Глава 1
Перед катастрофой
Серый поезд неспешно отчаливал от платформы. Я усердно махал ему рукой, губы растягивались в счастливой улыбке. Наконец-то, свободен!
Колёса постепенно пробуждались, их движение ускорялось, перестук становился всё громче. Я шёл рядом с вагоном, а мать посылала воздушные поцелуи из окна купе. Новенькое широкое кольцо на её безымянном пальце мягко светилось золотом в лучах утреннего солнца.
Для полноты умилительной картины не хватало лишь белоснежного платочка в моей высоко поднятой руке.
Наконец-то! Я мечтал проводить мать под венец с тех пор, как начал что-то соображать. Двадцать один год она опекала меня так активно, что мне хотелось удрать на край света. Не сомневаюсь, мама нашла бы меня и там. Она появилась бы хоть в тундре, хоть в пустыне, возникла бы даже среди арктических льдов и обрушила бы на голову неблагодарного сына камнепад упреков в эгоизме и бесчувственности. Последней меня придавила бы глыба назойливой материнской заботы. Впрочем, я и так постоянно под ней барахтаюсь.
"Максюша, ты зубы почистил? Носочки надень беленькие! Они больше подходят к брюкам, что я на сегодня погладила... Никакой яичницы, ни в коем случае! Каша на завтрак – это полезно... Куда ты собрался? С кем? Когда вернёшься? Смотри, чтобы в девять был дома!"
Стоило возразить хотя бы в мелочи, как мать тут же пускала в ход свои главные козыри – сердечный приступ или скакнувшее давление. Спасибо непрестанному присмотру заботливой мамули: у меня нет ни друзей, ни, тем более, постоянной девушки. Учусь я в выбранном матерью частном институте ("Сынок, экономическое образование – то, что нам надо, я уверена! И зачем ездить на занятия, если тебя можно устроить в вуз рядом с домом?"), спортом почти не занимаюсь ("А если получишь травму? Я не переживу! Ты для меня всё!"). Несколько лет я думал, как обрести свободу, и не видел никаких вариантов.
Мечты о самостоятельности сбылись нежданно-негаданно. Весной мамина лучшая подруга Люсьена отмечала юбилей свадьбы. На торжестве мать и познакомилась с дальним родственником Люсьены – отставным полковником.
Несколько месяцев громкоголосый вояка разбирался с какими-то делами в нашем городе и осаждал хрупкую женщину с железным характером. Полковник использовал весь классический арсенал ухаживания. В доме не переводились букеты, конфеты, настойчивый поклонник заваливал мою мать подарками. Два-три раза в неделю они ходили в кино, театр, позже подключились и рестораны. Летом начались выезды на природу, а после недельной поездки на курорт мать наконец-то сдалась. Свадьбу назначили на начало сентября, и несколько дней назад счастливый жених торжественно надел кольцо на палец сорокалетней невесты. Друзья и родственники весь вечер и следующий день кричали: "Горько!" – в снятом для торжества кафе.
Сейчас длинный серый поезд помчит молодожёнов в Санкт-Петербург, там живет мой новоиспечённый отчим. Удаляющийся стук колес звучит как военная музыка: та-та-та, тах-тах-тах. Барабанная дробь с каждым звуком отдаляет от меня заботливую маму.
Питер – великолепный город! Мамуля всегда была в восторге от пышных царских дворцов, величественных соборов, музеев, мостов, романтики белых ночей. Для меня же главное достоинство Санкт-Петербурга – то, что он далеко, добираться до города на Неве поездом придётся больше суток. Не край света, конечно, но расстояние хорошее.
Последний вагон качнул на прощание округлым задом, прежде чем свернуть за поворот. Я вытащил мобильник, часы показывали четверть девятого. Если хочу успеть к первой паре – стоит поторопиться.
Я зашагал к вокзалу – двухэтажному серому зданию постройки сталинских времён. Строение крепкое и, если можно так сказать о доме, высокопарное: стены обильно украшены лепниной, на крышу взгромоздилась массивная скульптура – чугунная колесница с четвёркой коней. На колеснице тянет поводья некто в папахе. Таксисты, подрабатывающие у вокзала, воспринимают "шедевр" как талисман, а возница, застывший с высоко поднятым кнутом, получил кличку "коллега".
Взгляд оторвался от крыши как раз вовремя. На меня чуть не налетела Тася – известная всему району безобидная дурочка в живописных лохмотьях и дырявой соломенной шляпе с крупными бумажными цветочками. У меня машинально вырвалось привычное в таких случаях: "Извините!", – хотя как раз мне извиняться было не за что.
Тася молчала. В меня впился пронизывающий взгляд, словно сумасшедшая желала вывернуть мою душу наизнанку и узреть все желания, тайны, прошлое и будущее. Ее обычная глуповатая улыбка исчезла, бледно-голубые глаза переполнились ужасом.
– Двуликий!.. Двуликий!..
Тася попятилась, будто боясь, что я до неё дотронусь, а затем со всех ног кинулась назад. Я пошёл следом.
На привокзальной площади – обычная суета: народ с дорожными сумками спешит на автобусную остановку, автостоянку, к вокзалу. Таксисты ищут клиентов, через всю площадь катит древнюю тележку бабуля, продающая пирожки. Из ближайшего ларька с шаурмой ползёт неприятный, тяжёлый запах. В другом киоске продавщица торопливо раскладывает на самом видном месте сканворды, детективы в мягкой обложке и глянцевые журналы.
В центре площади возвышается памятник героям революции. Застывшие в камне угрюмые люди многие годы свысока взирают на постоянное мельтешение лиц, фигур, сумок и чемоданов. Я хмыкнул: из-за монумента выглянул и снова исчез край соломенной шляпы с ярко-красным бумажным цветочком.
Вдалеке показалась маршрутка. Городская сумасшедшая вылетела из моей головы, стоило прибавить шагу, чтобы успеть занять место поудобнее. Да и вообще, есть вещи гораздо важнее Тасиного бреда: сегодня у меня особый день – первый день свободы.
Маршрутка понеслась по городу, словно водитель тренировался перед гонками. Подпрыгивая на сиденье, я представлял, как, наконец, предложу Кристине куда-нибудь пойти. Надо посчитать, сколько денег из того, что оставили мать и отчим, уйдут на еду и квартплату, а сколько позволительно прогулять. На днях начну искать работу, хочу как можно скорее перестать от них зависеть.
Ранний подъем давал о себе знать: шестерёнки в мозгу ворочались медленно, глаза закрывались. Я начал мысленно рисовать Кристину. Сначала – изящный силуэт, потом – распущенные светло-русые волосы до пояса, почти уверен, что они мягкие на ощупь. Большие карие глаза, аккуратный носик и пухлые губы, высокая грудь, тонкая талия... Я так увлёкся, что ноздри приятно защекотало при воспоминании о пряном, чуть горьковатом аромате духов Кристины.
Девушка-мечта носит обтягивающие кофточки, обувь на изящных тонких каблуках и обязательно платья или юбки. Ни разу не видел Кристину в брюках. В постоянно сменяющихся маленьких сумочках первой красавицы института всегда лежат изящное зеркальце, набитая разными пузырьками, тюбиками и кисточками нежно-розовая косметичка и тонкие дорогие сигареты...
Может, стоит начать курить, чтобы спокойно общаться с девушкой на переменах и после занятий? Кристина перевелась к нам в прошлом семестре, а я всё не могу нормально поговорить с ней – рядом постоянно кто-то крутится.
Институт от остановки недалеко, за углом. Я привычно проверил рукава белой рубашки – не испачкались. Стрелочки на брюках ровные. Туфли немного запылились, но их можно почистить в институте, губка для обуви, как всегда, в сумке...
– Максим!
Я обернулся. Ко мне с радостной улыбкой подходила Дашуля – единственная на курсе "серая мышка". Она на ходу поправила старомодные круглые очки в отвратительной пластмассовой оправе. Я кисло улыбнулся в ответ.
С самого начала мы помногу общались. С Дашей вообще любит поболтать большая часть курса. Однако теперь, когда появилась Кристина, Дашуля начала всерьёз мне мешать: серая мышка слишком часто возникает рядом. Хуже того, в самые неподходящие моменты, когда я уже готов заговорить с Кристиной, Даша влезает с каким-нибудь пустяком. Я теряюсь, отвлекаюсь, и свидание с самой красивой девушкой института остаётся лишь мечтой.
– Привет, – бросил я.
– Максим, у меня послезавтра день рождения... Хотела тебя пригласить...
Напрасная трата времени: Кристина туда не пойдёт, они с Дашкой почти не общаются. Вполне достаточно будет пожелать Даше всего наилучшего и, может быть, купить шоколадку.
– Извини, Дашуль, вряд ли получится, я уже обещал...
Правдоподобный предлог сочинился с ходу. Дашка – хорошая девчонка, но как девушку её никто в институте не воспринимает. Как общую сестрёнку – да, как бесплатного репетитора – запросто, как щедрое хранилище конспектов по всем предметам – разумеется, но как девушку... Нет, Дашка – свой парень, общий друг.
Настоящие девушки совсем другие. Они интересуются косметикой, модой, причёсками. Красивые девушки ни за что не заведут разговор о политике и экономике. Они вообще не говорят о мужских делах – спорте, охоте, рыбалке, реформах и положении в стране. Послушать, правда, могут, но без особого интереса.
– Если что изменится – обязательно приду, – из вежливости пообещал я.
Даша на ходу вынула из большой сумки ключ от кодового замка. Резная калитка с тихим скрипом впустила нас во двор института. Табличка на металлических прутьях сообщала, что в жёлтом двухэтажном здании в далеком прошлом жил князь Головин. Дом несколько раз менял владельцев, пока наконец не превратился в частный институт бизнеса и права.
Железный забор, металлопластиковые окна и асфальтированная дорожка чужды духу старого здания. Родным ему остался лишь двор. Овальные клумбы пестрят осенними цветами, над которыми порхают бабочки. Старые раскидистые деревья укрывают двор от яркого солнца: перед зданием института разбит небольшой скверик. Где-то среди зелени листьев щебечут звонкоголосые птицы. По асфальтированной дорожке и нескольким тропинкам спешат современно одетые люди, тоже чуждые старому зданию.
– Наверное, лет так сто двадцать назад здесь проезжали кареты и прогуливались хозяева дома, – сказал я.
– Ага, по этой дорожке шли мужчина в старинном костюме и женщина в платье до земли. А вон там вышагивали воспитанные дети со строгой няней, – улыбнулась Дашуля. – Асфальта, конечно, не было, семья гуляла по мостовой или хорошо вытоптанной тропинке.
– Представляешь, что подумали бы князья, увидев, как теперь используется дом?
– Наверное, были бы в ужасе. По их родовому гнезду носятся студенты в кошмарной для позапрошлого века одежде и с жуткими манерами, – сказала Дашка.
– Точно, – засмеялся я. – Накрашенные девушки в брюках или коротких юбках – ужас для благородного семейства.
– Ну, молодые люди в футболках и рваных джинсах – тоже диковинка, – хмыкнула Дашуля.
Я с большим опозданием сообразил, что к институту одновременно с нами подходят многие студенты и преподаватели. Все они видят, как мы с Дашкой что-то весело обсуждаем. Стоит кому-то не так нас понять – могут пойти слухи. Раньше меня это не волновало, но теперь сплетни запросто доберутся до Кристины. Хотя мало ли кто может идти рядом с Дашкой? О таких девушках, как она, не сплетничают.
Я успел было успокоиться и вздохнуть с облегчением, когда встретился взглядом со старейшей педагогиней института. Преподавательница подмигнула мне с одобрительной улыбкой, хотя раньше обращала меньше внимания, чем на пролетающую мошку. А Дашка, между прочим, – одна из любимых студенток старушки.
– Максим, что-то случилось?
Ясные серые глаза смотрят с участием.
– Извини, Дашуль, задумался. Вчера в новостях слышал о готовящихся экономических реформах...
Я грубо, почти пинком подтолкнул Дашку к одной из её любимых тем. Гораздо лучше, если разговор будет выглядеть деловым. Дашуля попалась легко:
– Я недавно просчитывала несколько путей развития экономики в России. Не знаю, насколько получилось верно...
Дашка на раздражающе научном языке заговорила о возможном влиянии таких и сяких вариантов реформ на жизнь разных слоёв населения. Эх, ей бы сейчас на какую-нибудь студенческую конференцию, а приходится метать бисер перед единственным неблагодарным слушателем.
Глаза у серой мышки грустные. Обиделась, что ли? Вроде не на что.
Когда мы подошли к институту, я с трудом сдержал раздражение. То, что происходит, ненормально! Даша уже в который раз умудрилась мне помешать. Серая мышка не должна идти рядом, потому что на крыльце перед массивной дверью стоит Кристина, причём – редкий случай – одна. Девушка-мечта ослепительна в длинном зелёном платье в обтяжку и с распущенными волосами. В таком наряде Кристина похожа на русалку. Только русалки не курят, а красавица вертит между тонкими пальцами сигарету.
– Привет! Зажигалка найдётся? Ах да, Максим, у тебя же её никогда нет. Дашуль, у тебя новая сумочка? Симпатичная!
Я чуть не хмыкнул, невольно взглянув на Дашкину сумку. Может, и новая, но не вижу, чем она отличается от прежней – большая, чёрная, безликая, уж точно не "симпатичная". Ни в какое сравнение не идёт с маленькой округлой серебристо-серой сумочкой, украшенной вышитыми из бисера цветочками. Именно такой ридикюль, подходящий красивой девушке, и висел на плече Кристины.
Я мысленно выругался. Даже задержаться не могу! Ну, отправлю я отсюда Дашку, останусь – и что? Что я скажу? Хочу подышать с тобой одним воздухом? Глупее не придумаешь!
Я разглядывал Кристину, стараясь делать это незаметно. Память вбирала детали русалочьего образа, чтобы потом вновь и вновь их воспроизводить. Мы с Кристиной встретились глазами, я невольно отвёл взгляд. Теперь он скользнул по узким серебристо-серым туфелькам на высоких каблуках. Как говорит моя мать: сумка и туфли одного цвета – это классика, это сразу показывает, что у женщины хороший вкус. Наверное, вид Кристины моя требовательная мамуля оценила бы достаточно высоко.
И как только девушки сохраняют устойчивость в такой обуви? А Кристина не просто хорошо держит равновесие, движения русоволосой красавицы всегда легки и изящны.
Я покосился на Дашку. Никакого сравнения! Моя спутница шагает твердо и слишком широко, да и руками размахивает чуть больше, чем нужно. Косметикой Дашуля не пользуется, одета постоянно в джинсы и свободные свитера или рубашки, из украшений – только серебряное колечко с загадочной надписью: "Спаси и сохрани". От кого её спасать? Кто вообще обратит внимание на невзрачную девчонку-очкарика с дешёвой старой заколкой на тёмных волосах?
Кристина колец с непонятными надписями не носит, но при этом многие были бы счастливы кинуться ей на помощь. У девушки-мечты совсем другие украшения. На толстой золотой цепочке в небольшом декольте привлекает взгляд пара кулончиков – сердечко (куда ж красавице без такой подвески) и скорпион. На средних пальцах – золотые кольца, в ушах – длинные серьги с мелкими переливающимися камнями.
– Всем привет! Крис, ты опять без огонька?
– Рассеянность меня погубит, – улыбнулась Кристина
Ромка протянул девушке зажжённую зажигалку. Кристина поднесла сигарету к пухловатым губам.
– Так я всегда готов спасти, – обаятельно улыбнулся однокурсник.
Я раздражённо взглянул на него. Мало тут Дашули, так ещё нарисовался красавчик Полозов – сын местного богатея, до отвращения похожий на массу белозубых голливудских актеров. Везёт же некоторым – всё дано от рождения: внешность, деньги, бешеное обаяние, да и мозги неплохие.
Интересно, почему у Полозова волосы никогда не развеваются на ветру, не слипаются, не путаются? Вот и сейчас дунул ветерок – Дашкина челка растрепалась, длинные волосы Кристины затрепетали, мои вихры наверняка поднялись дыбом. А у Романа причёска, как всегда, идеальная: короткие кудри – волосок к волоску, даже выбившиеся пряди кажутся запланированным "художественным" беспорядком. Каждый день к парикмахеру бегает, что ли?
Широкая улыбка обнажила слишком ровные зубы Полозова. Роман убрал зажигалку, а я в очередной раз подумал: "Пожалуй, пора начинать курить".
– Да, ты не дашь пропасть без сигаретки, – Кристина весело стрельнула глазами. – И вообще не дашь пропасть и закиснуть в повседневной скуке. Я-то знаю!
– После этих реформ можно было бы повысить государственные пособия, зарплаты бюджетникам... – продолжала увлечённо рассказывать Дашуля.
Полозов галантно распахнул перед ней дверь.
Кристина бойко отвечала на какую-то Ромкину шутку. О нас она уже забыла. Я поплёлся за Дашей, вполуха слушая, на сколько процентов можно было бы повысить зарплаты, пенсии и субсидии.
– Крис, а у меня на этот вечер есть лекарство от скуки! Пошли сегодня?.. – заговорил за спиной Полозов.
Я раздраженно захлопнул дверь. Ну вот, вечер насмарку! Если бы не Дашуля, всё могло получиться по-другому. Каждому своё: кому-то после занятий развлекать Кристину, а мне – слушать Дашкины идеи о росте экономики.
Домой я возвращался уже в сумерках, усталый, голодный и злой. До этого, ненавидя себя за слабость, прятался за деревьями у выхода из института. Мне нужно было убедиться, что Кристина действительно отправилась куда-то с Полозовым. Ромка после занятий засел в библиотеке, Кристина куда-то ушла. До последнего я надеялся, что их свидание сорвётся, но девушка-мечта через пару часов вернулась. Я смотрел, как она идёт навстречу Ромке по парку института, и руки невольно сжимались в кулаки.
Кристина с Полозовым встретились посреди безлюдной аллеи. Роман обнял девушку-мечту за талию. Он что-то сказал, и Кристина переливчато рассмеялась. Я скрипнул зубами, глядя, как красивая пара неторопливо направляется к выходу из парка. Они прошли совсем рядом. Воздух заполнили ароматы пряных, чуть горьковатых духов и дорогого мужского одеколона. До меня долетел шёпот Полозова и смех Кристины. Роман чмокнул её в щечку. Хорошо, что не в губы, но это слабое утешение – вечер только начинается.
– Тебе там понравится, – сказал Полозов, когда они подходили к автостоянке.
Чёрный спортивный автомобиль с крутыми номерами с визгом рванулся со стоянки. Ромка как-то рассказывал, что дорогущий четырёхколесный друг – подарок Полозова-старшего на совершеннолетие. Я проводил машину тоскливым взглядом.
В который уже раз жалею, что не поступал в обычный вуз. Здесь на фоне большинства студентов я выгляжу оборванцем. Машины нет, бешеных карманных денег – тоже. Дорогостоящих увлечений себе позволить не могу, даже бильярдные правила для меня – дремучий лес. Количество влиятельных родственников и знакомых равно нулю. Чем я могу привлечь такую девушку, как Кристина? Особенно если сравнить меня с Романом Полозовым.
В животе заурчало. До дома несколько минут ходьбы, а там ждут остатки со свадебного пира. Совсем не так я представлял первый вечер без материнской опеки. Уж точно не в компании телевизора и холодильника.
Ладно, хватит травить душу. Вместо свидания с девушкой-мечтой придётся доедать мясные и рыбные деликатесы, салаты и последние кусочки свадебного торта. Кого бы позвать, чтобы хоть веселее стало? Не Дашку же, в самом деле!
Зазвонил сотовый. Из трубки полились знакомые раздражающие вопросы:
– Максюша, ты уже пришёл домой?.. Не забудь покушать, только обязательно разогрей мясо. Холодным не жуй, слышишь? И пережёвывай хорошо, не глотай кусками, а то знаю я тебя...
Я молча скрипел зубами. Представляю, что обо мне думает отчим, если сейчас слышит мамулины наставления! Полное ощущение, что мать считает меня детсадовцем. Или всё же кем-то постарше, судя по следующим вопросам:
– Кого ты видел в институте? Как прошёл семинар? Ты там не молчал, надеюсь?
Я отвечал коротко, сквозь зубы, и боролся с желанием отключить телефон. Бессмысленное дело! Мать не поверит в разрядившийся мобильник, она сама на ночь ставила мой сотовый на зарядку. Да и потом, мама всё равно дозвонится на городской телефон и продолжит разговор, как только я доберусь до дома. Да еще и выскажет всё, что думает о брошенной трубке.
К счастью, серый поезд скоро въехал в зону, где нет сотовой связи, и мамулины вопросы и наставления оборвались на полуслове. Я тут же с удовольствием отключил мобильник. Теперь в случае чего молчание моего телефона можно будет свалить на плохую сотовую связь в поезде. Одного контрольного звонка от мамы на сегодня достаточно.
Я ускорил шаг. Чтобы попасть домой, нужно было пересечь всего несколько дворов. Один из них уже остался позади, когда кто-то проскрипел за спиной:
– Слышала? Тасю-то сегодня увезли. Совсем, бедолага, разума лишилась! С утра носилась по двору перепуганная, кричала что-то про опасность. В городе, говорит, двуликий появился...
Я обернулся. Неподалёку прогуливались две бабуси. Одна везла коляску с толстеньким внуком. Малыш с упоением то облизывал, то грыз яркую игрушку. Другая выгуливала на длинном поводке таксу. Собачка присела у ближайшего куста. Малыш попытался сказать: "Ав-ав", его горящий взгляд не отрывался от таксы.
– Вот горе-то, – покачала головой бабушка с коляской. – Не дай Господь так из ума выжить.
– И не говори! Так представляешь, она выпросила у кого-то телефон. Дурочка-дурочка, а звонить, оказывается, умеет и номер наизусть знает. Приехала её сестра и куда-то увезла Тасю, даже вещи её не стала из дома забирать, – с удовольствием выкладывала новости вторая. – Хотя что там брать-то? Линда, пойдем, моя девочка! – бабуся слегка потянула за поводок.
Надо же! Оказывается, Тася жила неподалёку от меня.
Я потащился в сторону дома, ноги еле двигались. С каждым шагом всё больше наваливалась усталость. От голода начинала кружиться голова. Весь день мне ничего не хотелось, а теперь организм настойчиво требовал еды, даже желудок впервые в жизни заныл. Я сел на лавочку в пустом дворе. Кажется, в сумке с пятницы завалялся недоеденный сникерс.
Шоколадка нашлась между толстыми тетрадями. Однако есть я не смог: от одного вида приторного батончика с большими орехами меня чуть не стошнило, почти сразу начал бить озноб. Заболеваю, что ли?
Сил подняться не нашлось. Я лёг на лавочку, глаза слипались. Полежу немного и начну потихоньку двигаться к дому, осталось проковылять совсем немного.
Не знаю, сколько времени прошло в тяжёлой дреме. Я застрял где-то между сном и явью: нормально воспринимал всё окружающее, но не мог открыть глаза. В душном воздухе витало множество запахов – вонь подгоревшей еды из открытых окон, смешанные ароматы мужских и женских духов, принесённый откуда-то лёгким ветром чад шашлыков, смрад стоящих в другом конце двора мусорных баков и кошачьего туалета, запахи земли, травы и многие другие. Все они смешались, и теперь причудливый букет бил в нос. Казалось, у меня в несколько раз усилилось обоняние.
Где-то наверху скандалила парочка, иногда доносились удары и яростное звяканье: темпераментная женщина била посуду, доказывая свою правоту. Несколько пар ног прошли мимо с топотом, шарканьем и цоканьем каблучков. Раздражённый женский голос прямо над моей головой бросил: "Пьянь!". Звук шагов оборвался, скрипнула дверь подъезда.
Я не понимал, что происходит. В голове крутилось: пора двигаться к дому. Тяжёлые веки с трудом разлепились. Надо мной во всей мрачной красе раскинулось чёрное, грозное небо. Его почти полностью затянули тучи, в бескрайней тьме тускло светились лишь несколько крохотных звёздочек.
Впервые в жизни меня, как говорится в низкопробных мелодрамах, охватило предчувствие неведомой и неотвратимой катастрофы. Никогда не был особо впечатлительным, предвидения и прочая подобная ерунда – для меня лишь сказки. Сейчас же в голове снова и снова звучали два голоса. Один – грубый и низкий голос Таси – испуганно твердил: "Двуликий!", а другой, незнакомый, холодно шипел: "Мой".
Я потянулся. Непривычная к жёсткому спина ныла от деревянной скамейки. Казалось, болят не только мышцы, но и кости.
Двор освещал всего один фонарь, да и тот у соседнего дома. Фонарь тускло мерцал, словно собирался вот-вот погаснуть и уснуть вместе со всем городом. Его света было маловато для безлунной ночи. Интересно, который час? Я полез в карман за отключенным мобильником. Мать наверняка уже оборвала домашний телефон.
Начало одиннадцатого. Двойной писк подал сигнал о принятом сообщении. Сотовая компания любезно информировала, что мать за это время набирала мой номер двадцать три раза. Наверняка мамуля успела придумать множество сюжетов для кассового триллера или ужастика, причем в каждом обязательно участвовал я в роли изуродованного трупа. Маму, конечно, надо отучать от ежедневных отчётов, но не так сразу, а постепенно. Надеюсь, она и сама понемногу уймётся, теперь матери есть о ком заботиться.
Абонент снова оказался недоступен. Ладно, перезвонит, как только в поезде появится сотовая связь. Главное, моя попытка дозвона будет передана ей в сообщении.
Я потёр виски. Небесные глубины притягивали взгляд. Из-за тёмных облаков выползал аппетитный жёлтый блин. Мой взгляд остановился на гигантской луне с тёмными морщинками. Она выкатывалась на небо прямо над головой. Никогда не видел такую огромную, идеально круглую луну, да ещё столь низко.
Я застыл на скамейке как парализованный, взгляд не мог оторваться от сияющего холодным светом жёлтого диска. Об асфальт глухо шмякнуло: телефон выпал из ладони. Меня согнуло пополам, из горла вырвался хриплый стон, и я кувырком скатился с лавочки. Заныло ушибленное колено. Что-то несколько раз перевернуло меня и с размаху швырнуло под скамейку.
Я старался сгруппироваться, но тело билось об асфальт, о землю, о деревянные ножки лавочки. Попытки кричать и звать на помощь оказались бессмысленны: вместо крика вырывались только хрипы и звериное рычание. Голова моталась из стороны в сторону, тело сотрясала дрожь. Живот с силой вжался в землю, неподъёмный груз расплющивал спину и раскинутые руки.
Всё прекратилось мгновенно. Я распростёрся под скамейкой. Боль ушла без следа, но подняться получилось не сразу и только на четвереньки. Мысли ворочались как тяжёлые каменные глыбы под мощным напором воды – сначала медленно, потом – ускоряясь. Я думал, что надо ещё раз попытаться позвать на помощь, когда взгляд остановился на руках, вернее, на том, что должно было быть моими руками. Я сморгнул. О землю опирались мощные когтистые лапы, покрытые тёмной шерстью.