.
- Не отдам. Это моё, - не отступала я, хрипя от боли.
Антонова ещё сильнее потянула на себя подарок.
Началось долгое и утомительное препирательство, в результате сундучок выпал из моих рук, коробка разорвалась и оттуда высыпались конфеты.
- Что ты наделала, коза? -выругалась Танька.- собирай, а то вмажу.
Я покорно опустилась на корточки и стала собирать рассыпавшиеся конфеты.
Танька оттопырила карман, чтобы я ей туда их складывала.

Среди разбросанных конфет, я увидела самые мои любимые -" Мишка на севере". Не сдерживая безотчётный порыв и не думая о последствиях, я нагло, при Антоновой, развернула быстро конфету и закинула в рот.


Но вкусить шоколадного наслаждения не удалось… в ту же секунду, я почувствовала сильный удар по спине танькиным кулаком.

Конфета целиком вылетела изо рта на каменный пол лестницы. Раздражённая, что всё пошло не так, как она задумала, Танька наступила на конфету и бешено стала растирать её своей туфлёй.

Коричневые разводы от недоеденной конфеты и разорванный в клочья фантик, меня привели в ярость.

Я резко вскочила и, головой своей, совершенно неосознанно, нечаянно, ударила Таньку в подбородок.
Раздался громкий крик. Танька схватилась обеими руками за лицо и, сквозь её пальцы, я увидела просачивающуюся кровь. Затем она от боли стала подпрыгивать, как жеребец. Тело её вскоре согнулось, и Танька упала на колени, продолжая стонать ещё громче.
"Язык оторвался," - подумала я, и сердце моё наполнилось страхом. Никак не ожидала увидеть своего шефа в таком беспомощном состоянии.

Я нагнулась к ней, дотронулась до плеча.

- Таня, прости. Я случайно, - произнесла я, - Пошли в изолятор.

Мне казалось, что Танька больше не сможет никогда разговаривать и её выпрут из школы в другую, для глухонемых, по моей вине. Угрызения совести мои росли по мере её нарастающих воплей. Приготовилась мысленно к тому, что сейчас, когда чуть утихнет боль, она меня ударит и поэтому, на всякий случай, села от неё подальше.

Неожиданно для меня, она протянула мне свою, перепачканную в крови, руку. Я взяла её, нисколько не брезгуя, и, не спеша, под Танькины всхлипывания, мы направились к Марии Ивановне, к врачу, который работал при интернате.
Изолятор состоял из трёх комнат. Одна маленькая - кабинет врача, а две большие - спальные боксы для самих больных.

Каждый из воспитанников рвался туда попасть: не учишься; спишь, сколько хочешь; еду тебе приносят на подносе и не надо стоять в очереди у столовой, где в ожидании открытия дверей, тебя всего изомнут и отобьют ноги.

Мария Ивановна, полностью седая, в годах, женщина, при в виде Таньки, резко придала лицу серьёзность. Схватила со стола медицинские перчатки и стала проводить осмотр.

В этот момент меня, наверное, больше трясло, чем Таню. Казалось, что за такое преступление меня могут очень сильно наказать, вплоть до исключения из школы. По разговорам многих ребят, в других интернатах было хуже, чем в нашем. И поэтому я ждала вердикт врача с нетерпением.

Если бы, Мария Ивановна сказала, что с Таней всё плохо, язык ей, к примеру, надо пришивать, и срочно госпитализировать  в больницу, - мне бы была "хана".

(Так мы выражались, когда пришёл конец чего-либо) 

- До свадьбы доживёт – выговорила, наконец-то, Мария Ивановна, обмазывая язык пострадавшей каким-то раствором.
Танька скорчила гримасу, видимо, щипало во рту.
У меня сразу же отлегло от сердца.

- А у тебя что болит? - обратилась врач ко мне.
Я покраснела, опустила голову.
- Ничего.
- Витамины не дам. Ты ко мне уже подходила на неделе, - продолжала Мария Ивановна.
Выйдя из кабинета врача, я и Таня, направились по длинному коридору в классы, она - в свой, я - в свой.

На полпути, старшеклассница меня остановила. Я сжалась от страха, чуть прикрыв глаза.
Танька, боясь ещё за свой травмированный язык, стала что-то мычать.
Я посмотрела на неё несмело исподлобья.

Засунув руку в свой карман, Таня вытащила конфеты, протягивая их мне.

Всё ещё испытывая напряжение и чувства вины, я пролепетала:
- Спасибо, Таня, кушай сама! Я тебе на следующий год отдам весь подарок!

Она хмыкнула, мотнула головой, раскрыла мой карман на платье и высыпала туда конфеты.

Я, ещё раз поблагодарив Таньку, пустилась бежать в класс.
39 Семечко Надежды
Анна Ригхан
Тем, кто болен и потерял надежду на исцеление, посвящаю этот рассказ. Он записался когда-то очень быстро, почти на одном дыхании… Словно кто-то невидимый рассказал мне эту историю, и тогда я точно знала, что где-то когда-то так оно и было. Что бы ни было уготовано, не падайте духом. Забирая что-то одно, Всевышний всегда дает лучшее для нашей души. Даже если мы сейчас и не можем это узреть и оценить по достоинству. Чудеса происходят. Но…не обязательно те, что мы ожидаем. Не получится стать здоровым телом, значит, в вашу жизнь обязательно придет что-то еще светлое и прекрасное. И ваше «семечко» однажды обязательно станет красивым, ветвистым деревом...



Маленький кленовый лист, плавно покачиваясь, медленно опускался вниз и уже готовился присоединиться к десяткам своих старших, покрупнее, и младших «братьев»-листочков. Но когда он почти достиг подножия мощного, ветвистого клена, внезапный порыв осеннего ветра закружил крошку-листик, унося все дальше от родного дерева. И вместо того, чтобы украсить желто-оранжевый ковер из опавшей листвы в городском парке, он попал на облезлый деревянный подоконник небольшого покосившегося домика на самой окраине города.
За этим окном, в комнате с выцветшими обоями, деревянным полом и простой мебелью,  на узкой кровати лежала девочка и взволнованно следила за стрелкой настенных часов. Пробило двенадцать. В прихожей раздался звонок, и ее грустное лицо со следами недавних слез просветлело, а глаза засияли. Казалось, со всех ног она сейчас бросится отворять двери и встречать долгожданных гостей. Но звонки продолжались, а она так и не поднялась с постели. Сидевшая рядом мама, нехотя отложив шитье, направилась в прихожую..
- Лариса, дорогая сестра, как же я рада тебя видеть! – веселая, красиво одетая женщина бросилась ей на шею. – Сколько лет, сколько зим?!
- Заходи, Варя, - мама девочки робко обняла гостью, радостно улыбаясь. – Как ты неожиданно! Действительно, не виделись уже два года. Сейчас поставлю чайник на огонь!..
Девочка так и не встала поздороваться с гостьей, а лишь наблюдала за ней через полуоткрытую дверь. Личико ее снова опечалилось, а огоньки в глазах потухли. Ведь пришла совсем не та, кого она так ждала!
А обе женщины уже пили чай на кухне, оживленно болтая. Лишь их внешние черты лица отдаленно напоминали о том, что это - сестры, настолько они были непохожи во всем остальном. Одна – яркая и энергичная, напористая и разговорчивая. Другая же – на вид неприметная, тихая и молчаливая.
- Все тот же провинциальный городок, такой же скучный и унылый, и за два года ничуть не изменился, - протянула Варвара, отщипывая свежеиспеченный яблочный пирог. – У вас-то что-нибудь поменялось, выбираться отсюда собираешься? Как Лиза, все также?
- Да, все также, - Лариса опустила глаза в пол, отодвинув кружку с остывшим чаем.
- Я еще тогда говорила, что ее нужно отправить в дом инвалидов, - доказывала тетя. – Зачем тебе такое бремя? Уехала бы, вышла замуж.
- Я не оставлю Лизу, - негромко, но решительно ответила мама. – Ты это знаешь, Варя, и не предлагай мне больше. Мы продолжаем лечение. Доктор сказал, что выздоровление возможно, и когда-нибудь она снова сможет ходить.
- Не стоит ждать чуда. За столько лет оно уже бы произошло, - продолжала Варя. – Муж тебя оставил, одной с девочкой сложно. Да и ей что тут делать, в четырех стенах? Друзей нет, все дети ходят в школу, кому интересно дружить с инвалидами!
- Надя приходила, - возразила Лариса.
- Сегодня придет, а завтра забудет. Ну, когда она была в последний раз?
- Да вот, уже неделю нет её. А раньше прибегала чуть ли не каждый день, - Лариса снова опустила глаза. – Может, заболела, или еще что случилось. Прежде она никогда не исчезала так надолго.
- Дети, они всегда так! Быстро забывают, что было сегодня. А завтра у них уже новые увлечения! Наверняка она нашла новых подружек, с которыми можно гулять, сходить в кино…
- Валентина Николаевна регулярно нас навещает и занимается с Лизой! Рассказывает новости, приносит домашнее задание. Сегодня как раз должна зайти, - Лариса поспешно прервала сестру, опасаясь, что дочь может услышать их разговор. – Должна прийти с минуты на минуту, - добавила она, взглянув на кухонные часы.
Еще один звонок в дверь подтвердил ее слова.
- Ну, наверное, вот и она! – Лариса поспешила в прихожую.
- Здравствуйте, здравствуйте! – молодая учительница радостно приветствовала сестер. – Вижу, и Варвара Алексеевна приехала проведать нашу Лизу. У нас часто вспоминают её. Все надеются, что когда-нибудь Лиза снова сможет посещать школу и вернется к нам в класс!
Лариса проводила Валентину Николаевну к Лизе, которая послушно делала все, что просила учительница. Девочка не подала и виду, что слышала беседу на кухне. Тяжко было ей, желание выздороветь и быть маме помощницей, а не обузой, было самым сильным. Поэтому Лиза выполняла самые трудные упражнения, что назначил врач, терпела боль и никогда не жаловалась. Гости ушли, но девочка даже не заметила этого. По-прежнему она смотрела на часы, ожидая подругу…
Тем временем в другом, большом и красивом доме на противоположном конце города, Надя уже не один час говорила с мамой.
- Лиза - хорошая девочка, и нам с папой так жаль её! Мы были бы рады помочь, но это очень дорого стоит, - ласково глядя на Надю, мама качала головой.
- Эта операция, как говорит врач, поможет Лизе встать на ноги. Они очень бедны и никогда не смогут оплатить лечение. Мама, ну пожалуйста! – просила Надя.
- А вдруг не поможет? Мы не можем быть уверены.
- Поможет! Лиза и сама старается, и она обязательно выздоровеет! – Надя упрямо тряхнула головой с непослушными черными кудрями, устремив на мать сияющие и уверенные глаза.
- Хорошо, я поговорю с папой. Но обещать ничего не могу!
А Надя уже бежала к автобусу, что мчал ее к дому Лизы…
- Наденька, ты все-таки к нам зашла, как же долго тебя не было! – обрадовалась Лариса Алексеевна. - Наверное, много уроков, или болела?
- Бабушка у нас болела, - пояснила Надя. – Все вечера проводила у нее, вот почти целую неделю! К вам забежать просто не успевала. Лиза, ты почему лежишь? Доктор же сказал: больше разминаться и тренироваться!
- Я думала, ты уж не придешь, - счастливая Лиза попыталась подняться, но неудачно. С помощью Нади мама усадила ее за стол.
- Знаешь, на улице уже столько облетевших листьев, – рассказывала Надежда. - Ими усыпаны и дороги, и газоны в парках. Вот один и к нам залетел! – приоткрыв окно, она достала из-за рамы маленький кленовый лист. – Даже не один, с семечкой!
И вправду, на коричнево-красном черенке вместе с аккуратным, словно вырезанным кленовым листочком оказалось прозрачное «крылышко» с семечком внутри.
- Мы его посадим под окном, - воодушевилась Надя. – Вырастет деревце, и Лиза будет за ним ухаживать!
- Вряд ли я когда-нибудь смогу к нему выйти, - Лиза снова погрустнела.
- Уже очень скоро ты сможешь не только сама вставать, но и снова пойдешь в школу! Впереди новый курс лечения. Тебе нужно только быть терпеливой и стойкой. А сегодня попробуем изобразить это деревце, которое появится весной, – Надя достала из портфеля карандаши и альбом со множеством уже нарисованных осенних листьев. – Думаю, это будет высокий и ветвистый клен!...
...Когда вместе с золотистыми, осенними листочками-братьями в воздухе закружились их серебристо-белые сестрички-снежинки, Лиза наблюдала за ними уже из окна больничной палаты. Ей предстояло провести еще немало трудных дней и бессонных ночей вместе с не покидавшей ее мамой, и верной подругой, которая проводила здесь каждую свободную минуту. И вот, в один теплый, весенний день под окном старенького домика на самой окраине города, из-под еще влажной от недавно сошедшего снега почвы наконец выглянул долгожданный кленовый росток. Нежные листочки доверчиво тянулись навстречу Лизе, которая, возвращаясь из школы, теперь первым делом спешила проведать своего нового светло-зеленого друга. С каждым днем, под все более яркими солнечными лучами они тоже становились все крепче, ожидая новых семечек-плодов и уже готовясь очередной осенью отправиться с ними в новый интересный путь…
40 Виноград
Янга Кокто
     Сегодня отличный день. И, на удивление, совсем нет пробок. А на Ленинградке, согласитесь, это большая редкость! На пассажирском сидении большой бумажный пакет с виноградом. Он такой ароматный! Отщипываю крупную золотисто-розовую виноградину и  наслаждаюсь тонким вкусом ягоды...Я еду к маме. И везу ей виноград. Живем мы всего в часе езды друг от друга, но видимся редко. Все больше по телефону болтаем. Виноград для меня - аромат из детства, радость и горечь...
    Мне было всего 5 лет, когда моего отца командировали в Монголию. Мы жили в городке, где было всего два дома, КПП, а вокруг пустыня Гоби. Моими  детскими забавами были прогулки по барханам, сбор самоцветов и ловля варанчиков.  В городке работал крошечный магазинчик, но его полки обычно были пусты. Единственное, что там продавали - были  конфеты "Грильяж" в зеленых обертках. Две штучки за один тугрик. Но иногда привозили деликатесы - клубнику, бананы, помидоры, виноград... ммм!  Выстраивалась очередь за сутки до привоза, жители Северного городка отмечались всю ночь, а  утром прибывал долгожданный груз. Почему-то доставалось не всем...
    Прошел слух, что должны привезти виноград. Мама с вечера заняла очередь. Я прибегала к ней, чтобы постоять за компанию. А потом опять бежала гулять с подружками.
У нас часто отключали воду, поэтому нужно было проверять - если вода есть, то набирали тазы и ведра. Электричества  тоже часто не было.
   Той ночью я проснулась от странных звуков. Открыв глаза увидела комнату в полумраке - это горели свечи. Мама стояла по щиколотку в воде и собирала воду в ведро. Несколько намокших чемоданов и коробок стояли на столе. Мы жили в крошечной однокомнатной квартире на 1 этаже. За занавеской в кроватке спала моя 5-месячная сестра. Папа был на дежурстве.
   Это я открыла краны, когда проверяла воду и забыла их закрутить...
Я беззвучно плакала сидя на кровати от острой любви к маме, жалости и жгучего чувства вины, а мама меня успокаивала, даже тихонько стала напевать нашу любимую песню. Она полночи собирала холодную воду... же светало, когда я уснула свернувшись калачиком...
    На следующее утро я проснулась поздно.  На столе стояло огромное блюдо с виноградом. Комната была залита солнцем и виноград казался чудом, волшебством,  продолжением сна!  Мама протянула мне гроздь.  Я взяла его, и слезы брызнули из глаз: "Мамочка, я не заслужила, я так виновата, что забыла закрыть краны, ты всю ночь не спала, все промокло!" Мама долго не могла меня успокоить. Она утешала меня, гладила мои волосы,  а я все плакала и плакала...
    Только через многие годы я смогла есть виноград.
41 Жутики 4
Лев Вишня
(весело о страшном и наоборот)


1. ОБРАТНАЯ СТОРОНА СЛАВЫ

   Однажды, будучи уже в зените славы, окруженный поклонниками Эрнест Хемингуэй имел возможность столкнуться с обратной стороной любой славы и известности.
К нему на ранчо в «Финка Вихия» пришел странный молодой человек, примерно под два метра ростом и весом кг 120 не меньше. Здоровая детина с полным отсутствием мысли на лице и гигантскими кулаками.
   Эта громадина посмотрела на великого писателя так, этак, улыбнулась и сказала:
- Ой! Вы тот самый великий Хемингуэй!
- Да! А что? Какое у вас ко мне дело?
- Ой! Я, значит, не ошибся! Значит вы тот самый «великий» Хемингуэй! Я проехал тысячу миль из родной деревни в Техасе, мы живем там в бедности, но чтим законы предков. Я всегда восхищался вашим творчеством. Вы пишите о таких сильных и смелых людях. Как будто вы все пережили, и наверное сами были таким! О, вы даже не представляете, какой я ваш поклонник!
- Понятно, понятно. Вы хотите автограф или разделить со мной ужин?
- Автограф, ужин – это все само собой. Но мне нужно другое. Я хочу избить вас до полусмерти и вернуться домой, как человек, победивший самого Хемингуэя в кулачном бою. Я просто хочу размазать вас в кашу. Кровавую кашу. И вернуться домой, в родную деревню и вспоминать об этом всю свою оставшуюся жизнь!
- Что??! – великий писатель поперхнулся виски, - вы это серьезно?
- Естественно! А зачем я по-твоему здесь? – лицо громилы истощало буквально льющийся восторг и наслаждение.
- А извините… понятно. Вы значит, мой самый большой поклонник и поэтому приехали ко мне избить меня до смерти. Понятно… Хорошо. В принципе такое тоже бывает. Скажите, а вас не смущает… Что мы в разных весовых категориях: вы примерно на 30 лет младше меня и на 50 килограмм тяжелее? Как-то не солидно здоровому молодому человеку нападать на старика?
- Что?? Я не ослышался? И это говорит великий Хемингуэй. Ты еще скажи, «я позову полицию»! Ты трус и шмакодявка. Ничтожество и врун. И все твои рассказы – вранье! Вот что я скажу, когда вернусь домой в деревню, если ты сейчас откажешься от боя со мной или вызовешь фараонов. Понял!?
- Я все понял, - великий маэстро задумчиво поставил стакан с виски на столик, - поверьте мне, я вас понял. Но скажу честно, вы допускаете большую ошибку, и даже не представляете какую.
- Чего?! Давай дерись шмакодявка!
- Пусть все будет по правилам. Пройдемте во двор!
   Через полчаса они вышли в сопровождении друзей великого маэстро и его охранников во двор. Там оба разделись по пояс, причем детина долго не мог поверить, что Хемингуэй действительно собирается с ним драться по настоящему, а не думает обратиться за помощью к своей охране или полиции. Удивленно «поклонник творчества маэстро» также разделся до пояса и сжал свои громадные кулаки.
- Последний раз вас предупреждаю, что вы допускаете большую ошибку: - в последний раз предупредил маэстро своего «поклонника».
- Да заткнись ты! Давай, лучше покажи на, что способен!
   Этот бой длился чуть больше чем один раунд, примерно три с половиной минуты. Пропустив с полсотни ударов по корпусу и по лицу, громадина из Техаса сложилась на песок и была увезена на «скорой» в больницу. Больше его никто не видел.
   А Эрнест Хемингуэй продолжил общение со своими поклонниками и друзьями. Ему было пятьдесят два года.


2. ПРИТЧА ПРО ДОЛГОЛЕТИЕ

   Канал «Discovery» берет интервью одновременно у двух человек, проживающих один в Абхазии, второй в Мексике. Оба человека – долгожители и прожили каждый ровно 104 года.
   Спрашивают у абхаза,
- Скажите, какой рецепт вашего долголетия?
   Абхаз отвечает:
- Никогда не грешил! Никогда не курил! Никогда не напивался как свинья! Всегда жил честно и достойно! И дети, и внуки и все соседи меня уважают!
   Спрашивают у мексиканца:
- Скажите, а какой рецепт вашего долголетия?
  Мексиканец отвечает:
- Рецепт мой простой, гринго! 3-4 больших сигары в день. Одна порция коки. Одна бутылка текилы в день, не меньше! Хороший обрез и мачете! Даже черт меня боится! Вот мой секрет долголетия, гринго!
   Самое интересное, что оба они прожили одинаково.


3. ЧЕГО БОИШЬСЯ ТО И ПРОИСХОДИТ

   Одна моя подружка жутко всего боялась. Боялась пойти в лес (вдруг ветки начнут падать на голову!), боялась искупаться в озере (вдруг там кто-то за ногу сцапает!), боялась подняться по лестнице на второй этаж (вдруг упаду и ногу сломаю!).  Боялась, наконец, пойти прогуляться на даче, прособирать ягод (вдруг клещи испускают!).
   В итоге отлучилась она в туалет в кустики, вернулась назад, мама тут же нашла у нее клеща. Потом второго, третьего… отвела девушку в дом и стала там внимательно осматривать. Четвертого, пятого, шестого… Девушка разделась до белья. Седьмого… восьмого, девятого... Девушка полностью разделась буквально донага.
   Одиннадцатого клеща у нее извлекли из попы. Потом с одежды сняли еще семь штук.
   18 клещей она словила примерно за 5-6  минут, что сидела в кустиках!!??
   Полагаю (искренне надеюсь!), что она больше не боится падающих с деревьев веток.


4. ЧТО ПОЕСТЬ В ЭКЗОТИЧЕСКОЙ СТРАНЕ?

  Тут никаких жутей нет, история также из жизни. Приезжаем мы с Юлей (моя жена) в   Грецию. Страна-сказка, экзотики… особенно в еде… Кальмары, омары, устрицы, мидии… акулы и морские ежи… Все виды морской живности. Кушаем, в общем, осьминога напополам и пьем местное вино.
  Рядом садится семейная пара, по говору (быстрая и грубая английская речь), презрительному взгляду и другим деталям (потертые джинсы, просаленная рубашка)  мы поняли, что это товарищи из штатов. Супруга затем куда-то ушла, а остались за столом отец и сынишка примерно лет десяти. Нас заинтересовало, что же будут кушать «повелители вселенной». Смотрят товарищи меню. Выбирают: отец выбрал здоровенный «роял-чизбургер» с тремя котлетами, сын выбрал гигантский гамбургер, но уже с двумя котлетами и хот-дог. Мы спокойно едим своего осьминога и думаем, что же товарищи будут пить. Отец выбрал себе литр «Кока колы», сын пол литра «Спрайта».
  Подзываем официанта (он оказывается русскоговорящим) спрашиваем его:
- Это американцы?
- Да, это настоящие американцы!
- Они всегда заказывают такое?
- Они всегда заказывают ТОЛЬКО такое. Для них даже открыли тут специальный ресторан. Там ТОЛЬКО такая еда!
  А мы еще русские комплексуем по поводу кваса, валенок и балалаек. Вот как не надо комплексовать!!


5. ПАУТИНКА

   У Акутагавы есть такой рассказ, называется «Паутинка».
   По сюжету там Будда смотрит в Ад и находит лютого прелютого грешника. Он сострадает к этому человеку. Думает: а было ли что в жизни этого человека хорошего, чтобы стало выкупом его души и пропуском в Рай? И находит один поступок: когда сей грешник, разбойник и насильник, шел по тропе и увидел паутину, связанную одним маленьким паучком, то не наступил на нее, а перешагнул, пощадив сознательно самую ничтожную жизнь. Будда призывает этого паучка и тот опускает свою маленькую паутинку вниз в Геенну огненную прямо к лицу купающегося в кровяном море разбойника.
   Разбойник сначала не верит своим глазам, потом осторожно цепляется за эту паутинку, такую тоненькую, что кажется, в любой момент оборвется, и начинает медленно и осторожно подтягиваться на ней все выше и выше, постепенно, осознавая, что пришло спасение и пришло прощение за грехи. Он поднимается все выше и выше и с каждым движением он очищается от своего греха. Но в какой-то момент, он бросает взгляд вниз, дабы убедиться в том, какое он прошел расстояние и видит, как тысячи тысяч людей хватаются за эту паутину и ползут по ней один за другим за ним, туда же, наверх в Рай! Паутинка такая тоненькая! Разбойник кричит в ярости:
   - Вы! Не смейте пользоваться моей паутинкой, она только для меня одного…
   И тут паутинка которая минуту назад держала тысячи тысяч людей обрывается… Все падают назад в кровяное море, а Будда отворачивает свой взор от людей…


6. ВСПОМИНАЯ АННУШКУ

   Когда работал на ЖБИ в 95-ом году, со мной случалась история, почти один в один похожая на историю Берлиоза в «Мастере и Маргарите».

   Мимо ленты на натяжной барабан стал просыпаться бетон.
Я спустился вниз и начал сдуру лопатой (башка однако совсем не думала!) сгребать упавший бетон на пол, чтобы он не ушел на барабан и не растянул ленту. Стоял рядом с барабаном буквально в полуметре. В итоге рукав крутки, а потом и руку утянуло... между лентой и барабаном, точнее просто намотало на этот барабан, диаметром метр. Спасли часы, которые сорвало с руки и они создали зазор между барабаном и лентой. Я выдернул руку.

   Две недели ходил с гипсом, плюс сильнейший психологический шок. Потом понял, что спасли меня по сути часы, которые были на моей руке и которые с нее сорвало лентой. Эти часы создали зазор между лентой и самим барабаном, тем самым позволили мне выдернуть руку из капкана.

   Спустя год был зачет по нормам ПТБ и там прочел: «не приближайтесь к барабану конвейера. Это создает травмоопасную ситуацию».
Спрашиваю инженера ПТБ: «а что были такие чудики?» (думаю с содроганием, что он скажет).
Он говорит: «да были! Один товарищ пол года (!!!) назад, попытался убрать просыпающийся на ленту бетон. Руку намотало на барабан, а потом отделило от тела. Человек погиб. Молодой специалист, недавно вернулся из армии».
Я удивленно спрашиваю: «а в каком цехе это было?». Он говорит «не пугайтесь не в вашем, а в соседнем».

После таких историй начинаешь верить в «Аннушку».
42 Как полакомиться телевизионной рыбой
Гульдария Юсупова
-Альберт, выйди из телятника! – сей громкий возглас раздается не на деревенской ферме с буренками, а в шумном и многолюдном помещении  телевизионных новостей...
 
Шеф–редактор программы новостей пока  и не подозревает, что буквально через полчаса это безобидное обращение к режиссеру эфира станет почти крылатой   фразой, а  коллеги-телевизионщики будут повторять ее при каждом удобном случае. Современным молодым  репортерам и  невдомек, что когда-то их предшественники могли писать свои материалы обычной шариковой ручкой, а затем  ждать очереди к печатающим их тексты машинисткам, возвышая этих модных особ до ранга богинь! Скорее всего они спросят у старшего  коллеги  о происхождении и предназначении машбюро, из чего взрослый журналист сделает вывод о своей причастности к раритетам журналистской отрасли!

Зато история как "выйти из телятника" понятна и старшим и младшим! В данном случае телятник – это всего лишь название одного из сюжетов, которое присвоил своему опусу после командировки к аграриям  журналист, вбивая его в современную фабрику новостей – компьютерную программу для написания текстов, монтажа видео и выдачу в эфир готовой продукции. Пока репортер пишет текст и собирает видео, его детище доступно только ему и чтобы свои коррективы  могли внести шефы - редакторы и режиссеры, он на самом деле должен "выйти" из своего сюжета.

Но, если с телятником все более менее понятно, то как вам задача “порезать директора завода”, а затем ,,выравнять на нем звук” и ”почистить хвостики”?
Спешу объяснить – ничего страшного с грозой своих подчиненных, а для многих просто официальной персоной не случится  – телевизионщики всего лишь пытаются выбрать наиболее удачные моменты беседы со своим героем.

Итак, чем дальше, тем интереснее! Интервью участников  будущего сюжета “порезаны”!  На подходе самый сложный процесс –  сборка рыбы!!!Читка журналиста за кадром, интервью и снова закадровый голос, сопровождаемый видеокадрами ... Вот так по крупицам, на телевизионной кухне готовят самый лакомый кусочек телеэфира!

 Тем временем, шеф –редактор ждет не дождется материала коллеги, возвращающегося  из командировки.
-Хрипит еще, -  оправдывается режиссер монтажа, записывающий сообщение коллеги по телефону. Еще через несколько минут "хрипушка" с фотографией журналиста будет готова к эфиру.

В последнее время "хрипящие материалы" все чаще заменяют репортажи с  "телевизионного рюкзака". Ничего общего у этого рюкзака с неотъемлемым атрибутом туристов нет. Это видеокамера с возможностями передавать информацию на дальних расстояниях из телецентра. Стоишь себе на берегу разлившейся до самых поселений реки, выслушиваешь возмущения и благодарности  пострадавших от паводка людей, а видео с места событий уже отправляется по рюкзаку в сердце новостей.

Пока корреспондент возвращается в редакцию, в ход пойдут и архивные кадры. И не нужно удивляться, если оказавшись как-то в службе теленовостей услышите странное - У нас есть "свежие пожары"? Показав картины недавнего ЧП, журналисты попытаются всего лишь предотвратить новые.

А еще любой выпуск новостей могут спасти "консервы". Это так называемые сюжеты "бантики" на нейтральные темы. Особенно актуальны "консервы" в дни всенародных праздников, когда днем с огнем ни сыщешь ни одного желающего пообщаться с "телевизионными деятелями искусств". Чем больше консервов, тем легче дежурному редактору. Как-то раз готовили впрок сюжет к юбилею известного писателя - человека с большим чувством юмора. И вот в ожидании сюжета с его участием звонок в редакцию -как там поживают ваши "консервы"?...      

Все бы ничего, но тут редакцию снова трясет от безудержного хохота дедов тележурналистики – очередная попытка новичка выполнить задание мэтров и принести шефу люфт, чтобы тем самым отличиться перед ним, завершается неудачно. Очень скоро будущая звезда узнает, что люфт  можно увидеть и услышать, но потрогать и тем более донести его в кабинет – уж извините! Люфтом покорители телеэкрана называют живой кусок из жизни, который может стать самым ярким моментом телерепортажа!

 ...Еще пять минут до эфира. Но вот неладное – рябит Баймак*!!! Пугаться ни в коем случае не нужно – никакого стихийного бедствия в одном из отдаленных городов республики не случилось! Рябит кадр на видео, которое любезно предоставили коллеги из местной студии телевидения. Через секунду стараниями  виртуозного режиссера монтажа брак по картинке исчезнет, как будто его и вовсе не было, благо, что заметили вовремя!   

А на экране уже заставка новостей  и бархатный голос диктора желает всем доброго вечера. И далее на экране правда жизни. Которую тележурналист не в праве нарушать.

А вы знаете как это – нарушить правду жизни в эфире? Это когда развитие событий вокруг передается в возмутительной непоследовательности. Допустим, показали сначала в кадре открытие памятника, а потом вдруг интервью на фоне все еще прикрытой огромным куском материи достопримечательности, дожидающейся своего часа. Строгие законы подготовки телевизионной рыбы не допускают такой погрешности.

43 Иммунитет от котов
Гульдария Юсупова
Летняя угловая  комната в дощатой веранде, ведущей к дому, служила местом отдыха членов семейства уже много лет. Тем летом в ней поселился  студент-старшекурсник Вакиль.

...Теплыми августовскими ночами парень наслаждался каждым мгновением уходящего лета. Рядом журчала речка. Пахло душистыми спелыми яблоками и свежим молоком, которое  уже к завтраку заботливая мама подаст сметаной к пышным блинам...

 Увы, не все было так гладко в райском уголке! Два отважных кота из соседних домов боролись за место под солнцем, а точнее в сердце самой пушистой из всех деревенских кошек Мияубики еще с ранней весны. Выходило,  не только мартовские коты могли нарушить всеобщий покой! Ни рычания собак, ни погони мальчишек не могли остановить озорников…

...Уже светало, когда Вакиль пытался уснуть, вернувшись с танцев. А коты, как  будто того и выжидавшие  - начали бегать друг за другом по крыше. Казалось, тонкая кровля из рубероида вот-вот провалится и кошки упадут прямо в покои молодого человека. И вот, враги, долго фыркавшие друг на друга, замерли в мертвой схватке... В следующий миг они оказались на склонившейся от тяжести плодов ветке яблони, переросшей высоту дома. От удара мелкие яблоки рассыпались по всей крыше:

-Тук-тук – тук-тук… Мяяяууу!!!

…На этом чаше терпения студента пришел конец. Быстро накинув на себя одежду, он вышел во двор и набрав в карманы мелких камешков, решил расправиться с нарушителями его покоя раз и навсегда.

… Камешки одна за другой полетели на самую верхушку яблони, где коты все еще  продолжали выяснять отношения. Не ожидавшие такого отпора,  они быстро спрыгнули вниз, и через доли секунды, оказавшись в соседнем палисаднике, разбежались  в разные стороны…

И вдруг нежданно-негаданно для укротителя котов, из соседнего двора раздались испуганные крики, вслед за которыми из-под кустов появилась старуха Марфуга с окровавленным лицом!

-Убивают!!! - кричала она, и закрыв ладонями глаза, бежала что есть сил к соседям с мольбой о помощи.

Оказалось, в  самый разгар схватки с котами, бабушка присела под кустом смородины и собиралась успеть набрать ягод, пока солнце не начнет припекать.  Хорошо, что мелкий камешек пролетел мимо, едва задев все еще густую бровь старухи...

…Соседи быстро обработали рану. Кто принес чистой воды с полотенцем, кто йоду с ватой и марлями… Сделать перевязку доверили однокласснику Вакиля Гилаю. Рано оставшийся без родителей Гилай, больше всего мечтал поступить в медицинский и в глазах соседей он выглядел настоящим врачом.

Было еще одно тонкое обстоятельство в этой трагикомической ситуации.  В тот самый день, когда противостояние двух знаменитых котов округи дошло до апогея, в деревне прощались с соперницей Марфуги Мухтарамой. Бедняжку придавило предназначенным для ограждения местного магазина, но еще не установленным тяжелым железным забором. Поиски не вернувшейся в хлева коровы  закончились для женщины трагически... Мухтарама была родом из чужих краев и поэтому мало общалась с местными жителями. И все же о первой и единственной любви своего мужа она знала. Знала и о том, что родители мужа были против счастья сына. Тогда он уехал в гости к далеким родственникам и там встретился с суженой.

Как говорится, жили они, не тужили. Мухтарама занималась воспитанием единственного сына, провожала и встречала мужа с работы. И злым языкам отвечала, что ее муж добрый человек и его сердца хватает на всех… С соперницей мудрая женщина поддерживала дружеские отношения. Иногда  вместе с мужем заходила к ней на чай. Что уж говорить, похоронившая в войну мужа Марфуга, была хозяйкой справной. Русская печка в полдома,  расшитые кружевами занавески и постели сверкали белизной в любое время года, амбары и погреба ломились от достатка.

…Так вот, пока молодые соседи перевязывали рану, Марфуга искренне  оплакивала свою соперницу и благодарила Бога, что усопшая не забрала с собой...

После этого случая Марфуга прожила еще без малого десяток лет. Мечта Гилая стать врачом так и не сбылась. Поддавшись влиянию зеленого змия, однажды он исчез в соседнем районе и с тех пор никто  его не видел.

Вакиль стал большим человеком и заботливым отцом своих детей. Благородные родители и устоявшиеся семейные традиции к другому не располагали. Только вот котов он с тех самых пор не любит. Особенно волнуется, когда кошки дорогу перебегают. Но и тут у него выработался свой собственный иммунитет. Советует и друзьям – перебежала кошка дорогу, покажите ей большую фигу. Честное слово – помогает!

44 Сорок пять
Игорь Гудзь
Три дня простого русского алкаша....



День первый

День начался как всегда, с утра. И как всегда, Рогов рано встал, тщательно прибрался и пошел в кухню готовиться к выходу. Жена еще спала, сын тоже.

Рогов достал припасенный пластмассовый контейнер и любовно уложил туда две домашние котлетки, кусочек сыра, соленый огурчик, разрезанное пополам круто вареное яйцо и большой зубок маринованного чеснока. Все это он накрыл двумя корочками «бородинского» и защелкнул крышкой контейнера.

- Столовая на ремонте? – спросила прошмыгнувшая в туалет жена.
- Я на обед не хожу! Некогда! Да и еда там, сама знаешь!
На часах без десяти восемь. Рогов быстро оделся и подошел к улегшейся опять жене.
- Я пошел! – чуть прикоснулся он к одеялу в районе пухлой попы.
- Чего рано-то! – соблазнительно шевельнулось попа.
- Совещание с утра! – сглотнул подступившую слюну Рогов. - Надо подготовиться!
- Ну, иди! Шарф одень!

«Хороший мужик! Аккуратный, хозяйственный! Только не веселый! Скучно с ним! Тоскливо!» - успела подумать жена и опять уснула.

Рогов заглянул в комнату к сыну и выскочил на улицу. Небольшой утренний морозец обдал свежестью его потное лицо и ноги сами понесли к стоявшему рядом  маленькому то ли уже магазину, то ли еще палатке.
- Как обична, увяжаэмий?! – оскалился молодой, пышущий здоровьем азер.
Рогов быстро взял шкалик и, низко опустив голову, также быстро покинул храм общепита. Иногда он бывал тут с женой.

До парка оставалось метров пятьдесят. Но, Рогов не спешил, он купил еще газеты, чинно присел на край скамьи, прочел передовицу и только потом, вздохнув, будто нехотя открыл дипломат.
Достал шкалик из кармана пальто, быстро отпил большой глоток, опять припрятал и приступил к закуске.
А почему человек не может перекусить утром, в парке, на свежем воздухе?

После второго, основного, глотка тяжелой шаркающей походкой подошел Семеныч, старый его тутошний дружок.
-И вот так вот! С утра! – качнул он  головой осуждающе. – Жене - то, чего соврал? Тяжко, каждый раз новое придумывать!
- У-у-у! – промычал неразборчиво набитым ртом Рогов.
- Уймись! Ты же семейный человек! Не дворняга, какая!
- Гав! Р-р-рр! – дружески припугнул его Рогов, придерживая в кармане уже открытый для третьего глотка шкалик.
- Э-эх! Пропадает человек! И неплохой, в общем! Хоть и человек! Обидно, блин! -  мотнул заросшей мордой Семеныч, с достоинством слизнул с ладони Рогова кусочек котлетки и ушел, старчески повиливая облезлым хвостом и чуть припадая на больную заднюю лапу.

Шкалик заученно ушел в пять размеренных глотков. Рогов убрался, огляделся вокруг, закрыл дипломат и, прикрыв глаза, откинулся на спинку скамейки. Душа его постепенно заполнялась странным тревожно-радостным чувством. Голова чуть кружилась, откуда-то из самых пяток медленно, все ускоряясь, поднималась теплая волна.  Руки, ноги, все тело становились легкими, хотелось взмыть в небо и улететь в далекие, теплые страны. Волна подступила к горлу, с силой прорвалась наверх и ударила в самую середину макушки.   
Рогов резко выгнул грудь, потом весь обратно скрючился, затем опять выпрямился и застыл на мгновенье. Через несколько секунд все встало на свои места. Солнце вытащилось из-за туч, птички вяло зачирикали, заорали голодные коты, заворочались на лавках обложенные газетами бомжи.

Рогов легко поднялся и бодро зашагал по направлению к выходу. По дороге к троллейбусной остановке, он временно раздвоился и, как бы отдельно от самого себя, основного, заскочил в тот же магазинчик, автоматом купил стограммовочку, и тут же, на остановке махом ее прикончил, не запивая уже и не закусывая.

Через сорок минут он был уже на службе. Первым делом взял листок и крупно написал в столбик:
- 250
- 100
- Что корябаем с утра, Рогов? – спросил внезапно появившийся сбоку начальник, близоруко вглядываясь в листочек и тревожно принюхиваясь.
- Да, так! – смутился Рогов. - Домашние расходы!
- Домашние! А Вы ведь на работе, Рогов! Так и займитесь работой!

Следующие три с половиной часа он этой самой работой и занимался. Писал письма, изучал сводки, согласовывал цены, собирал подписи, бегал по всему огромному зданию из лаборатории в цех, из цеха к снабженцам, оттуда в бухгалтерию и только к обеду очутился в своем отделе. Налитый с утра кофе так и остался стоять отхлебанным на полглотка. Рядом валялось несколько зернышек корицы.
- Что Рогов?  -  поднял на него глаза коллега. - В обед, опять уточек кормить пойдешь?
Все затихли в ожидании ответа.
- А чего ж! – искренне ответил Рогов. – Здесь что ли, в духоте сидеть!

Все ехидно переглянулись, а Рогов взял дипломат под мышку, вылез из-за стола, кое-как оделся и выбежал на улицу. Нельзя было терять ни минуты!
«Сорок пять!» - стучало в обоих висках бегущего Рогова. - Сорок пять! Сорок пять!»

Всего сорок пять минут длился обед в его учреждении.
Задохнувшись от бега, он перешел на быстрый походный пеший марш.
«Сорок пять! Сорок пять! Сорок пять! Сорок пять!»       Чеканил он, то правой, то левой. Правой! Левой! Сорок пять! Правой! Левой! Сорок пять!

Завернул за угол, метнулся к палатке, взял ноль пять, полбуханки черного, две сардельки, бутылку минералки и маленький плавленый сырок. Через несколько минут он стоял у парапета протекавшей рядом городской реки.
Увидев его, все, что тут плавало, летало, бегало и даже ползало, ожило от сонной спячки и устремилось к тому месту, где он уже раскладывал нехитрую закуску.

Выпивал Рогов исключительно из горлышка и черт его знает почему! Вот и сейчас он, резко свернув башку поллитровке, приставил ее к губам и запрокинул голову, готовясь сделать вожделенный глоток. Но глотка не получилось! Пробка оказалась с шариком внутри.

Рогов грязно выматерился, что почти никогда не делал. Судорожно, на последнем дыхании пошарил по карманам и нашел, к счастью, спертую, по случаю, в цеху, маленькую, удобную отвертку. Гадкое буржуйское изобретение с треском улетело в реку, горлышко приобрело девственную чистоту и, загрустившие было, внутренние полости Рогова стали медленно и тягуче заполняться эликсиром счастья.

За его спиной, по набережной шли люди, проносились машины. Процокала мимо, неизвестно откуда взявшаяся лошадь, роняя тяжелые, светлокоричневые какашки. Но ничего это не имело значения в тот счастливый миг!

Оторвавшись на время от горлышка, Рогов чинно перекусил и огляделся вокруг. Струхнувшие было животные, подошли, подползли и подлетели поближе. Рогов щедро раздал им почти все, что у него с собой было и приложился опять.

Последней прилетела речная утка, кряква, худая, страшная, хромоногая. Она упала на асфальт, прямо к самым ногам Рогова, расправила жиденькие крылышки, отгоняя остальных, и принялась жалобно крякать и приплясывать, кося на него свои несчастно-желтые, с поволокой глаза. Растроганный Рогов осчастливил и ее. Остатки хлеба он мелко покрошил и побросал в реку.
Миссия была исполнена. До конца перерыва оставалось пятнадцать минут. Рогов вылил оставшуюся водку в пустую бутылку из-под минералки, сунул ее в карман и, тяжело шагая, потащился в сторону работы.

Войдя в комнату, не раздеваясь, он взял давешнюю бумажку и четко подписал пониже двух первых цифр:
- 300
Столовая у них была старенькая, всех не вмещала, длинная очередь долго рассасывалась, потому в комнате еще никого не было.

До прихода коллег, Рогов успел вылить не допитые 200 граммов в большую кофейную чашку, а другую, поменьше, поместил уже, собственно, кофе. Только он забросил в рот несколько зерен корицы, как в помещение ввалилась толпа полупьяных от сытости сослуживцев.
- Ффу-у! – поморщился первый их них. – Что за запах у нас!
- Так красят же! – смущенно пробормотал, прикрывая рукой полость рта Рогов. – Внизу! Под нами! Вроде окна красят! Вот и пахнет! Краской!
- Странная краска! – прошел на свое место сотрудник. – И потом! Кто же на зиму, окна-то красит!

Рогов промолчал, уткнувшись в бумаги. Красят, значит так надо! Открыли окно, проветрили и приступили к работе, брезгливо принюхиваясь.
Работа у него после обеда не шла никогда! Наваливалась усталость, одолевала сонливость. Буквы и цифры расплывались, исчезали, потом появлялись вновь, сливались в странные вальсирующие фигуры и танцевали, танцевали, кружась и веселясь. Пришлось сбегать в туалет и пару раз ополоснуться.

Вернувшись, Рогов взглянул на бумажку.
- 250
- 100
- 300
«Пятьсот пятьдесят!!! И ни в одном глазу! Только попахивает! Вот организм! А! От деда пошло! Дед казак был! Ночью, вдвоем с братом, выпивали четверть (два с полови-ной литра), под одни яблочки моченые! И в пять утра! В пя-ять! Пахать шли!» - гордо выгибал спину на стуле Рогов.
Идиллию нарушала только большая кружка, стоявшая рядом! Покоя не давала! Какая-то недосказанность! И ведь, буквально, в десяти сантиметрах! Только руку протяни!
Р
огов приоткрыл ящик стола, разломил вслепую пополам засохший пирожок с мясом, вытащил половинку и, не отрываясь взглядом от бумаг, лениво отхлебнул водки из большой и тут же запил кофеем из маленькой. Быстро зажевал пирожком и в блаженстве откинулся на спинку стула.
Никто ничего не заметил. Все были заняты своим делом! Да и место Рогов выбрал себе неприметное. В углу, за сейфом. Никто туда не хотел, а Рогов  - с удовольствием! Темно и неуютно! Зато надежно!

До конца рабочего дня он успел исполнить несколько документов, допить остатки из большой кружки и догрызть  пирожок. Добавив в бумажку еще 200, он тяжело призадумался.
«Семьсот пятьдесят! Пожалуй, хватит! А то жена заметит! Нехорошо это!».

Вскоре он стоял на остановке, ежась от злого  ветра и кутаясь в шарф. Переполненные троллейбусы проносились мимо. Пешком до метро далековато, но придется идти! Не замерзать же здесь, на самом деле! Заодно и проветриться!

По дороге, как назло, повстречался ласкающий взор рекламными огнями небольшой уютный кинотеатр, состоящий из нескольких залов.
Уставший и замерзший Рогов решил зайти в кассы,  погреться. Там было так тепло и уютно! И какой-то, не наш, фильм начинался прямо через пару минут!

Рогов вышел на улицу и набрал дом по мобильнику.
- Ни-ин! – позвал он жену! – Ты уже дома? Чего делаете?
- Уроки делаем! – устало ответила замотанная бытом жена. - Вот тебя ждем! Ремня твоего! Идешь, уже?
- Да нет! Нинок! Не получается! Надо кое-чего доделать! Задержусь!
- Ну, тогда тебе Лешка сейчас перезвонит! У него с задачками – беда! Контрольная завтра! Первым уроком!
- Не-не-не-не!!! Я не у себя! У начальства сижу! Сюда не надо! Неудобно!
- Ну, ладно! – положила трубку жена.

Рогов облизнул пересохшие губы. И чего он звонит все время! Все чего-то предупреждает, все чего-то боится!  Полтинник скоро!  А он все звонит! Все предупреждает!
Раздосадованный, вошел в знакомую палатку и автоматом взял ровно тот же джентльменский набор, что и в обед. Вскоре он сидел в грохочущем долби - звуком зале и отпивал очередной глоток. Бутылка и закуска удобно располагались в дырках под попкорн, в ручках кресла. Рогов засыпал и просыпался, теряя и находя сложную, быстро меняющуюся нить сюжета. Под конец совсем устал вникать, успокоился, расслабился и крепко заснул.

Разбудила его дежурная по залу. На редкость вежливо растолкала, показала дорогу на выход и спокойно убрала в большой мешок пустую бутылку и остатки еды! Проделала она это буднично и привычно! Молча, культурно, без мата! Видать, не он один был таким изобретательным!

В метро он достал из кармана бумажку и с изумлением приписал  внизу еще 500. Получилось:
- 250
- 100
- 300
- 200
- 500
Итого: 1150
«Однако, рекорд сегодня! Кило сто пятьдесят! Однако, рекорд! Все! Завтра передых! А то это плохо кончиться! Даже, если дед казак! Даже при хорошей закуске и растянутости процесса!»

По парку Рогов уже бежал, задыхаясь и отпихиваясь от Семеныча. Дома все спали. Он принял контрастный душ, присел за любимый приставной столик на кухне, выпил кофе и посмотрелся в старинное зеркало.
Человек, как человек! Только помятый слегка! От усталости и общей жизненной неустроенности.

- Что-то попахивает от тебя! – заворочалась жена, когда он нырнул к ней под одеяло.
- Начальник предложил! Неудобно было отказаться!
- Выпил бы рюмочку и все! – настаивала жена.
- А я думаешь сколько?! – почти искренне привстал Рогов. – Именно так, как ты сказала! Угадала!
Жена отвернулась к стене, Рогов прижался к ее теплому, коровьему боку и сразу уснул.
«Все хорошо! И ладненько!» - была его последняя угасающая мысль. 
 
      
День второй

Через год после описываемых событий Рогов сидел в кухне за своим любимым приставным столиком и с удивлением всматривался в висящее, напротив, на стене  старинное зеркало.

В зеркале отражались сам Рогов, в чьем-то парадном майорском кителе, накинутом на голый торс и край стола, заваленный окурками, осколками давно разбитого стакана, морковными огрызками и пустыми бутылками.

На его левом плече возилась белочка-альбиноска, царапая острыми коготками край погона и тыкаясь симпатичной мордочкой в его небритую щеку.
"Откуда животное?" – изумлялся Рогов и резко, как цыганка в танце, встряхивал плечами.
Но пушистый зверек не исчезал, а наоборот, бурно рос, занимая все большее пространство, наполняя собой помещение и вытесняя самого хозяина.

Рогов выскочил в коридор, добежал до ванной и ополоснул мокрое от пота лицо холодной водой. Взглянул на себя уже в туалетное зеркало, он увидел позади огромную, оскаленную морду белочки, хищно шевелящую безобразными, похожими на корабельные канаты усами, и пытающуюся протолкнуть свое громоздкое тело в узкую дверь ванной.

Рогов не выдержал нарастающего напряжения и упал на пол без чувств.

На следующее утро он стоял навытяжку перед начальником наркологического отделения и отвечал на его  странноватые вопросы:
- Военный!? Тогда Вам не сюда! В госпиталь!
- Гражданский... я!
- А китель?
- Так получилось!
- Родственники в курсе? Жена, дети,  родители? – не отрывал головы от бумаг начальник. – Искать будут?
- С женой не живем! Сын мелкий еще! Родители померли! Давно!
- Сколько пьете?
- Сильно!? С полгода!
- Это как – сильно?
- Ну! Литр!
- За один раз?!
- Нет! За день!
- И как здоровье? – поднял на него глаза начальник. -  Не беспокоит?
- Вроде нет! Только с головой чего-то! Галлюцинации! Иногда!
- И что наблюдаем?
- Преимущественно, зверьков всяких!
- Не чертиков, не бегемотов зеленых?
- Нет! ...Белочку! Только большую такую! Белую.
- А …! Белую …! Понятно! Когда последний раз пили?
- С недельку назад! – легко соврал Рогов.
- Уточните! Это важно! Для Вас важно!
Рогов промолчал. Доктор понимающе кивнул.
- Пятая палата!
- А это где? – робко спросил Рогов.
- Рядом с шестой! – пояснил доктор. – Верхнюю одежду и обувь сдать! Также любые колющие и режущие! В столовой - только ложки! Устраивайтесь! Вас проводят!

Рогов прошел по узкому, пахнущему лекарствами коридору, свернул за угол и остановился у решетки, отделяющей его теперь от остального мира.
Шедший позади санитар равнодушно отворил сложным ключом решетку, пропустил Рогова и аккуратно закрыл за ним. Больной прошел дальше и очутился перед обшарпанной дверью с большой жирной пятеркой, жестко намалеванной черной масляной краской. Рядом и вправду была дверь с такой же огромной черной шестеркой.

Рогов аккуратно приоткрыл дверь и вошел. На двух койках лежали больные, еще две, в том числе и одна у окна, были свободны. Рогов тихо прошел, никто не шевельнулся.
«Спят!» - догадался он и, сунув вещи под койку у окна, лег в чем был на нее и затих.

- Простудиться не боитесь? У окна-то!– донесся через несколько минут скрипучий голос.   
Рогов приподнялся и сел на край койки. Напротив, сидел взлохмаченный старик, его коротенькие ножки не доставали до пола и он весело болтал ими, как ребенок.
- Саныч! – представился старичок. – Так меня тут зовут!
- Рогов! – представился вновь прибывший.  – Сегодня вот! На лечение!
- Лечение!? Ну, и ладушки! – дед забросил свое невесомое тело на койку и отвернулся к стене.

После обеда пришел врач-психотерапевт.
- Будем с Вами лечиться по Декартовой системе! – без всякой подготовки начал он. – «А» – пить, «В» - не пить! Что будет, если: «А», но не «В»,  «В», но не «А», не «А» и не «В», и «А», и «В»! Это, понятно? Вот опросники! За час все заполнить! Вопросы есть?

Пациенты будто онемели, все разом! Какие же тут  вопросы! Декарт, он и в психушке, Декарт!
Рогов с тоской взглянул на череду таблиц, формул, плюсов, минусов и кружочков и в изнеможении откинулся на койку.

Проспал он почти до ужина. Сходил, поел кое-как и уснул опять до самого утра.
Психотерапевт больше не появлялся, зато пришла специалистка по дыханию с музыкальным центром подмышкой.
- Пьете вы часто, но все равно дышите еще чаще. То есть дышите, в тыщу раз чаще, чем пьете! Это понятно?
Рогов прикинул в уме, но, в принципе, внутренне согласился.
- Дышать будете неглубоко, поверхностно! Но очень часто! Раз в десять чаще, чем обычно! Начали!

Под дикую, со страшным ритмом музыку они минут сорок дышали как загнанные лошади, перед тем, как их пристрелят. После этой процедуры они не то, что на обед, головы от койки до вечера приподнять не могли.

Вечером пришла уже совсем другая специалистка, но все по тому же дыханию.
- Все мы дышим неправильно! – заявила она прямо от порога. – Дышим быстро, неровно, неглубоко, прерывисто, поверхностно! А дышать надо медленно, вдыхая носом и медленно выдыхая ртом! Пошли! И-и! Вдохнули! И-и! Через минуту выдохнули! Ну, как? Почувствовали разницу?
- Так ведь вот та, что до Вас! Говорила …! – заикнулся дотошный Саныч.
 - Вы глубже дышите! Глубже! И-и! И-и! - оборвала его докторша и вышла в коридор, столкнувшись в дверях с новым психотерапевтом.

- Меня зовут Илья Абрамович! – тихим, проникающим в самую душу голосом проворковал врач. – Будем  с Вами работать!
- А тот, что до Вас, с Декартом тем! – опять высунулся Саныч.
- А! Александр Васильевич! Так он в командировке теперь, длительной! Не скоро будет! – взглянул доктор брезгливо на валяющиеся кругом так и не заполненные таблицы. – У меня своя методика!
- Сядьте удобно, расслабьтесь!  - начал он ласково. - Ваши руки, ноги и тело ощущают приятное тепло и уют! Все заботы уходят, вы погружаетесь в сладкий сон! Ваши веки тяжелеют, ваши глаза закрываются, все, что вокруг уходит, все, что внутри вас засыпает …!
«Вот так цыгане, на вокзале, и тырят деньги у людей!» - успел отрывочно подумать Рогов и вырубился до конца сеанса.

Не смотря на мощное воздействия, после окончания сеанса он все же незаметно проверил наличие тощего кошелька и часов. Докторов их, много, а часики-то, понимаешь … ! Подарок мамкин!

На следующее утро, когда соседи ушли на процедуры, Рогова вежливо попросили прилечь, задрали ему рукав и  ввели какой-то препарат в вену. Ему почти каждый день что-то вводили. Чистили, промывали. Поначалу он интересовался, потом надоело! Покорялся. 

Вот и в этот раз ничего его не смутило, лишь удивился, что посмотреть на эту простенькую процедуру пришел сам начальник отделения и еще один, в очках.
Медбрат, Николаич ловко вогнал иглу в вену, Рогов прикрыл глаза и стал ждать, пока емкость на штативе полностью опорожнится.

Но дождаться ему не удалось.
Внезапно онемели руки и ноги, язык перестал слушаться, голоса медиков отошли куда-то вдаль. Началось резкое головокружение. Рогов с удивлением заметил, что смотрит как бы внутрь самого себя. Он четко видел свою черную, жутко скрюченную, всю в грязных отвратительных лохмотьях печень, раздавленную всмятку поджелудочную, окаменевший желчный, бьющееся в страшных судорогах, измочаленное вконец сердце. Все внутри горело и плавилось! Это был сущий ад, каким-то невероятным способом переместившийся внутрь его организма.

Не успев даже испугаться, как следует, Рогов понесся куда-то вниз, по спирали. Он явственно наблюдал свое стремительное падение в глубочайшую пропасть, дна которой даже не проглядывалось. Небо над головой сузилось, верхние края пропасти соединились, образуя черный, удаляющийся вверх круг, сквозь который проскальзывал последний лучик света и надежды.
«Почему, вниз-то? – успел удивиться, ничем, особо, кроме пьянства, не грешивший Рогов      

Через мгновенье все исчезло, наступила полная тьма. Падение вниз все убыстрялось. Стало трудно дышать, точнее, дышать уже даже и не хотелось. Тело стало невесомым. Рогов словно завис между жизнью и смертью!
Потом вдруг стало невероятно хорошо. Радостно и свободно. Он будто сбросил проклятые оковы жизни и перешел в иное, высшее состояние.

«А ведь это я помер!» - осознал Рогов почти с удовольствием. – Видать, что-то напутали доктора! Или влили много! А вообще, ничего такого! Не так уж и страшно! И чего люди умирать бояться? Почему вот только вниз летел-то, а скажем не наверх, блин!?»
Рогов полностью расслабился и приготовился к встрече, непонятно, правда, с кем!
- Отвечайте! – строго потребовал чей-то объемный, суровый голос.
Рогов приоткрыл глаза. Кругом все было в беловатой дымке. Чьи-то огромные глаза смотрели на него прямо и строго!
«Вот оно! Страшный суд?»  - похолодел Рогов.
- Отвечайте! – повторил тот же голос.
- Я умер? – решился Рогов сразу задать главный вопрос.
- Умер? – удивился голос, и его интонации мелькнуло что-то человеческое. – Как это, умер?

Рогов окончательно открыл глаза, дымка рассеялась и он увидел напряженные выражения на очкастых лицах сгрудившихся вокруг него врачей.
- Так что! Нет!?
- Нет, пока! Мы Вас спасли! – торжественно пояснил начальник отделения.  – Но теперь!!! Одна капля спиртного! Одна! Любого – пива, вина, тоника, водки! И все! Вас уже, никому не спасти!
И вот тут Рогов поверил ему сразу и навсегда!
 

День третий

Еще через полгода Рогов, проезжая на новеньком авто мимо знакомого, по прошлой жизни местечка у парапета реки, остановился, вышел и с умилением уставился на возившихся внизу  водоплавающих.   

Рогов с замиранием глядел вокруг, вспоминал свою старую, непутевую жизнь, не переставая удивляться силе духа человеческого. Победить такой недуг, восстать из небытия, всему и всем назло!

Такое доступно только сильному человеку! Сильному и цельному! И никто и никогда не свернет его с раз и навсегда выбранного пути!
Рогов вздохнул полной грудью, повернулся  к автомобилю и увидел, вдруг, старую знакомую, дряхлую утку-хромоножку. Она, как и тогда, с размаху плюхнулась в самые его ноги и жалобно закрякала, кося пронзительный,  жалобный взгляд.

- Миленькая ты моя! – растрогался Рогов. – Узнала! Ну, надо же, узнала!
Он  похлопал себе по карманам, но они были пусты! Ни корочки хлеба для уточки! Для миленькой!
- Ах ты, господи! Боже мой! Пустой пришел! Нет ... ничего! Погоди милая! Погоди! Я сейчас! Сейчас! Я быстро!

Он перебежал набережную и метнулся к почти уже забытой палатке.
Постепенно бег его, безобразный и безответственный, перешел в быстрый, походный, пеший марш.
«Сорок пять! Сорок пять!» - застучало в висках прошлое.
Шаг становился четче, спина ровнее.   
«Сорок пять! Левой! Сорок пять! Правой!» - разрывало мозги, сметая все клятвы и обещания, превращая великую силу духа человеческого в трухлявое ничто.
Он чеканил легко и свободно! Правой! Левой! Сорок пять! Правой! Левой! Сорок пять!

Дошагал до палатки и, не замечая никого и ничего вокруг, взял "нольпять", полбуханки черного, две сардельки, бутылку минералки и маленький плавленный сырок.

По набережной несся сплошной в это пиковое время поток машин. Кряква на той стороне тревожно притихла, вытянув худую, болтающуюся на ветру шею.
- Сейчас! Сейчас! Ты моя миленькая! – прошептал Рогов и шагнул на проезжую часть.

Взвизгнули тормоза. Огромный «ЛэндКрузер», как шаловливый малыш игрушку, подкинул Рогова высоко вверх. Шедшая вторым номером, «Мазда-6» свободно и легко разорвала его на несколько, произвольных по форме обрывков  человеческой плоти!

Опавшие же на асфальт фрагменты прозревших мозгов Рогова, уж совсем бессовестно раскровявил шедший третьим, груженый левым мокрым песком, калужский Камаз.

Рогов же, тем временем, свободный и счастливый, в белых одеждах на голое тело, широко раскинув руки и задрав вверх голову, влетал в огромный, длинный тоннель, похожий на метро, с ярко-белым, изумительным, пронзительно волшебным светом в конце!

И летел он таки, вверх, а не вниз!
«А все же, не сорвался я!» - сразу начал оправдываться, легко понявший все Рогов. - Не сор-ва-лся, блин! Не успел … !». 
45 Идиот
Игорь Гудзь
- И-и-ра!Сколько ещё? Первый раз, и … уже опаздываем!
Андрей стоял в проеме двери, в новой форме, весь с иголочки, и нервно теребил козырек фуражки.
 - Ты когда жене зеркало купишь? – парировала Ирина, крутясь перед своим отражением в замутненной стеклянной двери. Отражение было хоть и смутное, но прекрасное, просто- таки близкое к совершенству.  - У тебя жена молодая! И … красавица, к тому же! Как …без зеркала?
- Вот будет жилье своё, … тогда и купим! – нахмурился Андрей, понимая, что вновь прибывшему в часть лейтенанту жилья ещё ждать-переждать. 

А пока им дали комнатку в библиотеке. Как молодоженам! Повезло! Холостых по казармам распихали. И хоть была комнатушка метров двенадцать, оказалась она довольно уютной. Ирина умудрилась превратить её в некое подобие студио, со столовой, спальней, кухней и даже холлом. И все в одном флаконе. Правда,  удобства … на этаже.
Так ведь, с милым и в шалаше рай! А ведерко на ночь можно и в «холле» пристроить!
- Всё! Готова! Бежим!
Они выскочили на улицу и понеслись по лужам, смешно, по-детски подпрыгивая к первому в их военной службе новогоднему балу.

Это был совсем не тот бал, который описывался в старинных книгах. Скорее банкет при части, в доме культуры. Но объявление на штабе так и гласило: «Приглашаем на Новогодний бал!».
Долго сидели за уставленным закусками и выпивкой столом. Командир, здоровый, тучный, краснолицый полковник долго нудил по итогам учебной и боевой, потом выступили замы, ещё кто-то, и ... понеслось.

Здесь не играли скрипачи на балконе, не танцевали гавот и мазурку. Не было и мажордома. В какой-то момент сама собой завелась шальная музычка, молодежь сорвалась из-за столов и в ... пляс.
Кто постарше, сгрудились вокруг командира, степенно выпивали, временами внезапно вскакивали по стойке «смирно» и яростно орали троекратное «Ура». В общем, развлекались, кто как мог.

Понемногу все успокоились, запустили медленные танцы. Андрей с Ириной, всё же опоздавшие к открытию, наверстывали упущенное – уплетали крабовый салат. Неожиданно, откуда-то сбоку подплыл командир. Видать, он здорово уже набрался, чуть пошатывался, от природы красноватое его лицо теперь и вовсе сделалось свекольно- пунцовым. Несло недорогим коньяком пополам с неизменным оливье.
- Как дела лейтенант? – выдохнул он невыносимо густо. – Устроились?
- Всё в порядке! Спасибо, товарищ полковник! – вскочил Андрей. Ирина тоже попыталась привстать  с набитым ртом.
 - Сегодня я, Сергей Иванович для всех! – одними бровями остановил их командир.  – Новый год же, ну что ты лейтенант! Сегодня всё можно.
 - Так точно, Сергей Иванович! С наступающим!

Командир чуть качнулся в сторону Ирины.
- Жена у тебя красавица! Как звать?
- Ирина! – протянула она  узкую ладошку.
- Ирина….! – он протянул ей свою огромную лопатистую ладонь. – Ну, пошли Ирина! Командирский танец! Можно лейтенант!?
 - Сочту за честь! – пробормотал Андрей, хотя что-то в нем напряглось.
Ирина беспомощно оглянулась, Андрей нарочито небрежно шевельнул плечом…,  «командир, мол»!

Все расступились. Полковник с дамой прошли в центр и круг опять замкнулся. Зазвучала музыка, и все затоптались в медленном танце. Андрей оставался за столом, и ничего за спинами танцующих не видел. Другой бы тут махнул рюмашку, другую, пользуясь случаем, но Андрей принципиально не пил и не курил.  Вот такой лейтенант!
Чуть притушили свет, пары немного расползлись по залу, и Андрей вдруг явственно и четко увидел свою молодую жену. Командир уж совсем неприлично навалился на неё, а правая рука его медленно скользила чуть ниже спины партнерши.

Наверное, здесь это было привычным делом. Ирина как могла сопротивлялась, пытаясь мягко отстраниться, но окончательно захмелевший командир прижимал её к себе все сильнее, и рука его почти достигла желаемой области.
Андрей встал из-за стола, поправил галстук, одёрнул китель и почти строевым шагом подошел к танцующим.  Взял жену за руку, отвел её в сторону, повернулся лицом к командиру и … отвесил ему сочную, если не сказать смачную, полновесную пощечину, звук от которой перекрыл даже грохочущую музыку.

Щека полковника дернулась и завибрировала, как от мощного удара в ринге в замедленном показе.Все застыли на месте. Командир стоял, беспомощно выпучив глаза. Какая-то дама громко взвизгнула. Стоящий рядом замполит звериным прыжком набросился на Андрея и повалил его на пол, остальные попадали на них сверху.
 - Отставить! – страшно выкрикнул командир. – Молчать! Сми-р-р-рно!

Андрей подняли на ноги и поставили перед командиром, сзади несколько человек крепко держали ему руки.
 - Ты-ы-ы! – сжал кулаки командир. – Ты-ы-ы! Мальчишка, сосунок сопливый, др-р-рянь!  ... Ответишь!
И быстрым шагом, почти бегом покинул зал. Несколько офицеров и дам бросились за ним.
 - Сергей Иванович! Товарищ полковник! – неслись голоса.

Праздник был испорчен напрочь. Все засобирались по домам. Замполит вызвал наряд.
 - Арестовать! – приказал он такому же, как и Андрей, недавно прибывшему в часть лейтенанту Сергею Кривцову.
Двое бойцов зашли сзади, Андрей, мало чего сознавая, накинул на себя край шинели, взглянул затравлено на остекленевшую Ирину и вышел из зала. Под конвоем!

Утром первого января, на восемь утра, в том же клубе, где ещё даже столы не успели убрать, было назначено офицерское собрание части. Офицеры сидели хмурые, помятые, с синими от бессонницы лицами. Вся новогодняя ночь прошла в обсуждении случившегося. Такого здесь ещё не было, да и вообще нигде не было, наверное, … с царских времен.

Вскоре ввели Андрея. Слово взял замполит. Тонким, срывающимся на фальцет голосом он доложил о происшествии. Выразили всеобщее возмущение преданные замы. Затем со своего места поднялся сам командир. Он напомнил о героическом пути их части в годы войны, о славных ратных делах, помянул ветеранов.
- И вот вчера этот …сосунок, если не сказать грубее, посмел поднять руку на командира! – показал полковник глазами на Андрея. – И не меня он … ударил! Я-то что, утрусь, не гордый! Он ударил всех нас!
Полковник обернулся и поискал глазами боевое знамя, стоящее у стены под стеклом.
 - Часть нашу … героическую! Опозорил!
- Да как ты мог, мальчишка…, щенок! Да кто ты такой! Говори! Как посмел!? – гремел уже в полный голос командир.

Собрание выдохнуло  с облегчением. Похоже, всё останется внутри. Молодец командир, мог же дать ход делу. А там и до трибунала недалеко. Все обернулись на лейтенанта в ожидании искреннего глубокого раскаяния. Андрей молчал, низко опустив голову.

- Значит так! – решил заканчивать командир. – Сегодня 1 января! Праздник у людей. Но только не у нас. У нас вот…чего! – кивнул он на лейтенанта. - И чтобы так…, приказываю, выходной отменяется, через час – все в полевой форме, и на плац. Строевой смотр, мать твою.
Знал, что делал опытный полковник. Теперь все возненавидят этого сопляка, и увольнять-то не придется, сам уйдет.

Все начали собираться, сдвигать стулья в сторону, в надежде на продолжения банкета. В приказание насчет смотра как-то не очень поверили. Остынет командир, отойдет, сейчас махнет соточку, да и подобреет, даст Бог!
- Разрешите, товарищ полковник! – неожиданного поднял голову Андрей.
Все застыли на месте.
- Что, лейтенант? Все же решил чего-то сказать?
- Так точно! – вытянулся в струнку лейтенант.
- Говори! Осчастливь товарищей!
- Вы, полковник, вчера мерзко оскорбили женщину, мою жену! И я Вам ответил, не как подчиненный, как мужчина.
Брови полковника стали постепенно задираться вверх.
- А сегодня Вы оскорбили меня, мою офицерскую честь, обозвав при всех …., не могу повторить…! И я … вызываю Вас…на дуэль! Согласно дуэльному кодексу Дурасова Вами нанесено оскорбление, 2-ой степени тяжести. ... Если откажитесь, то Вы - трус и подлец. И навсегда им останетесь в глазах своих сослуживцев. И в истории части! Навсегда! Трус и подлец!

Если бы в тот момент в клуб врезался фронтовой истребитель на форсаже, то это произвело бы меньший эффект. Глаза командиры недопустимо расширились. Он как стоял, так и сел, чуть ли не мимо стула. Все остолбенели. И не в первый раз за последние сутки, надо сказать.
 - Что же это такое? – повернулся командир к собравшимся. – Он что … идиот? Может его это… , к врачу, мать твою?
Все молчали. Полковник опустил голову, так прошло несколько минут. Потом он устало махнул рукой.
 - Идите по домам! Смотр отменяется, вас семьи ждут! Идите! Я тут сам.
Часть офицеров двинулись к выходу, руксостав остался.
- Ты чего лейтенант!  - поднял глаза командир на потенциального дуэлянта. - Совсем рехнулся?
 - Никак нет! – опять вытянулся Андрей. – Дуэль!
 - Нет, он больной точно! – развел руками полковник. – А может, ширнутый, а? Отвезите-ка его в медсанчасть, пусть проверят!

Андрей быстро вытолкнули в коридор. Командир остался сидеть, устало облокотившись о край стола, и чуть прикрыв глаза. Замполит потихоньку налил ему полбокала коньяку.
- Выпейте, Сергей Иванович! Легче станет!
- Спасибо Палыч! – махнул сразу всё полковник. – Видал, чего делается?
- Да…!? Как таких выпускают!
- Кто его в часть рекомендовал?
- Сам прибыл, по распределению.
- Возьми личное дело. Всё проверь. Может, есть у него кто там, … наверху. Уж больно прыткий. Неспроста это!
- Отец у него … подполковник, вроде, в запасе давно! Думаете … провокация?
- А кто его знает. Время сейчас мутное. И так…, чтобы шуму не было. Всех обойди, всем рты позатыкай, бабам особенно. Хотя… поздно уже. Небось, … растрезвонили. Мобильники же у всех, мать их…!
- Да уж неделю как связи нет! Праздники же! Только с почты, по межгороду.
- Ну, тогда ладно! – пробормотал командир. – Давай, иди!
- Зам поспешил выполнять.
- И вот ещё…!  - крикнул вдогонку командир. - Сходи в библиотеку, посмотри там, что это за … кодекс такой, … Дурасова!
- Там же этого лейтенанта с женой поселили! ... Временно! А библиотеку прикрыли пока, всё равно не никто туда не ходил!
- Вот и разберись там! Как это «прикрыли»? Кто позволил!? Людей книг лишать, пищи этой, бля, … духовной! Вы что там, с ума посходили!
- Есть товарищ командир! – вытянулся зам.
- И … этого, отпусти пока! Не нужны нам тут мученики!
- Есть, Сергей Иванович! Сделаем!

Андрей весь день просидел в отдельной комнатке, скрючившись на небольшом ободранном диванчике. И весь этот праздничный день просмотрел в одну точку, не мигая. Под вечер дверь чуть приоткрылась и в проем просунулась голова конвоира.
- Товарищ  лейтенант! На выход, с вещами! Велено выпустить! Командир приказал!
Андрей, ни слова не говоря, встал, натянул шинель и вышел на воздух.
«Ирка! Как там Ира! С ума, небось, сходит!» – одна только мысль билась в его висках.

Войдя в свою комнатку, тут же споткнулся о картонную коробку, заполненную кухонной посудой. В углу Ирина укладывала в ещё одну такую же коробку носильные вещи.
- Ира! – крикнул Андрей. – Ты что, родная? Ты куда собралась? Выпустили меня, выпустили! Вот видишь, всё обошлось!
- … Обошлось!  - даже не обернулась Ирина. - Давай, подключайся, зам два часа на сборы дал. Сюда библиотека срочно возвращается. Нельзя людей без книг и на день оставлять, так зам сказал. Давай, полки скручивай, ... дуэлянт! Сейчас Кривцов машину подгонит.
- Куда же мы? Что зам сказал?
- Как и все! Ты в казарму! Я пока в школу, там поживу! А что, зато на работу близко, из комнаты в класс перешла …, и на рабочем месте. Удобно!
- Я сейчас же … к командиру!
- Ещё раз по морде дашь…!?
Андрей ничего не ответил, достал из ящика отвертку и пошёл снимать полки.

Через несколько дней Ирину, несмотря на зимние каникулы, вызвала завуч местной школы. Ирина преподавала историю, а завуч – физкультуру. Так бывает!
- Ирина Валентиновна! – произнесла она профессионально мощным голосом. – У меня к Вам серьезный разговор.
- Слушаю Вас! – сразу же почувствовала неладное Ирина.
- Понимаете, нам тут клетки срезали! Раньше всё пугали, а теперь вот распоряжение пришло. Две клетки…, то есть двух человек уволить надо. Одна клеточка у нас вакантная была, с ней легче, а вот  вторая…, придется по живому резать. Вот думаем, кого …! Что скажете?
- А я-то чем могу помочь! – удивилась Ирина. -  Я же только пришла! Никого толком и не знаю!
Завуч нервно перекинула пару бумажек на столе. Пристально взглянула на неё.
- Не стану я крутить вокруг да около! В общем, есть мнение, просить Вас написать заявление, как говорят, … по собственному желанию. Опытных учителей заменить будет некому. И Вы молодая, только пришли…, понимаете!

Ирина как-то сразу всё осознала и холодно кивнула.
- Это всё из-за того случая, новогоднего? Я … понимаю!
- Ну, что Вы, Ира! Об этом все уж и позабыли! Мало ли чего случается! Да и командир остыл! Ну, так как … с заявлением?
- Напишу! Я могу идти?
- С работой в части сложно. В принципе, не знаю, как Вы к этому отнесётесь…, в общем, есть одна должность, ну … понимаете, уборщицы должность. Работа так себе, не престижная, конечно, … но и не особа тяжелая: три раза в неделю полы, раз в месяц пыль по углам, окна, там по весне помыть. С утра придете, повозитесь, и потом весь день свободный. Опять же, заработок, хоть и небольшой, но тоже не помешает.
- И унитазы… мыть?
- … И унитазы! – строго взглянула на неё завуч.  - А как же!? Кстати, в этом случае комнатка тут за Вами останется! Подумайте, как следует! Снять жилье сейчас негде. В лесу живем! Мужу Вашему… приходить разрешу, так и быть! Хотя и не положено! Школа, всё-таки...! На себя возьму...ответственность!
- Спасибо! Правда, …спасибо! Я всё понимаю! Я подумаю!

Встречались супруги теперь раз в день, в общей столовой.
- Ты как! – чуть прикоснулся к её волосам Андрей.
- Никак! – качнула она головой в сторону. – Вот… сегодня с работы попёрли!
- Да ты что! – задохнулся Андрей. – Не имели право, ты же молодой специалист. И жена военнослужащего.
- А они … не совсем! Предложили … уборщицей! – Ирина низко наклонилась над тарелкой, две крупные слезинки украсили плов.
- Ничего, ничего! Я с ними разберусь! – сжал кулаки Андрей. – Они за всё ответят!
- …Разберёшься! Это же армия! Что же мне делать, уезжать что ли!? К маме! А?
- …Уезжать! А я … как же!? А мы…!?
- Ты как же!? А может, сначала думать надо было, а уж потом руки распускать….!?
Андрей даже не смог проглотить кусок.
- Ты…, вот ты считаешь, что не надо было?
- Да я не знаю уже, как надо, или как не надо! – всхлипнула Ира. – Я знаю только, что жить нам тут не дадут!
«Убью его!» - бормотал Андрей, возвращаясь в казарму. – Послезавтра дежурство, получу в штабе ПМ с обоймой, и грохну гада, прямо на глазах у всех. И будь, что будет!»

Раз в месяц он ходил на почту, за шесть километров, в рабочий поселок. Отправить письма, получить посылку, если была, позвонить кому надо. Мобильная связь в этих местах часто не работала, только вот проводная и спасала.
Но в этот раз с почты пришло извещение. Андрея вызывал на переговоры отец.
«Не случилось ли …!? Может, с матерью что!» – почти бежал на почту лейтенант.
 
- Па...! Привет! – кричал он в трубку. – Как дела, как мать? С Новым годом вас,прошедшим! У нас тут связи не было…!»
- Шуршим потихоньку, чего с нами будет! – отвечал отец. – Вы-то там как?
- … Нормально! Служим! – чуть откашлялся Андрей.
- Служишь…, а мне вот вчера зам ваш звонил! Так что всё я знаю. Матери не сказал пока! Что делать-то собираешься!? Избиение командира – это же дело уголовное. Сесть можно, запросто! Да и карьере конец!
Андрей надолго замолчал. Да и что тут отцу скажешь.
- Пойди, поговори с ним! - тихо попросил отец. - Не убудет от тебя!Извинись …, там как-нибудь. Молодой, горячий, выпил лишнего, взревновал, мол, с дуру,  моча в голову…! Возьми коньку с собой…, мужик же он, поймет. И зам сказал, что… поймет! Сходи сынок! Хочешь, я ему сам позвоню? А то и …подъехать могу, раз такое дело!

Андрей положил трубку на колени.  Прошло несколько минут.
- Пап, ты там ещё!
- Здесь, а где же! Что надумал … лейтенант!
- Честь пап! Честь офицерская. Достоинство, наше, мужское. Ну, схожу, ну повинюсь, выпьем там, не знаю. А как жить дальше. Как в глаза людям смотреть!? Как Ирке в газа смотреть! А как бы ты поступил на моём месте!?

Настала череда и отцу задуматься. Опять прошло несколько  минут.
- За жену…, зная как ты её любишь, как дрожишь над ней - … грохнул бы его на хрен. А потом и сам того, … застрелился бы! И правильно, что ты его …по морде! Надо было и по … яйцам ещё! А дуэль, …сейчас времена другие. Честь – не в честИ нынче! Никто не оценит. Сам думай сынок! Сам решай, родной! Мы тебя любим! За нас не беспокойся.
Трубка дала отбой.

Андрей возвращался уже в темноте, шел заснеженным лесом. Вошел в ворота части, слева стоял командирский домик. Андрей встряхнулся, застегнулся на все пуговицы, натянул шапку на самые уши и стукнул в дверь.

Открыл сам полковник, лично. Даже не удивился, молча повернулся и прошел в комнату. Андрей последовал за ним. Командир сидел за большим круглым столом и листал старую, ободранную книжку.
- Что господин дуэлянт!?  - поднял он глаза на застывшего гостя. - Стреляться не раздумал? Я в академии лучший был по стрельбе-то! Да и потом увлекался этим делом. Не боишься помереть молодым! А!? О тебе ведь книжек не напишут, …не Пушкин, чай!
Андрей подавлено молчал. Он понимал, что командир остыл, и сейчас самое время повиниться и покончить с этим. Самое время! И всё вернется назад. И Ирину восстановят, и комнатку вернут...! Всего-то надо сказать пару слов...!Вон, и отец говорил... !
- А вот я сижу тут, читаю, знаешь что!?
- Никак нет! – просипел Андрей.
- … Дуэльный кодекс В. Дурасова, 1912 года издания. Нашли-таки, у коллекционера одного, дал на вечер. Сам-то читал?
- Приходилось. Давно!
- Да! Давно это было! А сейчас, по закону, один только вызов публичный приравнивается к угрозе жизни, а сама дуэль – к преднамеренному убийству, да ещё по предварительному сговору. Сроки – приличные! И не условные!
Командир полистал книгу, закрыл её и посмотрел Андрею прямо в глаза.
- Я когда сюда прибыл, вот таким как ты, здесь одно болото было. По ночам дежурили, костры жгли, волков отгоняли. Когда технику завезли, кабели на себе таскали, раньше срока на боевое поставили. Небо Родины защищали! Время такое было!
Андрей продолжал молчать.
- Зачем пришел? Я тебя отпустил, наказывать не стал. Чего ж ещё надо-то тебе!?
Андрей подтянулся.
- Я, товарищ полковник…!
- Погоди....! - командир привстал, достал из шкафчика графинчик с коньяком, блюдечко с нарезанными ломтиками лимона, налил в рюмку.
- Тебе не наливаю! Не по чину … тебе, со мной …!
И поудобнее устроился в кресле, в предвкушении... .

Андрей весь вытянулся в струну натянутую, лицо его побледнело, подбородок чуть подрагивал.
- Вы полковник, оскорбили мою жену, женщину, будущую мать детей моих, самого дорогого мне в жизни человека. Оскорбили действием, мерзко, нарочито, при всех. А потом и меня… размазали! Как мне жить теперь!? Зачем!?
- И что же! - приподнял брови полковник.
- Я–офицер, и Вы–пока ещё тоже! А честь офицерскую не отменили ещё!
Командир опрокинул в себя рюмку, закусил ломтиком лимона.Усмехнулся краем губ.
- Честь говоришь!? То есть, я твою жену … за жопу тронул случайно, а ты мне, полковнику … по морде!? И это честь твоя офицерская!? Бля-я-я! Я-то думал, ты повиниться пришел. Мне и зам говорил, мол, что "придёт"! Пошёл вон отсюда, сосунок! И вправду, идиот!

Андрей развернулся кругом на месте, как положено и строевым шагом прошел к выходу.
У порога он обернулся. Полковник стоял в проеме двери с очередной рюмкой в руке.
- Дуэль, полковник! – спокойно и четко произнес лейтенант. – Оружие...за Вами! А иначе … трус и подлец! Навеки, на все времена полковник, понимаете Вы это... трус и подлец! Ждите секундантов!
И вышел вон, как и приказал старший по званию.

- Каких! Каких секундантов, идиот! Где ты их видал!Идиот...!Идиот...!Идиот...! - неслось ему вслед.
46 Танго - парный танец
Лидия Березка
Новелла


"Как жестоко поступили боги, разделив людей на половинки… Ты идёшь куда-то по дороге, я бреду устало по тропинке… Над тобой – сияние восхода, надо мной – уныние заката. Мы с тобой все дальше, год от года. Видно расписанье виновато".
/М. Чекина/

Белая беседка с чайным столиком, стояла немного в стороне от дома и других жилых построек. На белой кружевной скатерти стояли бокалы наполовину наполненные красным вином. Здесь же, плоская тарелка с несколькими видами сыра, умело нанизанными на деревянные шпажки – канапе. Центр стола украшала высокая вазочка, доверху наполненная лесными орехами. А на  блюде из цветного стекла ручной работы с завитками по краям, красиво уложены зрелые грозди белого и черного винограда, с отсвечивающими на солнце прозрачными капельками воды.

Я, в тон беседки – в белом, мой собеседник – в светлом льне, расположились на мягких подушках в удобных креслах из гнутого ротанга. Вот уже второе лето он приезжает с моим братом к нам на родительскую дачу. Но, по большому счету, близко так ни с кем и не сошелся, как впрочем, и не пытался даже. Он всегда слушал и говорил как-то немного отрешенно и совсем незаинтересованно. Когда же случалось оставаться с ним вот так вот - лицом к лицу, становилось совсем сложно сколько-нибудь удачно подобрать правильную тему, чтобы при этом, хотя бы просто не молчать.

И вот, в который раз сейчас, словно отбывая трудовую повинность, я пытаюсь следовать традициям гостеприимства и как могу, развлекаю его. Но он или не все понимает, или понимает все не так, а как-то по-свему. А меня, собственно, это совсем не огорчает. Ведь всем нам важно, чтобы тебя понимал твой самый главный человек. А кто ОН для меня?
 
Мы поговорили уже о погоде, о природе и даже немного коснулись политики. По его скучающему взгляду хорошо было видно, что для него это лишь пустые разговоры. Я вообще ни разу не слышала от него ни одного доброго слова о ком-либо, и про себя называла его "циником". Вот и сейчас, по своему обыкновению, я тщетно выискивала хоть что-то, что могло бы меня заинтересовать в нем, а его растрогать, зацепить за живое. Попробовала поведать о своем и очень-очень личном. Мне показалось, что он начинал проникаться, я продолжала, но уже стараясь переключить акцент на него самого:
 
- Любовь... А у вас когда-нибудь было так, чтобы секс одними только глазами?

- Нет. Как это? – переспросил он, небрежно отделяя от грозди одну за другой спелые ягоды винограда.

- Вот и у меня, больше нет.

Циник поднял глаза, наклонил слегка голову набок, сделал небольшой глоток красного вина, и на секунду оторвав свой взгляд от бокала, уточнил с легким сарказмом:

- Но ведь было?

- Было.

- Только раз? – Иронично спросил он, приподняв левую бровь.

- Я бы сказала: только с одним…

- Только с одним-одним?

- Смутить пытаетесь? С одним, но родным и самым близким человеком, - и напомнила тему разговора. - Я говорю о внутреннем контакте и состоянии души. И это – очень интимно.

Наш гость все больше откровенно проявлял не свойственную ему заинтересованность:

- И кто же это? – Он поводил указательным пальцем у виска, постепенно поднимая его вверх, - ну, хоть реальный человек?

- Реальный, очень реальный. Вам интересно кто? Для вас это, ровным счетом, не имеет никакого значения. – Но, увидев разочарование неудовлетворенного любопытства в глазах собеседника, пояснила, - я расскажу вам – КАК! Так вот, это был взгляд самого дорогого человека, который смотрит на тебя и проникает в самую суть, как ребенок, или может быть даже, как домашнее животное… - ничего не требуя взамен.

- Pet.

- Что?

- ЛЮБИМОЕ домашнее животное.

- Ну, да. То есть, бескорыстно и прямо в душу. И в этот момент совершенно неважно, как ты, выглядишь или, к примеру, болен, весел, грустен... И, кстати, это не имеет никакого значения, не только для того, кто созерцает, но и тебе самому, ведь в это время, души сливаются воедино, закольцовываясь и замыкая круг. 

- Самой, - тихо произнес собеседник.

- Простите, что?

- САМОЙ неважно.

- Ах, да.

Я вдруг поняла, что мы, наконец, действительно в диалоге, и он впервые внимательно слушает меня. И слушает ОЧЕНЬ внимательно. Мой собеседник неожиданно встал, прошелся по беседке, некоторое время постоял, опираясь на бордюр. Неужели он разволновался? Подумала я, искренне удивляясь и, наконец, почувствовала себя, победителем.

Смеркалось. На небе постепенно проявлялись первые звезды. А фонари вдоль дорожки, выложенной природным камнем, вобрав в себя солнечный свет, становились все ярче, чтобы гореть до самого восхода солнца следующего дня. Из дома доносились прелестные звуки «Аргентинского танго» Карлоса Гарделя, которые напоминали мне любимые фильмы «Правдивая ложь», «Список Шиндлера» и «Запах женщины».

Подавшись лирическим ноткам, наблюдая за сложным и, пожалуй, никому неудобным гостем, я сделала несколько basic pattern и завертелась в merry-go-round. В один миг он оказался рядом и тихо, почти шепотом заговорил:

- Когда вы танцуете танго, не увлекайтесь шагами... -  Я удивленно подняла на него глаза, приготовившись слушать дальше. - Наиболее важная часть этого танца - музыка и ваши чувства... – И через секунду добавил, как мне показалось даже с нежностью. - Танго, это парный танец. – Он внимательно посмотрел мне в глаза. Мои ресницы предательски задрожали, а он закончил, - любовь, как Танго.

Итак, мы оказались в паре и он повел меня в танце. Но я вдруг, совершенно неожиданно для себя и несколько бестактно, заключила вслух:

- А знаете, мне очень жаль вас. Вероятно, вы никогда и никого не любили.

Немного разволновавшись, и решив для себя, что ни за что больше не останусь с ним наедине, пристально всматривалась в глаза напротив. Его взгляд смутил меня, как если бы, я УЗНАЛА ЕГО: 

- Только зачем вы здесь? – Потом, рассмеявшись ему прямо в лицо, закончила формулировать свой вопрос, - и зачем теряете время на бессмысленные картинки в "па", и «пустые разговоры», как сами изволили выразиться ранее?

- Да просто, я влюблен вас,- сразу ответил ОН и, немного помедлив, произнес, - да, я люблю. Я не ошибся в вас.

Он ослабил свои объятия, смущенно опустил глаза, словно вмиг оказался обнаженным,  а затем и руки, развернулся и пошел в сторону шумного дома, где сможет вновь привычно затеряться.