Берегись своих желаний!
Алиса уволилась. Да, она семь лет шла к профессии, училась, стажировалась, но перегорела неожиданно… Вот просто – раз, и закончилось желание служить людям, вылечивая их зрение. И диплом врача стал жечь руки, давить на совесть, сердце, настроение. Постоянная депрессия привела к тому, что в свои неполные тридцать лет Алиса жила как пенсионерка: никуда не ходила, ни с кем не встречалась, только забивалась в дальний угол жизни и чего-то ждала.
– Перелистай книгу желаний детства, – сказала неожиданно вслед молодому офтальмологу с усталым взглядом старая вьетнамка, которая сидела в электричке напротив. Женщина, больше походящая на мартышку троекратной сеткой морщин на лице, изнутри светилась спокойным ровным светом уверенности.
Алиса не успела ей ответить, вышла на платформу и …. впала в ступор. Перед глазами промелькнули желания детства, юности. Заныло внутри, где-то ниже сердца…
«Да! Да, дурында я! Я же мечтала в детстве о глине и гончарном круге, о греческом языке и сиртаки…» На планете ничего не происходило, но внутри самой Алисы мир завертелся стремительно и во все стороны разом. Скорости душевных ломок были сверхзвуковые, но женщина стояла как статуя – не делая и малюсенького шага вперед, назад или в стороны. Как выглядело со стороны ее поведение – женщину вдруг перестало заботить. А ведь она всю предыдущую свою жизнь мерила общей линейкой: как положено – школу с отличием покинула, из семьи врачей в третьем поколении – в медвуз, потом надо в аспирантуру…. А гончарный круг? А страсть по путешествиям на велосипеде, а греческие танцы, Эгейское море и язык богов? Вот только забыла молодая женщина, что течет в ней каулчакская кровь, и про эти гены предков забывать никак нельзя… И о том, что мама шила за нее в школе фартуки и пекла печенье, не вспоминала. И слова тетки родной из памяти выветрились: "Не твое это - рукоделие. Не берись, Алиса!"
Круша все свои правила, Алиса в три дня уволилась, продала две мамины шубы, повесила объявление о продаже участка и летнего домика на берегу озера. Всегда знала, что спать в этом домике она будет только со снотворным – дико боялась ночевать неподалеку от воды. Так зачем дом хранить, если он будет тихо гнить от грусти одиночества. Еще три дня – в руках есть адрес школы народных промыслов, адрес педагога-грека… Начинается новая жизнь!
«Пусть такая жизнь будет у меня полгода (на большее денег не хватит), но эти шесть месяцев я буду счастлива. А потом снова упаду в обычную, занудную жизнь без полета души. Но… пусть они будут, мои полгода вихря сбывшихся мечт!»
- Алиса, не торопитесь. Все придет в свое время, – преподаватель гончарного ремесла с тревогой смотрел на попытки Алисы на втором же занятии создать шедевр. Ему не раз приходилось остужать пыл особо старающихся, но эта женщина совсем не обладала терпением. Алиса даже затылком чувствовала недовольство инструктора, но она так невообразимо долго внутренне ждала часа единения с глиной, что не могла унять ни дрожь в пальцах, ни безумное стремление здесь и сейчас сотворить нечто! Только к концу третьего занятия получилось пригасить жар созидания до степени, когда Алиса смогла услышать и вдуматься в инструкции.
– Вот. Теперь все должно получиться, - улыбка Анастаса обнадежила. Алиса оглянулась на таких обучающихся, как и она сама – бабульку лет шестидесяти и старшеклассницу. Те были очень послушные ученицы, и потому их результаты выглядели гармоничней и уверенней.
Три недели обучения пролетели быстро. За это время у Алисы появилась своя мастерская – она арендовала на четыре месяца подвал в соседнем доме. И даже привела его в соответствии со своим вкусом в крутую мастерскую. Гончарный круг, печь, глина, баки с водой, а также музыкальный центр и кофемашина – что еще нужно, чтобы уйти в мир творчества? «Берегись сама себя!» – прокричала ей во сне под утро странная женщина в ярком желто-черном платке. И плеснула в лицо морской водой. Выпрыгнув из кровати и сна одновременно, бывший офтальмолог прочувствовала такое биение сердца в груди, что едва не умерла. «Боже! Какая неприятная женщина! Напугала как!»
Через месяц неожиданно закончились уроки греческого языка – преподавателя срочно вызвали на родину. Теперь не надо было два дня в неделю тратить на поездку в соседний город на уроки. «Вау! Каждый день можно с самого утра пробовать творить!» Рвение к гончарному кругу было столь велико, что у Алисы опять дрожали руки от вожделения. Да еще подводили мелочи, на которые она раньше как-то не обращала внимания: лещадка – огнеупорная подставка для обжига – оказалась неудачной покупкой, не хватало хоры – полочки идеально ровной поверхности – для просушки, а бисквиты получались непременно кривоватые… Скорее всего, виновен в этом не глазомер или руки мастерицы, а плохо установленный круг. Но печь – необыкновенно тяжелая штуковина, которую грузчики, чертыхаясь и поливая всех и вся бранью, пристроили почти по центру полуподвальной комнаты, – мешала. Мешала комфортно сидеть за кругом. Его сдвинуть с места можно, но куда? Пол был настолько безобразно заляпан дюжину лет назад цементом, что местечка ровного не найти. И до процесса погружения пальцев в глину и состояния эйфории от действа Алиса шла рывками – то перемещала круг, то переставляла все по новой и разыскивала недостающее через интернет. Потом снова пыталась творить…. Почти каждый день Алиса набирала номер Анастаса. Да, она понимала, что ему неинтересно, скорее всего, выслушивать восторги или вопросы бывшей ученицы. Но удержаться женщина не могла. Ее распирало от желания поделиться огорчениями или радостями каждого дня, а кто, кроме мастера, прочувствует подобные переживания? Женщина сделала неимоверное усилие над собой: пообещала не звонить, пока не создаст вазу своей мечты!
Лето каждый день плакало дождями – то ливнями, то заунывной поминальной моросью. У Алисы находилось все меньше поводов пройтись по городу, сходить в магазин или сделать что-то по дому. Если бы в том подвале было место для раскладушки – она и не приходила б в свою квартиру.
– Алисонька! Вас вчера молодой человек разыскивал, даже письмо оставил…, – консьержка просеменила с письмом к Алисе, едва не уронив по дороге подставку для цветов. – Такой галантный молодой человек, с сильным акцентом.
Алиса уже поняла, кто это был. Не разворачивая письма. Такое впечатление на женщин всегда производил Арсен, давно ищущий возможность переманить Алису в свою клинику.
«Алиса! Срочно позвони мне. Есть потрясающее предложение. Не могу тебя разыскать. Твой номер не отвечает уже трое суток. Арсен»
О, конечно! Алиса совсем забыла, что есть цивилизация, и она требует быть с ней всегда на связи! Привычка современных людей – быть постоянно включенными в общение через телефон, интернет и соцсети. А женщина так увлеклась своим хобби, что, какой ужас! уже недели две не знает, где разрядился несчастный связной с миром марки Самсунг!
... Еще один месяц лета промчался, и полетели с тополей листья. Значит, осень близко.
– Послушай, мы три дня назад вернулись из деревни. И меня не оставляет ощущение, что я встаю и ложусь под какую-то музыку. А, дед? Ты не слышишь ее? – пожилая женщина даже ходить по дому стала в шерстяных носках, а не в тапках, чтобы перемещаться беззвучно и найти источник музыки.
– Ну, так хоть музыка красивая! А не дын-дын-дын, как у молодежи теперь. Слышу, – дед отхлебнул из кружки, - я эту музыку, но меня не раздражает.
– А где она? Ты вот уходишь из дома – то в магазин, то в аптеку, а я все время дома. И, мне кажется, уже на пятый круг за сегодня пошли эти самые песни. Я так с ума сойду!
На следующее утро и деда стало музыкальное сопровождение раздражать. Казалось, стены источали что-то цыганское или греческое. Собрались и в полдень пошли в домоуправление.
– Ну, дорогие мои, звукоизоляция в доме хорошая, не клевещите! – Круглый и усатый управленец был в хорошем расположении духа. Но сам предложил пройти и послушать, что поют старикам стены.
В квартире постоял, почти не дыша, потом ухо к стене прислонил.
– Так это, наверное, из подвала! Под вашей квартирой подвал, его сняла одна женщина, уже третий месяц как.
Усач предложил постучаться к ней. Втроем спустились, обошли дом, поскольку вход в подвал был с торца дома, постучались. В ответ – все та же музыка… И ни одного шороха кроме.
– Пойду за запасными ключами схожу, – посуровел усатый колобок.
– Хотя… Да, у меня же есть ее телефон! Сейчас, – управдом полистал блокнот, нашел запись «Алиса, подвал», набрал номер… Связи не было. Но рядом с номером был записан адрес, и толстячок помчался в соседний дом. Стариков будто холодом беды обдало… Сели на лавочку и взялись за руки, решив ждать…
Консьержка Алисиного подъезда обожала управдома, всегда угощала его чаем, даже с печеньем. Но сегодня только руками всплеснула:
– Да что ж такое! Алису уже два человека сегодня спрашивали. А я ее с неделю не видела. Случилось что-то?
В кресле холла сидел высокий и горбоносый мужчина лет сорока. От имени «Алиса» он поднял голову от блокнота, в котором писал что-то, и медленно поднялся.
– Вы тоже ее ищите?
Поднялись на этаж молча. Звонили в квартиру, стучали. Бестолково топтались у двери.
– Что, не отпирает? – Женщина, явно государственной службы – в погонах и с деловым видом – спустилась с этажа выше.
Оказалось, что Алиса не оплачивала квартиру уже третий месяц. И судебный пристав был прислан с напоминанием. Государственная дама тоже звонила в дверь, потом поднялась к еще одному должнику.
– Может, путешествует? В отпуске она, может, - пролепетала консьержка.
– Нет. Боюсь, надо вскрывать дверь, – рявкнул басом горбоносый.
– А вы кто будете? – Толстячок из домоуправления не любил, когда неизвестные личности громко приказы отдают.
Неубедительно прозвучали слова грека-преподавателя о причинах его волнения. Ну, перестала звонить Алиса. Так, разве в правилах бывшего преподавателя краткого курса ехать в соседний город и разыскивать бывшего ученика?
– Она необычная была… Это меня сразу смутило, – был ответ. Но он сильно встрепенулся, когда управдом проговорился о запертом подвале с музыкой внутри.
– Скорее туда! И вызовите полицию – надо вскрывать дверь!
Смятение и ужас так ясно проступили на его смуглом лице, что все кубарем скатились со второго этажа и разбежались кто куда: консьержка – за каплями валерьянки, усатый – искать запасные ключи, а пристав – звонить в полицию. Грек осел в холле в кресло.
– Надо было мне не ждать так долго! Три недели нет звонков, а перед этим с каждым ее разговором я ведь все отчетливей чувствовал странности в голосе.
Дверь подвала открылась легко. Сначала два молоденьких полицейских заглянули внутрь, заслонив остальным обзор. Грек потеснил их своим мощным торсом и сделал шаг вперед, уже потом просочились в помещение старики, управдом… Нелепая и ужасная в своей странности картина предстала перед ними. На стуле перед крутящимся гончарным кругом сидела женщина, охватив руками горлышко вазы. Сосуд вращался, музыка лилась из колонок у окна, лампа освещала работу сверху. И все это было, тем не менее, застывшей во времени картиной. По локоть в глине руки смотрящей в никуда женщины были измазаны глиной, но пальцы… О, ужас! Пальцы будто веревками обматывались вокруг шейки вазы. Будто они без костей! И еще одно не сразу, но резануло взгляд: шея женщины, лицо, да все открытые участки тела были будто восковые. Нет, скорее глиняные! Но не испачканные в жиже глины. А точно вылепленные….
– Мама дорогая!
Старушке стало плохо. Ее вывели на свежий воздух. Никто не мог решиться подойти. Анастас сделал пару шагов и тоже замер. Он лихорадочно искал выход. Это не смерть пришла в подвал, это предки каулчаков нашли себе мастера. Три дня тому назад он прочитал легенду о проклятии каулчакского народа: нельзя им увлекаться никакими народными промыслами – иначе их поглотит глина, зодчество, чеканка. Что угодно может засосать представителя впечатлительного народа. От того и осталась на планете всего горстка людей с их кровью в жилах.
– Ее нельзя трогать! – Рявкнул грек, когда управдом протянул руку к женщине.
Анастас доверился интуиции. Велел спустить через окно шланг с водой, и стал медленно слабым душем, под визг управдома поливать вазу. Вода стекала в огромный таз, который под столом держали парни-полицейские. Глина оплывала с горлышка вазы, с пальцев Алисы… Как только вода смяла форму сосуда, женщина шумно вздохнула и отпала назад, в руки управдома.
Из глубокого обморока мастерицу выводили долго, но, даже открыв глаза, она, казалось, ничего и никого не видела… Через полгода из больницы вернулась вроде бы та же, да не та Алиса – глаза из голубых навсегда стали цвета необожженной глины, да и спала она нервно. Но всколыхнулась в ней тяга к изучению языков. За три года Алиса выучила в совершенстве и греческий, и итальянский...
Греция встретила девушку как родную.