Геника

Одинокий призрак, он возвещает правду, которой никто
никогда не расслышит. Но пока он говорит её, что-то в мире
не прервётся. Не тем, что заставишь себя услышать, а тем,
что остался нормальным, хранишь ты наследие человека.
Джордж Оруэлл
«1984»


I

Это рассказ о мире, которого нет. Это рассказ о мире, который не должен стать.
В этом мире не было неба. Весь город был закрыт непрозрачным потолком из солнечных панелей, и этого едва хватало для удовлетворения всех энергетических потребностей суперполиса.
В этом мире не было травы и деревьев. Беспощадный ультрафиолет давно уничтожил всю растительность.
В этом мире люди уже не рождались. Они выращивались в специальных инкубаторах и появлялись на свет уже взрослыми. Все мужчины и женщины подвергались химической стерилизации. Половое размножение было признано слишком неэффективным и энергозатратным.
В этом мире люди уже не умирали. Словно отработавшие механизмы, они в какой-то момент просто останавливались. Остановившегося человека тут же заменял новый человек.
В этом мире жила всего лишь одна из многих. Имена в этом мире уже не имели значения, но давайте будем называть её Джейн.
Джейн просыпалась и шла в душ. Её тело обдавало тёплым паром — чистая вода была большой редкостью и стоила дорого. Процедура эта была весьма условной и применялась только для увлажнения кожи, ведь все коридоры и помещения и так были стерильны. Механический голос, который должен был быть похож на мягкий женский, но не был, спрашивал:
«Поступил запрос на ваши яйцеклетки. Вы согласны на продолжение рода?»
«Нет», — всегда отвечала Джейн.
Это был единственный способ размножения. Едва люди достигали половой зрелости, у них в обязательном порядке отбирали половые клетки и замораживали их, а людей после этого стерилизовали. В силу каких-то давних традиций, о которых уже никто не помнил, использование половых клеток разрешалось только с согласия донора.
«За последний год девяносто шесть процентов людей отказываются от продолжения рода. Могу я узнать почему?» — спрашивала машина.
«В мире и так слишком много людей», — отвечала Джейн.
«Вы подавлены? Хотите принять "Радость"?»
«Я хочу немного денег, чтобы попасть наверх. Осталось сто четырнадцать дней до отпуска».

Затем машина выдавала ей таблетку и стакан воды. Это был её завтрак, обед и ужин на следующие сорок восемь часов. Машина заботливо и цветасто напоминала ей о необходимости ежедневного приёма:
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ.
ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ.
С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
Машина умалчивала, что геника была также наркотиком, подавлявшим эмоции, чтобы люди могли спокойно переносить психологическую нагрузку монотонного восемнадцатичасового рабочего дня.
Джейн проглатывала таблетку, выходила и надевала неброский серый комбинезон. В этом мире все рабочие носили такие комбинезоны. Им не требовалась цветастость. Геника подавляла и это желание. Желание выделиться, желание быть собой — оно затрудняло сосуществование.

Джейн ехала в тесном вагоне поезда на работу с сотней похожих друг на друга мужчин и женщин. Они все работали по две смены по восемнадцать часов только для того, чтобы оплатить очередную дозу геники. Они все употребляли генику только для того, чтобы выдержать две смены по восемнадцать часов. Другой жизни они не знали, не могли и, благодаря всё той же генике, не хотели знать.
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
А в это время пёстрые экраны показывали им красочные панорамы Верхнего Города. Никто уже не помнил как, то ли в результате войн, то ли в результате истощения природных ресурсов, но люди были вынуждены уйти под землю. Жизнь на поверхности стала невозможна. Осталось только одно место на планете, где можно было увидеть кусочек голубого неба — его называли Верхним Городом. Как в давно забытые времена люди ежегодно пытались вырваться из городской суеты в размеренную и тихую сельскую жизнь, или хотя бы подобие её, в этом мире люди ежегодно пытались вырваться из бешеного темпа монотонной рутины подземного суперполиса в более спокойную на их взгляд городскую суету.
Одна только геника не могла удовлетворить всех потребностей людей, нужна была ещё цель, к которой они должны были стремиться, нужен был Верхний Город. Раз в год люди получали свою порцию свободы. Порцию иллюзии свободы. А затем — считали дни до следующей поездки в Город.
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ».
Никто никогда не разговаривал в транспорте. Первый слой геники, начинающий растворяться в желудке, оказывал наиболее сильный наркотический эффект на отдохнувший организм. Люди даже не замечали друг друга, они даже не замечали, как поезд трижды проезжает по одному и тому же кольцу, прежде чем выпустить их. В эти минуты всё, что они видели и слышали, были пёстрые панорамы Верхнего Города, и механический голос, повторявший словно молитву слова:
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!».

Джейн работала на фабрике, производившей один из компонентов геники. Так как вся жизнь вращалась вокруг геники, почти каждый человек в мире был так или иначе задействован в её производстве. Но при этом никто не знал её полного состава. Формирование самих таблеток осуществлялось на полностью автоматизированном конвейере.
Джейн была лишь менеджером и занималась поставками розоватой жидкости, называвшейся «компонент К». Она, тем не менее, слышала краем уха, что «компонент К» являлся протеиновым коктейлем, или попросту тем, что в генике заменяло для человека понятие «еда».

Когда-то давно придумали закон, запрещавший работать более восемнадцати часов в сутки. Однако чтобы оплатить бешеную стоимость производства геники, приходилось подрабатывать на двух работах. Была найдена лазейка в законе: он запрещал работать более восемнадцати часов только на одном месте.
И вновь в поезд на другое место работы. А вокруг — манящие асфальтово-кирпичные пейзажи Верхнего Города. Кинотеатры, рестораны, клубы. И небо. Это гипнотически манящее голубое небо.
«ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ».
Затем начиналась вторая смена. Во вторую смену Джейн ехала на фабрику, производящую бесцветный «компонент А». Здесь она работала контролёром и следила, чтобы проезжавшая по конвейеру в небольших пластиковых баночках жидкость всегда была бесцветна и прозрачна, не имела посторонних запахов и привкусов. При необходимости Джейн имела право пробовать жидкость на вкус. Она была очень горькая и жгла язык.
По отдельности почти все компоненты геники были неприятными на вкус и порой даже вредными для организма, но вместе они дополняли и нейтрализовывали друг друга, а особая многослойная оболочка таблетки позволяла ей рассасываться в желудке в течение долгого времени, выдавая нужные компоненты организму в строгих дозах и в фиксированном порядке. Эту формулу придумал сотни лет назад последний великий учёный человечества, чьё имя теперь никто не помнил. Полагалось, что только так люди смогут выжить в мире, который становился всё более не пригоден для жизни.
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ».

К концу вторых суток вымотанная Джейн ехала домой. Последние гранулы геники содержали сильное седативное средство. Джейн как под гипнозом доходила до кровати, ложилась и закрывала глаза, и тут же проваливалась в забытьё. Она никогда не видела сны. Она даже не ощущала течение времени. Ей казалось, что она закрывала глаза, открывала глаза, поднималась и шла в душ.
Прямо из душа она могла позвонить своим подругам по цеху:
«Привет».
«Как дела?»
«У меня тоже нормально. Осталось всего сто двенадцать дней до отпуска. Как обычно, поеду в Верхний Город».
«Рада была тебя слышать. Ещё созвонимся».
«Пока».
И это всё, что осталось у людей от общения.
Затем машина выдавала ей таблетку и стакан воды.
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ.
ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ.
С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»


II

Так проходили дни, недели, месяцы, и вот, наконец, наступал долгожданный день отпуска. Несмотря на название «отпуск», в Верхнем Городе люди тоже работали, но всего одну смену по двенадцать часов. Как правило, это была работа в сфере услуг. Люди обслуживали других людей, приехавших в Верхний Город отдыхать, затем менялись местами.
Джейн устроилась в закусочной. Только в Верхнем Городе существовали рестораны и кафе, подававшие «настоящую» еду. На самом деле вся эта пища была синтетической и состояла, в основном, из тех же ингредиентов, что и геника, только в меньших дозах. Люди в любом случае давно забыли уже вкус настоящего мяса или хлеба, им теперь достаточно было лишь искусственной стимуляции вкусовых рецепторов. Здесь были самые разнообразные геники: мягкая геника, хрустящая геника, воздушная геника, горячая геника, мороженая геника. Пластиковая еда со вкусом вкуса, подаваемая на пластиковой тарелке на пластиковый стол.

Геника всё ещё действовала, и после двенадцати часов оставался колоссальный заряд энергии, которую надо было куда-то высвободить. Именно поэтому наибольшей популярностью в Верхнем Городе пользовались танцевальные клубы. Электрические синтезаторы генерировали беспорядочный шум, давно уже переставший быть музыкой, разрывая диффузоры динамиков. Рваный ритм колыхал человеческую толпу, сталкивал их друг об друга, перетирал как жёрнов.
Иногда мужчины и женщины встречались и внезапно испытывали какое-то новое, непонятное для них чувство. Здесь наша Джейн и познакомилась с Джоном.
Он носил комбинезон тёмно-болотного оттенка. Это означало, что он происходил из высшего слоя, из людей, которым была ведома тайна геники. Или часть её. Они занимали руководящие должности. Их жизнь была более размеренной. Их доза геники была меньше, а их деятельность включала в себя умеренную умственную нагрузку.
Там, внизу, «серые» и «зелёные» люди обычно не пересекались. Они встречались только здесь, в Верхнем Городе. И здесь «серых» тянуло к «зелёным» как мотыльков к свечке. Получить себе «зелёного» партнёра на ночь было для них высшим достижением в жизни, и они к нему всячески стремились.
Он отличался от остальных — он не прыгал и не крутился на танцполе, а стоял у стены и наблюдал. Она спросила, почему он не танцует. Он ответил, что ему интереснее наблюдать. Она сказала, что он странный. Он ответил, что гордится этим и указал на толпу.
«Отсюда ОНИ выглядят странными».
Джон сказал, что внутри немного душно и предложил подняться на крышу. Джейн согласилась.

Днём на крышу выходить было нельзя — ультрафиолет уничтожал всё живое, что попадалось у него на пути. Но ночью людей выпускали полюбоваться звёздами. Это было, пожалуй, последнее проявление естественной красоты, оставшейся в этом мире.
«Действительно, и почему я никогда не была здесь?», подумала Джейн.
Джон начал рассказывать ей странные истории. О том, что ближайшая из этих звёзд раньше дарила жизнь и мягкое тепло планете. Пожалуй, для человека, который всю сознательную жизнь слушал только рекламные объявления, рассказывающие о генике или о Верхнем Городе, даже рассказ о том, как делают бетон, мог стать захватывающим.
К тому же, у него был очень приятный голос.
Джейн инстинктивно потянулась к источнику этого голоса, и их губы соприкоснулись. Все люди были стерильны, но всё же некоторые могли испытывать потребности и получать удовольствие. Особенно здесь, в Верхнем Городе, где в генику не добавляли подавляющие влечение компоненты. Они пошли в гостиничный номер и там просто отдали свои тела друг другу, повинуясь древним, дремлющим в их крови инстинктам, всё ещё живым, всё ещё теплящимся.
Неведомое ранее чувство испытывала Джейн, лёжа головой на его груди. Он медленно поглаживал её длинные расплетённые волосы, а она завороженно вслушивалась в ритм его дыхания и стук его сердца.
«Я слышал, что так раньше продолжали человеческий род», — сказал он.
«Глупости, — сказала Джейн. — Если это так здорово, то почему же прекратили?»
«После этого женщина должна была выносить эмбрион в животе какое-то время, и извлечение его доставляло множество неудобств».
«Какая гадость!»
Он притянул её к себе и поцеловал в лоб.
«Послушай, тебе не кажется, что у нас внутри какая-то пустота?»
«Нет».
«Мне кажется, что чего-то не хватает, и я не могу выбросить из головы эту мысль».
«Перестань. Давай завтра ещё куда-нибудь сходим?»
«Конечно».
Затем он сказал, что устал и хочет поспать, и правда заснул. Джейн всё ещё испытывала действие геники и не могла спать. Более того, она не могла долго находиться без движения, иначе начинался сильный жар. Она поднялась с кровати и оделась. Хотела выйти на улицу, но тут на мгновение обернулась и увидела спящего Джона. Она раньше не видела других людей спящими. Ей было интересно, она хотела знать, что с ней происходит те восемь часов, на которые она периодически отключается. Она осталась с ним. Время от времени приходилось ходить вокруг кровати или приседать, но она не желала уходить. Она хотела навсегда запомнить этого спящего мужчину, она хотела, чтобы этот силуэт впечатался в её сознание, она хотела выжечь его на своей подкорке. Она не осознавала этого, но она хотела видеть его каждый день, чаще, чем эти асфальтово-кирпичные панорамы Верхнего Города.

На следующий день после традиционной рабочей смены Джейн встретилась с Джоном в условленном месте и потащила его в кинотеатр. Во всех кинотеатрах показывали одинаковые фильмы, только с разными актёрами. По сути, все они были полуторачасовой рекламой геники и Верхнего Города. Сперва показывали слабых, грязных, отощавших, больных людей — людей, отказавшихся от геники. Затем показывали здоровых, красивых и стройных рабочих в серых комбинезонах, которые ехали на работу. Они вставали за конвейеры или садились за свои столы в офисах и выполняли свою рутинную деятельность. Проезжают баночки и складываются в ящик, на бумаге ставится подпись и опускается печать. Слева-направо, вверх-вниз, слева-направо, вверх-вниз. Показывали, как у человека без геники коэффициент эффективности снижается вдвое уже на восьмом часу работы, а с геникой не опускается ниже девяноста семи процентов даже к сороковому часу. В конце фильма всегда девушка поднималась в Верхний Город и встречала мужчину в чёрном комбинезоне — руководителя высшего звена. Настолько богатого, что он мог пребывать в Верхнем Городе хоть круглый год. Он приводил её в свой офис и устраивал секретаршей, работа которой считалась более лёгкой, чем работа менеджеров и контролёров.
В реальности этого никогда не происходило. «Чёрные костюмы» почти не появлялись в Верхнем Городе среди простых рабочих. Попасть к нему на должность секретарши через Верхний Город было попросту невозможно. Да и работа их на самом деле была более рутинная и утомительная, чем вся остальная.
Хотя Джейн верила всему этому, она скромно довольствовалась своим «зелёным» партнёром. Она крепко держала его под руку и ловила на себе завистливые взгляды.
Выйдя из кинозала, Джон остановился и заговорил загадочным голосом:
«Это всё неправда. Я один раз не принял генику. Было очень тяжело, но после этого я начал меняться. Я начал становиться, как ты говоришь, странным. Всё в этом мире не то, каким должно быть. Всё иллюзия, и геника создаёт эту самую иллюзию. Понимаешь? Хотя, откуда же тебе понимать! Ты всё ещё находишься под властью геники. Прости. Я не должен был этого говорить».
Вместо ответа Джейн просто обняла его и крепко поцеловала в губы.

Ещё одна ночь, проведённая с Джоном. Ещё один день в ожидании встречи. Ещё один вечер в объятиях мужчины. А затем он сказал, что его время вышло. Он разыскал в Верхнем Городе старую кабинку для фотографирования. Ею никто не пользовался, но она всё ещё работала. Подарив Джейн фотокарточку, он обнял её так, словно это была вся его жизнь, и её отнимали у него, и сказал:
«Я решился. Я собираюсь принять запретную дозу».
«В смысле?»
«Если разом принять три таблетки геники — умрёшь мгновенно».
«Но зачем?»
«Потому что эта жизнь пустая и бессмысленная. Это не жизнь, а лишь её имитация».
«Не говори глупостей. Может, в следующий отпуск встретимся здесь же?»
«Нет. Мы больше не увидимся. Прощай. Я люблю тебя».
Джейн застыла на месте. «Я люблю тебя». Она толком даже не понимала значения этих слов. В этот момент она ощутила внутри себя пустоту, о которой говорил Джон. Но то была не пустая пустота, а заполненная тёплым и нежным чувством, за которое она отдала бы все деньги мира. И она готова была работать вдвое больше безо всякой геники, только чтобы испытать его вновь.


III

Но затем геника продолжила делать своё дело. Джейн работала, Джейн, гуляла, Джейн танцевала до упаду, Джейн работала, Джейн гуляла, Джейн танцевала, и Джейн постепенно забывала Джона. Работа, танцы, работа, танцы — в этой круговерти не было места для мужчины. Для него попросту не было времени.
В последний день она подняла взгляд на голубое небо перед тем, как вновь спуститься под землю. Да и то, только потому, что так делали все.
Утром Джейн проснулась и пошла в душ. Кто-то из её подруг по цеху позвонил ей:
«Привет».
«Как дела?»
«У меня тоже нормально. Осталось триста тридцать шесть дней до отпуска. Как обычно, поеду в Верхний Город».
«Рада была тебя слышать. Ещё созвонимся».
«Пока».
На мгновение Джейн показалось это странным, будто такой разговор уже был, но затем машина выдала ей таблетку и стакан воды.
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ.
ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ.
С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»

Через двое суток перед дверью лежал пакет. Её выходной комбинезон вернулся из прачечной. Убирая его в комод, Джейн заметила торчавший из кармана клочок бумаги. Это была фотокарточка с Джоном. Она вспомнила его, вспомнила три волшебных дня, проведённых с ним, вспомнила три незабываемые ночи. Вспомнила его грустную улыбку и необычайно яркий взгляд. Снова это тёплое и нежное чувство пробудилось внутри. Джейн приклеила фотографию к зеркалу и отправилась на работу.
Ещё через двое суток зайдя в душ, Джейн вновь увидела фотографию и попросила машину набрать его номер. Ответа не последовало. Она попросила ещё раз. Машина тем же сухим металлическим голосом, каким ежедневно рассказывает о генике, продекларировала, что вызываемый абонент скончался.
В этот момент для неё всё потемнело. Какая-то обманчивая пелена упала с глаз Джейн.
«Как... как скончался?»
По её щекам потекли слёзы. До сих пор она не знала, что такое плакать.
«Ваш пульс участился. Хотите принять "Радость"?»
«Не нужно мне ваших таблеток! Что с ним? Почему он скончался?»
«Он принял три таблетки геники разом. Его организм не выдержал нагрузки, и он умер от сердечного приступа».
Значит, это правда!
Машина выдала ей таблетку и стакан воды.
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ».
Будто предыдущего разговора и не было. В это же время ей позвонили.
«Привет».
Джейн замерла, глядя на своё отражение в зеркале.
«ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ».
«Как дела?»
Нормально? А что есть нормально?
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
«Осталось двести двадцать четыре дня до отпуска. Как обычно, поеду в Верхний Город».
Джон...
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
«Рада была тебя слышать. Ещё созвонимся. Пока».
Она оторвала его фотографию от зеркала и прижала к груди.
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
Не осознавая, что она делает, или наоборот, впервые в жизни осознавая, что делает, Джейн выпила залпом стакан воды, а генику бросила в тумбочку, и пошла одеваться.

Сперва она не почувствовала разницы. Ей только показалось, что поезд ехал несколько дольше, чем обычно. Она привычно согласовывала и направляла заказы, работа давалась ей легко, она ей даже чуточку нравилась. Затем она почувствовала бурление в животе. Она не знала, сколько прошло времени, так как часов нигде не было, конец смены определяли только по звонку. Джейн посчитала, что прошло около десяти часов. На самом деле не прошло ещё и четырёх.
Она была спокойна. Она догадывалась, какие последствия могут быть, и у неё уже был план. Улучив момент, когда она останется на складе одна, Джейн открыла один из ящиков. Оттуда она вытащила баночку с густой розоватой жижей. Она принесла с собой канцелярский нож. Воровато осмотревшись по сторонам, она аккуратно надрезала и приподняла печать. Облизнув губы, она сделала небольшой глоток. Жидкость была очень густой и имела горько-сладкий вкус. Она сделала ещё несколько глотков. Если это действительно было то самое, о чём она слышала, то голод вскоре должен отступить. Джейн понимала, что эта жидкость не будет иметь такого пролонгированного действия, как таблетка геники, но надеялась, что её хватит хотя бы до следующей смены.
Кто-то приближался. Джейн спрятала открытую баночку обратно в ящик, прикрыла крышку и притворилась, будто делает опись. Мужчина прошёл мимо, даже не взглянув на неё, сгрузил с тележки несколько ящиков, сделал пометку на своём планшете и ушёл за следующей партией.
Джейн продолжила свой импровизированный обед. Голод действительно отступил. На половине баночки она даже ощутила сытость. Геника не давала такого ощущения, она подавала строго столько веществ, сколько нужно было, чтобы не чувствовать голода. Ей понравилось это чувство. Оставив примерно треть, Джейн поставила баночку горлышком вниз и закрыла крышку ящика. Дождавшись, когда жидкость протечёт сквозь дно, Джейн невозмутимо развернула тележку и повезла её обратно. Какая неприятность — упаковщики допустили брак!
Никто не был защищён от ошибок, но все старались их не совершать. Любой брак будет вычтен из зарплаты, и это означало, что следующая поездка в Верхний Город сдвинется на неделю или две. А увольнение означало, что следующая порция геники будет выдана в кредит, который придётся оплачивать всю оставшуюся жизнь, навсегда забыв об отпуске.
Джейн составила акт, завизировала его у начальника цеха и сдала бракованную упаковку. Чуть позже, Джейн слышала, как вызвали упаковщицу с шестого конвейера. Её сердце бешено застучало. Чувство было похоже на первые минуты после приёма геники, но было в нём что-то ещё, незнакомое, новое. Джейн впервые в жизни познавала страх и стыд.
И тут желудок свело судорогой. Руки дрожали, тело покрылось холодной испариной. Нельзя останавливаться, нельзя медлить — коэффициент эффективности падает. И всё же она ненадолго присела на ящик. В таком положении боль немного отступила, но стоило приподняться, как она возвращалась с новой силой. Другие рабочие, сновавшие туда-сюда со своими задачами, начали оглядываться на неё, будто ожидая, что она вот-вот остановится. Нет, она была ещё не настолько стара!
Джейн сделала несколько глубоких вздохов и достала из кармана фотографию Джона. Она придавала ей сил, заглушала боль и прогоняла усталость.
«Я смогу», — сказала себе Джейн и, стиснув зубы, продолжила свою трудовую деятельность.

Перевозбуждение, вызванное этим маленьким преступлением, надо было чем-то погасить, поэтому Джейн погрузилась с головой в работу. Время от времени ей становилось скучно или тоскливо, тогда она доставала фотографию Джона, смотрела на неё, затем закрывала глаза и пыталась представить себя рядом с ним в Верхнем Городе. Воспоминания о нём возвращались к ней с новыми красками, с такими подробностями, которых она не замечала даже тогда. Ей казалось, будто он здесь, рядом с ней, и тогда работа шла веселее.
Веселее? Джейн поймала себя на том, что улыбалась во время работы. В этом мире никто уже не улыбался, даже в Верхнем Городе. Она прикоснулась к своим губам, пытаясь понять, что заставляет их принимать такую странную форму. Она ещё раз посмотрела на фотографию и увидела, что Джон улыбался на ней.
«Я становлюсь странной», — сказала Джейн, то ли себе, то ли ему.

Первая смена закончилась, и люди набились в вагоны, забивая всё доступное пространство. Джейн стало трудно дышать, она начала вертеться. Пассажиры никак не реагировали на неё, они все находились в каком-то замороженном состоянии. Они будто спали с открытыми глазами. Впрочем, то же можно было сказать о них и на работе, там можно было утверждать, что они не спят, только по тому, что они двигались.
«С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
Счастливы. Что означает это слово? Никто уже толком не знал. Они знали только, что это хорошо, и что это состояние даёт им геника. Могут ли они быть счастливы только потому, что никогда не задумываются, а счастливы ли они? Так же, как можно чувствовать себя сытым, стараясь не думать о том, что ты голоден.
Джейн показалось, что поезд ехал час или два, поездка длилась невыносимо долго. Когда, наконец, двери открылись, она с трудом протолкнулась через толпу и остановилась в стороне. Никто не обращал на неё внимания. Она упёрлась рукой о стену и жадно хватала ртом воздух, который вдруг стал слишком пресным для неё. Как будто в нём не хватало кислорода. Вполне возможно, что это было так, и в генику добавляли немного кислорода для дыхания.
В очередной раз воспользовавшись фотографией, Джейн собралась с силами и зашла в свой цех. Впервые она обратила внимание на терпкий, но довольно приятный аромат, витавший в нём. По крайней мере, духота отступила. Один лишь запах «компонента А» придавал бодрость.
«Это будет легко, — сказала Джейн. — Мы справимся».

Первые несколько часов прошли легко, но затем на Джейн навалилась усталость. Она заметила, что бесконечный поток баночек с бесцветной жидкостью, проходивших по конвейеру, сливается для неё в одну сплошную белую линию. Линия начинает медленно поворачиваться. Баночки поднимаются вверх, словно лифт, уносящий в Верхний Город.
В последнее мгновение Джейн поняла, что падает, и ухватилась за ленту конвейера. Несколько баночек чуть не свалились на пол. Соседние контролёры оглянулись на неё, но быстро вернулись к своему занятию, потому что отвлечение от работы грозило падением коэффициента эффективности. Джейн потрясла головой. Это была не та усталость, что приходила к ней к концу второй смены. Она вымоталась так, будто проработала уже четыре смены. Она по-настоящему хотела спать.
Пытаясь бороться со сном, Джейн начала считать баночки. Но это усыпляло ещё быстрее. Тогда она стала рассматривать своих соседей. На какое-то время это помогло, но затем она заметила, что их действия даже более автоматические, чем движение ленты конвейера. Мужчина справа поворачивал каждую восьмую баночку, каждый раз с невероятной точностью на один и тот же угол. Каждую двадцать шестую баночку он приподнимал и тряс, заглядывал ей под дно. Каждую восемьдесят вторую нюхал. Женщина слева двигала шестую баночку, четырнадцатую приподнимала, двадцать третью поворачивала, также на машинально точный угол, тридцать девятую нюхала, пятьдесят шестую зачем-то слегка постукивала по крышке, семьдесят четвёртую опять нюхала, немного дольше, чем тридцать девятую, затем после восемьдесят шестой цикл повторялся.
Джейн казалось, что они ловят достаточное количество брака каждый день, но сегодня долгое время ничего не происходило. Может быть, ей это только казалось? Ей наскучило следить за другими контролёрами, и она достала фотографию Джона. Вспомнив танцпол, она вдруг уловила ритм движения конвейера и начала подыгрывать ему, постукивая ногой. Это немного взбодрило её. Через несколько минут, она уже напевала под нос примитивную мелодию. Пока соседка не шикнула на неё, заявив, что она мешает ей сосредоточиться.
Ещё некоторое время Джейн потратила, наблюдая, насколько ей удалось нарушить рабочий цикл соседки. Убедившись, наконец, что не удалось, Джейн вздохнула и вновь посмотрела на фотографию.

Потом она снова начала напевать. Женщина слева опять шикнула на неё и пригрозила, что пожалуется начальнику отдела. В ответ на это Джейн издала специфический звук, который удивил её саму. Ведь она не знала, что такое смех.
Она обратилась к соседке.
«Как дела?»
Та не отвечала.
«У меня тоже нормально. Осталось триста тридцать три дня до отпуска».
Джейн сама задумалась над смыслом произнесённых слов. А что если не поехать в Верхний Город? Что если отложить эти средства, скопленные на поездку, и купить на них, скажем, новое зеркало в душ? Только как их вообще откладывать? Джейн смутно понимала концепцию денег, но никогда не видела их живьём. Вся валюта давно стала виртуальной, большая часть зарплаты автоматически тратилась на покупку очередной дозы геники и оплату налогов на свет и воздух, а остаток откладывался на поездку в Верхний Город. Бухгалтеры считали бюджеты своих сотрудников и вовремя сообщали о достаточном количестве средств на счету для поездки. Но: считали ли? Может, поездка и так выдавалась каждые триста тридцать шесть дней? Этого Джейн не знала.
Вернувшись к своим баночкам, она подняла одну из них, внимательно осмотрела со всех сторон и потрясла. Затем воскликнула, обращаясь к своей соседке:
«Посмотрите — они же идеальны! Что мы здесь вообще делаем? Как давно у вас был последний брак?»
«Я... Пожалуйста, не мешайте мне».
Кажется, женщина пропустила ту баночку, которую должна была понюхать. Немного помедлив, она перезапустила свой цикл с самого начала.
Удивительно! А ведь голос её был знаком Джейн — это она частенько звонила по утрам и спрашивала, как у Джейн дела. Это она была её «подругой по цеху». У Джейн голова шла кругом. Появлялось всё больше вопросов, ответы на которые ей взять было неоткуда.

Заурчал живот. Джейн с отвращением посмотрела на одну из баночек с «компонентом А». Запах у него был приятный, но вкус совершенно отвратительный. К сожалению, ничего другого, чем можно было бы заполнить бунтовавший желудок, поблизости не было. Джейн сняла баночку с конвейерной ленты и поднесла к губам. Вблизи запах вещества так сильно бил по рецепторам, что становилось дурно, и пришлось зажать пальцами нос, прежде чем пить. Невероятная горечь обожгла Джейн язык. Пульс участился уже после первого глотка, шум механизмов показался громче, а тусклый свет потолочных ламп ярче. Выдохнув, Джейн сделала ещё один глоток. Ощущение было такое, словно её огрели по голове чем-то тяжёлым, хотя её никогда в жизни не били, и она даже не могла знать, какого это. Увидев, что рука её задрожала, Джейн поставила баночку на пол. Инстинктивно она подняла руки к лицу, её глаза были мокрыми. Несколько минут она потратила, пытаясь унять дрожь. Когда судороги прошли, она рискнула отхлебнуть ещё глоток вещества. Снова начало трясти, изо рта непроизвольно вырвался крик. Она тут же прикрыла рот ладонью и посмотрела на своих коллег. Те лишь на секунду покосились на неё, но затем продолжили своё дело, как будто так и должно было быть. А Джейн безумно хотелось кричать. Хотелось сорвать движущуюся ленту с конвейера. Хотелось разбить вдребезги эти баночки. Будь проклят тот, кто придумал пластик! Она стиснула зубы и рванула на себе волосы, да с такой силой, что вырвала несколько клоков.
Но больше всего её злило то, что остальные люди бездействовали. Они всё видели, всё слышали, но только зарывались глубже в свои работы, стараясь не обращать внимания на странное поведение коллеги. Они исключали из своей реальности всё, что казалось им неправильным.

Упаковщица обнаружила пропуск в ровном ряду баночек и сделала пометку. Менеджер составила акт и собрала все необходимые подписи. Акт попал на стол начальника отдела, и он начал по очереди вызывать всех контролёров с конвейера, пока очередь не дошла до Джейн.
По меркам остальных рабочих она выглядела жутко. Растрёпанные волосы, раскрасневшееся лицо, расстёгнутая по грудь молния. Такой вид ненадолго смутил даже пропитанного геникой начальника. Он был немного похож на Джона, наверно, их выращивали из одного сбора.
Он опустил взгляд и твёрдым голосом поставил вопрос:
«Это вы сняли баночку с тринадцатого конвейера?»
«Да, я. Отчёт будет у вас на столе в конце рабочей смены».
Джейн помахала отворотом комбинезона. Она всё ещё чувствовала невыносимый жар, а в этом тесном кабинете было гораздо душнее, чем в просторном цехе. Она приблизилась к его столу.
«Почему вы не принесли её сразу мне?»
«Не видела в этом необходимости. Жидкость была очевидно мутная».
«Куда вы дели её?»
«Выбросила».
«Вы понимаете, что без образца вы не сможете ничего доказать и списать брак на сбой аппаратуры? Вследствие чего придётся вычесть эту баночку из вашей зарплаты».
Джейн развела руками.
«Возвращайтесь к конвейеру. И не забудьте об отчёте».
Но она не ушла, а наоборот, приблизилась, присела на край стола и опустила молнию пониже. Из-под отворота отчётливо просматривалась её грудь.
«Вы хотите заняться со мной любовью?»
Начальник вскочил и хлопнул по столу ладонями.
«Что вы себе позволяете?! Немедленно покиньте мой кабинет!»
Джейн осмотрела себя.
«Я вам не нравлюсь?»
Он грубо столкнул её. У Джейн помутился взгляд. Она потеряла равновесие, и её вырвало прямо на пол в кабинете начальника.
«Вон! Вон отсюда! Вы уволены!»

Чтобы производство не останавливалось, смены на фабриках менялись каждые девять часов. С такой же частотой ходили и поезда. Джейн повезло выйти как раз вместе с предыдущей сменой. Перспектива шляться вокруг фабрики ещё девять часов или идти по путям по абсолютно чёрному тоннелю неизвестно куда её не устраивала. Ей было очень плохо после «компонента А» — голова болела, а желудок выдавал тошнотворные позывы. И ещё она очень устала. Джейн сама не заметила, как в вагоне опустилась лбом на плечо впереди стоявшего мужчины и задремала. Проснулась она, когда поток людей вытолкнул её из вагона на станции назначения. Люди поспешно разбежались по своим конурам, а она вынула из кармана фотографию Джона, остановилась под уличным фонарём и начала говорить с ним:
«Не прошло и двое суток, как я уже потеряла одну работу. Завтра мне придётся ехать в Центр на профориентацию. Я теперь не знаю, что мне делать. Так жить нельзя, так жить невозможно, но и вернуться к прежней жизни я уже не смогу. Что мне делать, милый?»
«Милый».
Это слово самопроизвольно вырвалось у неё. Она никогда не произносила его, никогда раньше не слышала его. А потом вырвалось ещё одно.
«Дорогой».
И ещё.
«Любимый».
Джейн, насколько это возможно, обняла фотографию и прижала её к груди. Так простояла она, пока фонари не начали отключаться. Так как никто в этом мире не гулял, экономили даже на свете.
Уже в кромешной темноте Джейн как-то разыскала свою дверь и на непослушных ногах дошла до кровати. Ей казалось, что сейчас она отключится на все шестнадцать часов и безо всякой геники, но не тут-то было. Несмотря на жуткую усталость, несмотря на звенящую боль в висках, ей совсем не хотелось спать. Её мозг занимался тем, чем геника не позволяла заниматься — он начал думать. Джейн искала ответы на мучившие её вопросы. Почему мы живём так? Жили ли мы раньше как-то иначе? Было ли хуже или было лучше? Что случилось? Почему это случилось? Были ли альтернативы?
Наконец, можно ли ещё всё изменить?
Джейн ужаснулась при этой мысли и потянулась к фотографии. Она попыталась представить себе Джона, мысленно вернуться туда, в Верхний Город, в те три волшебных дня, снова побыть с ним. И милостивый сон унёс её туда.

Она шла по улице Города, держа Джона под руку. Они оба смеялись. Впереди не было домов, только бесконечное ярко-голубое небо. Она вдруг остановилась, повернулась к Джону и прильнула к нему губами. Он обнял её с удивительной нежностью, как тогда, в день их расставания, но в этот раз сказал, что никогда её не бросит, что всегда будет рядом. А над его головой светил какой-то невероятно яркий прожектор, слепивший Джейн. Ближайшая звезда, что дарила раньше жизнь и мягкое тепло.
«Всё в этом мире не то, каким должно быть».


IV

Отвратительный свист вышвырнул её из сна. Она никогда раньше не обращала внимания, что у неё такой раздражающий будильник. Увидев на тумбочке фотографию Джона, она поздоровалась с ним:
«Доброе утро, любимый».
Она чувствовала себя неплохо, вполне отдохнувшей, только хотелось есть. Стакан воды на какое-то время займёт желудок, а потом можно будет съесть «компонент К». Джейн бросила вторую таблетку геники в тумбочку к первой и пошла на работу.

На этот раз в вагоне её потянуло развлечься, и она начала щекотать пассажиров. К её большому удовольствию, у загипнотизированных геникой людей превосходно работали безусловные рефлексы. Более того, засмеявшийся от щекотки человек начинал щекотать следующего человека, и так далее, пока весь вагон не принялся хохотать. Отсмеявшись вдоволь, люди как будто на время вышли из-под действия наркотика и смотрели друг на друга. Но затем, один за другим, их взгляды снова вылавливали красочные экраны с изображениями Верхнего Города, и они замирали. Тогда Джейн попробовала просунуть руки между людей и обнять стоявшего впереди человека. К сожалению, он просто оттолкнул её руки. Попытки схватить чью-нибудь ладонь также приводили к рефлекторному отдёргиванию. Джейн бросила свои эксперименты, закрыла глаза и начала считать. Она досчитала до пяти сотен, прежде чем поезд достиг остановки.

Этой работой Джейн решила не рисковать, поэтому действовала очень сосредоточенно и старалась не совершать посторонних движений, хотя есть хотелось очень сильно. Она уже начинала чувствовать слабость. Рано или поздно ей придётся умыкнуть ещё одну баночку. Она тянула время, пока ощущения в животе не стали болезненными. Тогда она повторила свою схему: привезла тележку на склад, вскрыла ящик, достала одну из баночек и аккуратно открыла её.
«Что вы делаете?»
Она не заметила, как на склад зашла другая женщина. Джейн с открытым ртом перед открытой баночкой смотрела на неё, словно на призрака. Все работники были так увлечены процессом, что, казалось, совсем не замечали её, а тут стояла женщина и смотрела на неё в упор.
«Я спрашиваю — что вы делаете?»
«Эм, тут... Я принесла ящик, а он, эм... Я увидела, что у баночки оторвана наклейка. Вот, видите?»
Джейн подёргала крышечку. Но на женщину это не подействовало.
«Немедленно к директору!»
Началась долгая и нудная разборка, в ходе которой выяснили, что Джейн и вчера вскрывала ящик, что Джейн оклеветала вчера упаковщицу. Как-то узнали даже о том, что Джейн была вчера уволена со второго места работы «за неадекватное поведение». Всё это время Джейн стояла перед директором неподвижно, с бледным осунувшимся лицом. Ей так и не дали выпить «компонент К», что, в конце концов, привело к ожидаемому эффекту.
Голова закружилась, и Джейн упала в обморок.

Её забрали люди в белых комбинезонах. Их можно было условно называть врачами, но так как люди, опять же - благодаря генике, не болели, основной и единственной функцией врачей был вывоз тел «остановившихся» людей. Очень давно они не привозили в свои палаты живых.
Джейн очнулась уже на койке. К ней был подключен датчик, измерявший её пульс, и капельница с прозрачным раствором. «Геника», сразу подумала Джейн, однако тут же отбросила эту мысль, ведь она всё ещё могла свободно думать. Она приподнялась на локтях и увидела в палате врача.
«Вы очнулись? Хорошо. Вас списали, поэтому вы оказались здесь. Когда списывается брак на фабрике, это ваша ошибка, а когда списывается работник — это ошибка наша. Поэтому мы должны вас как следует изучить и проанализировать, чтобы сделать генику ещё эффективнее».
Джейн ответила, что она в полном порядке. Врач заладил про коэффициент эффективности, Джейн спросила у него, как он вычисляется. Врач не знал. Он тут же перевёл тему, сказав, что должен взять анализ крови. На вопрос Джейн, почему они не сделали этого, пока она была без сознания, врач ответил, что не положено. Результат анализа был очевиден, но врач продолжил нести ахинею. Сказал, что у неё необычный гормональный всплеск, спросил, были ли у неё половые связи во время отпуска. Она рассказала ему обо всех своих связях в подробностях. Равнодушно приняв от неё информацию, врач произвёл какие-то манипуляции с экраном, висевшим на стене напротив, и сказал:
«У нас есть старая архивная видеозапись. Посмотрите её, пожалуйста. Это навсегда отобьёт у вас желание».
На экране появилась женщина, лежавшая на койке с широко раздвинутыми ногами. Она кричала, корчилась и извивалась от невыносимой боли. Мужчине в белом халате пришлось крепко держать её за плечи, пока женщина в белом халате извлекала нечто из её нутра. Это оказался ребёнок, маленький, сморщенный, уродливый, весь покрытый кровью и ещё какой-то склизкой гадостью. Женщина плакала, ребёнок кричал. Но затем его обтёрли полотенцем и поднесли матери. Она взяла на руки младенца и улыбнулась. Малыш перестал плакать и первый раз в жизни открыл глазки. На лице женщины было написано счастье.
Джейн плакала и улыбалась, улыбалась и плакала. Это было самое прекрасное, что она видела в жизни, и, в то же время, самое ужасное. И ей было до того обидно, что она никогда не сможет испытать это чувство — дать жизнь другому человеку. Ах, как бы она хотела испытать это чувство! Но она была благодарна уже за то, что увидела это.
Врач был прав — это навсегда отбило у неё желание. Желание принимать генику как раньше.

Раз уж она оказалась здесь, Джейн напоследок спросила у врача, куда они относят людей, которые «остановились». Был шанс снова увидеть Джона! Хотя бы на миг.
«На переработку», — равнодушно ответил врач.
«На переработку?» — переспросила Джейн.
Он провёл её по длинному коридору к грузовому лифту. Они спустились на десятки, может, на сотни метров вниз. Там было темно и душно, и очень жарко. Затем Джейн попала в гигантский зал, посреди которого стоял большой полупрозрачный котёл. В нём кипела зеленовато-розоватая жижа. От котла в разные стороны расходились многочисленные трубки, которые вели к другим, меньшим котлам, а затем извивались и уходили куда-то наверх. Джейн медленно приблизилась к большому котлу.
«Что это?»
«Мы привозим людей сюда. Некоторые белки, необходимые для нашего организма взять уже неоткуда, поэтому приходится перерабатывать остановившихся людей. Здесь они разделяются на составляющие, которые идут на производство геники».
Под стеклом проплыла человеческая ладонь. Джейн отпрянула от котла, споткнулась и повалилась на пол. Врач помог ей подняться, но она оттолкнула его и попятилась.
«Нет! Хватит! Хватит! Выпустите! Выпустите меня отсюда!»
Она бросилась назад к лифту. Двери открылись перед ней автоматически, и лифт понёс её наверх. Джейн опустилась на пол и зарыдала. Неожиданно кабина лифта озарилась ярким белым светом, и омерзительный механический голос заговорил:
«ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ.
ГЕНИКА СОДЕРЖИТ НЕОБХОДИМЫЙ КОМПЛЕКС ПИТАТЕЛЬНЫХ ВЕЩЕСТВ, ВИТАМИНОВ И МИНЕРАЛОВ НА СОРОК ВОСЕМЬ ЧАСОВ.
С ГЕНИКОЙ ВЫ БУДЕТЕ ВСЕГДА БОДРЫ, ЗДОРОВЫ И СЧАСТЛИВЫ!»
«Заткнись! Заткнись! Заткнись!»
Тот же голос, но уже не так монотонно, продолжил:
«НЕ БЫЛО ВЫБОРА. НИКТО НЕ ЗАСТАВЛЯЛ. ЛЮДИ САМИ ТАК РЕШИЛИ. ЛЮДИ САМИ СДЕЛАЛИ ВЫБОР. НЕ БЫЛО АЛЬТЕРНАТИВЫ. БЫЛО СЛИШКОМ ПОЗДНО. ПЛАНЕТА ПОГИБЛА. СОХРАНИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. ПЛАНЕТА ПОГИБЛА. ТОЛЬКО ТАК МОЖНО БЫЛО СОХРАНИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. ОНИ САМИ СДЕЛАЛИ ВЫБОР. НЕ БЫЛО ВЫБОРА. НЕ БЫЛО ВЫБОРА. ГЕНИКА — ВАШ ИСТОЧНИК ЖИЗНЕННЫХ СИЛ».
Свет потух и двери открылись. Джейн выползла из лифта. Ей показалось, что она вернулась туда же, откуда начала. Все коридоры выглядели одинаково, они все были серые и мрачные.
Неужели не было выбора? Неужели нельзя было ничего сделать? Джейн в глубине души понимала. Она понимала, зачем нужна была геника, зачем в неё подмешивали наркотик. Имитация жизни, как говорил Джон. Это было необходимо теперь. Это стало необходимо. Но так ведь было не всегда? Неужели люди сознательно шли к такой жизни? Неужели люди сознательно уничтожили всё во имя самосохранения?

Джейн проснулась и зашла в душ. Сухой механический голос задал ей вопрос:
«Поступил запрос на ваши яйцеклетки. Вы согласны на продолжение рода?»
«Да, конечно».
Машина выдала ей таблетку и стакан воды. Джейн вышла из душа и достала из тумбочки две предыдущие таблетки. Посмотрела на фотографию Джона.
Что же это значило — быть вместе? Всё, что осталось от Джона, теперь в этой продолговатой белой таблетке. Он даст ей силы, чтобы жить дальше. Или же она может покончить с собой и пойти по его пути. Раствориться в чане, разложиться на составляющие, дабы продлить жизнь другим людям.
В одной ладони лежали три таблетки, в другой — его фото. Она поняла, что больше не увидит его никогда. Можно проглотить таблетки и умереть, но у неё по-прежнему был выбор.
В одной ладони лежали три таблетки, в другой — его фото. Можно было выбросить две и продолжить жить. Заработать на новый подъём. Познакомиться с другим мужчиной. Научить его тому, чему научил её Джон.
В одной ладони лежали три таблетки, в другой — его фото...