Глава двадцать седьмая
Визит к убийце
Внешне дом Ливневых мало чем отличался от дома Ковалевых, где не так давно побывал Стас: тот же белый кирпич, в пасмурную погоду казавшийся серым, те же три окна, смотрящие на улицу. Единственное отличие – из одного ливневского окна на дождь, как загипнотизированная, глядела кошка, из двух других как будто бы тоже глядели комнатные растения в горшках, у Ковалевых же окна были трагически пусты. В остальном жилища убийцы и убиенной были похожи как две капли воды. Здесь в пору бы задуматься о жестокой иронии жизни, мерзость и чистоту помещающей в одинаковую "тару", но Стас знал, что никакой иронией и не пахнет, просто улица Первомайская застраивалась в одно время однотипными зданиями.
К дому Ливневых Стас подходил, уже изрядно робея и душевно обмякнув. В своем визите он видел все меньше смысла, а потом тот и вовсе выскользнул, как мокрый кусок мыла. "Недаром же слова "смысл" и "мыло" созвучны", – такая нелепая мысль пришла вдруг в голову Стасу. Почти параллельно с ней явился и мучительный вопрос: зачем? "Зачем я иду сюда?" Но все же Стас открыл калитку и зашел во двор. Постучал в дом.
Дверь отворил он. Виктор Сергеевич Ливнев, отец любимой девушки Стаса, он же – насильник и убийца Тани Ковалевой. Его лицо, с правильными чертами, но с некрасивой темно-синей бородавкой под носом, казалось невозмутимым, как у покойника; серые глаза не выражали никаких чувств; тонкие губы были растянуты в вежливую улыбку, какой обычно привечают гостей не то чтобы непрошенных, но не очень дорогих. Стас заставил себя улыбнуться в ответ, старательно скрывая страх и неприязнь к Виктору.
– Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Вот и я.
– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста! – пригласил Виктор как ни в чем не бывало, словно в продолжение той игры, что затеяли они со Стасом: "ничего не знаю, ничего не говорю".
Снимая в прихожей куртку, Стас бросил взгляд на вешалку. Да, оранжевый плащ, среди других вещей, висел там. Значит, он не ошибся: убийца – Виктор. Повесил свою верхнюю одежду рядом с плащом; руки при этом тряслись. "Заметил он мое волнение или не заметил?" – терзался Стас.
– А где ваша супруга? – как бы между прочим поинтересовался он.
– На работе, – ответил Виктор. – И Оля тоже куда-то запропастилась. Опять, наверно, со своим Васькой: она, знаете ли, с одноклассником своим, Васей Чумаковым, дружит. Последнее время она постоянно с ним. Но я не против: она уже взрослая девочка; к тому же ей надо отвлечься от скорби по утрате подруги, а Васька – юморист, веселит ее, не дает грустить.
Пока Виктор все это рассказывал. Стас машинально кивал, а на душе у него был ощутимый, опустошающий холод. И как это он забыл, что библиотека по воскресеньям работает! Да и Оля... Мало того что он ее не увидит, хотя надеялся на обратное, мало того, что она сейчас с этим отвратительным шутом, так еще получается, что он один на один с убийцей!
С убийцей, который знает, что Стас знает, что он убийца!
С усилием прокрутив колесо этой замысловатой мыслительной конструкции, Стас окончательно сник. Но виду все же не подал.
А Виктор почесал бородавку на носу и предложил Стасу чая. Приглашение пришлось повторить дважды: в первый раз Стас, занятый своими мыслями, не расслышал.
– С удовольствием, – наконец отозвался он.
– Тогда прошу на кухню. Располагайтесь здесь, за столом, а я сяду напротив. Но сначала поставлю чайничек. – Виктор суетился, как радушный хозяин.
Пока закипала вода, он, все в том же русле политеса, завел разговор о погоде:
– Опять этот чертов дождь! Не сильно промокли, пока добрались?
– Да нет. – Стас почувствовал, что руки перестали трястись, и приободрился. Даже нашел в себе силы улыбнуться не так натянуто, как на пороге. При этом мелькнула мысль: «И как же я не заметил эту его бородавку в тот вечер в том доме!»
– Как бы я сейчас хотел очутиться в тех краях, где сейчас тепло! – сказал между тем Виктор.
– В раю, например, сейчас тепло, – заметил Стас, вспомнив слова, сказанные в его сне Таней. – Там всегда лето, всегда тепло.
– Ну да, – согласился Виктор. – А в аду еще теплее, – и рассмеялся.
Стас снова улыбнулся. А собеседник вдруг задумался и уже совершенно серьезно проговорил:
– А знаете, если честно, я иногда думаю, что мир вокруг нас и есть ад. И это не какое-нибудь иносказание, а самая что ни на есть истина.
– Не так уж и плох наш городок, – возразил Стас.
– Да я не о нашем городе. – Виктор отворил дверцы кухонного шкафчика, достал чашки. – Я имею в виду мир в целом. Представьте, мы должны проживать скучную, унылую жизнь, совершать ошибки, мучиться из-за них, болеть, страдать, терять родных и близких, стареть, угасать, ощущать свою бренность… А если еще знать, что это будет повторяться раз за разом… Не потому ли это, что наши души наказаны и сосланы сюда за какие-то проступки? Я не утверждаю, что хуже нашего мира нет, скорее, это один из первых кругов ада, но сути это не меняет. К тому же так у мироздания появляется смысл. Не самый приятный, но смысл. Как вы считаете?
– Интересная теория. Не новая, но интересная. И очень удобная. – А сейчас Стасу вспомнилась догадка Павла Васильевича о том, что у преступника должна быть оправдывающая его теория. Верная, выходит, догадка. – Очень удобная теория, – повторил он. – Ведь если мы уже в аду, то получается, что можно делать все что заблагорассудится. Убивать, насиловать, – тут Стас, почуяв уверенность, которую придала ему ненависть к Виктору, пристально и даже с вызовом посмотрел на него, но у того, как пишут в книгах, ни один мускул не дрогнул на лице. – Все равно ничего за это не будет, раз ты уже наказан адом.
Виктор оскалил зубы; они были у него большие, крепкие, однако прокуренные.
– Ну, во-первых, – начал он, – я уже предположил, что наш мир – не самая серьезная степень наказания, не самый низкий круг ада, и за плохое поведение, следовательно, наказание можно ужесточить, перевести человека на другой круг, пострашнее. А во-вторых, никто не отменял совести. Вернее, не совести, а, как сказал философ, нравственного закона внутри нас. Это тоже, смею заверить, адская штука. Столько доставляет мучений!
– Но некоторым ничего не стоит преступить через этот самый закон. – И Стас все с тем же вызовом опять пробуравил взглядом Виктора.
– Вы не знаете, чего это на самом деле стоит, – тихо произнес Виктор.
На этом месте в разговоре ненадолго возникла пауза; Виктор нежно тронул свою бородавку и стал разливать чай из закипевшего чайника, Стас смотрел на эту чайную церемонию.
– А как и когда вы пришли к вашей идее про адову природу мира? – спросил он, когда Виктор поставил перед ним чашку с горячим напитком.
– Не сразу и не очень давно. Но она логично вытекла из моего восприятия жизни, из моих мыслей. Я с детства чувствовал, что что-то в нашем мире не то: много несправедливости, много страданий, смерти. Все началось с пятилетнего, наверно, возраста, когда я увидел, как папа топит в ведре только что родившихся котят от нашей кошки. Да, с той поры я и мучился вопросом, зачем этот жестокий мир создан, не может же все быть просто так, просто потому, что это есть. Потом я вырос, женился, родилась дочь, и стало не до вопросов о сути бытия. Однако жажда истины не умерла во мне, а лишь задремала, погребенная под сором жизненной суеты. Но знакомство с одним человеком разбудило ее, и я постепенно вывел идею ада. – Тут Виктор, наверно, подумал, что слишком уж раскрылся перед чужаком, и перевел беседу на другую тему: – Впрочем, вы, как я думаю, пришли не за тем, чтобы слушать мои философствования. Что у вас?
Значит, откровенничать он пока не готов. Стас решил зайти с другого боку.
– Ваша дочь… – произнес он.
– Что с ней? – перебил Виктор. – Не учит литературу?
– Да нет, с учебой у нее все в порядке. Дело тут, как я уже сказал по телефону, в другом. Я о том, что произошло с ее одноклассницей – Таней.
– С Таней Ковалевой? Ну да, ужасный случай, ужасный.
– Они были близкими подругами, и убийство Тани сильно потрясло Олю.
– Разумеется, мне известно это. Дочка говорила.
– Так вот, я боюсь, что это может сильно сказаться на ее душевном равновесии. Ведь она до сих пор не оправилась от шока. Я очень беспокоюсь за нее. Собственно, поэтому я здесь.
В ответ Виктор проговорил:
– Я очень ценю ваше неравнодушие. Все бы учителя были такими. Спасибо. Но чего вы от меня хотите?
– Дело в том, – замялся Стас, – дело в том, что Оля боится, будто подобное может произойти и с ней…
– О, не произойдет, не волнуйтесь, – заверил Виктор.
– Почему вы так уверены? Преступник ведь так и не найден. Поговаривают, что он маньяк и рыщет в поисках новой жертвы. А если учесть, что Оля была подругой Тани и он, с большой долей вероятности, выбирает из одного круга...
– Я отец – я ее смогу защитить. Да и к тому же…
– Что?
Тут Виктор, видимо, решил что-то для себя. Он опять тронул свою бородавку и сказал:
– Может быть, поговорим серьезно?
– Поговорим, – согласился Стас и насторожился. Вот оно! Не попытается ли радушный хозяин применить силу? «И почему я не захватил с собой хотя бы булыжник?» – запоздало спохватился Стас, не вспомнив, что в прошлую встречу с убийцей булыжник был при нем, но он им не сумел воспользоваться. Однако опасения не оправдались: Виктор просто сказал, глядя прямо в глаза:
– Я знаю, что ты знаешь.
Забавно, он повторил выражение, мелькнувшее в мыслях Стаса, когда тот только вошел в дом. Стас отвел взгляд, посмотрел на мойку. На ней лежала мокрая тряпка и стояла невымытая чашка.
– Не представляю, о чем вы. – Разговор так и протекал дальше: Виктор перешел на пренебрежительное "ты", Стас остался с ним на "вы".
– Может, хватит дурака валять? – разгневанно бросил Виктор. – Я говорю о Тане. Это ведь я ее убил, и тебе это известно!
Повисло молчание. Стас никак не мог сообразить, как лучше ответить. Наконец, решив, как и Виктор, прекратить нелепую игру в неведение, промолвил с раздражением:
– Да, известно! Неизвестно только, зачем вы это сделали. Вот я и пришел к вам, чтобы выяснить это! Как вы могли?!
– Так же, как ты мог спать с моей дочерью! – зло усмехнулся Виктор.
Стас растерялся, несколько раз поправил на носу очки. "Неужели он знает?.. – подумал он со стыдом и ужасом. – Но откуда?.."
– Но откуда вы знаете?
– Прочитал в Олином дневнике.
Стас удивился:
– Разве Оля ведет дневник? Это как-то не похоже на нее.
– Ведет. У Тани, наверно, научилась. Не научилась только сжигать свои дневники.
Стас снова не имел понятия, что сказать. Виктор заметил потерянное состояние гостя и произнес:
– Ладно! Я расскажу тебе, как все было. Может, тебе полегчает. И мне тоже. Только не перебивай! – предупредил он и начал свою повесть.