Анна Припштейн. Трудно лаять на иврите. С иврита

Елена Иоффе
Я лежу на полу из холодного камня. Язык мой высунут. Глаза закрыты. Жара. В носу полно пыли. Я мечтаю о снеге.
Да, я скучаю по белым тропинкам городского парка в России и по всем моим товарищам из нашего микрорайона. Я скучаю даже по кошкам с нашего двора, которые так выводили меня из себя.
Здесь всё другое. Дом наш совсем другой, маленький, нет деревянных паркетин, нет ковров. И люди тоже другие. Правда, моя девочка Марина осталась прежней. И здесь она смеётся, болтает с подружками и каждый вечер выходит побегать со мной по траве здешнего сада. Зато изменились два других моих человека, те, которых Марина называет папа и мама.
Папу зовут Саша. Я помню, что раньше его звали ещё и доктор Гольдберг. В России он каждый вечер возвращался с работы весёлый и довольный. Он всегда был рад поиграть смо мной в мячик или побросать палку. В выходные он брал меня и Марину побегать на лыжах или поудить рыбу на озере. А здесь он каждое утпро выходит из дому рано и возвращается поздно вечером, усталый и раздражённый. Он ест немного из той еды, которую мама Элла оставляет ему на столе в кухне, и это единственное время, когда я могу потереться о его колени. "Сиди, Рекс, сиди, ты хороший пёс, Рекс". Потом он идёт в душ и ложится спать, а рано утром выводит меня и снова исчезает до вечера.
Там, в России, я оставался дома с мамой Эллой. Каждый день к ней приходили дети, и она учила их извлекать красивые звуки из большого деревянного ящика. Дом был полон шума. Я любил сидеть возле ящика и слушать звуки или играть с детьми, которые ждали своей очереди. Как не хватает мне сейчас этих детей, когда я сижу здесь один, словно какая-то брошенная собака!
Да и мама Элла уже не поёт, как раньше, и не извлекает больше звуков из большого деревянного ящика, который стоит в углу. Её руки, которые когда-то были такими мягкими и нежными, теперь стали шершавыми, и пахнут они мылом и другими противными запахами. Иногда, когда она садится отдохнуть, я кладу голову ей на колени и смотрю прямо в глаза. Тут они у неё почему-то всегда грустные.
Собаки здесь не такие, как мои друзья в России. Прежде всего они не умеют лаять по-русски. Немало времени прошло, пока я научился их понимать. Они и ведут себя по-другому. Например, не гоняются за кошками, как это делается у нас. Они просто боятся, ведь кошки здесь такие наглые, что и правда, опасно с ними связываться. И всё же я нашёл себе парочку новых друзей: Бетси, симпатичную терьерку, которая тоже приехала из России (с ней я лажу замечательно) и Саара, боксёра не самых чистых кровей из соседнего дома. Сперва Саар пытался отбить у меня Бетси. Я сразу же показал ему, что мы, русские, умеем постоять за себя. Тогда мы с ним и подружились.
С недавних пор мы с Сааром много времени стали проводить вместе. Каждый день к вечеру моя Марина встречается в саду с его мальчиком Дани. Они сидят на скамейке вдали от всех, он гладит её, а она -- его. А в это время мы, Саар и я, убегаем на другой конец сада, занимаем позицию возле большого бака, где в мусоре роются кошки, и лаем на них: он -- на иврите, а я – по-русски.

Перевод Елены Иоффе