Выродки
Анна КОЗЛОВА. F20: Роман. — М.: РИПОЛ классик, 2016.
Опубликована в журнале "Дружба народов" № 6 - 2017
Ненормальный роман о ненормальной девушке, живущей в ненормальном мире. Можно было бы еще предположить, что подобное произведение написал ненормальный автор, но мне как физику в прошлой жизни ясно, что многое зависит от системы координат. «Роман Анны Козловой с небывалой для современной литературы остротой и иронией ставит вопрос о том, как людям с психическими расстройствами жить в обществе и при этом не быть изгоями», — сообщает аннотация. Аннотация дезориентирует. Козлова написала книгу о мире, в котором живем все мы. О психически больном обществе, где изгоем чувствует себя нормальный человек. И чтобы ощущать себя адекватно, он должен мимикрировать, стремиться ничем не выделяться, смешаться с толпой.
«Притворяйся нормальной — это все, что ты можешь сделать», — объясняет своей старшей сестре Юле Анютик. Анютику четыре года. Юле — шесть. Анютик живет с диагнозом F20. F20 — это шизофрения. По Международной классификации болезней 10-го пересмотра (МКБ-100) «характеризуется существенными и характерными искажениями мышления и восприятия, а также неадекватными аффектами. Ясное сознание и интеллектуальные способности обычно сохраняются». Анютик слышит посторонние голоса. Они управляют ею. Иногда угрожают. Иногда просто разговаривают. Это мешает жить. Это страшно. Анютик еще слишком мала, чтобы бороться с этим. Юля голоса слышит тоже. Анютик — шестерых, Юля — двоих.
С чего начинается мир для ребенка? Разумеется, с родителей. Вот будущий папа Юли и Анютика. Подвернул ногу, пришел в травмпункт. Раз. Там работала будущая мама сестер. Мама перевязала папе ногу. Два. Папа дал маме сто долларов. Мама взяла. Потом папа «трахнул ее на коричневой дерматиновой кушетке» и предложил маме свой дом и себя. Три. Мама согласилась. Так сложилась новая семья. На счет раз-два-три. Не уверен, что это нормально. Хотя это еще цветочки. Родилась Юля, через два года Анютик. Началось все с мамы. «Варикозные ноги, двое маленьких детей, собака и дом, в котором она находилась безвылазно, погрузили маму в депрессию». Депрессия пришла неожиданно. Словно осела из жизни туманом. «Мама практически ничего не ела, но выглядела рыхлой. Волосы она не мыла и не причесывала». Потом резко увлеклась аэробикой, мучая себя различными упражнениями в течение долгих часов. Папа не заставил себя ждать. Подтянулся следом достаточно быстро. Пьянство, любовница, избиение жены. И как апофеоз — «обложил дверь в ванную газетами, полил их керосином, который стоял в подсобке для каких-то сантехнических нужд, поджег и ушел из дома». В такой семье живут две маленькие девочки. Их задача остаться нормальными. У задачи нет решения. «Бабушка заключила, что мама — полная идиотка, а такой психически неустойчивый человек, как отец, может быть опасным для детей». Бабушка поставила правильный диагноз безо всякой психиатрической лечебницы.
А есть еще Толик. Он был до папы. Прыгнул по только ему понятным причинам с пятого этажа, сломал ногу. Гипс накладывала мама. Затем уехала жить к Толику. Он оказался шизофреником, «мог сидеть часами, уставившись в одну точку, а когда она спрашивала, что происходит, отвечал невпопад. Путал слова. Вдруг доставал с антресоли горнолыжные ботинки и начинал складывать сумку, чтобы ехать кататься». У Толика справка (та самая!) и диагноз. Такая вот жизнь у сестер. А скоро школа. «Хорошо учишься — ты хороший, не слушаешь учителя — ты бездельник, гуляем, потому что полезно, обедаем — в три». Нет времени искать цитату в «Полёте над гнездом кукушки» у Кизи — наверняка бы нашел что-то вроде: хорошо себя ведем, слушаемся доктора, принимаем лекарства после обеда, писаем в унитаз, ложимся спать в десять. Какая тут ирония. Как в психбольнице. Почему — «как»? Козлова каждым абзацем своего романа подводит читателя к мысли, что все мы живем в психиатрической клинике. Дом, школа, работа, сумасшедший дом — все одинаково.
Общество, которое окружает двух сестер, не придумано, оно просто срисовано с реального мира. «Что такое быть нормальной, проносилось в моей голове, и почему Анютик — ненормальная? Она слышит голоса и хотела отрезать свою руку. А мама? Она что, нормальная? И аэробика, и лежание в кровати — это все нормально? А папа? Он поджег маму и Анютика, он хотел, чтобы они умерли — неужели эти люди могут считаться нормальными, а Анютик нет?» — эти вопросы мучают Юлю. Некому отвечать. Рисполепт, сероквель, амитриптилин, энкорат, трифтазин, галоперидол, диазепам. Дом полон лекарств, способных свести с ума здорового человека. Лекарства принимают все, хотя прописаны они только Анютику. Остальные едят их для профилактики. Мама, Толик, Юля, бабушка. И даже собака Лютер. Именно она становится первой жертвой в романе. После нескольких попыток (иногда успешных) укусить героев книги, ее усыпляют. Козлова словно подсказывает единственно возможный способ решения проблемы. Шизофрения неизлечима. Вокруг общество шизофреников. Но ведь весь мир усыпить нельзя. К сожалению?
У каждого героя — та или иная форма шизофрении, пусть не диагностированная, а возможно, и не диагностируемая. Читая «F20», неожиданно начинаешь вспоминать людей, с которыми тебе приходится сталкиваться в подъезде, на работе, просто на улице. Начинаешь задумываться над странностями их поведения, которые ты видишь каждый день, но не придаешь им значения. Анютик принимает правила, которые диктует жизнь, — так проще — и живет, подчиняясь им. Юля борется. Правда, способ странный. Точнее — страшный: боль. Когда ей кажется, что она на грани срыва, когда нет сил бороться с жизнью, когда в голове слышны чужие голоса, Юля пишет. Пишет бритвой на своих ступнях немецкие слова. Сжимает зубы от боли, смывает кровь в ванной. Слова каждый раз разные. Mude, Lust, Tier, Tod, Wahnsinn, Sehnsucht, Unschuld. В зависимости от того, с чем она борется в данный момент. Кто-то, не знающий немецкого, проскочит мимо. Но на самом деле эти слова крайне важны. Вначале совсем невинные — Утомленный, Смешной, Тоскующий. А позже уже мрачные и тревожные — Смерть, Безумие, Темнота. Делая шаги окровавленной ступней, она словно стремится втоптать эти буквы, их смысл и свою боль в землю, надеясь похоронить навсегда, вычистить из собственного сознания. А с ними и все, что они несут в себе. Она хочет стать нормальной в ненормальном мире. Но ничего не получается. Мир против. Тогда она пытается плыть по его течению. Быть на одной волне с ним. В тринадцать лет — Костик, первый мужчина. На даче, куда их с сестрой практически подкинули к постоянно нетрезвой матери Толика. Костику девятнадцать. Юля прибавляет себе два года. «Мы трахались сидя, лежа, стоя, в доме и на улице, в лесу, — вспоминает Юля. — Мы мастурбировали, сидя перед зеркалом, обмазывались клубничным вареньем и потом слизывали его друг с друга». Лето проходит, наступает осень. С нею девятый класс. Новый ученик в классе — Марек. Поляк. Интересный, говорит с акцентом. Водка, сигареты, прогулянные уроки. «Наши дети курят, пьют, занимаются сексом! Как мы могли это допустить? Что мы сделали не так?» — спрашивает себя, Толика, мужа, родителей Марека, а может, и весь мир мама Юли. Ответ очевиден — вы все сделали не так. Вы не любили своих детей, вы не хотели о них помнить, вы думали только о себе, вы изменяли своим мужьям и женам, вы плевали на жизнь, в которой надо жить (хотя бы иногда) для своих детей. Ваши дети выросли такими, потому что вы этого хотели. А если и не хотели, то вам было просто все равно, какими они вырастут. Марек понял, что любил по-настоящему только одну девушку — Юлю. Но Юля с этим не согласилась: «Не надо называть это любовью. Такую любовь можно получить от кого угодно», — она уходит к Саше. «Поколение выродков», — звучит за их спинами. Какими вы рожали своих детей, такими они и стали. Марек тоже уходит. «В такое место, где ты его никогда не достанешь», — грустно подводит итог Юлиным экспериментам сестра. Мир не хочет принимать Юлю. Он словно дает ей знак жить по собственным правилам. «Жизнь стоит прожить, и это утверждение является одним из самых необходимых, поскольку, если бы так не считали, этот вывод был бы невозможен, исходя из жизни как таковой», — констатирует автор.
Правила Юле нужно писать самой. Никто не может ей помочь. Самое время на сцену выйти Милене Львовне. Неожиданный, выбивающийся из повествования сюжет венчает книгу. Сперва кажется, что он лишний. Но потом понимаешь — в нем та самая соль, которая необходима для полноты вкуса. Семидесятичетырехлетняя девственница, всю жизнь мечтавшая о сексе с негром. Она жила праведной жизнью, берегла себя от искушений. У Милены Львовны нет детей, нет любимого человека, нет воспоминаний о счастье и радости, ибо их и не было. Ноги уже не ходят, в перспективе — дом престарелых, в настоящем — лишь приходящая помощница из благотворительной организации, пятнадцатилетняя Юля, и шестидесятивосьмилетний вахтер в подъезде. «Одинокая старость — это просто следствие выбора всей жизни. Непонятно, на что эти люди рассчитывали, если они не родили себе детей или на хрен с ними разругались, скажем, из-за квартиры», — думает Юля про Милену Львовну. Так, может быть, помочь старушке насладиться жизнью? Дать ей пожить не по правилам, а вопреки им, ощутить радость, которой не было никогда до этого? Самая правильная, чопорная героиня романа Анны Козловой доказывает всем читателям, что жизнь, в которой правильно все, пуста. Отброшены условности, уничтожено все, что может помешать. Выбор небольшой — вахтер в подъезде. Предложение-записка — пусть и не от Милены, она и слов-то таких не способна знать, а от Юли, — и он бросается с цветами к ней в квартиру. Ну а там «завалил ее на кровать и, как она выразилась: «Все, собственно, случилось»». И случилось-то пару раз, потом Милена Львовна сгорела и умерла.
Милена Львовна, наверное, может многому научить Юлю с высоты своего жизненного опыта. Разница в возрасте — почти шестьдесят лет. Вот только получается ровно наоборот. Именно Юля понимает, что необходимо женщине, чтобы быть счастливой. И дело не в сексе. В жизни должно быть место разноцветному фейерверку. Жизнь должна быть сумасшедшей, чтобы, как говорил классик, прощаясь с ней, не было обидно за бесцельно прожитые годы. Юля старается прожить свою жизнь именно так. Не все понимая в силу своего возраста, многое неосознанно портя. Две женщины. Одна только вступает в мир, чтобы жить, другая уходит из него. Первая собирает все возможные грехи, вторая не может вспомнить ни одного прегрешения в своей жизни. Так кто же из них прав? Козлова предлагает ответить на этот вопрос читателю самостоятельно.
Юля сидит в ванной, режет свои ноги в последний раз, выпуская из себя остатки гнилой крови. Она втаптывает в мир ненужные слова — Opfer, Finsternis. Жертва, темнота. Мир вокруг стал светлее. Юля больше не жертва. Гнилая кровь течет по венам общества, которому давно пора поставить диагноз — F20. Только вот нет такого доктора, который бы смог это сделать. Ибо… «Все, что больше не нужно, начинает мешать. И тогда появляются другие, те, кто может забрать у тебя ненужное», — говорит Юле маленький мальчик — прощальная галлюцинация, — явившийся ей на кладбище. — У тебя нет ненужного». Юля оставила все ненужное позади. Стала нормальной. Не такой, как люди, окружающие ее. Юле будет нелегко. Ведь всегда найдется кто-то, кто это ненужное возьмет себе. И значит, людей с диагнозом F20 станет еще больше. А Юле в этом мире еще жить. И тебе, кстати, читатель, тоже.