Правозащитник

Гурам Сванидзе
(из цикла «Хорошие поступки Наполеона» - 10)

Наполеон съездил в Москву. По делам бизнеса, выяснять отношения с поставщиком. Точнее его как фармацевта взял с собой на переговоры грузинский дилер.  По приезду он позвонил мне, мол, подарочек привёз. Договорились встретиться у него в аптеке. «Ещё в шахматы поиграем», - промелькнуло у меня.
Провизор встретил меня приветливо, видно было, что он в приподнятом настроении. Мне преподнесли благоухающий пакетик с изображением эйфелевой башни и текстом на латинице. Французская косметика для мужчин? Точно, в пакетике оказались крем для бритья и лосьон после бритья. После того, как провизор поделился впечатлениями мы приступили к игре в шахматы. Напо действительно был  на подъёме, играл легко. После очередной проигранной партии, я приуныл. Потом совсем расстроился и стал подпускать остроты типа, как встретила тёзку Боннапарта Москва, говорят, что там довольно рискованно носить такое имя, как Наполеон. Мой приятель слабо реагировал на мои подковырки. Когда же собрался убрать со стола шахматные принадлежности, рассмеялся и озорно заметил, что без приключения не обошлось.
- После встречи все мы пошли в ресторан  «Прага»,  «обмыть» сделку. Выходим, навеселе, - тут я вопросительно глянул на рассказчика.
- Да, да! - самодовольно отметил он столь необычное для него обстоятельство, и сразу добавил, - Ты знаешь, что свою норму я соблюдаю. Напитки были уж очень экзотическими, хотелось попробовать по капельке.
Напо на секунду отвлёкся, начал обтирать ватой с дезинфицирующим средством шахматную доску. Его идея-фикс.
- Пока ждали, когда нам авто подгонят, - здесь я опять посмотрел на него многозначительно. Он, довольный, продолжил, - смотрю на остановке молодой человек стоит и плачет.
Напо снова отвлёкся, почему-то начал мыть руки под краном. Другое его наваждение  как аптекаря.
- Парень с виду мощный, породистый, белокожий, блондин с пшеничного цвета пышными усами, прилично одетый. Правда, пьяненький. Слышу приговаривает: «Как жить на такую зарплату! Я, инженер, с высшим образованием!» Рядом народ стоял, ждал автобус.  «Пить не надо!» отчеканил кто-то. Все на остановке разделили это мнение, одобрительно закачали головами! Особенно женщины. Люди осуждающе смотрели на беднягу. Тот совсем раскис и готов был расплакаться ещё пуще. Я вступился за него....
Опять наступила пауза. Напо отвлёкся, посчитал нужным из своей комнаты крикнуть распоряжение девицам, обслуживавшим в зале клиентов.
 - Говорю людям на остановке, - возобновил рассказ Напо, - зачем парня терроризируете, уж выпить ему нельзя. Они взбеленились, как если бы я сказал нечто совершенно хульное, оскорбляющее их чувства и достоинство. Да ещё с акцентом. Послышалось: «Что за хмырь рыжий выступает!?», «Жидо-масон!» и тому подобное. Парень толком не сориентировался, решил, что я на его счёт прошёлся, вдруг перестал нюни распускать, грозит, что меня в рог бараний свернёт. Не могу понять, или ему комфортнее было, когда народ его чехвостил, или на самом деле не врубился, что я его защищаю. В это время один из моих московских друзей зовёт меня: «Наполеон Спиридонович, машины поданы!». Народ совсем изошёл, реплики бросает: «Не таких Наполенов из Москвы гнали!». Уже в машине дилер из Тбилиси ввернул мне на грузинском, чтоб местные коллеги не поняли: «Встревать не надо! У них свои разборки!»
Напо немного посмеялся собственному рассказу. Потом достал бутылочку текилы, совершенно невиданный для нас алкоголь. Пили из мензурок со шкалой, чтобы точно можно было налить по 50 миллиграмм на каждого.

Грузия переживала бурные времена. Свойство такого хода событий – всеобщая активность. На проспекте Руставели можно было наблюдать десятки групп людей, до хрипоты ведущих полемику о судьбах страны. Горожане кучковались и дискутировали уже по выходу из метро.
Мои и Напо политические взгляды находились на стадии формирования. Они менялись по мере того, как мы переходили от одной группы спорящих к другой. «А ты знаешь, этот оратор прав!» - говорили мы друг другу и меняли свою точку зрения, вменённую нам другим говоруном полчаса тому назад.
Иногда власти перекрывали проспект и по нему с плакатами дефилировали демонстрации, разной степени массовости и энтузиазма. Несли лозунги. Некоторые из них судьбоносные, некоторые совершенно шизоидные. Манифестанты доходили до площади Свободы и разбредались. Тут же восстанавливалось движение на проспекте. Каждый вечер завершался митингом у здания парламента, на котором выступал сам Президент. Так он непосредственно общался с народом.
- Это демократия! – заявил нам Эмиль А., наш общий знакомый.
Эмиль считался последователем традиций Сахарова. Там, где нарушалась свобода слова, появлялся невероятно субтильный, худой и малого роста еврей с неизменным портфелем, который он волочил по земле. Его глаза горели. Этот субъект даже руки распускал. Так в своё время вёл себя его кумир. Сахаров награждал пощёчинами милиционеров, а те не знали, как реагировать на такое поведение почтенного академика. Таким образом насаждалась стилистика правозащитного движения.

В тот момент нация разделилась по признаку – кто любил президента, кто нет. Так получилось, что по разные стороны баррикад оказались студенты и старые девы. Дамы отличались крупным телосложением и крикливостью. Они опекали первое лицо государства, как если бы он был для них любимым племянником. Их ещё называли партией незамужних тётушек. Я и Напо прохаживались по проспекту и озирались по сторонам, так было интересно вокруг! Наше внимание привлекла сцена – «тётушки» окружили паренька в очках (студента!) и, мягко говоря, отчитывали его, а тот, впав в полемический раж, не отступал.
- Растерзают ведь мальца! – сказал мне Напо и вмешался в перепалку.
- Отпустите парня! – вдруг авторитетно заявил он женщинам. Те от неожиданности замолкли и расступились. Одна из них попыталась возразить.
- Не надо! – рявкул Напо. Никогда я не видел своего приятели таким категоричным. «Тётушки» переглянулись вопросительно-многозначительно. За кого они его приняли? Говорил только «студент», он уходил и продолжал критиковать президента. Мы проследовали дальше по проспекту. Напо был доволен своим поступком. «Ты говорил как генерал!» - заметил я ему. Его лицо стало пунцовым от удовольствия.

Мы шли и не замечали, что идём вслед за парнем. Тот несколько раз обернулся и зыркнул на нас глазами. Ничего не подозревая, я и Напо собрались присоединиться к группе молодых людей, послушать их. Тут с воплем «следишь сволочь, провокатор!» на провизора обрушился тот студентик в очках. Напо побледнел от страха. Его обступили возбужденные молодые люди. Вперёд выдвинулся их лидер, суровый мужчина средних лет. Он снимал допрос.
- На какого работаешь, конопатый! – ревел он с высоты своего роста на «провокатора».
К счастью, в толпе кто-то узнал его. «Это батони Напо, Наполеон, провизор из аптеки!» - послышалось. Допрашивающий провизора мужчина посмотрел на людей и смягчил тон. Уже с деланной серьёзностью он переспросил провизора:
- Наполеон, тот что Боннапарт!?
- Нет, Чургумелашвили, - ответил ему испуганный Напо.
- Не высовывай нос из своей аптеки, Чургумелашвили! – отпуская моего приятеля, заявил тот суровый мужик...

Через некоторое время локальные стычки полемизирующих, перекинулись на весь проспект. Закончилось гражданской войной, «всеобщим «бенцом», как выражался Эмиль.