Афанасий Семенович грустил. И вовсе не потому, что ему не спалось, а потому что жизнь неслась, убегала, как лань от охотника и ни остановить этот бег, ни даже просто притормозить не было ну никакой возможности. И уже почти пробежала, а он так ничего не успел, ничего интересного не видел… Жил себе и жил…Семья, дети, заботы…и жена Глафира Петровна. Он сердито покосился на некрасиво похрюкивающую во сне супружницу. И что же это время с людьми вытворяет? Была такая молоденькая, тоненькая, стройная, словно лозинка, а теперь…Выше на две головы (растет она что ли?) и вон…растеклась по всей кровати, а муж тут на одном боку ютись. Заворочался Афанасий Семенович, но Глафира Петровна тут же , не просыпаясь, придавила его одной ногой и всё… ни колыхнуться, ни охнуть. Она никогда не страдала от отсутствия сна, спала крепко, как человек с чистой совестью. Э-эх! А какая она у нее чистая-то? Всю жизнь ему, Афанасию, загубила. Это он только сейчас понял. Ни на шаг от себя не отпускает, говорит, что кругом одни молодые вертихвостки, которые так и норовят в постороннюю семью лапки запустить, да мужа чужого увести. И не ведала она о том, какие крамольные мысли стали посещать лысеющую голову Афанасия Семеновича. А ему так очень хотелось увестись, хотелось чего-то необычного, хотелось приключения. Вот бы поехать к морю одному , без жены… А там… всякие нимфы, ундины, феи… разгуливают на свободе… Такие персики загорелые ходят… Он лежал, наблюдая за просыпающимся утром. Все светлее становилось за окном, вот уже стыдливо зарозовело небо, шкодливый ветерок отодвинул занавеску, словно хотел сказать «эй, вы, сони, просыпайтесь!». Где-то совсем рядом ликующе чирикнул воробей. Наверное, он приветствовал занимающийся день и радовался ему. Афанасий Семенович опять недовольно взглянул на ничего не подозревающую жену. В этот самый момент она открыла глаза.
–Чего не спишь? –сердито буркнула она.– Сам не спит и другим не дает…,– ворчала , укладываясь удобнее,–лежать!– рявкнула она, заметив, что муж собирается подняться.
–Да, мне не спится, Глашенька…Позволь я встану…А?– в глазах его заплескалась мольба, но жена будто и не заметила.
–В такую рань только петухи встают… А ты ведь не петух? Или петух?
В этот ранний час седые кочки вокруг лысины Афанасия Петровича вздыбились, и он и впрямь был похож на драчливого петуха. Глафира Петровна даже прыснула. И тут же поскучнела. Веселиться в этакую пору не входило в ее планы. НЕчего мужа расслаблять, да радовать хорошим настроением. Но Афанасий Семенович не был посвящен в планы жены своей , а потому решил воспользоваться ее мимолетным смехом.
–Глашенька,– сладкий до приторности сироп полился из его уст,– солнце мое, ты, как в молодости бывало, весела, мила, а уж прекрасна-то ! Просто слов не хватает. Жаль, что я не поэт, а то бы сочинил что-нибудь романтическое.
Глафира Петровна удивилась, потом скривилась, закашлялась, будто подавилась чем. Она знала своего мужа даже лучше, чем он сам себя, знала, что может и соловьем разливаться и дрозда давать. Да и он знал свою вторую половинку.
–Ты что-то хотел, Афанасий?– полным именем она называла его только когда была особенно недовольна.
–Чего хотел? Да ничего не хотел,– опустил крылья Афанасий,– что же я не могу своей любимой жене лирику какую посвятить? Ведь сколько годов, так сказать, в любви и согласии…
–Можешь-можешь,– оттаяла Глафира и даже изволила чуть улыбнуться мужу своему,– ну, посвящай…,– она уселась в кровати, подоткнув под себя подушку, и приготовилась слушать.
–Чего посвящать-то?– вытаращился Афанасий Семенович.
–Лирику…
–А-а… Так это , если бы я был поэтом…, а так…
–Ну тогда и не молотил бы языком,– рассердилась Глафира Петровна,– лучше бы кофий сварил, да в постелю принес…
–Кофий? – растерялся Афанасий Семенович,– это я мигом, это я сейчас…А знаешь, что я могу тебе посвятить,– делая вид, что эта идея только сию секунду пришла в его голову.
–И что же?– загорелись глаза у Глафиры Петровны.
–А давай, я поеду к морю… И посвящу тебе эту поездку… Конечно же, солнце мое, я буду скучать, но тем слаще будет наша встреча.
–Чего?– вытаращилась Глафира.–Афанасий, ты сбрендил,– вынесла вердикт она,– ты , безусловно, поедешь, но вместе со мной на дачу ,– заявила Глафира, тяжело поднимая свое полное тело,–там грядки уже заросли, полоть надо…
Вот грядки-то уж совсем Афанасию не улыбались. Он хотел отдохнуть. Один.
–А может…
–Не может!– отрезала Глафира.– Иди кофий свари. На море ему захотелось…Ничего, в речке искупаешься…
Не споривший никогда с женой, Афанасий Семенович вдруг возмутился. Он встряхнул головой, и седые кочки на ней тоже пришли в движение, взмахнул руками ну точно петух крыльями перед тем, как собирается заголосить и вскрикнул:
–В речке! Да ты шутишь! Там воробью по колено будет…
–Вот и хорошо,– удовлетворенно заметила Глафира Петровна,– для тебя в самый раз, не утонешь…,– она сохраняла невозмутимость и как будто не заметила ни возмущения, ни покрасневших от такой обиды, щек мужа, ни выступившей одинокой слезы, которая проделав дорожку, повисла на кончике носа.
Афанасию Семеновичу было досадно, что он проявил маленькую слабость и пустил слезу, а коли так сдаваться он категорически не собирался, но и идти напролом тоже, ибо в этом случае жена упрется, как тот баран прошлым летом в деревне, которого с места под хохот толкали все, кому было не лень. Он считал себя человеком тонким и потому действовать решил тоже тонко, не нахраписто. Сделав вид, что окончательно смирился с судьбой, он заурчал, как голубь перед самкой и заговорил ласково, нежно заговорил. Мед так и потек по устам его, даже самому противно стало.
–Хорошо, душенька. Как скажешь, солнце мое. Не буду огорчать тебя… На даче очень даже не плохо, и речка там чистая, прозрачная, все камешки видно , да и….,– тут он притворился, что запнулся , отвернулся и так больно ущипнул себя за щеки , что на них заалели два пятна. Вот ведь , когда надо, так сами не краснеют…
–Что там еще, Афанасий?– насторожилась Глафира Петровна.
–Да нет, ничего… Тебе показалось,– Афанасий Семенович принялся тапком выписывать кренделя на полу.
–Ну же! Говори!– требовала жена.
–Там тоже народу много…
–И что?
–А девушки даже нагишом купаются…
–Как это? Это кто же?–заволновалась жена. Она была жутко ревнивой и ни за какие пряники не позволила бы мужу глазеть на девиц в таком непотребном виде.
–Да ты не волнуйся, солнце мое. Они ведь молоденькие, как козочки, не понимают еще…
–Кто?!– глаза Глафиры сердито сверкнули.
–Да многие… И дочь соседей наших… Красивая девушка выросла,– задумчиво произнес Афанасий.
–И ты смотрел?! И мне не сказал…,– ужаснулась Глафира Петровна,– значит так, уж если там такой разврат творится, так и быть, надо ехать на море…
В глазах Афанасия Семеновича плеснулась радость и они , казалось, стали излучать сияние. Блаженство растеклось по худощавому лицу его. Наконец-то! Свершилось! Он поспешно отвернулся, дабы жена не углядела и не сумела прочесть крамольные мысли. Но сиял он рано.
– Но ты ведь знаешь, мне волнения противопоказаны, из-за них портится цвет лица, да и фигура страдает, а потому там будешь не один, –Глафира Петровна прошлась по комнате, остановилась перед зеркалом, огладила свои пышные бока. Было видно, что она получает истинное удовольствие от созерцания себя любимой. Она трепетно относилась к своему облику и ни в коем случае не хотела худеть.
–А с ке-ем же я буду?– мрачнея, прошелестел Афанасий Семенович. Он уже догадывался, кто будет рядом.
–Со мной…С кем же еще?-удивилась супруга.–Только ты поедешь первым, найдешь квартиру и тогда уж я… на готовенькое,– она хихикнула и по-девичьи стыдливо прикрылась пухлой ладошкой.
–Но сначала я буду один?– уточнил Афанасий Семенович, не смея еще радоваться тому маленькому счастью, которое привалило пусть и на короткое время. Он успеет окунуться в какое-нибудь приключение, а там… О том, что будет потом, думать пока совсем не стоило.
–Один. Но, чтобы быстро там сориентировался! Ты понял, Афоня?!
–Понял-понял! Я согласен!–так поспешно закивал он, что Глафира с подозрением уставилась на него.
–И смотри, чтобы ни-ни…,– она строго погрозила толстеньким пальчиком.
-Что ты, солнце мое! Я ведь так тебя люблю!– Афанасий Семенович с невиданной прытью подскочил к жене и лобызнул ее прямо в ухо. Отчего та недовольно перекривилась:
–Вот всегда ты такой…недотепа…Аж в голове зазвенело.
Длинный состав, словно упитанная, зеленая гусеница медленно подполз к перрону. Запыхтев, он остановился и люди с нетерпением, словно горох, посыпались их вагонов. Афанасий Семенович был одним из первых, ибо ожидал остановки уже в тамбуре. Он спешил, т.к. понимал, что свободы отпущено ему не так уж много , а потому хотелось урвать от появившейся независимости кусок побольше. И попал в объятия невысокой, крепкой бабуси в пестром платочке и таком же фартуке. Он дернулся, но она так крепко схватила его за рукав, что Афанасий забеспокоился о его целостности. Жена не любила подобных сюрпризов вообще, а на отдыхе тем более.
–Квартиру надо?– жарко задышала она прямо в нос Афанасию Семеновичу.– Надо? Или есть уже? Есть?– требовательно заглядывала она в глаза.–Быстро говори, а то не успею другого найти.
–Надо вообще-то,– Афанасий Семенович попытался высвободиться или хотя бы отодвинуться. Благоухала бабуся никак не розами, а наваристым борщом,–но…
-Никаких «но»! Лучше ничего не найдешь,– бабуся потянула Афанасия за собой, – не квартира, а просто загляденье! Загляденье просто! И море рядом… Да не упирайся! Иди давай!– прикрикнула бабуся, продолжая по-прежнему держать его за рукав.– Отсюда недалече будет.
И Афанасий Семенович, привыкший подчиняться, подчинился и тут. Да ведь не драться же ему с этой баусе, приклеившейся к нему так, будто смазали его клеем. Особенно он опасался за рубашку.
Идти и правда, оказалось недалеко. Старый дом прятался в тени многолетних деревьев. С ухоженных клумб приветливо улыбались анютины глазки, а на скамейках у подъезда заседала стража из пенсионеров, обсуждающих современную политику и зорко наблюдающих за всеми входящими и выходящими. Их было немного, а политика уже изрядно поднадоела, и потому они обрадовались появлению новых лиц.
–Степановна,–зачем-то поправив кокетливую шляпку, проговорила смешливая, худенькая, пожилая дама,– никак кавалера завела?
–Тьфу на тебя, Мария,– рассердилась Степановна,– охальница какая! Квартиранта привела.
–А сама так и живешь у дочки?– вмешалась кругленькая, как колобок, в опрятной блузке бабуся.
–У нее,– вздохнула Степановна,– куды ж деваться-то? Она же не работает и дите малое…
–А муж?
-Сбежал. Как дите родилось, так и сбежал,– Степановна поджала губы.
–Ой , а ты знаешь, Зойка-то из семнадцатой квартиры беременна!– вступила в разговор, молчавшая до того, третья соседка. Бородавка, прилепившаяся на самом носу, задрожала от возбуждения. Зойка была девицей разбитной, нравов свободных, вольных, не считающаяся с мнением окружающих, а тем более с мнением каких-то, как она считала, древних бабок. А те в свою очередь не упускали случая перемыть до блеска все косточки противной особы.
–Да правда, че ли?!- в глазах Степановны вспыхнул и стал разгораться бурным пламенем интерес, который вот-вот грозил перерасти в самый настоящий пожар и тогда, как понимал Афанасий, они застрянут у скамейки на долгое время. Ему же хотелось к морю! Тем более , бабуся не обманула, оно было где-то близко, Афанасий уже слышал его шум. А там… феи, нимфы, яблочки наливные со стройными ножками табунами ходят… Тем более, скоро жена нарисуется и прости –прощай мечта о приключении. Он попытался высвободить рукав из цепких рук Степановны. И та спохватилась:
–Ой, девоньки, сейчас провожу квартиранта, и вы мне все расскажете.
Квартира оказалась небольшой, моря из окон, как мечтал Афанасий, видно не было, но рокот его долетал и это радовало.
–Вот смотри, не квартира- ириска! Так душой прирастешь, что и выезжать не захочешь,– вихрем, будто у нее открылось второе дыхание, носилась Степановна,– конфетка,– она с чувством причмокнула.
Ничего конфетного Афанасий не заметил. Кое-где отрывались обои, кран на кухне подтекал, и вода звонко падала в раковину. Он хотел обратить внимание на непорядок, но той было не до этого маленького недоразумения. В доме, оказывается, происходят такие интересные события, а она и знать не знает, и ведать не ведает. Ее ждали, наконец! И она отмахнулась от Афанасия, как от назойливой мухи.
–Ах, оставьте!–махнула Степановна.– Разве это так важно?! Оплату за квартиру снижу вам на десять рублей.
–На сколько?– вытаращился Афанасий.
–Много че ли? На пять тогда…
–Мало…
–Ну уж … И так дешево… Че ты тут устраиваешь-то? Набился в квартиранты, я, может, других клиентов из-за тебя упустила, а теперь выпендриваешься…
–Я?! Я набился?!– окончательно обалдел Афанасий.
–Ты, конечно!–припечатала Степановна.–Ну, ладно. Мне некогда. Вот ключи, оставайся.
Солнце уже разгулялось во всю, море шумело, счастливчики, успевшие добраться до него, плюхались , поднимая брызги, которые мелкими, сверкающими бриллиантами рассыпались в воздухе. На пляже , как сытые тюлени, нежились отдыхающие. Осторожно ступая, дабы ненароком не наступить, на ходу снимая одежду, Афанасий пробрался к воде и присел. Ну, разве это не счастье? Горячий воздух, прохладная вода и …свобода! Он старательно отодвигал от себя мысль, что свобода его лишь на короткий срок и как только он позвонит супруге и сообщит, что снял квартиру, она растает, как тает горящая свеча и даже еще быстрее. И Афанасий решил, что немного повременит с этим сообщением. Пусть жена спокойно складывает вещи, дабы чего не забыла, иначе ведь он, Афанасий, и окажется виноватым. Спешка полезна только при ловле комаров. Он вылез из воды и двинулся к своим вещам. Встряхнувшись, как это делают собаки, он устроился на песке.
–Ой!– услышал он .– Я так и поняла, что приглянулась вам и поэтому вы пристроились рядом.
Афанасий только сейчас заметил, что вблизи от него находится совсем даже не наливное яблочко, а крупногабаритная дама мало чем отличающаяся от его собственной жены.
–Ах, какой вы негодник! Сразу и под бочок, да и водичкой побрызгал. Заигрываете? Да?– шепнула дама, придвинувшись ближе и интимно заглядывая в глаза.
–Да я... не собирался,– залепетал Афанасий.
–Ах, проказник!– не слушая его, шептала дама.– Я – Лилия…,– она томно вздохнула,- как цветок… Вы любите лилии? Я их так люблю. Только не дарите мне их прямо сейчас… Потом. Ладно?
-Я не собирался…,– делая попытку отодвинуться, проговорил Афанасий. Не о таком приключении он мечтал бессонными ночами.
Но дама, казалось, не слышала его.
–Мы ведь встретимся вечером? Да?
Афанасий дернулся.
–Вы не хотите расставаться! Я поняла… Шалун вы этакий! Но мне надо приодеться к вечернему ресторану. Вы же понимаете. Ах, проводите же меня,– дама поднялась и потянула за руку Афанасия. Но ему удалось вывернуться. Подхватив рубашку, он поспешно принялся натягивать ее, но та упорно сопротивлялась. Рукава колыхались так, как им нравилось, словно играя с Афанасием в игру «попадешь-не попадешь». Наконец ему удалось преодолеть сопротивление и он надел ее наизнанку,–ой, да не волнуйтесь вы так. Я понимаю, что я дама интересная и нравлюсь вам, но всё же… Да идем же! А то я не успею красоту навести,– и Лилия потащила Афанасия к выходу с пляжа.
И опять Афанасий не сопротивлялся. Какой смысл спорить с локомотивом. Он посеменил за новой знакомой, а минуты скакали, а приключение такое нужное, такое желанное отодвигалось на неопределенный срок, да и вообще грозило не случиться. Неожиданно Лилия притормозила у кривой калитки, висящей на одной петле, за ней виднелся небольшой, заросший травой дворик и деревянный дом, окруженный постройками. Слышался разноголосый гам. Люди сновали туда-сюда с тазиками, сковордками, кастрюльками. Жизнь отдыхающих в этом человеческом улье била горным ключом.
–Вот здесь я и живу …пока,– потупив глазки, молвила новоиспеченная подруга,– зайдете? Или здесь постоите?
-Постою,– моргнул Афанасий, старательно скрывая радость. Появилась и все сильнее крепла мысль, что ему удастся выбраться из, казалось намертво прилипших рук немолодой соблазнительницы.
–Ну, ладно, я быстренько…,– Лилия почти бегом бросилась к калитке, которая тут же недовольно заскрипела.
Как только желтое с крупными алыми розами платье Лилии скрылось за ветхим забором, ноги Афанасия Семеновича пришли в движение. Он спешил, петляя между деревьями, попадая в какие-то неизвестные ему переулки, тупики, возвращался и снова торопился, временами воровато оглядываясь. Так, перебежками он, наконец, оказался на уже знакомой улице. Не обращая внимания на скамеечных дам, он влетел в подъезд , затем в квартиру и запер за собой дверь на все замки. И только тогда задышал ровнее. Сердце колотилось, как колотится, наверное, у загоняемого на охоте зверя. Всё! Он был спасен. А теперь было необходимо отдохнуть и вперед! Мечты должны сбываться… Ну хоть иногда… Так думал Афанасий, не подозревая, какой сюрприз ему приготовила пакостница-судьба. Оно, конечно, жизнь –штука увлекательная, но он и не догадывался насколько. Звонок в дверь заставил Афанасия вздрогнуть. Он никого не ждал и решил, что это или какая из соседок решила поближе познакомиться или местному бичу стаканчик понадобился. Всякое ведь бывает, особенно если живешь на первом этаже. И он распахнул дверь. Желтое с алыми розами пламя метнулось ему навстречу, повисло на шее, одновременно проталкиваясь вместе с Афанасием в квартиру.
– Ты ушел,– щебетала Лилия,- а я решила, что сначала тебя провожу, а потом уже мы вместе вернемся…Или не будем возвращаться? Так в ресторан пойдем? Платье у меня новое, красивое… Так ведь? Я в нем такая эффектная… Тебе все мужчины просто узавидуются.
–В какой ресторан? Какое платье? – утративший на какое-то время дар речи, Афанасий стал приходить в себя.– Я жену жду… Она приедет…
–Ах, ну какая там жена! – отмахнулась Лилия, опускаясь в кресло.– Пошутили и будет…Переодевайся.
Мысли разбрелись, как стадо коз по лужайке. Афанасий сделал усилие, чтобы их собрать. Надо было что-то делать и срочно. Он подошел к окну. На скамейке по-прежнему заседали бабуси, а окно кухни… Он вдруг вспомнил, что именно то окно выходит на противоположную сторону.
–Хорошо. Мне неудобно пока при тебе переодеваться…
–Ой, да что там,- делая вид, что смущена, пролепетала Лилия.
–Да. Это так!– твердо проговорил Афанасий.– Подожди меня на скамейке, пообщайся с дамами, а я приму душ, переоденусь…
–Как скажешь,– изображая из себя покорную овцу, согласилась Лилия.
Понаблюдав, как Лилия усаживается на скамейку , потеснив соседку с бородавкой, расправляет платье, он кинулся на кухню к окну. Под ним росло разлапистое дерево незнакомой породы, а вокруг буйно кустилась крапива. Недалеко виднелись трубы частного сектора, где-то блеяла коза, кудахтали куры. Они жили своей мирной жизнью, и никакого дела не было им до страданий Афанасия. Прыгать было высоковато, да и заросли крапивы не радовали. Руки, тело заранее начали чесаться. Но что делать, свобода дороже, а мечты важнее. Афанасий и обжегся, и ушибся. И без того больное колено заныло сильнее. Но в крапиве не больно –то отлежишься. И он, помогая всеми четырьмя конечностями, выбрался из этих, как он окрестил, адских кущей, испугав при этом конопатую девчушку, выгуливавшую козу. Заверещав, девочка умчалась, забыв животное, которое задумчиво посмотрело ей вслед, скосило желтый глаз на Афанасия и принялось пощипывать травку. На какое –то время у Афанасия пропало желание идти куда-то и только страх перед Лилией заставил его двигаться. К тому же уже обеденное время давно минуло, а у него целый день во рту даже захудалой росинки не было. Не считать же тот чай из пакетика, который ему предложили в поезде. А есть хотелось со страшной силой. Может и правда, в ресторан пойти. Шальная мысль мелькнула крохотной искоркой и сразу же погасла, ибо с тем капиталом, что выделила ему жена, не разгуляешься. Еще и сказала выдра:
–Меньше соблазнов будет.
И что вот теперь прикажете делать? Можно, безусловно, пойти в магазин и приготовить дома. Дешево и сердито. Но воспоминания о Лилии делали эту тему запретной.
–Ладно,–решил Афанасий,– пока надо уйти подальше и перекусить в городе,–и он побрел, стараясь уйти, как можно дальше.
Вскоре ароматы уличного кафе привлекли внимание Афанасия. И опять засуетились мысли. С одной стороны, необходимость экономить, а другой… Вот он и решил, что Глафира не узнает о его чудовищном поступке…
Выпив рюмочку водки и закусив приличным куском отбивной с картошкой и овощами, Афанасий повеселел и стал поглядывать по сторонам. На сытый желудок-то и мечты стали возвращаться. Опять захотелось встретить фею…
–Здравствуйте,– звонкий голосок, раздавшийся рядом, заставил Афанасия вздрогнуть. Фея, самая настоящая фея, этакое наливное яблочко белокурое, голубоглазое прямо выскочило из его мечты,– можно сесть рядом с вами?– нежный голосок звенел, как соловьиная трель и даже трепетнее,– а то всё занято прямо.
Последние слова заставили Афанасия оглянуться. Занятым оказался только один столик, его, но он был настолько ошеломлен появлением этого воздушного создания, что даже и не пытался думать, он просто кивнул. И юная прелестница, этот ангел , спустившийся с небес, сел рядом.
–Вы такой милый,– ласково глядя на Афанасия, мурлыкнула девица,– не угостите даму вином?
–Конечно-конечно! Выбирайте,– Афанасий сделал широкий жест рукой.
–Я – Элеонора, для вас просто Эля,– водя пальчиком с черным коготком по строчкам, продолжала она.
–Афанасий.
–О-о! Какое чУдное имя! Мне нравится!- и ткнула пальчиком в какую-то строчку.
Афанасий скосил глаза и икнул. Вино было дорогим и не просто дорогим, а сказочно дорогим. Он судорожно сунул руку в карман и сжал имеющуюся сумму в кулак, будто пытаясь определить, может ли он себе позволить такую роскошь. Да, на бокал вина хватит, а дальше? Ведь это весь, имеющийся у него капитал. Как жить дальше, если Глафира задержится? А он так мечтал о том, что она задержится или, еще лучше, совсем не приедет… Но ведь перед ним его мечта, его фея… И он решился.
–А! Была-не была! Гулять, так гулять!– и заказал фее вино.
Затем фее захотелось попробовать креветок, потом еще каких-то невиданных им зверей морских, и уже она распоряжалась заказами сама. Надо было отступать, но отступать мужичку не хотелось, да и не знал, как выкрутиться из щекотливого положения. Он, правда, хотел остановить это воздушное создание, оказавшееся на деле еще более прожорливым, чем гусеница бабочки сатурнии полифемы . Но язык вдруг перестал ворочаться, сердце… сердце Афанасия билось тревожно, а рука в кармане конвульсивно теребила денежные купюры. Он понимал, что назревает скандал, а скандалы он переносил плохо, просто боялся их даже пуще жены своей уважаемой Глафиры Петровны. Ах, если бы она была здесь! Но ее не было, а девица усердно работала челюстями, и надо было срочно что-то делать. Афанасий не сводил глаз с сидевшей рядом с ним феи, и она все менее и менее уже напоминала таковую. Не переставая жевать, девица отхлебнула вина и тут душа Афанасия не выдержала.
–Не смей! Выплюнь!– вскрикнул он, хватая девицу за руку.
Элеонора вытаращилась, и подавилась креветкой. Она принялась отчаянно кашлять, лицо покраснело, а глаза, казалось, вот-вот выпадут совсем. И только подоспевший официант, выручил бедолагу. Афанасий даже не заметил, какие манипуляции тот произвел, но девушка перестала задыхаться, посветлела лицом.
–Ты чего это? А? Ты зачем меня пугаешь?–ей хотелось пить и она опять взяла в руки бокал.
– Не смей!
–Да че такое –то? Зачем кричишь?
–А ты зачем всё ешь и ешь? И нарочно заказываешь всё дорогое… А платить кто будет?
–Так же сам сказал, что можно заказать всё, что угодно…
–Мало ли, что я сказал… Я же не миллионер, а ты вон какая ненасытная…
–Так нЕчего было и приглашать меня,– рассердилась девица,– раз денег нет!–уже орала она.
–Да кто тебя приглашал-то?! Кто?! Сама уселась…
–Ах, вот ты как! Тогда я ухожу,– девушка отложила салфетку.
–К-куда? –оторопел Афанасий.– А платить кто?! Я?!
–Ну да…,–Эля пожала плечами,– ты же мужчина,– она приподнялась, но уйти у нее не получилось. И откуда только прыть взялась, он помнил только о том, что платить нЕчем, будет скандал и обязательно узнает Глафира. Самое главное, узнает об этой чертовой кукле! Афанасий подскочил, попытался схватить ее за локоть, но девица вырвалась. А он споткнулся о ножку стула и, падая, исхитрился уцепиться ей в волосы. Эля завизжала, сбежался весь обслуживающий персонал. Девица верещала, брыкалась, но Афанасий мог гордиться собой, хватка его была крепка. С трудом отцепили его от волос, оставив клок в руке.
–На память,– так и сказали.
В полиции , куда Афанасия депортировали, ему совсем не понравилось. Рядом с ним на лавке оказалась компания явно не подходящая для него – два бомжа, три проститутки, один наркоман и алкаш, пытающийся петь «Во саду ли, в огороде…» .Да и никакого вежливого обращения, еще и смеялись, называя неудавшимся Казановой. Кто такой Казанова, Афанасий не ведал, но понимал, что говорят ему что-то обидное и неприятное. И сидеть бы ему дней этак пятнадцать, если бы не Глафира, нарисовавшаяся утром. Как позже выяснилось, ей позвонили из кафе с телефона Афанасия и потребовали заплатить за съеденное и выпитое. Вечерним поездом отправилась она в путешествие вызволять своего, как она выразилась, недотепу.
Громким басом возвестила она о своем приходе.
–Это что за произвол? Кто дал право запирать в тюрьме честных граждан? Ну и что, что не заплатил и дебош устроил? Вы должны покой охранять его, а вы держите с клопами, блохами , инфекцией разной!
–Да вы…,– заикнулся дежурный.
–Молчать, когда я говорю!– рявкнула Глафира Петровна , надвигаясь всей своей мощной фигурой,и дежурный, съежившись, плюхнулся на стул.–Я всю ночь в поезде ехала, устала и потому злая, нЕчего меня раздражать! Немедленно отпустите его, или я за себя не ручаюсь.
–Но… он должен заплатить по счету…
-А он уже заплатил, просидев здесь, а еще я добавлю.
Последние слова жены заставили побледнеть Афанасия. И он с удовольствием бы задержался в этой клетке, чем оставаться наедине с супругой.
Он шел, еле передвигая ноги, голова понуро болталась на уровне груди, и был похож он на бурлака, тянущего за собой баржу с непосильным грузом. Шествующая впереди Глафира находилось в хорошем настроении. Ну, во-первых, она освободила мужа без особых усилий, а во-вторых… И это во-вторых было особенно важным и значимых, поскольку означало, что Афанасий был теперь кругом виноват… Она, полуобернувшись, бросила взгляд на муженька, ухмыльнулась и поплыла дальше, обмахиваясь носовым платком. Солнце парило так, что казалось, готово испепелить всё живое. На велосипеде пронесся вихрастый мальчишка.
–Вот ведь,– с завистью подумала Глафира,– и жара этим деткам ни по чем,–мысль ее плавно перетекла в другое измерение. И она принялась думать о своих, так быстро повзрослевших и разлетевшихся детях. Внезапно ход приятных мыслей был нарушен. Она вздрогнула, а Афанасий, печалившийся о своей судьбе, затрясся всем своим худосочным телом. Ураган в алых розах обрушился на него с такой неистовой силой, что грозил снести с ног. И это бы еще ничего, но Глафира… Она была здесь, была рядом, а он и так провинился… Афанасий дернулся, дабы спрятаться за жену, но Лилия уже тискала его в своих могучих объятиях, рыхлые щеки ее тряслись от счастья и, приподняв мужчину , до уровня своего лица, принялась целовать его в губы, в промежутках приговаривая:
–Ах, Афонюшка, счастье мое, ну куда же ты пропал! Я так тебя ждала!
Надо сказать, Афанасий пытался сопротивлялся, он дрыгался, как карась на крючке, но что он слабенький ветерок по сравнению с тайфуном мог. Краем глаза он видел, как Глафира остановилась, вылупилась и замерла с разинутым ртом.
–Эй, дамочка,– пришла в себя супружница,– это… чего это вы делаете?– постучала по спине Лилии. Но та, оторвавшись на мгновение от Афанасия, лишь отмахнулась от Глафиры локтем , будто это была не женщина, а неотвязный овод,– да что же это такое?– вскипела Глафира, а Афанасий зажмурился. Тогда и Лилия изволила одарить своим взглядом докучливое существо. Дама ее же весовой категории отчего-то злилась. Но почему? Что она, Лилия, такого сделала? Ну да, целовались на улице, но теперь-то на это уже не обращают внимания.
–Ну чего вам, дама?–удивилась она, всё еще прижимая Афанасия.
–Как это чего?–Глафира схватила ее за шкирку.
–Дамочка, не хулиганьте!– взвизгнула Лилия и, исхитрившись, развернулась и вцепилась в шляпек обидчицы.– Где хочу, там и целую любимого мужчину.
От этих слов Афанасий стал похож на пожухлый листок, мечтающий только о том, чтобы попутный ветер унес его далеко-далеко.
–Я спрашиваю, чего ты лепишься к моему мужу?– не обращая внимания на шляпку, ярилась Глафира.
–К к-какому мужу? – от неожиданности Лилия уронила головной убор соперницы .
–Моему! Интересно, и как давно вы знакомы?
–Со вчерашнего дня… И он не говорил, что женат…,– хныкнула Лилия.
–Говорил-говорил!– злорадно оскалился Афанасий.
–Да-а?– подбоченилась Лилия.- А зачем тогда к себе звал, обещал в ресторан сводить…
–Я?! Не обещал!!!– во всю силу легких завопил Афанасий.– Ты сама! Сама на шею вешаешься! Вешалка! Вот ты кто!
–Я вешалка?– Лилии не хватило воздуха, и она закашлялась.– А ты сморчок! Понял?!
–Это кто сморчок?– пошла в наступление Глафира.
–Он! Он!– тыкала пальцем расходившаяся Лилия.
-Ну и что?– Глафира успокоилась так же неожиданно, как и вспылила.– Ну и что? Пусть так. Но это мой мужчина и нЕчего разевать рот.
–Вот и охраняй его! А то ходит тут… бесхозный…,– Лилия ушла, а желтое платье с алыми розами еще долго пугало Афанасия во сне.
–Ушла,– с сожалением заметила Глафира,– поговорили бы еще…
–Да ведь,– осмелел было Афанасий.
–А ты чего стоишь? Марш домой герой-любовник.
И опят поник Афанасий. А Глафира теперь рядом шла, искоса поглядывая на мужа и удивляясь.
–Надо же! Недотепа, а поди ж, бабы гроздьями виснут… Нет, не буду сегодня ругать, пожалею,– думала Глафира,– но и одного больше не пущу. Так-то.
И наступил в семье мир, и пришла благодать. Надолго ли? Они и сами не знают. Наверное, до тех самых времен, пока новые мятежные мечты не станут одолевать мятущуюся душу Афанасия.