- Чай будем пить? – спросила меня хозяйка дома, затерянного среди диких полей и Нижних Родников.
Она бросила взгляд в окно и добавила:
-Заяц.
Заяц сидел возле бревенчатой летней кухни и почти сливался с выщипанной курицами травой, землёй и серым срубом сарайчика.
Мы спохватились и стали его фотографировать. А он не торопился. Поворачивал голову. Поскакал к брёвнышку, скрылся за ним, и в кадр попали его задние ноги и светлый коротышка хвостик.
Потом он скачками скрылся под кустом смородины. Снова оказался на открытой площадке куриного дворика, выскользнул за серый замшелый штакетник, подпёртый палками.
Заборчик был так слаб, что хозяйка дома, немолодая женщина, не успевала его ремонтировать. Силы её убывали. А из мужчин остался только один старик со своею старухой. Дом их стоял на другом конце деревушки.
Дед Василий выполнял и службу МЧС, и по просьбе ремонтировал хозяйственный инвентарь.
А заяц всё неторопливо прыгал по дворику. Притихли курицы. Молчал петух.
Наконец, он юркнул за стенку сруба.
- Не к добру,- вздохнула хозяйка.
- Не придумывай! У нас по деревням среди бела дня неспешно лисы ходят. Тетёрки на крыши садятся.
А в четверг ехали мы из района. Уже въезжали на песочную горку. Вдруг вижу: что-то рыжее длинное мелькнуло, почти сливаясь с песчаным срезом высокой обочины. А впереди у этого рыжего - чёрное мелькает.
-Саша! Что это? - вскрикнула я.
-Лиса чёрную кошку тащит.
- Надо же! Из деревни бежит по дороге.
- А ты о зайце тревожишься. Он тут поблизости живёт. Зашёл в гости.
Здесь ему спокойнее. Волки далеко.
Ты в гармонии живёшь.
- Да,- улыбнулась хозяйка.
Ко мне синичка прилетала, подруженька моя.
Я ей семечек насыплю. Она одно семечко схватит, улетит на липу. Склюёт и за другим прилетает.
Я копаю грядку, а она прыгает рядом и чивиркает. Подруженька моя. У баньки доски старые лежали. Я подняла верхнюю доску и увидела там крошечное гнёздышко, свитое из прутиков и прошитое козьей шерстью. Как же умело она смастерила это гнёздышко! Там яички лежали. Я осторожно положила доску обратно. Потом появились птенчики.
А вороны подкараулили, разорили гнездо и утащили малышей. Как же она переживала! Долго не прилетала.
- У тебя там за огородом, среди болотных кочек, я видела клён маленький.
Листочки, розовые ладошки на ветру дрожат.
- У меня два клёна.
Этот я назвала Сёма, а другой - Алёша.
И я поняла, что она посадила их в честь своих внуков.
Сёмин клён пережил суровую зиму, раскрыл ладошки, подставил их скупому северному солнцу, частым холодным ливням и ветрам.
А вот Сёмы совсем недавно не стало.
Сколько копится в сердце женщины.
Кто-то, шутя по жизни пройдёт, кто-то по-хамски по земле ножищами протопает.
А кто-то тихо и робко, зажав боль в сердце, выпустит доброту и сострадание.
- И у мышки сердце есть,- говорила моя мама, - сказала она.
И добавила.
Люди разные. Бог и лес не выровнял.
Там, куда заяц прибежит, как домой, где синичка станет подружкой и у деревьев есть имена, там, среди диких полей, где ветер посеял ёлочки, живёт моя подруга, моя ровесница.
И тянет меня туда, хотя между нами волок в двенадцать километров.
Вот наберусь я силы от дороги,
что пробежит лентой корявой,
от берёзок да ёлочек,
да дома этого затерянного,
от чистоты его молчаливой, не кричащей,
от каждой травинки,
от вековой берёзы, под которой старый глубокий колодец,
от речей неторопливых о жизни нашей, большую часть которой мы прошли, и, не заметив,
наберусь я силы и вернусь опять в своё настоящее.
фото автора