Глава 32. Непутевые
***
Не отступился Мирон и от обещания помочь Федьке: если не вытащить окончательно, то хотя бы разузнать, что к чему и подмазать, где надо, дабы облегчить его участь, если что.
Однако не все так просто. Я не спешила вываливать на Мирашева свои догадки… в свете прочих обстоятельств, связанных со мной… и с ним непосредственно, а потому… несчастному приходилось действовать вслепую. Хотя слова Федора, что его «подставили», я всё же передала.
Обещал осторожничать.
И да, мне не показалось, Рожу действительно очень толково обложили и обрезали все концы, любую связь… Чего только стоил его адвокат! Сами мы позвонили (а вернее, Мирон) – даже говорить не стал: сразу трубку бросил, едва услышал о ком речь… А когда уже через кое-каких важных знакомых, то столько воды в уши залил… что едва не захлебнулись.
Решено. Не мною - Мирашевым: где надо, поднажать и взять всё в свои руки. Так что, если верить обещаниям людей Миры, то на днях все материалы передадут «нашему человечку», нормальному, толковому адвокату, – и уже следующее заседание будет проходить под нашими прапорами. И туда смогу попасть - даже я.
В СИЗО пока так и не пустили, зато через знакомых Мирона узнали, что да как там Федька. Около месяца назад довольно-таки «яркая» потасовка случилась: сильно избили, хотя и он там – немало положил. А также ходил слух, будто хотели подрезать (заточку нашли у одного из нападавших, али пострадавших… так как нехило те отгребли в ответ, и некоторые даже попали в больничку). В общем, не удалось свершить затеянное, но помять бока – прилично помяли, что вот только недавно более-менее отошел.
Шьют же - участие в обороте (изготовление и сбыт) наркотиков. Как выразился Мирашев, "по стандарту". И светит моему Рогожину уже – довольно-таки приличный срок (228-1)… в общем, даже больше, чем до этого было.
***
Но… проблемы проблемами, а досуг и попытки «лечить мою кукушку природой» (цитата моего дерзкого философа) Мирашев не отпускал. А потому очередной созвон с уже «нашим» адвокатом, свои дела кое-как порешал (как и прежде, дистанционно) – и рванули. Сначала рынок – купить уже готовый замоченный шашлык, прочих продуктов, салатов, выпивки (как сока, так и чего покрепче); также мангал, шампура, угли, жидкость для розжига – и за город: на такси на турбазу. Сосновый бор, река, уютная беседка – и нас, четверо: Женька моя, Жарова, ее Леша, да я с Мирой. Этих двух сам Мирашев в последний момент и предложил взять – как некая профилактика моего «старческого застоя» (на себя, что ли, намекая), да и заодно отпраздновать фееричное окончание университета с теми, с кем столько лет бок о бок шла по извилистому пути гуманитария к бесполезному диплому Магистра.
***
И пока мясо успешно догорало на временами вспыльчивых углях, эти забились в своем углу, а я с Мироном – в своем. Нагло уселась ему на колени по-ковбойски и обняла за пояс, прижалась к груди.
- Спасибо тебе за всё, - тихо, несмело шепнула я – и поцеловала в губы.
Гыгыкнул. Взгляд в глаза:
- Ба… дождался. Не прошло и полгода.
- Ну че ты такая з*дница? – обижено морщу лоб, заливаясь доброй улыбкой.
Рассмеялся:
- А че? Я че-то не так сказал?
- А то ты не знаешь… как я тебе за все...
- Не знаю, - нагло паясничая, закачал головой. Ржет: - В ногах не ползаешь, тапочки не носишь, жрать – так… ничего сверхъестественного.
Хохочу:
- Ну, во-первых я не шеф-повар тебе и не собака. А относительно ползать в ногах – ты серьезно? – гримасничаю. – Ты этого хочешь?
- Ой, как хочу! – язвит, замигав бровями. – Давно мечтаю о живом коврике, который будет за мной бегать следом! – гогочет.
- И что… после всего уважать будешь?
- Кого… - удивленно, - коврика? – округлил очи идиотически.
Не выдерживаю такой рожи – и тотчас залилась звонким смехом.
- Ага… «коврика».
- Ну… не знаю, - задумчиво, витиевато, юля, повел, словно та барышня на первом свидании. – Если только он… - ну не знаю, - кривляется скотина, - щекотать не будет… и пачкаться часто, чтоб не пришлось его стирать. А тебя, кстати, при какой температуре в машинке гонять? Ах, да! – возмущенно. – Только не ручная стирка! Уж изволь! Я это… не любитель терок-перетерок.
Гогочу, зажмурившись, поражаясь его больной фантазии:
- И че ты такой дурак, Мира? А?
Молчит. А потому резво распахиваю веки и устремляю на него взгляд: улыбается. Поддается на мое участие:
- Между прочим, - заумный наигранный вид, - с кем поведешься… Это ты меня испортила! – рисует серьезность. – Я вообще всегда приличным мальчиком был!
Не выдержала – и громко заржала, заикаясь:
- Да ладно?! ТЫ?! Ни за что в жизни не поверю! Разве что на тебе потом кирпич упал… и не один. А каски не было.
- Ах, ты зараза! - шутливо зарычал – и тотчас принялся щекотать.
- Ей Богу! – внезапно послышался смех Жаровой. Топчет к нам: - Вы как дети малые! Вам по сколько лет?!
- Тринадцать! – живо выпаливает Мирашев, перебивая всякое мое желание по-своему сумничать. – Это все она! – серьезно кивает на меня головой. – Безобразная женщина! Схватила меня, скрутила – и приказала с ней жить!
Заржала я, отворачиваясь. Зажмурилась от стыда. Чую, как запылали щеки:
- Ты придурок, Мирашев! - ору ему едва не на ухо. – А за «женщину» - отдельно получишь!
- Ох-ох, - враз запричитал, паясничая. – Я, между прочим, качалку себе купил! Буду отбиваться!
Гогочу. Взгляд ему в глаза. Коварно, хитро щурюсь:
- Но тут-то ее у тебя нет! А у меня шампур – есть!
Округлил очи. Замер, не дыша. Еще миг – и дернулся:
- Не, ну вы слышали?! Эта Фестивалина меня на дуэль вызывает, и даже без повода!
Давлюсь смехом:
- Как так без повода? А честь дамы? По-моему, самый что не есть стандартный повод! И че за «фестивалина», а?! – злобно (наигранно) гаркнула я, показав кулак. – Признавайся… че это еще за хрень на твоем безбашенном, единоличном диалекте?
Загоготал, пристыжено отведя в сторону взгляд:
- И запомнила же… Да так. Лучше тебе не знать, - гыгыкнул.
- Мирашев, я тебя сейчас четвертую! А не буду распыляться на иглоукалывание! Быстро признавайся, что это еще за гадости!
Цыкнул вдруг кто-то позади нас. Обернулась я, устремил и взор Мира: Лешик стоял с «чернявеньким» шашлыком на шампуре.
- Держите, хохотуны! А то совсем уж сгорит!
- О-о-о! – взревела я. Ржу: - Это самое что не есть любимое для Мирашева: снаружи обгорело, а внутри – еще кровяку пускает.
- И все-то ты помнишь! – резво протараторил, съязвил. – Сейчас тебе «чупы» намешаю – и будешь тут бегать… фестивалить.
- Отсюда фестивалина? – мигом разворачиваюсь, невольно дернувшись, едва не выбив из рук своего нахала еду (что уже умудрился взять, забрать у Алексея).
Гыгыкнул:
- Нет, ты точно опасная женщина. Боюсь я уже тебя.
- Ну, всё! – гневно и окончательно. – Рыдать тебе сегодня долго и нудно… Жестоко накажу. Пусть только домой вернемся!
- М-м-м, - вдруг загадочно, вожделенно протянул. - Если это то, о чем я думаю, то… Ребята! – внезапно разворот – и кинул взор на Леху, что уже поскакал за новой порцией шашлыка. – А вы не знаете адрес ближайшего «секс-шопа»?
- А он у нас есть? – гоготнула смущенная Жарова.
- Еще как, - со стопроцентной уверенностью выдал Мирон, закивав головой. – Но тебе лучше туда одной не соваться – детскую психологическую получишь. Вон… своего кавалера под руку – и вперед, тогда да… может, даже че себе присмотрите.
Заржала парочка в момент, но смолчали, залившись краской.
- Слышь ты, эксперт, - стукнула озлобленно я в плечо Мирашева. – Хватит народ пугать. Лучше меня покорми!
- Опа! – съязвил, заливаясь ухмылкой. – Че это мы такие? Понравилось, что ли?
Тотчас уколол меня воспоминанием, отчего вмиг спрятала я взор, поежилась. Черт. За эту неделю… или сколько там уже прошло, мир как будто вовсе перевернулся. Вовсе смелость прошлое… и все стало не просто на свои места, а… явило в реальность самые мои несбыточные мечты (несмотря даже на кое-какие нюансы)… и страшно, невероятно осознавать, что всё «то» - было действительно… и не просто с кем-то, а со мной, с нами…
- Не грузись, - внезапно шепнул вкрадчиво Мира и поцеловал меня в губы. Отстранился. Глаза в глаза: - Я буду только рад, - ухмыльнулся. – Только пальцы мне не откуси, ладно? – гыгыкнул и тут же принялся нагло, резво, грубо заталкивать мне в рот огромный кусок мяса.
Давлюсь и едой, и смехом. Откусить кусок – и силой отстраниться.
Ржу сквозь напханный рот:
- Ты так мне пихаешь усердно, будто это не шашлык… а я не знаю что…
Рассмеялся, но еще миг – и состроил шутливую, возмущенную рожицу:
- Какие мы пошлые! Жуть! С кем я связался?!
***
Наевшись до отвала, развалились на земле. И опять каждый в своем углу: мы с одной стороны от беседки, на песке, ближе к реке, а те – с другой (в теньке да на травке).
- Слушай, Мир… - перевернулась я на бок, не размыкая его объятий – поддался. Взгляд в глаза: - Вот ты много обо мне знаешь. А я о тебе, - поджала губы на мгновение, - ничего.
Ухмыльнулся. Но миг - и вдруг, паясничая, прищурился:
- Нам, партизанам, не велено сдавать свои позиции!
Ржу:
- Нет, ну серьезно! Кто ты, откуда? Кто твои родители? Есть ли братья, сестры? Кто ты по образованию? – сложила «лапки» у него на груди и умостила сверху подбородок. И хоть не особо удобно было, а все же с удовольствием пялилась в полюбившееся уже до одури… лицо этого странного человека.
Хотел, было, видимо пошутить – отшутиться, как всегда. Но еще мгновение зрительного боя – и сдался. Хмыкнул. Шумный вздох – и отвел глаза в сторону. Взор поплыл около, а затем и вовсе устремился, утонул в небесной дали.
- Кто-кто… что? – не смог не съязвить. Прокашлялся: - Сам родом отсюда. Это вы – приезжие, «варвары»-налетчики, - гыгыкнул. Не отреагировала я на шутливый укор. Помолчал немного, сражаясь с какими-то своими тяжелыми рассуждениями, мыслями. - Родители… ну… мать ушла, бросила нас, когда мне было лет пять, а брательнику, - немного помедлил, - лет семь… Да, семь - на два года, если не путаю, он меня старше. И, да, - рассмеялся пристыжено. – Брат у меня есть, родной, - взор в очи. – И ты его даже знаешь, - поежилась я тотчас… лишь бы не Мазуров, умоляю (!) – Кряжин, - огорошивая, перебивая зародившуюся истерику. – Врач из больницы, который нам помогал. Жены фамилию взял. Вот так и разошлись мы окончательно… Вообще, мы очень разные… Вон, - кивнул головой на меня, – как вы с Риткой.
- Она мне не родная, - перебиваю. – Двоюродная. Это Рожи близкая родная.
- Ну, - ухмыльнулся. – Какая разница… выросли-то вместе. Да и… будто они похожи? Разве что, я не знаю там, - улыбнулся, - глазами. Или ростом… А в остальном – диаметральная противоположность, как и вы с ней. – Скривился вдруг: - Ладно, не о том. Батя нас один воспитывал. Но пока мать не ушла – бухал в свое время частенько, организм посадил, да еще курил, как паровоз, а потому… не удивительно, что нам и двадцати не стукнуло, как он… того. Кряга на медика учился. А я – так, ПТУ, потом в техникум попал, но не доучился – выгнали за прогулы. Куда мне? – ржет. – У меня… улица, дела. Причем… уже тогда не куклам головы отрывали, - гоготнул. – Так что… а их чертежи и сопли – не для меня все это.
- А в армии служил?
Заржал откровенно:
- Я? – ядовитая ухмылка. Шумный вздох, подавляя смех. Прокашлялся. – Нет. Сначала не нашли… чтоб забрать. - Рассмеялась уже и я (сдержано), не прокомментировала. – А потом… и интерес отпал… - немного помедлил, - не без кое-каких рычагов. А ныне – уже и поздно.
Остаточный мой хохот – и наконец-то совладала с собой.
- Так, подожди, - пронзенная мыслью, вмиг замотала я лихорадочно головой. – А по профессии ты кто? – несмело улыбаюсь.
Взор в глаза – даже приподнял голову:
- Че? – гогочет. – Тоже дипломную хочешь мне защитить?
- Дурак, что ли? - обижено я гаркнула, спрятав взгляд.
- Да че ты, Малыш? Шуток не понимаешь? – захохотал. Расселся. Привстала и я. Обнял, сгреб в охапку – и усадил себе на колени, прижав спиной к своей груди. Шепотом развеселым на ухо: - Лично мне понравилось. Все как в аптеке – получите… распишитесь.
- Ну, - надула я губы еще сильнее. – Не все такие, как я там. Наш универ тем и славится, что не взятками рулит, а знаниями.
- Ага, - заржал враз. – Потому и тачки такие дорогие у некоторых преподов. Вообще… никто и никогда не отменял ленивых двоечников, которым тоже нужен «билет профпригодности», а потому… почему бы и нет? Отличная оферта.
- А ты и такое слово знаешь? – заржала я.
И едва не хором:
- А ты нет?
Загоготал Мирон, поражаясь моей издевке:
- Да ладно? Когда это я успел так спалиться? – хохочет.
- Было дело… было… - добро иронизирую. – Ладно, - перебиваю, причем саму себя. – Так кто ты по профессии?
Рассмеялся пристыжено:
- Только не ржи! – сдавленный смех Мирашева. Молчу партизаном – давлю в себе любые позывы ответить ему тем же. – Электрик.
- Да ладно! – невольно визгом. Живо провернулась в объятиях. Взор в глаза: - Не врешь?
- А че? Нет… - гыгыкнул сдержано.
Хмыкнула. Развернулась.
- А че? – загыгыкал взвинчено. – Слишком простецкое, что ли? Или думала на мордобойщика, палача и «предпринимателя» меня там учили?
- Палача? – и снова обернулась, обрушивая взгляд ему в лицо.
Ядовито ухмыльнулся, цыкнув зубом:
- Пред-при-нимателя, - ехидным вердиктом.
***
- И че, маму никогда не искал? – несмело шепнула я, уже едва не засыпая в его теплых, нежных объятиях, убаюканная различными его откровениями, веселыми историями из жизни, юности…
Тихо рассмеялся:
- Шутишь? Эту ш*лаву? Если уж на*** дети свои не нужны – вон… за сколько времени ни разу не попыталась связаться… Ладно, я – дол***б, если верить Кряге и бате покойному, но этот… Серега – он-то… хоть до раны прикладывай цацу… Чего его так, а? И потом, мы были еще малыми. Да, непослушными забияками, но как все дети… Нет, Вероник. - Жестко, приговором: - «Умерла»… так умерла.
Жуткая, жалящая тишина пролегла между нами, язвя воспоминаниями, ощущениями…. Размышлениями.
- А ты? Когда своим-то звонить будешь? Небось, ждут с новостями… да и так, в гости.
- Ну куда мне? – гаркаю. Хотя…. И явно лгу, причем не так ему, как себе – находя оправдания. Синяки только по телу еще кое-какие остались, а так – глянешь в зеркало… кроме как новой прически (А Мирашев меня даже в парикмахерскую сводил – не понравилось ему, почему-то, его собственное творение «ровнятеля») - … всё, как прежде.
Да и опять Рожа – что… врать? А потому… нет, не хочу.
Но поддалась уговорам. Отзвонилась, успокоила. Наплела вынужденно с три короба, что с Женькой пока, как и прежде, останусь жить. Что ее родственники с нормальной работой подсобили – и точка. Успокоила маму, что все хорошо… и если что, Рожа всегда за мной присмотрит. В общем, д*рьмово стало на душе – но… если хоть чуток тем станет спокойнее свою рутину переминать, то и мне хорошо…. Ибо, что еще надо?