16.4.2. Введение в семью
Дверь спальни закрылась.
Лизка и Эрика без оглядки вцепились друг в друга. Переплелись телами. Сомкнули губы. Лизка выдала все, чему научилась у матери, а Эрика блистала нахватанным у подружек. Девчонки тискали друг друга, не имея сил оторваться, наконец, узы объятий ослабли, требовался перерыв, разошлись, отдуваясь.
Лизка скинула пилотку, стянула жилет, портупею и кобуру с АПСБ.
Эрика ухватила ее за рукав и поволокла к здоровенному трюмо, усадила на пуф, сама же продолжала вертеться рядом, разглядывая то отражения в зеркалах, то сестру, ища сходства и отличия…
— Всегда хотела глаза как у дяди Пети… Ой! — Эрика разглядела цвет Лизкиных глаз, полыхнувших зеленью, как у отца.
— А я голубые-голубые как у Севки…
— Давно его знаешь?
— Сколько себя помню…
— И?..
— Что «и»?
— Ну…
— Чуть не переспали…
— Почему чуть?
— Мама Алла ему запретила…
— Это кто?
— Жена дяди Вити…
— Кого?
— Лазарева! — Лизка только сейчас дотумкала, что Эрика ничего о делах семейных не ведает, а ей самой стоит держать язык за зубами, но сказав «А», решила-таки прибавить «Б», остальные буквы до родной норы придержав. — Отчима Севки.
— А-а-а… Мачеха?
— Де-юре, — не могла она Аллу так назвать, не срасталось в ее мозгах это суровое слово и ее «фея-крестная», ее вторая мама, точнее третья. — Хотя, именно де-юре, по документам она и есть его мать. Мама, она его и меня любит как мама, а может сильнее.
— Почему?
— Что «почему»?
— Запретила…
Конечно, Лизка могла, даже чуть не выложила всю правду, что кто-кто, а Алла точно знала чей Севка сын, что Берт проговорился, чья она дочь, что генеральше не составило труда прикинуть хвост к носу и понять, что они брат и сестра, но… Но толковать дела семейные — прерогатива отца! Пришлось рыжей вертеться, стараясь заболтать эту тему до поры, до времени…
— Главной самке гарнизона виднее, что щенята делать должны, а что ни-ни.
Эрика прыснула.
— Что? — цыкнула на нее Лизка. — Дядя Витя был Генерал. Генерал с большой буквы, настоящий, боевой, всеми уважаемый. Настоящий командир.
— Главный… Генерал в переводе главный.
— Да! Главный в бою и в миру... мире. А мама Алла — супергенеральша! Лучшая пара Фрунзенской! Она всегда во всем была права, если была уверена, а когда была не уверена, тихонько молчала.
— А мама?
— Что «мама»?
— Наша мама?
Лизка помолчала, рефлекторно потерла уши и поерзала на попке:
— В сравнении с мамой Аллой? — Эрика кивнула. Лизка продолжила. — Царица. Нет! Богиня! Папе с ней очень повезло.
— Ты ее знала?..
— В смысле?
— Ну-у-у, встречались. — Эрика сглотнула. — Она жива?
— Когда сюда уходили была жива-здорова. — Эрика икнула и вытаращилась. — Мы на ВОЙНЕ, — пояснила Лизка. — Уходя на минуту прощаемся на век! Возвращаясь, встрече радуемся, как воскрешению.
— То есть мама и папа живы?
— Угу. — Лизка кивнула. Эрика зарделась.
— Я их увижу?!
— А то! Для того мы сюда и приперлись.
— А мама какая?
— В смысле?
— Ну, внешне…
Лизка зашарила по карманам, чертыхнулась про себя…
— Папа все фотки перед выходом отобрал. Незя! — заозиралась…
— Что? — спросила Эрика.
— Портрет Марии Туннельной есть?
— Не-а… Ее культ у нас не поощряется.
Лизка еще покрутила головой, потом шлепнула себя по лбу, ухватила сестру за рукав и усадила на корточки между собой и трюмо, обхватив руками под мышками, сжала коленями задницу сестры:
— Приставь свою голову на мое тело и мысленно сиськи до трешечки увеличь!
— И?..
— Как раз мама и выйдет.
— Я на нее так похожа?
— Вылитая! Только мама поплотнее, накаченнее — спортсменка. И формы у нее поженственнее… наших, бедра шире, все-таки рожала…
Эрика вскочила и забегала по комнате, сжимая указательными пальцами виски:
— Я увижу маму… Я увижу маму… Я увижу маму…
Лизка повернулась на пуфе и уставилась на сестру. Та нарезала еще пару-тройку кругов и вдруг встала как вкопанная:
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему они нас не искали?
— Кто?
— Родители! Если они живы, то почему они нас не искали?
— Чего искать-то? — Лизка шмыгнула носом. — Где я они и так знали… А о тебе мама даже не подозревает… Ты ее подарок на Новый год…
— Как так?
— Что?
— Как мать может не знать о ребенке, которого родила?..
Лизка закатила глаза:
— В клинике Корбута родителям отдавали (если отдавали) только старшего из близнецов, а младшего… младших продавали усыновителям…
— А?..
— А роженицу типа усыпляли, чтоб не знала сколько и каких детей родила… Иногда подбрасывали трупик или чужого больного ребенка…
— Мрази! — Эрика скрежетнула зубами. Потом забарабанила пальцами по лбу. — Подожди… А почему, где ты, они знали?
— Потому, что сами меня отдали…
— Зачем?
— Папа шел станцию оборонять…
— И?
— Сама у него и спросишь…
Эрика плюхнулась на кровать:
— Почему мне все время кажется, что я тебя уже видела?
— В зеркало посмотри… — фыркнула Лизка. — На ч/б фото нас не различить…
— Точно! — Эрика подскочила на месте. — Точно! В гестапо даже не фото, а ч/б рисунок был.
— И чё?
— И то… Меня с полгода или поболе назад чуть ни каждый день в кутузку таскали… Пока дядя Хельмут не заступился.
Лизка прыснула:
— А я вот точно тебя видела…
— А что не подошла?
— Ха! Я чуть в штаны не напустила… За колонну спряталась… Думала призрак…
Эрика встала, подошла, присела, обвив Лизку руками:
— Все-таки здорово, что мы наконец встретились…
Лизка чмокнула ее в щеку, прижалась. Перебрались на кровать.
Девчонки сидели, обнявшись. Лизка испытывала те же чувства, что и с братом, и с отцом.
— А что ты тут делала? — спохватилась Эрика. — Ты же с Красной…
— Шпионила… Практика перед выпуском…
— И-и-ик! — вытаращилась Эрика.
— Чего?
— А сейчас?
— А сейчас за тобой пришла, — Лизка улыбнулась по-лисьи (вылитый Пух у миски, полной вкусняшек), сверкнув зеленью из-под век.
— А мама, папа… Папа при смерти… Она же одна останется…
— Думаю все предусмотрено. Мы своих не бросаем!
— Своих?
— Ну, твои усынови… тьфу… удочерители нам добро сделали — тебя вырастили, значит свои.
— Кому свои? Красным? Если бы папа такое услышал…
— Какие красные? Я давно, в смысле два месяца, Гагара!
— А Сева?
— Тоже… с месяц, как присягу принял…
— А Лешка?
— Что Лешка? Лис мой!
— В смысле?
— В смысле жених.
— Это кто решил? — Эрика опешила и взъярилась одновременно.
— Папа. Потом Лешка сам в меня по уши втрескался… в первый же день знакомства.
— Значит Сева свободен! — поостыв, выдала Эрика, потирая ладошки…
— Охолонись! — Лизка с сочувствие глянула на сестру. — Севка — герой не наших романов.
— То есть?
— То и есть, — Лизка, тихонько бурча, начала увещевать втюрившуюся сестру. — Во-вторых, он вчера влюбился.
— В кого?
— В Лешкину сестру.
— Прям-прям… Втюрился?
— С первого взгляда!
Эрика захлопала ресницами, пряча слезы, шарахнула кулаком по матрасу:
— Ну вот! Самый классный кавалер в моей жизни!.. Какой-то день! Почему вы не сюда сразу зашли?
— По плану. Первая остановка в Полисе была. Лешка своих проведал… мать, дочку, сестер… Еще дела там были…
— Черт!
— Говорю ж! Не наш Севка кадр!
— Во-вторых… Во-вторых… — забормотала Эрика, припомнив слова сестры. — А во-первых?
— Папа скажет.
— Папа? Когда я его увижу-то?
— Скоро, — Лизка с трудом спрятала ухмылку. — И нечего кипеш разводить. Тебе такого жениха нашли…
— Какого такого?
— Чуть помельче сиамских…
— Кого?
— Лешки с Севкой, их сиамскими близнецами прозвали…
— А-а!
— Ты про жениха будешь слушать?
— Да!!!
— На чем я остановилась? А! Ловок, красив, породист…
— Еще скажи, сын генерала…
— Не-а, атамана.
— Бандюга что ли?
— Тьфу на тебя! Казак!
— Казак?!
— Прямой потомок Платова! Того самого…
— Какого?
— Героя 1812 года!
Эрика открыла рот. Лизка щелкнула ее по подбородку:
— Муху словишь!
— И какой он?..
— Ха! Кабы не Лис… Сама бы закадрила!
— Как выглядит-то?..
— Сухопар, жилист, русопят, пшеничные волосы и усы… Папа говорит, он на маму свою похож — чисто белорус или породистый пшек… Братьев его видела… Здоровенные амбалы, в папу-атамана, чуть Севки крупнее…
— А этот? — Эрика дула губы…
— Чуть нашего папы ниже, — заметив, как сестра закатывает глаза, Лизка затараторила быстрее, — но меня на дюжину сантиметров точно выше, так что любой каблук сможешь с ним надеть, но красив как девочка… «Маленький принц» читала?
— Да…
— Во! Прям с иллюстрации, только по уставу стриженный… И пара шмуссов у него на левой щеке.
— Может шмиссов? — переспросила Эрика, о немецких студенческих традициях она знала почти все.
— Шрамов дуэлянтов-фехтовальщиков от шпаги или шашки. Смотрятся благородно-о-о, — Лизка приметила, что взгляд сестры стал спокойнее, мечтательнее, решила дожать. — Лучший танцор станции после Севки. Языки знает…
— ЯзЫки? — переспросила Эрика с интеллигентски-филологическим ударением.
— Ну, да… Они с мамой на какой-то тарабарщине нерусской иногда болтают. Мама его хвалит…
— Она тоже язЫки знает?
— Дочь дипломата…
— Кхм… — Эрика закатила глаза. — А ты какие язЫки знаешь?
— Мне русского цензурного, матерного и фени выше крыши, — фыркнула Лизка, — от одних военных терминов и слэнга сталкерского башка пухнет. А потом на х... фига? С кем я на них базарить будут?
— Ну-у… Для общего развития… Культура…
Лизка обфыркалась, катаясь по кровати, пару раз дрыгнула задранными ногами. Эрика застыла, загипнотизировано уставившись на сапоги сестры… Куда только мысли о возвышенном улетели?
— Класс!
— Что?
— Са-по-ги… — в каждом произнесенном Эрикой слоге слышалось: «хо-хо». — Всегда удивлялась, как на дяде Пете, Лешке и ребятах мундиры сидят… И сапоги загляденье! У нас таких даже на генералах не увидишь.
— Так папа евреев-портных из Рейха вывез, когда прижимать сильно стали, они до сих пор ему руки целуют, а уж, если шить начнут… Правда, примерками умучивают, но зато все сидит!.. — Лизка вскочила и прошлась перед сестрой, та аж сморщилась от зависти. — А как сапожников папа дрюкал… Гип рассказывал, я чуть от смеха не умерла. Они поначалу не въехали, что папа внук сапожников и сын технолога из дома моделей (на нашей бабушки ногу при совке все новые модели обуви шили), а потом уже на цирлах бегали, выкладывались по полной, чтоб тепленькое место не потерять. Для папы колодка, для мамы, у Севки лапы больше папиных — пришлось и ему свою делать…
— А тебе?
Лизка фыркнула:
— Мне по маминой шьют… Я вообще люблю у нее разношенную обувь тырить…
— Лиз, дай сапоги померить…
— Легко! Заодно и ноги отдохнут. Я больше всего уги люблю на босу ногу носить, или унты… А в этих модельных тесно…
Лизка стянула сапоги, размотала портянки. Эрика подсунула ей свои тапки, натянула сапоги, на одни колготки, прошлась:
— Слишком свободные… Болтаются, но классные.
— Носки толстые надень или портянки.
— Я портянки не умею мотать.
— Зря! У фашистов в войну вечно проблемы с носками были, а наши тряпку отчекрыжат, намотают и вперед. Ноги промокнут — перемотают мокрым к голени, портянка мигом сохнет. Учись, пока я жива.
Но Эрика учиться не стала, а выудила из комода толстые серые гагарские носки… Переобулась, вскочила, прошлась:
— Как на меня сшиты… Лиз! Подари! Достали меня эти гнилые берцы! — Эрика пнула в сердцах свои форменные ботинки.
— Дома с радостью, а сейчас уставный вид надо хранить, чтоб на мелочи не спалиться… — Эрика капризно шмыгнула носом, все гримасы и ужимки орали: «Хо-хо». Лизка шлепнула себя по лбу, подскочила и выбежала в гостиную, через пару минут вернулась, таща мешок, который всучила сестре, приговаривая. — Мы же тебе… на Новый год приволокли!
Эрика распутала завязки и вытащила на свет пару новехоньких остроносых модельных унтов на небольшом каблуке, в которые тотчас запрыгнула, выскочив из Лизкиных сапог. Прошлась…
— Черт! Ну почему их с формой нельзя носить! Класснючие!!! — прошлась туда-сюда, с жадностью глянула и на сапоги — хотелось и того и другого и еще, еще чего-нибудь. Подумала: «Попасть бы в тот рай, где такую обувь шьют!»
— А то! Мне такие же жизнь спасли, а Майке ноги.
— До ночи не сниму! — буркнула Эрика, надув губы.
— И это правильно! — одобрила Лизка. — Поразнашивай, чтоб в пути не натерли, хотя они почти не натирают, но обмять не помешает. А про форму ССовскую тебе скорее всего придется забыть…
— С чего бы это?
— У нас это немодно…
— У вас???
Лизка напялила свои сапоги на босу ногу, вскочила, деловой колбасой пошкондыбала к двери, прихватив Эрику за рукав, пересекла гостиную вокруг накрывающих на стол Кысы и Бурого, бесцеремонно запрыгнула к отцу на колени, обвила руками шею:
— Па! А мы когда Эрику к нам забираем?
— Лиска! — рыкнул Пхото.
— Что? — прошептала рыжая, почуяв, что что-то сболтнула, сморщила нос, вжала голову в плечи, пряча уши.
— По жопе дать? — зашипел отец, косясь на Эрику. Лизка замотала головой. — По сорок часов теоретических занятий по работе под прикрытием тебе и Севке!
— С дядь Жорой? — Лизка сморщила нос еще сильнее…
— Угадала!
— А мне-то за шо? — возмутился брат.
— Для профилактики аллергии на клифт потенциального противника.
Брат с сестрой переглянулись, зашипев друг на друга.
Эрика стояла подле ни жива, ни мертва… На ее глаза наползала пелена, ноги были готовы подогнуться…
Пхото смерил детей, а особенно старшую дочь недобрым взглядом:
— Спалила контору? — Лизка, зажмурившись, кивнула. — Сказала «А», говори «Б»!
Лизка поёрзала у него на коленях, шмыгнула носом, кинула вороватый взгляд на Эрику и, указывая левой рукой, проговорила:
— Короче… Папа… и старший брат… в комплекте…
Севка вскочил и подхватил падающую в обморок Эрику, сел обратно, обустраивая ее на коленях, опустил голову бесчувственной сестры пониже. Лешка подбежал, схватил со стола пустую чашку и рванул к бачку с питьевой водой…
Не глядя на вжавшуюся в угол дивана Ингу, все захлопотали над Эрикой. Та, еще пару минут пролежав с закрытыми глазами на коленях брата, зашевелилась, ей брызнули на лицо, поднесли к губам чашку с водой…
— Старший брат? — пробормотала она, едва разлепив веки и увидев Севкино лицо. Тот кивнул, сочувственно улыбаясь. — Папа?
— Да, котенок… — ласково сказал Пхото, гладя дочь по щеке.
Лизка приободрилась, почуяв, что ее попке и ушам пока ничего не угрожает, погладила сестру по рукам:
— Прости засранку…
Эрика улыбнулась, соскользнула с Севкиных коленей на сиденье дивана, прижалась к отцу, тот коснулся губами ее еще пылающего лба:
— Я знала… Я чувствовала… Папа… Папочка…
Инга всхлипнула. Все повернулись к ней…
— Саша… Саша…
— Что, Инга? — ответил Пхото, протягивая руку к ладони женщины.
Но она не могла говорить, только всхлипывала и озиралась то на дочь, то на гостей.
— Я знала… Знала… Готовилась, но…
— Что знала? К чему готовилась? — Пхото улыбнулся. — Ты не теряешь сегодня дочь, а наоборот приобретаешь еще одну дочь и сына…
— Правда, мама Инга! — защебетала Лизка, вскакивая и подбегая к мачехе сестры, прижалась к ней ласковым лисенком. — Спасибо вам за Ирку! Она волшебная…
Женщина протянула руку и погладила Лизку по волосам.
— Да, мама Инга! — обернувшись, присоединился к сестре Севка.
— Дети! — прошептала женщина.
— Мама, ты же мечтала о большой семье? — залепетала Эрика, оторвавшись от груди Пхото.
— Саша-а-а… — прошептала, расчувствовавшись Инга. Пхото погладил ее по руке. — Теперь я точно за Эрику спокойна… Помнишь… Помнишь тогда… Когда мы познакомились… Когда забирали Эрику из роддома… У тебя на руках был младенец…
— Вон она… Р-р-рыжая-ласкучая, к тебе ластится… — все засмеялись. — Все будет хорошо… И с Иоганнесом тоже… — глянул на часы. — Сейчас раздастся стук в дверь, и к нам ввалится Хельмут…
Продолжение http://www.proza.ru/2017/07/02/370