Путешествие на остров Сан-Доменик
Однажды мистер Селфиш вернулся с работы, собрал дорожную сумку, поцеловал жену и детей и ушёл из дома. Мистер Селфиш, который был известным банкиром в Блик- Сити, никогда не подавал ни малейшего намёка на то, что он чем-нибудь недоволен в своей жизни. Он вёл дела со свойственным ему старанием и преданностью вплоть до того дня, когда исчез. Его секретарь не смог вспомнить ничего необычного в его поведении, подтвердив полиции, что тот сказал: "До завтра" перед тем, как выйти из офиса.
Миссис Селфиш осталась с тремя детьми и с огромным состоянием. Когда адвокаты сообщили ей о размерах её богатства, убитая горем женщина прекратила нескончаемые рыдания и отдалась неуправляемому приступу смеха.
Вся эта история оставалась покрытой тайной до тех пор, пока спустя двадцать лет Брэд Селфиш, сын исчезнувшего без вести господина, не решил в ней разобраться. Он отправился по еле различимым следам своего отца через Лонгкаунтри и Бэрленд и добрался до гавани города Бадур. Там он столкнулся с человеком, рассказавшем ему об одном хорошо одетом иностранце, который лет двадцать назад присматривал себе яхту у них в порту. У этого иностранца, сказал он Брэду, были деньги, поэтому он легко нашёл то, что искал.
"Он сказал, что собирается поплыть на остров Сан- Доменик, и поэтому ему нужно самое лучшее судно, какое только есть в гавани".
"Где это остров Сан-Доменик?" – спросил Брэд.
"Никто точно не знает, – ответил человек, – но говорят, что очень далеко, за Красными Скалами".
"Но мой отец никогда до того не ходил на яхте", – ужаснулся Брэд.
"Значит, он так и не добрался до своей цели", – ответил человек.
Брэд Селфиш некоторое время глядел на тихое море, раскинувшееся перед ним, а затем отправился назад. Так закончилось его путешествие, а с ним и последний контакт с пропавшим отцом.
Брэд воротился в Блик Сити и взял на себя заботу по руководству семейным банком. Удивительная история исчезновения отца оставила в нём привкус горечи. Со
временем эта горечь уступила место примирённости и даже пониманию. Воспоминание о море, искрившемся перед ним, ныло в старом сердце Брэда Селфиша.
К тому времени, когда Соул Селфиш услышал эту историю, она уже стала историей самого Брэда. Соул любил слушать, как дед снова и снова рассказывал об одних и тех же событиях. Соул заметил, что с каждым разом этот рассказ становился ему всё ближе, так что в конце концов он мог слышать, как волны мягко ударяют о пристань, и чувствовать влекущий запах моря.
Соул Селфиш был любопытным ребёнком. С малых лет он имел обыкновение задавать вопросы, которые раздражали и вызывали чувство неловкости. Его двоюродные бабки, старшие сёстры Брэда Селфиша, были очень смущены, когда маленький Соул спросил их на одном из семейных сборищ, почему они не вышли замуж. Обе покраснели и ничего не сказали, а отец Соула сильно сжал ему руку. Соулу понравилось, что отец пожимает ему руку. Он воспринял это пожатие, как знак одобрения. Поэтому он продолжал докучать своим бабкам каждый раз, когда их видел, пока не получил ответ:
"Просто это не случилось", – сказала Алиса Селфиш, старшая.
"Что значит – не случилось?" – не отставал Соул.
"Я думаю, что мы просто не встретили правильных людей", – сказала Сузи, младшая.
Соул некоторое время размышлял над этим признанием. Из их слов он понял, что в мире есть правильные и неправильные люди. Его отцу повезло, что он встретил правильного человека, его мать. Но что было бы, если в тот день, перед тем как столкнуться с ней, он повернул бы в другую сторону? Встретил бы он неправильного человека? А может быть, он никого бы не встретил?
"Вещи случаются, – думал Соул, – и надо поспеть туда именно в эту минуту". Эта мысль не понравилась ему. А что, если он упустит встречу? Или совершит какую-нибудь ошибку? Как он ни любил своих двоюродных бабок, он совсем не хотел остаться таким, как они. Он не чувствовал, чтобы их жизнь была особенно счастливой, хотя они явно старались представить её именно такой.
"Самое важное – это надёжность, – любила говорить Алиса. – Лучшие вещи и лучшие люди в твоей жизни будут те, на которых ты сможешь положиться".
"Положиться на что?" – спросил Соул.
"На то, что они будут с тобой, – ответила Алиса. – Что они не исчезнут. Возьми к примеру твоих родителей, – продолжала она. – Как бы ты почувствовал, если бы они вдруг исчезли?"
Соул представил себе отца, который держит его за руку и медленно, по частям тает в воздухе наподобие Чеширского кота. Соул подумал, что это довольно забавно, но лицо Алисы выглядело серьёзным, и он спросил: "Но разве это не происходит? Люди ведь как-то исчезают?"
"Только когда их берут на небо. Но даже и тогда они всё равно остаются с нами".
Он увидел самого себя, держащего в своей руке невидимую руку отца.
"Тогда это не страшно, – сказал он, рассматривая воображённую им картину, – если всё ещё можно держаться за руку".
Алиса не поняла и отнесла замечание Соула к детской болтовне. Но для него это было открытием: он обнаружил силу собственного воображения. Он мог общаться с человеком без того, чтобы тот находился в действительности рядом с ним. Он мог разговаривать с людьми, которых уже нет, и они отвечали ему. Соул был необычайно взволнован ниспосланными ему силами. Он не нуждался во внешнем мире, ведь у него был свой собственный, в котором он жил.
Он нашёл, что беседовать с Алисой после её смерти было намного интересней, чем когда она была жива. Правда, она всё так же продолжала читать ему лекции о надёжности и других скучных предметах, но таков был её характер, и она не могла измениться. Зато она рассказала ему о снах, которые видела, когда была в его возрасте.
Например, вскоре после того, как исчез её отец, она растворила окно в своей комнате и в ночной рубашке полетела к Северной звезде. Так как она была очень бледна, да к тому же одета в белое, лунный свет отражался от неё, и другие звёзды подумали, что она тоже звезда. Они приняли её в свою компанию и дали ей имя Алистар. Ей поручили трудную работу: она должна была светить над Центральным
Банком и мигать, как только кто-нибудь загадает желание. Но проходили ночи, а в Банке никто ничего не желал. Алистар даже старалась появляться над Банком в рабочие дневные часы, но и тогда никто не поднимал глаза к небу и ничего не просил. В конце концов, ей это надоело, она возвратилась в свою комнату и улеглась в постель, так ни разу и не мигнув.
"Наверное, этого не случилось из-за неправильных людей", – утешал Соул свою умершую бабушку.
"Наверное", – соглашалась она.
Соул старался не злоупотреблять своим даром, боясь, что друзья, живущие в его воображении, устанут от него. Он чуть не лопался от переполнявших его вопросов и чем больше ответов на них получал, тем более чувствовал себя озадаченным. Чтобы не утомлять своих собеседников, он постоянно искал новых интересных людей. Однажды он встретил человека, который рассказал его деду о пропавшем мистере Селфише. Этот человек был любопытным типом. Он явно знал об этом деле больше, чем хотел показать.
Это был маленький человечек с седой шевелюрой и белой бородой, постоянно жующий что-то смеющимся ртом. Он рассказал Соулу, как мистер Селфиш в служебном костюме с поблескивающим портфелем в руке осматривал яхты. Он поднимался на борт, держась за деревянные перила, прогуливался по палубе, заглядывал во все уголки, ощупывая и принюхиваясь.
"Но он никогда до того не бывал на яхтах, – возразил Соул, вспомнив рассказ деда. – Почему он вёл себя так, словно понимал в них?"
"О, он понимал всё очень хорошо, – сказал жующий человечек. – Он точно знал, чего искал, а в таких случаях совершенно не важно, есть опыт или нет".
Человечек рассказал Соулу, как мистер Селфиш, кружа по берегу гавани, словно идя по следу, в конце концов, взошёл на белую палубу "Саламандры". Он на мгновение остановился, ощущая под ногами качание судна и прислушиваясь к поскрипыванию половиц.
"Вот она", – произнёс он убеждённо.
"Наверное, это было правильное судно", – сказал Соул жующему человечку.
"Наверное", – ответил тот.
Соул простился с жующим человечком, но перед этим спросил его об острове Сан-Доменик. Человечек не знал и посоветовал ему справиться у самого мистера Селфиша. Но как Соул ни старался, он нигде не мог его найти. Всё, что ему удалось, – это следить взглядом за маленькой фигуркой на палубе отплывающей "Саламандры".
Отец Соула был очень надёжным человеком. Он был единственным сыном Брэда Селфиша и в соответствии с ожиданиями своей семьи в свой срок принял на себя управление банком. Центральный Банк представлял собой впечатляющее зрелище. Это было высокое здание, облицованное зелёными зеркалами. Оно отражало немногие солнечные лучи, падавшие на Блик Сити, и было похоже на большую драгоценность посреди серой грязи. Изнутри здание не было таким праздничным, как снаружи. Зелёные лифты ходили вверх и вниз, поглощая и выбрасывая деловитых людей в чёрных и серых костюмах.
Будучи ребёнком, Соул смотрел как зачарованный на двери лифтов, ожидая, что вот-вот оттуда появится нечто чудесное. Но этого так и не случилось, и когда бы он ни смотрел на них, двери всасывали в себя и извергали одни только костюмы.
Внутри Центрального Банка Соул терял свои волшебные силы. Его попытки завязать там беседу с друзьями постоянно терпели неудачу. Ни один из них, даже бабушка Алиса, не хотели войти в это здание, и оно стало для маленького Соула воплощением "реальной жизни".
Его отец брал его в свой офис вначале, чтобы мальчик посидел в большом бархатном кресле, а позднее, чтобы начинал входить в дело. Ни то, ни другое не доставляло удовольствия Соулу, но он любил своего отца, и понимая, как это для него важно, выполнял его молчаливые требования. Соул был умён. В двадцать лет он уже умел читать и анализировать диаграммы и графики и превращать в отчёты бесконечные колонки цифр. Он строил кривые и графики, хотя с большим удовольствием швырнул бы их в воздух, как цветные ленты на параде, крутя их над своей головой.
Ему казалось, что кривые – это змеи, которые вползают в его сердце, чтобы высосать его. Цифры представлялись ему цепочками маленьких неутомимых солдат, которые кололи и кололи его душу, пока он переставал что-либо чувствовать.
Это была игра, имитация жизни, и он знал это. И потому что он знал это, он был силён в этой игре. Он никогда не огорчался, проигрывая, и не лез из кожи вон, чтобы выиграть. Он холодно рассматривал факты, делал выводы из своих ошибок и намечал последующие действия. И всё дальше отходил от самого себя. А тот, кто был им, стоял в гавани Бадура и махал рукой белой "Саламандре", исчезающей на горизонте. Соул звал себя, выкрикивал своё имя, но мальчик на береговой кромке не оборачивался.
Соул был несчастен. Его страдание было молчаливым и внешне незаметным, но он носил его в себе, словно тяжёлый груз.
В возрасте двадцати семи лет он ничего не чувствовал. Его бесчувственность будила его по утрам, вытягивала из постели и отправляла в Центральный Банк. Он всасывался в лифт вместе с другими костюмами. У него в офисе было большое бархатное кресло, в котором он сидел, надёжный и мёртвый.
И вот однажды это случилось. Соул уже собирался уходить, когда в офисе появился жующий человечек. Спокойно, не отворив двери, он вырос перед ним.
"Как дела?" – произнёс он, пережёвывая слова во рту. "Как вы вошли?" – спросил Соул, злясь на секретаря,
который позволил это. Соул пытался вспомнить, где он видел этого субъекта раньше, но память отказывала ему.
"Я слышал, вы ищете яхту", – сказал человечек, улыбаясь в изумлённое лицо Соула.
"На что мне яхта в Блик Сити?" – ответил тот удивлённо, и тут память сбила его с ног. Он упал в своё бархатное кресло и уставился на незваного гостя.
И словно в свете молнии ему явились его детские видения. Он пробудился от многолетнего сна.
"Значит, я ищу яхту? – спросил он человечка. – А куда я еду?"
Тот улыбнулся, глядя сквозь него.
"На остров Сан-Доменик", – услышал Соул внутри себя. "Я еду на остров Сан-Доменик", – громко повторил Соул.
Человечек исчез, а Соул продолжал сидеть в своём кресле. Он чувствовал огромную слабость, но был счастлив.
Соул собрался быстро, как это бывает у людей, которым ясно, что надо делать. Отец крепко пожал ему руку, глаза его
были влажными. Соул прочёл в них воспоминание о другом путешествии, о котором, казалось, уже все забыли. Прощаясь, мужчины почти не говорили.
Он ещё держал невидимую руку отца, когда закрывал за собою дверь и делал первый шаг в неведомое.
Иерусалим, 1998
Авторизованный перевод с английского Е. Иоффе