Подмосковье. Девочки.
- Вот теперь хорошо, - сказала Милка, - снимай, я быстренько прошью.
- Может, не стоит, и так сойдёт, – усомнилась я, глядя на себя в зеркало.
Зеркало отражало тоненькую девушку в кофточке золотистого цвета, с волосами, собранными в хвост. Ненакрашенную, но с блестящими глазами. Это была я. Наверное. Я не особенно себя узнавала сейчас.
Собственно, я не узнавала себя с лета, с того самого момента, когда моя нога в белой босоножке дотронулась до бетона аэродрома «Домодедово». Я думала, что после этого я вернусь в свою жизнь. Как предрекала мне Милка.
Но возвращения никакого не получилось, я так и осталась, развеянной над морем ушедшего июля…
Я стянула мягкую кофточку и кинула её Милке, сидящей за машинкой.
- Нет, ты что, надо ушить! - безапелляционно сказала Милка, заправляя край кофточки под лапку машинки, – Надо чтобы талия была тонкая.
Машинка весело застрекотала под Милкиными ловкими руками.
- А как же ты потом наденешь? – сочувственно спросила я, влезая в свой свитер.
- Я редкой строчкой прошью, потом распорю без проблем, - отозвалась подруга деловито. - Но всё-таки ужасно ты похудела… Ещё год назад мы с тобой одинаковое носили…
- Может, ты всё-таки Новый год сначала в ней встретишь? А потом ушьём?
- Ха, Новый год… - Милка резво застрочила вытачки, ловко оторвала нитку и встала из-за машинки с таинственным видом. – Сейчас ты увидишь, в чём надо встречать Новый год в конце двадцатого века!
Она картинно взялась за ручку шкафа.
- Сезам, откройся! – торжественно сказала она, царственно распахнула шкаф и вымахнула оттуда вешалку с каким-то, как мне показалось, русалочьим хвостом.
Она приложила вешалку к подбородку, и я поняла, что это комбинезон серебристого цвета.
Я покачала головой и потрогала сияющую ткань.
- Ничего себе скафандр… Где ты это взяла?
- Хм… пока некоторые романтичные дурочки стоят в очередях за халатами для своих невразумительных мальчиков, приличные девушки заботятся о себе!
Милка быстро скинула домашнее и начала, путаясь в проймах, хлястиках и отверстиях, влезать в одеяние.
- Неужели тоже ездила в "Ядран"? – ядовито спросила я, наблюдая не без интереса за манипуляциями облачения.
- Да ладно тебе… - Милка, наконец, влезла в комбинезон, затянула пояс. - Купила у своей сотрудницы. У неё подружка стажировалась у Зайцева, представляешь? И вот она эту штуку прислала ей в подарок. Чтобы она тут диктовала от кутюр.
- А ты выпросила?
- Нет, я просто первая схватила, когда она принесла.
- А что, ещё были претенденты, - с сомнением спросила я, обходя Милку со всех сторон.
- Всем отделом перемерили, а как ты думаешь? Мне идёт хоть? Ты что молчишь-то? – озабоченно спросила Милка.
- Дар речи потеряла, - сказала я почти правду. – Нет, на Новый год, конечно, эффектно. Всех убьёшь. Отроки во Вселенной. Час Быка. А потом куда?
- А потом я из него плащ сошью. Тренчкот. Ты посмотри, ткань какая! Посмотри!..
- Я вижу. Её создавали, как защиту от гамма-излучения, – сказала я. - Наверное, ещё со времён Хиросимы лежала на складах.
- Ты хочешь сказать, мне не идёт? – немедленно возмутилась Милка.
- Нет, очень идёт как раз…
Милка на самом деле была бесподобна в этой серебряной чешуе со своими гладкими тёмными волосами и серо-зелёными сверкающими глазами.
- А я не очень в нём толстая? – она обеспокоено заглянула в зеркало через плечо.
- Ты великолепная. Чеди Даан. Или кто там был в серебряном комбинезоне-то? Эвиза Танет. Нет, не помню. В общем, восторг. Только как ты в туалет будешь ходить, непонятно...
- Какой может быть туалет на Новый год! Ладно, помоги мне вылезти отсюда… Будешь мерить?
- Нет, уж спасибо, сама мучайся. Мне уже вообще пора… половина одиннадцатого…
- Ой, бусы же!
Милка захлопнула шкаф, вскочила на кресло голыми ногами и достала со шкафа красивую коробку, из неё ещё одну красивую коробку, а из неё - янтарное ожерелье. Положила его на кофточку и отошла, любуясь. - Видишь, как здорово… Помнишь, я из Пицунды привезла…
- Помню, - сказала я. - И мне кулон тот… Может, я его и возьму? А это оставь?..
- Нет, ты что! Кулон совсем не сюда, кулон на твою чёрную водолазку, а это ожерелье только к кофточке.
Она уложила бусы обратно в коробку и сунула вместе с кофточкой в пакет.
- Держи. И сразу клади в сумку, пока не потеряла. Так здорово, что ты сумку нашла. Даже не похоже на тебя, я тебя не узнаю.
- Я сама себя не узнаю, - сказала я, беря пакет и выходя из комнаты в прихожую.
Зеркало в прихожей опять отражает меня-не-меня. Вот я-не-я заматывает хвост под вязаную шапку, вот натягивает длинные сапоги... Я кошусь в зеркало - я, правда, себя не узнаю. Фигура не моя, движения не мои, взгляд не мой... Что же такое случилось в ушедшем июле?
Непонятно. Невероятно…
Я надела пальто, опять посмотрелась в зеркало. Опять на меня глянула незнакомка с широко распахнутыми, устремленными в себя глазами.
В моём пальто и в моей шапочке…
До моего дома от Милкиного – четыре минуты скорым шагом – мы проверяли.
Мы всё с ней проверяли, всё у нас с самого первого класса было просчитано и проверено. Сколько метров и сколько шагов до моей квартиры от её порога. Сколько тетрадок в линеечку и в клеточку у кого куплено на учебный год. Какие ленты для кос у кого и какие у кого кружева на школьные воротнички к 1 сентября.
Впрочем, воротнички у нас то и дело были одинаковые.
У нас были то и дело одинаковые платья и одинаковые туфельки. У нас могли быть одинаковые варежки и одинаковые купальники, и одинаковые резиновые шапочки для бассейна, и одинаковый лак для ногтей и одинаковые ручки и карандаши, и одинаковые кошельки и косметички...
И мир наш был во многом одинаковым. Даже когда школа кончилась, и мы разлетелись, всё равно мы оставались друг у друга, и Милка ездила на мои институтские вечера, а я на её, и мы знали всех студентов из групп друг друга, и всё равно у нас в итоге складывалась общая ватага, где все знали друг друга и были одной семьёй…
И мы всё знали друг о друге, как только могут знать две девушки, которые росли пятнадцать лет бок о бок…
И, конечно же, я не могла не прислушиваться к ней, а она – ко мне…
В первый раз я не прислушиваюсь к ней, словно она в другом мире. В мире, где всё не так…
Декабрьский вечер тихий, мягкий и синий. Снег, нападавший в ту волшебную ночь так и остался лежать. И видно, что не стает. Значит, зима пришла окончательно и бесповоротно. Значит, всё правильно я думаю, значит, всё правильно я решила – значит, всё так.
Вся природа была за меня, за нас с ним...
А Милка - нет, Милка правильно говорит: просто какой-то местный мальчик. Ну, красивый, да, обаятельный, да, улыбка славная, да, девочки млеют, ну и что?! Таких мальчиков может найтись множество, ничего в нём особенного на самом деле.
Она права. Я даже не спорю. Он действительно просто красивый местный мальчик. Он, действительно, нарасхват у девочек. Он, действительно, ещё молодой и, наверное, легкомысленный.
Но что-то случилось в июле. Что-то распахнулось для меня странное, невиданное, неслыханное, внезапное…
Мне всегда казалось: любовь – это долго. Долго растёт, долго зарабатывается, долго и медленно подбирается к тебе, выстраивается по крупинке, как картинка в детской мозаике, как кубики, которые сто раз провертишь перед глазами, чтобы положить безошибочно.
Крупинки, песчинки, кусочки. Это правильно и прочно.
А тут не было никаких тщательных песчинок и дотошных картинок с головоломками. Просто внезапный вихрь, подхвативший и кинувший друг к другу.
И невозможно было отречься.
Милка сказала: это не любовь. Ты забудешь.
Ничего не забылось. И даже сейчас, спустя четыре месяца, у меня захватывает дыхание при воспоминании о тех нескольких днях.
Милка сказала: это не любовь.
Хорошо. Ладно.
А тогда что это? Что?
Я хотела это понять…
И я просто хотела его видеть...
продолжение - http://www.proza.ru/2017/08/06/1170
----------------------------------------------------------
Роман "Rip current возвратное течение"
является продолжением повести "Эликсир жизни"
и предназначен к изданию в интеллектуальной системе "Ридеро".